Красная площадь на фотографии начала XX века.

Национализм, превратившийся за XIX в. в заметное и влиятельное явление русской жизни, в начале века XX не только продолжал развиваться как политическая теория, но и благодаря Манифесту 17 октября 1905 г. получил возможность выйти на новый, практический уровень — партийного строительства. В той или иной степени сторонниками русского национализма (впрочем, подчас достаточно по-разному понимаемого) провозглашали себя и члены крайне правых партий и союзов, и представители умеренного крыла либерального лагеря, и даже отдельные социалисты. Таким образом, мобилизовать националистические идеи пытались и национал-консерваторы, и на-ционал-либералы, и национал-демократы. Появился Всероссийский национальный союз — первая в истории России политическая партия, члены которой безоговорочно провозгласили себя русскими националистами, а русский национализм — центральным пунктом своей программы. Не удивительно, что в этих условиях в обществе развернулась широкая дискуссия о русском национализме, причем как среди защитников, так и в числе критиков данной политической идеологии было немало именитых публицистов, философов и политиков ¹. Не остались в стороне от этой полемики и представители православного духовенства. Однако если отношение русских националистов начала XX в. к православию, церкви и духовенству достаточно хорошо изучено ², да и участие священнослужителей в дореволюционных политических структурах, исповедовавших идеологию русского национализма, затрагивалось историками ³, то отношение пастырей Русской церкви к проблеме русского национализма и их деятельность в политических организациях периода гражданской войны в России до настоящего времени не становились предметом самостоятельного исследования. Между тем, тема эта, на наш взгляд, имеет не только научную актуальность, но и общественно-политическую, а потому требует самого пристального исследовательского внимания.

Российское православное духовенство, как известно, в политических вопросах не было едино. Политически активная его часть в большинстве своем поддерживала правые, монархические организации, однако встречались среди священнослужителей и сторонники «прогрессивных» взглядов, включая сочувствующих революционным идеям. Не было единства среди духовенства и в отношении русского национализма, ставшего еще одним фактором разделения и поводом для полемики. Стартом для последней послужило возникновение ряда политических структур русских националистов — Всероссийского национального союза (ВНС), Всероссийского национального клуба (ВНК), Киевского клуба русских националистов (ККРН), фракции националистов и умеренно правых (ФНУП) в Государственной думе и других, родственных им по духу организаций. В деятельности этих политических структур принимали участие и представители православного духовенства.

Среди членов ФНУП было немало священников (А.И. Будрин, Н.Е. Гепецкий, М.В. Митроцкий, П.Т. Населенко, К.Н. Рудич, А.Л. Трегубов и др.), составлявших 14% членов фракции в III Думе и 20% в IV (второе место после фракции правых)⁴. Среди депутатов-националистов числился и В.Н. Шеин — будущий архимандрит Сергий, канонизированный РПЦ в 1992 году. Членом Главного совета ВНС и бюро ФНУП был депутат Государственной думы епископ (с 1922 г. — митрополит) Евлогий (Георгиевский), указывавший «на тесную связь между православием и русским национализмом» ⁵, за что был позже прозван советским историком А.Я. Аврехом «одной из самых зловещих фигур воинствующего национализма» ⁶. Однако на деле владыка был чужд воинственной риторики и на роль идеолога русского национализма никогда не претендовал. Называя себя «патриотом и националистом» ⁷, с думской кафедры он осуждал «денационализацию» общества; призывал сделать школу в России «национальной», воспитывающей «достойных русских граждан, крепких верой в Господа Бога и своим патриотизмом, горячею любовью к своему Царю и к своей родине» ⁸; отстаивал тезис, что белорусы и малороссы являются такими же русскими людьми как и великороссы ⁹; ратовал за «охранение русской национальности в тех наших русских окраинах, где она подвергается явной опасности» ¹⁰; требовал приобщения инородцев, населяющих империю, к русскому государственному языку и русской культуре, что, по его мнению, должно было объединить «их в один цельный, единый и нераздельный и живой государственный организм» ¹¹; отстаивал русский характер Западного края и боролся за «русскую Холмщину»; выказывал себя убежденным сторонником «векового священного союза между церковью и государством» ¹². Выступая в защиту лозунга «Россия для русских», епископ Евлогий вместе с тем заявлял, что Россия не делит своих подданных «на разряды», смотрит «на всех своих граждан, как на своих родных детей», а потому «много языков и народностей живет на необъятном пространстве Российской империи и все они... объединяются в один цельный нераздельный государственный организм» ¹³. Подчеркивая наличие у него крепкого национального чувства, епископ Евлогий вместе с тем признавал, что иногда «здоровая национальная идея извращается в идею шовинистическую и... патриотическое, национальное чувство переходит как бы в некоторый психоз» (такое перерождение он отмечал у поляков) ¹⁴. Выступая на съездах ВНС с речами, епископ Евлогий либо говорил исключительно по «холмскому вопросу», призывая снять с Холмщины «польскую печать» и законодательно признать ее русской землей (1912), либо произносил общие слова о том, что «высшим счастьем для России» станет тот день, когда «стремлением к осуществлению национальных задач [будут] охвачены не только отдельные группы русского общества, но весь многомиллионный русский народ» ¹⁵.

Как видим, многие из отстаиваемых епископом Евлогием тезисов были вполне в русле консервативной риторики того времени и не отличались чем-то специфически националистическим. Теоретических вопросов национализма владыка в своих речах не касался, термин «нация» не употреблял вовсе и национализм понимал с консервативно-монархических позиций, всегда тесно связывая между собой такие понятия как «церковность», «самодержавие» и «национальный идеал», подчиняя последний двум первым. Да и переход епископа из фракции правых, в которой он состоял в бытность депутатом II Думы, во ФНУП был связан не с превращением владыки в убежденного националиста, а с тем, что он стал тяготиться обществом черносотенцев и предпочел пересесть на скамьи более умеренных и «культурных» сторонников столыпинской политики, активно поддерживавших его идею о выделении из состава Царства Польского Холмской Руси ¹⁶. Как позже указывал архиерей, он считал важным, чтобы православное духовенство «было вкраплено во все политические партии и в них защищало церковные взгляды» ¹⁷. Представляется, что схожими были мотивы большинства представителей православного духовенства, влившихся в ряды ФНУП и ВНС. Как отмечает Д.А. Коцюбинский, «явно политизированный и прагматизированный подход к разрешению вопроса о преимуществах РПЦ заметно отличал церковно-религиозную риторику ВНС от черносотенной (традиционалистской)», но, несмотря на это, русских националистов поддерживали священники западной и юго-западной окраин империи, где было сильное влияние поляков и католицизма, а также те носители духовного сана, для «которых оставались неприемлемыми ни черносотенство, ни “излишне конституционный” октябризм» ¹⁸. Об этом же пишет и С.М. Санькова, по оценке которой, думские священники-националисты особой политической активности не проявляли, больше заботясь о вопросах церковных и местных нуждах. Далеко не всегда одобряли они и взгляды лидеров ФНУП, но «открыто этого не выражали, так как нуждались в их поддержке для проведения необходимых им церковных законопроектов» ¹⁹.

Защита церковных взглядов, о которой говорил епископ Евлогий, была для духовенства задачей немаловажной, поскольку нарушив по факту иерархическую последовательность членов триады «православие, самодержавие, народность», многие видные идеологи русского национализма (М.О. Меньшиков, П.И. Ковалевский, Н.О. Куплеваский и др.) поставили русский народ (нацию) на первое место, отведя православию и самодержавию «вспомогательные» функции ²⁰.0 богоуста-новленности царской власти речи у большинства националистов не шло. Самодержавие было для них лучшей формой правления для русского народа, причем зачастую с принципиально важной оговоркой — «на данный момент», то есть пока оно, по их мнению, защищало интересы русского народа. Отношение к Православной церкви у многих националистов также было «утилитарным». Если для правых традиционалистов православие стояло на первом месте уваровской триады, определяя отношение к остальным сочленам формулы (исходя из православного вероучения, правые отстаивали самодержавие и боролись за первенство русского народа как главного носителя церковных и монархических начал), то националисты подходили к этому вопросу несколько иначе, понимая православие и самодержавие не как самоценные величины, а как формы веры и власти, наиболее «подходящие» русскому народу. Эти обстоятельства и стали одной из причин критики националистов правыми традиционалистами, увидевшими в их идеологии «национализм без веры и царя», имевший тенденции «сползания» в сторону секулярных и либеральных западноевропейских ценностей ²¹.

Приведем лишь некоторые примеры. Один из идеологов русского национализма М.О. Меньшиков заявлял, что «навязать вере народной вечные установления», по его мнению, «кощунство»; что как «потомок православных предков» он не может иметь иных «более привычных и приятных форм веры», кроме тех, которые вошли в его сознание «с родным языком и родною мыслью», но ему «режет ухо», когда митинги монархистов «начинаются с “Царю Небесный” и оканчиваются “Спаси Господи”» ²². В молодые годы Меньшиков высказывался о религии пренебрежительно, считая христианство «сводом первобытных суеверий космологического характера», набором «нелепых, противообщественных, вредных здоровой жизни мнений» и «нелепых надежд», возникших «единственно из воспаленной фантазии полудикого Востока». И выносил следующий вердикт: «Ничего разумного, ничего нравственного, с моей точки зрения, не заключается в христианстве...» ²³ Чужд был Меньшиков и религиозного мессианства: «Меня смущает, — писал он, — голословное и бездоказательное решение мирового вопроса: Русь православная обновит мир (а главное дело — духовно обновит), Русь православная скажет свое слово гнилому Западу... Сомневаюсь, несмотря на великий авторитет Достоевского и Самарина» ²⁴. Однако это не мешало публицисту на страницах «Нового времени» выступать в защиту православия и церкви. Как справедливо отмечают исследователи взглядов Меньшикова, отношение идеолога русского национализма к христианству «было чисто утилитарным» ²⁵, причем в глубине души он склонялся к тому, что православие и самодержавие, «все более превращаются в отжившие национальные традиции, сохранение которых в качестве внешних форм существования нации, безусловно, желательно, но практически неосуществимо» ²⁶.

Другой теоретик русского национализма — профессор Ковалевский — едва не попал под суд за свои рассуждения о Ветхом Завете, в которых цензурный комитет усмотрел «богохуление и оскорбление святыни» ²⁷'. «... Я всегда думал, — признавался Ковалевский, — что в ней (Священной истории Ветхого Завета. — А.И., А.Ч.) нет ничего священного — ее примеры не достойны подражания, — ее читать можно только для того, чтобы так не делать, как там пишется, — а чтение Библии является безнравственным и развращающим» ²⁸. Подобные рассуждения, вкупе с антисемитскими выпадами по адресу ветхозаветных пророков, заставили одного из известных русских архиереев — епископа Никона (Рождественского) выступить в печати с обличительной статьей против такого «национализма»: «Давно совесть требовала сказать слово правды по адресу наших почтенных патриотов в защиту святой Библии... Да, приходится не просто сказать, а крикнуть некоторым из них: “Не касайтесь Библии, не трогайте нашего Священного Писания, в котором мы, верующие, видим и знаем только слово Божие!”... Не щадят наши патриоты ни Авраама, которого Апостол называет “другом Божиим”, ни Давида, которого Церковь называет “Богоотцем”, то есть праотцем Самого Господа Иисуса Христа, ни других великих патриархов и святых мужей Ветхого Завета, которых наши ревностные антисемиты не стесняются ставить в один ряд с современными “жидами”...» ²⁹

На тревожные для церкви и правых традиционалистов тенденции, проявлявшиеся у стоявшего на стыке консервативной и либеральной идеологии ВНС, неоднократно обращал внимание видный православный архиерей, активный участник монархического движения архиепископ (с 1917 г. — митрополит) Антоний (Храповицкий). Проблеме русского национализма владыка Антоний посвятил несколько статей, в которых указывал на его опасности и старался направить это идейно-политическое течение в конструктивное, с его точки зрения, русло. Выступая в 1909 г. на торжественном собрании Русского народного союза им. Михаила Архангела, архиепископ обращал внимание правых на то, что набиравший силу национализм, ставший уже преобладающим началом общественной и государственной жизни у «современных племен Европы», появился в России «в подражание народностям западным» ³⁰. По мнению архиерея, покровительствовавшего черносотенным организациям, «союзы консервативные, патриотические» были проникнуты «совсем иным духом», так как в отличие от политических структур русских националистов, копировавших аналогичные западные партии, «возникли на подлинных исторических основах жизни народной». Принципиальное отличие русского патриотизма от западноевропейского национализма владыка видел в том, что первый опирался на духовный опыт православной традиции, а второй вырос «на началах римского язычества», в результате чего вожделенной целью европейских националистов стало лишь «внешнее усиление государства или племени», то есть «расширенное себялюбие» и «стадный эгоизм». «Что за смысл бороться за силу и преобладание чехов среди немцев или испанцев над португальцами, когда и та и другая народность имеет и ту же религию, и ту же культуру? Работать и бороться за одну из них против другой только потому, что то мое, а то не мое, — это иногда, пожалуй, и естественно, но здесь нет ничего высокого, вдохновляющего, святого», — полагал архиепископ Антоний. Соглашаясь с тем, что у исповедующих одну религию народов могут быть разные прагматические интересы, архиерей заключал: «... но в таком случае и не старайтесь придавать вашему западническому патриотизму характера нравственного, этического, а поставьте его на один уровень с любой акционерной компанией или торговым союзом» ³¹. Патриотизм же русского народа, считал владыка Антоний, целью своей ставит не самовозвеличивание, а служение «для иной высшей цели, цели святой, божественной и всемирной». Подчеркивая, что «самосознание русское, народное — есть самосознание не расовое, не племенное, а вероисповедное, религиозное», архиепископ видел суть русского патриотизма в мессианстве: «Нося в себе непоколебимую уверенность в неповрежденном сохранении учения Христова, народ русский защищал и отстаивал с таким самоотвержением свою страну именно как хранилище божественной истины, как служительницу евангельского благочестия: не себя самого, не свое благополучие, а это духовное сокровище, ему вверенное, его охранение и расширение почитают русские люди высшим направителем своей и личной, и общественной, и государственной жизни» ³².

В национализме западного образца, который брали на вооружение идеологи русского национализма начала XX в., архиепископ Антоний видел прежде всего материалистическое стремление служить «утилитарным интересам населения». Критикуя национализм, который «проповедуется у нас в больших и модных газетах», священнослужитель называл его «совершенно отрешенным от религиозных и иных высших целей жизни», направленным лишь на «зоологическое самосохранения нации» ³³. «Защищать свой угол, свою берлогу свойственно всякому живому существу, — писал Антоний (Храповицкий) в 1914 г., — но ведь иное дело животное самосохранение, а иное — святое самопожертвование, служение родине как святыне, а не только как коллективному эгоизму: последнее может быть очень энергичным, как служба своему трактиру, своему коммерческому банку, но считать его возвышенным, одушевляющим, требовать на таком служении жертв возможно ли по какой логике?» ³⁴ Формировать нацию вне «ее исторических задач и заветов, вне ее веры, вне всего святого и возвышенного» архиерей считал «сумасшествием»: «Одно из двух: или признайте самою нацию носительницей высшей идеи, которую она призвана осуществить в истории, — или освобождайте патриотизм от всякой нравственной обязательности и признайте его простой защитой своей шкуры, своей берлоги, своей мелочной лавочки» ³⁵.

Критику современного ему русского национализма архиепископ Антоний продолжил и в годы первой мировой войны, отмечая, что тот мало соответствует церковному настроению и мировоззрению русского народа. «Не будем уже распространяться о том, что современный “национализм” в русском обществе, в политической партии такого наименования и в литературе всячески старается совершенно отрешить себя от вероисповедного начала, от Православия, от философского учения, с ним связанного, т. е. славянофильства, и открыто провозглашает себя “зоологическим”, т. е. беспринципным национализмом, союзом государственной и племенной самозащиты — и только, — писал он в 1916 г. — Заметим, впрочем, что, перенося свой патриотизм на почву такого безрелигиозного, а только юридического и экономического жизнепонимания, наши писатели, ораторы и деятели должны бы именоваться не националистами, но антинационалистами, строителями не исторической России, а петербургской, не Святой Руси, а русской Англии или Германии, русского языческого Рима...» ³⁶

При этом архиепископ Антоний не был противником русского национализма как такового, сотрудничал в различных политических и общественных организациях не только с черносотенцами, но и с членами ВНС, со многими из которых поддерживал добрые отношения. Его критика в адрес русских националистов представляла собой не партийное обличение политических оппонентов, а пастырское наставление, имевшее целью убедить представителей ВНС и родственных ему организаций отказаться от копирования идеологии и практики западноевропейских националистов. «Иное дело быть националистом по настроению, по симпатиям, по убеждениям национальным и нравственным; иное дело примыкать к политической программе национальной партии», — отмечал он в одной из своих статей ³⁷. Обращаясь к читателям рупора русского национализма — газеты «Голос Руси» — Антоний (Храповицкий) писал: «...Националистов принципиальных меньше, чем националистов партийных или политических. Почему? Да потому, что для национализма первого типа нужен нравственный подъем, а для второго — только здравый смысл. При императоре Николае I почти все члены русского общества были политическими националистами по своим государственным убеждениям, но по симпатиям, по государственному настроению духа, по обычаям своей жизни, большинство были западниками, скучали в России и в русской деревне, а утешались в Петербурге и в Париже; они молились (изредка, конечно) преподобному Сергию, но восхищались Байроном, слушали в церкви покаянные мефимоны, но наслаждались Поль де Коком» ³⁸.

Критикуя западнические и секулярные тенденции в русском национализме, архиепископ Антоний не отрицал его как такового, а лишь призывал следовать «истинному национализму» — подчиненному религиозному идеалу и отстаивающему самобытность русской жизни. Называя в одной из статей этот «истинный русский национализм» «церковно-вероисповедным патриотизмом», Антоний (Храповицкий) предлагал принять следующий «догмат»: подлинным русским националистом может считать себя лишь тот, «кто старается о таком направлении жизни народной, которое соответствовало бы нравственному сознанию или нравственному идеалу русского народа». При таком подходе, полагал он, окрепли бы и государство и русское общество, «но цель жизни народной была бы не в самом этом благополучии, а в достижении высших нравственных целей, благополучие же явилось бы, как следствие» ³⁹. Не подражать национализму европейскому, а охранять самобытную жизнь русского народа «от поглощения безнравственною культурой Запада, — вот в чем заключается главнейшая задача русского национализма», — резюмировал владыка ⁴⁰.

Примерно с тех же позиций, что и архиепископ Антоний, рассматривал русский национализм и другой видный участник монархического движения протоиерей Иоанн Восторгов, ныне канонизированный РПЦ. Отмечая, что народ русский — «есть народ право-славно-христианский, составляющий царство христианское, имеющее мировое признание», заключающееся в сохранении и распространении православия, священник, не отрицая патриотизма и национализма, подчеркивал, что они не цель, а лишь «средство для высшей цели, для служения вечной истине...» ⁴¹

Но были в среде русского духовенства и непримиримые противники национализма в любых его проявлениях. Среди таких критиков был яркий представитель демократического крыла русского духовенства, один из учредителей Петербургского религиозно-философского общества, профессор богословия протоиерей К.М. Аггеев. По мнению петербургского протоиерея, обстоятельно изложенному в 1914 г. в либеральной газете «Биржевые ведомости», христианство и национализм являлись понятиями несовместимыми. Трактуя национализм исключительно как «извращенное национальное начало, — национальное начало, выродившееся в исключительный национальный эгоизм», священник вслед за Е.Н. Трубецким и Д.С. Мережковским призывал на борьбу с этой идеологией «во имя высших религиозных ценностей» ⁴². Не без оснований замечая, что у некоторых идеологов национализма присутствует «явный налет цинизма в отношении религии», либо же «убожество религиозной мысли», Аггеев противопоставлял «национальное самоутверждение» и «национализм». «Национальное самоутверждение, — писал он, — как религиозная добродетель, заключает в себе переживание нацией своей миссии как религиозного долга, и именно в силу этого переживание своей общности со всеми, со всем человечеством, в общей прогресс которого оно несет и свою лепту. Национализм как грех есть утверждение нацией себя как самоцели: в благе ее, и только в этом — начало и конец всех стремлений». А если нация становится самоцелью, делал вывод священник, то «национальное начало превращается в простой национальный эгоизм», и «все другие нации не соработники для нее на общей ниве Божией, а лишь средство для ее благополучия»⁴³. Более того, Аггеев полагал, что национализм был осужден уже в Евангелии. В трактовке петербургского протоиерея Голгофская трагедия «совершилась больше всего на почве национализма», поскольку главным «преступлением» Христа в глазах осудивших его еврейских первосвященников было то, что «Он не только не разделял их национализма, но боролся с ним на протяжении всей Своей жизни». Называя разбойника Варавву «национальным героем» и «бунтовщиком против римлян», Аггеев приходил к выводу, что ветхозаветные евреи, отпустив его, а не Христа, сделали выбор в пользу национализма, а не истины. В связи с этим священник безапелляционно заключал: «... национализм осужден Голгофским Крестом, и тот народ гибнет, который забывает этот запечатленный Божественной Кровию завет» ⁴⁴.

Серьезным испытанием как для православного духовенства, так и для русских националистов стала гражданская война. Большая часть представителей духовенства осталась в это «смутное время» в «русском» лагере, но были и исключения. Так, видный член ККРН, ранее публиковавшийся на страницах рупора русских националистов газеты «Киевлянин» священник Нестор Шараевский перебежал в украинский лагерь, причем, судя по всему, из карьерных соображений ⁴⁵.

Из-за краха, постигшего дореволюционные русские национальные организации, церковные структуры и близкие к ним приходские объединения на какое-то время стали прибежищем для русских националистов. Так, например, на Волыни на выборах во Всероссийское Учредительное собрание был выставлен список Комитета православных и единоверческих приходов Волынской епархии, первым номером в котором шел архиепископ Евлогий (Георгиевский), а вторым — лидер прогрессивных русских националистов В.В. Шульгин ⁴⁶. На выборах в Учредительное собрание Украинской народной республики в январе 1918 г. Шульгин уже возглавил волынский список «От православных приходов и хлеборобов» ⁴⁷. В Черниговской губернии во главе списка «Объединенных советов православных приходов Украины», включавшего множество священников, шел русский националист П.М. Виридарский, в будущем сотрудник подпольной белогвардейской организации «Азбука» и приятель Шульгина ⁴⁸. В Харькове русские националисты и бывшие черносотенцы не стали создавать новую организацию, а предпочли действовать через церковно-приходские структуры, причем их лидеры, священник Пётр Скубачевский, А.Л. Погодин и И.М. Бич-Лубенский, были избраны в Харьковский епархиальный совет (консисторию) ⁴⁹.

Правда, в отношениях русских националистов и духовенства были и определенные разочарования. Е.А. Ефимовский, лидер киевского Национального культурно-политического общества «Русь», вспоминал: «Одной из опор “русскости” Малороссии должна была бы быть православная церковь в лице ее клира... Национально-российская точка зрения епископа Евлогия и ожидавшийся приезд на вакантную Киевскую митрополию митрополита Антония укрепляли эту надежду. Увы! Она оказалась тщетной: митрополит Антоний, встреченный на вокзале хлебом-солью, поднесенным от киевлян Е.Г. Шульгиной, и моей речью... — прослезился и сказал: “Будьте спокойны! Я ваш и всегда им буду”. Увы! Через несколько дней митрополичьим служением в сослужении с епископом Евлогием было провозглашено “многолетие” гетману Павло Скоропадскому с “покорением под нози его всякого врага и супостата”» ⁵⁰. В данном случае, очевидно, интересы церкви как института оказались для видных иерархов намного важнее, чем русская национальная идея. Впрочем, такое поведение было исключительно ситуативным — в 1919 г., при изменившейся обстановке, и Антоний, и Евлогий вошли в киевскую инициативную группу по организации Всероссийского союза православных приходов. Группа эта была создана преимущественно русскими националистами, среди которых были П.М. Виридарский, Шульгин, А.В. Стороженко, а также «профессора академии и университета, выдающиеся священники, члены собора и церковно-общественные деятели». Среди задач этого союза были «национально-государственное воспитание народа на религиозной основе» и «укрепление православного миросозерцания в коренном русском народе» ⁵¹.

Приходское духовенство приняло активное участие в работе Союза русских национальных общин (СРНО), появившегося в Новороссии в 1918 г., а затем, после падения гетманской власти, перенесшего свою деятельность в казачьи регионы и на Северный Кавказ. В уставе СРНО говорилось, что «Церковь Христова (православная и старообрядческая), соборно-канонически управляемая, должна духовно и морально объединять русский народ, нравственно влияя на все стороны государственной жизни». Союз выступал за всеобщее начальное обучение на русских национальных началах и «развитие христианского религиозного чувства и морали в школах», способствование «возрождению и обновлению церковной жизни и живой деятельности прихода» ⁵². В докладе начальника Информационной части Отдела пропаганды Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России о съезде СРНО в Ессентуках в июле 1919 г. сообщалось, что данное мероприятие имело «духовный оттенок»: «В речах представителей как православного, так и старообрядческого духовенства сквозила основная мысль, что разруха в России явилась следствием падения веры, а потому и возрождение нашего государства возможно только лишь при деятельном содействии православия и старообрядчества. Ввиду того, что представители духовенства на съезде были самыми энергичными работниками, а также в силу согласия большинства членов съезда с защищаемыми духовенством положениями, постановления съезда носили некоторый клерикальный отпечаток» ⁵³.

Глава Ростовской русской национальной общины священник Андрей Сокальский отмечал, что «все мы, русские люди, станем русскими националистами», причем «должны носить это звание не из тщеславия, не ради красивого слова, а исключительно для труда во благо своей Родины и русскому народу, и еще для того, чтобы не только самому быть сознательным националистом, но чтобы быть способным и неграмотного научить основам русского национализма» ⁵⁴. Собранием Ростовской общины были приняты десять тезисов (по-ви-димому, написанные тем же о. Сокальским), которыми обязан в своей жизни руководствоваться русский националист ⁵⁵. Первые два тезиса непосредственно относились к религиозным вопросам:

«1) Святая православная Вера и Христово учение — это фундамент Единой, Великой России. На этом фундаменте я обязан строить личную, общественную и государственную жизнь.

2) Я обязан постоянно укреплять и искренно исповедовать свою веру в Бога, святую православную веру, — и хранить ее, как мою святыню. Моя вера в Бога должна быть сознательной, твердой и несокрушимой, как скала».

Десятый же тезис звучал так: «Я обязан принять и планомерно проводить в жизнь девиз: “Россия для русских”» ⁵⁶.

В руководство ростовской национальной общины вошли три священника: Андрей Сокальский, Иоанн Рожанский и Иоанн Жежелен-ко ⁵⁷. Общиной планировалось издание еженедельника религиозно-нравственного и общественно-политического содержания «Святая Русь» ⁵⁸.

Однако высшее церковное руководство относилось к подобной деятельности отдельных православных пастырей с крайней осторожностью. Когда представители СРНО на Юго-Восточном русском церковном соборе обратились в предсоборную комиссию с просьбой благословить устав и всю «культурно-просветительную, прогрессивно-национальную деятельность» СРНО, а также включить в состав собора представителей организации, протопресвитер Георгий Ша-вельский отказал им ⁵⁹.

На территориях, занятых белыми, русские националисты зачастую участвовали в выборах под религиозными и церковно-приходскими «вывесками». Так, например, в Одессе группой прогрессивных русских националистов во главе с Ф.А. Могилевским был создан «Христианский трудовой блок», в который также вошли черносотенцы и представители церковно-приходских структур. Собрание настоятелей и священнослужителей одесских церквей и представителей братств и сестричеств, «признавая значение выборов в городскую думу, как важного фактора оздоровления тыла и восстановления разрушенного городского хозяйства», постановило, «что долг христианского населения г. Одессы принять самое живое участие в этих выборах под знаменем “христианского трудового блока”» ⁶⁰. Предвыборные собрания блока проводились в одесских церквях и епархиальном доме, а священнослужители агитировали за организованный русскими националистами список (кстати говоря, победивший на выборах и получивший абсолютное большинство мест в Одесской городской думе).

Один из видных представителей духовенства, член Временного высшего церковного управления Юго-Востока России архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе) — в будущем один из лидеров киевской группы Катакомбной церкви, канонизированный в 2011 г. как местночтимый святой Киевской епархии УПЦ МП — принял участие в попытке воссоздания ВНС. Первоначально владыка Димитрий отрицал свое участие в политической жизни, однако не было секретом, что он сотрудничал с правыми монархическими организациями ⁶¹. 11 ноября 1919 г. в ростовском «Вечернем времени» появилось воззвание «К русским людям» от имени архиепископа Димитрия и по уполномочию группы лиц, среди которых были экс-депута-ты Думы националисты П.Н. Балашов, Н.Н. Можайский и князь К.М. Шаховской. В начале воззвания описывались обрушившиеся на Россию бедствия, а затем отмечалось, что хотя «вдали видны уже златоверхие купола Москвы, но не испита еще чаша страдания нашего», и поэтому надо укреплять тыл и стеной встать «вслед за своими героями, когда они борются на фронте». По мнению авторов воззвания, необходимо было иметь мужество сознаться, как на исповеди, что слабость русского народа была в недостаточности национального чувства. Лишь осознав это, можно понять, «кто виновник неслыханного позора и разорения трудящегося русского народа». Если же русские люди не окажут дружной поддержки фронту, не дадут отпора врагам, копошащимся в тылу и ведущим «разрушительную самостийную и болыпе-вицкую работу», то подвиги добровольцев и казаков будут напрасны. «Веря, что доблестью и кровью лучших сынов воскреснет наша Великая Мать, что в бездну отчаяния ввергнут он был неведующими отечества проходимцами, зовем всех русских людей объединиться в дружную братскую семью для защиты державных прав русского народа и самобытных прав казачества в его историческом укладе — во имя восстановления Церкви Христовой в нетленной чистоте Ее и государства нашего в прежнем его могуществе и единстве. Так мыслим, так веруем, так исповедуем мы, русские националисты». Всех разделяющих эту мысль просили образовывать повсюду местные национальные группы, а также записываться и сообщать свои адреса в бюро инициативной группы, расположившееся в конторе «Вечернего времени» ⁶².

Конечно, приведенные примеры далеко не исчерпывают темы, затронутой в данной публикации, однако и они, как нам представляется, позволяют сделать ряд важных наблюдений и выводов. К появлению в начале XX в. политических организаций русских националистов консервативной направленности (открыто не порывавших с церковной традицией и самодержавием) представители православного духовенства, за отдельными исключениями, отнеслись лояльно. Более того, определенная часть русского духовенства приняла весьма активное участие в работе ВНС, ВНК, ККРН, ФНУП и др. политических организациях, члены которых провозглашали себя русскими националистами. Однако в большинстве случаев тесное сотрудничество церковных деятелей с данными организациями объяснялось не тем, что представители православного духовенства являлись убежденными приверженцами идеологии русского национализма, а иными причинами: желанием отмежеваться от радикализма крайне правых монархистов (черносотенцев); перспективностью сотрудничества с политическими структурами, пользующимися покровительством власти; готовностью русских националистов лоббировать интересы Православной церкви и духовенства; национально-патриотической направленностью их деятельности и контрреволюционностью.

Вместе с тем, даже наиболее активные в политическом плане представители духовенства, являвшиеся сторонниками русских националистов, как правило, не уделяли специального внимания теоретическим вопросам национализма, делая акцент на важности сохранения духовной культуры, религиозности, национального начала, верности монархическим принципам, то есть не выходили за рамки традиционной консервативно-монархической риторики. И последнее вполне объяснимо. Являясь религией наднациональной, вселенской, православие не может замыкаться исключительно на национальном, что прекрасно понимали представители духовенства, сотрудничавшие с политическими организациями русских националистов. Поэтому одной из целей такого сотрудничества ими нередко провозглашалось пастырское окормление русских националистов, удерживание их от сползания в секулярный национализм западного образца и от соблазна поставить нацию выше православия и самодержавия.

Гораздо больше внимания национализму как политической идеологии уделяли его критики из рядов православного духовенства, как справа, так и слева. Причем если деятели церкви из черносотенного лагеря критиковали русский национализм за наличие в нем западнических и секулярных тенденций (но при этом не отрицали «истинного национализма», подчиненного религиозному идеалу), то представители либерально-демократического крыла русской церкви порой отказывали русскому национализму в праве на существование, как явлению, «осужденному Голгофским Крестом». В годы гражданской войны отчетливо проявилась тенденция к созданию национальных и церковно-приходских общин, в рамках которых должно было развиваться сотрудничество представителей церкви и русских националистов. Но высшее церковное руководство относилось к подобной деятельности крайне осторожно, а деятельность отдельных иерархов носила в значительной мере конъюнктурный характер, проявившийся в наибольшей мере в «украинском» вопросе. Таким образом, Православная российская церковь не имела консолидированной позиции в отношении русского национализма, предоставляя своим членам самостоятельно определяться в отношении этого относительно нового для российской жизни политического течения.

Иванов Андрей Александрович —
доктор исторических наук, доцент
Санкт-Петербургского государственного университета;
Чемакин Антон Александрович —
кандидат исторических наук, ст. преподаватель Института истории
Санкт-Петербургского государственного университета.

Журнал ВОПРОСЫ ИСТОРИИ 2018 № 9 Стр. 153-166

Примечания

1. Нация и империя в русской мысли начала XX века. М. 2003; Национализм: полемика 1909-1917. М. 2015;

 2. КОЦЮБИНСКИЙ Д.А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М. 2001, с. 398—426.

 3. См., наир.: КАЛЬЧЕНКО Т.В. Киевский клуб русских националистов. Историческая энциклопедия. Киев. 2008.

 4. САНЬКОВА С.М. Русская партия в России: образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908—1917). Орёл. 2006, с. 81.

 5. КОЦЮБИНСКИЙ Д.А. Ук. соч., с. 400.

 6. История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 6. М. 1968, с. 365.

 7. Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия I. СПб. 1908, стб. 2712.

 8.  Там же, стб. 536.

 9. Там же, стб. 899.

 10. Там же. Сессия IV. СПб. 1911, стб. 1176.

 11. Там же. Сессия IV. СПб. 1910, стб. 1025.

 12. Там же. Сессия III. СПб. 1910, стб. 1723.

 13. Там же, стб. 2996—2998.

 14. Там же, сессия I, стб. 2712.

 15. Всероссийский национальный съезд. — Новое время. 20.11.1912; Съезд националистов. - Там же. 21.11.1912, 3.11.1914.

 16. САНЬКОВА С.М. Ук. соч, с. 137-141.

 17. Путь моей жизни: воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М. 1994, с. 231—232.

 18. КОЦЮБИНСКИЙ Д.А. Ук. соч., с. 36, 401-402, 404.

 19. САНЬКОВА С.М. Ук. соч., с. 81-82.

 20. См.: ИВАНОВ А.А. Были ли русские националисты черносотенцами? (О статье И.В. Омельянчука). — Вопросы истории. 2008, № 11, с. 171—175.

 21. МАРКОВ Н.Е. Hацио^ализм без веры и царя. — Свет. 26.II.1908.

 22. МЕНВ0ИКОВ М.О. Третья культура. В кш Нация и империя в русской мысли начала XX века. М. 2003, с. 40.

 23. Цит. по: ОРЁОВ А.С. Интеллектуальная биография, социально-философские взгляды и публицистическая деятельность М.О. Меньшикова до начала работы в «Новом времени». Дисс. канд. ист. наук. Орёё. 2015, с. 137—138.

 24. Там же, с. 122.

 25. Там же, с. 142.

 26. СТУКАЛОВ П.Б. Поёитические и правовые учения в России во второй половине XIX — начале XX века: Всероссийский национальный союз и его идеоёоги. Воронеж. 2011, с. 73—74.

 27. ГЕПТНЕР Е. Библия и нравственность. В защиту Слова Божия (Ответ проф. П.И. Ковалевскому по поводу его брошюры «Библия и нравственность»). СПб. 1913, с. 6.

 28. КОВАЁЕВСКИЙ П.И. Бибёия и нравственность. Пг. 1916, с. 9.

 29. НИКОН (РОЖДЕСТВЕНСКИЙ). Православие и грядущие судьбы России. М. 1994, с. 397.

 30. АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ). О национализме и патриотизме. В кт: Митро-поёит Антоний (Храповицкий). Сила Православия. М. 2012, с. 322—323.

 31. Там же, с. 323.

 32. Там же, с. 324.

 33. АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ). Что значит быть русским нац. ио нал истом. — Коёокоё. 14.I.1914.

 34. Там же.

 35. Там же.

 36. ЕГО ЖЕ. Чей должен быть Константинополь? Ростов-на-Дону. 1916, с. 6.

 37. ЕГО ЖЕ. На0 национализм и задача Пушкина. — Гоёос Руси. 3.I.1914.

 38. Там же.

 39. ЕГО ЖЕ. Что значит быть русским националистом.

 40. Там же.

 41. ВОСТОРГОВ И.И. Патриотическое начинание. По поводу издания газеты «Патриот». В ш.: ВОСТОРГОВ И.И. Полное собр. соч. Т. 4. СПб. 1995, с. 506.

 42. АГГЕЕВ К.М. Национализм и реёигия. — Биржевые ведомости. 9—10.XII.1914.

 43. Там же.

 44. Там же.

 45. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. Р-5974, оп. 2, д. 69, л. 47.

 46. Всероссийское Учредительное собрание: Энциклопедия. М. 2014, с. 188.

 47. Киевлянин. 22.XII.1917.

 48. Черниговский вестник. 20.XII.1917.

 49. Возрождение. 21.V.1918.

 50. ЕФИМОВСКИЙ Е.А. В русском Киеве в 1918 году. Поёитические силуэты (Отрезок времени). В кш: ЕФИМОВСКИЙ Е.А. Статьи. Париж. 1994, с. 135—136.

 51. КАНДИДОВ Б. Церковь и Гражданская война на Юге (Материалы к истории религиозной контрреволюции в годы Гражданской войны). М. 1931, с. 69.

 52. Устав Всероссийского Союза Русских Национальных Обшин. Ростов-на-Дону. 1919, с. 2, 18.

 53. ГА РФ, ф. Р-446, оп. 2, д. 69, л. 85—85об.

 54. СОКАЛЬСКИЙ А. К русским людям (Письмо третье). — Свет Христов. 15.VIIL1919.

 55. Жизш>. 31.VII.1919.

 56. Там же.

 57. Там же. 4(17).VIII.1919.

 58. Там же. 3(16).X.1919.

 59. БИРЮКОВА Ю.А. Позиция Юго-Восточного русского церковного собора 1919 г. о политическом противостоянии периода Гражданской войны. — Вестник православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2014, вып. 5 (60), с. 13.

 60. Единая Русь. 2(15).XI.1919.

 61. ГА РФ, ф. Р-446, оп. 2, д. 69, л. 16.

 62. Вечернее время. 11.XI.1919.