Органы российской контрразведки оформились в отдельную профессиональную структуру лишь в 1908 г. Это совпало с усилением разведдеятельности на территории империи немецких и австрийских разведок.
Контрразведка быстро развивалась, однако накануне Первой мировой войны она всё ещё испытывала сложности с личным составом.
Дело в том, что начальниками контрразведывательных отделений (КРО) назначались специально командированные в армию жандармские офицеры, а их помощниками – армейские офицеры. Командированные жандармы не всегда имели практику контрразведывательной работы. С армейскими офицерами дело обстояло ещё хуже – они вообще не имели подобного опыта. К тому же, ни жандармы, ни военные не хотели командировать в КРО хороших офицеров. Они были нужны на старых местах службы, да и сами офицеры не стремились в контрразведку по причине бесперспективности карьерного роста [4, 136].
Профессионализм жандармских офицеров военные использовали не только для контрразведывательных целей, но и для руководства военной разведкой за рубежом. Например, накануне войны в Швейцарии была создана тайная разведорганизация под руководством бывшего жандармского полковника, который специально ушёл в отставку. Однако она была раскрыта в августе 1914 г. [1, с. 488].
С началом войны многие жандармские офицеры, желая быть поближе к передовой, подали рапорты с просьбой перевести их в органы контрразведки. Из-за большого количества рапортов командир корпуса жандармов генерал В. Ф. Джунковский специально разъяснял желающим, что жандармские управления и охранные отделения также имеют отношение к защите государства, но только внутренней [5, с. 354].
Одним из первых контрразведывательных мероприятий начала войны была массовая депортация вглубь России австрийских и немецких подданных, оказавшихся в приграничных районах. Процесс коснулся также и некоторых российских подданных немецкого происхождения, что создало почву для недовольства среди перемещённых лиц и, в конечном счёте, могло стимулировать рост шпионажа в этой среде. Тем не менее, от депортации был получен огромный эффект. Так, по утверждению австрийских разведчиков, она "невероятно осложнила” деятельность австро-венгерской разведки в прифронтовой зоне [4, с. 239].
Кроме того, некоторых жандармских офицеров, отлично владеющих немецким языком, посылали в тыл немецких войск. Они под видом коммерсантов объезжали интересующие российских военных районы и собирали самую разнообразную информацию. Они действовали не только в тылу войск противника, но и собственно на территории Германии. Например, жандармскими разведчиками поставлялись сведения о прохождении воинского призыва в немецкой армии, о настроениях мирных граждан стран Тройственного союза и т. д. [5, с. 515].
Также повышенную активность политическая полиция стала проявлять и внутри империи. Товарищ министра внутренних дел и командир корпуса жандармов В. Ф. Джунковский, выступавший за искоренение секретной агентуры, с началом войны признал её необходимость по некоторым направлениям полицейской деятельности. Например, выступившая против войны большевистская фракция РСДРП, сразу же привлекла к себе повышенное внимание полицейских структур. Кроме того, большевики подозревались в связях с немецкой разведкой [Подр. см. 7]. Чтобы не дать им соединиться с меньшевиками, было признано необходимым усилить среди них агентурную работу. В 1915 г. В. Ф. Джунковский был отправлен в отставку, потому что указал Николаю II на негативную роль Г. Е. Распутина. После В. Ф. Джунковского секретные сотрудники вновь начали давать большой объём информации. Восстановилась и секретная агентура в армии, что было очень важно, поскольку позиционная война располагала к нахождению войск на одном месте долгое время, а это влекло за собой усиление революционной и антивоенной пропаганды среди солдат, что было выгодно противнику. К 1915 г. революционное движение уже в полной мере восстановило свои силы, разгромленные в период 1905 – 1907 гг., и начало более активную деятельность.
С началом Первой мировой войны усиленную помощь военным стала оказывать и Заграничная агентура. Если ранее ей запрещалась разведывательная и контрразведывательная деятельность, то сейчас она стала необходима. Заграничная агентура установила связь с представителем русской разведки в Париже. Также на неё были возложены некоторые функции военной цензуры. Однако разведдеятельность этого подразделения Департамента полиции не принесла больших результатов, т. к. необходимого опыта служащие зарубежной агентуры не имели. Тем не менее, Заграничная агентура продолжала действовать не только в странах-союзниках и нейтральных государствах (Франция, Британия, Италия, Швейцария), но и в Германии. Кроме того, в декабре 1916 г. по причине симпатий Швеции к странам Тройственного союза была организована Скандинавская агентура. Однако проявить себя она не успела [3, с. 110]. В феврале 1917 г. Заграничная агентура прекратила своё существование вместе с ликвидацией Департамента полиции. Последний заведуюший Заграничной агентурой в присутствии русского посла в Париже опечатал помещение, где располагалась канцелярия политического заграничного сыска, и оставил это всё до приезда комиссии Временного правительства.
Всё же основной структурой, борющейся с немецким и австрийским шпионажем, оставалась контрразведка. При решении своих специфических задач и разведчики, и контрразведчики обращались за сведениями к жандармам губернских управлений. Губернские жандармские управления поставляли интересующую военных информацию, проверяли и уточняли присланные ими сведения. Такого рода сотрудничество имело место, не смотря на натянутые отношения между армией и жандармерией.
Интересы разведки были самыми разнообразными. Так, например, начальнику контрразведывательного отделения при штабе Минского военного округа в январе 1916 г. от могилевских жандармов потребовались сведения “о составе семьи и урожденной фамилии жены сына оршанского купца первой гильдии В.Б. Лютина”, а также о том, состоит ли в числе оршанских купцов некто Айзек Живов, Шивов или Зивов, который на тот момент находился в плену [2, л. 1]. Однако разведка интересовалась не только нравственностью и благонадежностью уже попавших в плен военнослужащих. Она также собирала сведения о подозрительных людях, находящихся в тот момент в русской армии. Так, именно разведчиков, а не контрразведчиков, заинтересовала информация о довоенной жизни рядового автомобильной команды штаба 4-й армии Д.П. Свирида. Однако после проверки оказалось, что он до службы ни в чем подозрительном замечен не был [2, л. 74].
Близость фронта, загруженность полиции и, возможно, обычные бюрократические проволочки заставляли разведчиков повторять свои просьбы по 2-3 раза. Например, ротмистр разведотделения Вырголич, обращаясь к минскому полицмейстеру с просьбой ускорить ответ по делу Л. Рубца, даже не подозревал, что телеграмма со сведениями уже направлена ему, но почему-то в разведотделение не попала [6, л. 265].
Причем просьбы разведывательных структур мало чем отличались от просьб органов политического сыска. Например, помощник начальника могилевского ГЖУ в Оршанском уезде ротмистр Мейер собирал для своих армейских коллег сведения о благонадежности некоторых лиц и их связях [2, л. 20, 40]. Информация, которую жандармам предлагалось проверить, была не всегда точной. Например, разведчики путали фамилии, имена, профессии подозреваемых. Все эти ошибки жандармы могилевского ГЖУ методично исправляли, отправляя информацию в разведотделения. Однако это не мешало разведчикам снова и снова просить жандармов проверять неточно поданные сведения [2, л. 74, 77].
Получая профессиональный опыт, органы российской разведки и контрразведки постепенно становились более профессиональными. Однако к концу 1915 г. удар по их престижу нанесла сама российская власть. Правящие верхи почему-то решили, что пошатнувшееся единство общества может спасти тотальная шпиономания. Население постепенно стали приучать к тому, что шпионы находятся повсюду. Под этот набирающий обороты маховик попал даже военный министр В.А. Сухомлинов. После его отставки общество готово было поверить во всё. Появились слухи, что шпионы существуют даже среди представителей императорской фамилии.
Шпиономания сказалась и на работе КРО. С 1915 г. они всё больше стали превращаться в структуру, дублирующую политическую полицию. Контрразведчики занимались борьбой со спекуляцией, дороговизной, политической пропагандой и даже рабочим движением. Причём происходило это не потому, что контрразведкой руководили жандармские офицеры, а из-за требования военных властей заниматься подобными делами в качестве первоочередной задачи. По мере расширения деятельности КРО начал быстро увеличиваться и их штат. Естественно, что туда опять стали попадать непрофессионалы. С 1916 г. рост численности личного состава контрразведывательных отделений стал почти неуправляем [4, с. 283].
К началу 1917 г. контрразведка стала жить практически независимой от армии жизнью, не признавая никакого подчинения. Тем не менее, её работа была достаточно эффективной. По признанию руководителя германской разведки Николаи, немцы всё время нуждались в глубокой разведке, а она так и не принесла больших результатов.
1. Алексеев М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. В 2 т. – М.: Издательский дом "Русская разведка"; ИИА "Евразия", 1998. Т. 1 – 608 с. Т. 2 – 432 с.
2. Архивный фонд Национального музея истории и культуры Беларуси. Ф. "Научно-вспомогательный". № 3638.
3. Брачев В. С. Заграничная агентура Департамента полиции (1883 – 1917). – СПб.: Стомма, 2001. – 186 с.
4. Греков Н. В. Русская котнрразведка в 1905 – 1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. – М.: Московский общественный научный фонд; ООО "Издательский центр научных и учебных программ", 2000. – 356 с.
5. Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 2. – М.: Изд. им. Сабашниковых, 1997. – 653 с.
6. Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 615, оп. 1, д. 15.
7. Николаевский Б. И. Тайные страницы истории. – М.: Наука, 1995. – 274 с.