Положение православной церкви на пограничье Русского мира (а именно – на территории Белорусских губерний) во второй половине XIX столетия – очень интересная и специфическая тема, позволяющая лучше понять причины и ход тех или иных событий и процессов. Особый интерес при изучении данной проблематики представляет такой вид источников, как мемуары. С одной стороны такой тип источника может быть очень субъективен и страдать определёнными недостатками. С другой стороны – это очень ценный источник, позволяющий со стороны, зачастую непредвзято, взглянуть на те или иные события и процессы. В данном случае скорее подходит второй вариант, поскольку мемуары таких людей как мировые посредники, впервые попавших из центра на периферию Русского мира, не замешанные в местных региональных процессах, весьма значительны.

Статья во многом строится на информации, взятой из воспоминаний мировых посредников – российских чиновников, присланных из великорусских губерний на земли нынешней Белоруссии для проведения в жизнь Аграрной реформы года после Польского восстания 1863 – 1864 гг. Великорусские мировые посредники – это люди, прибывшие из другого региона, незнакомые с местной региональной ситуацией, с местными людьми и бытом, не втянутые в местные интриги, а посему интересно описывающие многие обыденные явления, в том числе и положение православной церкви. Можно резко возразить – великорусский мировой посредник не может объективно описывать положение Православной церкви, поскольку сам должен исповедовать православие, разделять и поддерживать позицию своей церкви в регионе. На это стоит возразить следующим образом: 1) мировые посредники прибыли в регион, где межконфессиональные противоречия были гораздо сильнее чем в великорусских губерниях, противостояние между конфессиями здесь было тесно переплетено с национальным и цивилизационным противостоянием [3,4], что было необычно для посредника, проведшего жизнь в регионах, где такого противостояния не наблюдалось 2) элита XIX века, к коей принадлежали и мировые посредники, во многом уже была носителем светского гуманизма – мировоззрения, ставившего религию в жизни человека на второстепенные позиции.

Именно на проблемах взаимоотношений представителей двух конфессий, православия и католицизма, авторы заостряют своё внимание – это первое, что бросалось в их глаза.

Первые впечатления у посредников о религиозной ситуации возникают ещё в пути к месту назначения. Вместе с описаниями местности и местных жителей есть и описания культовых сооружений. Вот что мы видим в описаниях И. Н. Захарьина:

«В селениях, где были православные церкви, я шёл, обыкновенно, в дом священника и знакомился. Духовенство это жило бедно и приниженно; во время восстания оно натерпелось немало страху от повстанцев; несколько священников Минской губернии было даже повешено за свою преданность русскому правительству. Деревянные церкви в селениях были тоже очень бедны и ветхи…Даже в Борисове, городе большом и населённом, православный собор был деревянный и очень бедный; единственное украшение его снаружи состояло из старых, громадных, пирамидальных тополей. Как бы в противоположность православным, всегда поблизости их стоял грандиозный польский костёл, непременно красивый, каменный, просторный, с каменными же постройками для ксендзов (плебанством), с роскошным садом» [2; №15, с.555].

Вступив в должность и, по долгу службы, более пристально взглянув на ситуацию в регионе, мировые посредники не только убеждались в правдивости первых впечатлений, но и лицезрели более масштабную картину в этом. В. П. Березин так описывает свои ощущения от вида православной церквушки в той волости, в которой он должен был работать:

«Против окон…стояла небольшая и старая постройка вроде амбара, но с двумя-тремя маленькими окнами из мелких стёкол и маленьким деревянным крестом на ветхой, поросшей мохом тесовой крыше. Этот крест на покривившейся от старости постройке и рядом стоявшая не то вышка, не то голубятня из на четырёх покривившихся столбах с двумя-тремя колокольчиками наверху – вызвали у меня вопрос: неужели эти полуразвалины – православная церковь с колокольней? Две-три могилки около церкви убеждали, что я вижу действительно церковь, но изумление было так велико, что я не хотел этому верить.

 – Неужели же в ней служат? Ведь она когда-нибудь задавит священника и народ!

 – Звестное когда и задавить может, але все служат; да у нас в округе везде такие [6, №1, с.151].

 А вот его же описание сельского костёла: «Я посмотрел в указанном направлении и увидел громадный костёл, вблизи каменных построек, «плебаний»; напротив величаво высился на горе дворец в четыре этажа.

 – Хотя бы в столицу такой костёл – заметил я невольно, любуясь красотою и грандиозностью здания.

 – Да, вон какую громаду выстроил пан, а для крестьян, шельма, даже простой деревянной церкви не выстроил, хотя по закону и должен был» [6, №5, с.153].

Причины такого превосходства католичества кроились в следующих моментах.

1) Наследие Речи Посполитой – некогда пришлая польская и местная ополяченная шляхта, составляя региональную элиту, всеми правдами-неправдами поддерживали католичество и униатство, мешая восстановлению и укреплению позиций православной веры.

2) Существующий в Российской империи закон о свободе вероисповедания не позволял прямо притеснять католичество и насаждать православие [8]. Так В. П. Березин вспоминал, что, несмотря на некоторые докладные записки сельских старшин, которые требовали перехода католиков в православие, он не мог ничего поменять, «зная основной государственный закон о свободе вероисповеданий и понимая, что к православию возможно только путём нравственных убеждений духовенства, а ни никак не посредством требования волостного правления» [6, №2, с.170 – 171].

3) Местная шляхта и чиновничество до Польского восстания 1863 – 1864 гг. проворачивали немало преступных афер, спекулируя с документацией и фактически воруя деньги, шедшие на содержание православных церквей.

Обратимся к воспоминаниям:

«…Паны и экономы внушали крестьянам, что «ксендза плебана потшеба для пана, а попа для жаднэго хлопа», и крестьяне, смущаемые этим догматичным изречением, тянулись в костел, а не в церковь. Православные храмы пустели, польские же костёлы были полны народу…» [2, №15, с.555]. Прежде обыкновенно практиковалось у всех панов прижимать «быдло», а как перейдёт в католичество – отличная изба, отличная пара или две волов, землю переменят на лучшую, ну и переходили некоторые; теперь после мятежа, опять ходят в православные церкви…» [6, №1, с.154].

«За несколько лет до мятежа … на постройку новых православных церквей в этой губернии и на поправку старых правительством было ассигновано сто тысяч рублей. Хорошо. Проходит два – три года, и протопоп наш из города С. довёл до сведения кого следует в Петербурге, что эти сто тысяч употреблены на католические костёлы, а вовсе не на православные церкви … По этому рапорту из Питера был послан для расследования тайный советник …ский, который и донёс, что протопоп говорит неправду… Протопопа, раба Божия, лишили прихода и сослали на Соловецкий монастырь; только уже после мятежа Муравьёв дознал и убедился, что протопопов писал правду, и на сто тысяч не выстроено и не поправлено ни одной православной церкви. А употреблены эти деньги на католические костёлы [6, №1, с.153 – 154].

Деньги из казны католическое духовенство изымало и тем путём, который блестяще описал Н. В. Гоголь в классическом произведении «Мёртвые души» – обратимся к источнику:

«Начальник края обратил внимание на поразительно разногласие сведений о количестве православного и католического населения, доставляемых казёнными палатами. Чинами полиции и крестьянскими учреждениями. Насколько велика была разница в цифрах – это выясняется следующим примером: в моём участке, по имевшимся у меня сведениям, было более 12 тысяч душ православных крестьян, а католиков из них около 800 душ; по сведениям же казённой палаты число католиков равнялось количеству православных» [6, №4, с.175]. При поверке оказалось, что из 800 душ католиков, прихожан этого великолепнейшего костёла оказалось действительных всего 67 человек, несколько дворов шляхты, да и то часть – давно умершие.

Естественным итогом такого мошенничества стали тяжёлые бытовые условия, в которых жило православное духовенство. Приведённый ниже отрывок из воспоминаний посредника доказывает это: «Мы…вошли в низенькую и мрачную комнатку с кривыми стенами, оклеенными дешёвыми обоями…Комнатка тускло освещалась двумя небольшими окнами со множеством мелких кусочков стёкол, зачиненных толстыми полосами замазки. В комнатке были старый диван, два-три кресла и несколько разнокалиберных стульев, два стола и образница в углу с горящей лампадкой, два литографированных портрета Государя и Государыни – вот и всё убогое убранство убогой комнаты; к этому нужно прибавить, что сильно пахло сыростью и гнилью, не заглушаемыми слабым запахом ладана. Вся обстановка была более, чем бедна, и смотрела очень печально» [6, №4, с.151].

– Я никогда и представить себе не мог, чтобы священники где-нибудь могли жить в таком помещении.

– Что делать, приходится всё переносить. Конечно, иногда больно очень становится, как вспомнишь, как зажиточно, правильнее сказать – роскошно живут ксендзы в своих каменных плебаниях, ну, а потом пообдумаешься и скажешь. Что ничего без воли Божией не устрояется – и терпишь [6, №4, с.152].

Естественно, что и морально-психологическое отношение со стороны шляхты по отношению к православным священникам было соответствующее:

«Тяжело нам жилось…так тяжело, что и вспомнить страшно. Вы сами посудите: до 1861 года мы, священники, в действительности, как и крестьяне, вполне зависели от помещиков, которые нас унижали и притесняли всячески и во всём. Чтобы получить несколько возов дров на зиму, приходилось не однажды кланяться пану и вымаливать, истинно вам говорю, вымаливать, у него необходимое топливо, да и выдавалось оно после того, как он всласть удовлетворится унижением священника; а нечего делать идёшь за дровами, потому что у крестьян своего леса не было, а дрова были нужны…Они, паны-то эти, вот как относились к нам – с горестью в голосе прибавил священник: бывало придёшь к нему с храмовым или другим годовым праздником поздравить, например в Рождество Христово или на святую пасху, так и не примет даже, а просто вышлет с лакеем в прихожую рубль или два, налитую рюмку водки да кусок кулича или хлеба, и ступай себе… А не пойти с поздравлением и думать не моги. Потому что пан сейчас обидится и будет притеснять; а если уже очень гонор его заговорит, то и будет просить владыку убрать священника» [6, №4, с. 152-153].

Все эти меры приводили к тому, что православие мало-помалу вновь уступало свои позиции католичеству. Обратимся к свидетельству:

«Православные храмы пустели, польские же костёлы были полны народу…И это в местечках; о городах же и говорить нечего. Тогда некоторые православные священники, из бывших униатов, чтобы удержать за собой разбегающуюся паству, прибегли к следующему малодушному приёму: в русских церквах они, понемногу, стали вводить обряды прежнего униатского богослужения…Ещё в 1864 году, т.е. спустя год после восстания, я, во время пребывания в Борисове, встретил в православном соборе, во время всенощной, употребление колокольчиков, и священник, при земных поклонах, падал на землю «кршижем»(крестом)… Всё было рассчитано на эффектное преимущество перед православием, насаждённом здесь лишь со времени обращения униатов, при митрополите Виленском Иосифе Семашко; но православие это пришлось не ко двору Литве и Белоруссии, и с течением времени неофиты ополячивались по-прежнему; иезуитско-польская пропаганда делала своё дело искусно и успешно, и край, мало по малу, утрачивал свой русский облик… Не случись восстания, то через какие-нибудь десять-двадцать лет, великое дело Семашко погибло бы бесследно» [6, №15; с.555-556].

Конечно же были приняты меры по исправлению положения, наказании преступников и реабилитации пострадавших священников. Также правительство приняло меры для улучшения быта и условий жизни священников, для постройки новых православных церквей и конфискации земель у участвовавших в восстании помещиков и поддерживавшей восстание католической церкви.

Новые порядки предусматривали основательное закрепление православия в регионе, и на мировых посредников частью была возложена эта задача. Православные священнослужители, как те, которые жили в Белорусских губерниях ранее, так и новоприбывшие, находились под протекцией и защитой посредников. Мировой посредник, при необходимости, прилагал немало усилий на организацию ремонта старой и постройки новой церкви, помогал священнику в поисках жилья, защищал от обид [7, л.12], причём как на землях бывших частновладельческих, так и государственных крестьян – в перечне предметов ведомства палаты Госимуществ написано, что мировым посредникам переданы дела по: «...удовлетворении приходского духовенства всем определённым ему по закону содержанием; устройстве церковных домов для жительства лиц приходского духовенства; об отвращении нарушения спокойствия веры…расколами и ересями[9, л.7-16].

В этом отношении мировые посредники активно сотрудничали (как и по всем остальным обязанностям) с Губернским правлением и полицией. Так, к примеру, указом от 15 апреля 1864 года за №8149 палата Госимуществ вместе с лесным департаментом объявили о бесплатном предоставлении лесных материалов для постройки священникам домов, церквей и отопления. В обязанность мировым посредникам было вменено право обращаться с заявлением в соответствующие инстанции об отпуске древесины [7, л.12].

Деньги для испрашивались мировыми посредниками из казны, либо взыскивались с местных помещиков, т.к. согласно Высочайшему повелению от 20 июля 1842 г. было утверждено положение об обеспечении местного православного духовенства со стороны местных помещиков, однако данный закон почти не исполнялся – например, по Бытенскому благочинию Слонимского уезда в 1864 г. только 2 из 6 церковных прихода не имели никаких недоимок от помещиков [5, л.18]. В итоге, за 20 лет на помещиках скопилось большие суммы недоимок – Сенатом решено было взыскать долги, возложив исполнение задачи на посредников [5, л.1]. Подсчёт суммы помещичьих недоимок происходил, как правило, в присутствии мирового посредника того участка, в котором располагалась церковь, уездного предводителя дворянства, чиновника особых поручений от управления государственных имуществ, священников. Документы сообщают, что суммы недоимок разнились от совсем небольших, до весьма внушительных – к примеру, некий помещик задолжал Токаревской церкви Гродненского уезда 1450 руб. [5, л.33].

Все эти меры неотрывно были связаны с Виленским генерал-губернатором М. Н. Муравьёвым. Когда же в 1865 году Муравьёв был отправлен в отставку, то у части польской шляхты и католического клира появились повстанческие идеи. Обратимся к примеру:

«Едва пришла весть о смене Муравьёва, как один ксёндз в моём участке, в 10 – 15 верстах от губернского города, во время богослужения в костёле, сказал проповедь в духе мятежа и крамолы и возмутительно отозвался о Государе… Само собой разумеется, что об этом, благодаря многочисленным в уезде солдатам, узнано было в тот же день и донесено куда следует. Это дело было поведено быстро, и благодаря массе показаний…закончено и представлено на конфирмацию нового начальника края вскоре после прибытия его в Вильно. Местный католический епископ, как говорили, написал К.П. Кауфману частное письмо, в котором «как служитель Христа, заповедавшего людям милость, любовь и всепрощение», он ходатайствовал о помиловании «легкомысленного» ксендза. На это письмо епископ получил от начальника края официальное письмо, в котором К. П. Кауфман уведомил о высылке ксендза в Пермскую губернию на двенадцать лет». [6, №7, с.198].

Католическое духовенство настраивало суеверное, религиозное крестьянство во многих сферах повседневной жизни, осознавая свою власть над ним. Не удивительно, что своей властью оно пользовалось и в целях борьбы против православия. Ярким примером заведомо ложных сведений для возвращения в католичество служит дело «упорствующих» в латинстве Минского и Игуменского уездов. В 1868 – 1869 гг. на имя минского губернатора Е. А. Красинова стали поступать жалобы жителей этих уездов о якобы насильственном присоединении их к православию. Жалобы «упорствующих» Минского уезда из Волмянского прихода содержали стереотипный набор тяжких обвинений в том, что казаки, размещённые в этой местности в 1866г., умышленно разоряли своими поборами хозяйства просителей, не желавших присоединиться к православию. Затем те же казаки в пьяном виде гнали католиков нагайками в Православную церковь, где их заставляли исповедоваться и причащаться у православных священников. В насилиях над католиками в Игуменском уезде обвинялись мировой посредник Болотин и становой пристав Плахов, а также казаки, которые, принуждая принять православие, «били нас беспощадно». Указав на недопустимые меры, предпринимаемые для принятия господствующей веры, жалобщики просили вернуть их в католичество. Произведённое расследование выявило, что автором этих леденящих душу историй был писарь Коломенского пехотного полка К. Зубков, который за деньги сочинял крестьянам жалобы, призванные убедить начальство в незаконном присоединении их к православию. За это писарь был посажен в карцер на 8 суток, а жалобы крестьян, после внушения в полиции, были оставлены без последствий [1, с.59]. После предпринятых мер попытки пропаганды католическими ксёндзами сошли на нет.

Подводя итоги, можно говорить  следующие выводы. Направленные для проведения аграрной реформы в 1860-х гг. в белорусские губернии русские мировые посредники столкнулись с крайне плачевным состоянием православной церкви в регионе. Здесь, в пограничном регионе Русской цивилизации, возрождение и распространение православия тормозилось, главным образом, из-за противодействия местной польской элиты. Однако решительные изменения политики правительства в регионе после восстания 1863 – 1864 гг., направленные на укрепление православия в регионе, принесли свои плоды – немалая роль в этом принадлежит и мировым посредникам. В итоге к концу XIX в.  православная церковь стала господствующей религией в регионе, каковой является и по сей день.

 Середа Артём Сергеевич,
магистрант исторического ф-та Брестского государственного 
педагогического университета им. А.С. Пушкина (г. Брест)

 

Список источников и литературы:

1) А. Ю. Бендин. Проблемы веротерпимости в северо-западном крае Российской империи (1863 – 1914гг.). Минск. БГУ, 2010

2) Березин, В. П. Восемь лет в Северо-западном крае. Воспоминания бывшего мирового посредника / В. П. Березин // Русский вестник. – 1896. – Т.242. – №№1, 3 ,4, 7 ,11.

3) Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения / Пер. с англ. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

4) Геллнер, Э. Нации и национализм / Э. Геллнер. – М.: Прогресс, 1991. – 320 с.

5) Дело о взыскании недоимок с помещиков Гродненской губернии на обеспечение содержания православного духовенства//Национальный исторический архив Беларуси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). – Ф. 853. – Оп. 1. – Д. 6.)

6) Захарьин, И. Н. Воспоминания о службе в Белоруссии 1864 – 1870гг. / И. Н. Захарьин // Исторический вестник. – 1884. – Т.15 – №3; Т.16. – №4.

7) Об обеспечении сельского православного духовенства содержанием и угодьями (1864 – 1865) // Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ) –  Ф.2219 – Оп.1. – Д.10.

8) Основные государственный законы // Свод законов Российской империи. Т.1, ч.1 СПб., 1857. Ст.44 – 45; Свод учреждений и уставов управления духовных дел иностранных  исповеданий христианских и иноверных//  Свод законов Российской империи. Т.11. Ч.1. СПб., 1857.

9) О передаче государственных крестьян в ведение мировых учреждений и о назначении волостных и сельских должностных лиц (1866 – 1867гг.) //Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ) – Ф. 2219 – Оп. 1 – Д. 19.