Поцелуйный обряд. К. Маковский. Холст, масло.
В начале XVII в. между Московским государством и Речью Посполитой были весьма сложные политические отношения. В Московском Царстве бушевала Смута и не последнюю роль в этих событиях играла Речь Посполитая. Именно отсюда в Московское государство пожаловал Самозванец. А в 1609 г. поляки вступили на территорию Московии и осадили Смоленск. В 1611 г. королевич Владислав, сын Сигизмунда III, был приглашён на русский престол. Поляки заняли Кремль, а затем были изгнаны оттуда Вторым земским ополчением под предводительством К. Минина и князя Д.М. Пожарского.
Но и после подписания Деулинского перемирия 1618 г., обошедшего молчанием претензии Владислава на Московский престол, отношения России и Речи Посполитой не наладились. Уже в 1632 г. началась Смоленская война. В 1654 г. разгорелся новый конфликт. В Москве дали положительный ответ на прошение Богдана Хмельницкого о принятии украинских земель в свой состав. Война 1654-1667 гг. была более удачной, были возвращены утраченные во время Смуты земли. При Петре I Речь Посполитая попала в зависимость от России. Российские дипломаты влияли на избрание польских королей, России было выгодно существование слабого и политически зависимого польского государства.
В 1772 г. произошёл первый раздел Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией. Далее последовали ещё два раздела: 1793 и 1795 гг. Таким образом, в результате очередного поворотва истории, часть земель Речи Посполитой вошла в состав России, а ведь ещё в начате XVII в. вся Россия могла стать частью польского государства.
Московским событиям 1605-1613 гг., известным в Польше как «димитриада», посвящены не только летописные сведения, но и записки участников этих событий.
Элиаш Пельгжимовский, находившийся в Москве в течение нескольких месяцев, описал жизнь царского двора, бояр, сложную, напыщенную церемонию царской аудиенции. Он обрисовал Москву в чёрных красках и ввёл определение, широко распространившееся в польских мемуарах - «gruba Moskwa»1. ( Гальяш Пельгримовский. Военный и государственный деятель Великого княжества Литовского, поэт-панегирист. В 1583 г. по поручению Стефана Батория ездил в Москву с посланием и подарками к Ивану IV. Впечаления о поездке отразил в дневнике-диариуше «Посольство Льва Сапеги к великому князю московскому» в котром описал взаимоотношения между ВКЛ и Московским государством в конце XVI — начале XVII в.В 1586 г. получил должность писаря Великого княжества Литовского, участвовал в подготовке Статута ВКЛ 1588 г., написанного на западнорусском языке с использование традиций "Русской правды". - Прим. ред. ЗР)
В подобном стиле написан дневник Станислава Немоевского, случайно впутавшегося в московские дела: по поручению Анны Ваза он отправился в Москву, чтобы продать Дмитрию I Самозванцу драгоценности. (Станислав Немоевский из старинного польского рода герба Рола. Получил образование в Италии. Занимал ряд важных военных и гражданских постов. Был автором дневника поездки в Москву во время Смуты. Он оказался в Москве в качестве посланника королевской сестры Анны Ваза к Дмитрию Самозванцу. Прим. ред. ЗР). После убийства Самозванца Немоевский был арестован и отправлен в отдалённые уголки Московии, где и написал свой дневник. О дневнике Немоевского напишут: «...превосходит все наши памятники в том, что касается подробностей о Москве, о стране и властях, о жизни и быте, о вере и о войске. В старой польской литературе нет равного ему произведения в точности и богатстве материала... он ничего не приукрашивает, наоборот, пишет с горечью, презрением и ненавистью, разражается сожалением, сарказмом и, скорее, страдает предпочтением к отрицательным сторонам»2. Этот же стиль очень ярок в «Дневнике Марины Мнишек», написанном в период путешествия Мнишек в Москву.
Стиль «gruba Moskwa» действительно очень ярок в записках Немоевского. Например, описание царской трапезы: «.. .Принесли мелко накрошенный хлеб, горилку в больших чарках, романию в других, мальвазию в третьих, и всё это - натощак, после этого - кушанья из рыбы разного вкуса, студень светлый, сладкий, с миндалём, серый с гвоздикой; опять жареная рыба, распластанная с различными приправами; наконец, паточные, малиновые мёды, о вкусе которых лучше умолчать»3. Он отмечал, что вина дурные, а всё, что подавали, за редким исключением, - холодное. Глядя на такой стол, привычная к европейским кулинарным изыскам польская шляхта в одночасье теряла аппетит.
Не меньше иронии в общих сведениях о сервировке стола: «...хрустальных сосудов для напитков не найдёшь, стекло очень редко. Серебряная чарка - у самых знатных, но обыкновенно употребляют деревянные, а если чарка выточена из берёзовой шишки (т.е. нароста на стволе берёзы), то это уже - боярская штука.
Недавно наступила перемена, что у некоторых знатных бояр появилось по нескольку серебряных мисок. Тарелок не употребляют, из миски берут горстью, а кости бросают под стол или опять в миску»4.
Подобные сведения находим в «Дневнике Марины Мнишек», автором которого считают Вацлава Диаментовского. «Первое блюдо было холодное, после него - водка, второе блюдо - жаркое, третье -варёные яства на железных сковородах, потом - пирожное, с луком без соли (скорее всего - неправильный перевод, должно быть "пирожки" или "пирожки", это может быть чем угодно - от пирогов и кулебяк до пельменей. - А.М.). Смешно было глядеть, когда сам князь ел без тарелки и клал кости на скатерть. Перед нами всё же поставили несколько цинковых тарелок, очень грязных, и дали несколько деревянных ложек»5. Ситуацию с отсутствием на столе тарелок объясняет Мартын Стадницкий: «.. .тарелок нам не поставили, было, их на столе всего четыре, и то царь сказал, что этим нарушен обычай.. .»6. Это была обычная сервировка и трапеза в Московии, призванная показать, что никто никого не отравит. Поляки немало этому удивлялись, так как церемониал обеда в Европе и Речи Посполитой был давно иным.
Но не только царский стол описывает ссыльный поляк (С. Немоевский), но и ту пишу, которую употребляют крестьяне, - «довольствуются тем, что в субботу сварят себе на целую неделю. Телёнком брезгуют и те, которые полагают, что они не должны питаться от него или не желают вскармливать для употребления молока, выбрасывают его псам, но оскобливши шкуру на пленки у окон»7. Недоумение связано с тем, что в Польше и в других странах ценили молодое мясо.
По свидетельству С. Немоевского в Московии очень много пили хмельных напитков: «первый напиток у них горилка, которым уже слишком обжираются не только мужчины, но и женщины. Употребляют и мёды, но чаще всего квас, который варят из ячменного солода без хмеля или из лесных ягод; пива меньше и очень скверное»8.
Между тем, употребление алкоголя в ту пору в Московском государстве в чести не было. И вопреки сложившейся традиции считать, что пьянство в Московии всегда поощрялось, было запрещено варить даже пиво: «.. .Москвитяне соблюдают великую трезвость, которой требуют строго и от вельмож, и от народа. Пьянство запрещено; корчем и кабаков нет во всей России; негде купить ни вина, ни пива; и даже дома, исключая бояр, никто не смеет приготовить для себя хмельного; за этим наблюдают лазутчики и старосты, коим велено осматривать домы. Иные пытались скрывать бочонки с вином, искусно заделывая их в печах, но и там, к большой беде виновных, их находили. Пьяного тотчас отводят в бражную тюрьму, нарочно для них устроенную; там для каждого рода преступников есть особая темница; и только через несколько недель освобождают от неё, по чьему-либо ходатайству. Замеченного в пьянстве вторично снова сажают в тюрьму надолго, потом водят по улицам и нещадно секут кнутом; наконец освобождают. За третью же вину опять в тюрьму, потом под кнут; из-под кнута в тюрьму, из тюрьмы - под кнут и, таким образом, парят виновного раз по десять, чтобы пьянство ему омерзело. Но если и такое исправление не поможет, он остаётся в тюрьме, пока не сгниет.. .»9. Вероятно, алкоголь употребляли массово, иначе не было бы таких подробно описанных С. Маскевичем «репрессий» в отношении тогдашних алкоголиков.
Пишет Немоевский и о других странностях московских: «Никто не смеет носить оружия в городе, того более - приезжать с ним в Кремль, разве что с дороги. Если же один оговорит другого, то о поединке речь неслыханная, а тузят друг друга кулаками в бока или рукавами по губе, выпустивши их из рук. Удара в лицо никто не боится, хотя бы был он от преступника, но боятся от ногтя»10.
Предрассудком называется обычай мыться в бане посте близости мужа и жены11. Однако «роженица обязана также как можно скорее -в тот же день или на другой или третий идти с ребёнком в баню для смытия с себя греха и той скверны, в которую впала». Этот обычай Немоевский считает заблуждением и суеверием, возникшим в результате отхода от единой церкви12.
Станислав Немоевский оказался не меньше удивлён отношением московитян к церкви и религии: «...простого человека (на церковной службе) бывает мало, женщин ещё меньше, а женская молодёжь редка. Когда мы их спрашивали, почему бы этой молодёжи не ходить бы в церковь, они объясняли: "а зачем им, когда они ещё молоды". По той же причине и таинства не принимают, разве в дряхлом возрасте... Когда мирянин женится в третий раз, его уже не допускают до принятия святого причастия, а только к исповеди, как такого, который тем самым становится недостойным Господней любви»13. Ещё больше удивляет автора то, что священники женаты, а после смерти жены они становятся простыми крестьянами, «как будто и достоинство священническое делает жена»14.
Безграмотность населения поражала многих иностранцев, побывавших в России: «...учебные заведения находились в жалком состоянии, само духовенство, которое было обязано просвещать других, как будто совестилось открыть путь распространявшейся учёности и довольствовалось тем, что учили читать и писать, и это в Москве считалось высокой степенью учёности»15.
С. Маскевич не менее был озадачен отсутствием в Московском государстве образовательных учреждений и отношением правительства к образованию собственных подданных. (Самуил Маскевич - офицер крылатых гусар Великого княжества Литовского, шляхтич Новогрудского повета, автор одного из первых на территории Белоруссии памятников мемуарной литературы - Дневник (Diariusz) о событиях 1594-1621 гг. Прим. ред. ЗР) «Науками в Москве вовсе не занимаются, они даже запрещены. Русским книги казались очень мудрёными, сам царь (Иван Грозный) не понимал в них ни слова, посему опасаясь, кабы народ не научился такой премудрости, приказал их все сжечь, купцу заплатить, сколько потребует. Одну из них я видел у Фёдора Головина. Он рассказал, что у него был брат, который имел большую склонность к языкам иностранным, но не мог открыто учиться им; для сего тайно держал у себя одного из немцев, живших в Москве, нашёл также поляка, разумевшего язык латинский; оба они приходили к нему скрытно, в русском платье, запирались вместе в комнате и читали книги латинские и немецкие»16. В подобном положении были те немногие, кто стремился к получению знаний. По сообщению С. Немоевского население считало царя самым образованным и мудрым: «...никому не дозволено читать книг и иметь их в дому, кроме Псалтыри, иначе был бы в подозрении, что желает быть мудрее самого великого князя»17.
О «грубых нравах московских» пишет в своём дневнике С. Маскевич. Он явно иронизирует, если не насмехается над обычаями застольной трапезы, а также отмечает, что русские перенимают некоторые польские обычаи: «случалось мне бывать на свадьбах московских, у многих людей знатных. Обычаи там такие: в одной комнате сидят мужчины, в другой - женщины. Тут угощают их множеством яств, приготовленных в виде похлебки, подавая их в блюдах, с обеих сторон выбеленных и поставленных на сковороды для удобнейшего подогревания на угольях. Кушанья ставят на стол не все вместе, а сперва едят одно, потом другое, до последнего; между тем принесённые блюда держат в руках. Никакой музыки на вечеринках не бывает; над танцующими смеются, считая неприличным плясать уважаемому человеку. Зато есть у них так называемые шуты, которые тешат их русскими плясками, кривляясь, как скоморохи на канате, и с песнями, большей частью весьма бесстыдными. Иногда же, в подражание нашим обычаям, приказывают играть на лирах... За этой забавою следует другая: из дальней комнаты, где сидят женщины - строение идёт рядом в три -четыре комнаты - являются несколько так называемых дворянок (то есть дворовых девок или женщин), хорошо одетых, это жены слуг. Они становятся у дверей, из которых вышли, при конце стола, где сидят гости, и забавляют их разными шутками; сперва рассказывают сказки с прибаутками, благопристойные, а потом поют песни, такие срамные и бесстыдные, что уши вянут. Русским, однако, это очень нравится, и на здоровье! Пусть остаются при своих забавах, не зная лучших!»18.
В России не были известны многие европейские развлечения вплоть до эпохи Петра Великого, когда появились балы, маскарады, фейерверки и т.п. И только при Петре женщины более высокого происхождения стали появляться в обществе открыто. В XVII в. по обычаю этого не допускалось, что не могло не отразиться в письменных источниках. С. Маскевич и другие поляки отметили это в своих дневниках: «.. .мужчины не допускают женщин в свои беседы, не дозволяя им даже показываться на люди, кроме одной церкви. Да и тут каждый боярин, живущий в столице домом, имеет для жены церковь, не в далёком расстоянии от своего двора.. ,»19. Подобная ситуация очень удивляла поляков, так как в Европе уже давно к женщинам относились иначе и они постоянно появлялись в обществе при дворе государя.
Давая описание города, С. Немоевский пишет: «... по улицам всюду мостки и хворостина вместо мостовой»20. Такой облик улиц не мог не привести европейца в шок, и Немоевский не преминул это отметить.
В дневниках поляков сохранилось описание архитектурных строений, в том числе описания Кремля и несохранившихся его построек, к которым относятся палаты Самозванца и годуновские постройки. Подобное внимание поляков и других иностранцев к московской архитектуре отчасти объясняется стремлением изучить преимущественно оборонительные сооружения (каковым является Кремль) в военных целях.
Несмотря на весь сарказм и иронию записок, оставленных поляками, равно как и другими иностранцами, все они выражают восхищение московским Кремлём. Немоевский даёт описание Кутафьи -одной из кремлёвских башен: «через Неглинную - две каменные стены, одна возле другой, вдоль от основания выделенные о двенадцати сводах, тонкие и высокие; по сторонам большие окна... между стен -деревянный мост, пропущенный в кирпичную, умеренной толщины стену; он идет от Кремля с довольно частыми башнями наподобие бастионов»21.
Вот какими он находит палаты Самозванца: «деревянные государевы покои, довольно мелкие и низкие, из нетёсаного круглого дерева, окна малые - полтора локтя ввысь и в ширину, но с весёлым видом из них на реку Москву, которая течёт под замок срединного города. При входе в те покои из залы - прежде всего сенцы, ничем не обитые, далее передняя. Обитая нидерландскими занавесями с фигурками, но в которых мало шёлку; лавки кругом покрытые красным сукном; стола не было; только огромный персидский ковёр на земле под огромным бархатным балдахином, с оторочкою из широкого золотого позумента и золотой бахромой. Под балдахином - два небольших образа Богородицы, вышитые мелким жемчугом. Из этой передней -покой, обитый довольно богатой турецкой парчой, сводчатый потолок, как бы выложенный мозаикой. Чудно сделанная печь в виде небольшого грота, около неё позолоченная решётка, стола также не было, одни только лавки кругом, покрытые нидерландскими, шёлковыми с золотом коврами. Посередине комнатки устроены четыре ступени квадратом, обшитые красным сукном, на них - небольшой трон, весь окованный золотом, крупными рубиновыми зёрнами и бирюзой густо высаженной, турецкой работы; будь камни настоящие - их пришлось бы оценить в большую сумму; сидение на нём красного бархата, вышитое мелким жемчугом, в виде чешуи»22. И в этом описании покоев и их внутреннего убранства также много сарказма, что стоит одно только замечание о подлинности камней на троне! Причин для сомнений было, конечно, много, но византийская традиция требовала соблюдения пышности и изобилия.
Кроме описанной, было ещё три комнаты, а также покои государыни. «Комнаты государыни были за государевыми комнатами, кроме сеней их было только две да третья - каморка сбоку. Построены тем же способом, что и государевы, и такие же низкие и крошечные. Первая была обита нидерландскими занавесями, но с малой долей шёлка, другая - красной камкой, боковая каморка - пёстрым ормези-ном, сени не обиты ничем. Отдельный вход в эти комнаты был сзади, но можно было пройти и переходом около государевых»23.
Несмотря на всю свою предвзятость и иронию, дневники и другие письменные свидетельства иностранцев позволяют не только восстановить ход исторических событий, но и раскрывают многие культурные и бытовые аспекты жизни русского народа, как дворянства, так и простонародья. Они дают интереснейшие сведения о том, что русские носили, ели, пили, об их отношениях друг к другу, церкви, образованию - об укладе жизни в целом. В дневнике Немоевского даже встречаются цены на некоторые виды товаров. Все эти заметки и описания дают очень ценный материал для восстановления различных аспектов истории России.
Масловская, Анастасия Анатольевна.
Научный сборник "Поляки в России: история и современность" 2007 г. Краснодар. Стр.7-12
----------------
1 Межва Э.А. Россия и российские дела в польской историографии второй половины XVI -первой половины XVII в. // Поляки в России: XVII-XX вв.: Матер. Межд. науч. конф. / Науч, ред. и сост. A.PL Селицкий. Краснодар, 2003. С. 10-11.
2 Цит. по: Межва Э.А. Указ. соч. С. 11.
3 Записки Станислава Немоевского. M.z 1907. С. 27.
4 Там же. С. 163.
5 Дневник Марины Мнишек 1607-1609 гт. M.z 1908. С. 49.
6 Стадницкий М. // Иностранцы о древней Москве. M.z 1991. С. 233.
7 Записки Станислава Немоевского... С. 162.
8 Там же. С. 163.
9 Маскевич С. Дневник // Иностранцы о древней Москве. M.z 1991. С. 261.
10 Записки Станислава Немоевского... С. 60.
11 Там же.
12 Там же. С. 126.
13 Записки Станислава Немоевского... С. 125.
14 Там же.
15 Торбаков И.Б. Киево-Могилянская академия как культурно-просветительский центр переходного периода // Русская литература в переходный период от средневековья к новому времени. С. 111-112.
16 Маскевич С. Указ. соч. С. 261.
17 Записки Станислава Немоевского... С. 162.
18 Маскевич С. Указ. соч. С. 260.
19 Там же.
20 Записки Станислава Немоевского... С. 52.
21 Там же. С. 38.
22 Записки Станислава Немоевского... С. 52.
23 Там же. С. 55.