Кризис польской восточной политики
Польша – страна, претендующая на право быть автором восточной политики всего Европейского союза. На это у неё действительно есть свои основания. Будучи самым крупным государством – членом ЕС, граничащим с постсоветским пространством, она располагает и наибольшим количеством специалистов по восточным соседям, а также большим историческим опытом контактов с ними, на что особенно любят указывать польские политики. Однако с утверждением своего статуса как «главного специалиста Европы по пространству бывшего СССР» у Варшавы большие проблемы, так как главные страны Евросоюза так и не признали за ней такого статуса. И основная проблема здесь, очевидно, в том, что Польша относится к своим соседям с востока очень небеспристрастно, и та политическая линия, которую она проводит, преследует далеко идущие и специфически польские национальные интересы, которые не всегда совпадали с интересами остальной Европы. На фоне этого особенно заметно, что восточная политика Варшавы в последние годы оказалась в глубоком кризисе.
По основным концептуальным основам восточной политики польский политический класс консолидирован: её стратегические цели и общий фон констатаций примерно одинаков у всех основных политических сил страны [1]. Альтернативные точки зрения (такие, как, например, у идейных наследников польской национал-демократии или представителей уже распущенной «Самооброны») находятся на периферии политической жизни и влияния на неё практически не оказывают. Однако по вопросам тактики проведения восточной политики существуют (и в последнее время существенно обострились) довольно заметные противоречия.
Можно выделить две такие тактические линии – это, условно говоря, романтическая и прагматическая. Для первой, основными носителями которой являются правоконсервативные движения (и в первую очередь партия «Право и справедливость»), характерно абсолютное господство специфичных для Польши идеологических и исторических детерминант, ориентация на скорый геополитический реванш, который описывается в понятиях большой традиции польского мессианизма, а также готовность к радикальному противостоянию с Россией. Это в первую очередь «политика памяти» и «историческая политика», которые доминируют над всем остальным. Для другой линии, представленной польскими левыми и ныне правящей либерал-консервативной партией «Гражданская платформа», характерно большее стремление исходить из актуальных политических реалий, а также больший учёт современных политических и экономических интересов Польши.
И всё же надо заметить, что прагматизм этой линии весьма условен, так как общая концепция восточной политики здесь та же самая. Она также определяется оригинальными польскими понятиями «исторической политики» и ставит перед собой примерно те же цели. Правда, разница между двумя линиями оказывается очень заметна в области проведения западной политики: так, если партия «Право и справедливость» настроена весьма скептично в отношении Европейского союза и настаивает на необходимости проводить свою, максимально независимую восточную политику с опорой на союз с США, то лидеры «Гражданской платформы» своей важнейшей задачей видят полноценную интеграцию Польши в европейскую политику с целью использования институтов и ресурсов объединённой Европы для проведения собственно польской восточной политики.
Примечательно, что обе обозначенные линии в последнее время себя скомпрометировали. Результатом деятельности правительства Я. Качиньского (июль 2006 – ноябрь 2007 г.) были радикальное ухудшение отношений со всеми соседями и изоляция Варшавы от сферы взаимоотношений Евросоюза с Россией. Правительства партии «Гражданская платформа», работавшие непрерывно с ноября 2007 г., казалось, смогли исправить многие последствия деятельности своих предшественников: существенно улучшить отношения и с Германией, и с Россией, во многом вернуть Польшу в общую европейскую политику. Однако и политическая линия этой партии, заявленная как прагматическая, к 2015 г. также зашла в тупик.
Причин этому две. Первая касается общеевропейской реакции на действия официальных властей Белоруссии в отношении оппозиции в декабре 2010 – первой половине 2011 г. Тут оказалось, что весь Евросоюз не готов к действительно прагматической политике в отношении своих восточных соседей. Для Европы отношения с Белоруссией и Украиной имеют ярко выраженный ценностный и даже, можно сказать, миссионерский характер. Её задача – не просто оторвать эти государства от России, но и «цивилизовать», привить им ценности западной цивилизации. Только «варвары», принявшие западные ценности и готовые и дальше занимать положение усердных учеников, могут идти по пути сближения с Европой. Ценностные доминанты западной политики почти блокируют возможность реализации важнейших для европейского сообщества геополитических задач, что, в свою очередь, даёт очередной шанс Москве.
Вторая причина кризиса прагматической линии польской восточной политики – это кризис самого Европейского союза. Что теперь Польша может предложить восточным партнёрам? Тема расширения ЕС отложена на далёкое будущее. Сейчас польская тактика изменена: раньше она стремилась втянуть постсоветские республики (в первую очередь, Украину) в евроатлантические структуры, а теперь лишь готова оказывать поддержку в модернизации. Речи о членстве уже нет. Белоруссии, как и Украине, сейчас предлагается «европейская перспектива» вместо «перспективы европейского членства». То есть речь идёт о так называемой «европеизации» – очень долгом процессе осваивания государством и обществом европейских норм и систем, при этом без каких-либо гарантий будущего членства. Такой подход наталкивается на чисто прагматичный настрой самой Белоруссии: Минск заинтересован прежде всего в развитии экономических связей и крайне болезненно относится к любым попыткам вмешательства в его внутренние дела.
При этом в польской политике в отношении Белоруссии заложен ещё целый ряд проблем, связанных с особенностями образа Белоруссии в польской культуре, с исторической памятью поляков и представлениями о характере польского присутствия на её землях.
Ведь до недавнего времени никакого особого образа белорусов и Белоруссии у поляков не было, как и каких-то определённых стереотипов. В сущности, впервые образ этой страны стал формироваться в польском сознании лишь в середине 90-х гг. прошлого века, когда к власти в ней пришёл А. Лукашенко. По сей день понятия «белорусы» и «Лукашенко» для поляка неразрывны, а значит, негативное отношение к этой политической фигуре в польском обществе проецируется и на образ белорусов.
Однако Белоруссия воспринимается как «своя» земля, как часть исторического польского пространства, которая должна быть частью польской ойкумены. Надо понимать, что для польского политического мышления, традиционно основанного на представлении о своём регионе как о лежащем между немцами и русскими, характерно ещё одно существенное свойство: Польша мыслит себя как региональная держава, как лидер группы государств, которых с ней объединяет общее геополитическое пространство. Вопросы проведения внешней политики всегда рассматриваются, соответственно, через призму «регионального контекста». И Белоруссия – неотъемлемая часть этого польского региона, часть так называемой Центрально-Восточной Европы (Europa Srodkowo-Wschodnia, East-Central Europe). Более того, Белоруссия – неотъемлемая часть такого особого региона, который существует лишь в польском сознании – польских Восточных Кресов (Kresy Wschodnie – польск. восточные границы, окраины).
Это польское понятие часто недооценивается в российской науке: его воспринимают как обозначение территориальных пространств, тогда как оно определяет скорее пространства культурные. Это не вообще земли Западной Руси и Литвы, а пространство именно польской культуры. Как очень точно сказал А. Новак во введении к «Истории Кресов», сама эта история начинается только тогда, когда «Польша вышла на пространства православной, русской земли» [2]. То есть Кресы – это территория польской экспансии, а совсем не конкретные земли со всем многообразием их истории. Именно как таковые они вошли в польское самосознание, став одной из основ польской идентичности. И по сей день это понятие оказывает огромное влияние на польскую восточную политику.
Масштаб польской ностальгии по «господству на Востоке» и её политических проявлений даёт понять заявление на эту тему президента Белоруссии. Комментируя прошедший 29–30 сентября 2011 г. в Варшаве саммит Восточного партнёрства, А. Лукашенко заявил: «Ну неймётся полякам! Вы понимаете, вот им неймётся! Вот это для вас не секрет: вот западная граница у нас должна под Минском проходить. Ни меньше, ни больше. И вот деятели типа Сикорского – у него перед глазами “восточные кресы”. Ну так вот на счёт этого я хочу сказать: с их попытками не мытьём, так катаньем оттяпать у нас часть Западной Белоруссии, так пока я живой и существую здесь как президент страны – им этого не видать, как собственных ушей. Наша страна едина, целостна и неделима» [3]. Кажется, это первый случай в послесоветской истории, когда на самом высоком уровне говорится о польских претензиях на востоке.
Политика Польши по работе с общественными организациями в Белоруссии
В современных условиях основной формой проникновения Польши в Белоруссию является гуманитарная экспансия, т.е. наращивание влияния на общественную и культурную жизнь белорусов. И надо признать, что Польша достигла в этой сфере немалых результатов.
Польская политика в этой области основана на большой исторической традиции польского мессианизма, предполагающей в разные столетия распространение католической веры, европейского просвещения, демократических норм и либеральных ценностей, прав человека. В последние годы эта традиция приобрела новые основания. В Польше убеждены, что польский опыт проведения системных реформ при переходе от "коммунистической" системы к современному западному обществу является образцовым, а поэтому страна может быть экспортёром форм и методов реформирования, европеизации постсоветских государств. При этом отношения Польши с Белоруссией не столь отяжелены историческими проблемами и взаимными претензиями, как отношения с Украиной или Россией.
У Польши есть очень широкие возможности для влияния на Белоруссию через недипломатические контакты. В 1994 г. при польском посольстве был создан Польский институт в Минске. Ещё раньше был основан Фонд помощи полякам на Востоке (Fundacja Pomoc Polakom na Wschodzie). Почётным опекуном Фонда Semper Polonia, поддерживающего польскую диаспору, является сам президент Польши. Также действуют: Польско-американский фонд свободы (Polsko-Amerykanska Fundacja Wolnosci), Фонд им. Стефана Батория (Fundacja im. Stefana Batorego), Восточноевропейский демократический центр (Wschodnioeuropejskie Centrum Demokratyczne), объединение НПО Группа «Заграница» (Grupa Zagranica), Польский фонд международного сотрудничества в поддержку развития (Fundacja Solidarnosci Miqdzynarodowej, более 70 % бюджета которого идёт на постсоветские страны), Стипендиальная программа им. Лэйна Киркленда и др. Эти организации занимаются среди прочего сбором и анализом информации о ситуации в стране, продвижением польско-белорусского диалога и поддержкой представителей оппозиционных организаций. Новым каналом поддержки неправительственных организаций со стороны ЕС стало в 2009 г. «Восточное партнёрство», для работы с которыми при нём образован «Форум гражданского общества ВП» с ежегодными собраниями.
Все курируемые Польшей организации направляют свою деятельность на поддержку польского меньшинства в Белоруссии и «развитие гражданского общества», т.е. на оппозиционные структуры. В целях развития оппозиционного информационного поля вещают телеканал «Белсат» и радио «Рацыя». Действует Программа Калиновского, по которой в польские вузы принимаются белорусы, лишённые возможности учиться в своей стране по политическим причинам. В интервью Польскому радио 6 февраля 2011 г. президент Польши Б. Коморовский заявил: «Польша делает для белорусской оппозиции больше, чем какая-либо из стран Евросоюза» [4].
Немалое значение также имеют католические организации, в том числе Фонд «Через границы», созданный доминиканцами, а также Орден св. Станислава. Представители католической церкви нередко открыто говорят о том, что их цель – реполонизация, т.е. польское возрождение в Белоруссии. Наличие довольно значительного католического меньшинства (10–12 % верующих) оказывает заметное влияние на внутреннюю жизнь Белоруссии. В стране официально празднуются и православные, и католические праздники. Почти все католики Белоруссии считают себя поляками, и среди них, естественно, господствуют пропольские настроения. Глава белорусских католиков – митрополит Тадеуш Кондрусевич – тоже поляк. Давно стоит вопрос о заключении конкордата между Белоруссией и Римской церковью. Формально это международный договор, но заключается он не только с Ватиканом, но и со всей Католической церковью. Его подписание означало бы, что отношения официальной власти Республики Беларусь (РБ) с католиками приобрели международные правовые гарантии, имеющие приоритет перед внутренним законодательством.
Польское меньшинство составляет около 300 тыс. граждан Белоруссии (чуть более 3% населения), и активная политика Польши по поддержке и углублению влияния на свою диаспору составляет важнейший аспект польско-белорусских отношений. Есть районы с очень значительным польским населением: в Браславском и Поставском районах Витебской области, Вороновском, Свислочском, Щучинском и других районах Гродненской области доля поляков составляет 40–60 % [5]. Там они активно представлены и в органах местного самоуправления, и в органах МВД. Иногда ставится вопрос о придании польскому языку официального статуса в Гродненской области. В самой Польше также есть белорусское меньшинство на исторически западнорусских землях Подляшья, однако оно за вторую половину ХХ в. подверглось очень сильной ассимиляции и сейчас насчитывает лишь около 50 тыс. человек. В г. Хайнувка и в ряде гмин Подляшья белорусский язык признан официальным.
Впрочем, в Белоруссии идёт довольно быстрый процесс уменьшения численности польской диаспоры. По переписи 1989 г. поляков в БССР насчитывалось более 417 тыс. человек [6]. По переписи 1999 г. их оказалось уже 396 тыс. А перепись 2009 г. дала результат в 294 тыс. человек. Польша склонна обвинять в этом официальный Минск, который либо занижает реальные цифры, либо проводит успешную политику по ассимиляции польского меньшинства. Но думается, что не последнюю роль в уменьшении числа белорусских поляков может играть и активная политизация польской идентичности в Белоруссии, спровоцированная политикой самой Польши.
Белоруссия для поляков является частью Кресов, которые осознаются как историческое пространство польского присутствия. К польской диаспоре, живущей здесь, отношение особое – они как бы наследники, продолжатели «славной истории» пребывания поляков на этих землях. И потому должны с польской точки зрения играть здесь особую роль. На них как бы возложен большой груз исторической и культурной ответственности – перед всей Польшей, перед всей польской историей.
Для систематизации работы с польской диаспорой в Белоруссии и приданию местным полякам льготных прав в отношениях с Польшей работает программа выдачи специальных документов – «карт поляка». Они были введены по Закону от 7 сентября 2007 г. (вступил в силу 29 марта 2008 г.). В употребление такая карта вошла лишь весной 2009 г. Карта упрощает въезд в Польшу и даёт ряд прав и привилегий – например, право на работу в Польше. Примечательно, что действие закона распространяется только на бывшие советские республики. По неоднократным заявлениям официальных органов власти Белоруссии, закон «О карте поляка» противоречит нормам международного права и принципам добрососедства. Кстати, ровно такое же отношение к этой программе и в соседней Литве.
Следует отметить, что «карта поляка» может выдаваться не только тем, кто способен доказать своё польское происхождение. Для её получения может быть достаточно наличия прямых предков – граждан межвоенной Польши, не подвергшихся политике переселения в 40-х гг. прошлого века, или же просто активного проявления симпатии к Польше и польской культуре, участия в работе польских организаций. Такая расширенная трактовка «польскости» и привлекательность обладания «картой поляка» позволяют говорить о польской этнической экспансии в Белоруссии. Сейчас очевиден рост влияния польской диаспоры в разных сферах жизни общества – в экономике, политике, местном самоуправлении, культуре. Трудно признать случайностью и то, что основной конкурент А. Лукашенко по президентской кампании 2006 г. – А. Милинкевич – также почётный член Союза поляков Беларуси.
Ещё в 1988 г. в Гродно было образовано Польское общественно-культурное объединение им. Адама Мицкевича. В 1990 г. оно было преобразовано в общественное объединение – Союз поляков Беларуси. Он долго был самой большой общественной организацией в стране. При нём действовало 16 Польских домов, множество общественных организаций, творческих союзов. Издаются газета «Glos znad Niemna» и журнал «Magazyn Polski». Это целая инфраструктура польского влияния (правда, в основном в западных областях страны).
В марте 2005 г. на выборах главы Союза победила активная оппозиционерка А. Борис. Однако организация голосования оказалась спорной, и бывший председатель Т. Крючковский подал заявление в Министерство юстиции с требованием признать выборы нелегитимными. Произошёл раскол, в результате которого образовалось два Союза поляков – один во главе с А. Борис, другой возглавил Ю. Лучник. Официальная власть признала только Союз, придерживавшийся лояльной позиции. В результате с 2005 г. по сей день в Белоруссии существует два Союза поляков – один легальный, другой нелегальный, ставший частью оппозиционного движения и действующий при активной поддержке Польши. Вопрос его официального признания стал важнейшей темой двусторонних отношений Польши и Белоруссии и превратился в одну из центральных проблем для внешнеполитического позиционирования Минска. 16 февраля 2010 г. верховный представитель ЕС по внешним связям К. Эштон заявила, что ситуация с польским меньшинством в Белоруссии влияет на отношения между Минском и Брюсселем.
В феврале 2010 г. во время церемонии инаугурации В. Януковича в Киеве состоялась встреча А. Лукашенко с министром иностранных дел Польши Р. Сикорским. На ней Сикорский представил президенту Белоруссии неофициальный документ с предложениями по ликвидации конфликта вокруг Союза поляков, который предполагал легализацию обеих организаций, раздел имущества поровну (по 8 Польских домов каждому), а также создание польско-белорусской рабочей группы по проблемам польского меньшинства. Однако эти предложения не были приняты. Белорусская сторона не раз подчёркивала, что суть конфликта состоит не в ущемлении прав меньшинства, а во внутреннем расколе и борьбе за лидерство.
В июне 2010 г. А. Борис объявила об уходе со своего поста, объяснив это решение личными мотивами. Её заменила А. Орехво (позднее, с ноября 2012 г., – М. Яцкевич). Смена руководства заметно смягчила остроту проблемы, однако в целом она никуда не делась. Впрочем, для Польши это по-своему выгодная ситуация: существует два Союза, имеющих альтернативное финансирование, и своим противостоянием они привлекают внимание к проблемам польского меньшинства как в Белоруссии, так и на международном уровне.
Многолетние проблемы вокруг Союза поляков Беларуси, возглавлявшегося А. Борис, довольно трудные и простого решения они не имеют. Позиция официальных белорусских властей вполне понятна: организации национальных меньшинств должны заниматься сохранением и развитием культуры своих народов, но не должны лезть в политику. Здесь, возможно, надо учитывать особенности белорусской политической культуры. А она состоит в первую очередь в представлении о недопустимости политизации этнических, национальных различий. И корни такой позиции совсем не в «режиме Лукашенко». Этот подход, действительно, чужд западной культуре, однако для Белоруссии он органичен. И, что важно подчеркнуть, он касается всех организаций такого типа, и поляки здесь ничем властями не выделяются. Легальный Союз поляков имеет и полноценное государственное финансирование, и все возможности для осуществления деятельности – такой, которая считается в Белоруссии приемлемой для подобных организаций.
Но в Польше Союз поляков Белоруссии рассматривают как организацию, которая не может (просто не должна) сидеть сложа руки, когда политический режим в стране столь сильно отличается от того, что приемлемо для современных поляков, и когда этот режим оказывается в довольно жёстком конфликте с родной Польшей. Поэтому и в самой Польше, и среди части поляков в Белоруссии организация польской диаспоры видится именно как своего рода партийная единица, существующая в борьбе с авторитарной властью. В Польше от белорусских поляков ждут большой (и даже героической) политической активности и готовы их в этом активно поддерживать политически и финансово. Это неизбежная черта польской политики. Однако она не усиливает, а, наоборот, существенно ослабляет позиции Польши, обрекая её на постоянный конфликтный фон в отношениях с Белоруссией.
Польско-белорусские отношения при правительствах Дональда Туска
Польско-белорусские отношения прошли несколько этапов, не раз существенно ухудшаясь. Считается, что первым ударом по ним стала победа в середине 1994 г. на президентских выборах А. Лукашенко, однако некоторые исследователи отмечают, что портиться они начали раньше. «Вопреки действующим и сильно устоявшимся в Польше стереотипам ухудшение польско-белорусских отношений началось уже в середине 1993 г. в связи с усилиями Варшавы по присоединению к НАТО» [7].
Но до подлинного кризиса они дошли лишь в 2005 г. в связи с расколом Союза поляков Беларуси и появлением оппозиционного Союза во главе с А. Борис. Период с ноября 2005 по декабрь 2007 г. нередко называют «холодной войной» Польши и Белоруссии. Варшава отозвала из Минска своего посла, а взаимодействие двух стран было свёрнуто не только на уровне государственной власти, но и отдельных административных единиц.
В 2006 г. после президентских выборов Европейский союз с подачи Польши ввёл в отношении Белоруссии экономические санкции и визовые ограничения для её чиновников. Попытки Белоруссии наладить отношения успеха не имели. Весной 2006 г. посол Белоруссии в Польше П. Латушка передал в польский МИД пакет предложений по нескольким десяткам некрупных совместных проектов, но они не были реализованы. Правительство Я. Качиньского в принципе отличалось особой конфликтностью в отношении соседей, а в случае с Белоруссией придерживалось максимально жёсткого подхода.
Потепление отношений стало возможным только после смены власти в Польше – победы на парламентских выборах партии «Гражданская платформа» и формирования коалиции с Польской крестьянской партией. Новый премьер Д. Туск объявил о необходимости нормализации отношений и с Россией, и с Белоруссией. В своём программном выступлении перед парламентом 23 ноября 2007 г. он объявил о необходимости отойти от политики твёрдой изоляции А. Лукашенко и перейти к попыткам завязать осторожный диалог. В декабре 2007 г. в Минск вернулся польский посол. В сентябре 2008 г. произошла первая за несколько лет встреча министров иностранных дел в правительственной резиденции Вискули в Беловежской Пуще.
В июле 2008 г. заместитель министра иностранных дел Г. Вернатович пояснила, что именно новое правительство считает основными целями польской политики в отношении Белоруссии. Это в первую очередь «увеличение количества каналов коммуникации и связей Белоруссии с Европой, а также институтами мировой экономики, развитие гражданского общества, в том числе независимых СМИ, гарантии прав польского меньшинства в Белоруссии, а также свободы функционирования фирм с польским капиталом». Всему этому должна была служить интенсификация диалога с Минском. Изоляция Белоруссии была объявлена противоречащей польским интересам, потому что лишь «усиливает авторитарный режим А. Лукашенко и способствует его дрейфу в сторону Москвы» [8].
В июне 2008 г. официально начала действовать инициированная Польшей (и поддержанная Швецией) программа «Восточного партнёрства» ЕС [9], к участию в которой была приглашена и Белоруссия. Со своей стороны, Минск отказался от признания независимости Абхазии и Южной Осетии, чего требовала от него Москва после августовской войны с Грузией. Так, к осени 2008 г. наступила настоящая оттепель в белорусско-польских (и одновременно в белорусско-европейских) отношениях. В феврале 2009 г. состоялся визит в Белоруссию министра экономики Польши В. Павляка, а в сентябре в Гданьске прошла встреча премьер-министров С. Сидорского и Д. Туска. Тогда же был подписан Меморандум о сотрудничестве в области энергетики между РБ и Польшей.
В 2009 г. А. Лукашенко впервые за несколько лет совершил визиты в государства ЕС – в Италию и Литву. Тогда же он был приглашён на учредительный саммит «Восточного партнёрства» в Прагу (7 мая), но туда поехал вице-премьер В. Семашко. Это был прорыв изоляции Белоруссии. В это же время сменилось руководство легального Союза поляков Беларуси – вместо Ю. Лучника его возглавил С. Семашко, чья кандидатура не вызывала в Польше сильного отторжения.
В декабре 2009 г. Минск представил Европейской комиссии около 20 проектов по развитию экономического сотрудничества. В феврале 2010 г. во время церемонии инаугурации В. Януковича в Киеве состоялась встреча А. Лукашенко с Р. Сикорским. И таких встреч в течение года было несколько. В феврале 2010 г. в Варшаве был подписан Договор о принципах малого приграничного движения.
Однако в 2010 г. оттепель в отношениях, едва начавшись, фактически закончилась. Новое ухудшение спровоцировали два события. В январе произошёл инцидент в г. Ивенце (Минская обл.), вновь вернувший конфликт вокруг двух Союзов поляков Беларуси в центр отношений двух стран. Тогда два Союза столкнулись за право собственности на Польский дом в этом городе. Его директор Т. Соболь, ориентировавшаяся на А. Борис, была изгнана, а целый ряд активных деятелей оппозиционного Союза, которые пошли на открытый протест и удержание здания, были арестованы. Д. Туск тогда заявил о «репрессиях в отношении польского национального меньшинства», а президент Л. Качиньский направил протест А. Лукашенко. Сейм Польши 17 февраля 2010 г. принял резолюцию с осуждением белорусских властей. Из Минска был отозван посол Т. Павляк. Прозвучали новые угрозы введения санкций в отношении белорусских должностных лиц.
Всё это позволило оппозиционной партии «Право и справедливость» начать массированную кампанию критики политики правительства в отношении Минска. Оттепель в отношениях двух стран жёстко осуждалась президентом Польши Л. Качиньским, который был представителем этой партии.
Усиление неприязни между президентами двух стран обозначилось после авиакатастрофы под Смоленском 10 апреля 2010 г., в которой погибли Л. Качиньский и большая часть партийной элиты. Белоруссия оказалась единственной восточной соседкой Польши, которая не объявила национальный траур, а на церемонии похорон 18 апреля в Кракове белорусскую делегацию возглавил не президент, а председатель Совета Республики Национального собрания Б. Батура. Таким образом, А. Лукашенко не воспользовался шансом встретиться с лидерами европейских государств. На уровне символических жестов, к которым тогда была крайне чутка Варшава, Минск поступил очень жёстко. Всё это ещё более охладило отношения двух стран.
По-настоящему оттепель закончилась в декабре 2010 г. в связи президентскими выборами в Белоруссии и последующими событиями на площади Независимости в Минске – подавлением массовых выступлений противников А. Лукашенко. Польша восприняла эти выборы как шанс на изменение власти в стране и поставила под удар положительные наработки в двусторонних отношениях предыдущих трёх лет. Результат выборов не был признан Варшавой, а опекаемые ею НПО и оппозиционные движения предприняли действия, которые белорусская власть сочла «попыткой государственного переворота». Минск обвинил Варшаву в причастности к его организации.
Следом за этим Польша ввела имиджевые санкции в отношении белорусских официальных лиц. В Варшаве прошла конференция «доноров белорусской демократии». Отношения двух стран перешли в стадию нового противостояния. В начале 2011 г. Польша запретила въезд в страну А. Лукашенко и ряду высокопоставленных чиновников. 28 февраля 2012 г. состоялся отзыв из Варшавы посла Белоруссии «для консультаций». В тот же день МИД РБ предложил покинуть страну и послу Польши.
В октябре 2011 г. на пресс-конференции для российских СМИ А. Лукашенко назвал Польшу «запевалой антибелорусской политики» ЕС [10]. Более того, он обвинил Варшаву в стремлении восстановить границы 1939 г., «оттяпать у нас часть Западной Белоруссии», т.е. в стремлении к завоеванию почти половины страны [11]. Одновременно Белоруссия перешла к осуществлению углублённой интеграции с Россией.
Целый ряд белорусско-польских проектов, запланированных двумя странами в период оттепели 2008–2010 гг., были приостановлены или так и не дошли до воплощения. Договор о малом приграничном передвижении, подписанный ещё в феврале 2010 г, не вступил в силу. Белорусский парламент ратифицировал его в ноябре 2010 г., однако Минск увязал передачу ратификационных грамот с отказом Польши от политики санкций.
В принятом в марте 2012 г. документе «Приоритеты польской внешней политики на 2012–2016 гг.» дальнейшее развитие отношений с Белоруссией было полностью увязано с процессом её демократизации и европеизации. «Усиление безопасности Польши связано также с подключением соседей к процессам политической, экономической и социальной модернизации, продвигаемым Европейским союзом. В дальнейшем перспективу интеграции должны иметь также страны “Восточного партнёрства”, в том числе и Белоруссия, если только она вернётся на путь демократизации», – говорится в документе [12]. Там же отмечается: «В цивилизационном понимании стоит иметь партнеров, разделяющих одни и те же ценности по обе стороны польской границы. Именно поэтому нужно поддерживать белорусское общество в его стремлениях к свободе и политическому плюрализму, противиться всякого рода репрессиям, жертвами которых становятся также поляки в Белоруссии» [13]. Это почти всё, что сказано в программном документе об отношениях с Белоруссией. «Разговаривать с таким Минском, какой он есть», Варшава, таким образом, отказалась.
События, развернувшиеся на Украине в 2014–2015 гг., вызвали одновременно тяжёлый кризис в отношениях России и Запада и предоставили немало новых возможностей для развития белорусско-европейских отношений. В отношении Киева Белоруссия заняла нейтральную позицию, быстро признав правительство А. Яценюка и и.о. президента А. Турчинова, а также последующие выборы. «С Украиной мы не намерены ссориться, потому что, если брать в рамках постсоветского пространства, то это наш второй экономический партнёр после России, причём с положительным сальдо торгового баланса» [14], – отметил министр иностранных дел В. Макей. Несомненно, такой подход был замечен и оценён в Варшаве и в Брюсселе.
Некоторые аналитики отмечают также возможные положительные последствия украинского кризиса для белорусско-европейских отношений. «При некотором стечении обстоятельств этот кризис может способствовать улучшению отношений с ЕС, что особенно важно для Минска накануне президентских выборов 2015 г.», – пишет белорусский эксперт Е. Прейгерман [15]. Впрочем, Польша едва ли смогла воспользоваться этой ситуацией. По меньшей мере с 2013 г. основную роль в разработке и проведении европейской восточной политики перехватила у неё Германия. Правда, немецкие инициативы (особенно в случае с Украиной) нельзя назвать успешными – скорее наоборот, на фоне прежней польской политики они выглядят почти карикатурно: Берлин лишь кратно усилил те черты польской политики, которые обрекали её на неуспех. В результате теперь можно говорить о тяжелейшем кризисе всей европейской политики в отношениях с постсоветским пространством.
Тем не менее польско-белорусские отношения понемногу стали изменяться к лучшему. 17 апреля 2014 г. состоялся телефонный разговор А. Лукашенко с тогда ещё премьер-министром Д. Туском – впервые после событий 19 декабря 2010 г. А 9 июня того же года А. Лукашенко заявил в интервью с сербскими СМИ, что политика и позиция ЕС в отношении Белоруссии в последнее время меняется. «По крайней мере, со мной уже здороваются и разговаривают. Это тоже большой прогресс» [16], – отметил он. А. Лукашенко удалось стать хозяином одной из основных переговорных площадок по разрешению конфликта на Донбассе, благодаря чему в Минск пожаловали с визитами крупнейшие европейские чиновники, а потом и главы Германии и Франции. Однако такой частичный выход Белоруссии из западной дипломатической изоляции Варшава не могла счесть ни своим успехом, ни провалом. Несмотря на то, что с декабря 2014 г. председателем Европейского совета стал Д. Туск, влияние самой Польши на этот процесс оказалось минимальным.
Стоит также обратить внимание на воздействие украинского кризиса на настроения белорусского общества. А тут картина скорее обратная. Результаты общенационального исследования, которые в конце апреля провела Белорусская аналитическая мастерская в Варшаве (BAW), свидетельствуют о том, что большинство белорусов в последнее время «круто поменяло геополитические предпочтения от проевропейского вектора к пророссийскому»: более 60 % респондентов предпочитают союз с Россией интеграции в ЕС, а за ЕС высказалось лишь 18% опрошенных [17]. Ещё в марте 2014 г. схожее исследование провёл Независимый институт социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ). Тогда объединение с Россией предпочли 51,5 %, а с ЕС – 32,9 %. При этом в более ранних исследованиях объединение с ЕС предпочитало относительное большинство. Профессор Варшавского университета А. Вардомацкий так пояснил этот результат: «Негативная оценка украинских событий трансформировалась в сознании белорусов в более позитивную оценку ситуации в Беларуси» [18].Примечательно, что, согласно тому же опросу BAW, вхождение Крыма в состав России считают справедливым 65% белорусов, а неправильным – лишь 15%. Такие перемены в настроениях выбивают почву из-под популярных в последнее время среди политической элиты Белоруссии идей о необходимости дополнения интеграции с Россией интеграционными проектами с ЕС («интеграция интеграций»).
Фактически политика правительства Д. Туска по нормализации отношений с Белоруссией закончилась полным провалом. Ни одна из проблем двусторонних отношений так и не была решена. Это позволило представителям партии «Право и справедливость» заявить о своей победе в дискуссии по польской внешней политике, по крайней мере в том, что касается Белоруссии [19]. Впрочем, фиаско в отношениях с Минском стало тогда общепризнанным. Как пишет польский политолог М. Пшыдач: «Польше не удалось достичь в принципе ничего. Не удалось начать заявленного премьером процесса расширения на постсоветские государства сферы безопасности и сотрудничества, не удалось исправить ситуацию с польским меньшинством в Белоруссии, не удалось, в конце концов, и интенсифицировать экономическое сотрудничество. Никак не было использовано в отношениях с Белоруссией "Восточное партнёрство". Не удалось увеличить количество каналов коммуникации и связей Минска с ЕС. Не доведено даже до зачаточного состояния развитие гражданского общества, не улучшилось положение и с независимыми медиа» [20].
И всё же надо отметить, что в результате деятельности правительств Д. Туска Варшава смогла заметно усилить свою роль в восточной политике ЕС (по сравнению с 2007 г.) и получить целый ряд довольно сильных рычагов для отстаивания своих интересов на постсоветском пространстве.
Одним из доказательств этого стало образование в 2011 г. Европейского фонда за демократию (EED) под руководством поляка Е. Помяновского. Это была большая победа политики правительства Д. Туска, для которой оно приложило немало усилий. Бывший замминистра иностранных дел (2010–2012 гг.) и председатель Фонда международной солидарности (Варшава) К. Становский по этому поводу отметил: «Мы начинаем использовать новые инструменты для проведения восточной политики... Добившись создания European Endowment for Democracy, успешно поднимая вопросы взаимозависимости между сотрудничеством для развития и поддержкой демократии... мы изменяем сам язык, которым ЕС, страны-члены говорят о сотрудничестве с внешними партнёрами» [21].
Важнейшим достижением правительства Д. Туска в деле завоевания Польшей ведущих позиций в формировании политики Евросоюза по отношению к странам постсоветского пространства стала инициализация программы ЕС «Восточное партнёрство».
Участие Белоруссии в программе «Восточного партнёрства» ЕС
Основным автором программы «Восточного партнёрства» было Министерство иностранных дел Польши во главе с Р. Сикорским. При общеевропейской презентации этой программы Польшу также поддержала Швеция, преследующая те же цели усиления своей роли в общеевропейской внешней политике. Принятие Программы ЕС стало реакцией на события августа 2008 г., которые продемонстрировали несостоятельность прежнего формата ГУАМ. Новая программа стала частью прежнего, не очень удачного формата Европейской политики соседства, благодаря чему автоматически не предполагала возможности участия в ней России, распространяясь только на шесть стран – Азербайджан, Армению, Грузию, Молдавию, Украину и Белоруссию. Впервые Белоруссия была приглашена на равных к участию в крупном европейском внешнеполитическом проекте.
«Восточное партнёрство» (ВП) направлено на замену действующих Соглашений о партнёрстве и сотрудничестве Соглашениями об ассоциации, которые предполагают также вхождение стран – участниц программы в углублённую и всеобъемлющую зону свободной торговли с ЕС (Deep and Comprehensive Free Trade Area – DCFTA). Хотя важнейшая цель программы ВП – воспрепятствовать интеграционным планам России и ослабить её влияние на постсоветском пространстве. Общее финансирование программы к началу 2014 г. составило около 4 млрд евро.
В учредительном саммите «Восточного партнёрства» в Праге 7 мая 2009 г. Республика Беларусь была представлена вице-премьером В. Семашко (хотя приглашался и лично А. Лукашенко, что было ярким свидетельством оттепели в отношениях Белоруссии с Польшей и ЕС). Но уже на саммите ВП в Варшаве 29–30 сентября 2011 г. Белоруссия была представлена лишь послом страны в Польше. Саммит закончился провалом: его заключительный документ, осуждавший режим в Белоруссии, отказались подписывать все страны – участницы программы.
В целом уже в сентябре 2011 г. стало ясно, что программа «Восточного партнёрства» зашла в тупик. Она предполагает и экономическую, и политическую составляющие, и если на уровне экономики участие Белоруссии в программе было крайне желательно и выгодно, то в политической сфере признание равноправия и международной легальности представительства Белоруссии противоречит всему строю польской политики в отношении этой страны. Поначалу втягивание Белоруссии в «Восточное партнёрство» было большим успехом Варшавы, казалось бы, продемонстрировавшей, что Польша при правительстве Д. Туска может вести игру гораздо более тонкую, чем прежде. Однако вскоре стало видно, что довести её до полноценной реализации она вряд ли сможет: мессианские основы всей линии восточной политики этого не позволяют.
Другой аспект деятельности «Восточного партнёрства» – Парламентская ассамблея (Евронест) – в вопросе участия Белоруссии также оказался провальным. Евронест является парламентским измерением программы ВП, в нём участвуют депутаты Европарламента и парламентов стран – участниц ВП (по 10 от каждой страны). Однако формат участия Белоруссии никак не определится: то предлагали приглашать только лишь представителей оппозиции, то пополам – 5 оппозиционеров и 5 депутатов. Но такие идеи не были поддержаны Минском. Так как Европарламент не признаёт легитимность белорусской Палаты представителей, Белоруссия попросту не участвует в Евронесте. Это напрямую сказывается на эффективности самого института, так как парламентарии других стран-участниц выражают своё несогласие с отсутствием белорусских представителей или их замены на людей, не имеющих реального влияния на политику и потому просто недоговороспособных. Серьёзного обсуждения региональных проблем без представителей Белоруссии не получается.
1 апреля 2014 г. в Брюсселе состоялось заседание рабочей группы по Белоруссии Парламентской ассамблеи «Восточного партнёрства» (Евронеста). В дискуссии принимали участие лидеры белорусской оппозиции. В качестве официального представителя РБ был приглашён министр иностранных дел В. Макей. Однако он прислал вместо себя посла, которому было отказано в участии. Как сказал председатель и член Европарламента Я. Сариуш-Вольский, «мы не приглашали посла» [22].
Рижский саммит (21–22 мая 2015 г.) проходил уже в атмосфере открытого противостояния России и Запада. Белоруссия чётко дала понять, что предпочитает находиться в стороне от украинского вопроса. Вместе с Арменией Минск отказался подписывать текст итогового заявления саммита в том виде, в каком он был заранее заготовлен. В результате фразу об осуждении «аннексии Крыма Россией» пришлось отредактировать таким образом, чтобы это осуждение звучало только от стран – членов ЕС.
A. Лукашенко по этому поводу заявил: «Мы всегда выступали категорически против того, чтобы “Восточное партнёрство” было против кого-то. Но Россия не участвует в “Восточном партнёрстве”, почему заочно без России мы её должны дубасить, в том числе за Крым и так далее?» [23]. В целом белорусская делегация на Рижском саммите снова высказалась за то, чтобы деятельность Программы была сконцентрирована на экономическом сотрудничестве, а не на политических вопросах: «Чтобы вновь консолидировать всё более разрозненное “Восточное партнёрство”, следует поставить в центр его внимания экономические вопросы. Это повысило бы нашу устойчивость и обеспечило бы большую эффективность любых усилий в плане модернизации» [24], – заявил глава белорусской делегации B. Макей.
В целом Рижский саммит лишь подтвердил прежние выводы о глубоком кризисе всей Программы. Который раз политики и эксперты говорили о том, что выработать общий формат взаимодействия со всеми шестью государствами у ЕС не получается, так как нельзя развитие отношений с Союзом выставлять альтернативой их отношениям с Россией. Стало ясно, что реформировать свою программу ЕС оказался не в состоянии. Скорее всего, это был последний саммит «Восточного партнёрства» в таком формате либо же вообще последний саммит его участников. В. Макей в своём докладе на саммите очень чётко описал провал работы Программы: «В 2009 г., когда мы дали старт этой инициативе, мы сообща договорились о главной цели “Восточного партнёрства” – укрепить безопасность, стабильность и процветание в регионе. Сегодня, спустя полтора года после нашей последней встречи в Вильнюсе, мы все должны признать, что эта цель ещё более далека от достижения, чем прежде. К сожалению, регион Восточного партнёрства так и не стал звеном, соединяющим Восток и Запад, пространством сотрудничества, основанным на общих ценностях, взаимных интересах и совместной ответственности. Напротив, он превратился в “яблоко раздора”, что негативно отражается на всех странах-партнёрах» [25].
Конечно, Варшава предпочла бы, чтобы в экономических проектах участвовал официальный Минск, а в политических – оппозиция. Но это явно нереальная конфигурация; идеальная, но нереальная. Во-первых, международные отношения пока всё же не настолько идеологизированы, чтобы не признавать легальность правительств, демократичность которых вызывает сомнения. Во-вторых, «Восточное партнёрство» не настолько важная и привлекательная для Минска организация, чтобы он пошёл на такое политическое унижение. Белоруссия вполне может хлопнуть дверью и не понесёт при этом никаких действительно ощутимых потерь. В-третьих, разделить экономику и политику здесь вряд ли удастся – уже сами «экономические» проекты Варшавы имеют в первую очередь политический смысл. И если Белоруссия будет представлена ни на что реально не влияющими оппозиционерами, то и экономическая составляющая участия Белоруссии будет фактически заблокирована. Ни одна из остальных пяти стран-участниц «Восточного партнёрства» не заинтересована в таком представительстве Белоруссии.
При этом стоит учесть, что в случае выхода Минска из всей программы, это будет сильнейшим ударом по ней. Таким образом, весь проект поставлен под вопрос. Более того, «Восточное партнёрство» – это в первую очередь очень важный экзамен для Польши. По тому, сколь успешно она его сдаст, будет измеряться её роль в будущих отношениях единой Европы со странами – участницами этой программы. Пока что Варшава скорее проваливает этот экзамен.
Министр иностранных дел Чехии Л. Заоралек так сформулировал на Пражском саммите 2014 г. представление об основных ошибках «Восточного партнёрства», приведших его к кризису: «С механического использования таких принципов, как договор об ассоциации, по моему мнению, начались проблемы. Таким образом, мы стали заглядывать в очень отдалённое будущее, полагая, что сумеем обойтись старыми подходами». «Когда мы инициируем столь принципиальные общественные перемены, мы должны просчитывать их социальные и экономические последствия для этих стран. А мы этого не сделали», – сказал Л. Заоралек [26]. Ему вторит заведующая отделом европейских политических исследований ИМЭМО РАН Н. Арбатова: «Проект ВП исходил из своего опыта в Центральной Европе и в Балтийских странах, где европейский выбор, европейская идентичность были абсолютно естественными. Исходя из этого опыта, они предложили странам ВП, которые не были готовы полностью воспринять европейский путь и европейскую идентичность» [27]. В результате, по мнению директора пражского Института международных отношений П. Кратохвила: «Проект “Восточного партнёрства” в том виде, как он был создан пять лет назад, фактически развален. Мы можем даже сказать, что он мёртв» [28].
Примечательно, что в качестве способов спасения программы были предложены рецепты, во многом обессмысливающие саму программу. Тот же Л. Заоралек сказал, что Евросоюзу надо отказаться в сотрудничестве со странами ВП от моделей, которые использовались при вступлении в ЕС Чехии и других бывших стран соцлагеря, и перейти к индивидуальному подходу, который не подразумевает обязательного подписания масштабных интеграционных документов. Однако весь смысл программы «Восточного партнёрства» был именно в общем подходе – общем для всех шести стран-участниц. Для развития индивидуальных подходов достаточно двусторонних отношений. Таким образом, налицо открытое признание провала «Восточного партнёрства», но никаких других стратегий и форматов у ЕС нет.
В целом «Восточное партнёрство» в своей судьбе становится всё более похожим на ГУАМ. Кризис Программы является системным и в ближайшее время не может быть преодолён. Однако у Европы нет другой концепции по формированию иных систем отношений с соседями на постсоветском пространстве. Кризис польской восточной политики является частью более общего кризиса внешней политики ЕС.
***
В целом можно утверждать, что пока у власти в Белоруссии находится А. Лукашенко, Польша вряд ли сможет построить с нею взаимоприемлемые отношения. Как определил эту ситуацию министр внутренних дел Б. Сенкевич: «Нашим соседом является последняя диктатура в Европе, с которой мы пребываем в состоянии холодной войны, потому что именно так это надо называть» [29].
Польше иногда приводят в пример политику западных государств в отношении авторитарных режимов в странах Азии и Африки, с которыми нередко удаётся установить вполне стабильные и взаимовыгодные отношения. Как говорит О. Осица (директор варшавского Центра восточных исследований), «политика соседства половины Евросоюза – это политика, выросшая напрямую из колониального присутствия» [30]. Однако здесь надо учесть особенности польского восприятия Белоруссии. Если западные страны обыкновенно строят отношения со своими бывшими колониями, то для Польши Белоруссия – это часть своего историко-культурного пространства, за культурный и политический облик которой польская нация ощущает свою моральную ответственность. Эта ментальная особенность оказывает очень большое влияние на определение границ возможностей польской внешней политики. И принципиальные отличия польской политики по сравнению с постколониальной могут быть даже предметом гордости, своего рода принципом. Тот же Б. Сенкевич по этому поводу отметил: «Обратите внимание на то, что в отличие от западных государств мы не поставили на эту диктатуру. То есть не сделали то, что сделали французы, итальянцы, немцы, британцы с режимами на Юге или в странах третьего мира. Впрочем, это их постоянная политика. Мы не подружились с Лукашенко, не сделали ему счёт в Варшаве... Как раз наоборот. Эта разница между западноевропейской политикой в отношении своих старых колоний и польской восточной политикой по отношению к странам нашего восточного соседства не является разницей лишь класса и прагматизма» [31].
В результате всё так или иначе сводится к необходимости «убрать Лукашенко», свергнуть его режим. Это получает дополнительные обоснования в связи с пророссийской ориентацией современной Белоруссии, что в условиях постоянного ожидания агрессии со стороны Москвы воспринимается как прямая угроза Польше. Нередко слышны голоса, критикующие официальную Варшаву за то, что отношения с Минском являются для неё менее важным направлением внешнеполитической деятельности, чем отношения с Киевом. Между тем нередко подчёркивается, что значимость Белоруссии для благосостояния Польши не меньшая. Как пишет А. Талага в газете «Rzeczpospolita»: «Если мы когда-нибудь столкнёмся с угрозой российской агрессии, она придёт именно с территории Белоруссии (или Калининградской области), а не с Украины. Нас не должны обманывать посткиевские заявления А. Лукашенко и проявления его независимости от Москвы, ведь в геополитической игре его сатрапия – это один из самых западных российских бастионов. В долгосрочной перспективе Польше следует уделить Белоруссии столько же внимания, сколько и Украине» [32].
Важнейшей проблемой является то, что Польша фактически отказывается признавать и даже просто считаться с белорусскими внутриполитическими реалиями. Представление о том, как там всё «должно быть», затмевает понимание того, как там «реально обстоят дела»: каковы настроения в обществе, каковы качественные показатели развития экономики, каковы объективные интересы самой Белоруссии. Заместитель министра иностранных дел (на тот момент) К. Пелчиньская-Наленч по этому поводу отметила: «Польше необходимо понимание того, что происходит в тех странах, то есть... понимание, что большая часть белорусского общества на сегодня не заинтересована в европейской интеграции. Более того, значительная часть этого общества определённо поддерживает тот режим, который там есть. Всё это мы должны увидеть, осознать и в некоторой степени научиться это уважать» [33].
Появление в Польше голосов, призывающих к пересмотру устоявшихся стереотипов, связано с общим осознанием глубокого кризиса, в котором находится восточная политика. Однако здесь всё чаще подчёркивают, что речь идёт не столько о кризисе именно польской политики, сколько о кризисе всей внешней политики Европейского союза, частью которой теперь стала и польская [34]. А ведь именно это объединение политики Польши с общеевропейской и было главной целью внешнеполитической программы правительства Д. Туска.
Так или иначе отношения двух стран теперь прочно завязаны на Брюсселе. Проблема Минска в том, что его конфликты с Польшей сразу становятся конфликтами Минска со всем Евросоюзом. И сама Белоруссия имеет особый вес для Польши во многом в контексте её отношений с Брюсселем, для утверждения её веса в ЕС.
И здесь важнейшей причиной, загнавшей польскую восточную политику в тупик, оказывается неактуальность темы европейской интеграции для Белоруссии и других стран «Восточного партнёрства». Ни одна из них не имеет перспективы в ближайшие годы получить статус претендента на вступление в Европейский союз. Это лишает польскую политику той стратегической линии, на которой она и основывалась всё первое десятилетие нынешнего века.
В связи с этими переменами встаёт вопрос: можно ли считать осознание этого отходом от доктрины Гедройца – Мерошевского? [35] Последнее время появились такие утверждения, главным образом, со стороны политиков «Права и справедливости». Так считают и некоторые эксперты [36]. Думается всё же, что это вывод, в котором больше критики, чем аналитики.
Эта доктрина вообще не акцентирует тему европейской интеграции Украины и Белоруссии, она лишь постулирует необходимость поддержки их максимальной степени независимости от России. И случившиеся перемены в польской политике никак этому не противоречат, тем более что являются вынужденными и наверняка временными.
С другой стороны, можно поставить вопрос, насколько вообще стоит всерьёз утверждать, что эта доктрина действительно была принята и служит идеологической основой и руководством для польской политики? Скорее, она является лишь красивым в своей политкорректности прикрытием для другой, гораздо более старой линии польской политики. На самом деле в Польше господствует старая ягеллонская линия, лишь с учётом новых реалий.
Да, доктрина Гедройца – Мерошевского постулировала принципиальный разрыв с ягеллонской парадигмой, объявив её империальной и потому недопустимой в современном мире. Однако она и не призывала вернуться к пястовским временам. Наоборот, всё её внимание оказалось заострено на необходимости новой активной политики на Востоке, политики на новых основаниях и с новыми целями. Главной целью объявляется независимость региона Украины и Белоруссии от России. Залогом же этого считается становление полноценного польского влияния на этих территориях, что легко реанимирует при необходимости и «благородную ягеллонскую идею», от которой доктрина как бы призывает отречься.
Каков основной тон доктрины Гедройца – Мерошевского? Это в первую очередь признание империалистического характера старой польской политики на Востоке. Однако это утверждение до сих пор не акцептировано польским обществом и реальное столкновение с фразами вроде «Для русских польский империализм – вечно живая историческая тенденция» (Ю. Мерошевский) [37] вызывает шок и возмущение почти у любого поляка. Поэтому не стоит переоценивать антиягеллонский характер всей доктрины. Отношения с Россией Польша по-прежнему воспринимает как «борьбу за лидерство на Востоке».
Сложнейшим моментом польской политики в отношении Белоруссии является её зависимость от положения дел в организациях польского национального меньшинства, и шире – от внутренней ситуации в Белоруссии. Вначале Польша сознательно попыталась использовать белорусских поляков для формирования инструментов давления на Минск, однако этот фактор приобрёл самостоятельное значение и теперь сам во многом определяет границы возможного в отношениях двух стран. Любой внутренний конфликт в польской диаспоре может легко перерастать в кризис межгосударственных отношений. В этом смысле лозунг проведения прагматичной политики не выдерживает столкновения с реальностью, и Варшаве приходится идти на невыгодные для себя шаги, отказываясь от прежних позитивных наработок в отношениях двух стран.
Да, за годы правления партии «Гражданская платформа» (с 2007 г.) Польше удалось существенно усилить своё влияние на формирование европейской политики в отношении стран постсоветского пространства. Несомненно, что возвращение Польши в общеевропейскую восточную политику можно признать невыгодным для России. Однако есть и обратная сторона этого процесса – политика Европы теперь всё более зависит от специфики польского восприятия своих восточных соседей – Украины и Белоруссии. В результате вся европейская политика оказалась под угрозой нестабильности, так как отношения с Минском могут быть испорчены в любой момент.
В этом плане представляется интересным сравнение польской политики с литовской, имеющей гораздо меньше внутренних ограничений для прагматического подхода. Вильнюс, несмотря на значительно меньший политический и экономический вес, является соперником Варшавы в восточной политике ЕС. Литва пытается стать посредником между Белоруссией и ЕС, и у неё это получается гораздо лучше, чем у Польши. Жёсткая политическая критика не мешает тому факту, что её отношения с Минском гораздо лучше, а проблемы с польской диаспорой (точнее, с польской политикой в отношении своих диаспор) сближают две страны. Польско-литовский конфликт по вопросу о правах польского меньшинства прекрасно доказывает, что польско-белорусские проблемы в отношениях далеко не во всём обусловлены спецификой режима А. Лукашенко. В результате идея создания черноморско-балтийского буфера между РФ и ЕС под покровительством Варшавы оказывается под вопросом, так как трудно представить себе белорусскую власть, которая не имела бы серьёзных трений с Польшей из-за деятельности польской диаспоры.
В результате всех этих проблем авторы и вдохновители польской восточной политики пребывают в состоянии фрустрации, а сама политика – в глубоком кризисе. Применительно же к Белоруссии это даже нечто большее – полная растерянность и отсутствие стратегических концепций на ближнесрочную перспективу. Польша «не обладает реалистичной и долговременной политической концепцией в отношении своего восточного соседа», а в польско-белорусских отношениях «господствует “холодная война” без перспективы её быстрого окончания» [38].
Для Польши политика в отношении Белоруссии является во многом самоценной, тогда как основные игроки ЕС отношения с Минском (так же, как и с Киевом) по-прежнему воспринимают лишь как функцию в общей системе отношений с Россией. Несомненно, что ослабление польского влияния на восточную политику ЕС является временным явлением. На фоне откровенных неудач Германии на Украине, наверняка можно ожидать её новой активизации.
Опубликовано: «Проблемы национальной стратегии» № 5 (32) 2015 стр. 105-128.