Доклад Валерия Черепицы на первой конференции
памяти Игоря Вацлововича Оржеховского
«Западнорусизм: прошлое и настоящее»

«Литовские Епархиальные Ведомости» (ЛЕВ) – печатный орган Литовско-Виленской православной духовной консистории. Издавался в Вильно на русском языке с 1863 по 1917 годы. Это еженедельный журнал пользовался огромной популярностью не только у духовенства, но и у мирян. Одной из причин этого было и то, что в неофициальном отделе издания печатались многочисленные статьи  по истории Беларуси. Большую роль в приобщении белорусов к истории своей земли и Православной церкви сыграли своими публикациями на страницах журнала видный историк и публицист, прекрасный педагог и лектор, уроженец Гродненской губернии, профессор Петербургской духовной академии, друг Ф.М. Достоевского и И.А. Аксакова – М.О. Коялович (1828-1891). Его труды по истории Беларуси, многочисленные публичные лекции и выступления в периодической печати знакомили читателей с последними научными достижениями в этой области и тем самым приобщили их к науке истории, формировали историческое самосознание белорусского народа.

 

Будучи уверенным, что Западная Русь с древнейших времен стала объектом борьбы и лобовой ошибки двух цивилизаций – западной и восточной, ученый предложил свое видение прошлого, настоящего и будущего своего народа, исходя из связи и генетического родства белорусов с восточной, русско-православной цивилизацией. М.О. Коялович не мог не видеть своеобразного исторического развития Западной Руси в отличии от Руси Великой, но видимые им отличия не могли заслонить главного от него: все они вместе взятые есть ничто иное по сравнению с таким мощным объединительным фактором как общерусскость и православная духовность белорусов, великороссов и малороссов.

Эту мысль М.О. Кояловича искренне разделяли и развивали в своих исследованиях и публикациях его замечательные ученики по жизни и Петербургской духовной академии – О.В. Щербицкий, Ю.Ф. Крачковский, П.Н. Жукович, В.З. Завитневич, Г.Я. Киприянович, И.А. Котович, Н.Р. Диковский, К.В. Харламкович, С.Г. Рункевич и др. Под влиянием исторических идей Кояловича находились Г.И. Шавельский, Е.Ф. Орловский, Л.С. Паевский, А.В. Ярушевич, Л. М. Солоневич и многие другие историки и краеведы Беларуси. Общественная и публицистическая деятельность ученого оказала свое благотворное воздействие на развитие журналистики Западной России в плане осознания своей общерусскости.

Все вышеуказанные исследователи во главе со своим наставником и учителем М.О. Кояловичем принимали активное участие в пропаганде т.н. западнорусизма на страницах «епархиальных ведомостей, но с «ЛЕВ» они сотрудничали наиболее охотно. Одной из наиболее немаловажных причин этой активности было то, что более тридцати лет редактором этого издания был любимый ученик М.О. Кояловича протоирей Иоанн Котович. Замечательный пастырь, исследователь и публицист, он приложил немало усилий для того, что бы редактирующий им журнал стал одним из носителей идей западнорусизма. Духовная связь и творческое сотрудничество учители и ученика не прерывалось вплоть до кончины М.О. Кояловича. Об этом свидетельствует переписка этих замечательных людей, а также реальные жизненные коллизии, о которых весьма подробно я рассказал в своей монографии «Михаил Осипович Коялович. История жизни и творчества» (Гродно, 1998). В данной же публикации мне захотелось объединить некоторые сюжеты, имеющие отношение к «ЛЕВ» и идейному воздействию на его редакцию со стороны нашего замечательного земляка.

Два юбилея в жизни протоиерея Иоанна  Котовича

Осенью 1893 года  православная общественность Вильно и всего Северо-Западного края отмечала 25-летний юбилей Виленского Пречистенского митрополитальнего собора и замечательного православного деятеля, историка и публициста Иоанна Антоновича Котовича (1839-1915). В таком совпадении дат при несущественной разнице в днях, нашло свое отражение незримое переплетение судеб старейшего храма и заслуженного пастыря, «правой руки Кояловича», оставившего яркий след в истории Православия на белорусских землях.

C Гродненщиной Пречистенский собор сближает многое, ибо его воссоздавали, в нем служили и молились Всевышнему многие наши земляки, но особую значимость в жизни Православной Церкви он приобрел в годы настоятельства в нем протоиерея Иоанна Котовича. Итак, как шли к этому юбилею собор и человек.

В начале 60-х Виленский собор Пречистыя Богородицы в честь ее Успения переживал наиболее драматический период своей истории. Памятник глубокой старины, свидетель славы и ослабления Православной церкви на белорусских землях, в это время представлял из себя огромное полуразрушенное строение, где ютились разные склады и квартиры бедняков, а в его алтарной части находилась кузница. Первым на такое плачевное состояние святыни обратил виленский генерал-губернатор, граф М.Н.Муравьев, много сделавший для укрепления в крае позиций Православия. Умевший не только видеть проблемы, но и решать их, он испросил у императора Александра П-го разрешения на восстановление древнего храма путем повсеместной подписки по всей России. Такое соизволение было дано, и вскоре народные пожертвования потекли в строительную копилку. Император, лично посетивший в 1867 году нуждавшуюся в помощи святыню, выделил из средств государственного казначейства 57 тыс.рублей на эти цели. Живое участие в подготовке технического проекта восстановления собора сыграли профессор Петербургской Академии художеств А.Н.Рязанов и губернский архитектор Н.М.Чагин. При восстановлении храма был соблюден его прежний вид и сохранены главные стены, колонны и своды. Вместе с тем были вновь воздвигнуты на найденных фундаментах наружные боковые контрфорсы, три главные угловые башни, а четвертая -–только надстроена, как и наружный железный купол. Внутри здания пол был поднят сообразно с наружным наслоением почвы. Внешние украшения стен и башен сделали по сохранившимся элементам карнизных  украшений, найденных на оставшейся с юго-западной стороны собора башне  и при возобновлении стенной штукатурки.

Возобновленный храм представлялся из себя   довольно величественное сооружение  как снаружи, так и внутри. Особенно  украшал его иконостас, выполненный талантливыми руками  академика И.П.Трутнева. К началу октября собор был готов к освещению, однако до этого было решено показать его престарелому и больному митрополиту Иосифу (Семашко). Он был вынесен на кресле из кареты, и таким образом (сидя) осмотрел собор во всех деталях. По свидетельствам очевидцев, увидев восстановление знакомой ему другим названием святыни, старец точно ожил и слова «Слава Богу», сопровождаемые крестным знамением, постоянно срывались с его уст.

22 октября 1868 года возобновленный собор при самой торжественной обстановке был освящен собором иерархов – архиепископом Минским Антонием, епископом Брестским Игнатием  и епископом Ковенским Иосифом. Сам митрополит Иосиф (Семашко), благословивший это торжество,  не будучи по болезни в состоянии в нем участвовать, почтил праздник пожертвованием 300 рублей для раздачи их в этот день беднякам и нищим города. Императрица Мария Александровна прислала в дар собору ко дню освещения прекрасный напрестольный крест и великолепной работы мастера Сазикова – позолоченное напрестольное Евангелие. Торжество окончилось многолюдной трапезой у генерала-губернатора А.Л.Потапова.

Начавшемуся ежедневному служению мешало обилие сырости и наступающие холода. Чтобы исключить это неудобство, строители одновременно с отделкой собора устроили в западной части храма придел во имя святого Алексия-Чудотворца, по преданию освещавшего этот храм, впервые построенный великим князем литовским Ольгердом Гедиминовичем, в котором он и сложил свои кости не только как православный христианин, но и схимник по имени Алексий. Придельному храму была дана совершенно круглая форма с устройством отопления, и 1 ноября 1866 года состоялось его освящение епископом Ковенским Иосифом. 19 января 1869 года император Александр П пожаловал храму Св.икону Божией Матери, а в конце года императрица Мария Александровна прислала собору полный комплект литургических сосудов, усыпанных драгоценными камнями, а также с надписями славянской вязи. В то же время по инициативе первого настоятеля собора протоиерея Антония Пщолки началась реконструкция в сторону полной завершенности иконостаса храма. В этой работе приняли участие художники И.П.Трутнев, академик Тихобразов и местный живописец-католик Жуковский. Такого рода реставрация храма придала ему большее благолепие, Но, к сожалению, инициатор этого начинания протоиерей Антоний не дожил до окончания этих работ: 28 июня 1871 года его сразила эпидемия холеры.

В 1872 году при настоятеле протоиерее Николае Дмитревском у правой и левой колонн храма были поставлены красивые резные золоченные киоты, в которые были  установлены иконы: святителя Алексия – подаренная собору митрополитом Московским Иннокентием; Явления Богоматери преподобному Сергию -  подаренная главным начальником края А.Л.Потаповым; образ Нерукотворного Спаса – от митрополита Литовского и Виленского Иосифа (Семашко); образ священномученика Макария – от архиепископа Макария и образ великомученика Георгия – подаренный храму виленским губернатором Е.П.Стеблин-Каменским. Тут же у киота с правой стороны была помещена мраморная доска с надписью и атрибутами царской власти, вделанная в стену лично императором Александром П на память о посещении собора в 1870 году. В этот же период церковно-строительный комитет купил окружавшие собор неказистые строения, принадлежавшие домовладельцам Шабловскому и Андреевскому, снял их и очистил все место вокруг собора, на котором городское управление разбило живописный сквер.

В 1875 году настоятель собора протоиерей Николай Дмитревский поступил на службу в законоучители Виленской гимназии и учительского института, а на его место был назначен священник этого собора со дня его освещения Иоанн Котович.  Главной заботой нового настоятеля стала необходимость обратить все здание собора в теплое помещение, как для удобства богомольцев, так и сохранения его от воздействий сырости. Были приложены немалые усилия и средства, чтобы отопление храма было устроено по самой передовой в то время технологии инженера Креля. Одновременно с установкой печей производились внутренние ремонтные работы, в том числе окраска собора изнутри и снаружи. Многих забот настоятеля стоило и учреждение подобающего собору церковного хора. Как свидетельствовал сам настоятель, «Бог благословил и это дело, за которое взялся опытный руководитель Гродненского архиерейского хора, большой знаток церковного пения, артиллерийский чиновник Федор Иванович Крылов. Устроенный им хор с 1880 года постоянно пел в соборе, заслужив огромную симпатию прихожан». Для поощрения хора была выделена постоянная сумма из средств собора до 450 руб. в год, что обеспечивало стабильную его работу. После Ф.И.Крылова регентами хора были: его ученик, воспитанник братского приюта Мольвер, затем знаток церковной музыки, преподаватель учительского института С.Н.Костямин, сумевший привлечь благодаря  любви к делу и большому терпению, в состав хора лучшие певческие силы города. Какое-то время хором управлял петербургский знаток церковного пения М.А.Бреман. В 1893 году хор возглавил Г.М.Баньковский,  хорошо знавший церковное пение.

В 1880-е годы в собор поступали самые различные пожертвования от благотворителей. Так, в 1883 году собору были пожертвованы две большие художественные иконы работы художника Волкова (оказавшиеся излишними) из Петербургского Исаакиевского собора. Виленский живописец И.П.Трутнев пожертвовал храму хоругви, икону Св.Николая, выносной крест и др.предметы. Церковный живописец Г.А.Молокин подарил прекрасную гробницу под площаницу и живописный аналой. Преподаватель Виленского реального училища С.В.Шалкович – собственноручной работы резную из ореха дарохранительницу, имеющую вид храма. Были также пожертвованы храму три позолоченных паникадила, множество ценных лампадок, подсвечников и других предметов церковного обихода. В течение четверти века митрополитальный собор видел в своих стенах членов императорской семьи, высоких государственных сановников, архипастырей, ученых и литераторов.

В 1885 году с целью улучшения обеспечения причта протоиерей Иоанн Котович стал ходатайствовать о наделении собора угодьями, и такие в конце концов были выделены. Угодия эти состояли: из фермы Деканишки в Виленском уезде в 154 дес.земли; из мельницы в м.Сморгонь Ошмянского уезда и озера Илга в 134 кв.дес. в Трокском уезде. В составе причта за 25 лет существования восстановленного Пречистенского собора в нем служили следующие уроженцы Гродненщины: настоятель, протоиерей Иоанн Котович (1875-1893); священник Михаил Львович Кузьминский (1877-1882),  впоследствии настоятель Гудевичской церкви Волковыского уезда; псаломщик Николай Богаткевич (1868-1869), переведенный затем в Ошмяны; Даниил Лихачевский (1869-1871), ставший позже священником Брестского собора; священник Петр Тычиник (1889-1893), впоследствии  служивший в Ячневской церкви и др. Честными и усердными к службе людьми являлись все эти годы церковник Ананий Халеев (1868-1883), а также звонарь Никифор Митрофанов (1872-1893). Церковными старостами собора являлись архитектор Н.М.Чагин (1869-1876), и академик-художник И.П.Трутнев (1876-1893).

С 25-летием Пречистенского собора (т.е. со дня его освящения после восстановления из запустения) соединено было по желанию прихожан, почитателей и сослуживцев чествование 25-летия священнического служения при данном соборе его настоятеля протоиерея Иоанна Котовича. Собственно этот юбилей священничества его выпадал на 29 сентября, но прихожане пожелали соединить его с торжествами по случаю юбилея собора. Думается, что в данном месте необходимо остановиться на биографии юбиляра.

Иоанн Котович, сын протоиерея Антония Онуфриевича Котовича, родился около 1839 года в селе Черевачицы Кобринского уезда Гродненской губернии, где с давних времен жили и трудились на пастырском поприще его предки. На древность этого священнического рода первым обратил внимание в своих лекциях по истории Западной Руси профессор Петербургской Духовной Академии М.О.Коялович. Знал он об этом по материалам архивов, но в семье этой как реликвия передавались из поколения в поколение и собственные документы, подтверждавшие слова профессора. В 1920-е годы польские власти,  ознакомившись с этими документами, признали их «бардзо ценне». На первом же из документов, датированном 1772 годом, король польский Станислав-Август Понятовский – владелец королевского имения Черевачицы, представлял Петру Котовичу «презенту» на Черевачицкую церковь и на все земельные церковные угодия в полное его владение и распоряжение. Одним из самых древних из них следует признать грамоту с начертанными гербами рода Корчак-Котовичей, свидетельствовавшую о том, что прародиной их была Волынь, «где они жили еще в 1400 годах, а после чего переселились  в Полесье». Этот же документ подтверждал, что Котовичи шляхетского (дворянского) звания, православного (греческого) вероисповедания, и что при переезде на новое место они владели большим имением Замшаны, описанном Сенкевичем в своей повести «Огнем и мечом». И с тех пор в селении Замшаны почти все представители этого рода были в иерейском сане, пока один из них Петр Котович, не переселился из полесских болот в село Камень Шляхетский, потом в Милейчицы и, наконец, в Черевачицы. Петру же наследовал сын его Онуфрий Котович, затем внук Петра и сын Онуфрия – Антоний Котович. Семья Антония Котовича, что было не на диво в то время, являлась довольно многочисленной. Из нее пять братьев Иоанна стали священниками. По окончании образования в Кобринском духовном училище и Литовской семинарии, Иоанн Котович, несмотря на явное желание митрополита Иосифа (Семашко) послать его учиться на казенный кошт в Петербургскую духовную академию, решил посвятить себя службе в родной епархии и первоначально поступил в 1861 году на должность учителя в Кобринское духовное  училище. Одна из его статей, помещенная в ту пору (1863 год) на страницах газеты «Дух христианина», во многом решила его судьбу. Редактор журнала священник А.Гумилевский прислал ему убедительное письмо с приглашением ехать учиться в Петербургскую духовную академию, извещая, что одна высокочтимая дама-христианка вносит капитал на все время его пребывания в академии, но с тем лишь условием, что он по окончании академии остался непременно священником в Северо-Западном крае. Последнее обстоятельство и повлияло на его дальнейшие планы. Списавшись  со своим товарищем Ю.Ф.Крачковским и давним знакомым  отца профессором академии М.О.Кояловичем, убедившими его не бояться академических трудов и немедленно быть в Петербурге, Иоанн Котович решился на такой шаг, и уже 16 ноября был в Петербурге, а 5 декабря зачислен в число студентов академии без экзаменов. Вскоре он узнал, что его добровольной попечительницей оказалась начальница общины сестер милосердия на Песках (Петербург) Екатерина Андреевна Кублицкая. О ней, как о высокой по своей кроткости, смирению и доброте женщине-христианке, Иоанн Котович сохранил самые лучшие и возвышенные воспоминания на всю свою жизнь.

Из академии он вынес богатый запас знаний, а главное – сознание нравственной своей обязанности и готовности отдавать все свои силы и труды на благо родному краю. В этом отношении огромное влияние на формирование облика будущего пастыря в патриотическом направлении оказывал гродненский уроженец профессор М.О.Коялович. Под его руководством Иоанн Котович в 1873 году защитил магистерскую диссертацию на тему «Первоначальная история христианства в нынешнем Северо-Западном крае России до великого князя Литовского Ягайлы».

Окончив академию, молодой богослов в 1867 году прибыл в Вильно, представился митрополиту Иосифу (Семашко), которому и высказал желание служить в его епархии в качестве священника. Митрополит одобрил его намерение, благословил и посоветовал подождать открытие штатов в Пречистенском соборе. В течение того времени пока Котович работал в Публичной библиотеке, он не один раз справлялся через протоиерея Антония Пщолко, не изменились ли планы последнего о священстве. 2 августа 1868 года митрополит принял его прошение о назначении его священником при соборе, куда и был посвящен 29 сентября того же года епископом Брестским Игнатием (Железовским). Одновременно с этим попечитель Виленского учебного округа П.Н.Батюшков назначил его с 1 октября законоучителем реальной гимназии, ставшей затем училищем.

Так началось служение ни ниве Божией молодого пастыря. Спустя год, 20  декабря 1869 года, он по представлению архиепископа Макария был утвержден Св.Синодом в должности редактора «Литовских Епархиальных Ведомостей». Благодаря умению объединять вокруг себя защитников Православия и русскости, Иоанну Котовичу удалось превратить эту газету в самую читаемую в крае. Прекрасный богослов и публицист он привлекал к участию в газете многих знаменитых авторов. Самыми почитаемыми среди них были И.С.Аксаков, М.О.Коялович и ученики последнего (Ю.Ф.Крачковский, А.В.Белецкий, П.А.Червяковский, О.В.Щербицкий, А.С.Будилович, В.В.Качановский, Г.Я.Киприанович, В.З.Завитневич, П.Н.Жукович, Н.Р.Диковский, Е.Ф.Орловский, К.В.Харлампович, С.Г.Руткевич и др.). Не было ни одного номера газеты за длительный период его редакторства, чтобы на ее страницах не появлялись его блестящие статьи, речи и исследования. В числе наиболее значимых из них были работы «Историческая записка о Литовской духовной семинарии», «Торжество воссоединения униатов», «Слово в честь празднования 300-летнего юбилея церкви Святого Духа в г.Вильно». Перу Иоанна Котовича принадлежало большое количество работ об истории монастырей и храмов края, а также некрологов, посвященных И.С.Аксакову, М.О.Кояловичу, П.И.Чайковскому и др. Под руководством профессора М.О.Кояловича он участвовал в подготовке к печати материалов для книги «Документы, которые разъясняют историю Западно-русского края и его отношение к России и Польше» (1865). Будучи активным деятелем 9-го археологического съезда в Вильно (1893), он принимал непосредственное участие в издании его материалов. Выступал он также инициатором и разработчиком методических материалов в помощь духовенству для написания церковно-приходских летописей. Эти разработки до сих пор не потеряли своего значения для развития церковного краеведения.

Исключительно высок был пастырский авторитет отца Иоанна. Он был неизменным председателем и руководителем епархиальных и училищных съездов, четыре года был Виленским благочинным, одиннадцать лет членом педагогического и распорядительного собрания правления Литовской духовной семинарии, членом Литовской духовной консистории и училищного епархиального совета Литовского епархиального попечительства, гласным Виленской городской думы от православного ведомства. С первого года своего священства он состоял членом Совета Виленского Свято-Духовского братства и много лет попечителем братского дома, четыре года заведовал учительскою церковно-приходскою школою. Был протоиерей Иоанн Котович и членом Северо-западного отдела Русского Императорского Географического общества.

Заслуги отца Иоанна на пастырском и общественном поприще были высоко оценены во время юбилейных торжеств 22 октября 1893 года. По принятому в ту пору порядку депутация от  прихожан, состоящая из старосты собора, академика И.П.Трутнева, действительного тайного советника Н.И.Рубцова, бывшего редактора «Галицкого Слова» В.М.Площанского, редактора «Виленского Вестника» П.Г.Бывалькевича и регента соборного хора С.Н.Костямина, явилась за несколько дней до юбилея (17 октября) к епископу Литовскому и Виленскому Донату и подала письменное заявление с просьбой о разрешении им поднести юбиляру драгоценный с украшениями крест и лично возложить этот крест на протоиерея Котовича. Владыка с  удовлетворением воспринял заявление депутации и благословил их на выражение своих чувств юбиляру.

Праздничное торжество началось накануне 22 октября совершением заупокойной литургии по скончавшимся служителям и прихожанам Пречистенского храма. Затем, в 6 часов вечера было совершено соборное всенощное бдение – торжественная панихида, на которой присутствовали командующий войсками Виленского военного округа Н.С.Гонецкий,  помощник попечителя учебного округа А.В.Белецкий и множество прихожан собора. 22 октября божественную литургию и благодарственный, в соединении с богородичным, молебен совершил в соборе архиепископ Литовский и Виленский Донат в сослужении всего городского духовенства. На литургии присутствовали: командующий военного округа Н.С.Гонецкий, губернатор Н.А.Гриневиц, помощник попечителя учебного округа А.В.Белецкий, городской голова К.А.Голубинов, генералы Волькенау и Бобровский, много других высокопоставленных лиц и огромное количество богомольцев. На молебне в числе многолетий было оглашено протодиаконом многолетие настоятелю протоиерею Иоанну, причту и прихожанам собора. После отпуста архиепископ Донат возложил на настоятеля-юбиляра наперсный крест,  украшенный драгоценными камениями и приподнесенный прихожанами и причтом. После окончания службы владыка, разоблачившись, в мантии вышел из алтаря и от имени депутации, подносившей отцу Иоанну святой крест, зачитал в адрес юбиляра приветственный адрес. Следует заметить, что сам адрес был напечатан на слоновой бумаге, а фоном для него было избрано полотенце-рушник в старинном народном стиле. В челе адреса был нарисован от руки Пречистенский собор, а боковые украшения составили лучшие образцы заставок старых рукописных книг. Над украшением адреса немало потрудились известные виленские художники И.П.Трутнев и Д.И.Чемоданов. Содержательный и теплый адрес был испещрен множеством подписей представителей духовных и светских властей, а также членов депутации.

Взволнованный до глубины души всей процедурой торжества, юбиляр поблагодарил за преподнесенный святой крест, как символ всеобщего спасения и приветственный адрес с тронувшими его словами, после чего выступил с речью, в которой обозначил главные вехи истории Пречистенского собора и его роли в укреплении позиций Православия в крае. Оратор назвал собор святыней, символизирующей возрождение Православия на Западе России и непоколебимую стойкость триединого православного народа в борьбе со своими врагами. Подтверждением чего были его следующие слова: «Когда была объявлена на Брестском соборе 1596 года злосчастная церковная уния – наш Пречистенский собор еще 13 лет стоял в Православии и лишь насильно по королевскому повелению был переведен в унию. С тех пор начался его упадок и унижение,  приведшие к тому, что в середине прошлого столетия здесь прекратилось богослужение, а само здание обращено в военный хлебный склад. К довершению этого бедствия здание было продано униатским  епископом Булгаком князю Чарторыйскому для Виленского университета, который перестроил его для анатомического театра, а по закрытии университета это здание перешло в ведение города. И вышло так, что на том святом месте, где находился престол, где своды храма и алтаря оглашались хвалебными песнями  Отцу  Светов, - там совершалась выварка и очистка трупов для анатомических препаратов, там во времена голода 1850-х годов стоял котел для ежедневного питания сотен голодающих, а перед самым восстановлением собора в нем гулко раздавался звук молота кузнеца-еврея,- само место это стало мерзостью запустения, и славное прошлое его было забыто. Понятно, почему многими из видевших его восстановление из руин, произносятся молитвы, исходящие из наших сердец: «Господи, сохрани его даже до скончания века непоколебима…». Еще раз от души благодарю Вас, братия и сестры во Христе, и молитвенная память о Вас будет лучшим выражением моей благодарности».

После этого все присутствующие в храме поздравили юбиляра с праздничным торжеством. Потом в доме настоятеля был обед на 70 персон, прошедший также торжественно, но и оживленно. После обеда кафедральный протоиерей Петр Левицкий поделился своими воспоминаниями о предках юбиляра. Его благодарные слушатели высказали рассказчику пожелания опубликовать их в печати. Будет нелишним добавить, что кроме креста и адреса, юбиляру от друзей и прихожан были преподнесены: образ Покрова Божией Матери в киоте и в серебрянно-позолоченной ризе, образ Святого  Чудотворца Николая и образ Казанской иконы Богородицы также прекрасной художественной работы. Сверх того, Иоанном Котовичем было получено около 40 поздравительных телеграмм. Их прислали: из Петербурга – историк, генерал-лейтенант П.О.Бобровский, бывший преподаватель Виленского реального училища А.О.Зеленцов: из Москвы –  Д.М.Струков и С.Н.Батюшкова; из Молодечно –  попечитель Виленского учебного округа Н.А.Сергиевский; из Супрасля –  архимандрит Николай; из Лиды –  брат покойного профессора М.О.Кояловича протоиерей Иосиф Коялович; из Ружан –   Коссовский благочинный, священник Евгений Белавенцев; из Ковны –  протоиереи Дмитрий Ярушевич, Илья Григорович и законоучитель гимназии Владимир Некрасов;  из Минска –  кафедральный протоиерей Григорий Тарнопольский; из Холма –  протоиерей А.С.Будилович; из Гродно –  протоиерей Григорий Кудрицкий; из Кобрина –  священник Симеон Бегаллович; из Пружан –  благочинный священник Ипполит Гомалицкий: из Кузницы –  священник Иоанн Сцепуржинский; из села Ставка –  священник Флор Сосновский; из города Шавеля –  Сергей Карский; из Бреста –  протоиерей Иоанн Григорович. Весьма содержательное поздравление прислал давний товарищ юбиляра, председатель Виленской Археографической комиссии, а также Виленской публичной библиотеки Ю.Ф.Крачковский: «Дорогой отец Протоиерей! Находясь в отпуске в имении Черкассы, вместе с супругой шлем Вам и Марье Ивановне наше сердечное приветствие по случаю совершившегося 25-летия Вашего свящества и при этом на одном месте – при Митрополитальном Виленском соборе. Мы очень тесно связаны с Вами, как с началом Вашего служения, так и с тем еще, что наш первенец Николай Юлианович был крещен Вами 22 года тому назад. Вам достойнейшему преемнику славных настоятелей Пречистенского собора от души желаем еще долго и долго держать святое знамя Православия в крае так честно и высоко, как это было до настоящего времени. В 25-летний юбилей Вашего Священства позволю себе напомнить о 30-летнем Вашем литературном юбилее. У меня по крайней мере до сих пор имеется ваша печатная записка о  придорожных крестах 1863 года. Это воскрешает в моей памяти давнее прошлое с кипучей литературной деятельностью И.С.Аксакова, М.Н.Каткова, М.О.Кояловича, М.Н.Гилярова, князя Черкасского и др., среди которых и Вы, и я учились работать и трудиться.  Славные и дорогие имена! Вы исполняете их священные заветы! Честь Вам и Слава! Да сохранит Господь  и для будущего отдаленного Ваши силы на пользу и благо нашей дорогой родины, нашего Отечества. Ваши покорнейшие слуги Юлиан и Анна Крачковские. Р.S. Прошу принять привет и от Виленской библиотечной комиссии, в которой Вы были одним из первых деятелей. Председатель Ю.К.».

Как всякий благородный человек, отец Иоанн жаждал достойной встречи юбилея собора, как всякий уважающий себя человек он терпеливо переносил все то, что относилось к его юбилею. Здесь он придерживался принципа, что «всякий фимиам – это опасный, но не смертельный грех», ибо он жил работой, трудом во благо ближнего. Так случилось, что через три дня после юбилея скончался композитор Петр Ильич Чайковский и отец Иоанн откликнулся на нее речью, в которой нашли выражение тысяч и тысяч душ жителей края: «Братия соотечественники! В настоящее время мысленно мы стоим у свежей могилы великого гения – Петра Ильича Чайковского; и что-то необычное нам видится здесь; она покрыта не массой песчинок, а потоками слез, вызванных внезапностью понесенной утраты… Могилу эту окружает глубокая печаль, охватившая сердца всех, начиная от царского дворца и до бедной хижины, где бьется ключ разумной жизни, где царит любовь к родине, любовь и уважение к родному искусству… Человек, создавший столь выдающиеся музыкальные произведения, не умирает…  Покойный П.И. принадлежал к избранникам неба; его дух стремился к неземному, стремился осуществить в дивной гармонии звуков заветные порывы своей души, доставлявшую нам источник высоких наслаждений, заставляющий нас на время забывать будничную суету. Бренная оболочка его духа сошла в могилу; земное должно отдать свою дань земному; но дух его предстал теперь у того предела, где есть веселящихся жилище, где в чудных ангельских славословиях выявляется непостижимое величие и неизреченная красота доброты Творца. Принесем же, братия, совокупную нашу молитву Богу, да очистит Он богатством своего милосердия душу почившего от греховных к ней приражений, да учинит его в царстве света и вечной гармонии, да соделает его участником немолчных славословий ангелов и святых. Аминь».

Возвышенными, яркими и сильными своим историзмом и логикой были все предыдущие и последующие речи Иоанна Котовича. Одной из наиболее мощных его речей в этом плане была  речь, сказанная им перед освещением и открытием в Вильно музея графа М.Н.Муравьева от 17 апреля 1901 года. В этом выступлении нашло выражение главное жизненное кредо отца Иоанна – служить народу края, указывать уму нужные в жизни ценности и образцы поведения. Граф М.Н.Муравьев, спасший Белую Русь от убийственной для народа полонизации, был для него идеалом человека и гражданина, а потому правдиво и возвышенно звучала речь оратора: «Нас отделяют уже десятки лет от времени, когда жил и действовал у нас граф М.Н.Муравьев, и однако же и теперь, когда мы входим в музей его – мы испытываем некоторое чувство как бы личного его здесь присутствия: вот его рабочий стол с принадлежностями – наличный свидетель его трудов, не знавших отдыха его дум о благе России и западнобелорусского народа; вот портреты  сотрудников  его, разделявших с ним бремя беззаветного служения своему государству; вот рисунки и чертежи православных храмов Божиих, воздвигнутых и возобновленных графом Муравьевым, как постоянных свидетелей плодов его деятельности, его ревности о благе святой православной церкви; здесь же имеются изображения весьма важных моментов в жизни и деятельности графа в бытность его на службе в Вильне; здесь же хранятся его личные бумаги, важные для истории края документы, касающиеся его умиротворения и благоустройства; здесь же имеются вещественные выражения живейших чувств благовения и благодарности М.Н.Муравьеву от разных сословий, принесенных ему при оставлении им Вильны 17 апреля 1865 года и многое, многое другое. Да, 17 апреля граф М.Н.Муравьев, утомленный беспрерывной работой и удрученный расстроенным  здоровьем, оставляет Вильну, а спустя некоторое время оставляет и это земное поприще. Но совершенному им делу не суждено умереть, так как такие подвиги не умирают. И вот сегодня, в памятное в жизни графа Муравьева 17 апреля открывается у нас ему музей. Принесем же, братия-соотечественники, молитву к Господу – Подателю всякого блага, да сохранит он это учреждение навсегда целым и невредимым…».

К сожалению, многое из того, о чем радел этот истинный  патриот своего Отечества, оказалось развеянным по ветру злобными и мелкими людьми, не жалевших сил и средств по искоренению памяти белорусского народа о таких людях, каким был герой этого выступления, да и сам пастырь Иоанн Котович, но справедливое и праведное дело никогда не канет в лету. Мы ничего не знаем о последних годах жизни отца Иоанна, даже год его кончины установлен приблизительно по некоторым косвенным данным, но общеизвестно, что большинство представителей этого священнического рода похоронено на Черевачицком кладбище. Исключением из этой традиции можно считать лишь братьев Иоанна и Василия. Иоанн, судя по всему, был похоронен в Вильно, а Василий на кладбище соседнего ему прихода. Впрочем, жизнь этого пастыря также заслуживает особого рассказа.

Отец Василий Котович по окончании курса в Литовской духовной семинарии вначале служил псаломщиком при той же церкви в Черевачицах, где со всем усердием исполнял свои основные обязанности. Занимаясь катехизацией, он под руководством своего отца внимательно изучал древние церковные напевы, унаследованные от дедов и прадедов. Эти песнопения производили неотразимое впечатление на души молящих и весьма пригодились ему в будущей пастырской деятельности. Вместе с отцом он также пел древним напевом весь канон Андрея Критского без всяких пропусков в течение не менее шести часов, и такое пение при поддержке двух-трех любителей приводило молящихся чуть ли не в религиозный экстаз, привлекая в церковь тысячи молящихся. Такое же усердие он  применял и к богогласникам, столь любимых народом. Будучи специалистом по части садоводства, он разбил на церковной земле в Черевачицах великолепный фруктовый сад.

Пребывание отца Василия на Черевачицком приходе было сравнительно непродолжительным. После смерти своего тестя Адама Лехачевского – настоятеля Озятской церкви, оставившего после себя большое семейство, Василий Котович добивается своего перевода в Озяты, где вскоре рукополагается в священники. На новом месте молодой пастырь проявил себя как прилежный хозяйственник и храмоустроитель. Однако главной заботой отца Василия было религиозное просвещение и нравственное совершенствование своей паствы. К примеру, он ввел в употребление в своем Озятском приходе так называемый простонародный катехизис, в котором в доступной форме была изложена вся главнейшая суть христианского православного вероучения. Сам постоянно читая этот катехизис в церкви, он распространял их в рукописных тетрадях по приходу, а затем он разошелся по Литовской, Волынской и Холмской епархиям, вызывая самые одобрительные отзывы как от пастырей, так и пасомых. Всячески укреплял он в сознании людей и необходимость сохранения в церковном богослужении старинных церковных  песнопений. Он благовел перед стариной, ибо в ней на самом деле было много прекрасного и поучительного. С большим умением он проповедовал Слово Божие, о чем свидетельствовало огромное количество его рукописных проповедей, которые так нравились прихожанам, что они сами приходили к батюшке и просили дать им ту или иную проповедь, которую копировали и распространяли среди односельчан. И даже состоя за штатом на покое, он заботился о духовном благе своих прихожан. В одном из своих писем брату Никанору он об этом писал: «Я выбираю и списываю лучшие места из духовных творений и распространяю их между прихожанами для  их назидания». Для поддержания веры между людьми он при каждой встрече с паствой по примеру своих предков говорил ей: «Слава Богу», на что получал обычный ответ: «На веки слава». Во многом благодаря усилиям отца Василия в его приходе не было ни одного атеиста, ни одного баптиста или субботника. Церковь же, где служил он, всегда была битком набита народом, перила церковные трещали от напора людей, яблоку в ней негде было упасть.

Нравственности он был исключительной. В каждом человеке он видел прежде всего человека. Он никому не делал зла и даже не желал его. Каждому его слову можно было верить. До остатка дней своей земной жизни он внимательно следил за духовной  и светской литературой. Первая мировая война застала отца Василия Котовича на выслуге полной пенсии на покое почти семидесятилетним старцем в Чабаевке. После почти полной эвакуации православного духовенства из прифронтовой полосы он остался со своим народом, окормляя паству на 66 приходах на территории от Бреста до Пинска. В годы кайзеровской оккупации отец Василий здесь практически был единственным действовавшим священником.

В конце августа – начале сентября 1915 года возле хутора Чабаевка произошел многодневный бой. Тотчас же по прекращении боя, когда русские войска отступили, а немцы последовали за ними, отец Василий обошел место боя, расположенное в казенных лесах, и похоронил здесь около 80 русских воинов, чьи тела были обнаружены на многоверстном пространстве. Вначале немецкие военные власти относились к оставшемуся православному священнику с недоверием, подозревая его в шпионаже, но с течением времени отец Василий обрел у оккупационных властей полное доверие и уважение к себе за его верность своему пастырскому долгу. Этот свой долг отец Василий безукоризненно выполнял в прифронтовой полосе на протяжении четырех лет. Надо отдать справедливость немцам: дань своего уважения к «ортдоксер-пастор» они выразили присылкой специального художника-портретиста, который написал с отца Василия прекрасный портрет, каковой был увезен ими с собою в Берлин.

Когда война окончилась и стали возвращаться  беженцы, а вместе с ними и былое духовенство, отец Василий Котович  ограничился лишь одним Опольским приходом, откуда перешел затем в Стрельнянский приход, где успел капитально отремонтировать церковь. Осенью 1915 года он полностью ушел на покой, а через неполные два года он умер. Почивший был похоронен на кладбище соседнего Вавуличского прихода Дрогичинского уезда. Чин погребения совершил протоиерей Н.Соботковский в сослужении десяти священников при огромном стечении народа и собрании родных и близких. Спустя годы, в 1937 году, на страницах «Воскресного Чтения» (№ 48) священник Никанор Котович рассказал читателям об этом замечательном пастыре из древнего священнического рода.

 

 

Отклики «Литовских Епархиальных Ведомостей» (1886 – 1888) на кончину славянофила И.С. Аксакова)

Скоропостижная кончина известного литератора и общественного деятеля Ивана Сергеевича Аксакова, последовавшая 27 января 1886 года, привлекла большое внимание к жизни и творчеству не только всей русской, но и славянской периодической печати. Ряд газет и журналов тех дней были буквально заполнены некрологами, статьями и заметками, так или иначе имевшими отношение к личности этого человека. Большой интерес к И.С. Аксакову проявили и «Литовские Епархиальные Ведомости» («ЛЕВ»), выходившие в столице Северо-Западного края Вильно. Причин для этого было немало: православному духовенству края импонировала четкая позиция публициста, направленная на ослабление здесь польско-католического влияния и поддержку сближения народа Западной России со всей остальной частью страны; столь же близкой им была и позиция покойного по славянскому вопросу; большое значение при этом имели и личные контакты между И.С. Аксаковым и местными уроженцами – профессором-историком С.-Петербургской Духовной Академии М.О. Кояловичем и многолетним редактором «ЛЕВ», протоиереем Иоанном Котовичем.

Уже в очередном 5-ом номере издания, вышедшего в свет сразу после получения известия о смерти публициста, в его «неофициальном отделе» была помещена статья, озаглавленная «Память Западной России об И.С. Аксакове», в которой, в частности, говорилось: «27 января в 7 часов и 30 мин. вечера не стало одного из лучших сынов России – Ивана Сергеевича Аксакова… С неподдельным глубоким чувством откликнулось православное население Вильны на горестное известие о кончине И.С. Аксакова. 28 января в 10 час. утра была совершена в Св.-Духовом монастыре заупокойная литургия, а после оной Преосвященным Алексием – панихида. В тот же день в Пречистенском соборе по почину частных лиц в 3 часа пополудни была совершена панихида в присутствии попечителя Виленского ученого округа Н.А. Сергиевского, городского главы Н.И. Рубцова, генерал-майора П.М. Смыслова, действ. статск. советника Станкевича и др. Панихиду совершил настоятель собора, протоиерей о. Иоанн Котович – редактор «Епархиальных Ведомостей» и законоучитель реального училища со священниками Григорием Бывалькевичем и Иоанном Берманом – законоучителем Виленского  Мариинского женского училища.

30 января совершили заупокойные литургии и панихиды во всех городских приходских и монастырских церквах: сам же Преосвященный Владыка в сослужении с высшим местным духовенством совершил торжественную литургию и панихиду в Св.-Духовом монастыре в присутствии генерал-губернатора И.С. Каханова, попечителя учебного округа Н.А. Сергиевского, губернатора Н.А. Тревеница, вице-губернатора П.Г. Погодина, городского головы Н.И. Рубцова, начальственных лиц разных ведомств и всего здешнего русского общества. Здесь же присутствовали и участвовали в общем церковном пении воспитанники и  воспитанницы всех учебных заведений Вильны. Во время причастия протоиерей Иоанн Котович произнес Слово по новопредставленному рабе Божием Иване Сергеевиче Аксакове».

В напечатанном в этом же номере «Ведомостей» «Слове» отмечалось: «В эти дни вся Россия, весь славянский мир и все образованные люди,  для которых любовь к правде, родине и славянству, русскому народу, православной вере и самодержавной власти не пустые фразы, а дух и жизнь, оплакивают его гроб и свежую могилу…». Говоря о том, что «заслуги и значение деятельности покойного для России и славянства будут еще в полной мере оценены потомками будущих времен», священник Иоанн, тем не менее, отметил непреложность трудов и деятельности Ивана Сергеевича «для подъема русского национального духа и возвышения православия в Западно-Русском крае». По мнению пастыря, «стремление И.С. Аксакова к воскрешению духовного единства русских людей и всего славянства в возможной силе» базировалось на его огромной любви к «родной земле и родному народу». В этом своем стремлении он был «самым энергичным представителем славянофильства, активным проводником этого учения в руководимой им периодической печати. Честное, правдивое и независимое слово Ивана Сергеевича было направлено на служение России и славянству, и эту работу он ставил выше всего, до самоотвершения… Его верность русско-славянским идеалам, доказанные всей его жизнью, приковывал к нему сердца всего славянского мира; не только друзья, но и враги отдавали ему дань своего уважения…».

Основное внимание в своем «Слове» протоиерей Иоанн Котович уделил тому, за что его высоко ценили и любили в Северо-Западном крае. Речь шла о том, что он первым из русских общественных деятелей, бесстрашно встал на защиту запуганной и униженной русской народности и православной веры в здешнем крае». Отмечалось также то, что в канун восстания 1863 года, «когда русская печать и власть как бы сознательно отдали свой край полякам и костелу» появился литературный орган Ивана Сергеевича «День», который с откровенной прямотой и открыто исповедовал великий грех русского общества и русских ученых – забвение про существование Белоруссии, общерусских основ ее жития и подвига ее сынов; он прямо ставил вопрос, что здешний народ – русский народ – господин и хозяин той земли, которую поляки прославили Польшей и этой ложью заслоняли глаза русскому обществу; «День» же Аксакова убеждал белорусов – основных представителей народа в Западном крае, стряхнуть с себя в своем домашнем быту польскую речь и польские обычаи, как символы былого рабства и как преграду к воссоединению с остальной православной Россией      ; он взывал к русским деятелям ни на минуту не забывать великое значение своего призвания в стране сей – миссионерство русской народности и православия. Слова И.С. Аксакова, исходившие из глубины сердца, преданного России, зажигали сердца читателей и давали силу их мыслям и делам».

Подчеркивая, что Иван Сергеевич был человеком не только слова и языка, но дела и истины, автор «Слова» особенно отмечал, что «ратуя за нашу окраину, он призвал к участию в борьбе лучшие местные и общерусские силы в крае, вдохнул в них жизнь и любовь к своему народу; масса корреспонденций, ученых трактатов, касающихся истории и быта страны сей, находили сочувственный приют в его органе, который сотнями бесплатно он распространял среди духовенства и образованных людей. Оживление жизни в Западной России было тогда весьма велико: взоры мыслящих людей постоянно обращались к Москве, к Аксакову, что думает, что скажет он.  Почти все проекты преобразований в крае или проходили через его руки, или же не чужды были его указаниям и косвенного влияния.  Православные храмы, братства при оных и в частности здешнее Св.-Духовское, которого он был почетным членом, и церковные школы, находили в нем надежного помощника и деятеля. Он лично от себя делал для них пожертвования, записывался в число братчиков во многих приходах, призывал к тому своих близких, знакомых и сочувствующих его деятельности. Если чувствовал или видел вялость или боязливость в действиях местных деятелей, то просил, убеждал, одобрял. Многие десятки тысяч денег, массы книг и церковной утвари явились от него в пособие местным скудным средствам или же на покрытие этой скудности. Вот вкратце заслуги и значение незабвенного Ивана Сергеевича Аксакова для Западного края, главное же, чего не забудет история – это озарение сознания русских людей относительно западно-русской страны, ставшего теперь непоколебимым…».

Рядом со «Словом» Иоанна Котовича в «ЛЕВ» был опубликован некролог «Иван Сергеевич Аксаков», в написании которого по-видимому также принимала редакция данного издания. В некрологе были обозначены главные вехи биографии И.С.Аксакова (рождение в 1823 году в семье известного писателя С.Т.Аксакова, учение в Императорском училище правоведения, служба в Министерстве внутренних дел, выход в отставку и начало занятий литературной деятельностью, участие в Крымской войне в составе Серпуховского ополчения и др.), однако большая часть этой публикации была посвящена общественной и публицистической деятельности Ивана Сергеевича, направленная на сплочение общерусских и славянских сил, редактирование им таких изданий как «Московский сборник», «Русская Беседа», «Парус», «День», «Москва», «Москвич» и «Русь», служивших рупором его общественных и мировоззренческих устремлений.

Как обычно для такого рода публикаций в некрологе сообщалось о болезни, которая свела И.С.Аксакова в могилу: «Иван Сергеевич скончался на 63 году от рождения; его крепкое по виду сложение обещало ему долгую жизнь. Но в последние десять-двенадцать лет он страдал довольно частыми приступами катара легких, от которого каждый раз освобождался довольно легко. Постоянно пользовал его в это время доктор В.И.Ельцинский, от которого и получены эти подробности. Иван Сергеевич имел незначительную легочную эмфизему, которая делала приступы его обычного простудного катара довольно тяжелыми.  Сердце у него было здорово, сколько может быть здорово сердце, проработавшее,  проволновавшееся шестьдесят с лишком лет. С очень давних пор, почти с молодости, он страдал геморроем, в последние три недели, как сказывают, у него открылись очень сильные кровотечения. Сверх того, у Ивана Сергеевича в гортани был над голосовыми связками, с левой стороны, нарост с вишню величиной. В здоровом состоянии он его не беспокоил и не мешал ему ни дышать, ни говорить, но в болезненном состоянии порой мог угрожать отеком гортани, который мягко присоединяется и к простой катаральной жабе. Ему предлагали сделать операцию, но он не согласился. Между тем напряженная работа давала себя чувствовать. В прошлую зиму по совету своего врага он прекратил свои занятия и в феврале уехал отдыхать в Крым. В августе он возвратился в Москву и с восстановленными силами снова принялся за обычную работу. События последнего времени сильно волновали его. И вот, также как в прошлом году, в январе возобновились его недуги. От потери крови в последние дни он заметно ослабел, но работать не переставал. В воскресенье он опять почувствовал себя хуже, и вечером ездил советоваться о своем положении к доктору Г.А.Захарьину. Возвратился от него Иван Сергеевич в 12 часов ночи, причем чувствуя себя крайне утомленным, сразу же лег в постель. В три часа ночи он пробудился и уснуть уже не мог, пребывая в каком-то сонливом состоянии. Весь день до рокового часа (7 часов пополудни) он был в полном сознании и говорил о следующем номере «Руси». Лишь за полчаса до кончины он почувствовал себя дурно и потребовал священника, исповедался и причастился Св.Тайн. Перед приходом священника Иван Сергеевич просил супругу читать вслух приветствие Архангела «Богородица Дево, радуйся» и повторял за нею священные слова. Близкие Ивана Сергеевича вскоре собрались в квартиру, где их друг был уже мертв» [ 1 ].

В 6-ом номере «ЛЕВ», в его неофициальном отделе была помещена телеграмма от епископа Литовского и Виленского Алексия (Лаврова-Платонова) на имя А.Ф.Аксаковой – супруги покойного: «Плачу с Вами о кончине великого славянина и  истинного русского гражданина. Великие дела, славная память, великая скорбь славянству и России! Да утешит Вас Господь. Сейчас совершил первую панихиду. Литургию и панихиду совершил 30-го числа, то же будет во всех церквах города Вильны. Будет поминать и вся Kитовская православная церковь. Епископ Алексий». В другой телеграмме, отправленной 30 января из Ковно в адрес С.-Петербургского Славянского общества говорилось: «Кружок русских православных людей, глубоко чувствуя общерусскую тяжелую утрату в смерти Ивана Сергеевича Аксакова, присоединяется ко всем русским людям с выражением своего искреннего соболезнования. Сегодня будет отслужена панихида преосвященным Смарагдом». На телеграмме имелось множество подписей. Информационное сообщение из Гродно: «30 января после заупокойной литургии, совершенной одним из соборных священников, преосвященным епископом Анастасием вместе с соборным духовенством была совершена панихида в присутствии  всей местной интеллигенции. Перед панихидой преосвященный произнес речь, которую почитатели памяти покойного И.С.Аксакова выслушали с глубоким вниманием».

Следует отметить, что и сегодня «Речь на поминовении Ивана Сергеевича Аксакова», сказанная епископом Брестским, викарием Литовской епархии Анастасием (Опоцким) в Гродненском Софийском соборе, воспринимается вполне в духе нашей современности,  в духе тех задач, которые стоят перед Россией и всем славянским миром. И это дает нам право привести ее тут почти в полном объеме: «Мы собрались здесь помянуть скончавшегося три дня тому назад Ивана Сергеевича Аксакова. Нужно ли объяснять, что это за человек был? Его знает не одна Москва, его знала вся русская земля, весь славянский мир, и Европа знала этого замечательного русского человека, как одного из славных носителей и лучших выразителей идеи братства всех славянских народов, как славянского борца за народные начала в русской жизни. В борьбе за эти начала он проявился как личность поистине светлая, как звезда своего рода, свет которой был путеводным светом, для ума русского человека и отрадой для его сердца. Знала Ивана Сергеевича и православная церковь, которую он чтил как верный ее сын, который служил как может служить церкви просвященный мирянин, ревнующий о ее благосостоянии. Все эти качества покойного Ивана Сергеевича Аксакова были особенно оценены в наше смутное время, которое переживал не только весь славянский, но и русский мир.

Когда мусульманство давило православных славян, кто тогда сильнее Аксакова мог сказать слово за угнетенных? Кто живее его мог пробудить родственные к ним чувства и христианское сострадание? Кто лучше его мог выяснить значение братского союза между славянскими племенами для их настоящего и будущего? Он был своего рода пророком в славянском мире, пророком и утешающим, ободряющим страдания славян, и сильно обличающим неправды Западной Европы, хищные устремления ее лукавой политики, ищущей наживы в землях славянских, облитых кровью. И вот не стало этого пророка, замолкли вещие уста, говорившие такие речи, которые трогали и жестокие сердца!

Когда нашу Русь обуяло какое-то недовольство всем своим родным: когда у нас стали без разбора, огулом хулить все свое русское, не отличая притом хорошего от худого, когда это недовольство у многих развилось до неспособности замечать в окружающей жизни и выдающихся явлений добра и дошло до страсти раскрывать только язвы русской жизни, находить какое-то удовольствие в самопожирании, когда наши русские поклонники Запада возревновали о пересадке на русскую почву иноземного и с пренебрежением к своему родному русскому, как к чему-то отжившему и нездоровому, стали искать спасение во всякой иноземщине: кто тогда тверже Ивана Сергеевича отстаивал русское национальное достоинство? Кто трезвее его смотрел на русскую жизнь, - вернее отличал в ней хорошее от дурного, здоровое от больного и отжившего? Кто живее его мог изобразить ту уродливость, которая появилась в русской жизни от насильственных приставок к ней чужеземного, несвойственного духу русского человека? Кто убедительнее Ивана Сергеевича мог говорить о значении национальных начал для русской жизни, об уважении к святым завещаниям ее истории? Кто выразительнее его мог высказать думы русского человека, его радости и скорби в важные исторические  моменты, которые мы переживали? Кто-то, не помню, высказал такую мысль, весьма вескую для оценки Аксакова: «Я чувствую себя русским человеком и довольствуюсь тем, что я русский вот в каких случаях: когда в церкви слышу древнецерковную мелодию священных славянских песнопений, когда слышу в широком поле задушевную русскую народную песню, и когда читаю речи Аксакова о наших русских делах». И вот не стало русского народного оратора, умевшего гармонически соединять в своей речи общечеловеческое с национальным, церковное с житейским, не стало русского народного трибуна-златоуста! Кто же идет в замену ему, на его опустевшую кафедру? Не видно… Кафедра его, известная всем «Русь», кажется, навсегда опустела с той минуты, как сокрушилось и перестало биться навсегда сердце вещавшего на ней народного вития.

Когда у нас на Руси научились красноречиво говорить и писать; когда для многих чтение стало не школой для мышления и приобретения полезных знаний, а только приятным развлечением, убивающим способность серьезно думать об окружающей нас жизни; когда при том книгу мы возвели в должность главного руководства в жизни; когда мы привыкли вычитанные чужие мысли выдавать за свои собственные; когда таким чтением привыкли к фразе и научились искусству прикрывать его собственный образ мысли и чувств или отсутствие их; когда у нас развилась  обширная торговля печатным словом об общественных делах, причем открылись мелочные лавки, где наравне с литературным хламом, нередко изменчески продается и святая правда за рубли и копейки. Тогда по правде ли, становится величайшею драгоценностью – слово, глубоко обдуманное выношенное в уме, самостоятельно и заботливо помышляющем об общем благе, и в сердце, горячо любящим родину, - слово серьезное, правдивое, честное. Такое слово особенно ценно бывает, когда события, касаясь ложных общественных интересов, возбуждает в народе заботливые думы, глубоко затрагивают его чувство, а между тем вожди общественной мысли либо неискренне фразируют, либо вяло и темно толкуют, не давая серьезного, искреннего и сильного слова. Вот в такие-то моменты часто слышалось: «Что-то скажет наш Иван Сергеевич Аксаков?». И он говорил в подобные моменты такое слово, для которого нужно умение не только говорить правду, но и мощное гражданское мужество. И вот не стало этого самобытного, искреннего, правдивого писателя и мужественного гражданина, которого уважали и враги его!

Когда у нас усилился обычай браться за науку – не столько для того, чтобы образовать из себя человека, мыслящего и чувствующего истинно по-человечески, сколько для того, чтобы добиться права на известное положение с удобствами, когда самое образование получило у многих характер выучки для обыденных практических целей; когда в образовании многие стали более ценить выгодные специальности, предпочитая их общему образованию; когда специальность для многих посвятивших им себя стало тем же, чем, например, стал для плотника топор: тогда у нас развелось множество специалистов, следующих в своей узкой области знаний, но не имеющих того, что называется образованием в высшем, христианском смысле этого слова. Образование, понимаемое в таком смысле непременно предполагает у человека истинно образованного цельное и правильное мировоззрение с определенными понятиями по главнейшим вопросам жизни и бытия; а такой-то основы образования и нет ныне у многих долго учившихся разным специальностям. Эта ученая дробность в наше время весьма усилилась и часто доходит до умственной и нравственной легкости, которая и сама себе не может дать отчета, какого мировоззрения держится она; а между тем она даже и гордится иногда тем, что не имеет никакого определенного мировоззрения, признавая отсутствие этой основы образования за лучший признак здравого ума с «реальным направлением»! Таких людей у нас теперь очень много. С ними можно прожить годы и не узнать: во что они веруют, что составляет заветную святыню их души? Это личности безличные, это умственные и нравственные потемки. Среди такого темного безличия отрадно встретить личность светлую и по образу мыслей и по образу жизни, с определенным мировоззрением, с верно намеченными целями жизни, что бывает только у разумно верующего христианина. Такою поистине светлою личностью и был Иван Сергеевич Аксаков. Это был истинный христианин, не стыдившийся признавать православную церковь своей матерью, тогда как весьма многие из современных так называемых образованных людей признают как бы недостойным образованного человека веровать и жить по-церковному. Для многих из таковых – придти в церковь значит не то, что исполнить свой святой долг, а сделать как бы уступку общему и старому обычаю, сделать снисхождение и как бы одолжение кому-то. А Иван Сергеевич считал за счастье и величайшую честь принадлежать православной церкви и служить ей словом и делом. Следы своего служения он оставил и в здешнем крае: он был одним из величайших ревнителей укрепления православия и русской народности в этой стране в ту пору, когда она была взволнована известным мятежом. Мы помним это время, когда Аксаков с ревностью, достойной истинного христианина и гражданина, служил благу этой страны. Его «День» изгонял отсюда мрак иезуитства и полонизма, воодушевлял нас к борьбе с ними. Вот какого человека потеряла русская земля. Помолимся, братья, и да успокоит Господь душу раба своего Иоанна в царствии небесном…».

Здесь же, в 6-ом номере «ЛЕВ» давалось «Краткое описание перевезения тела и погребения И.С.Аксакова» : «К 9-ти часам утра 31 января (1886 года. – В.Ч.) в квартиру покойного собрались представители администрации, высшего московского общества, интеллигенции и печати; среди присутствующих находился и сербский воевода Пеко Павлович. После литии, отслуженной преосвященным Михаилом (Крыловым. – В.Ч.) последовал вынос тела. Гроб на руках вынесли близкие Ивану Сергеевичу люди – известные литераторы и Пеко Павлович. Во главе процессии вместе с епископом Михаилом следовало московское духовенство. За ним шли москвичи с образами святых православной церкви в знак глубокого уважения к памяти покойного. По пути процессии, проследовавшей по Волхонке и Моховой на Никитскую улицу, в университетскую церковь, стояли огромные массы народа. У церкви гроб был установлен на катафалк, на который было положено до семидесяти венков, установлена роскошная хоругвь от петербургской печати. Заупокойную литургию и панихиду совершили преосвященный Михаил, протопресвитер Сергиевский и университетское духовенство. Отдать последний долг Аксакову пришли многочисленные депутации, генералитет, профессора, представители общественных учреждений, печати, учащаяся молодежь. К отпеванию прибыл московский генерал-губернатор. Профессор  богословия протоиерей Иванцов-Платонов и протопресвитер Сергиевский произнесли глубоко прочувственные речи.

После отпевания печальный кортеж тронулся по Моховой, через Охотнорецкую, Театральную и Лубянскую площади и Мясницкую улицу к вокзалу Ярославской железной дороги сквозь сплошные людские шпалеры по обеим сторонам пути. В 3 часа 20 минут процессия прибыла на вокзал, после чего гроб с покойным был поставлен в траурный вагон, куда были сложены все венки. После литии, отслуженной на платформе, духовенству и приглашенным лицам была предложена трапеза. В 4 часа 55 минут экстренный поезд из 14 вагонов, снаряженный Мамонтовым (Саввой Ивановичем, крупнейшим промышленником и меценатом. – В.Ч.) и заполненных сопровождающими останки покойного, отошел в Троице-Сергиевскую лавру. После отхода поезда оставшиеся на платформе пропели «Вечную память». Похоронами распоряжались А.А. Киреев, Д.Р. Самарин и князь Щарбатов.

Экстренный поезд с телом Аксакова прибыл в Сергиев Пасад в 6 час. 55 минут. После панихиды, совершенной иеромонахом Палладием Сергиево-пасадский голова Амфитеатров в краткой речи выразил свое соболезнование великой для России потери. Траурная процессия заняла весь путь от станции железной дороги до Лавры. До утра прах был поставлен в затрапезной церкви преподобного Сергия Радонежского. Затем началось всенощная бдение, которое совершил наместник Лавры архимандрит Леонид, окончившееся в 10 час. вечера.

В 8 часов утра (1 февраля. – В.Ч.) над гробом И.С. Аксакова была отслужена ректором местной академии панихида; студенты академии возложили на гроб венок. После окончания панихиды был совершен вынос икон, гроба и огромного количества венков и живых цветов в сопровождении массы друзей, знакомых и почитателей покойного. Когда завершилась лития, начались речи. Выступили с чувством глубокой горечи и сострадания: М.Г.Черняев, Горский-Платонов, Ф. Миллер. Крестьянин-корреспондент (фамилия не указана. – В.Ч.) «Руси» горячо говорил о значении идей Аксакова для простого народа. Стихи, посвященные памяти покойного прочитал сверстник-одноклассник усопшего Дубовский. После предания праха Аксакова земле ленты с венков были сняты и переданы вдове. Венки прикрыли свежую могилу».

Помещались в виленском православном органе и отклики на похороны И.С. Аксакова: «Столичные газеты приводят текст надгробного слова М.Г. Черняева (военного и общественного деятеля, генерал-лейтенанта, командовавшего в 1876 году сербской армией. – В.Ч.): «Мы сказали последнее «прости» Ивану Сергеевичу Аксакову, но не скоро еще уляжется на Руси скорбь о его кончине, потому что смерть его не есть только горе семейное, горе частное, но есть горе общее, горе всей семьи народной…». «Современные Известия» вышли в траурной рамке и провожают почившего прочувственным воспоминанием дней юности и приветствуют единодушие петербургской печати в ее выражении скорби. Большинство других газет поместили стихотворения и заметки по случаю погребения Аксакова. Сообщенные «Русским Курьером» слухи о том, что издание «Руси» будет продолжено Самариным, неверны. Здесь же помещены депеши Его Величества Государя Императора, Его Величества Николая Князя Черногорского, митрополита Сербского Михаила, епископа Литовского и Виленского Алексия, а также письмо А.С.Хомякова. Вдова покойного (А.Ф. Аксакова, урожденная Тютчева. – В.Ч.) намерена поселиться в Троице-Сергиевой лавре и заняться изданием произведений и громадной переписки почившего, сохранившейся большей частью в порядке» [2].

Особое место на страницах «Литовских Епархиальных Ведомостей» отводилось творческому наследию И.С. Аксакова. В 7-ом номере издания по инициативе его редактора, протоиерея Иоанна Котовича было опубликовано обращение известного публициста к православному духовенству края в годы восстания 1863 года. Этому документу предшествовала заметка редактора, озаглавленная «Завещание Ивана Сергеевича Аксакова западнорусскому духовенству». Такое заглавие, - писал Иоанн Котович, - мы осмеливаемся поставить во главе этой заметки вполне обоснованно. По неизвестной нам причине этот документ не был в свое время помещен на страницах «Литовских Епархиальных Ведомостей», однако кроме напечатания в газете «День», Иван Сергеевич выпустил это завещание отдельными оттисками на больших листах, которое сотнями распространялось среди местного духовенства и несомненно сыграло свою положительную роль в формировании правильного отношения к явлениям и событиям того времени. В видах общественной пользы мы решились напечатать оный документ в дни прощания с великим патриотом и гражданином земли русской. Редакция надеется, что после прочтения этого завещания, мы не услышим больше нареканий на недостаток патриотизма в нашем духовенстве, на его двоедушие и холодность к истинным интересам края».

Ниже было помещено само завещание под заголовком  редакции «Дня» - «Из Москвы к православным белорусам не из крестьян, а преимущественно к белорусскому духовному сословию (1863)». Обращение начиналось со слов: «Мы виноваты перед вами: простите нас. Последние события раскрыли нам глаза, ослепленные польской ложью, а вместе с тем раскрыли всю бездну нашей вины. Мы, русское общество, как будто забыли про существование Белоруссии; мы долго, долго коснели в неведении о той глухой, безвестной, но тем не менее достославной святой борьбе, которую вели белорусы за свою народность и веру – с могучими, сильными, искусными и богатыми, со всех сторон окружавшими их врагами – польщизною и латинством. Какие высокие подвиги совершило ты, белорусское духовенство – бедное, угнетенное, серое, лишенное всякой поддержки общественной и государственной, - подвиг долготерпения и мученичества. Ты старалось уберечь и поддержать в народе до лучших времен, - сквозь все превратности истории и насильственно наложенную унию, - предания православия и память о единстве со всею великою Русью… И ты уберегло и поддержало: лучшие времена настали, и оправдывается божественное слово: «претерпевший до конца, той спасен будет».

Поистине ваши подвиги беспримерно велики, хотя творились они в тишине и во мраке, без блеска и треска, без тех громких рукоплесканий, в которых приемлют себе земную мзду за геройские подвиги своего алчного патриотизма – ваши угнетатели-поляки. Ваша борьба была тем труднее, что вы боролись честным оружием духа, шли нравственным христианским путем к чистой цели, тогда как враги ваши – по иезуитскому правилу, что цель оправдывает всякие средства, - противополагали вам адские козни и ухищрения. Ваша борьба была еще тем труднее, что все богатое, мощное, владеющее землею сословие, ваша русская знать и русская шляхта соблазнились выгодами власти, прельстились на житейские удобства и почести, и продали за них православие и русскую народность. Они ополячились, окатоличились; они, как это всегда бывает с отступниками стали самыми злыми врагами народа и его веры – и, тем не менее, вы духовным мечом отстояли Русскую землю… Хвала вам по всей России! Только теперь вполне начинаем мы здесь признавать всю меру добра, свершенного вами, все достоинство ваших дел, - благословляем вас и посем, вам дань нашего братского сочувствия и участия.

Премудрость Божия послала ныне Белоруссии  ряд испытаний, которыми как из горнила, искушаясь и очищаясь, белорусский народ возрождается к новой жизни. Он в первый раз выступил на поле истории, как исторический деятель; он явил себя миру в первый раз, как народ, - Русский народ, - господин и хозяин той земли, которую поляки всюду прославили Польшей, и ничто и никто отныне не отнимет у него этой чести. Польский мятеж обличил врага, которого Россия, из благодушия, пригревала у себя на груди, обнаружил перед целой Россией и всем светом коварство, дерзость и презрение к Русскому народу польского или ополяченного дворянства, и возбудил законную месть народную. Настоящие события – это как бы  баня паки бытия для Белоруссии, по выражению Апостола; это ее крещение в новую общую с Россией, духовную и гражданскую жизнь, крещение – к невинной крови зарезанных поляками крестьян, замученных и повешенных поляками священников Белорусских – Прокоповича, Копанасевича, Рапацкого, дьячка Иозефовича, учителя Смольского и многих других! Отныне уже не пановать над вами гордой польской шляхте, наглым польским официалистам и мелкой польской чиновничьей челяди! Пусть их уберутся к себе домой, в Польшу. Отныне Русская земля должна стать Русскою во всех проявлениях своей жизни, чтобы не было польского духа ни слыхом не слыхивать, ни видом не видать!... Спешите же изгладить последние признаки польского господства в вашей несчастной стране, залечить общественные раны, нанесенные вам польским гнетом, и так укрепить духовные силы вашей народности, чтобы и мысль о  былой когда-то здесь Польше не могла взойти на сердце поляку?

Мы должны помочь вам указанием на те ваши раны, которые нам виднее отсюда со стороны. Русские, путешественники, посетившие ваш край из братского участия, передали нам про одно явление в быту духовенства и вообще православной русской среды, стоящей в общественном положении и по образованию выше простого народа, которое, не скрываем, нас смутило, огорчило и оскорбило. Мы разумеем здесь то, что в ваших школах, училищах и православных семинариях (было, да безвозвратно исчезло. – Редакция ЛЕВ) – учащиеся говорят между собой не иначе, как по-польски! Мало того: семейный домашний язык православных русских священников – польский; жены, сестры, дочери русских священников не употребляют другого языка, кроме польского… Они не дают себе труда (да и можно ли винить их, коли мужья, отцы и братья о том не заботятся?) выучиться по-русски, а белорусское наречие презирают, как хлопское. Они молятся Богу в православных русских церквах по польским молитвенникам! Правда ли это – хочется невольно спросить, но к несчастью, и спрашивать нечего: мы знаем, что это правда, - правда нам русским, в позор, а полякам в радость и утешение!

Мы, впрочем, не виним вам; мы знаем, что вам в течение столетий  отделенных от России, невозможно же было развивать у себя русскую речь, когда язык общественной высшей, образованной среды был и есть язык исключительно польский, а местное народное наречие не в состоянии служить выражением для всех оттенков образованной мысли. Мы знаем также, что молитвенники польские употребляются у вас потому, что вам неоткуда взять русских, что плохая организация русской торговли духовными книгами не в состоянии удовлетворить народной потребности в этих книгах, что польские священники чуть ли не вдесятеро дешевле русским. Все это так. Но мы вправе ожидать час, и именно теперь усилий в борьбе, работы над своими историческими  привычками и стремлений высвободиться окончательно из-под польского духовного гнета во всех смыслах и отношениях. Посудите сами: можете ли вы называться представителями русской народности (а других она там и не имеет), если вы в ваших семействах избегаете русского языка и говорите на польском? Какого уважения и доверия можете вы ожидать от местного русского народа, если вам ближе, роднее и сподручнее язык врагов его веры и народности? Каким образом, можете вы уверить поляков, что ваш край не Польша, а Русь, когда вы, вожди и пастыри русского народа, вы, священники, отреклись от русской речи в своей общественной жизни? С тех пор как Белоруссия соединилась с Россией и завелись православные семинарии, в которых все предметы преподаются на русском  языке, скажите сами, можно ли чем иным объяснить такое рабство пагубной для вашей народности привычки к польскому языку, как духовной ленью и нерадением? Впрочем, упрек наш обращен преимущественно к молодым людям, воспитавшимся и воспитывающимися в семинариях: старые священники, не учившиеся в этих заведениях, и их семейства, равно как и женщины духовного сословия, лишенные средств к образованию, могут еще быть извинены в том, что не знают другой речи, кроме польской; но молодые люди, вполне знакомые с русским языком, слушающие русские лекции и отвечающие в классах устно и письменно по-русски, не могут быть ничем оправданы в употреблении из своей среды польского разговора. Или вы не понимаете, какой страшный вред наносите вы тем русской народности? Или вашему чувству не претит делать польский язык орудием русской мысли выражением русского чувства? Или вы не разумеете как безобразно, как неприлично вам польской речью осуждать незаконные притязания Польши отстаивать права русской народности? Или не ясно нашему уму, если не сердцу, что, продолжая говорить по-польски, вы признаете, вы утверждаете сами за польским языком такое право общественности, которое, по мнению поляков, дает им самое законное право и на обладание всей вашей страной? Вы сами, упорствуя в этой начальной привычке, куете на свое порабощение оружие полякам, сами попираете свою духовную независимость!

Вы должны разучиться говорить и писать по-польски; польский язык должен быть вам противен, как язык угнетателей вашей народности и веры, как преграда к воссоединению вашему с остальной православной Русью, как символ позора и рабства – для вас, – победы и торжества для поляков. Польскому языку место в Польше, а не в Руси. А разве Белоруссия не Русь, разве она Польша?

Одушевитесь же все, все без различия пола и возраста, истинной, плодотворной любовью к вашей народности! Как вера без дел мертва, так мертва и любовь к народности, если не сопровождается делами… Прокляните уста ваши, если они обрадуют поляков звуками польской речи, как проклинали уста свои евреи, в прекрасном псалме Давида, если они споют песнь на радость врагам Израиля! Наложите на себя обеты, обяжите себя крепкими узами друг другу данного слова, подчините себя взаимному наблюдению за взысканиями, назначьте себе сроки, работайте, усиливайтесь, трудитесь над искоренением следов латинства и полонизации. Пусть русская девица, не выучившаяся говорить по-русски, не найдет себе жениха между вами, пусть русский, употребляющий вместо русского польский язык, изгонится из вашего общества и лишится друзей. Стряхните с себя дремоту, вялость, дряблость, весь сор и пыль, наметенный на вас историей, и вспомните, наконец, ваше призвание теперь в вашем крае – есть миссионерство русской народности и православия. Дела вам много,  так много, что есть к чему приложить всем, и не старым еще людям, свои силы – и такого дела, к которому одинаково призваны и мужья, и жены, и юноши, и девицы!

Если в наших словах есть что-либо резкое, то просим вас простить нас и не оскорбляться: они внушены нам любовью к вам, к вашему краю, и, наконец, опасением, что распространившаяся молва о вашем пристрастии к польскому яязыку не охладила к вам сочувствия простых людей в России, не остановила горячих порывов только что раскрывшегося братского сердца. Сделайте же так, чтобы русские путешественники через какие-нибудь полгода или год, не могли уже смущать русское общество известиями, которые и подали повод к нашему тратскому посланию. Редакция газеты “День”, ее сотрудники и все сочувствующие с нею.   Москва, 22 июля 1863 г.” [3]

«Завещание» И.С. Аксакова, опубликованное в 7-ом номере «ЛЕВ» вызвало глубокий интерес в среде белорусского православного духовенства: в адрес редакции стали поступать в большом количестве письма-отклики на опубликованный спустя много лет документ. Данное обстоятельство подтолкнуло редакцию поместить в «Неофициальном отделе» 15-го номера издания другой не менее интересный документ – «Письмо Ивана Сергеевича Аксакова к Высокопреосвященному Иосифу Митрополиту Литовскому и Виленскому». В преамбуле к «Письму» от имени редакции сообщалось: «В 7-ом номере «Лит.Еп.Вед.» напечатано достойное всякого внимания завещание приснопамятного И.С. Аксакова западнорусскому духовенству. В настоящем номере мы имеем возможность напечатать и его письмо к знаменитому западнорусскому деятелю митрополиту Иосифу по поводу того же завещания.  Необинуясь причисляем это письмо к одному из выдающихся произведений почившего Ивана Сергеевича, в котором ум, сердце и ясновидение народного дела и данной исторической минуты сказались с обычной правдой и силой в простой форме письма. Ред.». Вот текст этого письма: «Громадность дела, свершенного Вами, жива, что когда-либо сознается теперь всею Православною Русью… Не только в церковных и светских летописях, но и в неумирающей памяти народов, имя Ваше будет благословляться, как имя духовного возродителя Западнорусского края. А возродивши ее духовно, Вы уготовили и истинное гражданское возрождение  белорусского народа.

Посеянное Вами возрастет ныне истинным плодом. Ныне обличилось со всей яркостью правды, что если бы в 1839 году не свершилось воссоединения униатов, край, заявивший себя теперь перед всем миром краем русским и православным – может быть к 1863 году был бы уже окончательно окатоличен и ополячен. Ваше Высокопреосвященство, вы первым положили начало духовному, нравственному развитию и просвещению края и в насажденных Вами учебных рассадниках воспитали и образовали деятелей белорусских – духовных и светских. Благодаря им, общественное сознание в Срединной Росии просветилось ныне вполне насчет Белоруссии, и отовсюду, с Севера и Юга, даже из отдаленной Восточной Сибири несется дань братского сочувствия и любви к белорусскому духовенству и народу. Этому делу сближения Западнорусского края с остальной Россией, служу и я, по мере моих сил и способностей, своей газетой “День”.

Пусть гражданские и духовные власти  исполняют свое призвание в пределах, им предназначенных, но пусть и Русское общество поддерживает благие начинания власти своим свободным сочувствием, своей непринужденной, неофициальной, чисто общественной деятельностью.

С этой целью и в этом смысле написано от имени всех русских, которым газета “День” служит органом, “Послание к белорусскому духовенству”, которое напечатано в 30-ом номере “Дня” и которого три экземпляра я имею честь представить Вашему Высокопреосвященству. Я не считаю себя вправе действовать, хотя бы только словом увещевания, относительно Литовского православного духовенства, помимо и без ведома Вашего, но не желая придавать моей деятельности, чисто общественной – характер официальный, я приму меры для распространения этого послания неофициальным путем, если мне будет допущено.

Уместно ли оно или неуместно, полезно ли или бесполезно, не могу судить, но вполне убежден, что оно безвредно и надеюсь, что во всяком случае и Ваше Высокопреосвященстыво как и все духовенство края взглянете на это “послание”, как на дело искренней братской любви, преданности Православию и Русской народности.

Испрашивая себе Вашего Архипастырского благословения, с чувством глубочайшего уважения, имею честь быть Вашего Высокопреосвященства всепокорнейшим слугою Иван Аксаков, редактор газеты “День”. Августа 2-го 1863 г. Москва [ 4 ].

В вышеупомянутом 6-ом номере “ЛЕВ” были напечатаны “Несколько слов об Иване Сергеевиче Аксакове”, произнесенных его ближайшим другом – западнобелорусом М.О.Кояловичем перед студентами С.-Петербургской Духовной Академии сразу после панихиды, произведенной в академической церкви. Содержание этого выступления было значительно шире того, что было вынесено в заголовок публикации, ибо в нем М.О.Коялович выразил свое отношение не только к покойному, но и к драматическорй судьбе и других представителей славянофильства: “Упал третьего дня старый, но казалось надолго еще могучий русский, величественный дуб – Иван Сергеевич Аксаков. Склонилась безжизненно дорогая голова этого необыкновенного ратоборца за русскую и славянскую жизнь, пораженного в сердце не одним телесным недугом, но и жестокою нравственной болью о современных невзгодах русско-славянского мира.

Как ни привыкли мы к тому, что у нас замечательные люди преждевременно погибают и что следовательно русскому  человеку тяжело живется на русской земле, но и при всем том нельзя не признать, что особенно поразительна судьба в наши времена почти всех главных представителей той литературной и общественной нашей среды, которой самым чистым выразителем был до вечера 27 числа настоящего месяца Иван Сергеевич Аксаков.

Н.А.Милютин – устроитель по чисто народным, славянорусским началам жизни польской земли, загубленной польской шляхтой и польскими ксендзами, поражен безнадежным ударом после того, как повелел в нашем высшем государственном учреждении погубный наш конкордат с папой 1847 года.

Друг и сотрудник его князь Черкасский сражен тифом в Болгарии, почти ввиду готового было нам сдаться Царьграда и при заключении славного Сан-Стефанского договора, поруганного потом, как известно, Берлинским конгрессом.

Друг и сотрудник их обоих Ю.Ф.Самарин неожиданно погиб на чужбине, в Берлине, от руки немецкого  хирурга, некстати и несчастливо сделавшего небольшую операцию.

Близкий им всем, необыкновенно даровитый и образованный Гильфердинг поражен тифом в Каргополе на пути к вторичному изучению на севере России драгоценных остатков нашей былинной древности.

Старейший всех их славянофил А.Н.Попов, автор многих изысканий и о Западной России и о нанстве, и о людях 12 года, поражен среди необыкновенной работы по этому последнему вопросу параличем, прекратившим  и умственную, а вскоре и физическую его жизнь.

Недавно разорвалось сердце цветущего силами и здоровьем известного славянофила-мыслителя и естествоиспытателя Н.Я.Данилевского среди новой его громадной работы по вопросу о дарвинизме.

И безграничное самоотвержение погибавших и губительные стихии природы приготовляли это в нашей современности слишком частое, почти непрерывное погребальное славянофильское шествие; но едва ли в такой же мере приготовляли его и разные стихии нашего общества, разрушительно действующие на все русское, особенно в наши последние времена, и даже как бы уже провозглашающие: vae victis! И до смерти Ивана Сергеевича раздавались надменные голоса о смерти славянофильства, и даже на второй день после его смерти, в органе соединенных сил жидовских и русских  либеральных –  некролог об Иване Сергеевиче закончен крайне лживым и крайне неприличным заверением о потере им будто бы значения в славянском мире, а в ближайшее время нет сомнения, часто будет вестись речь о том, что умер последний сильный славянофил, и с ним умерло само славянофильство.

Если бы  это мнение было верно, то нужно было бы думать, что теперь свободно без нравственных стеснений будет гулять всякое западничество по широким русским долам и по гористым извилинам западно- и южнославянского мира, и все самобытно-русское и  славянское будет беспрепятственно оскорбляемо и унижаемо, и по указаниям отдаленным – иноземным, и по ближайшим жидовско-польско-немецким. Но этого никак нельзя считать верным и этого никак нельзя думать.

Иван Сергеевич Аксаков – вернейший и чистейший выразитель славянофильских воззрений – не был лишь проповедником старых славяно-русских начал жизни, о которых так смело думают, что им уже не воскреснуть, т.е. будто бы они не живут в русско-славянском народе и будто уже мертва русско-славянская интеллигенция для их восприятия. Он был еще более вещим глашатаем того русско-славянского будущего, когда русские и славянские люди, настранствовавшись и помучившись на распутиях западно-европейской жизни, станут задумываться, приходить к своему народному самосознанию и собираться воедино для дружной самобытной работы, крайне нужной и для славянства, и для мировой цивилизации, самозабвенно приписываемой себе современной западной Европой. Нельзя думать о падении дела Ивана Сергеевича Аксакова и просто потому, что такая сила самобытной земли и высокого подвига жизни не умирает, а создает и выдвигает последователей и продолжателей.

Об этом, надеюсь, свидетельствуют и ваши, господа, восприимчивые к  добру и истине сердца и умы. Об этом теперь, без сомнения, внушительно свидетельствует старая, но всегда богатая мощными силами Москва, собирающаяся теперь пока в молчаливом, но красноречивом своем величии погребать своего достойнейшего гражданина и общерусского твердого стоятеля за православие, за Русь, за славянство, и невольно заставляющая теперь все нерусское в ней чувствовать тягостное уединение.

Нет сомнений, что и во всей России и во всем славянском мире немного найдется таких оскудевших внутренней силой мест, где бы не дрогнули русские и славянские сердца при известии об этой неожиданной и тяжкой утрате и не вызывала глубоких дум о России, о славянском мире.

Вы, господа, конечно, имеете уже немало сведений об Иване Сергеевиче Аксакова, как писателе, как общественном деятеле, еще больше их получите в эти дни, и достаточно имеете образования и развития, чтобы перед вами мог обрисовываться ясный образ этого дивного русского человека. Перед вами теперь, без сомнения, выступает со всей ясностью, то служение России, которое предпочел и сам всегда совершал Иван Сергеевич и которое одинаково достойно и лучших славяно-русских сердец, и лучших славяно-русских умов.

В этом служении совмещались все лучшие начала русской славянской жизни без сепаратизмов и без насильственных поглощений, без разделений на касты и боль пагубной нивелировки, и все это подкреплялось не только умственной, но и нравственной силой, и, наконец, поднималось, что особенно нам дорого, на высоту начал вселенского православия. Отсюда и выходило, что то достоинство России, которое выдвигал Иван Сергеевич Аксаков, нелегко могло быть ниспровергнуто даже сильными противниками, и та вера в будущность России, которую он будил, нелегко падала даже при жестоких невзгодах.

Я глубоко убежден, что так будет и дальше и что пока так будет, т.е.  пока на Руси будет сила и чистота русских убеждений, до тех пор имя Ивана Сергеевича Аксакова всегда будет живо помниться и много почитаться».

В дополнение к сказанному редакция «ЛЕВ» сообщала о том, что М.О.Коялович после завершения официальной части своего выступления  «сказал несколько слов о своих близких отношениях с И.С.Аксаковым в течение более четверти века, о том обаянии, какое производила на него богатая, чистая душа Ивана Сергеевича, а также о последнем к нему письме Аксакова, письме, способном умирающего поднять на ноги  и вызвать к энергичной деятельности» [5].

Память о трудах и делах И.С.Аксакова получала и в дальнейшем свое отражение на страницах «ЛЕВ». В 4-ом номере издания за 1888 год были опубликованы фрагменты из «Отчета Гродненского православного Софийского братства», в которых имя Аксакова и общественное движение, к которому он принадлежал, получили высокую оценку и вылились в «одну из светлых сторон деятельности Гродненского православного Софийского братства» – организацию публичных чтений». Организатором их явился член Совета Братства Иван Петрович Татлин. В «Памятной книжке Гродненской губернии» за 1881 год (с.271) имеется следующая запись: «Татлин Иван Петрович, статский советник, директор Гродненской мужской гимназии, кавалер орденов Св.Владимира 4-й степени, Св.Анны 2-й степени, Св.Станислава 2-й степени. Имеет знак отличия по устройству бывших государственных крестьян и медаль в память усмирения мятежа 1863-1864 годов. Кандидат Московского университета, на службе 21 год, в крае – с 1864 года, в должности – с 1875 года». Так вот, этот Татлин на общем заседании собрания братства в январе 1888 года предложил «на благоусмотрение собрания» следующее:

«В одном из последних заседаний совета братства имя И.С.Аксакова внесено в синодик Гродненского православного Братства для вечного поминовения. Выразив этим уважение к деятельности этого русского человека, мы этим самым признали, что деятельность Ивана Сергеевича не должна исчезнуть бесследно для русского общества, иначе сказать, приняли на себя обязанность продолжить существование его системы воззрений в сознании и, по возможности, укрепить ее в самой жизни. Деятельность И.С. находится в тесной связи с главною целью Братства, как она выражена в 1 параграфе устава: «возвышение и укрепление духа православия и русской народности». В системе его воззрений истинно русский человек найдет разрешение многих вопросов, разрешением которых следовало бы заняться. Братству первому следует приступить к этому делу. Это общее дело окажет благие результаты и в том отношении, что, объединяя членов его, устанавливая между ними нравственное единство и возможное согласие во взглядах, придаст большую дружность в деятельности их по всем  предприятиям Братства. На первых порах можно предложить такую программу этого дела: ежемесячно, а при более благоприятных обстоятельствах и чаще, назначаются собрания членов братства для обсуждения произведений русского ума, имеющих целью возвышение и укрепление духа православия и русской народности. Аксаков, Хомяков, Кириевский, Самарин, дневник писателя Достоевского и др. окажут пособие для этой разработки славяно-русской системы воззрений. Г. попечитель женской гимназии разрешил воспользоваться залой женской гимназии для собраний членов Братства с означенной целью».

Общее собрание, находя это предложение вполне солидарным с целями братства, с благодарностью его приняло и просило И.И.Татлина, как инициатора предполагаемого предприятия, принять на себя труд его организации. При этом почетный председатель Братства, преосвященнейший Анастасий, вполне одобряя выбор для вышеозначенной цели произведений славянофильской школы, как содержащей к себе и богословскую  точку зрения в духе православно-русского христианина, выразил желание, чтобы в ряду чтений не было обойдено сочинение покойного Ю.ЙФ.Самарина – «Об иезуитах». Знакомство с этим сочинением весьма важно и поучительно для русского общества этого края, который был так недавно главной в России ареной действий этого ордена.

Свое предложение Иван Петрович Татлин в последующшем и осуществил, прочтя пять лекций «Об основах учения славянофилов». В первой лекции Иваном Петровичем было объяснено, что «общество есть среда, в которой совершается сознательная, умственная  деятельность известного народа, которая создается всеми духовными силами народными, разрабатывающими народное самосознание. Вследствие этого каждому русскому человеку необходимо ознакомиться с учением славянофилов, способствовавших развитию славянского самосознания. Они сами изучали и приглашали общество изучать формы древнего быта и законы своей страны, особенно характера и мировоззрение предков; приглашали хранить веру и дорогие учреждения старины, соответствующие характеру русского народа. Славянофилы считали несбыточной мечтой возвращение к допетровской России; а введение в Россию западного просвещения, без критики его, признавали делом, недостойным общества, как среды, разрабатывающей народное самосознание. Из взаимодействия основ древнерусской жизни и начал западной образованности должно возникнуть просвещение высшее, чем западное».   Во втором чтении было изложено об основах русской жизни – православии, самодержавии и общине. В третьем – «о рационализме в религии, который возник под влиянием древне-римской образованности, скрывался в латинстве, резко выступил в протестантстве и окончательно погиб, от собственного развития, в философии, которая таким образом очистила место для более полной и святой веры, переданной христианским учением». В четвертом чтении «было объяснено о православии, как о просветительном начале,  объединяющем славян; о влиянии его на общественную и семейную жизнь русского народа». В пятом – «о православии, как философии, т.е. о мысленном отношении православия к западной образованности.   Для уничтожения вреда от образованности иноземной, противоречащей духу просвещения христианского, следует подвергнуть первую критику православного учения. Это должно быть общим делом всех людей верующих и мыслящих, знакомых с писаниями Св. Отцов и западной образованностью. Наша современная духовная литература окажет этому делу великую помощь».

Лекции И.П.Татлина привлекли большое число интеллигентных слушателей города Гродн6о, выражавших свое удовлетворение по поводу того, что лекции эти полны живого интереса в умственном и нравственном отношении. Живой интерес, возбужденный лекциями к учению славянофилов проявился в желании слушателей собираться каждое воскресение в 8 часов вечера в помещение братской школы для собеседований по поводу решения многих вопросов, возникших из близкого знакомства с учением славянофилов. Со своей стороны И.П.Татлин, как сообщалось в издании обещал продолжать чтения об учении славянофиловон Причем он при дальнейшем изложении учения славянофилов намерен объяснить образование существующей формы правления из основ народного быта». Затем он изъяснит о древней общине и об общественном пользовании землей; прочтет о земских соборах; разъяснит вопросы: славянский, польский и еврейский» [6].

Таким образом, в своих публикациях «ЛЕВ» не только давали оценку жизни и общественной деятельности И.С.Аксакову, его ближайшему окружению, но и показывали значение славянофильства для формирования общественной мысли Беларуси. В ряде номеров воззрения, было выражено стремление этого печатного органа укреплять в сознании славянского духовенства края и всех прихожан идею об особой роди славянофильства в исторических судьбах белорусов. Итогом этого воздействия во многом стало учреждение в 1909 году в Вильно «Общества славянской взаимности» и его отделений во всех губерниях Северо-Западного края [7].

Сегодня, как и много лет назад, весьма злободневны слова из чешской газеты «Narodni Listy»: «Да, конечно, в Аксакове народ русский потерял одного из величайших деятелей, а все остальное славянство потеряло защитника и преданнейшего друга. Но потеряли ли мы его совсем и совершенно? Никоим образом. Люди такого духа и значения оставляют по себе для счастья народов светлый путь, ничем не заменяемый; это лучи светлых идей, которые освещают потомству путь и тогда, когда уже самая звезда потухла»[8].

 

К  биографии А.В.Белецкого (1841 – 1907)

 

Почти столетие имя и дела Алексея Викторовича Белецкого пребывали в забвении. В последнее десятилетие некоторые сведения о нем просочились в ряд  энциклопедических изданий [9]. Однако и в статьях последних трактовка жизни и деятельность этого замечательного человека, много сделавшего для развития исторического самосознания белорусского народа, освещается не только крайне лапидарно, односторонне, но и с явными искажениями. Причина этого заключается в явном нежелании авторов вникнуть не только в атмосферу общественно-политической жизни Белецкого того времени, но и в святая святых каждого человека – его биографию. К сожалению, в упомянутых выше изданиях вся информация о жизни А.В.Белецкого взята лишь из некрологов, посвященных ему. Что касается других источников, то они были здесь попросту проигнорированы. Сегодня в нашем распоряжении имеются не только труды А.В.Белецкого, но и отдельные материалы из его наследия,включая выступления на страницах тогдашней местной периодики. Совокупность всего этого, несомненно, позволяет сказать об этом человеке значительно больше того, что в последнее время стало достоянием белорусской историографии.

Ревностный сторонник западнорусизма А.В.Белецкий родился в 1841 году в г.Кирилове Новгородской губернии в семье православного священника. Окончил Новгородскую духовную семинарию, а затем за казенный кошт Петербургскую духовную академию (1865 г.). После окончания академии  А.В.Белецкий какое-то время служил в родной ему Новгородской духовной семинарии, однако, в 1869 году он вновь был приглашен в Петербургскую духовную академию на должность секретаря ее Совета. Служа в академии, А.В.Белецкий одновременно преподавал педагогику в Павловском институте благородных девиц и Мариинской женской гимназии. В 1873 году по рекомендации своего научного руководителя, профессора М.О.Кояловича он был направлен в Полоцкую учительскую семинарию в качестве преподавателя русского языка. Через два года Белецкий был назначен  директором семинарии. За семь лет работы в Полоцке ему удалось превратить это учебное заведение в одно из лучших в крае.

Административное рвение, организаторские способности и талант педагога не могли не обратить внимание на А.В.Белецкого со стороны попечителя Виленского учебного округа Н.А.Сергиевского. В 1882 году Белецкому было сделано предложение о переезде в Вильно и занятии им должности окружного инспектора учебного округа. При данном назначении Сергиевский несомненно учитывал  неуклонное следование своего подопечного охранительным принципам при реализации задач народного образования в крае, твердую уверенность последнего в правоте осуществлявшегося здесь т.н. «русского дела». Были  взяты во внимание и широкие познания Белецкого прошлого и настоящего края, нашедшие свое отражение в его научных трудах и публицистике. Выражением высокого доверия к чиновнику и признанием его заслуг на ниве народного просвещения было назначение А.В.Белецкого в сентябре 1889 года помощником попечителя Виленского учебного округа. На этом поприще он прослужил более семнадцати лет, уделяя при этом основное внимание деятельности в крае учительских семинарий и народных училищ.

Работу на ниве народного просвещения в русско-православном духе Алексей Викторович Белецкий успешно сочетал с членством в ряде культурно-просветительных и религиозно-благотворительных товариществ. Общественная работа была для него естественным и органическим продолжением всего того, что он делал по своей должности в учебном округе. Он состоял членом Виленского Исторического и Археологического обществ, Церковно-археологического комитета Свято-Духовского братства, общества Красного Креста, Виленского отдела общества ревнителей исторического просвещения в память Императора Александра Ш и др. Деятельное участие принимал А.В.Белецкий по устройству в Вильно музея имени графа М.Н.Муравьева.

Немало потрудился Белецкий и для науки истории, развивая в ней применительно к Северо-Западному краю основные положения своего наставника М.О.Кояловича. К числу наиболее значимых работ А.В.Белецкого следует отнести: «Об иконах, распространяемых среди простого народа»» (СПб, 1863); «Униатский вопрос с 1772 по 1827 годы» (СПб, 1889); «Вопрос об образовании евреев в царствование императора Николая 1» (СПб, 1894); «Чем вызвано сооружение в Вильне в 1597 году православного храма во имя Святого Духа (к 300-летнему юбилею Виленского Свято-Духовского храма в Свято-Духовом монастыре» (Вильна, 1896); «Открытие музея графа М.Н.Муравьева» (Вильна, 1901); «Попечитель Виленского учебного округа Н.А.Сергиевский» (Вильна, 1903); «Сорокалетие русской начальной школы в Северо-Западном крае России» (Памяти князя А.П.Ширинского-Шахматова)» (Вильна, 1904); «Забота императрицы Екатерины П о распространении образования в Полоцкой и Могилевской губерниях (исторический очерк)» (Вильна, 1905); «Исторический обзор деятельности Виленского учебного округа за первый период его существования, 1803-1832» (Отд.3, Вильна, 1906) и др. [10].

Прекрасное знание  состояния народного образования в крае в прошлом и настоящем, качественный подбор первоисточников, учет предшествующей историографии по исследуемым проблемам позволили Белецкому написать труды, вполне отвечающие духу его времени. Много ценного в них найдет и современный исследователь. Весьма активно сотрудничал он с периодическими изданиями края (губернскими и  епархиальными ведомостями,  листками местных православных братств). Он был редактором и автором ряда публикаций на страницах таких периодических изданий как «Циркуляры по Виленскому учебному округу» и приложений к ним: «Народное образование в Виленском учебном округе», «Материалы об организации школьного обучения на началах научной педагогики», «Памятная книжка Виленского учебного округа» и др.

Будучи членом Издательского комитета Виленского Свято-Духовского братства Белецкий стоял у истоков «Вестника Виленского Православного Свято-Духовского Братства», являлся членом его редакции, вплоть до своей кончины. На страницах этого издания были опубликованы весьма важные для понимания научных и общественно-политических воззрений Белецкого материалы. К их числу следует отнести объемные статьи, вышедшие затем в форме брошюр: «Перемены в русском законодательстве о вере и церкви православной, последовавшие с 17 апреля 1905 г. с приложением свода действующих постановлений,  ограждающих веру и православную церковь»; «Как папа римский решил вопрос о языке дополнительного богослужения в римско-католических костелах России»; «Речь, произнесенная  ревнителем русского исторического просвещения в память Императора Александра, 26 февраля 1907 г.».

В упомянутой речи в весьма сжатой форме получила свое освещение та «огромная работа русского общества в крае, которая была проведена во второй половине Х1Х – начале ХХ веков по организации отпора на исторической почве тем кругам среди местных поляков и белорусов-католиков, которые не жалели усилить для проведения в сознании населения края идеи неотделимости Западного края от Царства Польского и неотъемлемых правах Польши на Западный край России». Организованный отпор таким устремлениям Белецкий связывал с деятельностью графа М.Н.Муравьева, который не только подавил польское восстание 1863 года в крае силой оружия, но и много сделал для противодействия такого рода притязаниям и на литературно-историческом поприще. В ряду таких мер оратор видел всестороннюю поддержку Муравьевым местных журналов («Вестник Западной России», «Виленский Вестник»), снаряжение им в 1865  году экспедиции для изучения края в этнографическом, историческом и археологическом отношении, давшей прекрасные результаты в форме многочисленных томов Археографических сборников. «Но особенно, - отмечал Белецкий, - заботила графа Муравьева мысль о правильной постановке преподавания местной истории в учебных заведениях края. История, надеялся граф, лучше всего может показать, что поляк – пришелец в Западной России, что край этот принадлежит русским и литовцам, что до 1596 года огромная часть населения исповедовала православную веру, что период времени, когда Западный край находился под властью Польши, был для русского населения края самым тяжелым периодом во всей его истории». По инициативе М.Н.Муравьева был объявлен конкурс на составление такого учебника, а в числе лучших были названы сочинения по истории края Бантыш-Каменского и Беляева. Содействуя развитию исторического самосознания всего русского общества края, Муравьев, по мнению Белецкого, основную ставку делал на белорусов, уже изрядно при помощи поляков забывшем о «своем родстве с великим русским народом».

В речи А.В.Белецкого была  подвержена критике «примирительная политика» преемника М.Н.Муравьева   -  А.Л.Потапова. Новое обращение к традициям графа Муравьева в крае оратор связывал с периодом правления императора Александра Ш, когда к делу народного образования в крае было допущено православное духовенство, еще более активизировалась деятельность местных историков и краеведов Е.Р.Романова, А.П.Сапунова, Ф.Н.Добрянского, И.Я.Спрогиса, С.В.Шолковича и др. Положительно оценивая этот период для развития исторического самосознания белорусов, Белецкий предупреждал о грядущих общественных потрясениях, если местное русское общество позволит себе вновь расслабиться и отойти от муравьевских принципов управления краем. Говоря о том, что  «разрозненность не есть органический порок нашего общества», оратор предлагал  всем представителям его «объединиться под знаменем «Русского Окраинского Союза» – «союза беспартийного, национального». Ему были по душе строки воззвания данного Союза, опубликованные в этом же номере «Вестника Виленского Братства» (№ 2 от 15 марта 1907 года): «Люди православно-русские, очнитесь!… Ведь, слава Господу, вы не крепостные у поляков, ведь свободному человеку нет запрета кричать о своих обидах.. А такие обиды на каждом  шагу наносятся на окраинах нашему дорогому русскому имени. Пора сознать, что все мы – белорусы,  вместе с великорусами и малорусами, составляем один великий русский народ, и дружными усилиями сможем защитить родное православие и русскую народность..» [11].

Подобными идеями и призывами были проникнуты и другие публичные выступления А.В.Белецкого как в печати, так и в непосредственном общении с местным населением. Все это не могло не раздражать так называемых либералов и прогрессистов, не жалевших усилий для того, чтобы запугать и дискредитировать деятельность человека, искренне уверовавшего в справедливость своей общественно-политической ориентации. Однако его нельзя было ничем запугать, ибо он уже не мог поступиться принципами, которым была посвящена вся его сознательная жизнь.

Уход из жизни А.В.Белецкого до сих пор окутан тайной. О причинах его смерти нигде публично не сообщалось. Некоторые догадки по этому поводу дают недавно обнаруженные строки из писем самого Белецкого к директору Гродненской мужской гимназии А.Ф.Пигулевскому, а также объяснительная записка последнего в Виленский учебный округ. Первый из названных документов, будучи посвященным историческому образованию учащихся в русском духе, был датирован 22 января 1894 года. В нем, в частности, сообщалось: «Милостивый Государь, Александр Фавстович! Случайно стало мне известно, что рекомендованная «Хрестоматия по истории Западной России», изданная преподавателем Виленской 1-ой гимназии А.О.Турцевичем, очень мало известна ученикам вверенного Вам учебного заведения, так как в библиотеке существует чуть ли не один экземпляр ее. Вполне желалось бы, чтобы это прекрасное пособие для ознакомления учащихся с историей Западной России было им вполне доступно, а потому не излишним считаю обратить Ваше внимание на указанное явление. В целях ознакомления учеников с историей края было бы вполне необходимо иметь в библиотеке заведения несколько экземпляров этого издания. Пользуюсь случаем засвидетельствовать Вам свое почтение. А.Белецкий» [12].

Второй документ – объяснительная записка А.Ф.Пигулевского на имя попечителя Виленского учебного округа барона Б.Э.Вольфа от 10 августа 1907 года – был написан, судя по всему, незадолго до кончины Белецкого, а возможно и сразу же после нее (полная дата смерти в некрологе не указывалась – В.Ч.). Вот его содержание: «Глубокоуважаемый Борис Эдуардович. Несчастный случай с Алексеем Викторовичем Белецким произошел при следующих обстоятельствах. 6-го сего августа около 12-ти часов ночи Алексей Викторович возвращался пешком – погода была хорошая от меня в свою квартиру, в городском училище, где он остановился при приезде в Гродно из Слонима. В этот вечер Алексей Викторович изъявил желание познакомиться с некоторыми членами Гродненского Софийского братства, и у меня их собралось пять человек, моих добрых знакомых. Беседа наша затянулась почти до 12-ти часов, и после этого А.В. настоял на том, чтобы пешком отправиться домой. И вот когда он проходил по Полицейской лице (ныне улица Кирова – В.Ч.), мимо квартиры кожевенного заводчика Найдуса, взорвалась фабричная бомба (вероятно, речь идет о петарде – В.Ч.), положенная какими-то злоумышленниками к дверям этой квартиры. Взрыв этот оглушил А.В. и отбросил его с тротуара на улицу. Так как в это время рядом никого не было, то А.В. придя в себя, добрался до своей квартиры сам, без посторонней помощи, не чувствуя при этом никаких серьезных повреждений в своем организме. Но уже около часа ночи у него начались сильные боли в спине, в правом боку и плече. Были приглашены врачи, а на утро созван консилиум из трех врачей, которые сочли состояние больного чрезвычайно серьезным и внушающим тревожные опасения. Но на следующий день состояние потерпевшего стало постепенно поправляться. Все это время больной находился на попечении лучших докторов г.Гродны. 8-го числа приехала из Вильны племянница Алексея Викторовича госпожа Вишневская. Она постоянно находится при больном. Искренне преданный Вам – А.Ф.Пигулевский» [13].

В объяснительном письме директора Гродненской гимназии А.Ф.Пигулевского, по своей форме и содержанию больше походящим на частное письмо, на наш взгляд, имеется больше вопросов, чем ответов по поводу случившегося в Гродно с А.В.Белецким. По версии автора письма А.В.Белецкий не был жертвой покушения на него со стороны злоумышленников, а явился лишь случайным прохожим, пострадавшим от козней недоброжелателей заводчика Найдуса. Напрашиваются вопросы: Почему столь мощный взрыв у дверей квартиры не вызвал никакой реакции у ее жильцов? Почему дело на Полицейской улице не вызвало никакого участия со стороны полиции? Почему обошли молчанием это событие «Гродненские губернские ведомости» с ее обширной рубрикой «Происшествия»? Круг вопросов можно расширять и далее. Но одно ясно уже сейчас: последствия гродненского взрыва оказались трагическими для А.В.Белецкого – человека, жившего заботами и переживаниями за судьбу родного ему края.

 

 

Литература:

 

1. Литовские Епархиальные Ведомости, 1886, № 5. – С.34-37.

2. Литовские Епархиальные Ведомости, 1886, № 6. – С.44-47.

3. Литовские Епархиальные Ведомости, 1886, № 7. – С.53-54.

4. Литовские Епархиальные Ведомости, 1886, № 15. – С.139-140.

5. См.подробнее: Черепица В.Н. Михаил Осипович Коялович. История жизни и творчества / В.Н.Черепица. Гродно: ГрГУ, 1998. – С.5, 9, 37-40, 44, 50, 107, 138, 142, 154, 164, 199, 213, 246.

6. Литовские Епархиальные Ведомости, 1888, № 4. – С.91-92.

7. См.: Кон А.А. Значение и задачи Отделения Общества Славянской Взаимности в Вильне при современных русско-польских отношениях. Посвящается Н.А.Хомякову (доклад, прочитанный А.А.Коном на открытии oтделения 21 ноября 1909 г.) / А.А.Кон. – Вильно, 1909. – С.3-33. Так ковалось единство / Славянский Набат, 1998, № 26. – С.3.

8. Цит. По: Чванов М.А. Где ты, кто ты, новый  Иван Аксаков? / Русский Вестник, 1993, № 34- 35. – С.8-9.

9. Энцыклапедыя гісторыі Беларусі, т.2. – Мн., 1994. – С. 161-162. Русский биографический словарь в двадцати томах, т.1. – М., 1998. – С.236.

10. Черепица В.Н. Михаил Осипович Коялович. История жизни и творчества. – Гродно, 198. – С.214-215.

11. Вестник Виленского Св.-Духовского Братства, 1907, № 1-7.

12. Национальный исторический архив Беларуси в Гродно (НИАБ в Гродно), Фонд.1186. - Оп.3. - Д. 23. - Л. 96.

13. НИАБ в Гродно, Фонд.1186. - Оп. 3. - Д. 23. - Л. 92.

 

Валерий Черепица