После вхождения в состав Российской империи Белоруссия оказалась регионом, в котором компактно проживало достаточно большое число католического населения. Кроме того, на этой территории располагались достаточно сильные старообрядческие общины. Ни к тем, ни к другим российские власти не имели полного доверия. Хотя старообрядцы оказались достаточно лояльны имперским властям, поэтому с течением времени правительство стало рассматривать их как религиозную группу, на которую можно опираться в своей деятельности.

 С возникновением в 1826 г. Третьего отделения Собственного Его Императорского Величества канцелярии, занимавшегося охраной государственной безопасности страны, контроль за сектами и расколом стал одной из его функций. Ранее этим занималась полиция, в ведении которой после 1826 г. остался сбор текущей информации по данному вопросу, после чего сведения поступали в Третье отделение [6, д. 226. л. 5 – 6].

На территории белорусских губерний существовали достаточно мощные староверческие общины, члены которых были свободными крестьянами. Полиция и жандармерия только наблюдали за ними, никак не вмешиваясь в их существование. Староверы создавали антипольскую прослойку в крае, поэтому власти старались относиться к ним достаточно лояльно. Если же у староверов возникали конфликты с местными помещиками, то первые обращались к жандармскому офицеру, считая, что его расследование будет более объективным, чем решения суда [5, с. 19]. Судя по всему, староверы не очень доверяли местным судьям, состоящим из шляхты и старающимся представить дело так, как это было бы выгодно помещику. Полиция по отношению к староверам применяла какие-то действия только в тех случаях, когда они начинали заниматься незаконной деятельностью. Например, в 1834 г. на территории Минской губернии раскольники стали пользоваться никем не утверждённой печатью. Полиции было приказано изъять её, причём власти даже не попытались выяснить, кто и по какой причине сделал печать [6, л. 18]. Таким образом, староверы, в силу сложившихся обстоятельств являясь сторонниками сильной имперской политики, вызывали у властей всё меньше и меньше недоверия, что с успехом подтвердили оба польских восстания, в которых староверы показали свою преданность Российской империи.

Однако самым подозрительным элементом, представляющим угрозу целостности империи, на присоединённых территориях были католические священники и католическая шляхта. Правительство через полицейско-жандармский аппарат следило за деятельностью ксендзов, считая (в некоторых случаях небезосновательно), что именно они с алтарей костёлов проповедуют неподчинение российскому правительству и призывают к восстанию за возрождение Речи Посполитой. В период польского восстания 1830 – 1831 гг. в нём приняли участие 119 католических священников (101 римо-католический и 18 греко-католических), а также 3 православных священника [3, с. 127]. Т.е. 97,5 % священников-участников восстания были католиками, если же подсчитывать процент только римо-католических священников, то он составил 82,79. Разграничивать римо-католицизм и греко-католицизм стоит только в случаях, связанных с эксплуатацией этих разновидностей католицизма в политике. Поскольку конфессиями являются только самостоятельные религиозные учения со сформированными догмами, то униатство, которое полностью существует в догматике римо-католицизма и отличается только обрядностью, не может считаться концессией. Видимо, современные представление об униатстве, как об отдельной конфессии появились в результате попытки найти «национальную религию» для белорусов или украинцев и не базировались на серьёзных знаниях. Почему-то именно это политизированное, а не научное восприятие униатства стало доминировать в современной белорусской науке.

Следующее польское восстание 1863 – 1864 гг. также стало ареной религиозной борьбы. Руководство политической полицией накануне восстания разослало высшим католическим иерархам Северо-Западного края письма с просьбой удержать ксендзов от участия в антиправительственной деятельности. С той же просьбой к священнослужителям обратилось высшее руководство российской католической церкви. Однако этот призыв поддержали не все католические священники. Некоторые из них активно проповедовали неприязнь не только к российской администрации, но и к русскому населению. Та часть ксендзов, которая не пыталась заниматься политикой, подвергалась гонениям со стороны пропольски настроенных горожан и шляхты. Таким священникам разбивали стёкла, избивали, заставляли служить панихиды в память погибших инсургентов. Польские патриоты проводили свою деятельность под католическими лозунгами, но при этом они считали возможным нарушать христианские нормы. Так, после одного из богослужений толпа напала на полицейского прямо в костёле [1, с. 2]. Активно пыталось использовать религиозную ситуацию и руководство повстанцев. Например, в листовке «Muzyckaja prauda» крестьян призывали переходить в греко-католицизм, утверждая, что православие не является исторической религией этого региона [7, с. 132 – 133]. Ксендзов, обвинённых в связях с повстанцами, подвергали репрессиям различной тяжести. Самой мягкой мерой был перевод в другой приход, если же вина священника была более серьёзной, его ссылали в губернии этнической России или Сибирь, к наиболее активно участвовавшим в восстании ксендзам применялась смертная казнь. После подавления восстания наблюдение за католическими священниками продолжилось.

Всего же в восстании на территории Северо-Западного края приняли участие 275 лиц, имеющих духовный сан, из которых 10 оказались православными священниками, а остальные 265 – католическими [4, табл. 2], т.е. 96,4 % процента священников, участвовавших в восстании, были ксендзами. Кроме того, в восстании участвовали ещё 11 сыновей православных священников, которые хотя и не имели сана, но, с точки зрения властей, видимо, должны были быть более лояльны имперскому режиму, поэтому и выделялись в отдельную группу при расследовании причин восстания [4, табл. 2]. Если же рассматривать участие священников Северо-Западного края в восстании с оружием в руках, то власти обнаружили двоих православных священников (по одному в Гродненской и Могилёвской губерниях), а также 4 сыновей православных священников (по 2 в Минской и Гродненской губерниях), из ксендзов обвинения в вооружённой борьбе получили 23 человека [4, табл. 12]. Всего же на территории Северо-Западного края в восстании приняло участие 409 лиц [4, табл. 9], принадлежащих к некатолическому вероисповеданию, остальные были католиками. Если учесть, что количество репрессированных на данной территории составило 8375 человек [4, табл. 2], то процент некатоликов не превысит 4,9. При условии, что большинство местного населения было православным, а практически все местные православные были белорусами, то о каком-то белорусском следе в восстании и речи быть не может.

Восстание 1863 – 1864 гг. было последним вооружённым выступлением на территории Белоруссии, поддержанным некоторыми элементами католической церкви. После него духовенство предпочитало участвовать в политической жизни страны и региона, используя нерадикальные методы распространения своих идей.

Однако в 70-е гг. XIX в. на территории Белоруссии религиозную карту попытались разыграть некоторые народовольческие кружки, которые начали пропаганду среди крестьян. Особенно благодатной для этого категорией крестьян революционеры считали старообрядцев, поскольку последние обладали более широким кругозором по сравнению с остальным крестьянством, кроме того, в старообрядческой среде была больше распространена письменность. Однако попытки революционизировать старообрядцев ни к чему не привели [8, с. 37].

Белорусское крестьянство не поддалось народнической агитации, потому что пропагандисты призывали к свержению царя и критиковали христианство. Народники не учли традиционной веры крестьян в царя и сакрального отношения к религии. Нередко после бесед с агитаторами крестьяне сами задерживали их и передавали властям. Оценив ситуацию, некоторые пропагандисты перешли к использованию в своей агитационной деятельности религиозных образов, например, сравнивая проповедуемое идеальное общество с раем и т. д. Однако даже с помощью «орелигиознивания» своих идей народники так и не смогли поднять крестьян белорусских губерний на антиправительственные выступления [8, с. 51].

Несмотря на то, что развитие религиозной ситуации в Белоруссии не представляло к началу ХХ в. потенциальной угрозы для империи, политическая полиция продолжала следить за представителями церкви. Под особенно усиленным контролем продолжали оставаться католические священники. Так, в 1906 г. жандармский унтер-офицер сообщил, что ксёндз Янукович «совращает» в католичество православных [2, № 3645, с. 202]. Именно в связи с такими действиями некоторых католических священнослужителей жандармы интересовались любыми событиями, происходящими вокруг служителей культа. Например, в жандармское управление поступила анонимка о том, что крестьянка Могилёвской губернии была уволена с должности прислуги местного ксендза по неизвестным причинам. Губернское жандармское управление сразу же начало расследование, которое установило, что крестьянка была уволена «за неодобрительное поведение» [2, № 3639, с. 2].

Таким образом, на протяжении XIX – начала ХХ вв. органы охраны правопорядка по отношению к раскольникам проводили, в основном, только наблюдательные мероприятия. Те же действия проводились и по отношению к католической церкви. Однако в период обострения ситуации к католическим священникам, подозреваемым в антиправительственной деятельности, применялись репрессивные меры различной строгости.

1. Архивные материалы муравьёвского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863 – 1864 гг. в пределах Северо-Западного края. / Сост. А. И. Миловидов. – Вильно: Губернская типография, 1913. – Ч. I: Переписка по политическим делам гражданского управления с 1 января 1861 по май 1863 г. – 530 с.
2. Архивный фонд Национального музея истории и культуры Беларуси. Ф. «научно-вспомогательный».
3. Гарбачова В. В. Паўстанне 1830 – 1831 гадоў на Беларусi / В.В. Гарбачова – Мінск: БДУ, 2001. – 186 с.
4. Зайцев В.М. Социально-сословный состав участников восстания 1863 г. (Опыт статистического анализа) / В.М. Зайцев – М.: Наука, 1973. – 221 с. [Приложение 61 таблица].
5. Ломачевский А. И. Из воспоминаний жандарма 30-х и 40-х годов. В 2 ч. / А. И. Ломачевский – М.: Типография В. Грацианского, 1880. – Ч. 2. – 166 с.
6. Национальный исторический архив Беларуси. – Ф. 295. – Оп.1.
7. Революционный подъём в Литве и Белоруссии в 1861 – 1862 гг.: Сб. док. / Под ред. В. Дьякова [и др.] – М.: Наука, 1964. – 779 с.
8. Самбук С. М. Революционные народники Белоруссии (70-е – начало 80‑х годов XIX в.) / С.М. Самбук – Минск: Наука и техника, 1972. – 248 с.