В конце лета - в начале осени 2019 года, с подачи националистических кругов, в белорусской академической среде с новой силой разгорелся спор - возможно ли лидеров польских восстаний Тадеуша Костюшко и Константина Калиновского считать белорусскими национальными героями.
В связи с этим приводим свидетельства православных священников о преступлениях мятежной шляхты во время Польского восстания 1863 года на территории Северо-Западного края (Белой Руси), собранные и опубликованные в Литовских епархиальных ведомостях в 1863 году в № № 10, 11, 12, 13, 14, 15, 17. На страницах нескольких номеров 1863 г. материалы от духовенства печатались под рубрикой «Страдания православного духовенства от польских мятежников».
Продолжение. Начало в Часть I
Часть II
Литовские епархиальные ведомости. 1863. № 11 С. 372-384.
Страдания Православного Духовенства Литовской епархии от польских мятежников.
(Продолжение. Начало в 10 номере Литовских епархиальных ведомостей за 1863 г.)
10) 17 мая в 8-м часов утра, на 12-ти почтовых тройках, прибыли в село Любищицы Слонимского уезда гроднен. губ. вооруженные инсургенты; сами начали звонить в церковные колокола, разослали конных по деревням собирать крестьян в церковь, а два всадника прискакали к священнику Любещицкой церкви , Лукиану Гомолицкому на двор с приказом явиться к их начальнику. Между тем, когда священник, явившись к церкви, вошел внутрь ее и был там, собравшимся в значительном количестве на церковную площадь крестьянам один из шайки прочитал возмутительный манифест и пригласил их дать присягу на верность польскому правительству. Крестьяне сначала решительно отказались от присяги; тогда инсургенты, потребовав священника, настойчиво приказывали, чтобы для примера присягнул сам священник; но не успев склонить его к этому ни лестью, ни угрозами, принудили однакож народ, сколько его могло собраться, дать присягу в присутствии ксендза их шайки. Затем начальник шайки заставил священника Гомолицкого подписаться, за неграмотных крестьян, на актах . его действий в Любищицах, и с отрядом на тех же самых почтовых тройках, мятежники отправились обратно к Чемиольской почтовой станции.
11) 19 числа сего месяца в половине 10 часа утра, при чтении утреннего Евангелия, вошли в Бытеньскую церковь, находящуюся в местечке Бытене того же уезда, два вооруженные инсургента, которые, чрез все время служения утрени и литургии, то выходили, то обратно приходили в церковь. Местный священник, безвыходно находившийся в алтаре церкви, избег личных неприятностей от повстанцев. Между тем, вне храма, пред вратами церковной ограды стоял отряд вооруженных инсургентов около 80 человек, и поставлены были пикеты по улицам местечка. С окончанием утрени народ начав выходить из церкви на погост;—здесь начальник шайки говорил речь, прочитал прокламацию, которою дарились подати, поземельный оброк, полнейшая свобода вероисповеданий и восстановление унии; наконец,—приказал народу дать присягу на верность новому польскому правительству. Крестьяне, видя уже и ксендза, готового приводить их к присяге, и единогласно отозвавшись: „громада, что мы будем слушать этой бредни “— поспешили в церковь. В это время при трезвоне началась литургия, во время совершения которой еще делались попытки со стороны инсургентов вызвать крестьян из церкви, но никто из последних не согласился выйти, отказываясь обязанностью слушать Божественную литургию. Начальник шайки, озадаченный непреклонною твёрдостью Бытеньских крестьян, и огорченный их явными - пренебрежениями к нему и его - адлантам, погрозив крестьянам дурными последствиями, отправился со своей шайкой по почтовой дороге, обратно к Чемиольской почтовой станции. Его Высокопреосвященство, Митрополит Литовский Иосиф (Семашко - ред. "ЗР"), между прочим, изъявил Архипастырскую признательность и преподал святительское благословение - прихожанам Бытеньской церкви и ее священнослужителям за их благоповедение в настоящем случае и за твердость в исполнении своего долга.
— Теперь получены более подробные сведения о мученической кончине Сурожского священника Константина Прокоповича, о которой сообщили мы в 10 N. Ведомостей (см. в предыдущей публикации на сайте – ред. «ЗР»).
Местный благочинный пишет: „Вооруженные - мятежники числом - до 40 человек, после полуночи с 22-го на 23 число сего мая, окружили дом священника Прокоповича, и с криком—„отопри“ — начали стучать в дверь. Отец Прокопович, заслышав крик и шум толпы вокруг дома, и видя, что замышляют, наверно, что-то не доброе, успел уйти на чердак дома и втащить за собою лестницу. Не успели отпереть дверь, как таковая была уже, выломана ; стали также бить и ломать окна, и вошедши в первую комнату тотчас развели огонь, и увидев ночевавшего там священника Топилецкой церкви Каченовского (который был приглашен священником Прокоповичем для совместного погребения, на другой день, т. е. 23 числа, отставного чиновника Барановского, которого отец был прежде священником при Суражской церкви), связали его, предполагая, что это — именно хозяин дома. Но когда священник Каченовский стал спрашивать, чего от меня желаете, и когда сказал им, что он—священник из Топильца; то один из толпы подтвердил это, говоря: „правда, это — священник Качановский; — его можно будет и оставить, — нам нужен хозяин дома;“ — и за тем разбежались по всему дому отыскивать священника Прокоповича.
На просьбы, вопль и плачь жены и детей, мятежники отвечали ругательствами, но не говорили, за что именно питают к хозяину дома такое неудовольствие. Услышав, что мятежники взбираются на чердак, священник Прокопович успел пройти на верх конюшни, соединенной посредством крыши с жилым домом, но тотчас был найден мятежниками, которые, сбросив его на землю и вытащив на двор, осыпая самыми отвратительными названиями, стали немилосердно бить дубинами и кольями. Еще прежде сего успела выбежать из дому 17-летняя дочь его и умоляла пощадить отца; но ударами нагайки тотчас принуждена была возвратиться в дом. После этого выбежал 16-летний сын; но по нем сделан был выстрел, впрочем не ранивший его, и за тем этот молодой человек был схвачен мятежниками, бит нагайками, и притащен к тому месту, где они глумились над его отцом; сын просил и умолял пощадить отца и делать над ним — сыном все, что им только угодно: но все мольбы его были напрасны; едва сохранивший дыхание и жизнь, страдалец — Иерей Божий сказал только : „Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя,“—и за тем перекрестился, как был притащен к тополю, стоявшему возле дома, и повешен. После всего этого мятежники требовали еще, чтобы жена покойного отперла комод и отдала им деньги; она сказала, что денег у меня нет; где ключи от комода, не знаю; - а если вам угодно, то можете рубить комод;— но спеша скрыться, они этого не сделали. - - Однакож, когда еще отыскивали о. Прокоповича на чердаке нашли там шкатулку, в которой хранились бумаги покойного, которую взяли и унесли с собою.
Оставив священника, мятежники отправились на квартиру дьячка Осипа Сосновского, выломали дверь и не найдя его в доме, требовали от жены сведения, где он находится, и получили в ответ, что он читает псалтырь по умершем. Между тем, Сосновский, услышав выстрел, сделанный по сыну Прокоповича, и догадываясь, что верно есть мятежники в городе, ушел из дому, а возле покойника остался один из жителей Суража латинянин; мятежники, по входе в этот дом, думая, что оставшийся человек и есть дьячок Сосновский, стали бить его; и едва он успел уверить их, что он не дьячок, - а мещанин Суража, и при том римско-католического исповедания. При чем, оставив этого мещанина, и выходя из дома , сказали, что и дьячок непременно будет ими повешен.
—Но вот письмо сына покойного о. Иерея к своему товарищу — воспитаннику высшего отделения Литовской Семинарии, писанное им по увольнении на родину по причине смерти отца: письмо это много проясняет побуждения, дух, цель и средства польского мятежа; и если читатели найдут в нем некоторое повторение из сказанного об описываемом событии, то это может служить только большим удостоверением в истинности того, о чем извещается.
„Смерть приготовляли моему отцу целый месяц за то, что он принимал к себе войска, проходившие для стычек с мятежниками; но не могли скоро и исполнить это потому, что лучшие мещане предупреждали моего отца, и он, днем живя дома , ночью и уезжал куда ни будь. Но за неделю до Троицына дня собралась шайка на мещанских лугах из молодежи этого местечка. Помещик Конопинский, хотя лично не был в этой шайке, но устроял ее как главный ее начальник; выдавал ей оружие и лошадей из своего двора , и даже послал собственных пять человек. Против этой шайки прислана была рота солдат, при появлении которой шайка эта и развеялась. Капитан, приведший эту роту, разместив ее по квартирам, пришел с другими офицерами к моему отцу и был им радушно принят. Пробыв два дня, рота удалилась из местечка; тогда жители начали еще более враждебно смотреть на отца и стали говорить, что он сам дог нес нашим войскам о пребывании шайки и призвал солдат.
С этого времени ратуша поставила караул,— но не для того, чтобы охранять местечко от мятежников, а чтобы не выпускать никуда моего отца, или по крайней мере наблюдать, куда он будет отправляться. На третий день после удаления роты, именно 17 мая явился в Сураже Франтишек Синкевич из д. Данилова, который собирал у здешних жителей косы и резаки; этот Синкевич управляет бандами мятежников: он был в битве под Семятичами и его давно уже ищут, но не могут поймать. Его привел в дом отца Николай Клим, житель м. Суража; Синкевич с дерзостью потребовал от Отца упомянутых вещей и в случае отказа, вынув винтовку, грозил всем смертью. Так как войска не было в Сураже, а помощи от жителей нечего было ожидать, то мои родители и вынуждены были отдать требуемое Синкевичем.
Три дня праздника Троицы прошли спокойно, хотя постоянно видели каких-то людей, подсматривавших, что делается в нашем дому. На Троицын день в Завыковской церкви (приписная к Суражской) на храмовый праздник в продолжении трех дней собралось множество народа как из самого Суража, так и из других мест; но этих последних никто не знал из домашних. Некоторые из них с особенным вниманием наблюдали за количеством денег, даваемых на обедни. 22 мая умер один из обывателей м. Суража - Барановский; жена его просила на другой день похоронить покойного мужа; посему остался у моего отца свящ. Качановсикй, а сам отец готовился к обедни. В 4 часа (вечера) этого дня некоторые из жителей Суража видели, как два мещанина Лясковский и Семенко привели несколько неизвестных лиц. Эти люди остальное время дня прогуливались возле отцовского дома. В девять часов в доме отца все уже заснули; вдруг мать схватилась с постели и несколько минут просидела с спросонья в беспамятстве. Очнувшись, мать услышала страшную беготню около дома и сейчас же пробудила отца, который, проснувшись и услышав это, начал одеваться; но в тоже время послышались стук в окно и крики: „хозяин отвори!,, Неуспел покойник сообразить, что нужно делать, как вдруг вырвали окно и несколько человек вскочило в комнату. Эти люди бросились к кровати, на которой. лежал свящ. Качановский, и тотчас связали ему назад руки; один из них несколько раз ударил его в грудь, но зажегши свечу, они увидели, что это был, не мой отец, один из них даже назвал фамилию гостя—священника.
Между тем в это время в другой комнате часть их искала моего отца, который ушел и скрылся на конюшне. В этой комнате они нашли моего брата Льва и начали бить его, где попало, дубинами и ружьями; потом, поколотив его, оставили под караулом. Так как окна уже были побиты; то Лев, обманув бдительность караульного, выскочил через окно, бросился в огород и начал уходить на дорогу, ведущую в г. Белосток. Караульный , заметив это, дал знать своим, которые стояли около двора, и те открыли за ним погоню; — начали стрелять в него, но по Божией милости не попадали; только одна пуля пролетела у него над головою и контузила его. Он, может быть, ушел бы; только, выйдя из местечка, наткнулся на караул, который был расставлен около Суража. Поймав, его, мятежники привели в дом, били его дома, чем попало, наконец уже надели веревку на шею, чтобы повесить; он стал в эго время взывать: „Боже мой! Боже мой!;“ но, они стали кричать: „какой твой Бог? Это —собачья, схизматская вера, прибавляя к этому ругательства: подлец, собачья твоя кровь и. т. под... В это самое время послышались крики: „есть, есть!“ Все бросились в ту сторону, оставив моего брата с веревкой на шее караульному.
В третьей комнате - они поймали мою сестру , долго ее били и - наконец -хорошенько измучив, оставили под караулом в комнате с приказанием ей —неговорить никому ни слова. Там же поместили и мать мою, которую сильно били в грудь;—но, как я сказал, в это время послышался крик, что уже пойман отец, потому что это битье, погоня за Львом, битье матери и сестры происходили в одно время. Услышав, что отец мой пойман, почти все бросились из дому, оставив несколько человек для караула с приказанием не говорить никому ни слова, и за ослушание грозили застрелить. Поймав отца, они вытащили его на двор, начали рвать волосы на голове и из бороды, толкать во все стороны, бить ружьями и дубинами, и, нанесши более ста ударов, один из них выстрелил в отца и ранил его в бок. Потом повели отца вешать к месту, которое отстоит от дома в пяти шагах, где находится несколько тополей. Когда сюда привели отца и хотели вешать, он стал просить их, чтобы позволили ему помолиться; но они стали издеваться не только над ним, но и над самой религией, говоря: „какой твой Бог? вы ничто иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская ; ваш Бог—русский; постоянно били отца в грудь, под бока, чтобы не дать и слова выговорить, крича постоянно: ,,мoлча!“ когда надели веревку на шею, отец успел только выговорить: „Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго,“ — и был повешен. Но еще не окончилось все; мятежники начали издеваться. Они привели Льва туда, где висел отец и говорили: „видишь ли, как твой отец висит, как собака? будешь и ты так ж висеть.“ Больно мне все это писать, но чтож делать? . . уже все это совершилось; а я описываю все, как было. Побив снова моего брата, они бросили его наземь, около того места, где висел отец потому что он не мог стоять от сильной боли в ногах, которых ему чуть было не переломали. Отсюда все они бросились в дом и начали требовать у матери денег, говоря: „дай нам денег на пиво.“ Мать отвечала, что у неё нет денег, а есть в туалете и в комоде. Они сейчас схватили туалет, в котором находились деньги, собранные на обеднях чрез три дня праздников, и в этом же ящике находились бумаги, на которых записываются облигации. После они стали требовать у матери, чтобы она отворила комод , но мать отвечала, что ключа нет от одного ящика, и что он у отца. Тогда потребовали топора, и когда он был принесен, требовали, чтобы мать рубила; но один из них на этот раз был посовестнее и сказал: „ты хочешь, чтобы женщина рубила» возьми топор и руби сам;“ чуть они начали рубить, как вбежал один и стал кричать: „уходите, братцы, уже сейчас день!“
Вышедши со двора, они начали кричать : „ну, теперь уже у нас в местечке не будет схизматиков; теперь у нас истинная Польша.“ — Вся эта толпа отправилась к дьячку, которого также хотели повесить; но он в эту ночь находился в доме умершего—Барановского, где читал псалтирь, между тем , дьячок, услышa выстрелы, направленные против брата, поспешил уйти из местечка в Тогилец. У покойника Барановского мятежники нашли старика-мещанина Капцинского, который пел польские набожные песни. Пришедши в дом, они схватили его, вытащили на улицу и стали бить; - но один из шайки сказал, что это здешний житель; тогда они побили крепко этого старика, приговаривая: „не ходи к схизматикам;“ и еле живого оставили на улице. Этот старик, пришедши в дом, горько плакал над отцом моим, а теперь от побоев лежит болен; это только один человек, который пришел помолиться за умершего. 25 мая моего отца хоронили в с. Завыках; на похоронах было не более 5 человек - из мещан; тело отца провожали евреи, живущие в м. Сураже, и все плакали о покойнике. Похороны в Завыках совершал свящ. Качановский.
Дома все окна побиты, двери выломаны, так что невозможно там жить. По этому мать моя, после похорон отца, решилась уехать куда ни будь; но члены ратуши не хотели выпустить мать из местечка. В субботу 25 мая, когда хоронили отца, приехал из Топильца с грустным известием, что умерла дочь свящ. Качановскаго; по этому только случаю ратуша выпустила на несколько дней мою мать в Топилец, не позволив взять с собой никаких вещей, из опасения, чтобы мать не уехала в Белосток и не рассказала обо всем этом войскам. Во вторник, 28 мая, мы прибыли в Белосток. В этом несчастии моего отца виновен особенно католический ксендз Моравский, который живет в костельной туроме. Сколько было всех напавших на доме, определить трудно; но с вероятностью полагать можно, что около нашего дома и в самом доме людей, участвовавших в этом, было не менее 100 человек. И нашему дьячку говорили в Белостоке евреи из Суража, что мещане обещали непременно и его повесить, если поймают; поэтому дьячок живет теперь в Белостоке.
***
Прискорбно, и очень прискорбно наше повествование. А оно касается только малой частицы тех страданий , которые переносятся жителями нашей страны от безумного мятежа и от бесчеловечия мятежников. Сколько христолюбивых воинов положило уже живот при исполнении своего долга и при охранении мирных жителей! Сколько верных своему долгу чиновников и духовных пострадало или поплатилось жизнью! Сколько пострадало таким же образом и частных жителей! Утешительно видеть, что пострадавшие получают по возможности облегчение разного рода пособиями, а лишившиеся жизни благодарно поминаются в молитвах. Мы написали эти строки, возвратясь сегодня, 9-го июня, от ранней обедни в пещерной церкви святых Виленских мучеников в Свято-Духовом Монастыре. Литургию совершал, не оправившийся еще от недуга Высокопреосвященнейший наш Архипастырь, Митрополит Иосиф (Семашко – ред. «ЗР»). На ней и после неё на Панихиде принесены Господу Богу заупокойные молитвы и воспета вечная памяти: Христолюбивым воинам и всем живот свои положившим за Государя, за Веру Православную и за Русское Православное отечество. Все у нас знают: с каким благоговением прибегают Православные к нашей местной Святыне — к мощам святых мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, покоящимся в пещерной церкви, и как церковь сия бывает переполнена молящимися за раннею обеднею по Воскресеньям; потому будет излишне говорить , с каким умилением была принята заупокойная молитва о мучениках своего долга у святых мученических мощей. Да помолятся с нами все Православные!
Литовские епархиальные ведомости. 1863. № 11. С. 372-384.
Оригинал текста в Литовских епархиальных ведомостей (С. 372-384)