Предварительная публикация доклада кандидата исторических наук Александра Александровича Киселева к предстоящей 20 января 2013 г.  конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя».

Польское восстание 1863–1864 гг. поставило перед российскими властями вопрос о политической лояльности чиновников из числа местных уроженцев католического вероисповедания. Большинство из них проявляли нескрываемую симпатию к политическим и национальным идеалам польского восстания, пополняли ряды повстанческих отрядов, оказывали им всякого рода услуги: от информирования повстанцев о мероприятиях военных и гражданских властей до хранения агитационных материалов и игнорирования распоряжений высшей администрации края.

По мнению виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева, польское восстание 1863–1864 гг. приобрело широкий размах благодаря тому, что «все нити … сосредотачивались в руках туземных чиновников, наполнявших присутственные места и канцелярии, и поэтому имевших полную возможность скрывать от правительства все заговоры и политические организации, содействовать их развитию и парализовывать распоряжения правительства, касавшиеся пресечения зла в самом его начале» [1, л. 68]. В циркуляре от 19 июня 1863 г. он констатировал, что во «время настоящего мятежа, многие из чиновников и служащих лиц польского происхождения, оставив занимаемые ими должности, скрылись с мест своих жительств и присоединились к шайкам мятежников» [2, с. 377].

Все это потребовало решительно изменить традиционную кадровую политику российских властей в западных губерниях Российской империи. Однако перемена курса началась еще до назначения М.Н. Муравьева виленским генерал-губернатором. Так, в секретном распоряжении министра внутренних дел П.А. Валуева от 17 февраля 1863 г. на имя виленского генерал-губернатора В.И. Назимова санкционировалось начало кадровой чистки среди полицейских служащих Министерства внутренних дел. При назначении на должности по ведомству Министерства внутренних дел преимущество предоставлялось жителям внутренних губерний, однако среди местных уроженцев дискриминации подвергались лица католического вероисповедания. В новых условиях главным подтверждением политической лояльности чиновника становилась «без сомнений национальность избираемого лица», которая «представляет одно из главнейших ручательств, и потому коренное русское происхождение должно быть предпочитаемо туземному, в особенности римско-католического исповедания, отличающегося своим фанатическим направлением, столь враждебным основным законам империи» [3, л. 20]. Показательно, что конфессиональная принадлежность являлась для властей основным этническим маркером, в результате чего понятие «поляк» и «католик» в глазах администрации Северо-Западного края длительное время оставались тождественными.

Это распоряжение министра стало лишь первым шагом в кадровой политике по вытеснению чиновников-поляков и массовому замещению освободившихся должностей в крае чиновниками православного вероисповедания из числа уроженцев западных или внутренних губерний. В служебной записке виленского генерал-губернатора М.Н. Муравьева от 14 мая 1864 г. указывалось, что в западных губерниях следует все «высшие служебные должности по всем ведомствам, а также все места, имеющие прикосновение с народом, заместить русскими чиновниками, прочие же должности замещать русскими постепенно» [4, с. 575], что и было утверждено императором Александром II 22 мая 1864 г. В системе учреждений МВД после соответствующего распоряжения генерал-губернатора от 7 июля 1864 г. и запроса от 15 июля 1864 г., в котором требовалось указать численность чиновников польского происхождения в полицейских управлениях и фамилии лиц, подлежащих немедленной замене русскими чиновниками, последовали новые увольнения и перемещения. В частности, витебский губернатор В.Н. Веревкин 26 июля 1864 г. предоставил список из 43 чиновников польского происхождения, среди которых 39 человек занимали должности в уездных и городских управлениях МВД Витебской губернии [1, л. 14–17]. В целом из всего списка 16 (37 %) чиновников как благонадежных в политическом отношении губернатор предлагал оставить, а остальных «считал полезным заменить лицами русского происхождения ежели сии последние будут иметь потребные способности и честные правила» [1, л. 17]. Из 15 чиновников-католиков Гродненской губернии губернатором И.Н. Скворцовым предполагалось оставить на должностях всего 3 служащих (20 %), а остальных заменить на чиновников из великороссийских губерний [1, л. 19–20]. Минский губернатор П.Н. Шелгунов направил список из 25 фамилий, из которых на службе в губернии собирались сохранить всего 5 человек (20 %). Показательно, что  должность приходилось покидать даже доказавшим на деле свою лояльность чиновникам. Так, в служебной характеристике минского частного пристава А.Ф.  Бартошевича указывалось, что он «весьма благонадежен, оказал много усердия при розысканиях по поручениям полковника Лосева, при исполнении служебных обязанностей неоднократно подвергался оскорблениям со стороны поляков во время происходивших в городе манифестаций» [1, л. 43]. Однако частного пристава губернатор все равно рекомендовал перевести в одну из великороссийских губерний. Такая отметка встречается напротив фамилии 5 служащих, а остальных рекомендовалось просто заменить русскими. Только в рапорте могилевского губернатора А.П. Беклемишева от 18 сентября 1864 г. указывалось, что начальниками полицейских управлений «чиновники католики аттестуются с весьма хорошей стороны и всех их они желают оставить при занимаемых ими должностях, под личною свою ответственность за благонадежность в политическом отношении» [1, л. 46-47].

В феврале 1865 г. виленский генерал-губернатор М.Н. Муравьев еще раз напомнил губернаторам о том, что нахождение чиновников-католиков на службе возможно только после строгой проверки «личного состава штатных чиновников польского происхождения», причем проверяемые чиновники должны были засвидетельствовать политическую «благонадежность и преданность правительству не на словах, а на самом деле» [1, л. 69]. Циркулярное предписание заканчивалось пожеланием того, чтобы чиновники, которые «остаются в душе преданными революционным устремлениям мятежной польской партии» [1, л. 70], добровольно покинули государственную службу и не вынуждали власти прибегать к увольнению. По свидетельству П.А. Черевина в период генерал-губернаторства М.Н. Муравьева назначения на посты в губернии Северо-Западного края получили около 2000 чиновников из внутренних губерний, но вместе «с прежними не составили однако перевеса на стороне русских в общей массе чиновников и только впоследствии при г. Кауфмане стало число русских чиновников превышать польских» [5, с. 27].

После назначения в 1868 г. на должность виленского генерал-губернатора А.Л. Потапова во внутренней политике происходит частичный пересмотр некоторых методов в системе управления краем, сложившейся в период 1863–1865 гг. В области кадровой политики корректировка выразилась в том, что «мало-помалу – и, конечно, негласно – был расширен доступ поляков в государственную службу» [6, с. 266]. Вместе с тем некоторое отступление на практике от административных и политических принципов деполонизаторской политики М.Н. Муравьева не привело к пересмотру всей системы управления, в том числе и направленности кадровой политики в регионе. По крайней мере, в Минской, Могилевской и Витебской губерниях «на основании Высочайших повелений 27 июня и 2 ноября 1869 г. и 25 декабря 1870 г., лица польского происхождения не могут быть определяемы ни на какие должности» [7, л. 3]. Впрочем, несмотря на подобные запретительные меры, в белорусских губерниях сохранялись исключения из этого административного правила. В своей всеподданнейшей записке за 1885 г. витебский губернатор В.М. Долгоруков, считая «настоятельно необходимым и недопущение на государственную службу лиц польского происхождения» [8, л. 31], вынужден был констатировать, что в подначальной ему губернии служило 180 чиновников-поляков. Однако в полицейских учреждениях установка на дискриминацию католиков в доступе к классным должностям, по всей видимости, выдерживалась. Так, в 1885 г. среди классных чиновников уездных полицейских управлений Виленской, Гродненской и Могилевской губерний (исключая смотрителей тюрем, столоначальников и регистраторов) процент католиков был минимальным [9; 10; 11]. В частности, в Виленской губернии он составил 4 % (3 чел.) всех чиновников, в Могилевской – 1 % (1 чел.), а в Гродненской губернии среди 84 полицейских чинов католиков вообще не оказалось. Показательно, что на классных должностях казначея, бухгалтера и помощника бухгалтера в уездных казначействах процент католиков был заметно выше: 19 % (7 чел.) – в Могилевской губернии, 18 % (4 чел.) – в Виленской и 5 (16 %) – в Гродненской губернии. При этом католики замещали должность начальника уездного казначейства в то время, когда по ведомству МВД чины католического вероисповедания выше поста секретаря и заседателя управления не поднимались. Приведенные выборочные данные показывают, что чиновников-католиков не удалось полностью удалить с государственной службы в пределах западных губерний. Вместе с тем по ведомству МВД кадровая политика, направленная на недопущение католиков к полицейским должностям, сохранила свою силу и проводилась более последовательно, чем, например, по линии Министерства финансов. Впрочем, последнее не означает, что лица римско-католического вероисповедания вообще не имели возможности поступить на службу в полицию. Так, в 1903 г. в Виленском Городском полицейском управлении на католиков приходилось 75 % всех служащих, однако такой значительный процент достигался исключительно за счет 271 вольнонаемных городовых [12, л. 108]. На классных должностях по Виленскому ГПУ католиками были лишь 1 столоначальник, 1 письмоводитель и 5 околоточных надзирателей. Интересно то, что администрация губерний Северно-Западного края помимо конфессиональной принадлежности личного состава обращала внимание на этническую идентичность служащих. Среди католиков не оказалось ни одного поляка, зато проходили службу 84 белоруса и 194 литовца. В уездных полицейских управлениях доля католиков составила 34 %, однако высокий процент обеспечивался тем, что на службе находились 217 штатных урядников и стражников полицейской стражи, 22 вольнонаемных городовых и 17 писцов. Показательно, что среди них не оказалось ни одного этнического поляка, а католицизм исповедовали 235 белорусов и 21 литовец. Таким образом, при комплектовании состава нижних чинов полиции конфессиональные различия отступали на второй план, что обусловливало высокий процент католиков на службе в городских и уездных полицейских управлениях, по крайней мере, в отдельных губерниях Северо-Западного края в начале XX в.

Существенная корректировка внутриполитического курса российского правительства в западных губерниях произошла в период политического кризиса 1905–1907 гг. В указе от 12 декабря 1904 г. была обнародована программа будущих политических и административных преобразований в Российской империи, в том числе планировалось «произвести пересмотр действующих постановлений, ограничивающих право инородцев и уроженцев отдельных местностей Империи». В развитие этого постановления 1 мая 1905 г. был принят указ об отмене некоторых постановлений, ограничивающих права поляков в западных губерниях [13]. В самом указе не было никаких упоминаний о порядке прохождения поляками государственной службы в белорусских губерниях, однако к законодательному акту для сведения и руководства высших административных лиц было разослано секретное извлечение из журнала Комитета министров. В этом документе разъяснялась позиция высших органов власти по вопросу о кадровой политике в отношении поляков, желавших служить в Северо-Западном крае. Секретность разъяснения обусловливалась тем, что согласно российскому законодательству о государственной службе «различие вероисповедания или племени не препятствуют определению в службу» [14, c. 4], а имевшиеся ограничения для службы поляков в западных губерниях отчасти противоречили этому принципу государственной службы. Постановление следовало рассматривать как административное «наставление начальникам ведомств не замещать известные должности в Западном крае лицами польского происхождения, не создавая в то же время никаких препятствий к получению ими соответствующих должностей в прочих местностях империи» [7, л. 4]. При этом отмечалось, что это ограничение имеет «местное и временное значение».

К выписке из журнала Комитета министров прилагался перечень должностей, которые оставались недоступными для поляков в западных, в том числе белорусских, губерниях. Этот список служил начальникам государственных учреждений руководством для производимых кадровых перемещений. Согласно ему по ведомству Министерства внутренних дел для лиц польской национальности «закрытыми» оставались должности начальников и их заместителей в городских, уездных полицейских и  губернских жандармских управлениях; по ведомству Министерства финансов – должности управляющих казенных палат, управляющих акцизными сборами и таможенными округами, таможнями; окружные таможенные ревизоры; управляющие отделениями государственного банка, отделениями Крестьянского поземельного банка, Государственного дворянского земельного банка, а также уполномоченный в Виленском земельном банке. По Министерству земледелия и государственных имуществ «закрытыми» оставались посты начальников управлений земледелия и государственных имуществ, директора и управляющие средних и низших сельскохозяйственных учебных заведений. Полякам было невозможно занимать должности управляющих контрольными палатами, а также главных контролеров контроля железных дорог и над постройкой оборонительных сооружений в Ковно. Поскольку железные дороги относились к стратегическим объектам ведомства Министерства путей сообщения, то на такие посты как начальники, директоры и управляющие железными дорогами, управление которых находилось в городах западных губерний, а также по линии Московско-Брестской железной дороги, назначение поляков запрещалось. Такое же требование распространялось на заместителей должностных лиц данной категории, начальников службы движения и всех «агентов, имеющих в своем распоряжении сведения по мобилизации и передвижению воинских частей» [7, л. 2 об.]. Не меньшие предосторожности применялись в отношение замещения поляками должностей по «внутренним путям и шоссейным дорогам»: начальников округов и их помощников, инспекторов судоходства и начальника Висло-Неманского пути. В силу особой роли в крае системы учреждений Министерства народного просвещения негласные административные запрещения для поляков распространялись на должности директоров, инспекторов и начальников как государственных образовательных учреждений, так и «пользующихся правами правительственных учебных заведений». Кроме того, поляки не могли рассчитывать на место преподавателя русского языка и словесности, истории, педагогики. В «начальных училищах», то есть в области начального образования, для них была доступна лишь должность законоучителя римско-католического исповедания. Особый подход в кадровых перемещениях был выработан для чинов Министерства юстиции: область ограничений распространялась только на территорию виленского генерал-губернаторства. В Виленской, Ковенской и Гродненской губерниях лица польского происхождения не могли получить назначение на должности старшего председателя и председателей департаментов судебной палаты, председателей окружных судов, прокурора и товарищей прокурора в судебной палате и окружных судах. Все остальные должности по всем ведомствам являлись открытыми для поляков, однако в документе специально оговаривалось, что «перечень, конечно, не может быть понимаем, как создающий обязательство для начальников ведомств замещать все другие, не перечисленные в нем должности, в пределах Западного края, лицами польского происхождения» [7, л. 4].

В циркуляре за № 10 от 10 января 1906 г. виленский генерал-губернатор К.Ф. Кршивицкий, комментируя решение Комитета министров от 1 мая 1905 г., приказал руководствоваться следующими указаниями. Он дал ясно понять, что отмену ограничений для лиц польского происхождения нельзя трактовать как право «неограниченного определения их на эту службу» [15, л. 3]. Органы государственной власти в Северо-Западном крае должны «прежде всего сохранить облик русских учреждений» в особенности, когда получили развитие «крайние стремления инородческих элементов населения к обособлению от общерусской жизни» [15, л. 4]. Роль личного состава государственных учреждений в этих условиях заключалась в создании «надлежащего сплоченного противовеса» сепаратистским и революционным движениям [15, л. 4]. Показательно, что в черновом варианте циркуляра приводился пример участия в революционных беспорядках 1905 г. чиновников-поляков, служивших по ведомству Министерства путей сообщения в Управлении Полесской железной дороги. В этой связи на государственную службу могут быть приняты только те лица польской национальности, которые в течение более или менее продолжительного времени послужили по вольному найму, безукоризненны в политическом отношении при условии, что в данном государственном учреждении «элемент служащих инородческого происхождения не поглощал русских» [15, л. 4]. Все прошения об определении на службу поступали на личное рассмотрение генерал-губернатора с характеристикой политической лояльности кандидата и статистическими сведениями о национальном составе чиновников в органе государственной власти. Кроме того, губернаторам предлагалось изложить соображения о размере процентной нормы поляков среди чиновников края.

Гродненский губернатор И.Л. Блок в своем представлении допускал 10 % норму чиновников-поляков в составе служащих государственного учреждения. Однако он отмечал, что любой фиксированный процент имел бы «только формальное значение» [15,  л. 6], поскольку обстоятельства иногда вынуждают отступать от правил. В частности, гродненский губернатор сослался на то, что в губернии происходит «частое назначение врачей польской национальности только по той причине, что подыскание русских кандидатов, при ограниченности окладов содержания врачей в Гродненской губернии, было бы равносильно оставлению населения на продолжительное время без медицинской помощи» [15, л. 6].  В секретном отношении от 23 марта 1906 г. на имя виленского генерал-губернатора начальник управления Виленского почтово-телеграфного округа предлагал установить ту норму, которая была выработана в 1903 г. Военным министерством и  Министерством внутренних дел для почтово-телеграфных чиновников в Сувалкской губернии. Согласно инструкции среди низших чинов, служащих на железной дороге и почтово-телеграфных учреждений, доля русских (православных) должна составлять не менее 33 %, среди чиновников среднего звена – не менее 60 %, а «высшие должности должны быть замещаемы исключительно русскими людьми» [15, л. 39]. При определении процентной доли специально отмечался факт того, что чиновник не должен был быть женат на католичке. Кроме того, оговаривалось, что на пограничных станциях и важных объектах количество русских чиновников «должно быть соответственно увеличиваемо по указанию Начальника военных сообщений» [15, л. 39].

В какой степени рекомендации генерал-губернатора К.Ф. Кршивицкого были актуальными для местного руководства можно отчасти судить на основании сведений о личном составе чиновников отдельных учреждений Виленской губернии в 1906 г. Например, в марте 1906 г. во всех учреждениях Виленской и Ковенской губерний, входивших в состав Виленского почтово-телеграфного округа, насчитывалось 1151 человек, из которых только 25 (2,2 %) являлись католиками [15, л. 8]. В Виленской казенной палате из 199 служащих 20 относились к католикам (10 %) [15, л. 15]. В правлении Виленского округа путей сообщения штатные должности занимало 20 человек, из них католиками было 6 чиновников (30 %) [15, л. 22]. В Управлении земледелия и государственных имуществ Виленской и Ковенской губерний служило 35 человек, из которых 9 были католиками (26 %). Примечательно, что начальник управления вместо традиционной отметки о вероисповедании указал национальность сотрудников: 14 великоруссов, 12 белоруссов, 5 литовцев, 3 малороссов и 1 чех. В Виленской Контрольной палате согласно данным предоставленным ее управляющим служило 116 чиновников, из них лишь 10 (8,6 %) исповедовали католичество [15, л. 49].

Таким образом, большинство чиновников государственных учреждений Виленской губернии ко времени издания циркуляра относились к лицам «русского происхождения», причем критерием определения национальности служило, как правило, вероисповедание. Вместе с тем представляется важным практика применения циркуляра виленского генерал-губернатора № 10. Как представляется, губернаторы предпочитали не допускать массового притока на государственную службу поляков, в особенности в органы Министерства внутренних дел. По крайней мере, в циркуляре виленского губернатора от 23 августа 1907 г. уездным исправникам настоятельно рекомендовалось «в виду особых условий, в которых находится вверенная мне губерния в отношении национальных и вероисповедных вопросов, крайне желательным укомплектование полицейской стражи лицами православного исповедания» [16, л. 9]. При замещении должностей полицейских урядников лицами «инославного или иноверного исповедания» начальникам уездных полицейских управлений предписывалось в каждом случае входить с отдельным представлением на имя губернатора. В предписании виленскому полицеймейстеру от 31 декабря 1907 г. губернатор требовал от него «в видах постепенного сокращения числа католиков на должностях городовых, не прибегая, однако, без уважительных причин, к увольнению с этих должностей католиков, состоящих ныне на службе, озаботиться образованием кадра кандидатов на должности городовых из лиц, не принадлежащих к католическому вероисповеданию» [16, л. 13]. Причина такого отношения к лицам римско-католического исповедания раскрывается в секретном предписании виленского генерал-губернатора К.Ф. Кршивицкого от 27 февраля 1909 г. В нем он указывал виленскому губернатору, что «полиция, будучи призвана, между прочим, к наблюдению за недопущением польской частью местного населения противоправительственных действий с оттенком польской пропаганды, как например по открытию неразрешенных польских школ, по проведению в жизнь польских национальных идей в недозволенной законом форме, по моему убеждению не может быть пополняема, в произвольном числе случаев, лицами польского происхождения и римско-католического вероисповедания» [16, л. 32].

Примечательно, что польская национальность и католичество в большинстве случаев по-прежнему оставались неразрывными в представлениях местной администрации. Например, согласно постановлению Особого совещания начальников полиции Минской губернии в феврале 1913 г. было принято, что русским по происхождению считается лишь то лицо, которое исповедует «православную веру от родителей, рожденных в православии» [17, л. 69]. В этой связи показательно, что сам по себе переход в православие из католичества уже не отменял польской национальной принадлежности, но все же православное вероисповедание, а не язык и культурная идентичность, оставалось главным критерием в определении русской национальности в крае в начале XX в.

После расформирования виленского генерал-губернаторства одним из губернаторов вновь был поставлен вопрос о допуске на службу, в особенности по ведомству Министерства внутренних дел, «лиц польского и литовского происхождения, в виду отсутствия соответственных кандидатов из лиц русского происхождения» [18, л. 70] и установлении процентной нормы. В своем конфиденциальном письме от 18 сентября 1912 г. губернаторам западных губерний директор Департамента полиции Министерства внутренних дел С.П. Белецкий ссылался на циркуляр генерал-губернатора К.Ф. Кршивицкого от 10 января 1906 г. как наиболее адекватное с точки зрения аппарата МВД решение данного вопроса. Особую важность кадровой проблеме в западных губерниях придавал тот факт, что «чины полиции имеют непосредственное соприкосновение, в порядке надзора и репрессии, с проявлениями жизни местного польского общества, преследуемыми законом, напр.: в деле полонизации населения через открываемые тайные польские школы и тайную противоправительственную пропаганду, поддерживаемую и до последнего времени руководимыми лицами римско-католического исповедания» [18, л. 71]. В этих условиях появление на полицейских должностях в крае лиц польского происхождения, по мнению директора Департамента, было бы нежелательным, «так как трудно рассчитывать на вполне объективное и беспристрастное отношение к служебному долгу, в случаях коллизии его с вполне естественными национальными страстями и религиозными убеждениями» [18, л. 71–72]. Вакантные места в полицейских структурах края предлагалось заполнять лицами русского происхождения, чьи многочисленные ходатайства о принятии на государственную службу имеются «в отдельных частях центральных учреждений, в том числе и в Департаменте полиции» [18, л. 72]. Несмотря на достаточно четкую позицию по этой проблеме, директор предложил губернаторам высказать свои соображения и представить сведения о кадровой практике с 1 мая 1905 г. Так, в ответном письме витебского губернатора  М.В. Арцимовича от 13 января 1913 г. сообщалось, что в губернии по ведомству Министерства внутренних дел служит 1107 человек, в том числе 152 католика (13,7 %). Самый высокий процент католиков оказался среди служащих земских и городских учреждений самоуправления (687 чел.) – 17 %, по крестьянским учреждениям (133 чел) – 14 %, а вот в таких учреждениях как губернское правление, полицейские управления, дворянском депутатском собрании и канцеляриях предводителей дворянства (287 чел.) – всего 4,5 % католиков. Если говорить о лицах, занимающих классные должности, то в письме витебского губернатора приводились точные сведения по двум последним категориям служащих этого ведомства. В частности, католиками оказались 3 депутата от дворянства, 1 помощник полицеймейстера, 1 помощник пристава, 2 полицейских надзирателя, 1 заседатель дворянской опеки, 3 земских начальника, 4 делопроизводителя земских начальников и 16 канцелярских чиновников. В заключении витебский губернатор отметил, что приведенные данные свидетельствуют об отсутствии «особого стремления лиц католического вероисповедания к занятию должностей в правительственных учреждениях по ведомству МВД» [18, л. 73], что снимает вопрос о необходимости введения для них процентной нормы. Интересно, что этот ответ в министерстве сочли недостаточным и в письме от 25 января 1913 г. потребовали от витебского губернатора более детальных соображений. В ответном письме М.В. Арцимовича сообщалось, что среди 183 полицейских чиновников насчитывалось всего 4 чиновника-католика (2,1 %), назначенных на должности после указа 1 мая 1905 г. Эти чиновники в свое время были приняты на службу канцеляристами и «все они вполне отвечают своему назначению» [18, л. 74]. В целом витебский губернатор констатировал, что «представители администрации Витебской губернии пользовались Высочайше утвержденным 1 мая 1905 г. Журналом Комитета министров с большой осмотрительностью и допускали на классные полицейские должности католиков лишь изредка, в виде исключения, и при том таких лиц, которые при продолжительном испытании обнаружили выдающиеся способности и преданность правительству» [18, л. 74]. В принципе витебский губернатор признавал пользу от применения закона от 1 мая 1905 г., но, учитывая политические условия в крае, считал, что введение процентной нормы для чиновников-католиков не имеет смысла. По всей видимости, такой подход в кадровой политике был принят и в остальных белорусских губерниях.

Таким образом, ограничение доступа католиков на государственную службу в органы власти белорусских губерний после польского восстания 1863–1864 гг. становится одним из инструментов внутренней политики российских властей, направленной на деполонизацию края. Интересно, что политика по вытеснению поляков с постов в полицейских учреждениях МВД западных губерний началась еще во время управления генерал-губернатора В.И. Назимова. Вместе с тем ограничения при поступлении на государственную службу для католиков никогда в полном объеме в белорусских губерниях не выдерживались, однако в полицейских управлениях МВД их процент был минимальным. В период революционных событий 1905–1907 гг. вследствие либерализации внутриполитического курса кадровая политика была пересмотрена в сторону восстановления для католиков-поляков права замещения должностей в государственном аппарате белорусских губерний. Однако ключевые должности в местных властных структурах, в том числе городских и уездных полицейских управлениях, оставались закрытыми для лиц польской национальности. Кроме того, губернские власти были обязаны сохранить русский по характеру состав администрации в западных губерниях, что означало преобладание на постах чиновников православного вероисповедания. Несмотря на частичный пересмотр принципов кадровой политики, административная практика должностных назначений на территории белорусских губерний после 1905 г., по крайней мере, по ведомству Министерства внутренних дел, в большей степени ориентировалась на порядки, сложившиеся после польского восстания 1863–1864 гг., причем ограничения для католиков по некоторым позициям даже усилились. Это было обусловлено тем, что польское национальное движение в западных губерниях по-прежнему представляло политическую угрозу для целостности Российской империи.

1. По высочайше утвержденному 27 мая 1864 г. Положению Западного комитета о мерах к восстановлению в Западном крае православия и русской народности и подавления в оном проявлений польской пропаганды // Литовский государственный исторический архив. – Фонд 378. – 1864. – Д. 312.
2. Сборник распоряжений графа Михаила Николаевича Муравьева по усмирению польского мятежа в северо-западных губерниях 1863–1864 / Сост. Н. Цылов. – Вильно :  Тип. А. Киркора и бр. Роммов, 1866. – 385 с.
3. Об устройстве полиции в городах и уездах // Литовский государственный исторический архив. – Фонд 378. – 1863. – Д. 18.
4. Дакументы i матэрыялы па гiсторыi Беларусi (1772–1903 гг.)  / Пад рэд. Н.М. Нiкольскаго. – Мiнск : Выдавецтва Акадэмii навук БССР, 1940. – Т. 2. – 938 с.
5. Черевин, П.А. Воспоминания П.А. Черевина 1863–1865 гг. / П.А. Черевин. – Кострома : Тип. «Северный рабочий», 1920. – 76 с.
6. Западные окраины Российской империи. – М. : Новое литературное обозрение, 2006. – 608 с.
7. Извлечение из Высочайше утвержденного 1 мая 1905 г. журнала Комитета министров о порядке выполнения пункта седьмого Именного указа 12 декабря 1904 г. в отношении девяти западных губерний // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд 299. – Оп. 2. – Д. 13147.
8. Особая всеподданнейшая записка витебского губернатора о положении губернии вообще от 18 апреля 1885 г. // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд 1430. – Оп. 1. – Д. 54057.
9. Памятная книжка Виленской губернии на 1885 г. – Вильна : Тип. Губ. правления, 1884. –299 с.
10. Памятная книжка Гродненской губернии. Адрес-календарь и статистическо-справочные сведения. – Гродно : Тип. Губ. правления, 1884. – 412 с.
11. Адрес-календарь Могилевской губернии на 1885 г. – Могилев на Днепре : Тип. Губ. правления, 1885. – 228 с.
12. О числе католиков служащих в правительственных учреждениях в пределах Северно-Западного края // Литовский государственный исторический архив. – Фонд 378. – 1903. – Д. 275.
13. О порядке выполнения пункта седьмого Именного указа 12 декабря 1904 г. в отношении девяти западных губерний // Полное собрание законов Российской империи. –  Собрание 3-е. –  Т. XXV. – 1905. –  № 26163.
14. Устав о службе по определению от правительства – СПб. : Гос. типография,  1896. – Т. III. – 340 с.
15. О допущении на государственную службу лиц польского происхождения // Литовский государственный исторический архив. – Фонд 378. – 1906. – Д. 44.
16. О порядке замещения должностей околоточных надзирателей Виленской городской полиции лицами католического вероисповедания // Литовский государственный исторический архив. – Фонд 378. – 1907. – Д. 214.
17. Приказы Департамента полиции, минского вице-губернатора об увольнении в отставку офицерских чинов, прекращении бегства легкораненых с санитарных поездов, учета и контроля трофейного оружия, разрешение приобретения, хранения, выписки из-за границы оружия. Журнал Особого совещания сотрудников полиции Минской губернии 16-18 февраля 1913 г. об организации, правах и обязанностях полиции // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд. 705. – Оп. 1. – Д. 10.
18. Переписка должностных лиц с витебским губернатором о представлении сведений об уездных предводителях дворянства; об определении, перемещении и увольнении со службы разных лиц, о допуске лиц польского происхождения на государственную службу; о приезде в целях совершения террористического акта Фельдмана, имевшего свидание за границей с Савинковым // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд 1430. – Оп. 1. – Д. 54199.

Александр Киселев