Вишеградский мост, или мост Мехмеда-паши, — 11-пролётный каменный мост длиной 180 метров, перекинутый через реку Дрину в боснийском городе Вишеграде. Представляет собой значительный памятник средневекового турецкого инженерного искусства. Принято считать, что мост был выстроен в 1577 г. по проекту Синана, а заказчиком выступил уроженец этих краев, Мехмед-паша Соколович. Мост стал основой повествовательной канвы романа югославского писателя Иво Андрича - «Мост на Дрине».Роман был написан во время Второй мировой Войны, и впервые опубликован в 1945 году. В 1961 году за создание романа автор был удостоен Нобелевской премии в области литературы.  (Редакция "ЗР")
Книга в формате PDF 

Особое место в творчестве Иво Андрича занимает Босния, ее истории посвящены многие прозаические произведения автора. Чтобы оценить роль идей Андрича не только в истории литературы, но и в рамках социогуманитарного знания в целом, проведем сравнение этноконфессиональных элементов художественной картины мира в произведениях Иво Андрича - с одной стороны, и ряда разработок западной историософии XX в. - с другой. Арнольд Тойнби, характеризуя свой подход к изучению истории, говорил: „... поскольку наклон травинки действительно показывает, в какую сторону дует ветер, наблюдения сатирика могут оказаться хорошим руководством для историка ¹. Поэтому в самой сути цивилизационных исследований заложен интерес к различным формам искусства как богатой базе мировоззренческих ориентиров и культурного опыта. С другой стороны, симбиоз философии и литературы должен позволить нам, по Самюэлю Хантингтону, сформировать „ясную и полезную линзу, сквозь которую можно рассматривать международные процессы"  ². Подобные модели всегда имеют редуцированный характер, однако именно с их помощью может быть полноценнее осмыслена и классифицирована социальная реальность.

Основы цивилизационного подхода к истории и философии заложил еще Николай Данилевский в своей работе „Россия и Европа"³. В качестве источников методологических установок для сравнения с наследием Андрича нами были выбраны произведения трех авторов, писавших в XX веке, -„Закат Европы" Освальда Шпенглера, „Постижение истории" Арнольда Тойнби и „Столкновение цивилизаций" Самюэля Хантингтона.

Первый критерий сравнительного описания касается подхода к рассмотрению истории. О. Шпенглер в „Закате Европы" отрицает правомерность взгляда, который за основу построения всемирной истории берет местные, национальные принципы, центрирующиеся вокруг собственной культуры. Рассматривать мировой процесс с таких позиций - значит, по О. Шпенглеру, „обладать кругозором провинциала"⁴. Такая тенденция действительно имеет место, и в том числе у героев Андрича: человеку свойственно считать свои ценности единственно верными, поэтому жители Боснии по-разному воспринимают мировые события. Город один, а оценки абсолютно разные: европейского консула, прибывающего в Травник „местные турки" ждут с одними чувствами, а у „райи всех трех вероисповеданий" свои ожидания и опасения.

Основы нового взгляда на историю задает и А. Тойнби: „Историк должен вдохновиться стремлением не просто узнавать факты, но постигать их смысл"⁵. Полезный для этого инструментарий, как считает А. Тойнби, - проведение сравнительного анализа, который, по его словам, давно используется в экономической сфере: „Сбор статистических данных с последующей обработкой их и составлением прогнозов - основа почти всех прибыльных предприятий в современном западном мире"⁶. Такая установка согласуется с подходом Андрича к написанию его исторического, по сути, труда, за который ему была присуждена степень доктора. Скрупулезный сбор фактов о жизни всех церквей на территории Боснии, истории книгопечатания, институтах управления при турках - это лишь материал для построения глобальной схемы формирования культурного пространства в границах нескольких цивилизаций. Андрич формирует парадигму жизнедеятельности „организмов большого стиля", „пишет историю с философской точки зрения"⁷. В центре его внимания находится целый организм - боснийское культурное пространство, а также действующие внутри него элементы, общую схему взаимодействия и судьбу которых он пытается выстроить.

С точки зрения предлагаемого исследователями методологического подхода можно по-новому оценить прогностический потенциал истории. О. Шпенглер утверждает, что отныне, с тех пор как будет принят новый подход, „открывается возможность идти гораздо дальше <...>, а именно: перешагнуть через настоящее, как предел исследования, и определить еще не закончившиеся фазы истории, устанавливая их тип, темп, смысл и результаты"⁸. В соответствии с этим, творчество Андрича, писавшего в середине века о давней истории его родины, заглядывает далеко в будущее. Его художественная историософия представляет собой целостную футурологическую концепцию, которая ярче всего представлена в рассказе „Письмо, датированное 1920 годом". В письме, написанном доктором Максом Левенфельдом, раскрывается следующая мысль: „Босния -страна ненависти и страха"⁹.

Рассказ вызывает споры среди читателей, критиков и исследователей. Когда пишут о феномене ненависти в этом рассказе, обычно не упоминают, что Босния тут представлена не только в темных тонах. Этот рассказ в первую очередь о любви к своей стране, своему народу и Человеку вообще: „Босния - прекрасная страна, интересная, совершенно необычная и природой своей, и людьми, ее населяющими. И подобно тому, как в недрах Боснии скрываются рудные богатства, здешние люди, несомненно, таят в себе массу нравственных достоинств, не так уж часто встречающихся в других областях Югославии"¹⁰". Герой, очевидно, восхищается своим народом: „... мало стран, где в людях столько твердой веры, возвышенной стойкости характера, столько нежности и умения любить, где есть такая глубина переживаний, привязанностей и непоколебимой преданности, такая жажда справедливости!"¹¹. Но парадокс в том, что все характерные особенности Боснии имеют и свою обратную сторону. „Изнанка“ жаркой любви - боснийская ненависть. Тревоги нашего времени точно и глубоко раскрываются Иво Андричем: его герой утверждает, что именно в Боснии больше, чем в других странах, людей, „готовых в приступе неосознанной ненависти убить или быть убитыми по любому поводу"¹². Чтобы убедиться в пророчестве этих строк, достаточно вспомнить о событиях гражданской войны в Босини.Сандор Матуля в одной из своих статей указывает на то, что феномен ненависти как естественная характеристика балканского пространства - не изобретение Андрича: ее фиксировали многие иностранцы, которые „в течение XIX века проезжали по этому краю и пожелали его описать"¹³.

Однако вопреки тому, что Андрич часто изображает Боснию в мрачных тонах, у него немало положительных образов будущего. Сразу отметим: Андрич не идеализирует действительность. Он формирует сбалансированное сочетание фатализма и деятельного утопизма, без уклона в какую-либо одну сторону.

В какой-то мере патетическое, но пронзительное и искреннее эссе „Електро БиХ", символически представляет мечты Андрича о том, что однажды над его родиной взойдет солнце мирной, счастливой жизни, с каждым днем будет „все меньше слез и все больше света", „для крестьян создадут благоприятные условия жизни, и в деревнях люди будут более образованными, характеры - более мягкими, а ночи - не такими темными и глухими"¹⁴. Электрификация страны здесь понимается шире, чем снабжение энергией труднодоступных населенных пунктов. Это, в первую очередь, распространение образования.

В эссе „Преображение города" Андрич рассуждает о перспективах преодоления противоречий, характерных для боснийского общества, восхваляя усилия власти по объединению „всех наших людей нитью братства и единства и новыми понятиями о труде и прогрессе"¹⁵.

Один из самых репрезентативных, многозначных и глубоких образов, свидетельствующий о стремлении Андрича преодолеть конфликты пограничья и добиться единства его соотечественников, - это мост. Его можно понимать как метафору самой жизни („... жизнь - необъяснимое чудо, ибо, уходя и отцветая, она все же остается, нерушима и стойка, “как на Дрине мост”"¹⁶); воплощение истории края („...повесть о рождении и судьбе моста есть в то же время повесть о судьбе города и многих поколений его обитателей"¹⁷); а также символ примирения Запада и Востока (разделенная душа Мехмед-паши; „мост, призванный, согласно замыслу и богоугодному решению визиря из Соколовичей, <.. .> облегчить сообщение между Западом и Востоком"¹⁸). Образ моста встречается в одноименном эссе, а также рассказах „Мост на Жепе" и „Князь с грустными глазами". Мосты представляют собой опорную точку, вокруг которой строится все мировоззрение Андрича, объединяя и символизируя его попытки преодоления противоречий жизни на пограничье.

Польский исследователь Богуслав Зелиньски трактует философию межнационального взаимодействия на Балканах в интерпретации Андрича как возвращение к так называемому ..святосаввско.му “ восприятию Косовского завета. В отличие отНегоша, проповедавшего необходимость „борьбы креста с полумесяцем"¹⁹, Андрич свою позицию основывает на идее жертвенности, страдания и полностью исключает возможность мести и насилия. Отношения между отцом Николой и муллой Ибрагимом („Мост на Дрине") - пример того, что толерантность возможна даже на столь проблемной территории. Выражение „неразлучная парочка, мулла да батюшка" стало для горожан пословицей, отражающей преданную дружбу „двух людей, взявших на себя заботу о всех двуногих, сколько их есть в городе, один о тех, которые крестятся, другой - о тех, которые кланяются"²⁰. Очевидна почти равная симпатия Андрича к представителям всех вероисповеданий. Андрич также показывает, что любовь между людьми возможна - даже между представителями разных вероисповеданий (рассказы „В мусафирхане“, „У котла“, „Времена Аники“, „Ковер“ и др.).

Итак, Андрич, хотя и осознавал наличие многочисленных противоречий общественного развития своей родины, все-таки верил в возможность того, что все трудности будут преодолены. Феномен пограничья имеет две стороны: его противоречия выступают как негативный и позитивный факторы одновременно. Это свидетельствует о двойственности футурологического мировидения Андрича, органично объединяющего в себе как покорное принятие осложненности бытия, так и деятельную веру в возможность примирения.

Следующая установка, общая у Андрича и исследователей цивилизаций, - идея априорной множественности культур и, соответственно, моральных норм и мировоззрений. Н. Данилевский писал: „Общечеловеческой цивилизации не существует и не может существовать, потому что это была бы только невозможная и вовсе нежелательная неполнота"²¹. Нет в произведениях Андрича единой правды, так как, по О. Шпенглеру, „моралей столько же, сколько и культур, не больше и не меньше"²². А если у каждой культуры своя мораль, то и поведение представителя каждой из них будет определяться своими механизмами и правилами. А. Тойнби также порицает тезис о „единстве цивилизации", считая его „ложной концепцией, весьма популярной среди современных западных историков"²³.

„Народы и страны со схожими культурами объединяются, народы и страны с различными культурами распадаются на части"²⁴, - пишет С. Хантингтон. Доказательства этому есть у Андрича: веками живущие на одной территории под общей турецкой властью народы Боснии ненавидят друг друга, при этом вышеградские сербы с тоской смотрят вдаль, через Дрину, в Сербию, желая объединиться со своими собратьями, с которыми они разделены государственной границей. Культурный фактор как доминанту самоидентификации утверждает и А. Тойнби. Характеризуя историю Англии, он утверждает, что именно культурное подобие помогает определить круг стран, которые можно рассматривать в едином комплексе. Культура, по мнению А. Тойнби, „не только глубже первых двух слоев, но и фундаментальнее"²⁵. Раз культурный признак - основа идентичности, то классифицировать общества целесообразно именно с опорой на него. Такое деление представлено и в произведениях Андрича: в рамках одного государства существует несколько общностей, интересы каждой из которых противоположны, поскольку отражают ценности разных цивилизаций.

С. Хантингтон утверждает, что „из всех объективных элементов, определяющих цивилизацию, наиболее важным < .. > является религия". Когда все другие источники идентичности поколеблены, на первый план выходит именно она. В Боснии на том этапе люди говорили на одном языке, имели общее происхождение - казалось бы, у этих людей больше общего, чем различного, однако религия их разделяла нерушимой стеной. „Для людей, которые сталкиваются с необходимостью ответить на вопросы “Кто я?” и “Где мое место?”, религия предоставляет убедительные ответы"²⁶, - пишет Хантингтон. Шпенглер еще более категоричен, определяя ведущую роль религии в формировании человеческой культуры. „И вот я утверждаю, - пишет философ, - что в основании всякого “знания” природы, хотя бы и самого точного, лежит религиозная вера"²⁷. Даже физическая картина мира для него - „отголосок и выражение религии"²⁸, что последовательно обосновывается в „Закате Европы". Тойнби в своем исследовании определяет вселенскую церковь как „основной признак, позволяющий предварительно классифицировать общества одного вида"²⁹. У Андрича конфессия также является основополагающим признаком принадлежности к той или иной цивилизации. Именно в религиозных установках кроются причины самых значительных противоречий между жителями Боснии.

С. Хантингтон пишет о глобальном возрождении религии во второй половине XX столетия. Андрич создавал свои романы в середине века, и он уже тогда, подчеркивая религиозную составляющую в образах своих героев, указывал на коренные мировоззренческие противоречия, которые препятствуют бесконфликтному взаимодействию этносов. В его произведениях речь идет о давнем прошлом, но общая тенденция неизменна до сегодняшнего дня.

Говоря о конфликтах между странами и группами из различных цивилизаций, С. Хантингтон обращает внимание на то, что каждый такой конфликт шире локальных рамок. Он выходит на цивилизационный уровень, так как „страны и группы из этих цивилизаций призывают к помощи своих “братских стран""³⁰. Демонстрируется такая тенденция и в произведениях Иво Андрича, а именно, в разделенном Травнике, где католики поддерживали австрийского консула, мусульмане - турецкую власть, а православные возлагали надежды на приезд русского консула. „Люди сплачиваются с теми, у кого те же корни, церковь, язык, ценности и институты и дистанцируются от тех, у кого они другие"³¹, - так описывает ситуацию С. Хантингтон, и именно так происходит в романах Андрича.

А. Тойнби также рассматривает в качестве субъекта истории „единицу более крупного масштаба, чем нация"³². В Боснии такую единицу составляют, по С. Хантингтону, коренные этносы вместе с „братскими странами", у Андрича - этносы Боснии вместе с далекими центрами, которые они поддерживают.

Рано или поздно ответив для себя на вопрос „Кто мы?“, каждая этническая общность однозначно определяется в выборе своих друзей и врагов. А. Тойнби в связи с этим показывает, что английскую историю нельзя рассматривать изолированно. Он подробно исследует ее ход, чтобы определить круг стран, которые допустимо объединить с Англией в общее цивилизационное пространство. Если рассматривать историю Боснии в том же ракурсе, то таких общностей окажется сразу несколько. И доминирующее влияние будет определить крайне сложно. Остается только констатировать его многовекторность. Фактор доверия, которое „легче всего возникает на почве общих ценностей и культуры"³³, - вот что, по Хантингтону, обеспечивает целостность региональных союзов и что обусловливает лояльность сербов к политике России, хорватов - к политике европейских держав, а бошняков - к политике Османской империи. В „Травницкой хронике" европейские события начала XIX века саму Боснию не затрагивают, но каждая этническая группа „болеет" за то или иное развитие событий. Именно тот факт, что в противостояние внутри таких стран включаются братские страны, выводит конфликты на глобальный уровень. В центре внимания Андрича в „Травницкой хронике" всего несколько лет из жизни малоизвестного боснийского города Травника, но, по сути, перед нами разворачиваются события мировой истории. „В расколотой стране основные группы из двух или более цивилизаций словно заявляют: “Мы различные народы и принадлежим к различным местам”"³⁴, - именно так размышляют жители андричевской Боснии, обращаясь в своих мыслях к далеким „центрам".

С. Хантингтон вводит свою терминологию, определяя всех участников межцивилизационного столкновения на разных уровнях. Братские страны, представляющие собой ведущие государства, или центры, вокруг которых группируются остальные народы, принадлежащие к той же самой цивилизации, он называет стержневыми странами, „источниками культуры этой цивилизации"³⁵.

Конфликты структурируются по аналогичной схеме: „На локальном (или микроуровне) возникают конфликты по линиям разлома: между соседними государствами, принадлежащими к различным цивилизациям, внутри одного государства между группами из разных цивилизаций <...>. На глобальном, или макро уровне, возникают конфликты между стержневыми государствами"³⁶. Оба уровня - и глобальный, и локальный - просматриваются в романах Андрича. Внутри Боснии взаимодействуют собственно „главные герои", за каждым из которых стоит свое стержневое государство.

С. Хантингтон пытается многосторонне описать феномен цивилизации и, среди прочего, выделяет два ее признака. Первый из них - то, что цивилизации „являются наиболее стойкими из человеческих ассоциаций". Андрич в романе „Мост на Дрине" в течение нескольких веков обозревает историю города Вышеграда, и за это время, вплоть до начала XX века, соотношение основных сил культурного противостояния остается абсолютно неизменным. С. Хантингтон также утверждает, что „границы между ними редко бывают четкими"³⁷, и тем самым позволяет всерьез говорить о феномене пограничья цивилизаций - переходной зоне, или, по терминологии самого С. Хантингтона, линии разлома.

Сначала очертим границы интересующих нас разломов. В концепции С. Хантингтона тут просматривается и роль белорусских земель как форпоста, пограничья между западной и православной цивилизациями. Как и в случае с Боснией, сложные процессы формирования границ здесь начались давно - с тех пор как „были обращены в западное христианство Венгрия, Польша, Скандинавия и Балтийское побережье"³⁸. С. Хантингтон очерчивает границы западной цивилизации, и именно за ней находятся и Беларусь, и страны бывшей Югославии: „Начинаясь на севере, она идет вдоль сегодняшних границ России с Финляндией и Прибалтикой (Эстонией, Латвией и Литвой); по Западной Белоруссии, по Украине, отделяя униатский запад от православного востока"^39 40. И далее: „На Балканах эта линия совпадает с исторической границей между Австро-Венгерской и Оттоманской империями. Это - культурная граница Европы"⁴". Естественно, каждое пограничье имеет свою специфику, и неправомерно проводить прямые параллели между ними, однако общая методологическая основа и специфика жизни на пограничье универсальна. А. Тойнби также очерчивает границы западной цивилизации, делая акцент на том, какие территории играли роль форпостов: у западной границы - это Е1олыпа со стороны Запада; и мы делаем вывод, соответственно, что белорусские земли играют роль форпоста по отношению к другой стороне. На юге, на Балканах, граница перемещалась по мере разворачивания борьбы между Османской и Дунайской (Австро-Венгерской) империями за сферы влияния. Эту борьбу как раз отражает Андрич в романе „Мост на Дрине". Она во многом обусловила многовекторность процессов развития в этом регионе. Судьбу Дунайской империи А. Тойнби связывает с судьбой Османской: пока существовала последняя, создавая вызовы и удары, имело смысл существование первой. С исчезновением Османской империи гибнет и Австро-Венгрия. Именно в этот момент рушится мост над рекой Др иной, ранее связывавший Запад с Востоком. Как раз тогда исчезают две империи, символизировавшие два „крайних полюса" - Запад и Восток. Противостояние концентрируется в едином клубке и достается по наследству „государству преемнику как империи Габсбургов, так и Оттоманской империи" - Югославии, взявшей на себя всю тяжесть роли форпоста, соединившей в себе культурные комплексы, принадлежащие разным цивилизациям. А. Тойнби пишет о том, что это государство-преемник включает в себя территории, „унаследованные от двух разных династических государств", и хранит „следы культуры двух разных цивилизаций". Стоит уточнить, что не двух, а трех: элемент православной цивилизации на Балканах никогда не умирал, он только укреплялся под напором вызовов.

А. Тойнби осторожен в прогнозах: „Этот смелый политический эксперимент может иметь успех, может и провалиться"⁴¹.

С. Хантингтон более категоричен в утверждении нежизнеспособности таких образований, поскольку сам стал свидетелем кровавых конфликтов на их территории. Он взывает к человечеству, предупреждая его об опасности культурных конфликтов. И наиболее острыми считает те столкновения, „которые имеют место вдоль линий разлома между цивилизациями"⁴².

Иво Андрич наблюдает за процессом формирования разлома в докторской диссертации и в своих романах, которые осмысливают историю этого края начиная с первых веков турецкого нашествия. А в рассказе „Письмо, датированное 1920 годом" автор обращает внимание на феномен ненависти. „Человеку свойственно ненавидеть"⁴³, - пишет С. Хантингтон. Возникает, по его мнению, „“динамика ненависти”, сравнимая с “дилеммой безопасности” в международных отношениях"⁴⁴. С. Хантингтон будто вторит Андричу, писавшему о том же десятилетиями ранее. Природу такой ненависти на почве культурных различий ученый объясняет так: „Естественно, люди не доверяют тем, кто отличается от них и имеет возможность причинить им вред"⁴⁵. О. Шпенглер, говоря о многообразии культурных форм нашей планеты, утверждает, что „чужая сфера мыслей", то есть менталитет представителей иной культуры, „в своей глубине и подробностях все же навсегда останется для нас безмолвной"⁴⁶, как бы мы ни старались ее понять. Это следствие фундаментальных различий, которые лежат в основе этих культур. Если непонимание между культурами -аксиома, то почему мы удивляемся, что Боснию, небольшую страну с четырьмя конфессиональными общностями, Андрич называет страной ненависти? По С. Хантингтону, такое болезненное положение дел - сущностная, неотъемлемая характеристика разломов, просто проявляются они в каждый момент по-разному: „периоды взаимной подозрительности" чередуются с „жестокими вспышками насилия"⁴⁷.

„Общества, объединенные идеологией, но в силу исторических обстоятельств разделенные культурами, распадаются"⁴⁸, - предсказывал С. Хантингтон. „Наибольшую степень вероятности перерастания в крупномасштабные войны имеют локальные конфликты между группами и государствами из различных цивилизаций"^49 50. Возникает необходимость в конкретных действиях, для того чтобы сохранить целостность отдельных регионов или, по крайней мере, избежать кровопролития. Андрич такую опасность осознавал, и этим можно объяснить его негативные оценки по отношению к турецкому периоду истории Боснии, которые наиболее ярко представлены в его докторской диссертации. Тем более, А. Тойнби говорил о том, что в развитии цивилизации (культурной общности, культурно-исторического типа) „принцип непрерывности представляет собой сущность движения роста"⁷⁰, - именно поэтому философ считает механизмы архаизма и футуризма несовместимыми с любого рода прогрессивным развитием. Эта непрерывность как раз отсутствовала в развитии боснийского общества.

Как уже было сказано, в своей диссертации Андрич рассматривает последствия, которые имели место в Боснии в результате наложения исламской культуры на исконно христианское сознание боснийцев. Ценное замечание в этом плане делает А. Тойнби: „...элементы культуры, вполне безвредные и даже благотворные на родной почве, могут оказаться опасными и разрушительными в чужом социальном контексте"⁵¹. Не будем прямо привязывать данное высказывание к боснийской ситуации и спешить назвать последствия внедрения ислама на христианскую почву Боснии разрушительными. Но тот факт, что это нарушило течение естественного процесса, сомнению не подлежит.

Тойнби констатирует особую опасность внедрения чужеродного элемента в рамках культурного взаимодействия. Он доказывает это на примере точных наук: „Судьба Хиросимы и Нагасаки продемонстрировала, что изначально безобидные вещества превращаются в смертельно опасные, стоит нарушить естественную связь ядра с электронами. <.. .> Атом социальной жизни также поддерживает равновесие сил, и, пока это равновесие не нарушено, выбросов энергии не наблюдается". Но когда новый элемент (например, ислам в Боснии) изолированно попадает на новую почву, реагирует вся система, и обществу „удается сохранить социальное здоровье, только приспособив старые структуры к новому элементу. А это часто равносильно замене всей старой структуры"⁵². Не стоит в перенесении этой модели на боснийскую почву концентрироваться на влиянии ислама. Не менее болезненно принимаются в прозе Андрича новшества, привнесенные австрийской властью. Подобно тому, как Андрич в докторской диссертации рассматривает результаты внедрения ислама на боснийскую почву, А. Тойнби раскрывает негативные последствия переноса западного института демократии в африканское общество.

По А. Тойнби, столкновения цивилизаций не столько опасны (этот аспект полноценно раскрыл С. Хантингтон), сколько продуктивны. Исследователь подчеркивает „роль, которую играют столкновения различных цивилизаций в процессах возникновения высших религий"⁵³. По-видимому, на живой, нестабильной границе имеет место тот самый „духовный непокой, который единственно является внутренним стимулом новшеств, достижений и вообще всякого исторического прогресса"⁵⁴. И в романах Андрича сопряжение противоположностей порождает новые смыслы, теории и даже шедевры архитектуры и искусства. Величественный мост над рекой Дриной - результат стремления Мехмед-паши Соколовича преодолеть в своей душе пропасть между прошлым и настоящим, Западом и Востоком, христианством и исламом.

В рамках нашего сравнения интересно также рассмотреть выделенные С. Хантингтоном факторы, объясняющие различия между внутри- и внецивилизационным поведением людей. Соотнесем каждый из этих факторов с отдельными мотивами творчества Андрича:

-„чувство превосходства (временами - неполноценности) по отношению к людям, которые воспринимаются как совершенно другие": боснийские славяне, принявшие ислам и, таким образом, примкнувшие к другой цивилизации, однозначно чувствуют свое превосходство по отношению к бесправной и бедной христианской райе;

- „боязнь таких людей и отсутствие веры в них": христиане, естественно, испытывают страх перед соседями-мусульманами. Католические монахи, чтобы ограничить свои контакты с „местными турками" и уберечь себя от опасности, сопротивляются строительству дорог к своим монастырям.

 

- „сложности в общении с ними из-за проблем с языком и тем, что считается вежливым поведением": языковой барьер существует только в отношениях с этническими турками; нормы поведения между ними также существенно разнятся (Иво Андрич отмечает значимость традиции в межличностных отношениях с „людьми Востока");

 

- „недостаточная осведомленность о предпосылках, мотивациях, социальных взаимоотношениях и принятых в обществе нормах у других людей": этносы живут изолированно, друг с другом слабо взаимодействуют и практически не осведомлены о жизни друг друга.

 

ВЫВОДЫ

Сравнительный анализ идей философии и принципов построения художественной картины мира в произведениях Иво Андрича обнаружил большое количество точек соприкосновения. У Тойнби, Шпенглера, Хантингтона, Данилевского и Андрича схожие взгляды на принципы осмысления истории. Они утверждают идею культурного многообразия мира, культурный фактор считают основой идентичности, а религию рассматривают в качестве важнейшего элемента, определяющего принадлежность к цивилизации. Особое внимание ими уделяется существованию на „линиях разлома“, или на пограничье цивилизаций. Вместе с тем, можно сказать, что Андрич на страницах своих произведений излагает свою концепцию исторического развития Боснии, во многом соотносимую со взглядами известных философов.

Говоря об историософии Иво Андрича, особо стоит выделить его футурологические концепции, обладающие серьезным прогностическим потенциалом. Писатель предупреждает о потенциальных опасностях жизни на пограничье. При этом художественные образы андричевской прозы подтверждают его веру в возможность мирного сосуществования этнических групп, что позволяет говорить о двойственности художественного мировидения Андрича.

Наумова Анна Владимировна.
Кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры теоретического
и славянского языкознания БГУ. (Минск, Белоруссия).

Научный сборник «Язык и идентичность.
Язык, литература и славянские идентичности в XVIII - XXI веках»

____________

Облжка книги Иво Андрича "Мост на Дрине"
Книга в формате PDF
_____________

 

----------------------

¹ Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 397.

² Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 8

³ Данилевский, Н. Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М.: Институт русской цивилизации: Благословение, 2011. 816 с.

⁴ Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. С. 51.

⁵  Тойнби, А. Д. Постижение истории: Сборник. М.: Прогресс. Культура, 1996. С. 518.

⁶  Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 96.

⁷ Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. С. 166.

⁸  Там же, с. 180.

⁹  Андрич, И. Собрание сочинений: в 3 т. М.: Худож. лит., 1984. Т. 1: Рассказы и повести. С. 346.

¹⁰ Тамже, с. 345.

¹¹  Там же, с. 347.

¹² Там же, с. 346.

¹³ Матуља, С. Иве Андрића нација. Свеске Задужбине Иве Андрића. 2000.№ 17. С. 349.

¹⁴  Андрић, И. Сабрана дела у двадесет књига. Београд: Штампар Макарије ; Подгорица: Новакњига, 2011. Т. 4: Приповетке. 1. С. 256.

¹⁵ Андрић, И. Сабрана дела у двадест књига. - Београд: Штампар Макарије ; Подгорица: Новакњига, 2011. Т. 16: Записи. Путописи. С. 126.

¹⁶  Андрич, И. Травницкая хроника. Мост на Дрине. М.: Художественная литература, 1974. С. 446.

¹⁷  Тамже, с. 391.

¹⁸ Тамже, с. 585.

¹⁹  Zielinski, В. Иво Андрић као писац међукултурног дијалога.ЈТво Andpuh у српској и европској књижевности. Научни састанак слависта у Вукове дане, Београд, 15-17.09.2011. Београд, 2012. Књ. 2/41. С. 645.

²⁰ Андрич, И. Травницкая хроника. Мост на Др ине. М.: Художественная литература, 1974. С. 491.

²¹ Данилевский, Н. Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М.: Институт русской цивилизации: Благословение, 2011. С. 150-151.

²² Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. С. 446.

²³  Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 86-87.

²⁴ Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 185.

²⁵ Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 87.

²⁶  Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 142.

²⁷  Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. С. 498.

²⁸ Там же, с. 499.

²⁹  Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 82.

³⁰ Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 24.

³¹  Там же, с. 187.

³² Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 30.

³³ Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 195.

³⁴  Там же, с. 209.

³⁵ Там же, с. 203.

³⁶ Там же, с. 324.

³⁷ Там же, с. 52.

³⁸ Там же, с. 64.

³⁹  Там же, с. 243.

⁴⁰ Там же, с. 244.

⁴¹  Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 160.

⁴² Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 25.

⁴³ Тамже,с. 193.

⁴⁴  Там же, с. 432.

⁴⁵ Тамже,с. 194.

⁴⁶ Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. С. 257.

⁴⁷ Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. С. 420.

⁴⁸ Там же, с. 25.

⁴⁹ Там же, с. 27.

⁵⁰  Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 462.

⁵¹ Тойнби, А. Д. Постижение истории: Сборник. М.: Прогресс. Культура, 1996. С. 472.

⁵² Там же, с. 472.

⁵³  Там же, с. 455.

⁵⁴ Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. С. 552.

 

ЛИТЕРАТУРА

• Тойнби, А. Д. Постижение истории: избранное. М.: Айрис-пресс, 2010. 637 с.
• Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2003. 603 с.
• Данилевский, Н. Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германороманскому. М.: Институт русской цивилизации: Благословение, 2011. 816 с.
• Шпенглер, О. Закат Европы. Новосибирск: Наука, 1993. 584 с. Тойнби, А. Д. Постижение истории: Сборник. М.: Прогресс. Культура, 1996. 607 с.
• Андрич, И. Собрание сочинений: в 3 т. М.: Худож. лит., 1984. Т. 1: Рассказы и повести. 479 с.
• Андрич, И. Собрание сочинений: в 3 т. М.: Худож. лит., 1984. Т. 2: Повести. Рассказы. Эссе. Барышня: Роман. 503 с.
• Матуља, С. Иве Андрића нација. Свеске Задужбине Иве Андрића. 2000. № 17. С. 334-366.
• Андрић, И. Сабрана дела у двадесет књига. Београд: Штампар Макарије; Подгорица: Нова књига, 2011. Т. 4: Приповетке. 1. 372 с.
• Андрић, И. Сабрана дела у двадест књига. Београд: Штампар Макарије; Подгорица: Нова књига, 2011. Т. 16: Записи. Путописи. 212 с.
• Андрич, И. Травницкая хроника. Мост на Дрине. М.: Художественная литература, 1974. 686 с.
• Zielinski, В. Иво Андрић као писац међукултурног дијалога. Иво Aiioptih у српској и европској књижевности. Научны састанак слависта у Вукове дане, Београд, 15-17.09.2011. Београд, 2012. Кн>. 2/41. S. 643-650.