Доклад магистра исторических наук Артёма Сергеевича Середы на Международной научно-практической конференции «Исторические судьбы Карпатской и Западной Руси в отражении славянских литератур». Все доклады размещаются в специальном разделе конференции.

 

 

Институт мировых посредников – временное, в какой-то степени чрезвычайное административное учреждение, основной функциональной обязанностью которого являлась реализация аграрной реформы. Именно это учреждение занималось реализацией крестьянской реформы в Российской империи.

Первостепеннейшей функцией мировых посредников являлось введение в действие уставных грамот – специальных документов, регулировавших отношения помещика и крестьян, вышедших из крепостной зависимости. Грамота содержала информацию о размере приобретаемого крестьянами земельного надела, размере повинностей за пользование наделом, размере выкупных платежей, сведения о разграничении угодий, информацию о переносе крестьянских хозяйств, правила пользования сервитутами и т.д. Все работы по составлению и введению уставных грамот, согласно планам, должны были состояться в двухгодичный срок, то есть в период с 1861 по 1863 гг. [10, с. 344].

Очевидно, что мировым посредникам выпало очень сложное, трудоёмкое и чрезвычайно конфликтное дело. К тому же, кроме уставных грамот, мировой посредник, имея в своём «хозяйстве» большое количество деревень, был занят и другими многочисленными вопросами, бывшими в его компетенции. «Если положить на каждую деревню по одному дню в году, то вот уже у посредников и есть 250 рабочих дней. А мировые уездные съезды? А разбор тяжб, жалоб, ссор, поверка уставных грамот и т.п.? – работы вдоволь» [8, с.64].

Реализация аграрной реформы в империи проходила крайне неравномерно и постепенно становилось очевидно – может не хватить отведённых сроков для её реализации. Для сравнения, общий процент введенных в действие уставных грамот по всей империи на 1 января 1863 г. составлял 68,6% (по отношению к общему числу крестьянских душ), но если в Симбирской губернии этот показатель составлял 95,52%, в Саратовской — 70,50%, в Таврической — 30,54% [5, с.198], то белорусские губернии буквально плелись в хвосте всей страны: всего по несколько процентов от общего количества введённых в действие уставных грамот, Минская же губерния – менее одного процента. Торможение привлекло внимание МВД. Ещё 27 января 1862 г. последовал циркуляр, требовавший ускорить введение документов. Отмечалось, что, к примеру, в Гродненской губернии, несмотря на прошествие ¾ отведённого срока, «…весьма легко может случиться, что от большинства владельцев уставных грамот в условленный срок не поступит вовсе» [4, л.57]. Ведомости показывали удручающие данные – было составлено и представлено для рассмотрения большое количество грамот, но ни одна из них не оказалась подписанной крестьянами [4, л.139 – 140]. В итоге, к 1 января 1863 г., план по составлению и введению в действие уставных грамот были сорваны практически во всех белорусских губерниях (См. Таблица 1.)

Таблица 1. Сведения о ходе составления уставных грамот по отдельным губерниям на 1 января 1863 г. [3, с.199 – 200]

Губернии	Число подписанных уставных грамот	Число   душ	Число      неподписанных уставных грамот	Число душ	Процент крестьян, подписавших уставных грамот
Витебская	422	37 567	888	123 065	23,38%
Виленская	127	11247	1027	105 005	9,67%
Гроденская	26	998	257	25164	3,81%
Минская	8	436	410	40 572	0,16%

 

Общий замысел крестьянской реформы предполагал последующую проверку уставных грамот. Проверка уставных грамот должна была проходить в присутствии мирового посредника и целого ряда чиновников – представителя местной полиции, землемера, одного из членов уездного мирового съезда, если было необходимо – уездного предводителя дворянства, а также владельца имения или его уполномоченного и шестерых поверенных от крестьянского общества. Из-за отставания, в Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской, а также в 4 уездах Витебской губернии 21 ноября 1861 г. были приняты дополнительные правила о поверке уставных грамот [2, с.130]. В каждой поверочной комиссии, вместе с лицами, указанными выше, обязательно присутствовал член от правительства, назначаемый лично министром внутренних дел [2, с.132].

Итогом проверок стало обнаружение многочисленных случаев мошенничества с уставными грамотами. К примеру, в результате перепроверки уставной грамоты имения Хомск помещиков Пусловских выявилось – владельцы незаконно присвоили 1583 десятины 3211 саженей земли, предназначавшихся крестьянам Хомского, Шимановичского и Вульковского сельского обществ – крестьяне просто не имели наделов, показанных в уставной грамоте [7, л.21]. Допрос землемера показал, что тот … «ошибся» [7, л.24]. Подобные «ошибки» стали нормой при проверке грамот – фактически можно говорить о провале проведения реформы в белорусских губерниях.

Несмотря на множество факторов, повлиявших на провал реформы, основной причиной этого была недобросовестная работа местных мировых посредников. Дело в том, что абсолютное большинство мировых посредников были дворянами, фактически теми же помещиками, которые, естественно, пользовались случаем и стремились остаться в выигрыше в результате проведения реформы. В белорусских губерниях проблема усугублялась тем, что мировые посредники, как и помещики, в большинстве своём состояли из этнических поляков, либо местного, но ополяченного дворянства, что всё равно ставит между ними знак равенства. Становился немаловажным этнический фактор «свой – чужой» в отношениях, который и до этого был очень непростыми между барствующим «паном-ляхом» и простоватым «мужичком-белорусом». Широко распространённое среди помещиков и посредников кумовство и панибратство только усугубляли дело.

В начале 1863 г. в Царстве Польском началось восстание, которое вскоре перекинулось на белорусские губернии. Как заметил по этому поводу современник событий: «Бог-весть, чем бы окончилось это систематическое ограбление крестьян в Белоруссии, если бы не сдурели паны и не учинили мятежа» [6, с.41]. Для подавления мятежа и продолжения реализации реформы правительством были приняты меры. 7 марта 1863 г. последовал именной указ Александра II, предоставлявший Виленскому, Гродненскому, Ковенскому и Минскому генерал-губернаторам увольнять от должности мировых посредников, которых бы губернаторы посчитали недостаточно благонадёжными. На вакантные должности предлагалось назначать не только кандидатов в мировые посредники, но и лиц военного и гражданского ведомств [2, с.144]. Замена неблагонадёжных посредников превратилась в почти их полное увольнение. В Гродненской губернии, к примеру, из 39 мировых посредников старого состава остались лишь двое [12, с. 162]. Новый состав набирали из своих служащих три министерства: внутренних дел, государственных имуществ и юстиции [11, с.134]. Также кандидатов набирали из отличившихся посредников или кандидатов в посредники из великорусских губерний. Отбор проходили чиновники и офицеры, не имевшие в крае земельной собственности и родственных связей среди помещиков.

Новому штату мировых посредников досталось крайне сложное и запутанное «наследство». Как метко вспоминает один из посредников: нам предстояло разобраться во всей этой путанице, лжи, документальных обманах и подлогах [6, с.66].

Именно обнаруженные мемуары великорусских мировых посредников, которые, фактически, наново проводили здесь аграрную реформу, позволяют взглянуть на реформу с иного ракурса. Использованы следующие обнаруженные воспоминания: 1) «Восемь лет в Северо-западном крае. Воспоминания бывшего мирового посредника» (автор – В. П. Березин); 2) «Воспоминания о службе в Белоруссии 1864–1870 гг.» (автор – И. Н. Захарьин); 3) «Два года, 1864 и 1865, из истории Крестьянского дела в Минской губернии» (автор – Н.К. Полевой).

Первое, что бросалось великорусским посредникам в глаза, это состояние земельных угодий, которые часто резко отличались от тех, которые были привычны их глазу в России. Н. К. Полевой, к примеру, отмечал, что условия работы в Минской губернии несравненно труднее, чем в великорусских. В последних однообразная почва — суглинок, чернозем, песок — тянется на сотни верст, что облегчает оценку земель. В Минской губернии условия совершенно иные: на расстоянии одной квадратной версты можно найти два три резко отличающихся сорта земли. Был необходим подробный осмотр всех участков. В Бобруйском уезде участки были разбросаны на значительном расстоянии, добираться приходилось лесом, при почти полном отсутствии качественных дорог. Проверку уставных грамот затрудняло и враждебное отношение со стороны местных помещиков [9, с.5]. В. П. Березин пишет, что, как только весной 1865 г. земля обнажилась от снега, члены поверочной комиссии Минского уезда «начали свои странствования по «грязному киселю» [1, с. 186]. С восходом солнца они каждый день выезжали для осмотра земель и только при наступлении темноты возвращались ночевать. «…Мы возвращались «домой» измученные ходьбою и тряскою на лошадях, голодные как волки. Наш обед, служивший и ужином, мы истребляли жадно и быстро» [1, с. 186].

Естественно тяжёлой и непростой была перепроверка уставных грамот. Именно здесь перед новым штатом посредников открывались масштабы спекуляций их предшественников.

«По Положению 19-го февраля, крестьяне … должны были быть наделены землёю в количестве 4,1/2 десятин на душу удобной земли. Но польские мировые посредники, при введении уставных грамот, отводили, вместо указанной им законной десятины (2,400 квадратных саженей), местный морг (Примечание: около 50-ти соток), который был много меньше десятины; а во-вторых, под видом удобной земли, у крестьян в наделе, при поверке, оказывалась всяческая земля – и удобная… и совершенно никуда не годная и ничего не стоящая земля – из оврагов, дорог, болот или песчаных или каменистых участков и клочков, которые немыслимо было удобрять, а, следовательно, и что-либо сеять на них. ... «Уставные грамоты, составленные этим посредником, поражали своей недобросовестностью. Приедешь, бывало, с землемером в селение, соберёшь домохозяев, пригласишь соседних нескольких человек… в качестве понятых, и начинаешь «обходить границы», и всегда почти в сопутствии помещика. Значится, например, на плане, что крестьяне этой деревни имеют лугу, положим, в сорок десятин.

При поверке оказывается, что луга нет.

– Да у нас, панночку, нема ниякого сеножаття…

– Да вот же, в таком то месте, около кустарника, у вас показано лугу 40 десятин, туда и ведите.

– Нема, панночку, нема! Там болото…Там тилько птушка перелетить; а ни человику, ни коню там не можно пройти.

– Всё равно, ведите.

Идём. Помещик, сильно сконфуженный и недовольный, идёт…вместе с нами. Он начинает заводить речь на эту тему о дождливом лете, что теперь де луга везде позаливало водою и т.д., крестьяне, между тем, пользуются случаем поговорить…о том порядке, который существовал у них при введении уставной грамоты: оказывается, что за их упорство и несогласие подписать грамоту все они, поголовно почти, были высечены.

– Но вы, всё-таки, подписали же эту уставную грамоту?... – вот и подпись ваша…

– Ни. Не подписали. Посредник забрав печатку от старосты и там, в панском доме кто-то за нас подписал.

– Брешете вы, пся крев! – огрызается на них не стерпевший пан…

Приглашаем пана, чтобы он в моём присутствии не бранился и был спокойнее, идём дальше. Приходим, наконец, к «лугу»… Растет какая-то осока, режущая руки; подальше от краёв – топь и трясина, поросшая мелким вереском…Идём дальше, и чувствуем, что почва под нами трясётся и понемногу опускается вниз: очевидно – это болото,…где «и в сухое лето гибнут кони и человеку пройти не можно; только птицы летают и журавли выводятся.

Из дальнейших расспросов, оказывается обыкновенно следующее. До 1861 года у крестьян этой деревни были луга совсем в ином месте, которые помещик забрал себе.

С лугов, затем, идём на пашню, потом в «дровяной лес», отведённый крестьянам на отопление, и везде почти повторяется та же история: пашня – плохая, качество её – подзолица, или с мелким камнем на поверхности; а вместо лесу оказывается хворост». [6, с.69 – 70].

Обратимся ещё к одному примеру.

Новый мировой посредник объезжая угодья, во время обеда вспомнил, что позабыл заехать и обследовать лес, которым крестьяне были наделены по уставной грамоте. …По уставной грамоте, утверждённой польским мировым посредником Л-м,… был показан в крестьянском наделе дровяной и десятин пятьдесят строевого леса, за что и была повышена оценка и размер выкупной суммы; между тем крестьяне заявили, что этого леса нет и никогда не было…

После завтрака мы подозвали землемера и просили его посмотреть по плану, далеко ли до указанного леса; каково же было наше удивление, когда он, посмотрев по плану, сказал, что мы находимся как раз на том месте, где показан по грамоте лес. Пригласили управляющего, спрашиваем:

 – Как же тут по плану при грамоте и по вашему заявлению лес, а между тем нет ни прута?

 – Але порубили, верно, крестьяне.

 – Пеньки остались бы.

 – А пеньки сгнили.

 – Ну, батенька, это уже хитро, чтобы в два года сгнили пеньки от строевого леса» [1, c.190].

Естественно, бытовавшее среди шляхетства кумовство только усугубляло данный вопрос, не позволяя крестьянам обжаловать таковые подложные документы. «…Помещик – поляк, посредник – поляк, члены мирового и губернского присутствия и землемеры – тоже, им было не трудно преобразовать болота в сенокосы или пастбища… Кому же было жаловаться? ... После, когда установилось русское правление (Примечание: после восстания 1863 – 1864 гг.), они (Примечание: крестьяне) стали жаловаться, конечно» [1, с.156 – 157].

В данных примерах ярко показаны итоги деятельности предыдущих посредников – крестьянина буквально не ставили ни во что и оставляли его ни с чем. И видя всё это, видя масштабы такого грабежа, великорусские мировые посредники, прибывшие на периферию Российской империи и, зачастую, не знакомые с реалиями местным социальных отношений, теперь уже писали о «зародившемся и окрепшем в нас недобрым чувствам к панам, ... которая усугублялась и питалась видимыми доказательствами систематичного стеснения помещиками крестьян не только в силу крепостного права, как своих «хлопов», но ещё и потому, что они православные [1, с.195].

Это приводило к тому, что некоторые посредники, видя такое положение дел, срывались и пускались в другую крайность – начиналось радикальное ущемление интересов местных помещиков. Важно отметить – часть мировых посредников великороссов в самом начале была настроена на то, чтобы своими действиями «поквитаться с панами», по праву победителя на фоне разгрома Польского восстания. Так В. П. Березин отлично передаёт своеобразную атмосферу торжествующего превосходства над местными шляхтичами, желание «давить пана при каждом удобном случае». Автор мемуаров, изначально настроенный на беспристрастное исполнение вверенных ему обязанностей, увещевал своих товарищей, что «…Давить пана при каждом удобном случае потому только, что он был польский пан, так же несправедливо и незаконно, как было несправедливо и незаконно со стороны наших предместников-поляков давить русского потому только, что он русский, давить мужика потому только, что он мужик» [1, с.140].

Пересмотр уставных грамот иногда реально превращался в попытки отдельных посредников устроить судилище над помещиками. Тот же В. П. Березин описывает это, приводя в мемуарах, в качестве примера, одного из членов поверочной комиссии, посредника по фамилии Брайтфельд, который при каждом случае по поводу оценки земли кричал, что «на нас лежит обязанность высоко поднять дух рабочего крестьянина, дать ему как можно больше земли и оценить её в грош». Этого, согласно словам посредника, требовал закон справедливости: «тунеядцы-помещики целый век жили за счёт пота и крови крестьян; притом здешние помещики-повстанцы хуже врага, их душить надо хотя бы рублём...» [2, с.191]. Естественно, членам поверочных комиссий нередко приходилось убеждать подобных посредников в том, что «…Мы не политические и не социальные агитаторы, не карательная власть и не мстители, а просто доверенные исполнители нашего Государя, которые обязаны беспристрастно, по совести применять данный нам закон и оценивать земли по их действительности» [1, с.193].

Такие посредники как Брайтфельд, как бы то ни было, по-человечески были правы. Несмотря на происки некоторых фанатично настроенных посредников, которые часто громогласно осуждали действия поверочных комиссий за «симпатии к панам» [1, с.193], работа даже беспристрастно настроенных посредников сталкивалась с суровой реальностью – с менталитетом местного шляхетства. Перепроверка уставных грамот, передел угодий, военное положение, наложенная на местное дворянство 10-ти процентная контрибуция, а также новые законы М. Н. Муравьёва, согласно которым, крестьянам возвращались земли, отнятые помещиками ещё в 1850-х и даже 1840-х гг., снижение выкупных платежей на 20 процентов и некоторые иные льготы, давали помещикам повод «кричать всюду и даже заявлять печатно в прессе об угнетениях и обидах», которые посредники чинили панам. «…Крестьянам наделено 3.500 десятин земли, а ежегодная оценка сделана в 525 рублей, то есть в 15 копеек за десятину, и выкупная сумма определена в 8750 рублей, что подтверждается выкупным актом, объявленным тогда-то». В таких «числовых данных» все цифры были верны, но умалчивалось о том, что в числе всей наделённой земли было 1200 десятин болот, тянувшихся на несколько вёрст, и двести или триста десятин с кустами и пеньками из-под вырубленного помещиком леса, требующего корчевания; а, следовательно, оценена только удобная земля, то есть всего 2000 десятин» [1, с.200].

Столкнувшись с таковыми реалиями, В. П. Березин, к примеру, писал в своих мемуарах, что «под влиянием указанных факторов в каждом из нас было желание возможно обеспечить разорённого «хлопа» земельным наделом», и, поэтому, некоторые выходили за рамки инструкций и вели дело в пользу крестьян [1, с.199]. Подобные занятия, правда, не оставались без обжалования помещиками и те жаловались даже в Петербург. Однако в Петербурге им почти всегда отказывали в рассмотрении их дел.

Таким образом, реальная работа с местным дворянством приводила к следующему – мировые посредники, даже нейтрально настроенные, действительно подправляли уставные грамоты в пользу крестьян.

Помимо упрямого противодействия помещиков, спутать карты и помешать перепроверке уставной грамоты могли и крестьяне – точнее, их старая вражда с помещиками и предубеждения против них. Обратимся к примерам:

 «Покончив поверку уставной грамоты в одном небольшом именьице, принадлежавшем двум старосветским польским помещицам, сёстрам Сипайло,… я поехал к ним сам, вместе с землемером и старшиною… Оставалось лишь подписаться обеим сторонам. И вот, когда одна из сестёр только что было стала копировать свою подпись, сделанную для нея русскими буквами волостным писарем, как вдруг один из крестьян, желая сказать им, очевидно, комплимент, громко проговорил:

– Наши пани – добрыя; тілько дюже стрекочать – як сороки…

– Как?! мы сороки??! закричали разом обе пани и, расплакавшись, тотчас же ушли «до покоя», в дом. Действительно, обе пани говорили чрезвычайно быстро, громко, словно горох сыпали – «як сороки», да ещё обе в одно и тоже время и об одном…И вот, пришлось идти уговаривать их – простить дерзкого виновника и забыть обиду… Пани долго плакали, но, наконец, простили, всё-таки, своего оскорбителя и подписали выкупной акт. Как у Гоголя из-за слова «гусак» вышла целая история между двумя добрыми людьми, так и здесь едва не рушилось серьёзное дело из-за одного только слова – «сороки» [6, с.71].

Тем же посредником описан случай в одном из селений, в котором крестьяне и помещик долго не могли договориться между собой по поводу условий уставной грамоты, пришлось приложить немало сил для нахождения компромисса. Когда же решение было найдено, и оставалось составить лишь акт этого соглашения с обозначением границ нового крестьянского надела и геодезическим описанием, на сходку явился местный старик, высокого роста, седой, как лунь, и слепой. Послушав несколько минут переговоры своих односельчан с помещиком, он вдруг начал протестовать, шуметь и обратился к крестьянам с речью, в которой доказывал, что с паном ни в какие соглашения вступать не следует, что пан в конце концов их непременно обманет; затем, он напомнил сходке, что отец этого пана был крайне жесток с ними: «меня он высек 15 раз», при этом добавил он. В итоге слова старика сыграли роль искры, брошенной в порох, крестьяне поголовно отказались от уже почти было состоявшегося соглашения с помещиком, из-за чего все усилия посредника пошли даром [6, с.72].

Становится очевидно, что закоренелое недоверие, старые обиды, а также откровенная глупость становились причиной усложнения работы мировых посредников. И. Н. Захарьин в своих воспоминаниях очень точно выразился по этому поводу: «Мешала…вражда между помещиком и крестьянами, их религиозная рознь, старые счёты; иногда одно резкое слово, сказанное крестьянином, уничтожало труды нескольких тяжёлых часов. При всём своём незлобии и при всей забитости, белорусские крестьяне не в силах были иногда воздержать свой язык и не кинуть в лицо своему бывшему пану и повелителю жёсткое слово, которое не всегда удавалось предупредить и остановить вовремя» [6, с.71].

Также тяжело было найти общий язык с помещиками, которые имели личные счёты с крестьянами из-за бывшего восстания.

«Ведь крестьяне действительно были иногда жестоки и беспощадны к панам, участвуя, вместе с войсками, в подавлении восстания. Они хватали помещиков не только в лесах, но и в их собственных имениях и домах, хватали на дорогах, связывали – и представляли… в качестве мятежников, пойманных будто бы в лесу. При революционном терроре в крае и при всеобщей панике властей, некогда, конечно, было разбирать – насколько действительно виноват привезённый пан-лях; его без церемонии сажали в острог, а экипаж и лошадей отдавали в полную собственность крестьян, доставивших «мятежника». Далее, при проверке, конечно же выяснялось, что большинство шляхтичей не повстанцы – однако осадок в отношениях оставался. И вот, когда при поверке уставных грамот, приходилось иметь дело с подобным паном, пострадавшим уже от крестьян, то никакие убеждения и меры не могли уже привести его к добровольному соглашению с ним: – Не хце! – и баста [6, с.73]. В таких случаях посредники без помещика перепроверяли грамоты и понижали крестьянские выкупные платежи до минимума [6, с.73].

Необходимо отметить одну важную деталь – крестьяне, когда перед ними стоял вопрос: добавить земли или снизить платежи – нередко выступали за снижение платежей при сохранении их скудных наделов – как они сами говорили по этому поводу – «меньше земли – меньше и платы». Данный момент очень важен, поскольку в будущем скажется на последующем крестьянском малоземелье в конце XIX – начале XX вв. Один из посредников, наблюдая такую тенденцию, пророчески записал в своих мемуарах: «в будущем, о котором они иногда не хотели и знать, эта мера была для них положительным разорением: при прогрессивном увеличении народонаселения, без увеличения, в то же время и земли, крестьяне неминуемо должны были бедствовать и закабаляться в отработки за ту же самую землю, от которой они при составлении выкупного акта отказались [6, с.75].

Работа учреждения по пересмотру и составлению уставных грамот проходила очень оперативно и в 1866 г., в целом, была завершена. К 1866 г., согласно данным П. А. Зайончковского, в империи было введено около 90% уставных грамот. В Гродненской губернии, к примеру, основной объём работ по пересмотру и введению уставных грамот был завершён – согласно закону от 19 апреля 1866 г. поверочные комиссии ликвидировались во всех пяти северо-западных губерниях. Новый штат посредников в 2-х летний срок смог фактически заново провести крестьянскую реформу, быстро догнав по показателям иные губернии империи.

Подводя итоги, можно говорит о следующем: в результате 1861 – 1863 гг. в белорусских губерниях, в связи с работой местных польских мировых посредников, фактически было сорвано проведение аграрной реформы. «Расчёт простой: выжать как можно более денег на свои палаццо и широкую жизнь» [1, с.157] – так можно охарактеризовать причины срыва реформы в белорусских губерниях. Вскрывшиеся масштабы мошенничества и начавшееся Польское восстание привели к полной замене кадров института мировых посредников в белорусских губерниях на великорусских мировых посредников, мало чем связанных (как в материальном, идеологическом, так и в кровно-родственном плане) с местной социально-политической элитой. Обнаруженные воспоминания великорусских мировых посредников позволяют составить неплохую картину положения местного крестьянства и фактически повторного проведения аграрной реформы в белорусских губерниях. Перепроведение реформы осуществлялось быстрыми темпами – на это повлияло введение военного положения в регионе, а также личный контроль над деятельностью института со стороны нового Виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьёва. Поставленная задача была успешно выполнена к 1866 году.

Середа Артём Сергеевич

 

Список источников и литературы:

 1. Березин, В.П. Восемь лет в Северо-западном крае. Воспоминания бывшего мирового посредника / В.П. Березин // Русский вестник. – 1896. – Т. 242. – № № 1, 3, 4, 7 ,11.

2. Гродненская губерния в законодательных актах Российской империи (1801–1913) / Гос. Учреждение «Нац. Ист. Арх. Беларуси в г. Гродно», Упр. Делами Гродн. обл. исполн. ком. – Слоним: Слонимская типография, 2004. – 359с.

3. Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі: у 2 т. / Акад. навук БССР, Ін-т гісторыі; пад рэд. Н.М. Нiкольскага, Д.А. Дудкова, I.Ф. Лочмеля. – Мінск: Выд-ва АН БССР, 1936–1940. – Т.2: 1772–1903 гг. / пад рэд. Н. М. Нікольскага [і інш.].– 1940. – 938с.

4. Дело о составлении и введении в действие уставных грамот в Сокольском уезде Пружанской волости // Национальный исторический архив Беларуси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). – Ф. 997. – Оп. 1. – Д.4.

5. Зайончковский, П.А. Отмена крепостного права в России / П.А. Зайончковский. – М.: Просвещение, 1968. – 367.

6. Захарьин, И.Н. Воспоминания о службе в Белоруссии 1864–1870 гг. / И.Н. Захарьин // Исторический вестник. – 1884. – Т. 15. – № 3; Т. 16. – №4.

7. Кобринский уездный съезд мировых посредников. Дело о введении уставных грамот в имениях // Национальный исторический архив Беларуси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). – Ф. 393. – Оп. 1. – Д. 4.

8. Никулин, В.Н. Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX – начале XX века / В.Н Никулин. – Калининград: Издательство РГУ им. И. Канта, 2005.

9.Полевой, Н.К. Два года, 1864 и 1865, из истории Крестьянского дела в Минской губернии / Н.К. Полевой // Русская старина. – 1910. – Т. 141. – № 2.

10. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе: в 55 т. – Санкт-Петербург: Типография II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1863. – Т. XVI. Отд. 1: 1861. №№ 36490–7190.

11. Самбук, С.М. Политика царизма в Беларуси во второй половине XIX века / С.М. Самбук. – Минск: Наука и техника, 1980. – 221 с.

12. Фридман, М.Б. Отмена крепостного права в Белоруссии / М.Б. Фридман. – Минск. Изд-во Белгосуниверситета, 1958. – 200 с.