Суд присяжных в Российской империи.

Судебная реформа 1864 г. стала существенным элементом преобразований, проводимых в ходе модернизации Российской империи во второй половине XIX века. Организационно и функционально правосудие должно было решить ряд  государственных задач,  часть из которых выходили за пределы юридической плоскости. Последовательное обеспечение самостоятельности судов, введение новых принципов в судопроизводство, делопроизводственные изменения – все это призвано было повысить авторитет официальной власти, создать общее правовое поле и способствовать формированию единой общеимперской идентичности на белорусской территории, призванной скреплять большое государство.    

Центральная власть  исходила из представлений о территориях, ранее входивших в состав Великого княжества Литовского, как исконно русских, поэтому главной задачей здесь считалось восстановление утраченных позиций и укрепление государственного единства Российской империи. К тому же, правительство настораживали «повадки всевозможного европейничанья» местного дворянства[1].

Основным условием решения указанной задачи было устранение польского влияния. Этим диктовалась необходимость проведения активной и последовательной политики деполонизации белорусских губерний.

Назначение М.Н. Муравьева виленским генерал-губернатором произошло в условиях активных антиправительственных действий, когда решалась судьба не только Царства Польского, но всех западных губерний. Существовала реальная возможность повторения сценария Крымской войны, но уже в новых условиях, что означало опять противостояние с европейской коалицией. В этой ситуации фактор времени имел крайне важное значение, а предупреждение втягивания во внутренний конфликт внешних сил становилось ключевой задачей, от решений которой зависела территориальная целостность империи. Поэтому быстрое подавление восстания 1863 г. и устранение польского влияния в белорусских землях рассматривалось правительством как меры по сохранению государственности.

Вопрос о польском влиянии сохранял свою остроту на протяжении всего периода преобразований государственных институтов. Как весьма точно отзывался современник,  у правительства при решении этой проблемы «не оказалось ни традиций, ни ясного сознания своей роли»[2]. Данный вопрос определил, во многом, и специфику реформирования судебной сферы. Возможность повторения вооруженных выступлений, антирусские и антиимперские настроения среди части местного дворянства, отсутствие ясной и долговременной политической программы правительства в отношении этой территории ограничили раскрытие всего потенциала, заложенного в судебной реформе.

После восстания 1863 г. противодействие всему польскому становится сердцевиной правительственной политики, что, безусловно, сказывается и на готовящемся судебном реформировании.

Восстание  привело к тому, что все северо-западные губернии были объявлены на военном положении и управлялись по чрезвычайным циркулярам и распоряжениям. При этом, однако, власти не отказались от проведения судебной реформы здесь, предполагая, что единство таких преобразований на всей территории империи укрепит государство.

Правительство стремилось постепенно адаптировать край с центральными губерниями империи. Судебная реформа, среди других, способствовала включению этой территории в единый государственный организм.

Для создания более благоприятных условий для такого включения Могилевская и Витебская губернии (1869 г.), а также Минская (1870 г.) были отделены от Виленского генерал-губернаторства. Такое административно-территориальное разделение должно было обеспечить скорейшую политическую и организационную ассимиляцию данных земель с центром России.

При этом признавалось, что бывшие земли Речи Посполитой для государственно-правовых изменений подготовлены лучше, чем центральная часть империи. Как свидетельствовали современники, еще в 1863 г. Александр II говорил Н.Милютину, что, хотя он признает возможность представительной формы правления, но «не может дать его бунтующим полякам, не давая верноподданным русским», которые, по его словам, были еще не готовы для такого рода изменений[3].

Задача сохранения  целостности  империи, актуализируемая памятью о восстании 1863 г., стала диктовать введение ограничений при проведении судебных преобразований на белорусской территории, которая могла даже лучше их усвоить благодаря опыту своего развития.

Как писал представитель высшей администрации Северо-Западного края «…здесь судебная реформа встречена будет с особой симпатией и потому еще, что она заключает в себе много начал общих со Статутом Литовским, искони действовавшим и так еще недавно отмененным»[4].

Кроме того, и  министром юстиции, и виленским генерал-губернатором отмечалось, «что реформа будет иметь огромное влияние на экономическое состояние западных губерний, что, вместе с тем, она послужит к достижению тех политических целей, к коим стремится правительство, – к прекращению обособленностей польской и еврейской национальностей»[5].

Предполагалось, что само учреждение новых судов и повышение русского участия в них показало бы, что «с введением в крае более совершенных учреждений значение отдельных национальностей все более и более умаляется, а поэтому польской и еврейской народностям при дальнейшем развитии государственных учреждений не остается ничего другого, как слиться окончательно с господствующим в крае племенем»[6].

Считалось, что при гласности судопроизводства русский язык вытеснит польский и только судебной реформой можно положить сильное русское начало, которое необходимо для подчинения его влиянию «враждебных русским интересам религиозно-национальных особенностей страны»[7]. Запрет официального использования польского языка в Северо-Западном крае должен был способствовать этому процессу. Виленский генерал-губернатор М.Н. Муравьев своим циркуляром от 1 января 1864 г. воспретил пользоваться им в официальной переписке и в присутственных местах[8]. При этом, в целом на территории Российской империи польский язык не запрещался.

Глубокое преобразование судебной системы требовало кардинальных изменений в кадровой политике, так как местных кадров, лояльных власти, явно не хватало.

Известно, что к маю 1864 г. в Северо-Западный край по призыву генерал-губернатора приехало более 1000 чиновников из внутренних губерний,  а «в течение всего управления М.Н. Муравьева прибыло свыше 3000 человек»[9]. Далеко не все они подходили для службы и значительная часть из них была отправлена обратно[10].

Чтобы изменить ситуацию с комплектованием судебных учреждений, особенно местного уровня, правительство предпринимало законодательные меры по усилению русского землевладения в Северо-Западном крае.

Указ от 5 марта 1864 г. предоставлял льготы русским помещикам при покупке имений в западных губерниях[11].

В 1865 г. были установлены пониженные цены на конфискованное имущество для увеличения притока русских помещиков в Западный край[12].

10 декабря 1865 г. вышел указ о запрещении полякам приобретать   имения  в 9  западных    губерниях[13].         Все сделки, противоречащие этому закону, считались недействительными. Допускалось только наследование по закону. Высланные в связи с восстанием 1863 г. владельцы секвестрированных имений обязывались в течение двух лет продать их лицам русского происхождения или обменять их на имения в другой части империи[14].

После официального введения в действие Судебных уставов в 1864 г. подготовительные работы по преобразованию судебной системы на белорусской территории ускорились. Например, генерал-губернатор Северо-Западного края К.П. фон Кауфман в сентябре 1865 г. предложил гродненскому губернатору, чтобы председатели палат уголовного и гражданского судов и прокурор в соответствии с инструкцией министра юстиции представили сведения по введению  судебных уставов в Гродненской губернии «с условием, конечно, некоторых временных отступлений, вызываемых настоящим положением края, не вполне еще соответствующего всецелому применению гласного, основанного на выборном начале, судопроизводства»[15].

Среди ограничений судебной реформы выделяется установление принципа назначения мировых судей вместо выборности. По мнению генерал-губернатора, если этого не сделать, то в мировые учреждения попадут в основном представители «полякующего еще дворянства и шляхты» и польское влияние в крае только усилится[16]. Еще одно предлагаемое для обсуждения отступление заключалось в существенной корректировке формирования суда присяжных и адвокатуры. Так, помимо общих условий, закрепленных уставами, присяжные заседатели и поверенные должны были быть «православного вероисповедания и хорошо умеющими читать, писать и говорить по-русски»[17]. Таким образом, усиливался «русский элемент» в целом и, особенно, обеспечивалось его определяющее влияние в суде. Отзывы председателей гражданского и уголовного суда Гродненской губернии, а также губернского прокурора позволяют определить подходы к разрешению «польского вопроса» на белорусской территории. С одной стороны, например, указывалось, что недопущение местных юристов «из поляков» в адвокатуру противоречило бы «всем юридическим понятиям и в особенности состязательному началу, проводимому реформою»[18]. С другой, предлагалось самым существенным образом ограничить, иногда до полного исключения, участие «лиц польского происхождения» в судебных учреждениях, особенно в системе местных судов.

Одним из представителей этой точки зрения был гродненский губернский прокурор Миловецкий, который в своем отзыве писал, что «при выборном начале мировые судьи в западных провинциях, без сомнения, будут, по большей части, состоять из лиц польского происхождения, столь враждебных для России», «эти лица будут одними из самых усерднейших деятелей польской пропаганды». Поэтому, «должности мировых судей в Западном крае необходимо заместить лицами русского происхождения, подобно тому, как это сделано в западных губерниях в отношении мировых посредников»[19].

Таким образом, администрация Северо-Западного края считала, что важнейшим компонентом судебной реформы на подведомственной территории являлось противодействие польскому влиянию и в этом смысле решение «польского вопроса» виделось в ограничении участия местного ополяченного дворянства в формировании новой судебной системы.

Иллюстрацией роста антипольских настроений среди высших чиновников на белорусской территории, вызванных, в первую очередь, конечно, восстанием 1863 г., может служить отзыв гродненского губернатора генерал-губернатору края по вопросу введения судебной реформы. Так, он подчеркнул, что «находясь в западных губерниях довольно долгое время и постоянно следя за достоинством чиновников-поляков, я положительно знаю, что с такими юридическими качествами, каких требует закон, служащих, особенно по судебной части почти не было»[20]. Мнение губернатора подтверждало общую установку на ограничение положений судебных уставов в части формирования мировой юстиции (назначение вместо выборов), комплектования адвокатуры (ограничение польского участия, что противоречило осторожно высказанному мнению местных юристов о существующей здесь традиции организации защиты вплоть до 1840 г.), учреждения суда присяжных (расширение прав крестьян избираться в состав присяжных заседателей, снизив имущественный и образовательные цензы).

Примечательно, что судебным преобразованиям, проводимым в этой части империи, некоторым высокопоставленными чиновниками придавалось большое значение не только в плане совершенствования правосудия и приведение его в соответствии с западноевропейским уровнем, но, в более широком контексте, как средство распространения русской культуры.

В качестве примера можно привести автора всеподданнейшей записки о введении судебной реформы в Северо-Западном крае, поданной императору в 1869 г. Автором,  скорее всего, являлся генерал-губернатор края. В частности, он писал, что изменения в судебной сфере следует рассматривать «как могущественное орудие для полного обрусения края». Новые судебные учреждения «с мировым институтом и исключительно русским составом, чиня суд и правду, получат не только гражданское, но и бытовое значение». При этом «язык же русский, при условии гласности и судоговорения, неминуемо вытеснит польский и сделается общеупотребительным»[21]. В записке содержалось также положение о службе лиц польского происхождения в судебном ведомстве на территории края. Автор исходит из того, что запрещение служить – это, конечно, несправедливо, а допустить – расширить их «вредное влияние». Поэтому целесообразнее не разрешать полякам занимать должности в судебных палатах, окружных и даже мировых судах[22].

Правительство решило вводить судебные уставы на данной территории постепенно и к тому же со значительными отклонениями от первоначального плана. Вначале были организованы мировые учреждения отдельно от общих, что нарушало целостность судебных преобразований.

При введении мирового суда антипольский аспект проявился очень четко, определяя, по сути, форму и характер мер правительственного противодействия возможному восстанию. Так, минский, витебский, могилевский, гродненский губернаторы в отношениях министру внутренних дел в 1871 г. просили сохранить в действии распоряжения о запрещении употреблять польский язык в официальной переписке в государственных и общественных учреждениях, о запрещении обучать крестьян польской грамоте, о запретах распевания польских патриотических гимнов, ношения траура как политической демонстрации, употребления польских национальных эмблематических знаков, открывать публичные библиотеки польских книг, крестных ходов вне костелов и т.д.[23]

Правительство считало, что недостаточно высокий уровень благонадежности дворянства белорусской территории, обусловленный, прежде всего, сохранением польского влияния, не позволял провести здесь судебную реформу «без изъятий».

Только в 1883 г. на белорусской территории начали действовать окружные суды и открылась Виленская судебная палата. Таким образом, через 19 лет после официального провозглашения судебных уставов они в полном объеме были распространены на указанных землях. За это время изменилась политическая ситуация в стране, а некоторые положения судебной реформы подверглись  значительной корректировке.

Преобразования 1864 г. кардинально изменили судоустройство и судопроизводство. В судебной сфере утверждались новые демократические принципы и институты. Эти порядки вступили в противоречие с основами государственной власти – абсолютистской формой правления и сословным строем.

Подготовка и осуществление судебной реформы на белорусской территории были тесно связаны с решением «польского вопроса». В его разрешении преобладали запрещения и ограничения, к тому же, как показала практика, проводимые непоследовательно из-за колебаний правительственного курса. Последнее так и не позволило сформировать позитивную альтернативу польскому  влиянию. Понимание идеологической общности с государством, распространенное, например, в крестьянской среде так и не стало распространенным явлением для всей элиты.

Сама судебная реформа должна была соответствовать главной цели правительственной политики – укреплению  позиций центральной власти в этом регионе. Ослабление польского влияния было ее основной составляющей, которая не была подкреплена последовательной и методичной работой по формированию единой общей идентичности.

     Загорнов Александр Александрович,
кандидат исто-рических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права
Брестский государственный университет имени А.С. Пушкина.

Текст доклада на Международной научной конференции
«Славянские идентичности и нациестроительство в XIX-XX в.в. ».

Опубликовано: Междунароный независимый журнал
социлаьных и гуманитарных исследований "Аспект" 2019 № 1-4 (9-12)

 

----------------------------

[1] Филевич, И.П. Польша и польский вопрос / И.П. Филевич. – М.: Б/и, 1894. C.38.

[2] Филевич, И.П. Польша и польский вопрос / И.П. Филевич. – М.: Б/и, 1894. С.96.

[3] Чубинский, М.П. Судебная реформа. / М.П. Чубинский // История России в XIX веке. Эпоха реформ. – М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф,  2001. – С. 266.

[4] Российский государственный исторический архив (далее РГИА). – Ф. 1405.   Оп. 534.   Д. 851. л. 2 об.

[5] Белевич, Ф.Р. Судебная реформа 1864 г. и политика русского самодержавия по отношению к лицам польского происхождения в Белоруссии / Ф.Р. Белевич // Материалы к IX конференции молодых ученых. Общественные науки / Минск, 1964. – С. 153.

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Самбук, С.М. Политика царизма в Белоруссии во второй половине XIX века / С.М. Самбук; редактор В. П. Панютич; Академия наук БССР, Институт истории. –  Мн.: Наука и техника, 1980. – 221 с, C.40.

[9] Комзолова, А.А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху Великих реформ / А.А. Комзолова. –  М. : Наука, 2005. – 383 с., C. 62.

[10] Там же, C. 62– 63.

[11] Полное собрание законов Российской империи, 2 собр., Т.XXXIX, № 10656А.

[12] Там же, Т.XLII, № 42328A.

[13] Там же, Т.XL, II отд., № 42759.

[14] Горизонтов, Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше / Л.Е. Горизонтов. –  М.: Индрик, 1999. – 272 с., C. 135–141.

[15] РГИА. –  Ф. 1405.   Оп. 64.  Д. 5784, л. 2.

[16] Там же, л. 3.

[17] РГИА. –  Ф. 1405.   Оп. 64.  Д. 5784, л. 1.

[18] Там же, л. 12, об.

[19] Там же, л. 14–14 об.

[20] Национальный исторический архив Беларуси в Гродно. –  Ф. 1. –  Оп. 6.   Д. 51, л. 55–55 об.

[21] Российский государственный исторический архив (далее РГИА). – Ф. 1405.   Оп. 534.   Д. 851, л. 2, об. 3.

[22] Там же, л. 5–5 об.

[23] Белевич, Ф.Р. Судебная реформа 1864 г. и политика русского самодержавия по отношению к лицам польского происхождения в Белоруссии / Ф.Р. Белевич // Материалы к IX конференции молодых ученых. Общественные науки / Минск, 1964. – С. 156.

   Литература

1. Белевич, Ф.Р. Судебная реформа 1864 г. и политика русского самодержавия по отношению к лицам польского происхождения в Белоруссии / Ф.Р. Белевич // Материалы к IX конференции молодых ученых. Общественные науки / Минск, 1964. – С. 150–156.
2. Горизонтов, Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше / Л.Е. Горизонтов. –  М.: Индрик, 1999. – 272 с.
3. Комзолова, А.А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху Великих реформ / А.А. Комзолова. –  М. : Наука, 2005. – 383 с.
4. Национальный исторический архив Беларуси в Гродно. –  Ф. 1. –  Оп. 6.  Д. 51.
5. Полное собрание законов Российской империи, 2 собр., Т.XL, II отд., № 42759.
6. Полное собрание законов Российской империи, 2 собр., Т.XXXIX, № 10656А.
7. РГИА. –  Ф. 1405.   Оп. 64.  Д. 5784.
8. Российский государственный исторический архив (далее РГИА). – Ф. 1405.   Оп. 534.   Д. 851.
9. Самбук, С.М. Политика царизма в Белоруссии во второй половине XIX века / С.М. Самбук; редактор В. П. Панютич; Академия наук БССР, Институт истории. –  Мн.: Наука и техника, 1980. – 221 с.
10. Филевич, И.П. Польша и польский вопрос / И.П. Филевич. – М.: Б/и, 1894.
11. Чубинский, М.П. Судебная реформа. / М.П. Чубинский// История России в XIX веке. Эпоха реформ. – М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф,  2001. – С. 234–270.