Возрождение государственности чехов, словаков и ряда других народов Центральной и Восточной Европы было прямым следствием «Великой войны» и вызванных ею геополитических потрясений, составивших содержание затянувшегося переходного периода между «длинным» девятнадцатым и «коротким» двадцатым веком, который оказался на редкость трагическим и кровавым. «Железным» и «воистину жестоким» справедливо назвал в 1911 году ушедший девятнадцатый век великий русский поэт Александр Блок, пророчески предсказав в наступившем двадцатом веке - всего за несколько лет до начала Первой мировой войны - «рёв стали», «огонь и пороховой дым» и, в итоге, - «неслыханные перемены и невиданные мятежи».[1] Предсказания и ощущения Блока были созвучны мыслям многих его современников. В своём знаменитом «Закате Европы», символично написанным в 1918 году, уже зрелый в то время мыслитель, тридцативосьмилетний Освальд Шпенглер связывал начало агонии и падения европейской цивилизации с Первой мировой войной.
Мрачные предсказания «сумрачного германского гения» в известной степени сбылись. Характерные для «Великой войны» и беспрецедентные по тому времени новые технологии массового уничтожения противника, а также системные, массовые и крайне жестокие репрессии против мирного гражданского населения, в частности, против сербов и карпатских русинов, дали веское основание историкам назвать эти события «концом цивилизованной Европы».[2]
Переход от девятнадцатого к двадцатому веку был ознаменован Первой мировой войной, распадом четырех империй – Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской - и появлением на политической карте Европы целого ряда новых независимых государств, многие из которых ранее не существовали; при этом территориальные контуры «старых» европейских государств зачастую претерпели серьёзные изменения. Политическая карта европейского континента после Первой мировой войны до неузнаваемости изменилась, став более мозаичной, фрагментарной и неустойчивой. Многочисленные и амбициозные нациестроительные проекты в Центральной и Восточной Европе, протекавшие на обломках империй и отмеченные изрядным налётом агрессивного этноцентризма, имели исключительно конфликтный, конфронтационный и нередко взаимоисключающий характер. Почти каждое из новорожденных государств Центральной и Восточной Европы могло сказать о себе, что оно находится во «враждебном окружении коварных и агрессивных» стран-соседей.
Военный советник американской делегации на Парижской мирной конференции Т. Блисс в конфиденциальном письме своей супруге весной 1919 г. мрачно предсказывал Европе в скором времени «очередную тридцатилетнюю войну» и сравнивал новые европейские государства с хищными насекомыми, которые, едва родившись, «сразу впиваются в глотку своим соседям. Они подобны комарам – коварны с момента своего рождения».[3] В результате «Великой войны» до неузнаваемости изменилась не только политическая карта европейского континента, но и идеологический облик Европы. «Всё, что было до 1914 года, для всех нас вчерашний день… Этот год глубоко и резко надламывает жизнь каждого из нас, завершая ту политическую, духовную и культурную эпоху, которая началась для всей Европы примерно в середине прошлого столетия»,[4] - написал в 1915 году один из чешских современников, выражая чувства многих представителей своего поколения.
***
Одним из важных последствий Первой мировой войны стало образование независимого чехословацкого государства, процесс становления которого отразил многие существенные черты эпохи. Предпосылки обретения собственной государственности чехами и словаками вызревали длительное время в весьма специфических условиях Австро-Венгрии; при этом мощным катализатором этого процесса стала Первая мировая война. По мнению авторитетного современника, известного публициста и компетентного историографа независимой Чехословакии Фердинанда Пероутки, в роли отца чехословацкой независимости выступило «стремление народа к свободе, ранее выраженное за границей и позднее дома», а в роли матери – «распад Австро-Венгерской империи».[5] И отцовское, и материнское начало в своем стремлении дать жизнь новой чехословацкой государственности активно взаимодействовало с Россией. Российский фактор играл чрезвычайно важную роль в деятельности чешских политиков, направленной на обретение национальной независимости.
Показательно, что в самом начале «Великой войны» два основных антигабсбургских лагеря в чешском национальном движении – и пророссийский во главе с лидером младочехов и идеологом «неославизма» К. Крамаржем, и прозападный во главе с главой партии реалистов профессором Т.Г. Масариком, основавшим в эмиграции Чешский национальный комитет, - вначале были уверены в необходимости установления в Чехии монархии и отводили России решающую роль в становлении чехословацкой государственности. При этом и Крамарж, и Масарик, учитывая широко распространенные русофильские настроения в чешском обществе в то время, полагали, что наиболее предпочтительным монархом на чешском престоле был бы представитель русской династии Романовых.
Самым последовательным сторонником подобного сценария был К. Крамарж, политические проекты которого накануне «Великой войны» предполагали создание чехословацкого королевства во главе с представителем династии Романовых, которое на правах широкой автономии входило бы в состав «Славянской империи» во главе с Россией. Подготовленный Крамаржем, юристом по образованию, устав этого государства предусматривал, что «Славянская империя» во главе с Россией будет являться единой торговой и таможенной территорией с общей таможенной границей; при этом к компетенции общеимперского законодательства им были отнесены оборона, денежная система, транспорт и имперский бюджет.[6] Примечательно, что и весьма критически относившийся к царской России Т.Г. Масарик, являвшийся поклонником западных демократий, в самом начале Первой мировой войны также исходил из необходимости таможенного союза между будущим чехословацким государством и Россией, полагая, что доступ на обширный российский рынок будет в интересах развитой чешской промышленности.
Однако ход Первой мировой войны, революционные потрясения и последующая Гражданская война в России лишили её какой-либо возможности влиять на послевоенное устройство Европы. В итоге решающую роль в становлении чехословацкого государства и в определении его геополитического и идеологического облика стал играть западный фактор и та часть чешской политической эмиграции во главе с Масариком, которая изначально делала ставку на западных союзников. Если первоначально доминировали планы создания чехословацкого государства с монархической формой правления во главе с представителем династии Романовых, то к концу Первой мировой войны после революционных потрясений в России подобный сценарий был окончательно снят с политической повестки дня.
Однако и послереволюционной России было суждено занять важное, хотя и весьма специфическое, место в возведении фундамента чехословацкой государственности. Так, огромную роль в реализации чехословацкого нациестроительного проекта сыграло антибольшевистское восстание чехословацкого армейского корпуса в России в мае 1918 года, которое, успешно реализовав ряд закулисных планов Антанты, привлекло пристальное внимание западных политиков, заинтересованных в свержении большевиков, к чешскому вопросу. По сути, восстание чехословацкого корпуса и его действия на первом этапе Гражданской войны в России, когда чехословацкие легионеры выступили в роли пушечного мяса Антанты, были использованы чехословацкими политиками в эмиграции во главе с Масариком в качестве мощного PR-инструмента для реализации своих политических целей.
Именно это обстоятельство значительно облегчило Масарику и Бенешу коммуникацию с лидерами западных держав, сделав её более эффективной и благожелательной в отношении чешских политических планов, что проявилось в ходе конференции в Париже. В то время как «поляки умудрялись вызывать раздражение даже у своих сторонников, чехи грелись на солнце всеобщего согласия… Почти все в Париже любили чехов и восхищались их представителями… Бенеш и Масарик, подчёркивая глубокие демократические традиции чехов и их неприятие милитаризма, олигархии и крупного капитала, олицетворявших старые Германию и Австро-Венгрию, выглядели убедительно… В отличие от югославов и поляков чехи обладали ещё и тем преимуществом, что говорили одним голосом».[7] Немалую роль сыграла и политическая интуиция Масарика, а также его умение оказываться «в нужное время в нужном месте» и произносить именно те слова, которые были востребованы вершителями судеб Европы в лице лидеров Антанты.
Впрочем, щедро нарезанные чехам лидерами Антанты границы, включая Подкарпатскую Русь, привели к превращению Чехословакии, по словам канадского историка-слависта П.Р. Магочи, в миниатюрное подобие лоскутной Австро-Венгрии. Многочисленные национальные меньшинства, включая трехмиллионное судетонемецкое меньшинство и более чем полумиллионное венгерское меньшинство в Словакии, составили около трети населения межвоенной Чехословакии, сыграв в конце 1930-х годов роковую роль мины замедленного действия. Эффективно интегрировать данные национальные меньшинства в новое чехословацкое государство и создать «чехословацкую политическую нацию» по столь любимому либеральными пражскими политиками «швейцарскому образцу» Прага в силу ряда причин оказалась неспособна.
Россия, трансформировавшись в СССР, продолжала занимать существенное место в планах чешских политиков уже после образования независимой Чехословакии. «Русский вопрос» оказывал серьезное влияние на политические и идеологические процессы в Первой Чехословацкой республике, став, в частности, одной из важных причин политического размежевания между Крамаржем и его последователями и президентом Масариком и его политическим лагерем. Если оттесненная на задворки консервативная часть чешской политической элиты во главе с Крамаржем последовательно и бескомпромиссно выступала против каких-либо контактов с большевистским СССР, то официальная Прага, внешнюю политику которой длительное время возглавлял убеждённый прагматик и верный соратник Масарика Бенеш, подходила к вопросу сотрудничества с СССР более гибко, взвешенно и реалистично.
Необходимость полноценного сотрудничества ЧСР с СССР особенно ярко проявилась в 1930-е годы, когда после прихода к власти в Германии нацистов и в условиях растущей неспособности Франции противостоять Берлину, Прага была остро нуждалась в дополнительных гарантиях своей безопасности. Подписание советско-чехословацкого договора в 1935 г. и активное сотрудничество Праги с Москвой в оборонной сфере дали почву нацистским идеологам в Германии для обвинений Чехословакии в превращении в «большевистский аэродром в центре Европы». Аналогичные обвинения в адрес Чехословакии раздавались и со стороны консервативной польской печати, которая пыталась использовать данное обстоятельство как один из аргументов, оправдывавших участие Польши в расчленении Чехословакии после конференции в Мюнхене.
«Колоссальная слабость Версальской системы заключалась в том, - справедливо полагает британский историк Д. Ливен, - что она создавалась и против Германии, и против России, потерпевших поражение в Первой мировой войне и не игравших роли на мирной конференции. Поскольку Германия и Россия потенциально оставались двумя самыми могущественными государствами Европы, послевоенный строй зиждился на очень ненадежной основе».[8] В этих условиях хрупкие конструкции новых государств Центральной и Восточной Европы были обречены на нелёгкие испытания с трагическим исходом, который проявился в ходе «избиения версальских младенцев» Германией. Самыми первыми жертвами начатой Гитлером политики ревизии Версаля стали хилые дети Версальской системы, которые были безропотно отданы на заклание Берлину западными демократиями. Предсказанные Александром Блоком «огонь и пороховой дым» вновь охватили Центральную Европу в 1939 году. Однако запах пороха в этой части Европы стал явственно ощущаться ещё в ходе аншлюса Австрии в марте 1938 года и во время конференции в Мюнхене в сентябре 1938 года...
Шевченко Кирилл Владимирович,
доктор исторических наук, заведующий Центром евразийских исследований
Филиала Российского государственного социального университета в г. Минске.
Текст доклада на Международной научной конференции
"Нациостроительство на руинах империи. Первая мировая война 1914-1918 и образование новых государств в Европе".
Состоявшейся 27 октября 2018 г. в Центрв евразийских исследований Филиала РГСУ в г. Минске.
Опубликовано в журнале социальных и гуманитарных наук "Аспект". №3(7) 2018г.
----------------------------------
[1] Блок А. Стихотворения и поэмы. Москва, 1983. С. 112.
[2] Magocsi P.R. With Their Backs to the Mountains. A History of Carpathian Rus’ and Carpatho-Rusyns. Budapest – New York: CEU Press, 2015. P. 167-171.
[3] Macmillanová M. Mírotvorci. Pařížská konference 1919. Praha: Academia, 2004. S. 74.
[4] Urban O. České a slovenské dějiny do roku 1918. Praha, 2000. S. 263.
[5] Peroutka F. Budování státu. 1918-1923. Praha: Nakladatelství Lidové noviny, 1998. S. 41.
[6] Серапионова Е. Карел Крамарж и Россия. 1890-1937 годы. Москва, 2006. С. 192.
[7] Macmillanová M. Mírotvorci. Pařížská konference 1919. Praha: Academia, 2004. S. 108.
[8] Ливен Д. Война, революция и империя // Русский сборник. Исследования по истории России. Редакторы-составители О.Р. Айрапетов, М.А. Колеров, Брюс Меннинг, А.Ю. Полунов, Пол Чейсти. Том XXII. 1917 год. Москва, 2017. С. 31.