В среде отдельной части белорусской интеллигенции, культивируется мнение, что униатство (греко-католическая церковь) - есть самая что ни на есть «беларуская нацыянальная царква», а времена Речи Посполитой были «залатым часам для Беларусі». Однако, так это или нет, не надо усилено фантазировать, а следует узнать, что об этом думали и говорили сами предки современных белорусов. Этому вопросу посвящено, опирающееся на широкий пласт исторических свидетельств и документов, исследование О. В. Щербицкого «Что дала православным западно-русcам уния?» , опубликованное в 1913 году в «Вестнике Виленского православного Св.-Духовского братства» (№ 6, 7, 8, 9, 10 и 11). В том же году вышла отдельная брошюра О. В. Щербицкого: «Что дала православным западно-руссам уния? (По поводу попыток ввести унию в столице)». Вильна: изд. Виленского православного Свято-Духовского Братства, 1913. 59 с.

Осип (Иосиф) Васильевич Щербицкий (1837-1916) - виленский историк и краевед. Был одним из первых учеников известнейшего белорусского ученого М. О. Кояловича (1828-1891) и даже написал о нем воспоминания. Родился в Старая Псуя Дисненского уезда Виленской губернии, ныне агрогородок Глубокского уезда Витебской области - 1916 г.]. Его отец, пономарь местной униатской (позже православной) церкви, умер, когда Осипу было 5 лет.

В 1847 году поступил в Вильнюсскую уездную духовную семинарию, после ее окончания в 1853 году поступил в Литовскую духовную семинарию, в 1859 году - в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил в 1863 году. Под руководством М.В. Каяловича написал «Историю базилиана». Орден в Союзе »., За что получил степень магистра богословия.

С 1863 по 1864 год он был инспектором и преподавателем Вильнюсской уездной духовной семинарии. С 1864 по 1876 год он был преподавателем литературы в Литовской духовной семинарии. С 1876 по 1900 год он был инспектором и преподавателем Литовской духовной семинарии. С 1901 по 1915 год он был помощником архиепископа Вильнюсского центрального архива старинных актовых книг. Статский советник.

Исследовал архивы Вильнюсского Троицкого монастыря, Жировичской духовной семинарии и Литовской духовной консистории. Сборник материалов к 5, 10, 11, 12 и 13 томам многотомного издания «Археографический сборник документов по истории Северо-Запада России, изданный Управлением Вильнюсского учебного округа» (редактор томов 5, г. 10, 11). Участвовал в подготовке справочника «Опись документов Вильнюсского центрального архива старинных актовых книг» (вып. 1, 1901; вып. 9, 1912; вып. 10, 1913). Работы по истории Православной и униатской церквей Беларуси определяются богатством собранных архивных материалов.

 

----------------------

Текст работы Щербицкого «Что дала православным западно-русcам уния?» редакция проекта «Западная Русь» подготовила в современной орфографии.

Оригинал, текста, объединенный из 6 номеров за 1913 год «Вестника Виленского православного Св.-Духовского братства» (№ 6, 7, 8, 9, 10 и 11) можно открыть в формате PDF по ссылке.

------------

Редакция проекта Западная Русь выражает благодарность польскому историку Михаилу Джега (Белототчина), приславшего нам эти материалы для публикации.

--------------------

 

Что дала православным западно-русcам уния?

Одною из главных причин принятия унии некоторыми западно-русскими иерархами и дворянами были притеснения и обиды, которым подвергались православные от р.-католиков, а также лишение некоторых гражданских прав и преимуществ, предоставленных исключительно р.-католикам. Со времени присоединения Литовско-русского княжества к Польше при Ягайло и принятия им р -католической веры, гонения православных и ограничения их гражданских прав все более и более усиливаются. Так на сейм в Городле (1413 г.) было постановлено, чтобы все гражданские должности были замещаемы только людьми, послушными римскому костелу, т. е. людьми римско-католического исповедания.

Что эта конституция имела силу и исполнялась на деле, в практике, это видно между прочим из распоряжения Сигизмунда I, сделанного в 1516 г., по случаю распространения польского права на землю Дрогицкую, относительно двух главных «урядников» этой земли, чтобы оба эти „урядника" были непременно римско-католической веры.*) Тот же Сигизмунд, в одной грамоте, данной в Гродне в 1522 г. о том же предмете, т. е. о раздаче высших государственных должностей, так выражается: «мы не должны и не можем раздавать или предлагать таких должностей никому из русских, без особенного разрешения на то нашего Королевского - Совета (absque consilio mirum cosiliariorum), а будем давать их и предлагать людям римско-католического исповедания» * *) К довершению унижения православных пред католиками, Ягайло давал некоторым католическим епископам, как напр. Львовскому, право наказывать русских греческого обряда, как еретиков. «Поелику, сказано в привилее, данном львовскому епископу в 1423 г., в подчиненных нам русских областях, населенных людьми греческого обряда (православными), от чего совершается здесь много такого, что противно Римской Церкви, то для преуспеяния католичества в этих областях, мы даем власть Иоанну, архиепископу львовскому, и его преемникам власть наказывать всяких еретиков, не признающих истинной веры христианской» (т. е. римско-католической, с воспрещением католикам крестить детей «в схизматическую секту», Эта грамота подтверждена королями: Владиславом III, 1442 г. 30 сент., и Сигизмундом I в 1509 г. апр. 14.

Преемник Ягайло Казимир (1440—1492 г.) издал постановление, по которому православным запрещено строить новые и возобновлять старые церкви.***)

В 1509 г. Сигизмунд 1, подражая примеру своего благочестиваго предка, дал латинскому львовскому епископу право назначать так на зываемых „вицерегентов" или наместников православных епископов во Львове и в других местах этой эпархии с тою же целью, т. е. чтобы схизматики (православные) успешнее могли быть обращены в христианскую (латинскую) веру, или хоть сколько нибудь могли быть исправлены в своих заблуждениях»****).

^* Volumina Licum, т. 1. стр. 174. ст. 385.
*Архив Юго-Западн. России, т. X, ч. I, стр. 1. (5ип рзиз. Бпрриетепипт, стр. 9.)

***О dziesiecnach kosciel na Rusi. I/. Pocieja, стр. 7.

**** ...quo decreto, ipsi schimatici tanto facilins ad religionem christianam dducantur, seu selttem in eorom erroribus emandarentur tale decretum tolimus, ut., D. Archiepiscopus Leopoensis modernus raeterique pro tempore existentes... isos viceregentes Ruthenos in Leopoli.. et alibi in diocesi instituere et constituere poerint .. Jbidem, стр 10

 В то время, как р.-кат. иерархи имели право занимать все высшие государственные должности, православные епископы, какого-бы они ни были происхождения, лишены были права заседать в Сенате наравне с католическими епископами.

В первой половине XIV ст. православные епископы и дворяне стали настойчиво добиваться на сеймах уравнения своих прав и преимуществ. Откажитесь от схизмы, от послушания константинопольскому патриарху и признайте римского папу главою Церкви, говорили р.-католики православным, и вы будете пользоваться одинаковыми с нами правами. Соблазн был велик, - и некоторые из православных иерархов, дороживших временными выгодами и положением в обществе, поддались этому соблазну. Известный Афанасий Берестейский в своем «Диариуше» о первых виновниках унии говорит: «Потий (Ипатий Потей) - до епископства был каштеляном берестейским и имел кресло в Сенате, а когда сделался епископом, его лишили этого кресла. Спрашивал он (Потей) разных особ и пана виленского Ходкевича: почему это «под королем - польским вольности маешь спольные, а не заседаешь столков с бискупами (католическими)? Тогда духовные римские „порадили ему": - «гды будете мети от отца святого, стараго Риму папежа, благословенство, то латво вам будет мети межи нами и столок сенаторский». Совет этот попусту не пропал: Потей, Терлецкий, Рагоза и другие единомышленники их стали серьезно подумывать о подчинении Западно-русской православной Церкви римскому папе, стали совещаться как между собой, так и с католическим духовенством об условиях, на каких может и должна быть подчинена Западно-русская Церковь римскому папе. Плодом таких совещаний был „Договор", заключенный в 1596 г. в Варшаве луцким епископом Кириллом Терлецким, будто бы от лица западно-русского православного духовенства, с католическим духовенством. Вот главнейшие пункты этого «Договора»: «когда будет признано главенство папы не только всем духовенством русским, но и народом, чтобы был принят новый календарь. Все таинства и все вообще церковные службы будут совершаться по обрядам Восточной Церкви, без всякой перемены, как совершались они и до сего времени. Владыкам (русским епископам) будет дозволено участвовать вместе с католическими епископами в королевском совете, а когда дело унии придет к желанному концу, один из владык совершит в католическом храме, в присутствии короля, божественную литургию на своем (славянском) языке. Русское духовенство будет иметь право совершать богослужение в католических храмах по русскому обряду, а католическое духовенство в русских церквах по латинскому обряду. Об исхождении Св. Духа сделана оговорка, что как греки, так и римляне правильно веруют, а если и были между ними какие недоразумения относительно этого догмата, то это происходило от того, что они не понимали друг друга. Что же касается других разностей, из-за которых шел до сих пор спор между греческою и римскою Церковью, то с признанием римского папы главою Церкви, они не имеют особенного значения; так, например, приобщение св. тайнам может быть безразлично совершаемо, и под одним видом, и под двумя. Русское духовенство, как белое, так и монашествующее, будет свободно от податей, и вообще будет пользоваться всеми правами и преимуществами наравне с католическим духовенством. Русским людям светского звания будет свободный доступ ко всем должностям земским и городским. Браки католиков с лицами греческого обряда не будут возбраняемы. Все эти пункты будут утверждены на сейме и получат силу конституции сеймовой. Договор этот был утвержден королем Сигизмундом III особой грамотой, в которой он за себя и за своих преемников обещал всему русскому духовенству все права и преимущества, какими пользовалось католическое духовенство *).

Обласканные католическим духовенством, обнадеженные польским королем, западно-русские иерархи приступили к составлению плана введения унии. Терлецкий и Потей, самозвано действовавшие от лица всего русского духовенства, отправились в Рим. Папа милостиво принял в торжественной аудиенции посланных с проектом унии епископов и утвердил этот проект. Вручая им письмо к польскому королю, папа сказал: «вас и церкви ваши и церковные имения мы его (короля) просили, дабы не только вас, и все ваше своею властью защищал, но дабы вас почтил и возвысил и к сенаторам причислил, пока вы в послушании Римской Церкви и целости веры католической пребудете **).

*) Гарасевич. Annales Eccfeiae Ruthenicae Стр. 175- 185,

**) Бантышъ-Каменскій. Истор. извѣстіе о'-ъуніи. Изданіе 1866 г. стр. 46

Первые деятели унии, в виду грядущих благ, стали с такою энергию, с таким рвением распространять унию, что приводили в изумление даже католиков *). В угоду католикам уступки со стороны униатов следовали за уступками не только в обрядах, но и в догматах; новые церкви строились по образцу католических костелов; той-же участи подверглись некоторые из древнейших православных храмов, отнятых униатами. Так наприм. две древнейшие церкви в Вильне, откуда началось распространение унии по всей Литве, —Пречистенский митрополитальный собор и Св.-Троицкая монастырская церковь, отнятые у православных в 1609 г. и как сильно пострадавшие от огня — первая во время пожара, опустошившего Вильну в 1610 году, а вторая — от пожара в 1706 г., восстановлены в стиле убогих р.-католических костелов**). Мало по малу стали исчезать в униатских церквах иконостасы, а если где и сохранялись, то устраивались в вице ширм, которые во всякое время можно было снять, если, например, в этой церкви желал служить католический священник или епископ; на хорах появились органы; никейский символ веры в богослужебных книгах стал печататься с прибавлением; —«и от Сына», духовенство облеклось в ксендзовские рясы и подрясники — так наз. «сутаны», не растило волос и бороды. На Замойском униатском соборе 1720 г. постановлено было, чтобы вся западно-русская иерархия приняла и распространяла исповедание веры, составленное папой Урбаном VIII для восточных народов греческого обряда. В это исповедание вошли все вероисповедные особенности, которые были неизвестны первенствующей апостольской Церкви, и которыми Восточная Церковь отличается от Западной.

*) Таковы подвиги изуверства и фанатизма знаменитого Иосафата Кунцевича, вызвавшее известное письмо к гетману Льве Сапеге, канцлеру Литовскому.

**)Пречистенский собор восстановлен только через 37 лет после пожара (1610 г.) униатским митрополитом Смогоржевским в 1785 г , в убогом виде, нисколько не напоминавшем об его древнем величественном виде,—без купола и башен, с высокой двускатной крышей и стрельчатым аттиком на верху фронтона — Св. Троицкая церковь, опустошенная пожаром в 1706 г,, восстановлена базилианами также в стиле убогих р.-католических костёлов, с высокой двускатной черепичной крышей, без главного купола, с двумя небольшими башнями над алтарной частью. В нынешнем боле приличном виде и стиле церковь эта обновлена в 1870-хъ год. ректором Литовской д. Семинарии архим. Богониѳм (Шершило).

Чего-же достигли, чего добились православные западно-руссы путем измены праотеческой православной вере и переходом в унию, а по принятии унии—путем уступок в угоду католикам? Чем отплачивали католики за такие великие жертвы со стороны униатов? Может быть с каждой новой уступкой в пользу католиков униаты приобретали и сильнейшую любовь, и большее уважение к себе католиков? Нет, нисколько! Напротив, — чем больше униаты делали уступок в своих религиозных верованиях и в обрядах, тем больше усиливалось и пренебрежение к ним католиков. Из «Договора», заключённого Терлецким и Потеем с католическим духовенством, мы видели, что первые виновники унии изменили вере отцов своих в надежде уравнения прав русского духовенства с правами, предоставленными р.-католическому духовенству. В действительности же, на деле, ни один из этих пунктов договора не был исполнен. Сколько ни добивался Потей сенаторского кресла, он не получил его, несмотря на неоднократное ходатайство самого папы пред польским королем Сигизмундом III. «Мы неоднократно уже представляли твоей королевской милости, как и теперь представляем, писал папа королю, —чтобы ты удостоил звания сенаторского брата нашего Ипатия Потея, архиепископа Киевского, митрополита всея Руси, оказавшего, как тебе известно, великие услуги Церкви и св. унии. Пример этот заохотил бы и других к переходу в унию. Да и несправедливо было бы лишать униатов тех прав и преимуществ, которыми пользуются католические епископы. Посему ты сделаешь угодное Богу и весьма приятное нам, если ты сопричислишь этого знаменитого епископа к числу сенаторов». Но король, действовавший под влиянием всесильного тогда католического духовенства, особенно иезуитов, не убедился доводами папы, и ни Потей, ни его преемники не добились сенаторского кресла*).

*) Вот как объясняет профессор М. 0. Коялович причину, почему униатские епископы не добились чести заседать в Сенате рядом с латинскими иерархами. «История домогательств униатских иерархов занимать сенаторские места рядом с латинскими иерархами довольно замечательна. Ее поднял собственно князь Острожский. Епископы воспользовались этою счастливою мыслью и внесли ее в условия унии. Король согласился и обещал хлопотать об этом пред сеймом. Папа также просил короля и народ польский доставить эту честь епископам, принявшим унию, но обещание это все-таки не исполнялось, даже не знаем, было-ли оно представляемо на усмотрение сейма. Явное дело, что ни король, ни латинская партия не очень заботились об этой чести униатских иерархов. Что же за причина такого их невнимания к своим новым братьям? Очень важная. Если-бы униатские епископы получили место в сенате, то имели бы самостоятельный голос по всем вопросам об унии. Уния тогда могла бы образоваться в сильное, самостоятельное вероисповедание, а этого вовсе ненужно была латинянам; по их взгляду уния должна была находиться всегда в их руках и от них ожидать всех милостей, потому что в таком только случае они могли вести ее к латинству». Лит. церк ѵнія, т. 11, стр. 2а2, прим, 6

Не уступки нужны были латинянам, а окончательное отречение униатов от греко-русского обряда и переход в католичество. Уния была в руках польского правительства, вдохновляемого иезуитами, ловушкой для привлечения возможно большого числа православных западно-руссов в католичество посредством всякого рода унижений, оскорблений и притеснений. Бессильны были даже короли, желавшие иногда помочь православным добиться справедливости и защиты их законных прав. Так известный поборник православия Афанасий Берестейский выхлопотал у Владислава IV привилей брестскому братству при церкви Рождества Пресв. Богородицы с подтверждением прежних прав и дозволением приобрести плац в Бресте на постройку братского дома, но приложить печать к привилею не согласились ни канцлер кн. Радзивил, ни подканцлер ксендз Тризна и за 30 талеров. «Будете все униатами, и потому напрасно прикладывать печать", говорили канцлер и подканцлер Афанасию. В бытность свою в Кракове Афанасий просил воеводу новогрудского Сапегу выхлопотать у короля лист упоминальный к Брестским властям на защиту православных братчиков от „кривд и утисков", каким подвергались они от католиков и особенно иезуитских студентов. „Будьте униатами, то в покою будете жити", отвечал ему Сапега. Подобные же призывы в унию, обращенные к православным западно-руссам слышались во всех городах и местностях. „Бросьте свою проклятую схизму, говорили католики православным, примите святую унию, и вас никто не будет притеснять, напротив, все будут любить вас, уважать и защищать". Но и уния не спасала и не спасла западно-руссов от унижений, притеснений и обид со стороны католиков. Больше всех подвергалось унижению и обидам белое униатское, особенно сельское духовенство.

Уния сблизила католическое и униатское духовенство настолько, что ксендз мог служить обедню (мшу) по своему обряду в униатской церкви, а униатский священник имел право совершать богослужение по своему греко-восточному обряду в католическом костеле. В торжественные и вообще в праздничные дни ксендз и священник приглашали друг друга для взаимных услуг, т.-е. для совершения разных треб, особенно исповеди богомольцев, в громадном числе собиравшихся в дни храмовых, престольных праздников. Из этого, однако, не следует заключать, что между ними (за весьма редкими исключениями) было истинно братское общение, основанное на христианской любви. Нет, —если ксендз и приглашал к себе униатского священника, или сам являлся к нему на богослужение в торжественные дни, так наз. „фесты“, то делал это для того, чтобы так или иначе унизить попа, показать и доказать своим правоверным католикам и униатам превосходство своего католического обряда пред униатским, что поп хоть и униат, но по обрядам он все-таки схизматика. «Мы, униаты, за вами, православными, еще живем», сказал львовский униатский епископ Лев Шептицкий могилевскому епископу Георгию Конисскому, в бытность его в Варшаве! „когда вас католики догрызут, тогда примутся за нас; да и теперь в ссорах называют нас, равно как и вас, схизматиками *). До нашего времени сохранилось довольно значительное число письменных памятников, свидетельствующих о подобном общении между униатскими священниками и ксендзами. Из них мы укажем только два памятника, из коих один относится к началу XVII в., т. е. ко времени ближайшему к началу унии, другой—к позднейшему времени, — ко второй половине XVIII в.

В 1624 году униатский митрополит Иосиф-Вельямин Руцкий, один из ревностнейших поборников и распространителей унии, вот что доносил папе: «Что мы, униаты, терпим от латинян, это хорошо известно нунцию апостольской столицы, который занимает этот пост в Польше уже в течении восьми лет. Латиняне, всегда ненавидевшие русских схизматиков (православных), с такою же закоренелой ненавистью относятся к ним и после того, как они отреклись от схизмы (православия) и приняли унию. Парохи латинские (приходские ксендзы) собирают десятину с униатских прихожан, несмотря на то, что у них есть свой униатский священник, а в некоторых местах латинские парохи доходят до такой наглости, что собирают десятину даже с самих священников униатских. Все эти обиды и унижения русские униаты переносили до сих пор молча, ради спокойствия и сохранения братской любви, в надежде, что время, как лучший наставник, все исправит. Видя, что и уния не защищает их от преследований латинян, они начинают пробуждаться как бы от летаргического сна, начинают сознавать, откуда они ниспали, и сравнивая свое нынешнее положение с прежним, приходят в ужас от одного воспоминания об этом, и потому находят причины к совращениям" **), т.-е. к возвращению в православие.

*) Бантыш-Каменский. «Ист. пзв. об унии», стр. 347.

**) Гарасович Аппаlѳs, Ессlesiae Ruthѳnісаѳ, стр, 291.

Не улучшилось положение униатского духовенства и при преемнике Вельямина Руцкого митрополите Антонии Селяве. Вот что писал он в Конгрегацию Пропаганды (распространения веры) в своем „Мемориале":
„Антоний Селява", так начинается этот „Мемориал", „со всеми епископами и клиром греко-униатским всенижайше приносит вам, пречестные отцы, жалобу на обиды и притеснения, которые униатское духовенство претерпевает от латинских епископов не только тайно, но и явно, в глазах всей Польши, как это недавно случилось на провинциальном соборе, бывшем в 1643 году, на котором латинские епископы сделали разные постановления, противные буллам Урбана VIII и постановлениям самой Конгрегации пропаганды.

Вот эти постановления:

1) св. собор просит и умоляет, чтобы им (униатам) запрещено было пользоваться теми правами и преимуществами, какими пользуется латинский клир и епископы;
2) чтобы униатские епископы не употребляли титула Illustrissimus;
3) не надевали золотой цепи во время богослужения и т. п.

Другой провинциальный Краснославский собор, созванный в следующем году епископом холмским Павлом Плисецким, утвержденный и обнародованный в 1644 году, еще точнее и определённее высказал свой взгляд на унию и униатов.

1) „Русские униаты, сказано в актах этого собора не только всему латинскому клиру, но и всему католическому делу (в Польше) причиняют гораздо больший вред, чем прежние дизуниты (православные), тем, что развращают латинское (католическое) юношество, привлекая его в свой обряд, воспрещая ему принимать таинства от латинских священников и вообще напояя его своими восточными заблуждениями. Посему: 1) воспрещаем, чтобы они (униаты) ни под каким предлогом не смели принимать в свои школы, особенно в холмскую, латинских юношей, и чтобы родители римско-католического обряда не смели посылать своих детей в эти школы, под угрозой церковного запрещения, и тем же наказанием угрожаем воспитанникам, если они осмелятся посещать их школы (униатские).

2) Постановляем также, чтобы никто из приходских священников (парохов) латинских не дозволял русину-униату совершать в своей церкви (костеле) богослужение, особенно таинство св. евхаристии, ни по латинскому, ни по греческому обряду. Равным образом никто из католических священников не смеет совершать святейшего таинства в русской (униатской) синагоге, под угрозой запрещения и отлучения от Церкви.

3) Запрещаем также, чтобы ни один католик не смел исповедоваться у русского униатского попа, в противном случае пусть знает, что разрешение, которое он получит от русского униатского попа, не будет иметь никакой силы.

4) Сочетавать браком католика с католичкой, или—если бы даже один из венчающихся был русского униатского обряда—никто не может, кроме латинского священника. Если же кто из русских униатских попов безрассудно осмелится противиться этим постановлениям, то подвергнется отлучению и другим строгим наказаниям от светской власти*).

*) Гарасович Аппаlѳs, Ессlesiae Ruthѳnісаѳ, стр, 391.

Другой исторический памятник, как сказано выше, относится ко второй половине XVIII ст. Происшествие, описанное в этом памятнике, происходило в 1772 году, в двух униатских приходах, в Ковалях и Свиле, находящихся вблизи м-чка Глубокого, Дисненского у., Виленской губ. В этом местечке в это время существовал монастырь кармелитов босых, которые были ктиторами двух вышеупомянутых униатских церквей. В Ковалях и доныне совершается храмовой праздник 25 июля в день Успения Св. Анны, чтимой православными, униатами и католиками. На этот праздник настоятель униатского Березвецкого монастыря (в нескольких верстах от м. Глубокого), отправил двух иеремонахов-базилиан в помощь священнику для совершения треб и для проповеди. Прибыли сюда и глубокские кармелиты, как ктиторы Ковальской церкви. Вот эта-то встреча кармелитов с униатскими монахами-базилианами и священниками и описана в документе. «Прибывши утром в дом ковальского священника, --так доносят своему архиерею березвецкие базилиане, —мы были очень радушно приняты хозяином, который тотчас же попросил нас отправиться в церковь. Когда мы вошли в церковь, то увидели стоящего у престола кармелита Исидора, который клал свои латинские опресноки (латинская просфора, облатки) в дарохранительницу. Увидя это, мы обратились к хозяину с следующими словами: „разве отцы кармелиты не знают или не веруют, что как по-ихнему, католическому обряду, так и по нашему греческому обряду в св. дарах есть Христос. Зачем же они, против обычая, в русской церкви выставляют в монстрации публично свои освященные дары, как-будто желая тем унизить наш обряд, или сомневаясь в важности совершаемого нами таинства? — Уж так их милость (кармелиты) привыкли распоряжаться в церквах, ктиторами которых они считаются, —отвечал священник затем мы занялись исповедью. Около 11-ти часов к нам прибыла еще толпа кармелитов глубокских. Навстречу им вышли униатские священники и березвецкий проповедник-базилианин.

Когда вошли кармелиты в церковь, хозяин попросил березвецкого проповедника отслужить обедню с певчими (msza spiewana). Во время этой обедни о. духовник березвецкий произнес проповедь, в которой, между прочим, убеждал народ, что униатам нет необходимости переходить с своего обряда в католический. Эта часть проповеди сильно не понравилась о.о. кармелитам, так как они с парохом глубокским ксендзом Теодоровичем подобные совращения правоверных униатов считают апостольским подвигом, и потому, то явно, то скрытно, советами, подговорами, издевательствами и преследованиями привлекали униатов в свой обряд. Они стали давать разные знаки своим „капелистам“ (музыкальному оркестру), чтобы те заиграли в трубы и ударили в бубны (kotly) с тем, чтобы заглушить проповедь. К счастью, находившиеся на хорах наши (униатские) приходские. священники не допустили их до этого. Пытались о.о. кармелиты приостановить проповедь и другими неблаговидными способами. После обедни, когда проповедник стал разоблачаться, кармелиты грозно посматривали на него, а один из клириков их сказал проповеднику: ales jak dlugo bluzni swa msza (фраза, трудно переводимая на русский язык). Хотя уже было послеобеденное время, одна кож кармелиты, желая отомстить нам, заставили одного из своих ксендзов служить обедню. После обедни один из них говорил проповедь, в которой старался опровергнуть то, что говорил наш проповедник против перехода униатов в латинский обряд. „Напротив, говорил кармелит, не только позволительно, но далее спасительно бросать проклятый (potepiony) русский обряд и принимать святую католическую веру; и кто наговаривает и совращает Русь, тот делает доброе дело, как, например, ясновельможный фундатор наш (помещик Корсак) в Мядзиоле совратил целый приход". «Трудно передать все те грубые, цинически-саркастические выражения, которыми была уснащена эта проповедь», — замечают жалующиеся базилиане. Наши иноки, опасаясь еще более грубых, соблазнительных для народа выходок со стороны разгневанных кармелитов, отправились в свой фольварок Микуличи.

Между тем кармелиты, по окончании своего богослужения, с толпой своих приверженцев, стали рукоплескать своему проповеднику, приговаривая: „вот проповедь, так проповедь! Истинно католическая, польская, а первая была — схизматическая, московская'". Выезжая из села Ковали, при многочисленном стечении народа, собравшегося на праздник, кармелиты делали угрозы своим крепостным крестьянам, которые тогда держались еще унии, называя их—схизматиками.

Вскоре- наступил храмовой праздник в с. Свиле. Здесь повторилась почти та же история, что и в Ковалях. „Наш старший, продолжают базилиане в своем донесении, получивши приглашение от свильского приходского священника прибыть к нему с монахами в день храмового праздника Преображения Господня, по народному «Спас», для торжественного богослужения в Свильской церкви, заблаговременно велел прибить объявления к дверям костелов и церквей униатских в м-чке Глубоком с приглашением на упомянутое торжество в Свиле, где будет совершаться богослужение по русскому обряду, с проповедями и катехизическими поучениями. Хотя кармелиты сорвали это объявление, однако старший их послал на этот праздник трех монахов. Мы прибыли в Свило довольно рано, еще до вечерни в канун праздника; к этому времени прибыли и кармелиты из Глубокого. Когда все собрались в церковь, старший наш велел одному из монахов сказать народу катехизическое поучение об исповеди, чего он не мог исполнить, потому что толпа кармелитских братчиков своими оглушительными песнями не только говорить поучение, но даже и вечерни начать не допустили. Только после долгих наших просьб кармелиты велели братчикам прекратить пение, и тогда только мы могли отслужить вечерню. При выходе из церкви прислужники кармелитов, указывая на нас пальцами, называли нас схизматиками.

«В доме священника мы нашли еще больше кармелитов, которые от имени своего приора объявили, что не дозволят нам завтра совершать богослужение, а тем более говорить проповедь, а если самовольно сделаете это», — говорили они, — то мы прикажем трубить в трубы и бить в котлы, потому что ваш проповедник в Ковалях проклинал католическую веру.

Приходский священник, говорится далее в донесении, также много получил неприятностей от кармелитов за то, что пригласил нас; они грозили ему и другим священникам, что впредь не будут содержать русских попов, а сделают так, как фундатор их в с. Мядзиолах.

На следующий день, желая помешать нашей утрени, приказали своим братчикам петь коронку, рожанец и др. песни. Наконец, уже около восьми часов, когда братчики от продолжительного пения утомились, мы торжественно отслужили утреню с прибывшими из соседних приходов священниками. Обедню служил один из прибывших священников. Старший наш нарочно не служил, чтобы употребить все средства к тому, чтобы наш проповедник говорил проповедь. Кармелиты также придумывали средства, как бы помешать этому. С этой целью они еще до окончания обедни заняли ступеньки, ведущие на амвон. Старшему нашему удалось однако уговорить кармелитов не препятствовать униатскому проповеднику сказать поучение, на что кармелиты согласились под условием, чтобы проповедник ничего не говорил против перехода униатов в католичество.

После униатской обедни кармелиты начали служить свою латинскую мшу, которая не была кончена, потому что служащий кармелит, действительно, или притворно, во время проповеди, впал в обморок. В народе говорили потом, что Святой Спас покарал его. Хотя кармелит, произносивший проповедь, по обязательству, и воздерживался от выходок против унии, однако закончил ее молением, чтобы Святой Спас преобразил старую просфору*).

К этому донесению березвецких базилиан присоединили свою жалобу на притеснения католических ксендзов пять униатских приходских священников. „Претерпевая тяжкия притеснения, преследования и обиды как клира нашего, так еще больше нашего обряда, со стороны о.о. кармелитов и католических парохов, живущих в пределах наших приходов, — писали священники своему архипастырю, — со слезами просим милости и покровительства вашего преосвященства".

*) Презрительный намёк на совершение таинства Евхаристии как православными, так и униатами, на квасном хлебе, который называется—просфорой.

Переходы и совращения униатов в католичество начались вскоре после введения унии и были так часты и многочисленны, что вызывали со стороны униатов неоднократные протесты и жалобы папе, чему служит доказательством упомянутое выше «Донесение» или «Информация» Руцкого о притеснениях и обидах униатов со стороны католиков (1624. г.). В ответ на эти жалобы папа Урбан VIII издал буллу, по которой униатам запрещалось переходить в латинский обряд. Но иезуиты, окружавшие короля Сигизмунда III и заправлявшие в это время польской политикой, лучше папы понимали интересы католичества в Польше. Как скоро они узнали, что в Польшу прислана упомянутая булла, они убедили короля не обнародовать ее, потому что запрещение униатам переходить в латинский обряд сделано во вред р.-катол. вере, и потому просили короля, чтобы он чрез папского нунция в Польше сообщил Конгрегации распространения веры, что лучше было бы сделать это запрещение только для русского .(униатского) духовенства Согласно желанию короля, папа издал новый декрет, в котором пояснялось, что запрещение переходить в латинский обряд относится только к униатскому духовенству, но при этом просил короля убеждать католическое духовенство и особенно отцов иезуитов, чтобы они, по крайней мере, «не с такою горячностью совращали русских в католичество».

К чему все это клонилось, прекрасно разъясняет в своем письме (1753 г.) к униатскому митрополиту Флориану Гребницкому его поверенный в делах в Риме Ясон Смогоржевский. «Я спрашивал у здешних кардиналов и прелатов, писал Смогоржевский, о резолюции по вашему делу относительно перехода униатов в католичество. Секретарь Конгрегации распространения веры отвечал мне, что это дело не может быть решено в вашу пользу, так как этому противится сам король, который в последнем своем письме объясняет, что в переходе Руси в католический обряд заключается польза целого королевства. Получивши такой жестокий ответ, я поспешил к кардиналу, королевскому приятелю, с просьбой, чтобы он доложил святейшему отцу, что наш пресветлейший король не захочет сделать что-либо во вред нашему обряду, что подобное толкование королевского письма оскорбляет добрые чувства нашего короля и направлено к уничтожению унии в Речи Посполитой. Несомненно, что к предположенному уничтожению нашего (униатского) обряда подает повод своевольный переход наших светских именитых родов в католичество. Благодаря неусыпным заботам и постоянным наущениям католических ксендзов во время исповеди, согласно тайной инструкции своих епископов, думающих только о нашей гибели, шляхта и мещане, обольщаемые разными земными и духовными приманками, а крестьяне из-под кнута, мало-по-малу оставляют, а впоследствии и все оставят свой родной обряд. Приходские священники в таком случае останутся без приходов, а после их смерти правительство, конечно, не позволит рукополагать на их место новых священников, а затем не будет нужды ставить и епископов, а, в конце концов, все, что только осталось русского, обратится в католичество, не останется даже имени униатов, останутся одни только дизуниты (православные), как свидетели обесславленной Восточной Церкви *).

*) Документы, объясняющіе исторію Зап.-Рус. края, изданіе Археогр. Комиссіи - подъ редакціей М. О. Кояловича, 1865 г. стр. 362.

После этого становится понятным, почему Сигизмунд III, по совету иезуитов, просил папу, чтобы он запретил переход в католичество только униатскому духовенству. По мере перехода целых приходов униатских в католичество, униатская иерархия должна была прекратиться сама собою, за «ненадобностью».

В начале XVIII столетия (1717 г.) появился даже особый «Проект уничтожения православной и униатской веры в русских областях, подвластных Польше».

«Мы поляки, сказано между прочим в этом проекте, ради целости и безопасности нашего отечества, должны обратить особенное внимание и всеми силами стараться о том, чтобы все население Литвы и Польши исповедовало одну веру. Для этого все чины и сословия и каждый порознь поляк, если только дорога ему целость и безопасность отечества, все обязаны содействовать уничтожению греческого обряда какими-бы то ни было средствами.

Далее предлагаются и самые средства, из коих укажем более характерные.

«Шляхта греческого обряда, как пребывающая в унии, так особенно схизматики (православные) должны быть устраняемы от высших должностей в государстве, особенно от таких должностей, занимая которые, они могут иметь много друзей, иметь влияние на общественные дела и защищать - своих единоплеменников и единоверцев—русских. В обществе, в собраниях каждый поляк должен чуждаться русского; в соседстве не заводить с ним дружбы, за исключением таких случаев, когда можно извлечь из такой дружбы какую-нибудь пользу. В беседах в обществе, где присутствует русский, больше всего вести разговор о русских баснях и суевериях. Но чтобы благополучно довести это святое дело до конца, нам больше всего необходимо обратить внимание на владык (епископов) и попов. На первых мы должны напустить побольше туману, поставить их в такое положение, чтобы они ничего не видели, ничего не замечали, что совершается вокруг них; вторых (попов) нужно так прижать, чтобы они ничего ни думать, ни делать не могли, как бы они хотели. Семейство и родственники попов должны быть позываемы к помещичьему суду на расправу, и за малейший проступок или неповиновение воле панской, должны быть, для большого унижения их, строго наказываемы. Кроме того, необходимо везде разглашать, что сыновья каждого попа или попросту— поповичи, кроме одного, который должен занять место отца, не свободны от подданства пану... Ищущих священнических мест надобно уговаривать, чтобы они не женились, давать таким преимущество пред женатыми священниками, больше давать им свободы в действиях, умножать их доходы. А коль скоро все попы сделаются не женатыми, подобно ксендзам, тогда мы можем считать свое дело выигранным; потому что, как скоро начнут умирать такие священники, некому будет заступить их место: поповичей не будет, хлопским сыновьям не позволим учиться, шляхты низшей мало; дойдет дело до того, что нужно будет назначать католических ксендзов. А нам только это и нужно. Если таким образом мы перетянем всю Русь в латинский обряд, то мы тем самым не только отнимем у москалей всякую надежду на возвращение её России, но сделаем ее даже враждебной России».

Проект этот, по словам Бантыш-Каменского, был напечатан и разослан во все воеводства и поветы, на все сеймики. Хотя проект и не получил законодательной санкции, но каждый поляк-католик считал своим долгом приводить его в исполнение. Да и нужна-ли была эта санкция, когда каждый из них еще до появления проекта на свет уже носил его в душе своей и так или иначе выполнял его на деле. Что это действительно так было, обратимся к фактам, к истории.

Проект, как мы видели, советует обратить особое внимание на духовенство греко-русского обряда, и преимущественно на попов и их семейства: «попов надо прижать, т. е. поставить в такое положение, чтобы они ничего ни думать, ни делать по своему желанию не могли». Выполнение этого пункта проекта начиналось в школе.

Как православные, так и униаты, по недостатку своих школ, отдавали детей своих в иезуитские школы, или в так называемые «папские алюмнаты». В этих школах, с первых же дней поступления, детей учили понимать различие между „попом" и „ксендзом", Quomodo latine vocatur—«ксендз»? Как по-латыни называется — ксендз? спрашивали друг друга иезуитские школьники в присутствии униатских и православных своих товарищей, «Sacerdos» отвечали все в один голос, Quomodo —поп? А как—«поп»? «Sacrificulus» (жрец), отвечала та-же толпа школьников. Затем, конечно, следовал общий хохот.

Этого мало. Униаты отличались от католиков своим греко-восточным обрядом, сохранившимся во всей православной Руси, почему этот обряд безразлично назывался также греко-русским. Благодаря этому обстоятельству униаты не потеряли своей народности—русской. Этот-то греко-русский обряд и мешал столь вожделенному для поляков единству веры и полному слиянию двух наций—польской и русской—в одну нацию— польскую.

По проекту каждый поляк-католик должен считать своей священной обязанностью употреблять все средства к уничтожению греко-русского обряда. С этою целью иезуиты всегда старались отыскать в униатском богослужении какую-нибудь мнимо-комическую сторону, и тотчас выводили ее на сцену в своих религиозно-театральных представлениях. Кроме того, иезуиты не позволяли униатским питомцам ходить в униатские церкви на богослужение, заставляя их даже исповедоваться у ксендзов. О таких насилиях неоднократно заявляли иезуитам даже их друзья —базилиане. Так на конгрегации базилианской, в Жировицах (1661 г.), многие из прибывших на эту конгрегацию заявили, что — «их • милость о.о. иезуиты заставляют исповедоваться у них нашу униатскую молодежь, которая обучается в их школах, и запрещают им посещать наши церкви в воскресные и праздничные дни. Для нас, униатов, это унижение, а схизматикам (православным) это подает повод все более и более утверждаться в той мысли, что мы, униаты, нарочно соединились с римской Церковью с той именно целью, чтобы совершенно уничтожить Русь *). Если и эти гуманные, по мнению иезуитов, меры не имели желанного успеха, то прибегали к другим более суровым, —к насилию п унижению. Так, например, униатским питомцам отводили самые худшие помещения, давали им дурную и скудную пищу, одевали их в грубую одежду чернорабочих и заставляли исполнять самые низкие в школе работы, напр., чистку отхожих мест, прислуживание своим же товарищам из знатных польских фамилий и т. п. Иезуиты обращались так не только с питомцами из мирян, но и с униатскими монахами, обучавшимися в их школах. В актах униатских съездов и базилианских конгрегаций находим весьма частые заявления и жалобы о подобных притеснениях и унижениях. Так, все униатские прелаты и епископы, приехавшие на очередной базилианский съезд в Бресте в 1666 г., жаловались папскому нунцию, председательствовавшему на этом съезде, что о.о. иезуиты в папских алюмнатах (семинариях) в Польше, с презрением относятся к униатским монахам-базилианам, даже к имеющим священный сан, и всеми мерами стараются унизить их, приказывая им исполнять самые «подлые», унизительные для их сана услуги для воспитанников из шляхетских и сенаторских фамилий, за что те подвергаются посмеянию от других своих сотоварищей. И вообще их милость о.о иезуиты так обращаются с русской шляхтой, с русскими мещанами и с людьми разных званий и состояний греческаио обряда, с тою целью, чтобы они перешли в латинский обряд, несмотря на запрещение папы Урбана VIII» **).

*) Вилен. Археогр. Сборник, т. XII, стр. 63—77. 
**) Jbid. т. XII, стр. 83- 92.

С какими убеждениями выходили из этих школ униатские питомцы — понятно само собой. Люди с твердым характером, с крепкою любовью к своему родному—русскому обряду, к своим русским собратьям по вере и национальности, выходили из школы с чувством горечи и негодования к своим притеснителям, к ненавистникам всего русского. Таковыми были большею частью дети униатских священников, или как их тогда называли — «поповичи»; но таких было незначительное меньшинство; большинство же дети именитых граждан, родовитой шляхты, выходили из иезуитской школы ревностнейшими поляками и католиками. Так, сыновья знаменитого поборника православия Константина Константиновича Острожского уже были ревностными католиками. Тоже совершилось с знаменитыми родами князей Огинских, Воловичей, Зеновичей, Корсаков и др. Все они изменили праотеческой православной вере и перешли в католичество, а некоторые и подданных своих — крепостных крестьян перевели в католический обряд, как это сделал помещик Корсак, переведший в католический обряд громадный Мядельский приход в Дисненском уезде.

Но вот, наконец, «княжата и панята» окончили курс наук в иезуитской школе; окончили в ней курс и товарищи их—«поповичи». «Панич» сделался настоящим «паном», — владельцем обширных имений; в этих имениях несколько униатских приходов с убогими церквами, ктиторами и фундаторами которых считается владелец имения. На один из таких приходов назначен священником тот попович, который учился в иезуитской школе вместе с владельцем имения, —ктитором церкви приходской, — тот попович, который там, в школе, чистил ему сапоги и платье, над которым он не раз потешался, как над своим «хлопом». «Русин, поп, хлоп», — твердили ему в школе, —одно и то же; значит с ними нужно и должно обращаться как с «хлопами». И вот начинает «ясновельможный пан» новую потеху над бывшим «поповичем», а теперь настоящим «попом». В такой-то день панские именины, или другая какая-нибудь «урочистость». Зовет он к себе «на учту» соседей панов с панятами, князей с княжатами... Собрались гости. Пан велит призвать к себе и приходского священника „на учту". С величайшею неохотой идет он на панский двор, — ослушаться, не пойти нельзя, — хотя он и знает, какая „учта" ожидает его у пана. Еще на дворе встречает его стая собак, которые рвут полы его убогой рясы.

Никто не выходит к нему на выручку. Зовет пан гостей к окну, и все заливаются звонким смехом, глядя на потешную травлю „попа". Наконец, бедному священнику кой как удалось отделаться от собак, и он вошел в переднюю панского палаццо. Никто из слуг панских не обращает на него внимания. Долго он стоит в прихожей, наконец, его приглашают в гостиную. Остановился он у порога и дальше не смеет идти, пока не подойдет к нему хозяин и не предложит ему сесть. Непривыкший к светским обычаям и манерам, священник не знает, что ему делать, где сесть. Нет, уж лучше где-нибудь в углу постоять, думает он про себя, чтобы никто или по крайней мере немногие заметили его присутствие. Между гостями идет оживленный разговор о последней моде, о новой охоте, о собаках... Появление нового лица дало новую тему для разговора. Пошли в ход разные анекдоты и рассказы про „попов", как такой „пан, грабя" (граф) приказал отодрать попа нагайкой на конюшне за то, что тот ослушался его светлости —не отправился на работу вместе с „подданными" пана граби. Тут кто-нибудь из гостей вступается за оскорбление священного сана. Хозяин, желая поддержать гуманного гостя, громко, как бы в назидание и в укоризну всем присутствующим, говорит: „нельзя бить попа; а вот другое дело — отодрать лозьём его попадью, —ведь у них одно тело, — тогда и поп будет повежливее".

Кровью обливается сердце священника, он не может дольше выносить этих пошлых острот, тем более, что он не может и не смеет возразить, отвечать на эти остроты, —и просит пана отпустить его домой. Завтра ему нужно встать пораньше и отправиться в поле с сохой или с бороной, — у него нет слуг, нет крепостных, не получает он и жалованья, а должен в полном смысле слова в поте лица своего добывать себе насущный хлеб, чтобы скопить кое-что на черный день, на воспитание детей.

Вот сын кончил курс наук в публичной школе, дочь помолвлена за кандидата на такой-то приход. Состарившийся отец тешит себя надеждою, что он хоть умрет спокойно, но эти надежды улетучились как сон, как мечта: дочери пан велит выходить замуж за дворового сапожника, который хорошо шьет ботинки его наложнице, а сына велит взять в гайдуки. Напрасно несчастный отец умоляет пана о сострадании, о милосердии. Пан неумолим, —у него всегда в таких случаях один ответ: „читай, поп, —вот конституция...", которая отдает мне твоих детей в крепостные, наравне с хлопами *).

*) Конституция 1764 года «О поповичах», по которой сын православного и униатского священника, не полупивший образования и не занимающийся никаким ремеслом, становится крепостным того помещика, в имении которого жил или живёт его отец, — понятая и истолковываемая панами по их личному усмотрению и произволу, Ф. Бродович. Историч. Записки.

Но ведь я воспитывал их и готовил не в гайдуки...—смиренно замечает отец.

„Молчать! повинуйся законам и не рассуждай!" — грозно обрывает его ясновельможный пан

Но дочь... о которой не упоминает конституция...

„Молчать! Молчать... повторяю: сын и дочь — одна кровь, плод одного чрева... Если ты осмелишься противиться моей воле, я прогоню тебя с прихода... Я тебя уничтожу".

Все вышеприведенные факты основаны на документах, напечатанных в „Исторических записках" архипресвитера Луцкого униатского капитула Феодосия Бродовича о событиях на Волыни. „Я не хочу назвать подобных владельцев по именам, чтобы не возобновить невыносимо тяжёлого воспоминания о них (obrzydliwey pamieci), говорит автор вышеупомянутых „Записок": они теперь перед судом Божиим". Существуют еще и до сих пор фамилии магнатов и князей, которые когда-то принадлежали к этому обряду (греко-русскому) и имения которых простирались по всему Киевскому, Бреславльскому, Волынскому, Русскому *) воеводствам. Всех их перетянули из церквей в костелы (т.-е. из унии в католичество). Очень усердно работали над воспитанием их потомков, чтобы они стыдились подражать своим дедам и прадедам... Затерты, изглажены и следы их записей на Евангелиях, раздроблены обширные бенефиции на столько частей, сколько считалось в них деревень, построены в каждой из них убогие церкви, недостойные названия Святыни Господней, будто бы „для большей славы Божией", — а на самом деле — для больших доходов с корчемной аренды, к которой причислили и попа, имеющего равный с крестьянами надел земли, чтобы и над ним господствовал арендатор. Притесняли их (попов) подводами, фуражами и военным постоем так, что они не раз обращались со слезами на сеймы, прося, как милости, восстановления своих прав".

*) Русью, русскими назывались города: Витебск, Могилев, Шклов, Копыск, Свислочь, Орша. Актовая книга, хранящаяся в Вилен. Центр. Архивѣ, № 7027, стр. 1326, актъ № 362.

Вот те сладкие плоды, какие достались в удел православных западно-руссов, отторгнутых от праотеческой православной веры первыми виновниками, первыми апостолами Унии — Потеями, Руцкими, Кунцевичами и их сподвижниками — во имя того же „мира", той же братской христианской „любви", во имя которых задумали ввести унию и распространить ее во всей Восточной Руси современные нам апостолы „Святого Единения" православного русского народа с католической Церковью под главенством римского папы, русские ренегаты Зерчаниновы, Дейбнеры и вдохновители их иезуиты.

Таково было положение унии и белого униатского духовенства в Западной Руси до падения Польши. День суда Божия настал, и Польша погибла от безначалия, от бесправия и своеволия шляхты и необузданного произвола и фанатизма римско-католического духовенства.

Но не смотря на все гонения и преследования в Западнорусском народе не угас русский дух не ослабело воспоминание о „старожитной" православной, русской вере, от которой оторвали его, то силой, то лестью, то обманом, и ввели во „Святое Единение" с римско-католической Церковью. С этим народом жило и разделяло его горькую долю убогое, униженное, забытое своими высшими ополяченными иерархами, белое униатское духовенство, которое крепко держало в своих руках знамя русской народности, и это знамя удержало и сохранило до присоединения Западной России к Восточной, под скипетром русских монархов. Как ни скудны предания и памятники внутренней, домашней жизни Западнорусского народа в это смутное время, но и то, что сохранилось, ярко отражает настроение духа народных масс, не забывших под гнетом панов и ксендзов, своей родственной связи с Православной Русью. По свидетельству вышеупомянутого Ф. Бродовича, многие старики-священники рассказывали, что в народе сохранились образа и крестики, занесенные когда-то русскими офенями, и народ хранил их как святыню, потому что от них ксендзом не пахло.

С падением Польши пали и все преграды, мешавшие западно-русским униатам возвратиться в лоно матери своей—православной Церкви. По рассказам стариков-священников, население присоединенных русских областей было убеждено, что с возвращением к России оно само собой возвращается к православию. С каждым разделом Польши сотни тысяч униатов присоединялись к православной Церкви. Так после второго и третьего раздела, с 1792 г. по 1796 г., из унии в православие перешло около трех миллионов. До какой степени во времена Императрицы Екатерины II было сильно стремление Западно-руссов к возвращению в православие, видно между прочим из послания администратора Луцкой униатской епископии Стефана Левинского от 26 мая 1789 г. В душе поляк и горячий поборник полонизма, по убеждению приверженец католичества, Левинский, видя невозможность действовать силой, пастырским словом убеждал свою духовную паству, что уния то же, что католичество, и что вера польская тоже, что вера русская*). «Расторгнув узы принуждения, угнетавшего свободу исповедания прародительской веры, Мы с удовольствием видим, писала Екатерина II.— что обитатели возвращенных от Польши областей, исполненные усердия к благочестию, возвращаются радостно в объятия православной Восточной Церкви **)».

Поляки увидели, что их дело погибает, что надо поскорее покончить с оставшимися униатами, т. ё. поскорее перетянуть их в католичество. Многие обстоятельства содействовали выполнению ими этой задачи. Поляки прежде всего воспользовались крепостным правом над простым народом. Со времени перехода крупной шляхты в русское подданство, крепостное право стало крепче и безопаснее. Теперь всякую попытку крестьян к обратному переходу из католичества в унию, или из унии в православие паны представляли бунтом, неповиновением их помещичьей власти.

Польское р.-католическое духовенство в лице своего митрополита Сестренцевича добивалось смешения униатской иерархии с католической, чего отчасти и добилось тем, что бывшее униатское управление соединено было с католическим в Петербургской р. - католической коллегии. При Павле I поляки воспользовались нерасположением этого Государя к действиям своей матери и могуществом полоцких иезуитов. Падение при этом Государе Сестренцевича не ослабило, а напротив укрепило усилия поляков окончательно поработить себе униатов. В первых годах XIX ст., благодаря влиянию Чарторыйского и Чацкого, введших во всей Западной Руси чисто польское образование, унии, казалось, суждено было окончательно погибнуть. Ходили слухи, что правительство само желает перехода униатов в католичество ***).

*) Кояловичъ М. 0. Исторія возсоединенія Зап.-русск. уніатовъ старыхъ временъ. С.-П.Б. 1873 г.

**) Собр. законовъ т. XXIII, )7, 384.

***) В 1805 г. униатский митрополит Лисовский на предложенные ему правительством запросные пункты по делам унии, между прочим, отвечал: «1802 г каноник Шпандырь, заседатель в Духовной Коллеги учинил предписание Полоцкому протоиерею Марскому, а сей другим деканам (благочинным) и приходским священникам сообщил таковое предписание, якобы Государь Император Павел I открыл своим рескриптом, что перехождение униатов в римский обряд есть дозволительно, что уния существовать не может, будет потреблена; советовал и велел принимать униатов в латинский обряд --во славу Божию. За семь отзывом последовало, что латинское белое и монашеское духовенство, снесись с помещиками, униатских церквей ктиторами, начали священников наговаривать, а прихожан крестьян принуждать, дабы они приняли латинский обряд, что и возымело успех; ибо некоторые священники сами с целыми приходами приняли оный, другие колебались и посылали прошения в Могилевскую Консисторию о покровительстве. По иным же местам разъезжали латинские монахи и отчасти приводили в свой обряд». Документы, обясн. Ист. Запади. Русскаго Края, стр. 688. 

Таким поворотом политики русского правительства по отношению к униатам и воспользовались поляки. Целые приходы униатские были обращены в католичество. В одной нынешней Виленской епархии в начале прошлого столетия обращено было в католичество до 20 т. униатов.

Латиняне торжествовали: на все жалобы униатов и запросы правительства они отвечали, что уния и католичество—«одна вера». Унии грозила окончательная гибель. Высшее управление униатской Церкви составляло второй департамент римско-католической коллегии, но все важнейшие вопросы и дела решались в общем собрании коллегии по большинству голосов, которое всегда, конечно, оказывалось на стороне латинян. Вследствие этого униаты не имели возможности провести ни одной меры, благотворной для их Церкви, и не могли остановить самого пагубного для неё распоряжения. Лучшие люди между униатами так рассуждали, что если суждено погибнуть унии, то пусть лучше сольется она с православно-русской Церковью, чем с латино-польской. В этом направлении стал действовать еще при Екатерине II белорусский епископ, а потом митрополит Йраклий Лисовский, по происхождению малоросс. Лисовский добивался отделения унии от латинства и в обрядах, и в управлении, и сближения её с православной Церковью. Для выражения более резкого отделения от латинства и сближения с православием Лисовский изменил свою униатскую одежду и отрастил бороду. Этими усилиями к сближению униатской Церкви с православной Лисовский нажил себе множество врагов, особенно между базилианами, ярыми приверженцами латинства, и умер, не добившись никакого существенного улучшения положения униатов.

Умер Лисовский, но не умерла мысль, за которую страдал он при жизни, — мысль о защите Западно-русского народа от посягательства латинян на его веру и народность и о сближении греко-униатского обряда с греко-восточным православным обрядом, с православной Россией. Мысль эту продолжали осуществлять приверженцы Лисовского, во главе которых стал полоцкий каноник, а потом полоцкий архиепископ Иоанн Красовский. Мысль эта оживила белое униатское духовенство. Началось серозное подготовление к окончательному присоединению униатов с православной Церковью. Белое духовенство, как напр., Брестский капитул, стало заявлять пред высшим правительством о порабощении унии латинянами и особенно базилианами, между которыми большинство были католики. Приходские священники стали подавать жалобы и протесты против незаконного, насильственного обращения помещиками и ксендзами целых приходов в латинский обряд. Но и латиняне не дремали. Видя такое всеобщее стремление белого униатского духовенства к восстановлению своих попранных прав, к освобождению унии из-под ига латинства, паны и ксендзы пустили в ход все пружины, все средства, какие были в их руках, чтобы приостановить и ослабить эго движение. Жалобы приходских священников о насильственном совращении панами и ксендзами их прихожан в латинский обряд или совсем оставлялись без последствий, или же решения по ним отлагались на неопределенное время *).

В 1827 г. митрополит литовский и виленский, а тогда еще каноник Иосиф Семашко, в бытность свою в Петербурге, при свидании с бывшим тогда директором иностранных исповеданий Карташевским, просил, между прочим, содействия его к скорейшему решению третий десяток лет тянувшегося дела о совращении в Литовской епархии 20 тысяч**) униатов. „Не имеется уже почти никакой преграды к совершенному совращению униатов в римский обряд", писал он между прочим в своей докладной записке по этому делу: - „римский обряд в западных губерниях распространялся на развалинах греко-российского и греко-униатского; да и откуда столько римских епархий - в коренных русских областях? Это русская кровь в - сердцах ныне России враждебных. Сия страсть к прозелитизму в римском духовенстве ещё не охладела; никакие законы не могут положить существенной преграды действиям оной ***)“.

*) Таково, например, вопиющее дело, начатое по жалобам священника Горсплянской Церкви (Полоцкого у, Витсб. г.) Бледухи о совращении в католичество целого прихода владельцами имения Горспли братьями - — каноником Алоизиом и Шамбеляном Шантырами. Дело это началось 1799 г. и окончилось через 30 лет (1829 г); указ Духовной Коллеги о возвращении униатам Горсплянской церкви приводился в исполнение 10 лет. Дело это хранится в Рукописи. Отдѣленіи Виленской Публичной Библіотеки

**) Что эта цифра не преувеличена, можно судить потому, что в деле о совращении в католичество Горсплянского прихода, о чём сказано выше, упоминаются и другие приходы, в это время также совращенные в католичестве: Дубровский, Шпаковский, Ветринский, Вилльский и Бидрянскиій.

***) М. Коялович. «О полившемъ митрополитѣ Литовскомъ Іосифѣ» (Брошюра).

Таким образом вся история унии в Северо-Западном крае служит подтверждением слов ревностнейшего распространителя её митрополита Руцкого, что «хотя-бы - они—униаты, —были самыми ревностными приверженцами римского обряда и готовы были душу свою положить за Церковь римскую, их всегда считали ниже католиков-латинян», и, прибавим от себя, всегда ненавидели столько же, если не больше, сколько и православных. И что всего удивительнее, —как скоро западно-русс, по наущению ксендза, особенно иезуита, принял католичество, он гораздо более расположен был к немцу-лютеранину, даже к еврею, чем к своему собрату — русскому.

Что же было причиной такого разъединения между людьми одной и той-же нации, та кой вражды и ненависти ренегата русского католика к своему собрату — русскому, только другой веры, —православному и даже униату? Вот что отвечает на этот вопрос очевидец гонений, которым подвергались униаты во второй половине XVIII ст., во время неурядиц в Польше, кончившихся её падением, архипресвитер Луцкого униатского капитула Ф. Бродович:

„Если-бы эта ненависть, говорит он, происходила от невежества, то она не была бы так всеобща, проявлялась бы исключительно в невежественной толпе, которая не дает себе отчета, почему она любит или ненавидит, и, следовательно, эта ненависть, как безотчетная, не могла бы так глубоко вкорениться и долго продолжаться. Но так как эта ненависть существует уже в течение нескольких веков, когда она обхватила все сословия, людей всякого пола и возраста, как будто потомки получают ее в наследство от своих отцов п дедов,—когда, сверх того, все вообще латинское духовенство и даже частные в нем лица, отличающиеся особенным благочестием, не могут скрыть своего нерасположения, а подчас и ненависти к русским,—когда оно так явно высказывает свою закоренелую вражду во всех делах, касающихся прав и привилегий униатов, с величайшей несправедливостью отнимают у русских их собственность,—то неразумно и неестественно было-бы думать, что эта ненависть происходит от невежества толпы. И так, где же причина этой непримиримой вражды поляка к русскому? Семена этой ненависти посеяло в сердцах поляков то общество, которое столь долгое время давало ход и направление политическим событиям в Польше, которое льстило до подлости представителям Речи Посполитой, — общество жадное к присвоению чужих имений и больше всех ненавидевшее Русь, как православную, так и принявшую унию. Семена этой ненависти так глубоко пустили корни на развалинах опустошенной ими Руси, что их едва-ли можно истребить, хотя уже и не существует это общество (иезуиты). Справедливо говорит поговорка: „искра, брошенная злою рукою, и ниву сожжет, и сама пропадет". Знай же русин (принявший унию), —знай, что ты напрасно стараешься всеми силами доказать свою верность римскому Костелу, напрасно отдаешь себя в неволю, готов даже лишиться имущества и жизни, чтобы только доказать, что ты твердо и непоколебимо держишься унии, тебе никто и никогда не поверит. Участь твоя всегда была горькая. За что-же тебя, русин, преследовали и преследуют? Не за, толи, что ты хотя и принял унию, но всё-таки составляешь отрасль Восточной Церкви, которая когда-то осмелилась соперничать с Западною Церковью? Вот, кажется, твой первородный грех и даже больший в глазах света, чем первородный грех Адама пред Богом, потому что твоего греха ни крещением, ни покаянием, ни даже изменой древним твоим обрядам, ничем не загладить".

Не мешало бы крепко помнить это и нынешним апостолам „Святого Единения" православной России с латинским Римом, а еще более тем простодушным русским людям, которые уже уловлены в иезуитские сети русскими ренегатами Зерчаниновым, Дейбнером и др.

 

Осип (Иосиф) Васильевич Щербицкий.
Что дала православным западно-руссам уния. //
«Вестник Виленского православного Св.-Духовского братства». 1913. № 6, 7-8, 9, 10 и 11.

Или отд. брош.: «Что дала православным западно-руссам уния?
(По поводу попыток ввести унию в столице)».
Вильна: изд. Виленского православного Свято-Духовского Братства, 1913. 59 с.