В решении важнейших проблем проведения в жизнь Крестьянской реформы 1861 г., а именно — в способах ее осуществления на местах, в процессе выработки и принятия законопроектов, уточняющих и пересматривающих знаменитые «Положения 19 февраля», отразилось политическое противостояние различных сил внутри российского правительственного лагеря пореформенной эпохи. Эти дела рассматривались Главным комитетом об устройстве сельского состояния — высшим правительственным органом, отвечавшим за осуществление реформы 1861 г.

Особый характер Крестьянская реформа носила в западных губерниях России, где доминировало польское помещичье землевладение. В 1863 г., в разгар польского мятежа, крестьяне Северо-Западного края (литовских и белорусских губерний) были переведены на обязательный выкуп. Правительство строго запрещало производить отрезки от крестьянских наделов. Этого правила неукоснительно придерживались генерал-губернатор края М.Н. Муравьев и сменивший его Э.Т. Баранов. Но в 1868 г. шеф жандармов П.А. Шувалов и министр внутренних дел А.Е. Тимашев, высокопоставленные покровители «аристократической партии», добились назначения генерал-губернатором Северо-Западного края своего ставленника А.Л. Потапова, который приступил к ревизии результатов деятельности предшественников.

При этом Потапов выказывал себя поборником духа и буквы закона, обратившись в Главный комитет с проектом решения земельного вопроса. Он рассчитывал на поддержку Шувалова и Тимашева, но для пересмотра старого закона в пользу дворян ему нужно было преодолеть одно значительное препятствие. Председателем Главного комитета был великий князь Константин Николаевич — брат императора Александра II, генерал-адмирал, председатель Государственного совета и один из главных деятелей «Великой реформы» 1861 г. Своей задачей в крестьянском деле он считал неукоснительное исполнение норм, касающихся поземельного устройства крестьян.

В феврале-марте 1869 г. на заседаниях Главного комитета об устройстве сельского состояния рассматривался вопрос «По проекту дополнительных правил об отграничении крестьянских наделов и окончании поверочных действий в северо-западных губерниях» [1]. Данное дело стало ареной настоящего политического сражения царского брата с шуваловской «партией». В работе Главного комитета участвовал и прибывший в Петербург    генерал-губернатор А.Л. Потапов. Он внес в Главный комитет свой проект «разверсток». Проект, составленный еще под руководством Баранова, был Потаповым частично исправлен, по словам тогдашнего Виленского гражданского губернатора контр-адмирала И.А. Шестакова, в духе «дорогого ему произвола» [2, 348-349\. Одновременно начался негласный пересмотр прежних норм о поземельном устройстве крестьян. Нарушая существовавшие старые законы и не дожидаясь появления новых, Потапов приказал произвести отрезки от крестьянских наделов. Действия генерал-губернатора вызвали возмущение Шестакова. Близкий к великому князю Константину Николаевичу человек, его бывший адъютант, Шестаков теперь с грустью вспоминал реплику великого князя в связи с его назначением в Вильну. Константин Николаевич бестактно спросил, что Шестаков едет «делать в этой гадкой яме?»[2, 260].

Но теперь Шестаков оказался первым лицом, забившим тревогу о творимом беззаконии. «Дополнительные акты» о собственности на землю росчерком пера отменяли прежние законы о крестьянском землевладении; акты было велено составлять «незаметно, под шум других действий». Этим действиям покровительствовали высокие должностные лица, прославившиеся своими рассуждениями о неприкосновенности прав собственности. Защитники дворянской собственности при этом грубо попирали права собственности крестьянской. «Как же мало на деле почитали собственность те, которые на словах были истыми ее поборниками! — писал Шестаков. — И где же была мысль о достоинстве правительства, так усердно оберегаемом, на словах же, местною Литовскою властию?». Проект, внесенный Потаповым в Главный комитет, был одобрен «другим рыцарем собственности» — министром внутренних дел А.Е. Тимашевым [2, 254-255].

Заседание Главного комитета 17 февраля 1869 г. закончилось для Потапова и его покровителя Тимашева полным поражением. «Побили его во всех пунктах, и вышла совершенная победа, — писал Константин Николаевич. — Но при этом все происходило так прилично и учтиво, что и Потапов и Тимашев остались совершенно довольны и меня благодарили». История повторилась через неделю — 24 февраля. Правда, теперь согласие Потапова с очередной выволочкой, полученной им в Главном комитете, насторожило великого князя: «Решительно этого не понимаю». 10 марта разбор дела был «благополучно» окончен — «с большими спорами, но без разногласий». Журнал Комитета был подписан 24 марта [3]. 26 марта 1869 г. мнение Главного комитета было утверждено государем. Вступал в силу новый закон — высочайше утвержденное положение Главного комитета о порядке разверстания крестьянских наделов. Оно гласило, что «за крестьянами утверждаются все состоящие в их действительном владении земли и угодья., как подлежащие, так и не подлежащие по закону (ст. 136 Мест. Полож.) обложению особыми платежами» [4].

Итак, никакого уменьшения крестьянских наделов не допускалось. В основу поземельного устройства крестьян было положено их «действительное владение» землей, что исключало какие-либо отрезки и т. п.

И.А. Шестаков с удовлетворением отметил: «Самым неверующим стала ясна решимость правительства покончить крестьянский вопрос во всех его оттенках безобидно для сельского населения, столько лет страдавшего под особенно тяжелым гнетом и обманутого местными владельцами при самом освобождении, дарованном манифестом 19 февраля 1861 года» [5, 363-364].

В начале апреля в Вильну пришла «молва» о крахе потаповского проекта и о принятии в Петербурге нового «закона, которым уничтожались все надежды шляхетства, возбужденные Потаповым» [5, 362—363].

Но история получила скандальное развитие. А.Л. Потапов цинично игнорировал «высочайшую» волю и решения высшего правительственного органа по крестьянскому делу. Он предписал проводить отрезки от наделов в пользу помещиков. И.А. Шестаков воспротивился противозаконным действиям генерал-губернатора. Их конфликт обострялся день ото дня.

А.Л. Потапов лавировал, уклоняясь от ответственности за нарушение закона. Он уверял верховную власть, что «добросовестно» выполняет закон. В разговоре с Шестаковым Потапов даже ссылался на свой прежний разговор с великим князем Константином Николаевичем, в ходе которого царский брат разъяснял порядок рассмотрения жалоб при проведении поземельного устройства крестьян: генерал-губернатор, если найдет в соответствующем акте «вопиющую несправедливость», мог приостановить его исполнение и сообщить об этом министру внутренних дел, который вместе с министром финансов должен был внести дело на рассмотрение Главного комитета [5, 365-373]. Иными словами, не было и речи о произвольной отмене актов о собственности на землю. Наконец, великий князь советовал Потапову « не выковыривать» подобных случаев и тот обещал, что «не только сам никогда ничего не выковыривал, но и подчиненных не допустит этим заниматься» [5, 373].

Потапов обещал Шестакову, что будет впредь выполнять закон 26 марта, но не сдержал своего слова. Тогда Шестаков представил Потапову записку с изложением взгляда на события вокруг крестьянской реформы в крае. Действия местных властей, нарушающих законы о поземельном устройстве крестьян, он назвал «делом не только беззаконным, но грязным». Шестаков говорил об опасности крестьянских волнений, о дискредитации властей. Потапов препроводил эту записку Тимашеву, а в беседе с Шестаковым в порыве гнева напомнил о «картечи» как средстве усмирения волнений. Шестаков в ответ заявил, что чиновников, нарушающих закон, надо «казнить позорною смертию». Потапов сочетал уговоры с угрозами. Он сказал Шестакову, что государь «вовсе не желает строгого исполнения закона 26 марта и что какая-то “их партия” очень сильна». Наконец, Потапов обвинял Шестакова в оппозиции министру внутренних дел. В конце беседы он стукнул кулаком по столу и крикнул: «Отрежут, отрежут и отрежут!» [5, 374, 392-394, 397, 401].

В сентябре 1869 г. о произвольных действиях Потапова писали «Московские ведомости» [6]. Адъютант Константина Николаевича А.А. Киреев доложил об этом своему патрону. Грубое нарушение закона 26 марта состояло, по замечанию Киреева, в том, что «Потапов принимает за исходную точку для окончания крестьянского вопроса не настоящее, фактическое владение землею, а собственно то, что значится в выкупных актах» [7].

20 сентября 1869 г. Константин Николаевич обсуждал с С.М. Жуковским «как искажают в Литве наше положение о разверстках и поверках», и решил «начать кампанию против Тимашева и Потапова» [8]. 22 сентября состоялась короткая встреча великого князя с Шестаковым, приехавшим для объяснений с министром внутренних дел. По словам великого князя, старый соратник «подтвердил, как там Потапов ведет дела» [9]. И.А. Шестаков вспоминал, что Константин Николаевич был настроен решительно и на его слова о намерении лично объясниться с министром внутренних дел ответил уточняющей фразой: «И мы с ним переговорим» [5, 406].

На последовавшем заседании Государственного совета Тимашев сделал резкое заявление, что виленский губернатор Шестаков прибыл жаловаться на генерал-губернатора и что он это не оставит без последствий. Затем Константин Николаевич собрал «крестьянский комитет» и поднял вопрос об исполнении закона 26 марта. По настоянию председателя, Комитет решил провести проверку

действий властей в северо-западных губерниях. Это решение стало ударом по Тимашеву, которому фактически выражалось недоверие. Чтобы избежать обвинений в поддержке противозаконных действий Потапова, министр внутренних дел наспех отрекся от представленных им «собственных разъяснений» по делу; «он просто не знал, что подписывал» [5, 406-407\. Константин Николаевич писал: (22 сентября 1869 г.) «Тимашева коробило, но я был учтив и умерен, так что он сердиться не смел. Решили, что он: 1) прикажет в Литве печатать постановление присутствий, дабы мы их знали, и подымет вопросы как там идет; 2) поверка выкупных актов; 3) дело сервитутов, и представить нам. Надеюсь, что этим будет дело сделано» [9].

По словам великого князя, в Главном комитете в ответ на требование председателя разъяснить дело Тимашев «покаялся, говоря, что он не знает, что делается в Западном крае». Способ выхода из этого затруднительного положения, найденный Константином Николаевичем, был необычайно прост. Это — гласность. «Очень просто, — ответил он Тимашеву. — Нужно, чтобы все, что там делается, делалось не иначе, как совершенно гласно. В целой России все это делается гласно, в Зап[адном] крае все делается тайком». Великий князь предложил командировать в край «кого-нибудь от Министерства В[нутренних] Дел». В Вильну был отправлен чиновник министерства Л.С. Маков. Несмотря на успех своих предложений, председатель Главного комитета огцу-гцал вакуум вокруг себя. Ведь членами Комитета были и П.А. Шувалов, и

А.Е. Тимашев, и министр юстиции Пален — деятель «их партии». Оппонентам царского брата было непросто спорить с ним — его предложения основывались исключительно на тексте закона. Но и в пользу требований великого князя высказались немногие — только министр государственных имуществ А.А. Зеленый и К.В. Чевкин — ветеран крестьянского дела [10].

В Петербурге И.А. Шестаков открыто и смело заявлял, что «закон 26 марта исполняется совершенно противно его духу и букве». В беседах «с законодателями» он говорил о «нарушении закона». Шестакова тепло принимал молодой наследник престола Александр Александрович (будущий император Александр III) [5, 407-408]. Утром 6 октября Константин Николаевич прочитал «жестокую, но справедливую статью “Московских ведомостей” по Литовским делам, по случаю Потаповского циркуляра 29 августа». Оценка, данная великим князем, была уничтожающей: «Действительно, подобной наглости я никогда не видал». Перед заседанием он «поговорил с Тимашевым про Литовщину». Министр открестился от этой скандальной истории и «сам предложил вызвать сюда Потапова для объяснений». Решение вызвать Потапова в столицу было внесено в журнал Главного комитета, который был подписан 13 октября. Тогда же Константин Николаевич рассказал «про Литовский скандал» Александру II [11]. Данные Потаповым «разъяснения» были приостановлены, генерал-губернатор должен был прибыть в Петербург. Тимашев согласился с решением Главного комитета и, «как министр, передал решение Комитета генерал-губернатору, к исполнению».

А.Е. Тимашев, и министр юстиции Пален — деятель «их партии». Оппонентам царского брата было непросто спорить с ним — его предложения основывались исключительно на тексте закона. Но и в пользу требований великого князя высказались немногие — только министр государственных имуществ А.А. Зеленый и К.В. Чевкин — ветеран крестьянского дела [10].

В Петербурге И.А. Шестаков открыто и смело заявлял, что «закон 26 марта исполняется совершенно противно его духу и букве». В беседах «с законодателями» он говорил о «нарушении закона». Шестакова тепло принимал молодой наследник престола Александр Александрович (будущий император Александр III) [5, 407-408]. Утром 6 октября Константин Николаевич прочитал «жестокую, но справедливую статью “Московских ведомостей” по Литовским делам, по случаю Потаповского циркуляра 29 августа». Оценка, данная великим князем, была уничтожающей: «Действительно, подобной наглости я никогда не видал». Перед заседанием он «поговорил с Тимашевым про Литовщину». Министр открестился от этой скандальной истории и «сам предложил вызвать сюда Потапова для объяснений». Решение вызвать Потапова в столицу было внесено в журнал Главного комитета, который был подписан 13 октября. Тогда же Константин Николаевич рассказал «про Литовский скандал» Александру II [11]. Данные Потаповым «разъяснения» были приостановлены, генерал-губернатор должен был прибыть в Петербург. Тимашев согласился с решением Главного комитета и, «как министр, передал решение Комитета генерал-губернатору, к исполнению».

Шестакову, уезжавшему в Вильну, он на прощанье сказал, что «дело разъяснится». 11 октября Шестаков был принят Потаповым, между ними произошел полный разрыв. Потапов требовал от Шестакова подать в отставку [5, 408].

24 октября, прибыв в Петербург, А.Л. Потапов был принят Константином Николаевичем. Изобличенному в беззаконии и лжи генерал-губернатору оставалось лишь раскаиваться в «ошибке». Великий князь заметил на это: «Стало быть, он или совершенный дурак или подлец и плут» [12]. Потапов, как позднее рассказывал Константин Николаевич Шестакову, «просил быть милостивым к его ошибкам и уверял, что он не понял закона» [5, 411]. Конечно, он нашел не лучший способ «вывернуться». Но за спиной Виленского генерал-губернатора стоял шеф жандармов П.А. Шувалов, который, по слухам, «весьма оригинально» защищал перед государем свою креатуру. Он соглашался, что Потапов «действительно плох, но в настоящую минуту сменить его значило бы уступить (общественному мнению. — В.В.), сдаться, спасовать... революция, конституция etc etc...» [13].

Покровители Потапова внушали царю, что скандал вокруг «Литовского дела» и нарушения закона 26 марта был раздут печатью. Но при этом Шувалов и Тимашев сами попали в весьма щекотливое положение. Потапов, их протеже, был безнадежно скомпрометирован. Ответным ходом «их партии» могла стать новая попытка «уничтожить крестьянский комитет», йена-видимый в дворянских кругах¹.

¹ Одним из первых шагов П.А. Шувалова на посту шефа жандармов весной 1866 г. было внесенное им на высочайшее рассмотрение предложение об упразднении Главного комитета; государь отклонил этот замысел.

 Но в высшем обществе возникли и противоположные ожидания. Предполагалось, что Потапова все-таки «прогонят» [14]. В итоге, не последовало ни того, ни другого. Но разные сведущие лица начали предрекать скорое увольнение И.А. Шестакова. А.А. Киреев с тревогой спросил об этом своего патрона. Тот, недовольный фрондерством Шестакова, ответил резко: «Очень может быть. П.Цестаков] (...) не умеет себя вести, я его всячески старался выгородить, а он делает глупости...». 24 октября Константин Николаевич сообщил Кирееву о том, что «дело Западное идет плохо» и государь, возможно, отчислит Шестакова «от должности и даже от Свиты». Царский брат уже не ругал опального губернатора. Наоборот, он решил до конца защищать и Шестакова, и начатое им дело: «Я буду биться до последнего, но, может быть, уничтожат крестьянский комитет» [15].

«Высочайшее» повеление об увольнении И.А. Шестакова с должности Виленского губернатора и из императорской свиты было подписано 24 октября и обнародовано на следующий день. Эта новость огорчила великого князя, хотя он был к ней готов. «Ясно, что это дело их партии! Мило! Бедный Государь», — писал Константин 25 октября. А 26 октября он побывал у великой княгини Елены Павловны — своей тетки и соратницы в крестьянском деле. Константин Николаевич объяснял ей, «какую страшную силу приобретает их сторона, и что за страшные орудия в их руках, и как не обходимо нашей стороне сплотиться для отпора». 27 октября Константин был с докладом у государя и пытался заступиться за Шестакова, которого пытаются «ошельмовать». Александр II отвечал, что такова его воля, и ни слова не сказал о «причинах» своего решения, а затем сам оборвал разговор («рассердился и позвонил»). Сочувствие к своему протесту Константин Николаевич нашел лишь у наследника престола, заметив в дневнике: «Он (цесаревич. — В.В.) видит, понимает и грустит, а Государь совершенно опутан и намеренно ослеплен». В тот день Потапов извинился перед Главным комитетом за свою «ошибку». Эти слова взорвали царского брата: «Хороша ошибка, хороша подлость». Потапову «объяснили, в чем ошибка, и разъяснили настоящее понимание 26 марта». Иными словами, «дело», ради которого пожертвовал губернаторской карьерой Шестаков, все-таки восторжествовало. Но о наказании настоящих виновников речи не было. После заседания великий князь собрал у себя к обеду единомышленников — военного министра Д.А. Милютина, министра государственных имуществ А.А. Зеленого и морского министра Н.К. Краббе. Собеседники «говорили про теперешние страшные обстоятельства». Зеленый предсказывал свою скорую отставку и закрытие Главного комитета. 30 октября он вновь приезжал к царскому брату, чтобы рассказать о «вчерашнем» холодном приеме у государя: царь не подал министру руки и торопился, «только чтоб не допустить до серьезного разговора» [16].

Расправа над И.А. Шестаковым была многими в русском обществе охарактеризована как «бироновщина». Сам Шестаков так вспоминал о тех днях: «Карты были подтасованы и монарху, конечно, не могла прийти мысль, что в деле участвовали бесчестные игроки». С уходом Шестакова уже никто не мог помешать могущественному шефу жандармов П.А. Шувалову в его корыстном и прибыльном деле — граф содействовал столичным аристократам в скупке бывших польских имений [5, 411-412, 414, 43-432, 446].

Успех шуваловской «партии» произвел тягостное впечатление даже на таких далеких от либерального лагеря деятелей, как петербургский градоначальник Ф.Ф. Трепов. Узнав об увольнении Шестакова, он сказал: «Они, Шувалов и К⁰, навлекут на себя общую ненависть... и дискредитиру[ются]». В великосветских салонах всплывали подробности объяснений Потапова с государем: Потапов «стал на колени, расплакался и признался в вине, приписав ее, конечно, “неопытности”». Но царь был «уже подготовленным». Шувалов доложил ему, что всему виной — пресса и чиновники, оклеветавшие генерал-губернатора. Александр II посочувствовал Потапову, которого «очернили», и назвал поступок Шестакова «предательством». А.А. Киреев недоумевал: «Но уж если есть предатель, то не гораздо ли скорее предатель тот, кто обманывает своего Государя, нежели тот, кто обманывает Потапова?» [17].

Константин Николаевич был не на шутку обеспокоен интригами недругов и «всевидящим глазом» жандармского ведомства. Рассказывая Кирееву о положении дел, великий князь призывал его к осторожности: (30 октября) «Будь, пожалуйста, осторожен. Мы живем в Венеции. У стен, у каждого стула и стола уши, везде предатели и доносщики!» [18].

Политический торг вокруг подписания журнала Главного комитета по «Литовскому делу» продолжался около трех недель. А.Е. Тимашев, П.А. Шувалов и К.И. Пален (по выражению Константина Николаевича, «клика Т.Ш.П.») оспаривали каждую формальную деталь будущего заключения Комитета. Журнал был подписан только 17 ноября [19].

Итак, сохранялся порядок, определенный законом 26 марта 1869 г.: отрезки от крестьянских наделов не допускались, спорные дела генерал-губернатор должен был передавать в Главный комитет. Поземельные права крестьян Северо-Западного края были защищены законом 26 марта 1869 г. Прочие итоги выглядели запутанно и противоречиво. Киреев писал: (21 ноября 1869 г.) «Все остается по-старому (...) Право странно! Госуд[арь] назначает Потапова. Потапов берет Шестакова. Ш [естаков] обличаетП [отапова] в беззаконии, Щотапов] соглашается, винится и кончается тем, что Шест[акова] наказывают!» [20]. Такова была абсурдная логика борьбы за власть и связанные с ней корыстные выгоды.

Воронин Всеволод Евгеньевич, 
доктор исторических наук, доцент исторического факультета
Московского педагогического государственного университета

Журнал "Преподаватель ХХI век" 2009 № 2-2. Стр. 233-240

 

ЛИТЕРАТУРА

1.    РГИА. Ф. 1181 (Главного комитета об устройстве сельского состояния). Оп.

2.Д. 142а. Л. 119-179 об.

2.    Шестаков И.А. Полвека обыкновенной жизни. Воспоминания. Ч. V. 1866-1869 гг. // ОР РНБ. Ф. 856 (Шестакова И.А.). Ед. хр. 5.

3.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 96. Л. 7 об. - 8, 10 - 10 об., 15 об., 18 об., 21.

4.    РГИА. Ф. 1181. On. 2. Д. 142а. Л. 161 об.-162.

5.    ОР РНБ. Ф. 856. Ед. хр. 5.

6.    См.: Московские ведомости. 13 и 21 сентября 1869 г.

7.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 1 об.

8.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 11.

9.    Там же. Л. 12.

9.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 12.

10.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 1 об. -2.

11.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 17 об, - 18, 21.

12.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 26.

13.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 2 - 2 об., 6.

14.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 6 об.

15.    Там же. Л. 7.

16.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 26 -27 об., 29.

17.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 7 -7 об.

18.    Там же. Л. 7 об.

19.    ГА РФ. Ф. 722. On. 1. Ед. хр. 97. Л. 30, 30 об., 33, 33 об., 36 — 36 об.

20.    НИОР РГБ. Ф. 126. Ед. хр. 6. Л. 8.