Оглавление восьмой части документов
v Карский Е.Ф. «Белорусы»., в 3 томах, т. 1.
- Расселение белорусов и их антропологический тип.
- Белорусская литература
- О литвинстве.
- Александр Рыпинский
- О «Селянке» (Монюшко/Дунин-Мартинкевич).
- О польском восстании 1863 г.
- Ополячивание белорусов.
- О «Дудке белорусской» Мацея Бурачка.
v Карский Е.Ф. «Белорусы». В 3 томах. Т. 3. Кн. 2.
- О зарождении белорусского национализма и о националистической прессе конца XIX – начала XX веков.
- О белорусской прессе, стоящей на позициях русского единства (западнорусисты).
- О белорусском и западнорусском языках.
v Карский Е.Ф. «Белорусская речь. Очерк народного языка с историческим освещением».
Академик Евфимий Карский о белорусах
Цитаты из общедоступного трехтомника Е.Карского, свидетельствующие о том, что академик был русским патриотом, ярким сторонником научной теории и народной идеи о единстве трех русских народностей. Мы видим, что мошеннические попытки националистов извратить и использовать для обоснования своих псевдонаучных домыслов, бесполезны.
Карский Е.Ф. «Белорусы»., в 3 томах, т. 1. «Введение в изучение языка и народной словесности». – Минск: «Беларуская энцыклапедыя», 2006
Расселение белорусов и их антропологический тип.
«Основой для определения границ Белорусской области служит у нас исключительно язык; вследствие этого, например, те литовцы Виленской губернии, которые в настоящее время говорят только по-белорусски, у нас отнесены к белорусам, а те обитатели калужского и орловского Полесья, которые говорят по-южновеликорусским, отнесены к южновеликорусским, хотя предки их, несомненно, были белорусы. Таким образом, очерченная ниже область скорее принадлежит белорусскому наречию, нежели племени» [34].
«… для лиц, незнакомых научным образом с тем и другим наречием, разграничение белорусов и малорусов на первый взгляд кажется затруднительным» [38]
«… белорусская речь имеет много общего с южновеликорусскими говорами, так что здесь опять представляется немало трудностей при разграничении тех и других» [41] Южновеликорусские говоры распространены в Европейской части Российской Федерации южнее Москвы, на землях ранее заселенных близкородственными племенами кривичей, радимичей и вятичей. Как известно кривичи и радимичи стали основой для формирования белорусов, и велирорусов только у белорусов еще приняли участие дреговичи, а у южных великороссов вятичи. Этим объесняется такая близость белорусских и южновеликорусских говоров(примечание ЗР).
«… длинноголовость у славян наблюдается редко: чаще всего у русских, а из последних наиболее у белорусов…» «Русские, особенно белорусы, отвечают и другой черте древнего славянского типа… – светлые волосы и голубые глаза» [55]
Вернуться к оглавлению
Белорусская литература.
«… мы не коснулись… так называемой «белорусской литературы»», «… литература на белорусском наречии всё же не возникла. Причиной этого, по моему мнению, является 1) отсутствие талантливых произведений среди первых работ, 2) неимение соответствующего круга читателей…, 3) что самое главное – особенная близость народного белорусского языка к южновеликорусскому, вследствие чего, если опустить в напечатанном этимологически белорусском произведении дзеканье, цеканье, то получится почти общелитературное произведение, отличающееся только меньшей отделкой и, следовательно, менее достойное внимания читателя» [340]
Вернуться к оглавлению
О литвинстве.
О «литвинском патриотизме»: «… этот патриотизм был «белорусский», но сущность его была польская. Он был белорусский по любви к территориальной родине и её пейзажной и бытовой обстановке, но вся жизнь белорусского народа понималась с чисто польской точки зрения: этот народ играл только служебную роль; его бытовое содержание, его поэзия не могли ожидать какого-нибудь собственного самостоятельного развития и должны были только послужить к обогащению польской литературы и поэзии, как самый народ должен был питать польскую национальность, в которой он считался» [341] Иными словами «белорускость» литвинов – это любовь к Белоруссии без белорусов (прим. ЗР)
Вернуться к оглавлению
Александр Рыпинский
Александр Рыпинский в книге «Белоруссия. Несколько слов о поэзии простого люда нашей польской провинции…» [на польском] написал посвящение: «первому из белорусских мужичков, который сначала выучился читать, а потом говорить и мыслить по-польски» [343].
Вернуться к оглавлению
О «Селянке» (Монюшко/Дунин-Мартинкевич).
«По-белорусски, впрочем, в этой опере говорит лишь войт Наум, … затем Тит и хор из крестьян; остальные лица, которых большинство, говорят по-польски» [346]
Вернуться к оглавлению
О польском восстании 1863 г.
«эти брошюры-прокламации не оказали своего действия на белорусов, даже католиков. Происхождение его, несомненно, польское и католическое: на это указывает их письмо, тенденция и некоторые другие обстоятельства» первой из прокламаций указывается «Мужицкая правда» «Прокламация написана очень зло» [351]
Вернуться к оглавлению
Ополячивание белорусов.
«Элементаж для добрых деток католиков» книжка «со скверной тенденцией ополячения белорусов» [353]
Вернуться к оглавлению
О «Дудке белорусской» Мацея Бурачка.
«В 1891 г. вышла на белорусском наречии очень тенденциозная книжка Мацея Бурачка: Дудка белорусская. … Бурачок … старается возбудить сепаратистические стремления национальные и литературные: отстранить белорусов от великорусов и побудить их к выработке сомостоятельной литературы. «Прадмова» написана … несомненно, с целью вызвать смуту в русском семействе. Она может даже произвести некоторое впечатление на людей, мало знакомых с историей белорусской территории и с особенностями славянских языков, которые здесь упоминаются, а также с отношениями русских наречий» [357]
Вернуться к оглавлению
Карский Е.Ф. «Белорусы». В 3 томах. Т. 3. Кн. 2. Очерки словесности белорусского племени. – Минск: «Беларуская энцыклапедыя», 2007.
О зарождении белорусского национализма и о националистической прессе конца XIX– начала XX веков.
«Новейшая белорусская литература находится в теснейшей связи с так называемым белорусским движением». Белорусское движение «подготовлялось … с половины 80-х годов XIX в., достигло значительного развития в 90-х годах, но ярко проявилось лишь с начала ХХ столетия» [372]. Карский относит к белорусскому движению всё, что связано с деятельностью, направленною на белорусов. Например, он начинает историю движения с гектографического издания «Гомон», выпущенного в 1884 г. «радикальнейшей частью белорусских студентов Петербургского университета». Так же к проявлению белорусского движения Карский относит свою диссертацию 1886 г. «Обзор звуков и форм белорусской речи» (Москва), где была представлена «полная грамматика белорусского языка» и «определено … его место в русской семье». Т.е. Карский рассматривал белорусский язык как наречие русского. «Диссертация очень сочувственно была встречена белорусской учёной и учащейся молодёжью». «Но собственно решительный толчок белорусскому движению [373] дала вышедшая в Кракове в 1891 г. на белорусском языке книжка Мацея Бурачка (псевдоним Францишка Богушевича …) «Dudka Biełoruskaja»… Карский приводит цитату из Богушевича, где упоминается, что белорусский язык такой же «человеческий», как и другие, что белорусский язык белорусам дан от Бога и т.д. и пишет, что под приведёнными словами мог бы подписаться каждый белорус, но в опущенных местах «явно проглядывают сепаратистские стремления автора: желание поселить национальную и литературную вражду, стремление отстранить белорусов от великорусов, развить политическую эмансипацию, с чем далеко не все согласны из белорусов». Это было подчёркнуто в 1892 г. в газете «Галичанин» и отдельной брошюре «Новый «самостойный» русский народ».
Карский критикует ненаучность Богушевича: «На людей мало знакомых с историей белорусской территории, особенностями тех славянских языков, о которых говорится в предисловии, а также русской диалектологией, могло произвести большое впечатление сопоставление белорусов с болгарами, хорватами, чехами и т.д., как это многими делается до сих пор, отчасти по незнакомству с предметом речи. Но, как бы то ни было, книжка Бурачка к началу нашего столетия стала известна всем интересующимся развитием белорусского самосознания» В первых белорусских кружках начала века выдвигается мысль, что «эмансипация белоруса как человека и гражданина неразрывно связана с эмансипацией белорусской народности». Для пропаганды этой идеи было основано с Петербурге «Общество белорусского народного просвещения», выпустившее «Колядную Чытанку» и «Великодную Чытанку» [374].
«Общество белорусского народного просвещения» «пока имело в виду культурное возрождение белорусов». На белорусском издавались некоторые книги польской социалистической партии в Литве [375].
В 1906 г. в Вильно вышла брошюрка «Пазнаў праўду. Paznaupraudu», которую собрал Минщук (псевдоним Александра Валицкого), где «в стихах рассказана довольно неправдоподобная история о том, как православный священник, подавленный тяжёлыми условиями жизни, на приходе, среди бывших униатов, перешёл в католичество».
«Разросшееся движение уже не могло довольствоваться нелегальными листками, политическими брошюрами и тенденциозными сборниками стихотворений», поэтому появилась «Наша доля», редактор-издатель Иван Тукер(к)ес, в следующих номерах издатель Янук Тукер(к)ес, за редактора Адам Гедвилло, а затем редактор А. Гедвилло. Вышло всего 6 номеров. Газета объявляла, что она будет «защищать дела сельских людей» и считала своими главными врагами темноту и бесправное положение мужика [378]. В «Нашей доле» говорилось, что белорусский народ «восьмимиллионный». «Газета, однако, в то время не могла спокойно проводить в жизнь свои идеи, а легко уклонялась в революционно-сепаратистскую сторону, что и было причиной её закрытия». После закрытия «ярко революционное направление в белорусской литературе» ослабевает, впрочем, как и по всей России «вследствие крутых правительственных мер». Объявленные властями свободы иногда воспринимались «в духе прежних печатных листков и книжечек», которые заявляли, «что теперь можно делать кто что хочет».
«В белорусских кружках, явившимся на смену прежним, в это время особенно ярко выступает стремление ввести белорусское наречие в школу». Для этого в Петербурге было создано белорусское издательское общество» (Белоруская выдаўницкая суполка) «Заглянэ сонцэ і ў нашэ ваконцэ». Общество издавало книги латинским и кириллическим шрифтом, причём в латинском шрифте издатели отдалились от польской орфографии, используя вместо польских символов чешские, а в кириллической, наоборот, приблизились к польской и отдалились от русской, т.к. вместо «и» начали писать «i», а вместо «щ» – «шч», что приблизило буквы к польскому «szcz». «Влиянием польской орфографии следует объяснять и слишком частое употребление ь между согласными…» [379].
«Наша нива» меняла редакторов редактором издателем №№ 1 – 4 был З. Вольский, потом его сменил А. Власов, а потом И. Луцевич. В 1906 г. вышло 7 номеров. В 1907 – 36, в 1908 – 26, до 1911 г. – по 52 номера, дальше, наверное тоже, у Карского не прописано, в 1915 г. вышел 31 номер. До конца 1912 г. выходила двумя шрифтами, было помещено объявление, что «вследствие желания подписчиков, ввиду ограниченности средств» газета переходит только на кириллицу. В № 1 редакция заявила, что газета не только для панов или мужиков, она будет служить «всему белорусскому обиженному народу». Редактор пишет: «Мы будем стараться, чтобы все белорусы, что не знают, кто они есть, – поняли, что они белорусы и люди…». «Нашей нивой» немало сделано для пробуждения самосознания белорусов. «Она [Наша нива] без стеснения указывает белорусам-католикам, что они не поляки: но в то же время недостаточно ясно подчёркивается, что белорусы такая же ветвь русского народа, как и великорусы и малорусы: ведь если распространять в народе свет науки, то уж полностью, а не односторонне». «Наша нива» не возбуждает народности друг против друга, но имеет «несколько холодное отношение к главной народности в государстве». «В «Нашей Ніве» постоянно выступают «расейцы», везде слово «расейскій» – термины, которые народу неизвестны. Он всегда говорит «русский», «русские». Без нужды слишком много места уделяется в газете для народа сообщениям об отрицательных сторонах русской жизни» [382].
С 1906 г. около «Нашей нивы» сосредоточено, главным образом, всё «белорусское движение» [кавычки авторские].
Распространение в народе брошюр по сельскому хозяйству «на понятном языке» (т.е. на руссском) является крайне необходимым. [383]
«Во время немецкой оккупации Белоруссии довольно оживлённая деятельность по изданию книг на белорусском языке шла в Москве, где образовалось и белорусское учёное общество и «Беларускі Нацыянальны Камісарыят» [385].
Ещё Николай I в 1839 г. запретил употреблять в костёлах Белоруссии в проповеди народную речь, её место занял польский язык. В 1897 г. после переговоров российского правительства и Ватикана разрешили в местах, «где белорусское наречие употребляется народом» использовать его в костёлах. Однако ксендзы увидели в белорусском наречии возможность проникновения православных идей, поэтому разрешение не было реализовано [386]
При участии белорусов, оставшихся под немецкой и польской оккупацией, вышло два издания в Германии. «Waisruthenien. Land. Bewohner. Geschichte. Volkswirtschaft. Kultur. Dichtung. Herausgegeben von Walter Jäger. S.a. Berlin» [387] составлено Вальтером Егером в Берлине. Труд компилятивный, составленный скороспело после 1917 г. без указания пособий. Взятые из палеографии Карского заставки поставлены в некоторых местах вверх ногами, и большей частью они не белорусские. В книге не различается общерусское, великорусское и белорусское.
Ещё одна книга «pròsty spòsab stàcca ŭ karòtkim čase hràmatnym. napisàli pr. dr. rùdol àbiht u brèslawi i ĭanka stankèwič u wilni. breslaŭ 1918 h» [тут не всё точно передано, т.к. в оригинале х передаётся знаком h, но с загнутым вправо верхом, над некоторыми согласными сверху стоят точки]. «Вся простота сводится к освобождению «ад путаў польскага ці расейскага пісання», т.е. к письму латинским шрифтом, курсивом, без заглавных букв, с обозначением мягкости согласных посредством написания точки над соответствующими твёрдыми согласными (что уже давно брошено в чешском и польском письме)…» с введением некоторых букв из чешского алфавита и изобретением нескольких особых знаков. В итоге в этом алфавите оказалось 45 знаков, «выучить которые было бы не легче, чем теперешние русскую или польскую азбуки; но зато познакомиться с русской или польской письменностью было бы гораздо труднее».
В сноске, где перечисляются листовки, выпущенные после Февральской революции, есть выдержка текста на латинице «Крестьянский союз». Там упоминается «Литовско-Белорусское княжество» и призыв к объединению с литовцами, которые не будут принуждать белорусов говорить по-литовски. В этой же сноске, но продолженной на стр. 390., про листовку «К белорусскому народу слово правды», написанную на латинице, говорится, что там содержится призыв разделить землю только между белорусами. [389]
О некоторых националистических газетах Карский говорит, что они отражали чаяния и надежды «если не всей Белоруссии, то, по крайней мере, известных партий и кружков». К таким газетам Карский относил газеты: «Грамада», «Вольная Беларусь», «Беларуская Рада» [390]
Вернуться к оглавлению
О белорусской прессе, стоящей на позициях русского единства (западнорусисты).
Карский, говоря о белорусской националистической прессе, называет её прессой «в некотором роде левого направления». Карский отмечает, что нельзя не сказать о правой прессе и об обществах, при которых она выходила. Это «Белая Русь» (50 номеров) [388], «Крестьянин» (Вильно, 1916 – 1912 гг.), «Белорусская жизнь», «Северо-западная жизнь». «Все эти издания, выходившие на общерусском литературном языке, со своей точки зрения также заботились о благосостоянии белорусского крестьянина, причём, однако, твёрдо стояли за тесное единение с великорусами. И в перечисленных изданиях иногда появлялись стихотворения и даже драматические произведения на белорусском языке».
Вернуться к оглавлению
О белорусском и западнорусском языках.
«Язык простого белорусского народа, представляющий из себя западную ветвь среднерусских говоров, с некоторыми чертами общими и малорусскому наречию, развивался параллельно и независимо от литературного языка, в указанном отношении совершенно совпадая с народными говорами Восточной Руси» [398]
«Только к 1-й половине XIX века относятся более или менее серьёзные пробы пера на этом [белорусском] языке, и опять-таки предназначенные не для белорусского народа, а для потехи мелкой шляхты, ко вкусам которой они подходили по своему содержанию и которая одна могла читать эти произведения, так как они писались и печатались польским шрифтом» [398]
В книге Мелентия Смотрицкого «упорядочена грамматическая терминология, вырабатывавшаяся в Западной Руси с XVI века. Естественно, что хотя в книге Смотрицкого идёт речь о тогдашнем литературном “славенском” языке, в ней немало чисто белорусских форм и выражений; нередки даже явные полонизмы; а между тем термины далеко не похожи на те, какие встречаются в любой теперешней “Практычной граматыце белорускае мовы”. […] Ясно, чего предки избегали, к тому потомки как бы сознательно стремятся, словно стараются точно выполнить все заветы приснопамятной польской оккупации, решительно устранившей из обращения русский литературный язык. И результаты получаются противоположные: терминология М. Смотрицкого распространилась со временем и на великорусов […] [651]. Теперешние белорусские реформаторы отрекаются от своей старой терминологии только потому, что она принята великорусами, и изобретают новую, приближающуюся к польской. Конечно, в старой терминологии, порядочно обветшавшей, следовало бы сделать поправки, но не в сторону сближения её с польской» [652]
Вернуться к оглавлению
Карский Е.Ф. Белорусская речь. Очерк народного языка с историческим освещением. – П.: Типография Я. Башмаков и К°, 1918. – 60 с.
Эта книга представляет собой доклад Карского на I Всебелорусском съезде в декабре 1917 г., который был разогнан большевиками. Белорусский областной комитет решил все доклады, прочитанные или заявленные на съезде, напечатать «для широкого распространения и для руководства деятелей белорусского движения». «Настоящая работа академика Е.Ф. Карского является одним из таких докладов и служит необходимым пособием при изучении белорусского языка» [с.3]. Сам Карский пишет, что эта работа – «краткий популярный очерк» того, что содержится в «Белорусах», для чтения которых «требуется некоторая филологическая подготовка, которою могут обладать далеко не все те белорусы, которые пожелают ознакомиться с историей своего языка» [с.4]. Т.е. в 1917г. Карский откровенно заявлял, что белорусы есть часть русского народа и не боялся говорить это на съезде, где были и белорусские националисты. Об этом свидетельствуют следующие цитаты:
«Русский народ слагается из трёх больших групп: великорусов, малорусов (украинцев) и белорусов». [с.5]
«литовцы «начали перенимать у западнорусов нажитую ими цивилизацию» [с.9].
«Уже при Ольгерде литовское правительство нашло необходимым признать русский язык официальным […]». [с.9].
Виленский прелат Эразм Вителий объяснял римскому папе в 1501 г.: «Литовцы имеют собственный язык. Но так как русские населяют середину государства, то все обычно пользуются их речью, так как она нежна и более легка». [с.9].
Карский называет Великое княжество Литовское Литовско-Русским государством. [с.9].
О XV – XVI вв.: «Господствующий тогда литературный язык, общий западной Руси и восточной […]». [с.9-10]
О западнорусском языке и белорусском наречии.
Западнорусский литературный язык выработался к концу XVI в. и изобиловал массой полонизмов, «рядом с ним существовал язык простого народа – довольно чистый русский язык, тоже не свободный от полонизмов, но вообще говоря – имевший их мало».
В переводных с польского произведениях появляются полонизмы. «В более неаккуратных из них польский оригинал часто только переписывался русскими буквами, да в фонетике и морфологии отчасти исправлялись явные полонизмы» [с.10]
Русский язык польской графикой существовал до конца XVIII в. Белорусское наречие лежало в основе «старого западнорусского литературного языка» [с.11]
«[…] белорусское наречие, как и естественно, вполне совпадает с другими русскими наречиями […]» Это о переходе одних звуков в другие при произношении. [с.32]
«В области словообразования белорусское наречие, не отступая в общем от других русских наречий, представляет и некоторые самостоятельные любопытные явления» [с.37]
«Именительный п[адеж], как и в малорусских говорах, знаем у слов мужеского рода между прочим и окончание -о: Данило, Петро, дружко, Янко, братко, глазо, бацюшко, татко и т .д., то же и в старинных памятниках: Мисайло, 1398, Олександро, 1432, […] Франциско Скорина XVI в., Ягайло и т.д. Подобные уменьшительно-ласкательные образования конечно подражают окончанию среднего рода» [с.40] Тут интересно, что по-современному белоруски Янка, а по-старому Янко и т.д.
Вернуться к оглавлению
О белорусских писателях начала ХХ в.
«Употребляемая большинством современных белорусских писателей речь имеет в своей основе сильно акающий отдел юго-западных говоров. Поэтому в ней обычны а вм[есто] о безударного, р твёрдое, 3-ье лицо без -ць. Но рядом с этими основными чертами у них допускаются нередко и разные провинциализмы (вроде -е вм[есто] -иць в 3 л[ице] глаголов: любе вм[есто] любиць), сильно режущие ухо лиц, привыкших к чистой народной речи; нередки и полонизмы в словаре, а иногда даже в фонетике, чего можно легко избежать, если быть внимательным к своему стилю» [с. 59]
Вернуться к оглавлению
Юрий Аверьянов, Александр Гронский