События Восточно-Прусской операции 1914 г. и боевой путь 1-й армии генерала П. К. фон Ренненкампфа в частности достаточно хорошо изучены в отечественной историографии, однако отдельные лакуны существуют до сих пор. Так, практически не известна деятельность Российского общества Красного Креста (РОКК), которое в годы Первой мировой войны играло ключевую роль среди прочих общественных организаций, призванных содействовать армии. Оно интегрировало активность патриотически настроенных подданных всех сословий (начиная от представителей деловых кругов, высших сановников и дворянства и заканчивая простыми крестьянами), позволяя им внести собственный вклад в предстоящую победу. На уровне публичного пространства подобная помощь символизировала всеобщее единение перед лицом «смертельной опасности». Хотя РОКК позиционировало себя как общественную структуру, основные средства оно получало от государства [1, с. 81—92], более того, в руководстве ключевую роль играли представители элиты и высших слоев бюрократии. Статус «общественной организации» скорее отсылал к добровольному характеру деятельности [см. подробнее: 8, с. 7—15]. Вместе с тем для многих участие в ней не только было связано с реализацией искреннего желания помочь действующей армии (которое мы ни в коем случае не отрицаем), но и диктовалось стремлением укрепить репутацию, иногда в политических целях (в качестве наиболее яркого примера см.: [4, с. 193—217]).

 На театре военных действий при каждом фронте находился главноуполномоченный РОКК, который, с одной стороны, был непосредственно подчинен главному начальнику снабжений армий фронта, а с другой — обязывался согласовывать действия с начальником санитарной части [6, c. 46]. При армиях назначались особоуполномоченные, а при корпусах и передовых отрядах — уполномоченные. Все они подчинялись военно-санитарному начальству тех соединений, к которым были прикомандированы. Таким образом, на юридическом уровне формировалась система двойного подчинения, которая фиксировала место краснокрестных организаций на фронте: они оказывали содействие военно-врачебным заведениям, восполняя «пробелы» в их работе и не неся непосредственной ответственности за санитарное благополучие войск в целом. Тем самым закладывался институциональный конфликт: сеть полевых военно-медицинских учреждений была более широкой, нежели учреждений Красного креста, однако последние обладали большими средствами (в пересчете на один лазарет, подвижной отряд и т. д.), а потому будучи ответственными за меньший фронт работы, могли выполнять ее более качественно. Отсюда и характер взаимных обвинений: военные медики слышали в свой адрес упреки в непрофессионализме и неэффективности, в то время как краснокрестные деятели — в нарушении воинской дисциплины и саморекламе [в качестве примеров см.: 5, с. 82; 1, оп. 1, д. 1097, л. 240—241].

Существенную роль играл и тот фактор, что на практике учреждения РОКК пользовались широкой автономией прежде всего ввиду высокого статуса руководящих лиц: значительное число главно-, особо- и просто уполномоченных обладали равным или более высоким социальным статусом, нежели их непосредственные начальники. Не удивительно, что на фронте через краснокрестные организации создавалась параллельная властная иерархия, члены который нередко напрямую выстраивали отношения с командующими и главнокомандующими. В частности, главноуполномоченным северозападного района (т. е. при Северо-Западном фронте) стал генерал Д. Я. Дашков, сослуживец по кавалергардскому полку главнокомандующего фронтом генерала Я. Г. Жилинского. Его помощниками 1 (14) августа официально были назначены в звании камергера Высочайшего двора, статский советник, депутат Государственной думы граф Э. П. Беннигсен, статс-секретарь Государственного совета, гофмейстер А. Г. Тимрот и статский советник М. К. Якимов. Особо-уполномоченным при 2-й армии оказался известный политик-октябрист А. И. Гучков, который обосновался в Варшаве и пользовался достаточно широкой автономией.

Еще интереснее ситуация обстояла при 1-й армии. По ходатайству генерала П. К. фон Ренненкампфа 22 июля (4 августа) особоуполномоченным был назначен его знакомый — отставной генерал от инфантерии Дмитрий Сергеевич Бутурлин. Его помощником стал действительный статский советник делопроизводитель 5-го класса Капитула Российских императорских и царских орденов К. Г. Конаржевский. На запрос Главного управления РОКК по поводу этого назначения командующий армией телеграфировал: «Конаржевского отлично знаю, буду очень рад его назначению» [1, оп. 1, д. 1096, л. 117]. С точки зрения социального статуса не менее специфичен и штат уполномоченных при 1-й армии, утвержденный 1 (14) августа: статский советник К. А. Гроссман, светлейший князь П. П. Ливен, статский советник Э. А. Гоппе, помощник статс-секретаря Государственного совета Л. Е. фон Фельдман, камер-юнкер барон Н. Н. Рауш фон Траубенберг, в звании камер-юнкера надворный советник князь М. А. Черкасский. Среди чинов для поручений при главноуполномоченном к 1-й армии были командированы надворные советники А. А. Стахович и К. К. Гринвальд, а также В. В. Ковалевский (сын особоуполномоченного по хозяйственной части действительного статского советника В. В. Ковалевского) и камер-юнкер Вал. А. Бутурлин [1, оп. 1, д. 1096, л.174—174 об.]. Все они — представители элиты, высших слоев общества, дворянства и бюрократии.

Безусловно, сам факт хороших межличностных отношений между Ренненкампфом и Бутурлиным способствовал утверждению автономии краснокрестных организаций на этом участке фронта, однако, к сожалению, репутация особоуполномоченного оставляла желать лучшего, равным образом и профессиональные качества, требуемые для полученной должности. Как вспоминал упоминавшийся выше Э. П. Беннигсен: «В самые первые дни войны, по просьбе Ренненкампфа на эту должность (особоуполномоченного при 1-й армии. — К. П.) был назначен отставной генерал от инфантерии Бутурлин, которого в Петербурге никто хорошо не знал. Когда я приехал в Вильно и познакомился с ним, то сразу увидел, что это совершенно одряхлевшая личность, для активной роли непригодная, а к тому же не обладавший в местном обществе и достаточным нравственным авторитетом». «Утверждали, — продолжал мемуарист, — что они вместе с Ренненкампфом фиктивно покупали на деньги евреев земли немцев и поляков. Евреи, не имевшие права покупать земли в этих губерниях, сводили на них леса, чем и покрывали все свои расходы, а самые земли, конечно, значительно обесцененные, оставались Бутурлину и Ренненкампфу. Бутурлин, кстати, был отцом преображенца, нарочно зараженного опустившимся врачом Панченко впрыскиванием каких-то гнойных бацилл и умершего. И Панченко, и подкупивший его зять Бутурлина О-Бриен-де-Ласси были осуждены присяжными, но жена последнего, сестра убитого, до конца не хотела верить в виновность мужа» [2, л. 345].

Русские войска в целях захвата стратегической инициативы готовились к молниеносному наступлению, а потому формирование 1-й армии происходило в спешке. Уже 4 (17) августа она перешла границу Восточной Пруссии и вступила в бои с германцами: сначала с 1-м германским корпусом под Шталлупёненом[1] (немцы разбили русскую дивизию, но и сами отошли с большими потерями), затем 6 (19) августа со 2-й ландверной бригадой под Каушеном[2] (конный корпус Хана Нахичеванского одержал победу, при этом понеся неоправданно высокие потери). А 7 (20) августа произошло Гумбинненское сражение, в ходе которого 1-я армия одержала победу и вынудила противника отступить. Ввиду высоких потерь и неустройства тыла Ренненкампф отказался от преследования, на два дня остановившись на занятых позициях.

Под неустройством тыла следует понимать и проблемы с санитарным обеспечением. Из Санкт-Петербурга 22 июля (4 августа) на театр военных действий выехал Э. П. Беннигсен, в задачу которого входило формирование управления главноуполномоченного РОКК Д. Я. Дашкова (сам Дашков покинул столицу не ранее 4 (17) августа)[3]. Прибыв в Вильно, Э. П. Беннигсен направился в штаб 1-й армии, где выяснил, что формирование санитарной части отложено до сосредоточения основных сил армии. Никаких вразумительных рекомендаций ни от Ренненкампфа, ни от начальника штаба генерала Г. Г. Милианта, ни от своего близкого знакомого, начальника этапно-хозяйственного отдела генерала Г. Д. Янова получить не удалось.

 В Вильне[4] активную деятельность развило местное отделение Красного Креста, которое организовало сбор пожертвований и открыло госпиталь. Активность проявил и местный Дамский комитет (во главе с женой губернатора госпожой Веревкиной), который после отказа Виленской общины самостоятельно открыл курсы подготовки запасных сестер Красного Креста. Интересно и то, что именно Беннигсен поставил вопрос об отмене для северо-западного района запрета открывать краткосрочные курсы подготовки сестер милосердия, о чем ходатайствовал комендант крепости Ковно генерал В. Н. Григорьев. В частности, на заседании Главного управления (ГУ) РОКК 31 июля (13 августа) было решено «ответить на запросы нравственного чувства населения» и разрешить шестинедельные курсы с присвоением звания сиделки, которых, правда, могли командировать исключительно в эвакуационные госпитали [1, оп. 1. д. 1096, л. 165, 167 об.].

Параллельно активность по обустройству лазаретов проявили в Ковно[5], где уполномоченным состоял Я. М. Демидов. В последних числах июля он оборудовал госпиталь на 200 кроватей в двух частных домах. Для сравнения и оценки вклада стоит указать, что военным ведомством был развернут лазарет на 1 700 кроватей, а затем открыто примерно 14 госпиталей по 450 кроватей в каждом. С учетом содействия местных городской и еврейской больниц общее число коек достигло 8470. Однако, когда в Ковно пришел первый транспорт с ранеными, выяснилось, что они совершенно голодны и полуодеты. Потому в срочном порядке на станции открыли питательный пункт, на котором, как указывалось затем в отчете, раздавали кашу, борщ, чай, молоко и папиросы. Позднее появилось еще два питательных пункта, а для того чтобы удовлетворить потребность в одежде, Демидов организовал «швальню», где использовался материал, реквизированный в Восточной Пруссии. С разрешения Ренненкампфа из германских казарм в Инстербурге были взяты верхнее платье и сапоги, коими и снабжались ковенские госпиталя. По ходатайству консультанта лечебных учреждений Красного Креста при 1-й армии, профессора военно-медицинской академии В. А. Оппеля со склада императрицы Марии Федоровны были получены 300 комплектов белья, предназначенных для военных госпиталей [1, оп.1, д. 1119, л. 2- 2 об.].

 На фронте 1-й армии первые раненые появились еще до ее перехода в наступление, поскольку во время сосредоточения шли отдельные бои (наиболее крупные — под Эйдткуненом[6]). После начала Восточно-Прусской операции ситуация лишь усугубилась. И здесь на первый план выдвинулся помощник Д. С. Бутурлина, отставной гвардии ротмистр, гласный Петроградской городской думы В. В. Маркозов, который в дальнейшем де-факто и сосредоточил руководство краснокрестными организациями при 1-й армии. Его ближайшими помощниками стали Вал. А. Бутурлин, К. К. Гринвальд, П. П. Ливен, а также князь М. А. Черкасский. Так, при содействии Я. М. Демидова и местных властей за два дня был оборудован в Вержболове[7] временный лазарет, имущество для которого было частично привезено из Ковно, частично реквизировано в Эйдткунене. В «Докладе о деятельности врачебных и питательных учреждений Российского общества Красного Креста при 1-й действующей против германцев армии с начала войны по 1 сентября 1914 года» отмечалось: «Врачам приходилось работать при весьма тяжелых условиях, благодаря недостатку белья, медикаментов и медицинского персонала, а главное — недостатку воды и освещения, так как водопровод и электрическая станция были разрушены нами при первом наступлении немцев, а колодцы проходящими войсками вычерпывались до дна» [1, оп. 1, д. 1119, л. 4 об.]. Рядом находился 313-й военный госпиталь, который ограничился снабжением раненых горячей пищей. Содействие оказали и местные жители: супруга Волковыского уездного воинского начальника М. В. Дмитриева организовала питательный пункт, другой питательный пункт был создан на средства польских помещиков. В дальнейшем по мере продвижения 1-й армии, снижения интенсивности боев после Гумбинненского сражения и улучшения работы санитарной части лазарет был закрыт, а все раненные 14 (27) августа переданы 28-му полевому госпиталю [1, оп. 1, д. 1119, л. 3—5 об].

Развертывание учреждений Красного Креста происходило по мере продвижения 1-й армии в глубь Восточной Пруссии. Так, 5 (18) августа в Сувалки прибыл петроградский Александровский этапный лазарет (во главе с врачом-хирургом Петровым), разместившийся в здании женской гимназии, где оборудовал 123 кровати и поставил несколько палаток на 50 мест. Сюда 8—9 (21—22) августа стали прибывать раненые в Гумбинненском сражении. В это же время в сторону границы выдвинулся и Гродненский подвижной лазарет старшего врача Курковского. Уже в Пшерослях навстречу стали попадаться раненые, в общей сложности более 400 человек. В упомянутом «Докладе о деятельности врачебных и питательных учреждений…» ярко описывалось, в каких тяжелейших условиях приходилось работать: «У большинства раненых с переломанными конечностями не было шин, кои им и приходилось накладывать. Встречались и такие больные, которые по 3 суток лежали не убранными на позициях; большинство больных, даже истекавших кровью, направлялись пешком и некоторые даже ползли по дороге» [1, оп. 1, д. 1119, л. 6 об.]. По сути, как минимум на этом участке фронта можно констатировать провал санитарной службы армии, ликвидировать который один лишь подвижной лазарет при всем желании не мог.

Вскоре Гродненский подвижной лазарет прибыл в Гольдап[8], где расположился в здании офицерского собрания 44-го пехотного прусского полка, которое было настолько загрязнено, что потребовалось несколько дней на приведение его в порядок. Обустроившись, краснокрестные врачи начали оказывать содействие 73-му и 74-му полевым госпиталям, которые направляли им тяжелораненых и серьезно больных: «9 человек больных были доставлены без сознания, со слабыми признаками жизни, и были зарегистрированы как неизвестные, так как никаких знаков на них не оказалось. Некоторые больные жаловались, что несколько дней не ели, ибо сами есть не могли, а накормить их некому было. Таких больных было доставлено 36 человек. Сестрам милосердия, коих было 5 человек, приходилось самоотверженно работать день и ночь, так как каждый такой больной требовал за собою постоянного ухода» [1, оп. 1, д. 1119, л. 7].

В первые дни наступления прибыл и 2-й Петроградский передовой отряд (уполномоченный А. Н. Вольски, старший врач А. А. Успенский). Он выгрузился в Пильвишках и походным движением проследовал через Владиславов, Ширвиндт, Пилькаллен и Гумбиннен[9], а 5 (18) августа присоединился к 29-й пехотной дивизии, открыв 7 (20) августа перевязочный пункт в деревне Альт-Каттенау[10], через который прошли до 80 человек. После Гумбинненского сражения отряд помогал в эвакуации раненых из Гумбиннена в Вержболово, а затем снова присоединился к 29-й дивизии и простоял несколько недель у р. Деймы. На этом участке фронта боевые действия ограничивались перестрелками, а потому дивизия обходилась своими собственными средствами, лишь один раз позаимствовав транспорт [1, оп. 1, д. 1119, л. 19].

Простояв на поле Гумбинненского сражения два дня, 10 (23) августа 1-я армия продолжила движение. Противник сумел оторваться от русских войск и, оставив прикрытие, стал перебрасывать все силы на юг, где 13—18 (26—31) августа нанес под Танненбергом крупное поражение 2-й русской армии. В это время, следуя указаниям из штаба фронта, 1-я армия двигалась в сторону Кёнигсберга[11], отдельные части изредка вступали в бои или стычки с противником.

Работа тыла налаживалась постепенно, однако была далека от идеала. Из Петрограда 12—16 (25—29) августа командированы тайный советник Михайлов и граф Гудович в целях организации и регулирования эвакуации раненых во внутренние губернии. Спустя почти месяц 9 (22) сентября на заседании Главного управления РОКК был представлен доклад, согласно которому эвакуация раненых 1-й армии сосредоточилась по линии Вержболово — Вильно — Двинск — Полоцк — Витебск — Смоленск — Москва. На участке Вильно — Двинск раненых везли в товарных выгонах, без перевязки и горячей пищи. По мере сил представители общественности старались восполнить упущения военно-санитарной службы, однако не всегда успешно. Например, в самом Вильно не было даже перевязочной, лишь Дамский комитет снабжал раненых чаем, хлебом и яйцами, что признавалось недостаточным. В Двинске ситуация обстояла несколько лучше: солдат кормили горячей пищей и перевязывали, зато в Полоцке эвакуационный пункт фактически не работал, его функции на вокзале по мере своих сил выполнял местный Дамский комитет, представители местного Красного Креста, коим помощь оказывали и отдельные частные лица [1, оп. 1, д. 1096, л. 410 об.].

Постепенно в войска 1-й армии прибывали новые отряды Красного Креста: 11 (24) августа в Вержболово высадился 1-й Петроградский передовой отряд (уполномоченный А. С. Леонтьев, помощник — камер-юнкер Н. В. Буторов[12]). Он проследовал через Гумбиннен, Кюббельн, Инстербург и Велау[13], остановившись в д. Неу-Гертлаушен[14], где располагался штаб 28-й пехотной дивизии. Через три дня 14 (27) августа в Вержболово прибыл Владимирский этапный лазарет, который к вечеру следующего дня разместился в Инстербурге (там находился штаб 1-й армии) и открыл лазарет на 220 кроватей в здании немецкого гарнизонного госпиталя. Вскоре на ст. Инстербург был развернут перевязочно-питательный пункт. Активное содействие в эвакуации раненых оказывал специально сформированный отряд из виленских гимназистов-добровольцев [1, оп. 1, д. 1119, л. 11—12].

В Вержболово 18 (31) августа приехал 3-й подвижной лазарет Общины Св. Георгия имени Французского благотворительного общества (в документах именовался Французским лазаретом) во главе со старшим врачом Ф. Е. Крессоном, который в сопровождении светлейшего князя П. П. Ливена отправился через Гумбиннен в Инстербург, а 21 августа (3 сентября) — в Даркемен[15]. В этот же день 18 (31) августа в Эйдткунене разместился Рязанский госпиталь (старший врач А. Семеновский)[16]; а 19 августа (1 сентября) в Вержболово прибыл Курляндский подвижной лазарет (старший врач К. Таншер), который 23 августа (5 сентября) отправился в Ангербург[17] [1, оп. 1, д. 1119, л. 9—10]. Здесь по приказу коменданта подполковника Самсонова он развернулся в здании станции, а затем 25 августа (7 сентября) по приказу В. В. Маркозова открыл в гостинице у вокзала питательный пункт.

Особый интерес вызывает подвижной лазарет им. Мраморного дворца (старший врач доктор Б. Г. Шарецкий), к которому был прикомандирован генерал-майор Э. Э. Геринг, а уполномоченным состоял штабс-ротмистр барон Менш. В этом лазарете в качестве сверхштатных сестер милосердия состояли члены императорского дома — вел. кн. Мария Павловна и кн. Елена Петровна, сербская принцесса, которая, кстати, и профинансировала создание лазарета. Он специально был направлен в 1-ю армию, поскольку и муж кн. Елены (кн. Иоанн Константинович), и брат вел. кн. Марии (вел. кн. Дмитрий Павлович) служили в лейб-гвардии Конном полку, сражавшемся в Восточной Пруссии. После боя под Каушеном обоих Романовых перевели в штаб 1-й армии, расположившийся в Инстербурге. Сюда же 19 августа (1 сентября) и прибыл лазарет Мраморного дворца.

Следует отметить, что в годы Первой мировой войны практика, когда жены, сестры или матери офицеров работали в лазаретах близ частей, где они служили, считалась общепринятой. Так, например, во Владимирском лазарете в качестве сестер-доброволиц с 16 (29) августа находились графини Ксения Павловна и Феофания Владимировна Беннигсен. Последняя — жена офицера лейб-гвардии Конного полка А. П. Беннигсена, брата упомянутого Э. П. Беннигсена. В то же время в Инстербург прибыла баронесса Ольга Михайловна Врангель — жена ротмистра лейб-гвардии Конного полка барона П. Н. Врангеля [1, оп. 1, д. 1119, л. 53]. Весьма интересно, что в середине августа с фронта были отозваны лейб-гвардии Конный и Кавалергардский полки, которые, направляясь в тыл, сделали остановку в Инстербурге, где 23 августа (5 сентября) состоялся парад и награждение георгиевскими крестами. Здесь же из рук Ренненкампфа орден Св. Георгия 4-й ст. получил и вел. кн. Дмитрий Павлович, причем награждение произошло специально на глазах у его сестры.

Подчеркнем, что, несмотря на знатность происхождения, сестры милосердия работали «на общих правах», порою берясь и за «грязную работу». Так, при открытии Владимирского лазарета обе сестры графини Беннигсен и баронесса Врангель мыли пол [1, оп. 1, д. 1119, л. 13]. Вел. кн. Мария Павловна сама перевязывала раненых и ухаживала за ними, чем, согласно собственным воспоминаниям, даже смущала некоторых. В мемуарах она писала: «Я работала как простая сестра милосердия, прекрасно зная, что мне еще надо многому научиться. Я быстро привыкла к своим обязанностям, не уклонялась ни от какой работы, какой бы неприятной она ни была, и довольно легко приспособилась к больничной рутине… Не будучи бесчувственной, я могу сказать, что сейчас я оглядываюсь на этот этап и вижу, что это один из самых счастливых периодов моей жизни, время настоящего дела, привлекательного тем, что оно связано с опасность» [7, с. 178, 188].

После победы под Танненбергом 8-я немецкая армия развернулась против войск генерала Ренненкампфа, решив атаковать в левый фланг. Пока германцы сосредоточивались, отдельные демонстративные бои велись в центре и на правом фланге. Противник 18—19 августа (31 августа — 1 сентября) обстреливал позиции русской 28-й пехотной дивизии, где, находясь под огнем немецкой артиллерии, 1-й передовой отряд в общей сложности эвакуировал более 200 человек (включая 15 пленных). Раненые с других участков фронта (скорее всего, центрального 3-го корпуса) прибывали в Инстербург, а потому неудивительно, что 23—25 августа (5—7 сентября) оказались наиболее тяжелыми для лазарета Мраморного дворца.

Общее наступление противника началось 25 августа (7 сентября). Из-за ошибок как П. К. фон Ренненкампфа, так и главнокомандующего фронтом Я. Г. Жилинского войска 1-й армии оказались в тяжелом положении и были вынуждены в спешке отступать, чтобы не попасть в окружение. Переброска с правого фланга на левый целого корпуса и стягивание туда кавалерии и резервов позволили избежать катастрофы, однако эти действия при непродуманных путях отхода привели к тому, что тылы различных соединений перемешались, а отходящие войска центра армии в буквальном смысле навалились на них.

В этой тяжелой обстановке учреждения Красного Креста проявили верность долгу, до последнего оставаясь на месте и обслуживая раненых. Особую роль в координации деятельности краснокрестных учреждений в этот период сыграл В. В. Маркозов и его помощники из числа уполномоченных, которые постоянно перемещались по театру военных действий и стремились сделать все, чтобы, с одной стороны, помощь раненым не прекращалась, а с другой — не допустить попадания в плен.

Прежде всего при содействии уполномоченных по пути следования войск в срочном порядке открывались перевязочно-питательные пункты. Так, 27 августа (9 сентября) из состава Гродненского подвижного лазарета на ст. Бенгейм был организован подобный пункт, чем занимались уполномоченные граф Л. Л. Толстой и Вал. А. Бутурлин. Вскоре сюда прибыл и Курляндский подвижной лазарет. Перевязочно-питательные пункты из состава Владимирского лазарета 28—29 августа (10—11 сентября) развернулись в Гумбиннене и Шталлупёнене [1, оп. 1, д. 1119, л. 8—9].

Героизм проявил и 1-й передовой отряд. В 5 утра 29 августа (11 сентября) часть отряда (в составе помощника уполномоченного графа А. Соллогуба, врача Ридника, а также студентов Него, Прусакова, Межцема и Майорова с 10 двуколками и 29 носильщиками) выехала на позицию 158-го Кутаисского полка. Ввиду обстрела дороги они оставили двуколки под прикрытием леса на расстоянии 3 верст от штаба полка. Остальная часть отряда, несмотря на непрерывный артиллерийский бой, продвинулась к позициям близ деревни Элькмэлен, где приступила к перевозке раненых, осуществляя ее вплоть до отхода полка. Одновременно на позиции 157-го и 171-го полков отправилась другая часть отряда в составе помощника уполномоченного Н. В. Буторова, старшего врача Ван-Гаут, студентов Григорьева и Тиля, а также 10 санитаров при 15 двуколках. Даже несмотря на начавшееся отступление, перевязка и погрузка раненых не прекращались. Во время работы в ногу был ранен старший врач отряда Ван-Гаут. В то же время на главном перевязочном пункте в Тремпене врач Побережный и студент Клеман перевязывали и размещали прибывающих раненых в обывательских квартирах, где сестра Зозлова устроила питательный пункт. Ввиду приближения неприятеля началась общая эвакуация. Раненых (443 человек) погрузили на двуколки и обывательские подводы, после чего направились к Гумбиннену, где сдали их на санитарный поезд. Как вспоминал Н. В. Буторов: «Уже в полной темноте отряд подъехал к железнодорожной станции Гумбинен, где стоял последний перед подрывным товарный поезд, только что нагруженный ранеными. Оказавшиеся тут две сестры милосердия (графиня Феофания Беннигсен и баронесса Врангель) ужаснулись, увидя количество вновь прибывших. Комендант, торопивший отправку поезда, пугал, что не разрешит разгружаться. Мы недоумевали. Ехать дальше нагруженными, не имея ни провианта, ни перевязочных средств для раненых, на некормленых, переутомленных лошадях, с не менее усталыми санитарами было немыслимо. Я заявил коменданту, что даже если нельзя раненых погрузить в поезд, у меня нет другого выхода, как все же разгрузиться и оставить их на станции с одним или двумя студентами-медиками до прихода немцев. Комендант нехотя, но поезд задержал. Началась спешная разгрузка и дополнительная нагрузка поезда. Слава Богу, всех с кое-каким трудом все же разместили. Поезд тронулся. Он уходил к себе, в Россию. Было чувство, будто мы оставлены на произвол судьбы. Думается, в глубине души не один из нас позавидовал легким ранениям нашего старшего врача и санитаров, уехавших с поездом. Была еще полная темнота. Поставив санитара дежурить к коменданту, мы легли, покрывшись шинелями, на грязный пол пустой станции и заснули» [3, с. 49]. Отряд 30 августа (12 сентября) по дороге от Вержболово к Ковно собрал 62 раненых, которые 2 (15) сентября были сданы санитарному поезду Наследника Цесаревича [1, оп. 1, д. 1119, л. 17—18].

Прочие учреждения также ушли прямо из-под носа противника. Лазарет Мраморного дворца покинул Инстербург утром 28 августа (10 сентября), прибыв вечером в Шталлупёнен. При отступлении им было потеряно все имущество. Курляндский лазарет 28 августа (10 сентября) уехал в Гольдап, 29-го прибыл в Эйдткунен, а 30-го — в Вержболово. Вместе со своей дивизией 2-й передовой отряд оказался на левом фланге армии: 27 августа (9 сентября) он развернулся недалеко от Даркемена, однако вскоре был вынужден отойти, 30 августа (12 сентября) побывал в Шталлупёнене, а 31-го — в Вильковишках. Рязанский госпиталь находился в Эйдткунене до 30 августа (12 сентября), т. е. до приближения линии фронта к городу. К 3 часам дня уже под звуки выстрелов все перевязки были окончены и по приказанию П. П. Ливена рязанцы ушли за границу. В тот же день эвакуировался и петроградский Александровский лазарет. Из Гумбиннена Владимирский лазарет ушел утром 30 августа (за сутки перевязав 2500 человек!), подбирая раненых по пути следования. Не забыли захватить и провиант, которого хватило потом на 2,5 недели. Об отходе позже вспоминал гимназист В. Шведов, который по указанию Маркозова сопровождал восемь санитарных повозок с ранеными: «На улицах невозможно было дышать, с обеих сторон горели дома, пламя перебрасывалось с одной стороны улицы на другую, сыпались искры и горящие головни. Но вот, слава Богу, вырвались мы на шоссе за город. И люди, и лошади успокоились и поехали рысцой по направлению к Сталюпенену» [1, оп. 1, д. 1119, л. 16].

 Более сложная ситуация сложилась с Французским лазаретом. Еще 27 августа (9 сентября) в Даркемен приехал уполномоченный Э. А. Гоппе, который предупредил старшего врача Крессона об опасности. Уже за полночь от В. В. Маркозова пришло распоряжение направить в Эйдткунен всех раненых и вещи лазарета за исключением самых необходимых. Всю ночь персонал провел на ногах. В 5 утра 28 августа (10 сентября) стали прибывать новые раненые, многие в тяжелом состоянии. В течение дня было накормлено и перевязано более 1200 человек. С последним поездом в 12 часов ночи выехали старший врач и медсестры. В 3 утра 29 августа (11 сентября) отошел поезд со снарядами, на который помещены были новые раненые (с ними же ехали уполномоченные Гоппе и Лодыженский). В 5 утра поезд оказался в Гумбиннене. Из Инстербурга 30 августа на автомобиле прибыл Маркозов, которому донесли, что около Даркемена остались наши раненые. На выручку он отправил К. К. Гринвальда в сопровождении двух санитаров и виленских гимназистов. Ночью от них поступила телеграмма, что Даркемен занят противником, что не помешало подобрать по дороге около 200 раненых и много артиллерийских снарядов. Спустя некоторое время пришло сообщение о том, что поезд с ранеными наскочил на обоз, поставленный немцами на путях, и потерпел крушение. На выручку был послан паровоз с командою 2-го железнодорожного батальона под начальством прапорщика Ставровского и рабочими. Однако по приближении паровоз попал под обстрел. В итоге Гринвальд и гимназисты оказались в плену, а прапорщик Ставровский погиб [1, оп. 1. д. 1119, л. 9—10][18]. Пытаясь организовать отступление и вывезти раненых под Гумбинненом, В. В. Маркозов также попал в плен.

Деятельность учреждений Красного Креста на фронте 1-й армии в августе 1914 г. — это их первый опыт участия в начавшейся войне. Практика работы краснокрестных учреждений на данном участке фронта позволяет сделать вывод, что в ее основе лежали принципы скорее сетевого взаимодействия, нежели жесткой иерархизированной структуры. Это связано и с высоким социальным статусом ключевых лиц (уполномоченных, особоуполномоченных), и особенностями маневренной войны, когда постоянные передвижения войск объективно затрудняли выстраивание жесткой структуры управления. В результате краснокрестные учреждения обладали высокой автономией как от своего собственного начальства (имеются в виду и главноуполномоченный Д. Я. Дашков, и особоуполномоченный Д. С. Бутурлин), так и нередко от непосредственно военно-санитарного. Ключевую роль играли уполномоченные и помощники особо-уполномоченного, в частности В. В. Маркозов. Однако даже они скорее координировали деятельность краснокрестных учреждений, нежели напрямую контролировали или управляли ею. Высокая степень независимости отдельных отрядов, этапных лазаретов и госпиталей способствовала реализации принципа «ближнему видней», максимизируя эффективность каждого такого учреждения в отдельности. Подобная практика являлась, пожалуй, оптимальной, поскольку перед краснокрестными организациями ставилась задача содействовать военно-санитарному ведомству, а не брать на себя всю ответственность за санитарное благополучие войск. По отрывочным сведениям, всего за август 1914 г. учреждения РОКК при 1-й армии обслужили как минимум 9000 человек (подсчет сделан на основе «Доклада о деятельности врачебных и питательных учреждений….» [1, оп. 1, д. 1119]), однако эти данные стоит признать далеко не полными. Активные маневренные действия войск и проблемы с устройством тыла осложняли работу; наиболее тяжелым оказался период отступления, когда многим служащим Красного Креста приходилось проявлять чудеса мужества, отваги и самоотверженности, работая без передышки и по мере сил восполняя пробелы в работе военно-медицинских учреждений.

 

Константин Александрович Пахалюк,
ведущий специалист научного отдела
Российского военно-исторического общества,
Москва.

Первая публикация: Пахалюк К.А. «Было чувство, будто мы оставлены на произвол судьбы»: учреждения российского общества красного креста при 1-й армии в августе 1914 года // Калининградские архивы. 2015. № 12. С. 117 – 132.

 

Список источников и литературы

1. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 12651. Главное управление Российского общества Красного Креста.
2. Беннигсен Э. П. Первая Великая война : записки // Архив А. Г. Римского-Корсакова. Машинопись.
3. Буторов Н. Прожитое, 1905—1920. М., 2009.
4. Иванов А. А. Владимир Пуришкевич: Опыт биографии правого политика (1870—1920). М. ; СПб., 2011.
5. Кравков В. П. Великая война без ретуши. Записки корпусного врача. М., 2014.
6. Положение о полевом управлении войск в военное время. Пг., 1914.
7. Романова М. Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890—1918. М., 2007.
8. Туманова А. С. Общественные организации России в годы первой мировой войны (1914 — февраль 1917 г.). М., 2014.
9. Чистяков О. В. Организационное устройство и деятельность Российского общества Красного Креста в годы Первой мировой войны (1914—1918 гг.) : дис. … канд. ист. наук. М., 2009.