Одним из главных и долгосрочных последствий победы Октябрьской революции была национальная политика Советского государства, определяющая и современную геополитическую конфигурацию постсоветского пространства, а также связанные с ней проблемы и противоречия. Национально-административное размежевание СССР сформировало территориальную матрицу его распада, а попытки тех или иных форм реинтеграции постсоветских государств неизменно наталкиваются на противодействие элит, ревниво охраняющих свой сравнительно недавно обретенный суверенитет.
Попытки реинтеграции постсоветского пространства, будь то Евразийский союз или Союзное государство России и Беларуси, по сути, воспроизводят ту же логику, на которой строилось политическое объединение республик в рамках СССР, - интернационализм. Интернационализм – доктрина, предполагающая социально-экономическое объединение национальных государств и «дружбу народов» при сохранении их национально-культурной обособленности. Интернационализм пытается примирить две противоположные тенденции – тенденцию к глобализации, которая обусловливает потребность в политическом и экономическом объединении поверх национально-культурных ограничений, и «национальный патриотизм», который сопротивляется унифицирующему воздействию глобализации. Именно в этом и видят «мудрость» интернационализма его сторонники, полагая, что он способен эффективно решить задачу совмещения глобализации с национально-культурной неоднородностью человечества.
Исторический опыт, однако, показал крайнюю неустойчивость интернациональных образований. К концу ХХ века рухнули все государства, основанные на принципах интернационализма: СССР, Югославия, Чехословакия. Сторонники интернационализма склонны видеть в этом иные причины, не связанные с данной идеологией. Действительно, сложно не согласиться с тем, что сам по себе интернационализм не являлся первопричиной гибели этих государств. Однако он внес свою немалую лепту в их печальный финал. Ведь территориальный распад интернациональных объединений проходил по национально-административным границам, сформированным предшествующей политикой интернационализма. Интернационализм, таким образом, формировал матрицу распада созданных им государств. Интернациональная политика сохранения и поддержания национальных размежеваний в рамках «больших» политических проектов так и не смогла преодолеть противоречия между нуждами глобализации и национальным эгоизмом, который неизменно «взрывал» интернационалистское государство в кризисный момент.
Была ли советская национальная политика неизбежностью? На это вопрос сегодня, как правило, дают два взаимоисключающих ответа. Первый ответ сводится к тому, что подъём национальных движений на территории Российской империи не оставил большевикам иного выбора, кроме как объявить право наций на самоопределение и «пересобрать» государство в качестве федерации национальных республик. Второй вариант утверждает, что реальный подъём национализма в России не был столь значителен, и большевики занимались искусственным конструированием наций, в том числе из русофобских побуждений.
Чтобы разобраться в истине, будет нелишним вспомнить, что представлял собой большевизм как идеология. Большевизм был закономерным продуктом своей эпохи, выросшим из объективных противоречий мировой капиталистической системы того времени. Это была идеология радикального отрицания капитализма, ориентированная на глобальное переустройство общества на принципиально новых началах. Будучи идеологией социального протеста, большевизм был, вместе с тем, основан на чувстве глубокого исторического оптимизма, характерного для быстро развивавшейся индустриальной цивилизации начала ХХ века. Вера в прогрессивное развитие человечества была сильной стороной радикальных социалистических движений, обеспечив им достаточно широкую популярность на Западе и став важной предпосылкой прихода к власти большевиков в ходе революционного катаклизма в России.
Следует подчеркнуть, что коммунизм мыслился как глобальная перспектива для всего человечества, которое в будущем должно преобразиться в единый мир «без Россий, без Латвий». Этот глобалистский аспект коммунизма всегда предполагался как стратегическая цель, хотя и остался наименее разработанным, поскольку, вдохновленный идеями Маркса и его последователей, коммунизм концентрировался в первую очередь на проблематике классовой борьбы.
Большевизм – космополитическая идеология, в силу чего национальный вопрос всегда был периферийным в сознании большевиков. Однако именно эта периферийность, в конечном счете, обусловила противоречивость советской национальной политики.
Феномен наций и национализма – продукт развития капиталистической системы. Первоначально национальные государства оформлялись как конкурирующие центры накопления капитала в Западной Европе. Одновременно все они были метрополиями обширных колониальных империй, обеспечивавших формирование крупных и относительно самодостаточных рынков, необходимых для циркуляции и накопления капитала.
Впоследствии национализм начинает активно развиваться в имперских колониях, причём происходит это не столько в результате колониального угнетения, сколько в результате развития и модернизации колоний в рамках империй. Как следствие, в колониях формируются собственные элиты, которые начинают тяготиться своим положением в имперской иерархии, считая его стесненным и унизительным. Так возникает «освободительный» колониальный национализм («национально-освободительные движения»), направленный против «гнета» имперских метрополий и одновременно на преобразование колоний в национальные государства, копирующие многие социально-политические институты метрополий. Трансформация колоний в национальные государства, независимые от имперских метрополий, но имитирующие их устройство, мыслилась как формула, которая позволит «угнетенным» народам повторить успех их «угнетателей». Первым и наиболее успешным примером такого рода движений стала борьба за независимость североамериканских колоний Британской империи в конце 18 в. Исторический успех США стал путеводной звездой для колониальных национализмов по всему миру.
Таким образом, к началу ХХ в. мир оказался охвачен двумя типами «освободительных движений»: коммунистическим и националистическим. Между ними было одно принципиальное отличие. Коммунизм был идеологией глобальной, ориентированной на всё человечество. Формат национального государства воспринимался коммунистами со скепсисом, как один из институтов буржуазного общества, которому в будущем суждено раствориться в планетарном коммунистическом социуме. Национализм, напротив, был идеологией, основанной на примате сугубо местных («национальных») интересов и равнодушной, а то и враждебной к глобальной повестке. Вместе с тем, жесткой грани между коммунизмом и национализмом тоже не было, и практически все националистические течения обзаводились левой, социалистической фракцией, апеллировавшей к авторитету Маркса и проблемам социальной справедливости.
Эта двойственность во многом определила характер национальной политики большевиков. Будучи носителями космополитической, глобалистскойидеологии, большевики, вместе с тем, не могли игнорировать и ширившуюся волну «национально-освободительных» движений. Очевидно, как компромисс с националистическими течениями, призванный привлечь их на сторону большевиков, и возникает принцип ленинского интернационализма. Интернационализм, с одной стороны, признаёт право наций на самоопределение, а с другой – ориентирует «освобожденные» нации на объединение в рамках социалистической федерации. Моделью такой мировой социалистической федерации и должен был стать СССР.
Насколько сильны были националистические тенденции на территории Российской империи во время революции и гражданской войны? Российская империя на начало ХХ века представляла собой быстро развивавшуюся капиталистическую державу, бывшую сухопутной империей. Появление антагонизма между имперской метрополией и окраинами вполне укладывалось в логику капиталистического развития, поэтому сам по себе всплеск национализма «угнетенных окраин» в результате революции был вполне закономерен. С другой стороны, нельзя забывать, что российский капитализм был во многом запаздывавшим и периферийным, поэтому сильные «национальные» элиты на имперских окраинах ещё не успели развиться и в лучшем случае находились в стадии становления. Единственным исключением оказались наиболее развитые «колонии», Польша, Финляндия, а также Прибалтика, которые в результате революции смогли добиться независимости и создать национальные государства. Кроме того, поскольку Россия была сухопутной империей, и четкие границы между «метрополией» и «окраинами» отсутствовали, нередко возникал вопрос, что считать «метрополией», а что – «окраиной». Особенно это касалось территорий, населенных восточнославянским населением, где имперский общерусский патриотизм сталкивался с местническими, областническими тенденциями, нередко перераставшими в антиимперский национализм, как это произошло на Украине, в Белоруссии и, отчасти, на Дону и Кубани.
В общем и целом, следует признать, что на фоне грандиозной революционной катастрофы, пережитой Россией, всплеск национализма оказался весьма слабым. В результате к исходу гражданской войны примерно 80% территории бывшей Российской империи были объединены большевиками в рамках РСФСР, которая в таком виде и выступила одним из соучредителей СССР:
Последующее выделение новых республик происходило уже в рамках стабилизированной советской государственности, в условиях становления жесткой однопартийной диктатуры, т.е. никак не могло быть «уступкой» большевиков национальным движениям. По сути, это был чисто идеологический проект: советская власть демонстрировала миру, как «освобожденные» народы повышают свой статус в рамках социалистической федерации.
При этом нельзя забывать, что интернационализм никогда не рассматривался большевиками как самоцель, а воспринимался скорее как переходная стадия к глобальному коммунистическому обществу, где отомрут культурные и языковые различия и исчезнут все формы государственности, включая национальные республики. В статье Я.В. Лоя «Общий язык», опубликованной в 1934 г., т.е. в разгар сталинской коренизации, обсуждается перспектива перехода на единый мировой язык и отмирание национальных языков при социализме. В частности, автор пишет: «У всякого мыслящего человека невольно возникает вопрос: как будет выглядеть мир при существовании единого общего языка. Многие оппортунисты, напр., немецкий социал-шовинист Давид, существование единого мирового языка считают регрессом, понятным движением. Исходя из биологии и указывая, что там всякое развитие связано с усложнением форм, с ростом разнообразия, — эти господа утверждают, что указанный биологический закон применим и к обществу, что и в обществе всякое развитие связано с ростом разнообразия и что всякое отсутствие разнообразия есть регресс, понятное движение. Оппортунисты поэтому высказываются за сохранение национальных — главным образом языковых, культурных— различий.
Как везде, и здесь взгляды оппортунистов не выдерживают ни малейшей критики. На боязнь ассимиляции, объединения, слияния культур со стороны господ социал-фашистов надо ответить, что «ассимиляция», сближение культур всегда было, есть и будет. Только менее важные достижения человеческого духа остаются в пределах той нации, где они появились. Только такие менее важные явления в области человеческой культуры можно причислить к исключительно «национальной» культуре. Но они составляют меньшую часть современной культуры. Все хоть сколько-нибудь важные приобретения человеческой культуры становятся достоянием всего человечества. Это уже при капитализме. Социализм в чрезвычайной степени усилит указанную космополитическую тенденцию культуры. И эта тенденция — явление весьма ценное и прогрессивное. Сопротивление ей есть самое черное мракобесие.
Что касается исчезновения национальных языков, то необходимо твердо подчеркнуть, что раздробленность человечества на нации ослабляет его силы. Упростить языковое общение человечества — значит поднять его на высоту мощи и силы. Необходимым следствием социалистического строя будет рост международных сношений. Уничтожение всяких помех этому — и прежде всего, как самой важной, различий языков — является с точки зрения развития, прогресса, делом, заслуживающим величайшей похвалы.
Кроме того, неправильно смотреть на национальный язык, как на лучший или даже единственно возможный вид языка. Марксистски, т.е. научно, мыслящие люди обязаны каждое явление действительности рассматривать диалектически, т.е. в возникновении и исчезновении. Мы знаем, что наши предки так же ревниво держались своего родного диалекта, как их внуки держатся родного национального языка. Мы отрешились от точки зрения своих предков. Будучи последовательными, мы должны будем примириться с развитием и в будущем. А последнее, без сомнения, ведет к слиянию, отмиранию национальных языков. И подобная перспектива не должна ни в малой мере нас смущать. Наоборот, единый общий язык явится истинным благодеянием для человечества» [1].
Показательны в этом плане образы коммунистического будущего в советской фантастике. В коммунистической утопии И. Ефремова «Туманность Андромеды» показано коммунистическое человечество, лишенное национально-культурных различий и говорящее на едином языке. Аналогичный образ можно увидеть в повести «Гость из бездны» писателя Г. Мартынова [2], где коммунистическое человечество разговаривает на мировом языке, являющемся потомком русского. В этом можно усмотреть своеобразный патриотизм автора, однако, думается, дело не только в этом. Во вселенной Мартынова, где коммунизм начал распространяться из СССР, вполне логично, что мировой язык возник на основе «языка Ленина».
В 1968 г., т.е. уже на заре брежневской эпохи, свет увидела книга Э.П. Свадост «Как возникнет всеобщий язык?» [3], в которой также обсуждается перспектива будущего единого языка безнационального коммунистического человечества.
Таким образом, «национальное самоопределение» использовалось советской властью скорее в политтехнологических целях и было в большей степени ориентировано «на экспорт», т.е. на привлечение на сторону СССР «национально-освободительных движений» по всему миру. Размежевание национальных образований, а также определение их статуса в административной иерархии (союзная республика – автономная ССР – автономная область – автономный округ) осуществлялось достаточно произвольно. Иногда создание тех или иных национальных республик и вовсе производилось под решение краткосрочных политических задач, как это было в случае с Карело-Финской ССР, созданной, по сути, как база для коммунистического движения Финляндии и впоследствии упраздненной за ненадобностью.
При этом стратегической целью всегда была социальная интеграция человечества и нивелировка национальных отличий, а национальное строительство у «освобожденных» народов мыслилось как переходная стадия к этой фазе. Известно, что на заре советской власти шла активная разработка литературных языков народов СССР на базе латинского алфавита, существовали планы по переводу на латиницу русского языка. Делалось это не из какой-то зловредной русофобии, а для социокультурного сближения «братских народов». При этом латинский алфавит, на котором основана письменность «передовых» стран Запада, рассматривался как наиболее перспективный для коммунистического человечества. В тот же период весьма распространенным среди советских и зарубежных коммунистов было увлечение искусственным языком эсперанто, который рассматривался как вероятный претендент на роль общечеловеческого мирового языка. Со временем, когда стало понятно, что мировая революция откладывается на неопределенное время, эксперименты с латиницей и эсперанто были отложены в сторону в пользу кириллического алфавита и русского языка как основного средства коммуникации в СССР, хотя отголоски увлечения эсперанто среди советских языковедов сохранялись ещё долго. В частности, это заметно по упомянутой выше книге Э.П. Свадост.
Таким образом, национальное размежевание в рамках СССР сложно считать «уступкой» большевиков объективным национальным требованиям, поскольку на момент революции большинство национальных движений на территории Российской империи находились на достаточно ранней стадии формирования. Национальное размежевание территории РСФСР, которая первоначально включала до 80% владений бывшей Российской империи, производилось уже после окончательной победы большевиков, сверху, в рамках стабилизированной однопартийной диктатуры. Советская национальная политика была в значительной степени ориентирована «на экспорт», т.е. на национальные движения за пределами СССР, в которых большевики видели важных союзников в деле мировой революции. При этом интернациональная стадия рассматривалась как временный, переходный этап на пути к полностью безнациональномукоммунистическому человечеству.
СССР так и не удалось преодолеть противоречие между глобальными устремлениями советского проекта и узконациональными интересами союзных республик и элит. В конце 1930-х гг. это противоречие обернулось массовыми репрессиями в отношении «национал-коммунистов» (парадоксальным образом, но именно в этот период число национальных образований внутри СССР резко возросло). Поддержка национальных языков и культур входила в противоречие с всё более широким распространением русского языка в национальных республиках по мере складывания общего хозяйственного комплекса, урбанизации, индустриализации, активных миграций населения.
По мере эрозии коммунистической идеологии и разложения советского строя элиты союзных республик закономерно воспользовались созданной в рамках СССР национально-политической инфраструктурой для повышения своего статуса. Это стало одной из важнейших предпосылок распада СССР.
Вместе с тем, советскую национальную политику нельзя рассматривать исключительно как продукт большевистского волюнтаризма. Логика развития Российской империи как капиталистического государства формировала противоречие интересов между «метрополией» и «перифериями», как это было и в других колониальных империях. А значит, подъём национализма был неизбежен независимо от того, пришли бы к власти большевики или нет. Другой вопрос, что контуры национального размежевания в этой гипотетической «России без большевиков» могли существенно отличаться в ту или другую сторону – в силу отсутствия чётких границ между «метрополией» и «окраинами».
Шимов Всеволод Владимирович,
кандидат политических наук, доцент кафедры политологии юридического факультета БГУ (Минск)
Текст доклада на Международной научной конференции
"Нациостроительство на руинах империи. Первая мировая война 1914-1918 и образование новых государств в Европе".
Состоявшейся 27 октября 2018 г. в Центрв евразийских исследований Филиала РГСУ в г. Минске.
Опубликовано в журнале социальных и гуманитарных наук "Аспект". №3(7) 2018г.
ЛИТЕРАТУРА:
Лоя Я.В. Общий язык [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://crecleco.seriot.ch/textes/Loja34.html#1 (дата обращения 24.10.2018);
Мартынов Г. Гость из бездны [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://knijky.ru/books/gost-iz-bezdny (дата обращения 24.10.2018);
Свадост Э. Как возникнет всеобщий язык? М., Наука. – 287 с.