Медаль за Прутский поход, 1711 г.

Предлагаем вниманию читателей книгу кандидата исторических наук В. А. Артамонова «Турецко-русская война 1710- 1713 гг.». Эту новую работу Владимира Алексеевича можно рассматривать как продолжение его замечательного цикла книг о становлении России в Новом времени как Империи мирового масштаба в которой вошли ранее также опубликованные на сайте «Заря Полтавской победы – битва при Лесной» и «Полтавское сражение».
Также рекомендуем и прочие не менее интересные статьи и книги В. А. Артамонова.

Размещаем в текстовом формате Введение, саму книгу «Турецко-русская война 1710- 1713 гг.» отдельным файлом PDF, а также карты, не вошедшие в книгу, но по мнению автора важные, и, присланные им для иллюстрации этой публикации на сайте «Западная Русь».

Скачать книгу в формате PDF

 

***

ВВЕДЕНИЕ

ИСТОРИОГРАФИЯ

На западных и южных границах Российского царства (империи) в XVII-XVIII вв. было три исторических соперника — абсолютистское Шведское королевство, переживавшее в 1630-1718 гг. эпоху великодержавия, децентрализованная шляхетская Речь Посполитая и сильный Османский халифат.

Первоосновы Турции и России (Османский бейлик и Московское княжество) стартовали на исторической арене одновременно в XIII-XIV вв. Османская и Российская империи развернули экспансию — первая от Алжира до Месопотамии, вторая — от Вислы до Калифорнии. Обе страны на разных этапах стали мировыми державами, бывало, наводя страх «турецкой» или «русской угрозы». Мощь Османской империи была расшатана Габсбургами, Испанией, Венецией, Ираном. России выпала судьба нанести завершающие удары османскому великодержавию. В обеих странах вооружённые силы оказались доминантой политической и социальной истории.

Военное развертывание изначально кочевого Османского государства опередило русское. При этом геополитическое положение османов, сражавшихся одновремененно в кольце фронтов на разных направлениях, было более сложным, чем Российского царства. Большим успехом России в Средневековье была ликвидация Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. Военная сила османов раздавила более полутора десятков княжеств, султанатов, королевств, царств и империй. Османская мощь стимулировалась византийским, арабским и славянским наследием трёх континентов. Султаны считали себя халифами и управителями всех мусульман мира, но турки были всего лишь одним из 72 народов империи и меньшинством среди остальных этносов. Христиане составляли три четверти населения европейской части этой империи и две трети в Константинополе¹. Земледельческая же Россия с трудом могла мобилизовать скудные ресурсы угрофинских племён и военный опыт степняков. Воинственность кочевых и горнопастушеских племён Османской державы удачно была дополнена могучей артиллерией и появившейся в 1326 г. отборной янычарской пехотой, умевшей брать крепости. Османская империя за XV-XVI вв. запасла огромную прочность, хватившую ей на несколько столетий. С 1460-х и до 1560-х гг. османы в Европе считались «бичом Божиим», они могли без союзников и, по сути, без дипломатической подготовки вести одновременно войны на трёх континентах².

При Сулеймане Великолепном (1520-1566) Османский халифат за счёт ограбления захваченных земель достиг зенита и стал мировой державой, — «наиболее грозным государством Европы. Его дисциплинированные, имеющие отличную мотивацию и вооружение янычары были крупнейшей и опаснейшей профессиональной пехотой на континенте. Накал боеспособности удесятеряли воины, готовые к смерти во имя ислама — «гази». Лидерство османской военной техники и полководческого искусства было в то время бесспорным. Земли и доходы султана были больше, чем земли и доходы любого из его христианских соперников»³. Методы «великолепного века» были сочтены универсальными, что стало одной из причин упадка Османской империи. Однако и в XVII в. эта главная исламская держава могла вести, правда, уже не по своей воле, войны с «неверными». Янычарский корпус считался привилегированным. Из-за запретов на брак он ежегодно пополнялся «девширме» — принудительными наборами. Янычары набирались не из низов христиан, а из семей знатных и «лучших гяуров». Эта первая в Европе регулярная пехота, фанатично преданная исламу и султану, была сплоченной, лучшей и храбрейшей в мире. Она получала жалованье от падишаха, которого считала отцом. Янычарам предоставлялся сбор налогов с «реайи» (райи) — податного населения. (Центральная власть не была заинтересована в поголовной исламизации, так как христиане платили дань, от которой были освобождены мусульмане; их позволялось грабить и обращать в рабство). Товары янычарам продавались со скидкой, в их руках было пожарное дело (и грабёж погорельцев). Вооружены они были луками (с начала XVI в. ружьями-«янычарками»), саблями, ятаганами, щитами и имели топорики для хозяйственных нужд. При выходе на поле боя для окапывания им выдавались кирки и лопаты. Янычарские «орта» (артели) обладали не только корпоративной, но и земляческой спайкой и имели общий котёл, как и солдатские артели Русской армии. Казарменный быт «названых братьев» отличался строгой дисциплиной (за отлучку из казарм наказывали палками). Как и тяжёлая линейная пехота в России XVIII-XIX вв., янычарский корпус («рука и крыло» османской династии) составлял ядро султанской армии («ка-пыкулу аскерлери»). В XVI в. янычар было около 12 тысяч, в начале XVII в. — 37 тысяч, на рубеже XVII-XVIII вв. 53-54 тыся-чи⁴. Другие рода войск янычары презирали. Поколениями османы накапливали веру в непобедимость. Военная психология отлилась в наступательную доктрину и стратегию сокрушения противника. «Нападать на врага, едва завидев его» — такова была старая османская традиция. В основе османского экспансионизма было понятие исламского превосходства и «священной войны», которая по Корану может перемежаться только временными перемириями. «Делом великих государств является завоевание стран и поражение врагов». Перманентная война использовалась как символ государственного единства и стремления к мировому господству⁵.

Со второй половины XVI в. боеспособность янычар и конного феодального ополчения (сипахов) стала падать. Как и прежде, войска отличались «жестокостью и свирепостью», но железная дисциплина таяла. С конца XVI в. янычарам разрешили обзаводиться семьями; с 1582 г. в корпус стали направлять своих детей мусульмане. Военные должности начали продаваться. Служба оказалась наследственной привилегией; с 1651 г. в корпус поступали только дети янычар. Янычарская вольница, имевшая своих судей и имущество, не подлежащее конфискации, могла смещать своих начальников и султанов. Жизнь вне казарм с семьями, случаи задержки жалованья, занятие торговлей и ремеслом разлагали «янычарское братство». Офицеры и рядовые игнорировали учения и военное искусство. На маршах огромная масса людей с обозами не соблюдала дисциплины и интервалов. Поражение в войне, начатой в 1683 г., было закономерным, а Карловицкий мир 1699 г., по которому Габсбурги отвоевали Венгрию и Трансильванию, а Польша Подолье, был первым разделом Османской империи.

К XVIII в. организация военного дела оставалась на уровне века XVI. Сипахское ополчение потеряло военное значе-ние⁶. Сипахи интересовались больше своим хозяйством, чем войной. Исчезал фактор, выправлявший военную отсталость и промахи командования — воинский дух. (Панацеей против разложения властители в Стамбуле считали продолжение захватнических войн).

В России XVII в. солдаты и драгуны «иноземного строя» точно также теряли боеспособность, атаковали не строем, а «кучей», за взятки уклонялись от военной службы. Как русское, так и турецкое воинство набиралось на одну кампанию (с апреля по конец октября), а потом распускалось. И там и там много умирало от антисанитарных условий. Силы, выставлявшиеся на время войны из провинций («эялет аскерле-ри»), не оплачивались, они содержали себя за счёт военного грабежа, также, как нерегулярные соединения в России.

В Великой Турецкой войне 1683-1699 гг. османское войско было самым большим в Европе — 135-200 тысяч человек. В нём усилился вес тюркского ядра, перекрывшего периферийные воинские образования албанцев, босняков, курдов и др. Наследники великой славы — османские воины сознавали свой исламский дух и готовность к смерти: «если мы мусульмане, какой гяур может победить нас?» «Слабое и презренное племя христиан несравнимо ни по душевным, ни по телесным качествам с османами»⁷.

Авторитет «безбожных агарян» оставался таков, что в России и Речи Посполитой перенимали дорогое турецкое оружие, аргамаков, сбрую и военную музыку. Облегченный шишак переняли австрийские кирасиры, польские тяжёлые гусары и русские воины. Но заимствовать наступательный дух не удалось ни одному из соперников.

В «период отката» из Европы османская идея мирового господства уже испарялась и после 1683 г. Порта вела оборонительные войны. Но, даже воюя на техническом уровне XVI в. с устаревшей тактикой и при неустойчивой верховной власти (с 1617 по 1922 г. 15 из 22 султанов были умерщвлены или низложены), без полноценного офицерского корпуса и дворянской касты, Сиятельнейшая Порта в 1672 г. присоединила Подолию, собиралась овладеть Правобережной Украиной, в 1683-1699 гг. воевала почти со всей Европой, в 1710-1713 гг. отбросила Россию из Речи Посполитой, в 1724 г. остановила продвижение царя Петра через Дагестан и Иран в Индию, в 1727 г. захватила Тегеран. И всё это — нерегулярной военной силой. Не иссяк и дух османского великодержавия — султаны-халифы величали себя «тенью Божьей на земле», «львами страшнейшими», «защитителями святых мест Мекки и Медины, повелителями и самодержцами Александру равными, государями государей, князьями князей, превель-можнейшими, державнейшими и превеличайшими, [владыками] Египта, Абиссинии, Арабии, Адена, Триполья, Туниса. Алжира, Кипра, Родоса, Кандии и иных островов Белого моря, Вавилонии. Вана, Карса, Эрзерума. Ниневии, или Ассирии, Месопотамии, Ракки и Дамаска, Алеппо, Ирака, Персии, Арабии и Курдии, Туркестана, Георгии, Дагестана и Трапезунда. Тартарии, Черкассии, Абазии, Крыма и Дешт-и Кипчака якоже и восточные и западные Азии и Греции, Константинополя. Адрианополя».

Но положение султанов было изрядно шатким. Перед каждым маячила вероятность свержения из-за мятежей янычар, бунтов столичной черни, восстаний и сепаратизма на окраинах, чехарды верховных везиров.

Цари российские не претендовали на господство над миром и старались избегать войн с южным соседом⁸. Военная доктрина России в то время была оборонительной, с предпочтением теснить противника гигантскими засечными линиями. После Крымских походов 1687 и 1689 гг. наступательных действий Москва не предпринимала и в 1694 г. правительство Нарышкиных даже готово было возобновить «поминки» Крымскому ханству, прекращённые с 1685 г.⁹

Наступательный русско-австро-венецианский союз, заключенный 29 января 1697 г., помог России выйти из начатого в 1687 г. конфликта с Турцией. В июле 1700 г. русская дипломатия заключила в Стамбуле перемирие на 30 лет и 19 августа 1700 г. Пётр I начал «Свейскую эпопею». Но стратегическое противостояние с Османской империей не исчезло. Степь от Южного Буга до Азова беспрестанно сотрясалась от взаимных набегов казаков, ногайцев, крымцев и калмыков.

Порту беспокоил русский флот на Азовском море. В декабре 1702 г. султан Мустафа II потребовал убрать корабли от Азова и Таганрога (Троицкой пристани), прервать строительство новых судов на воронежских верфях, размежевать границы и срыть крепость Каменный Затон, стоявшую в сотне километров от турецких фортов на нижнем Днепре и мешавшую татарским набегам на Украину. В том же году турки стали крепить Керчь, строить Еникале и отсыпать каменную дамбу поперёк Керченского пролива.

Русский триумф над лучшей армией Европы под Полтавой и снижение напряжённости в 1709-1710 гг. в отношениях с турками, увенчались полным завоеванием Прибалтики от Выборга до Риги и политическим контролем над Речью Посполитой. В Варшаве была восстановлена власть короля Августа II из саксонской династии Веттинов. Россия стала державой-гегемоном Северной и Восточной Европы. Нависшая от Азова до Днестра над Османской империей сила, растревожила Стамбул. Порта не хотела ни русского, ни саксонского, ни шведского контроля над шляхетской республикой. В то время политический престиж шведского короля Карла XII ещё не исчез и тот уверял турок, что двойной удар — шведов из Померании, а османов от Днестра вышибет русских из Речи Посполитой.

Именно это стало основной причиной конфликта Блистательной Порты с Российским царством, продолжавшимся вплоть до русско-турецкого разграничения в Причерноморье в 1714 г.

* * *

Событиям Турецко-русской войны 1710-1713 гг.¹⁰ посвящено немало исследований. Как ни странно, почти обойдены вниманием отечественных историков добротные, основанные на турецких источниках труды Й. Хаммера и Д. Кантемира¹¹.

Объёмную работу о Прутской кампании написал профессор истории Анкарского университета А. Н. Курат. Сокращенное его изложение он дал в шведском и западногерманском журналах¹². В 1950-е гг. господствующей на Западе была идея поставить предел «распространению коммунизма». По мнению Курата, государственный интерес Порты в начале XVIII в. состоял в том, «чтобы заключить Россию в её «естественные границы», сохранить великую шведскую державу, поставить во главе Польши правительство, враждебное русским, спасти Украину от московской зависимости и предпринять решительные меры для сохранения Крыма»¹³. Турецкий профессор писал, что царь, вторгшись в Османскую империю и собравшись завоевать Константинополь, в июле 1711 г. оказался в руках верховного везира Балтаджи. Именно от последнего зависело «всемирно-историческое решение», после которого история Восточной Европы покатилась бы по другой колее. Достоинством Курата было привечение большого объёма новых материалов из турецких и европейских архивов, а также работ турецких, русских, немецких, шведских, румынских и польских историков, что позволило ему широко осветить политику Порты и состояние турецкой армии на тот период. Необоснованные допущения, доверие к турецким нарративным источникам и морализаторство не могут служить украшением его труда. Тяжелые для России договоры 1711, 1712 и 1713 гг. турецкая историография привязывает к победе на Пруте, тогда как Русская армия 12 июля 1711 г. ушла из Молдавии непобежденной¹⁴.

В нашей стране победы русского оружия естественно, привлекали большее внимание, чем поражения. Поэтому крупный военный историк А. З. Мышлаевский в начале ХХ в. назвал Прутский поход «сплошным вопросительным знаком». Цельного труда по данной теме он не создал, но выявил огромное количество документов из отечественных архивов и написал несколько статей по войне 1710-1713 гг.¹⁵

За исключением не потерявших своего значения трудов С. М. Соловьева, отечественные историки ограничивали себя, как правило, только Прутской кампанией¹⁶.

Панорамный взгляд на эпоху Петра Великого дал Н. И. Пав-ленко¹⁷. Записи молдавских хроник о Прутском походе ввел в оборот Р. Ю. Энгельгардт. На этого автора наложила отпечаток недавно отгремевшая война 1941-1945 гг. По его мнению, «тактическая неудача» на Пруте произошла в основном, из-за измены валашского господаря К. Брынковяну и численного превосходства турок. Противник согласился на мир, так как ему был нанесён сильный удар. «Выгодный» (!) Прутский договор 1711 г. был победой русской дипломатии; никакого подкупа турецкого командования не было¹⁸. Т. К. Крылова в серии статей 1941-1966 гг. о международной обстановке и политических отношениях Турции с Россией подробно изложила по нескольким фондам содержание архивных материалов РГАДА¹⁹. Не вызывают возражений расставленные автором основные вехи в сфере русско-турецких отношений 1700-1711 гг. (дипломатическая деятельность посла П. А. Толстого на Босфоре, противоречия между Бахчисараем и Стамбулом, межевание границ в Причерноморье и др.). Недостаток её работ — прямолинейный пересказ российских источников, без их глубокого анализа и сопоставления позиций воюющих сторон.

Политику Османской империи и европейских держав в отношении России в 1709-1713 гг. иследовала С. Ф. Орешкова. Помимо исторических работ, опубликованных в Европе, она, в отличие от Т. К. Крыловой, использовала большой объём турецкой литературы и источников. Автор справедливо полагает, что «нейтралитет» Турции в 1700-1710 гг. во время войн за Испанское наследство и Северной был следствием разорения и упадка страны. Турецкое командование в 1711 г. надеялось на «небольшую победоносную войну», но в сражении на Пруте «с радостью согласилось на русское предложение о начале мирных переговоров», так как «возможность полной победы представлялась проблематичной». Сомнительно высказывание о том, что «даже полная победа над царской армией на Пруте и пленение самого царя не сулили ничего иного, кроме затяжной войны». Скорее всего, «птенцы гнезда петрова» постарались бы закончить военные действия на юге. Трудно согласиться и с тезисами, что Франция, Англия, Австрия и Венеция к 1710 г. «объединились в одном направлении — развязывании войны между Россией и Турцией», что Прутский мир 12 июля 1711 г. был «большим дипломатическим успехом России», что турецкое требование уступки Украины в 1712 г. означало участие Порты в «планах создания франко-шведской дипломатией новой расстановки сил на востоке Европы»²⁰.

Внутренее положение Османской империи в XVIII в. подробно проанализировал историк А. В. Витол, назвавший прутский успех турок «в значительной степени случайным»²¹. Л. Е. Семёнова, в максимальной степени подняв румынские и молдавские источники, детально рассмотрела связи валашского господаря К. Бынковяну и молдавского господаря Д. Кантемира с Россией в своих очерках по истории Валахии и Молдавии²².

В защиту русской истории и дипломатии великого царя, подвергнутой на Западе сокрушительной критике, написал очерковую книгу Н. Н. Молчанов²³. Вполне приемлема его концепция о неизбывной вражде Европы к России, что особенно сказывается в наши дни. Однако автор допустил много погрешностей. К примеру, он считал, что на фоне бурного разворота внешней политики Петра I, разгром шведов под Полтавой «вызвал в Стамбуле взрыв слепой ярости» (на самом деле привёл к подтверждению русско-турецкого перемирия), что Прутская история была всего-навсего «нелепой трагикомической интермедией» с парадоксальными ошибками и случайностями, что победитель царя Мехмед-паша Балтаджи «по своей ненависти к России и преданности её врагу — Карлу XII превосходил всех своих предшественников» (фактически тот был беззлобной и слабой личностью).

Много статей и монографий, посвящённых жизни Д. Кантемира в Турции и России, молдавским воинским формированиям в составе Русской армии и Прутской кампании, опубликовал молдавский историк В. И. Цвиркун. Этот исследлватель объективно и благожелательно изучает русско-молдавские отношения. Взяв за образец «Письма и бумаги императора Петра Великого», автор составил корпус документов о Кантемире, предварив их биографией сына молдавской земли²⁴ Цвиркун основательно проработал российские и румынские архивы, а также румынскую, турецкую и российскую историографию.

Фундаментальное исследование о «турецкой политике» Карла XII в Молдавии, Стамбуле и Крыму в послеполтавский период 1709-1713 гг. провел шведский историк Э. Тенгберг²⁵. Автор проанализировал и ввел в оборот массу документов, которые освещают политику и военные действия 1710-1713 гг. с точки зрения королевской канцелярии, Бахчисарая, польской оппозиции и запорожцев.

Перипетиям Прутского похода посвятил несколько исследований Я. Е. Водарский²⁶. Он досконально изучил переписку Петра I, донесения русских и иностранных дипломатов, генералов и тайных агентов, воспоминания участников похода и восстанавливал ход событий по дням и даже часам. Он же объяснил противоречия в источниках и дал квалифицированные комментарии в издании «Письма и бумаги императора Петра Великого» (М., 1962 и 1964. Т. XI. Вып. 1). Водарский провел анализ причин неожиданного окружения Русской армии в Молдавии, соотношения сил противников, действий Петра I и его жены Екатерины в критические минуты сражения, легенды о «решающей роли» подкупа турецкого командования и поддельного письма Петра Великого Сенату. Работы Я. Е. Водарского — крупный шаг вперед в исследовании военных действий в 1711 г.

Дипломатическое противоборство России в 1709-1714 гг. с Турцией, Швецией, Францией и переговоры о сотрудничестве с Австрией, Саксонией, Речью Посполитой рассмотрено в работе: Артамонов В. А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709-1714). М., 1990. «Приключения» Карла XII в Турции качественно и художественно, но с погрешностями описал Б. Н. Григорьев²⁷.

Скороговоркой поход 1711 г. изложил А. В. Кутищев в лаконичных статьях, где поражение оправдывается тем, что не были созданы «ни плацдарм, ни коммуникации, ни тыловая база. Но был ли у Петра Великого выбор, когда на юге началась война?» — задает вопрос этот автор. Если бы царю пришлось затратить на эти приготовления хотя бы «как минимум год. [то] шведы наверняка оправились бы после Полтавы. Россия могла утратить плоды десятилетних усилий в Северной войне, всё пришлось бы начинать заново. Русская армия должна была. упредить турок на Дунае. на переправах нанести им поражение, затем вести войну, опираясь на массовую поддержку населения и местную тыловую базу. Исход кампании зависел. от того, кто захватит переправы через Дунай»²⁸.

Только недавно историки Северного Кавказа начали заполнять лакуну, связанную с военными действиями России в Прикубанье в начале XVIII в.²⁹

К 300-летию Прутского похода была выпущена беспомощная, переполненная ошибками и неточностями популярная книжка Е. В. Беловой³⁰. Пренебрежительно описал «фиаско на Пруте» и всю Северную войну В. А. Красиков³¹.

«Холодная война» родила концепцию о том, что шведы, турки, крымцы и поляки вместе могли бы воспрепятствовать рождению «державного монстра России». Западногерманский историк О. Хайнц сокрушался — как 12 июля 1711 г. все они позволили уйти врагу, находящемуся в безвыходном положении?³².

После уничтожения СССР эта идея оказалась востребованной «либеральными» и сепаратистскими историками РФ и лимитрофных республик. Доктор исторических наук В. Е. Воз-грин создавший в советское время доброкачественный труд «Россия и европейские страны в годы Северной войны. (История дипломатических отношений в 1697-1710 гг.)». Л., 1986; превознёс Крымское ханство с его «40-тысячным войском», равным по боевой мощи турецким и русским силам и «не страшившееся даже австрийской армии». По мнению автора, ханы, в отличие от близоруких турок, торговавших интересами родины, самоотверженно боролись против экспансии России и могли якобы появиться даже в Северной Германии³³. Возгрин принимает за истину заведомо тенденциозные источники и уверен, что весной 1709 г. (когда армия Карла XII была обессилена), был реален шведско-татарский поход на Москву (!) при содействии наследника Мазепы Ф. Орлика, который якобы «как полководец обладал чрезвычайно высоким авторитетом во всей Европе». «Талантливый» провидец и «политически несгибаемый» Девлет II Герай «к незаурядному политическому дару которого» прониклась уважением вся Европа, создал проект «многосторонней системы. единственно способной предотвратить. агрессию России на черноморском и балтийском направлениях в будущем»³⁴.

Во всех бедах, в том числе и в «депортациях» 1711-1712 гг. украинского народа, винит Россию историография современной Украины³⁵.

Можно понять, как гордость за прошлое своей нации сопрягается с отторжением истории «чужой страны». Труднее уразуметь тех, кто топчет собственную историю. Казалось бы, вписываясь в антисоветизм после 1991 г., историки-конъюнктурщики будут «превозносить» Отечество, существовавшее до 1917 г., но под нож пошла вся русская история. И дело не только в «покаянии», «информационной войне» против России и якобы потере русским народом «государственного иммунитета». Номенклатура и интеллигенция после крушения СССР стала утверждать, что катастрофа конца ХХ в. вызвана историческим наследием и ущербным «цивилизационным кодом» русского народа. «Позорна и бесталанна» будто бы вся русская история, а все войны России бездарны. Концентрат яда вылил на Отечество плодовитый публицист А. М. Буровский, писавший, что для «агрессивного москальства, опасного для всего человечества», нужна «хорошая оккупационная армия — как в Германии 1945-1960 годов»; «результаты модернизации «проклятого императора» Петра I были меньше, чем при его отце, масштаб разрушений такой, что Мамай и Тохтамыш позавидовали бы. Сломано в сто раз больше, чем сделано, страна будет веками расхлебывать кашу, заваренную царём Антихристом»³⁶. Питерский историк Е. В. Анисимов раньше допускал выражение, что он «ненавидит Петра I, потому, что тот построил полицейское государство». Реформы Петра I по его мнению привели «не к улучшению жизни общества, а к усилению власти государства, увеличению числа чиновников, налогов, повинностей, к росту его имперских аппетитов... крепостное право и деспотическая власть остались прежними. почему для этого нужно проливать реки крови?»³⁷

Новосибирский историк Д. О. Серов гипертрофировал виртуальную смуту и развал России после якобы неизбежной гибели Петра в Молдавии, не случись подкупа турецкого командования. Синоним «тенденциозности» в его понимании — патриотизм. Автор до предела заострил доводы советологов периода «холодной войны». Он заявил о полнейшей продовольственной неподготовленности похода «на Босфор и Константинополь» (!?). В сражении на Пруте эффективная оборона «обескровленными дивизиями» якобы полностью исключалась, а при прорыве они бы погибли. Как считает Серов, турки упустили грандиозный исторический шанс надломить Россию и существенно изменить на обозримое будущее геополитическую ситуацию в Восточной Европе. Петру I предстояла или смерть в бою или шествие «с петлей на шее улицами Константинополя, а будущей императрице Екатерине Алексеевне — оказаться среди султанских невольниц». Надежды на спасение не было ни для канцлера Г. И. Головкина, ни для фельдмаршала Б. П. Шереметева, ни военачальников Я. В. Брюса, М. М. Голицына, В. В. Долгорукова, П. И. Ягужинского, А. М. Девиера, секретаря А. В. Макарова, а также будущих генерал-прокурора Сената Е. И. Пашкова, кабинет-министра А. П. Волынского, историка В. Н. Татищева, вице-канцлера А. И. Остермана, российского посла в Стокгольме М. П. Бестужева-Рюмина. Серов подробно описал перспективу России после гибели армии в 1711 г. Разорённую налогами и лихоимством страну якобы ждала катастрофа. В условиях «всенародного разорения» и новых военных поражений Россию захлестнул бы потоп преступности. Меншиков упрятал бы Алексея Петровича в Соловецкий монастырь или к себе в Раненбург, но за царевича вступилась бы старая родовитая аристократия. В схватке за престол неизбежно всплыли бы самозванцы Лжепетры, Лжеалексеи, отвалилась бы Малороссия, «не открылась бы в 1725 г. Академия наук, не возникла бы в 1718 г. зловещая Тайная канцелярия». «Петербург стал бы одной из шведских крепостей, Курск, Воронеж, Смоленск и Новгород — пограничными городами».

«Многое, очень многое сложилось бы иначе в нашей истории, если бы. не двинулся в сторону турецких окопов барон Пётр Павлович Шафиров»³⁸.

Певцом донского казачьего сепаратизма выступает историк казачества Д. В. Сень³⁹.

Суммируя литературу, посвящённую Турецко-русской войне 1710-1713 гг., можно сказать, что отечественная и западная историография не рассматривала события 1712-1713 гг., последовавшие вслед за катастрофой на Пруте. Не привлекала внимания и напряжённость в отношениях с Османской империей вплоть до 1714 гг., когда была проведена демаркация границ в Причерноморье. Слабо освещались военные действия русских, калмыков и адыгов в Прикубанье.

Причины провала Дунайского похода 1711 г. отечественная историография сводила и до сих пор сводит к погоде и нехватке провианта. Такая концепция восходила к установке Петра I, который указал своим соратникам в качестве причин поражения выставить невыносимую жару, безводье, изнурение конницы, отсутствие продовольствия и фуража. До 1905 г. историки предпочитали не критиковать царей, советская же историография при описании войны 1710-1713 гг. следовала концепциям, наработанным до 1917 г. На самом деле армия полтавских ветеранов, разгромившая в 1709 г. лучшую военную силу Европы и мира, не потерпела в 1711 г. поражения. Тяжелый Прутский мир 1711 г. стал следствием психологического слома главнокомандующего — царя Петра.

Изолированно и выборочно рассматривался русской и сербской историографией антиосманский «западно-балканский фронт» в 1711-1714 гг., который в определённой мере облегчил противоборство Петра I с Портой.

Никто из историков не затрагивал вопрос и о русско-крымском диалоге в начале XVIII века. Документальные источники, как неопубликованные, так и выпущенные в свет, помогают дать новое освещение перипетиям войны царя Петра I с османским соседом.

 

 Скачать всю книгу в формате PDF

--------------------

¹Jacov V. Europa i osmanie w okresie Lig Swiętych. Polska między Wschodem i Zachodem. Kraków, 2003. С. 115 Десь и Далее примечания автора, если не указано иное.

² О военном деле османов см.: Ozcan A. Ottoman military establishment // History of the Ottoman State, Society & Civilization. Istanbul, 2001. P. 349-430; История Османского государства, общества и цивилизации. В 2-х т. / Под ред. Э. Ихсаноглу. М., 2006. Т. 1. С. 263-319.

³ Ливен Д. Российская империя и её враги с XVI века и до наших дней. М., 2007. С. 240.

⁴ Перед ликвидацией в 1826 г. строгого отбора уже не было и корпус насчитывал 110-140 тысяч. Марсильи Л. Ф. Военное состояние Осман-ския империи с ея приращением и упадком. Ч. 1. СПб., 1737. С. 57, 70; Витол А. В. Османская империя (начало XVIII в.). М., 1987. С. 23-24.

⁵ По легенде после завоевания Константинополя в 1453 г., османы свергли статую императора Юстиниана, в руках которого была золотая, с крестом держава-яблоко («алтын эльма») — символ мирового господства. Это «золотое яблоко» закатилось в Рим. Цель османов захватить его и обрести мировое господство. Магилина И. В. Россия и проект антиос-манской лиги в конце XVI — начале XVII вв. Волгоград, 2012. С. 15-17.

⁶ Если при Сулеймане Кануни с крупных ленов (тимаров и зеаметов) собиралось до 200 тысяч воинов, то в начале XVIII в. всего 20 тысяч. Витол А. В. Османская империя... С. 22-23.

⁷ На сборах в Адрианополе (Эдирне) даже в начале XVIII в. османские воины пронзали руку кинжалом, оставляя его в ране и демонстрируя пренебрежение к боли.

⁸ С воцарением династии Романовых в 1613 г. для Российского царства началось Новое время и «эмбриональный» период Романовской империи, апогей которой наступил в 1770-1814 гг. Артамонов В. А. Героика патриотизма: патриотизм и державное сознание русского народа XXX вв. // Меншиковские чтения 2014. Научный альманах. Вып. 5 (12). СПб., 2014. С. 28.

⁹ Артамонов В. А. О русско-крымских отношениях конца XVII — начала XVIII вв. // Общественно-политическое развитие феодальной России. М., 1985. С. 71-88. Навечная отмена погодных дач была письменно зафиксирована в восьмой статье договора от 3 июля 1700 г.: «Понеже государство Московское самовластное и свободное государство есть, дача, которая по се время погодно давана была крымским ханам и крымским татаром, или прошлая, или ныне, впредь, да не будет должна от его священного царского величества Московского даватись, ни от наследников ево. Но и крымские ханы, и крымцы, и иные татарские народы впредь ни дачи прошением, ни иною какою причиною или прикрытием противное что миру да [не] сотворят, но покой да соблюдут». РГАДА. Ф. 89. Оп. 3. Д. 8. Л. 14; Богословский М. М. Пётр I. Материалы для биографии. Ленинград, 1948. Т. 5. С. 212. Неверно, что Россия продолжала после 1670 г. платить 30 лет поминки-дань до 1700 г. См.: Хорошкевич А. Л. Русь и Крым после падения ордынского ига: динамика трибутарных отношений // Отечественная история. 1999. № 2. С. 77.

¹⁰ Так как объявление войны последовало со стороны Турции, разумнее дать заголовок «Турецко-русская война 1710-1713 гг.», в отличие от существующего обычая именовать все войны России как «русско-турецкие», «русско-шведские», «русско- польские» и т. д.

¹¹ Hammer J. Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. 7. Pest, 1831; Kantemir D. К. Geschichte des Osmanischen Reichs nach seinem Anwachse und Abnehmen, beschrieben von Demetrie Kantemir. Hamburg, 1745.

¹² Kurat A. N. Prut seferi ve bari§i. 1123 (1711). Ankara, 1951-1953. С. 1-2. Его же Prutfelttaget och Prutfreden 1711 // Karolinska Forbundets Arsbok. 1939; его же. Der Prutfeldzug und der Prutfrieden von 1711 // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. Bd. 10. Wiesbaden, 1962. H. 1.

¹³ Орешкова С. Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. М., 1971. С. 11.

¹⁴ Артамонов В. А. Дунайский поход Петра I в 1711 г. М., 2015. С. 69.

¹⁵ Мышлаевский А. З. Две катастрофы. Суворов в Швейцарии. Пётр на Пруте. СПб., 1901; его же Россия и Турция перед Прутским походом // Военный сборник. 1901. № 1-2. Мышлаевский считал, что Прутский поход не был авантюрой, Петру I прежде всего нужен был политический успех — мир на юге, вся операция 1711 г. была подготовлена безукоризненно, трудности с провиантом не имели решающего значения, все неудачи — результат трений с поляками и валахами. Новицкий Е. Прутский поход 1711 года. Итоги архивных розысков. Отчёт о сообщении проф. А. З. Мышлаевского. СПб., 1899.

¹⁶ См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1962. Т. 8; Бутурлин Д. П. Военная история походов россиян в 18 столетии. СПб., 1820. Ч. 1. Т. 2; Бранденбург Н. Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник СПб., 1867. Т. 54; Бранденбург Н. Е. Русская артиллерия в Прутском походе 1711 г. // Артиллерийский журнал. 1897. № 1; Маной-ленко Ю. Е. Русская артиллерия в Прутском походе (1711) // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. М., 2008. № 77; Санин О. Г. Крымское ханство в русско-турецкой войне 1710-1711 гг. // Москва — Крым: Историкопублицистический альманах М., 2000. № 2.

¹⁷ Павленко Н. И. Пётр Великий. М., 1990. События Турецко-русской войны освещены им в статье: Савва Лукич Владиславич-Рагузинский // Сибирские огни 1978. № 3.

¹⁸ ЭнгельгарДт Р. Ю. Из истории Прутского похода Петра I // Кишинёвский Госуниверситет. Ученые записки. Т. 6 (исторический). Кишинёв, 1953. С. 97-117; см. также: Кириченко Н. П. К вопросу об участии молдавского народа в Прутском походе русской армии 1711 г. Кишинёв, 1958.

¹⁹ Крылова Т. К. Русско-турецкие отношения во время Северной войны // Исторические записки. М., 1941. Т. 10; её же Русская дипломатия на Босфоре в начале XVIII в. (1700-1709) // Исторические записки. М., 1959. Т. 65; её же Статейные списки петровских дипломатов (1700-1714) // Проблемы источниковедения. М., 1961 Т. 9; её же Польский вопрос, его место и значение в русско-турецких отношениях 1710-1713 гг. // Краткие сообщения Института славяноведения. 1964. № 49; её же Русская дипломатия на Босфоре в 1711-1714 гг. // Международные связи России в XVII-XVIII вв. М., 1966

²⁰ Орешкова С. Ф. Русско-турецкие отношения...С. 190-193.

²¹ Витол А. В. Османская империя. С. 32.

²² Семёнова Л. Е. Русско-валашские отношения в конце XVII — начале XVIII в. М., 1969; Семёнова Л. Е. Княжества Валахия и Молдавия. Конец XIV — начало XIX в. Очерки внешнеполитической истории. М., 2006.

²³ Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1991. С. 273-275.

²⁴ Цвиркун В. И. Димитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах и документах. СПб., 2010; Цвиркун В. И. У истоков русско-молдавского боевого содружества // Jvircun V. Vitralii — Витражи. Chisinau, 2006; Цвир-кун В. И. Легенды и вымыслы о жизни и деятельности Димитрия Кантемира в России // Revista de istorie a Moldovei. Chisinau, 1994. № 2 (18); Цвиркун В. И. Под сенью двух держав. История жизни и деятельности Димитрия Кантемира в Турции и России. Кишинёв, 2012.

²⁵ Tengberg E. Fran Poltawa till Bender. En studie i Karl XII:s turkiska politik 1709-1713. Lund, 1953.

²⁶ ВоДарский Я. Е. По поводу работы турецкого историка о Прутском походе 1711 г. // История СССР. 1963. № 6; его же Загадки Прутского похода Петра I. М., 2004; его же Легенды Прутского похода Петра I (1711 г.) // Отечественная история. 2004. № 5. С. 3-26.

²⁷ Из оплошностей этого автора можно указать на такие: Турецкая армия не «тащилась черепашьим шагом на север», а двигалась оперативно навстречу русской. Неверно, что Балтаджи «ни за что бы не решился пойти на окружение Русской армии», если бы не воля Девлет Герая и настойчивость С. Понятовского. Русско-турецкий мир был подписан не 10, а 12 июля 1711 г. Карл не мог прискакать к месту сражения в 13 часов 12 июля, когда русская армия ещё оставалась там. Вопреки Григорьеву, турки выделили конвой для русских. Григорьев Б. Н. Карл XII, или Пять пуль для короля. М., 2006. С. 402-408.

²⁸ Кутищев А. В. «Итить с войском к Дунаю». Прутский поход — героическая трагическая страница российской истории // Военно-исторический журнал. 2011. № 9. С. 17–18. Вопреки автору, можно было бы выбрать разные операционные направления — например, на Керчь, Очаков, Крым, встретить противника на Днепре или Днестре. Военная сила Швеции так и не оправилась после 1709 г. Захват переправ на Дунае не гарантировал победы. «Поддержка» слабого молдавского и валашского ополчения не спасла бы царя. Тот же автор писал, что Прутский поход «стал верстовым столбом на пути становления русской профессиональной армии. монументом неброского героизма русского солдата». Кутищев А. В. «.Повелеваем вам. походм поспешать безотлагательно.» К 300-летию Прутского похода.// Вестник Уральского отделения РАН. 2011. № 1 (35). С. 125.

²⁹ Сокуров В. Н. Освобождение Кабарды от крымско-турецкой зависимости (1670-1708) // Кавказские научные записки. 2011. № 1 (6); Ра-хаев Д. Я. Политика России на Северном Кавказе в первой четверти XVIII века: Архивные и нарративные источники 1699-1725 гг., российско-османские и российско-персидские договоры первой четверти XVIII века. М., 2012.

³⁰ Белова Е. В. Прутский поход. Поражение на пути к победе? М., 2011. Из многих несуразностей можно указать одну: «драгуны молдавских полков». Содержат ошибки статьи «Прутский мир» и «Прутский поход» см.: Военная энциклопедия. Т. 7. М., 2003. С. 71-72 и Новая Российская энциклопедия. Т. 13 (2). М., 2014. С. 240-241. Буйной фантазией, незнанием исторических источников отличается роман: Раскина Е., Кожемякин М. Первая императрица России. Екатерина Прекрасная. М., 2013. Хорошее знание исторических реалий показал Гордин Р. Р. Жестокая конфузия царя Петра. Историческое повествование. М., 1996.

³¹ Автор абсурдно пишет, что российская армия «за конец июня и июль потеряла убитыми, а также умершими от жары, жажды, недостатка продовольствия и болезней 27 285 человек». «Непомерно высокая цена успеха» в Северной войне составила 250 тысяч человек. Красиков В. А. Северная война или блицкриг по-русски. М., 2010. С. 81, 97, 98.

³² Heintz O. Konig Karl XII von Schweden. Bd. 2. Berlin, 1958.

³³ Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992; Воз-грин В. Е. Военно-политический конфликт в период пребывания Карла XII в Турции (1709-1714) (по неопубликованным источникам) // Проблемы войны и мира в эпоху Нового и Новейшего времени. (К 200-летию подписания Тильзитского договора). Материалы международной научной конференции. СПб., 2008. С. 61; Возгрин В. Е. Южный фронт российской внешней политики накануне и после Полтавы // Проблемы истории России и стран Северной Европы от Средних веков до наших дней (К 90-летию со дня рождения И. П. Шаскольского) СПб., 2009.

³⁴ Возгрин В. Е. Военно-политический конфликт. С. 66. Потерю выхода России к Азовскому морю автор считает «смехотворной». Вот некоторые из ошибок Возгрина: воевода Киевского воеводства Речи Посполитой Ю. Потоцкий переведен в 1705 г. разряд «воеводы польского Киева» (Киев с 1667 г. был в составе России). «Крымско-татарская рать», собравшаяся помогать шведам, будто бы стояла на Днепре после Полтавской победы вплоть до августа 1709 г. (в таком случае непонятен её отказ от помощи генералу А. Л. Левенгаупту, капитулировавшему в Перево-лочне 30 июня 1709 г.). Молдавский господарь Кантемир, оказывается, воевал в 1711 г. на стороне татар! Петровские солдаты «не осмелившиеся» форсировать р. Прут, оказывается за Дунаем в Исакче «устроили страшную резню», хотя они там не появлялись. «Лукавый царедворец» Балтаджи, будто был умерщвлён по инициативе Девлет Герая (на самом деле тот умер своей смертью). О других «фантазиях» В. Е. Возгрина см.: Цвиркун В. И. Под сенью двух держав. С. 37-38.

³⁵ См.: Крикун М. Згш населения з Правобережно! Укра!ни в Лiвобережну 1711-1712 роив. (До питання про полиику Петра I стосовно Укра!ни // Укра!на модерна. Львiв, 1996. № 1. С. 42-88; Матях В. М. Гетьман в еми-грацп Пилип Орлик: iсторико-iсторiографiчний портрет политика // Украшський кторичний журнал. Ктв, 2001. № 4; Чухлиб Т. Скитание гетмана Мазепы // Родина. 2017. № 7.

³⁶ Буровский А. М. Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии. М., 2010. С. 55, 339, 355, 380-381.

³⁷ Анисимов Е. В. Пётр Великий: личность и реформы. СПб., 2009. С. 4.

³⁸ Серов Д. О. Прутский поход 1711 г.: аспекты несостоявшейся катастрофы // Кровь. Порох. Лавры. Войны России в эпоху барокко (1700-1762). Сборник материалов Всероссийской научной конференции. СПб., 2002. Вып. 2. С. 44-51; его же. Администрация Петра I. М., 2008. С. 94-97.

³⁹ Сень Д. В. «Нам тут на реке Аграхани жить не тесно.». Из истории начального этапа освоения дорнским казачеством Северного Кавказа в конце XVII — начале XVII в. // Кавказский сборник. М., 2008. Т. 5 (37). С. 10-25; Сень Д. В. Миграция некрасовских казаков на земли Причерноморья: практика и тенденции начального этапа (до 1712 г.). Проблемы адаптации // Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы в 18-20 вв. Сохранение национальной идентичности и историко-культурного наследия России. СПб., 2011.