Доклад доктор исторических наук, заведующий Центром Евразийских исследований Филиала РГСУ в г. Минске Кирилла Владимировича Шевченко на Международной научно-практической конференции «Россия и славянские народы Восточной Европы в XIX -ХХ веках». Доклады размещаются в специальном разделе конференции.

 

 

 

 

---

 

 «МОЛИСЯ, УЧИСЯ, ТРУДИСЯ, ТРЕЗВИСЯ…»

 

  Иоанн Григорьевич Наумович (1826-1891) – один из наиболее ярких и в то же время незаслуженно забытых деятелей галицко-русского движения в Восточной Галиции во второй половине ХIX века. Будучи греко-католическим священником, позже перешедшим в православие и по политическим мотивам эмигрировавшим из Австро-Венгрии в Россию, И. Наумович проявил себя как энергичный и бескомпромиссный защитник прав галицко-русского крестьянства в качестве депутата галицкого краевого сейма и австрийского рейхсрата; как идеолог и зачинатель «обрядового» движения в греко-католической церкви, направленного на защиту восточного обряда от латинизации; а также как талантливый организатор и будитель галицко-русского народа, создавший в 1874 г. знаменитое Общество имени М. Качковского, деятельность которого была направлена на развитие просвещения и подъем экономического и морального уровня галицких русинов.

       Важной стороной деятельности И. Наумовича было литературное творчество, в котором он в яркой художественной форме отразил жизнь доукраинской Галицкой Руси и галицко-русского народа во второй половине ХIX века. Литературные труды И. Наумовича обладают колоссальной ценностью исторического источника еще и потому, что их автор в юности находился под сильнейшим влиянием польской культуры и общественно-политической мысли, выступая во время революции в Австрии в 1848 г. как участник польского революционного движения в Галиции. Лишь позже сама логика житейских обстоятельств и галицких реалий вернула его в лоно галицко-русской жизни, сделав одним из самых убежденных и талантливых защитников русского начала в древней и многострадальной Червонной Руси. Таким образом, И. Наумович избежал участи многих представителей галицкой интеллигенции и образованного сословия, которые стремительно полонизировались и становились выразителями польских культурных и политических интересов. Суть своих историософских воззрений И. Наумович четко сформулировал в своей статье во львовской галицко-русской газете «Слово» в 1866 г., провозгласив, что «Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. с точки зрения этнографической, языковой, литературной, обрядовой – это одна и та же Русь… Мы не можем отделиться китайской стеной от наших братьев и отказаться от языковой, литературной и народной связи со всем русским миром».[1]    

 

* * *

         Большое место в произведениях Наумовича занимают облеченные в литературную форму размышления об исторической судьбе многострадальной Галицкой Руси. В одном из своих произведений Наумович сравнивает Галицкую Русь с несчастным христианским ребенком, похищенным у родителей толпой бродячих цыган и заточенным в темной пещере без солнечного света и свежего воздуха. «…Это бедное, несчастное христианское дитя и все, что оно вытерпело от цыган в темной пещере, представляет мне наш галицко-русский народ, который много выстрадал в своей исторической жизни»[2], - говорит один из литературных героев Наумовича. Зловещий образ похитителей-цыган и темной пещеры под пером Наумовича предстает символом многовекового польского господства над Червонной Русью и его последствий, превративших галицких русинов в «детей подземелья». «Тянется эта неволя с того времени, когда польские иезуиты, порешив ополячить нашу Галичину, опутали ее своими сетями и заключили договор с польским правительством, чтобы всеми способами притеснять русских и их православную веру. Правда, стремясь погубить русский народ, Польша сама себя погубила, - констатирует Наумович. – Польша пала от ненависти, а Русь крепка терпением своим…».[3]

       Однако вину за тяжелое положение Галицкой Руси, нищету и забитость ее коренного русинского населения Наумович возлагал отнюдь не только на поляков, к которым он относился без всякой предвзятости и тем более ненависти, но и на самих галицких русинов, которых он резко критиковал за целый ряд недостатков. «Русский не любит наук, он не имеет любви к труду, он теряет уже и веру, и добрые обычаи… Если русский народ в Галичине не возьмется за школы, за общества трезвости, если он не заведёт у себя лучших порядков жизни, то может совсем погибнуть…»[4], - предостерегает один из литературных персонажей Наумовича, отражая его собственные взгляды. Будучи греко-католическим священником и постоянно наблюдая за образом жизни и нравами своих прихожан, Наумович имел веские основания для столь неутешительных выводов.

        В «Повести Онуфрия Грушкевича о 12 разбойниках» Наумович в аллегорических образах этих разбойников указал на самые тяжкие, с его точки зрения, пороки современного ему галицко-русского народа. К числу этих пороков Наумович относил «неволю; неволю народную; неволю общественную; невежество; пьянство; легкомыслие; легковерие и жидолюбие; нелюбовь к нашей русской народности; недостаток общественного таланта и расточительность».[5] Обращает на себя внимание то, что многие из названных Наумовичем недостатков галицких русинов в разное время в отношении славян вообще отмечали и другие проницательные и самокритичные славянские деятели, начиная с Юрия Крижанича. 

       Иллюстрируя свою мысль о «неволе народной» и «нелюбви к нашей русской народности» Наумович, опираясь на свои наблюдения и знание галицких реалий, указывал, что «если в обществе соберется 100 русских и 1 поляк, то считается неприличным говорить по-русски, а не по-польски».[6] Объясняя свой несколько неожиданный для многих упрёк галицких русинов в «легковерии» и особенно в «жидолюбии», Наумович ссылается на широко распространенную практику галицких крестьян приспосабливаться к еврейским традициям в ущерб собственным обычаям. Это проявлялось, в частности, в готовности русинов посещать базар и совершать сделки не по субботам, когда евреи не работали, а по воскресеньям, когда это было удобно еврейским торговцам.

        Однако Наумович не просто фиксировал и критиковал пороки галицких крестьян, но и пытался деятельно их искоренять. Основанное им в 1874 г. Общество имени М. Качковского сделало программой своей деятельности афористичный призыв Наумовича к галицко-русскому народу: «Молися, учися, трудися, трезвися»,[7] что и по сей день звучит крайне актуально не только для украинизированной Галиции, но и для всех остальных ветвей русского народа. Реализуя данную программу, Общество имени Качковского, несмотря на противодействие австрийских властей, польской администрации в Галиции и галицких украинофилов, достигло колоссальных успехов. Так, издаваемые Обществом имени Качковского печатные издания пользовались большой популярностью у галицко-русского населения, а число читален Общества имени Качковского в Галиции к 1903 г. достигло 940. Галицко-русские эмигранты в Северной Америке в конце XIX - начале ХХ века основали читальни Общества имени Качковского в США и Канаде.

        Системная, прекрасно организованная и последовательная просветительская деятельность Общества имени Качковского под руководством И. Наумовича, который являлся автором большого числа популярных брошюр для простого народа, в значительной степени объясняет широкое распространение «москвофильских» настроений среди галичан в конце XIX - начале ХХ века. Младший современник Наумовича, известный галицко-русский деятель и публицист О.А. Мончаловский отмечал, что галичане превосходят «малорусское и великорусское простонародье в России в развитии национального самосознания, в патриотизме и в глубокой привязанности к русскому обряду и церкви».[8] С этим утверждением были вынуждены согласиться и активисты украинского движения в Галиции, сожалевшие по поводу того, что галицкие мужики «от природы москвофилы».[9]

       Успешная общественная деятельность И. Наумовича и его широкая популярность в Галиции вызывали растущую тревогу в Вене. В 1882 г. австрийские власти организовали политический процесс по делу О. Грабарь и А. Добрянского, обвинив их в государственной измене. На скамье подсудимых оказался также и ряд других деятелей галицко-русского движения, включая И. Наумовича, который обвинялся в «возбуждении симпатий к России» и «распространении отвращения к австрийским политическим учреждениям и церковной унии».[10] Наиболее суровый приговор в итоге был вынесен Наумовичу, который помимо предварительного шестимесячного заключения был вынужден отсидеть в тюрьме еще восемь месяцев. После выхода из тюрьмы Наумович принял православие, а в 1886 г. вместе с семьей эмигрировал в России. Так австрийское правительство избавилось от талантливого, принципиального и популярного в народе галицко-русского патриота, который был серьезным препятствием в реализации Веной «украинского проекта». Процесс О. Грабарь и А. Добрянского стал «началом австро-польских насилий, преследовавших в борьбе с влиянием России… уничтожение галицко-русского народа».[11]

        В своем творчестве И. Наумович не мог не затронуть и тему борьбы галицко-русской интеллигенции с растущим во второй половине XIX века украинским движением в Галиции. В повести «Отец и дети» Наумович изобразил убеждённого галицко-русского традиционалиста, греко-католического священника о. Димитрия, который с душевной болью делился со своей супругой переживаниями по поводу украинских симпатий своего сына-студента. «Он перечитал сочинения Шевченки и воюет выдержками из него, утверждая, что не одна Русь на свете, а две. Но почему не двадцать? – спрошу я его. – Ведь когда-то были поляне, древляне, северяне и т.д. – и все это была Русь. Как можно теперь делить Русь на Московскую и нашу Галицкую, если у нас в Галичине существует несколько наречий? – полемизировал с сыном-украинофилом галицко-русский традиционалист о. Димитрий. – Если уж анатомировать, то надо быть последовательным и доводить дело до последней жилки!».[12] Супруга о. Димитрия оказалась не менее критичной по отношению к украинским увлечениям своего сына Фёдора. По её словам, «увлечение Украйной – ребячество, мечта, не имеющая никакой будущности…».[13] Когда сын Фёдор станет «самостоятельным человеком и присмотрится к жизни, он узнает, что наш малорусский язык чересчур ополячен, крайне беден и совершенно недостаточен для того, чтобы… он мог теперь, при существовании богатейшей общерусской литературы, приобрести себе какое-нибудь значение в свете…».[14]

        Описываемые И. Наумовичем диалоги свидетельствуют, что не только о. Димитрий, но и другие греко-католические священники в Галиции в то время были крайне негативно настроены по отношению к украинскому движению, горячо поддерживая меры властей Российской империи по его ограничению. Так, один из героев повести «Отец и дети», греко-католический священник, говорит в кругу своих единомышленников: «Если русское правительство теперь запрещает издавать и перевозить через границу книжки на украинском наречии, то это потому, что литература украинская еще не приносила ничего положительного для народа, а всегда поднимала вопросы политики, подкапывающие законный порядок в империи… Украиноманы идут рука об руку с поляками – разрушителями и цель их в том, чтобы произвести религиозно-гражданский переворот… Запрещение литературы, ведущей народ в пропасть, было обязанностью русского правительства…».[15] Судя по всему, галицко-русские интеллигенты понимали смысл имперской политики в украинском вопросе лучше, чем многие её критики в лице российских либералов.

         Усиленно пропагандируемое галицкими украинофилами фонетическое правописание, призванное отделить создаваемый украинский литературный язык от русского литературного языка, получило уничижительную оценку со стороны галицко-русской интеллигенции. «Я не могу перечитать ни одной книжки, написанной с соблюдением украинского правописания, - говорит один из персонажей И. Наумовича. – Мне претит эта гниль».[16]

        Однако галицко-русские деятели были вынуждены признать, что система образования в Галиции уже превратилась в механизм постепенной украинизации молодых галичан. «Теперь такие времена настали, - сожалеет сосед о. Димитрия, греко-католический священник о. Виктор, - что в русской школе, если кто из учеников осмелится написать по-русски слово «надежда» (слово чисто народное, а не заимствованное из польского «надия»), то это слово подчёркивают как «церковщину» и засчитывают бедному ребёнку за ошибку!».[17] Недоверие и даже страх к галицкой школе в это время являются характерными для галицко-русских интеллигентов. «Страшно подумать, что отец – одних убеждений, а сын – других, - говорит собеседник о. Виктора Брикульский. – У меня тоже есть сын, но боюсь за него, потому что не знаю, какого русского из него сделают в школе…».[18] Аналогичная с Галицией ситуация в сфере образования сложилась и в соседней Угорской Руси, входившей в венгерскую часть Австро-Венгрии. По словам хорошо информированного о положении в Угорской Руси современника, школа здесь «служит прежде всего целям мадьяризации и в этом направлении воспитывает всю угро-русскую молодежь».[19]

         Общее положение в Галиции в культурно-языковой и образовательной сфере в конце XIX в., когда австро-польский проект этнокультурной инженерии заработал в полную силу, Наумович как один из лидеров галицко-русского движения оценивал довольно пессимистично. По словам Наумовича, «нам грозит уничтожение нашей национальности. Нам несвободно иметь свой литературный язык. Нам велят довольствоваться простонародным наречием. Нам нельзя решать вопросов о своем языке и его грамматике. Наш язык идет чрез польское решето: здоровое зерно отделяется, как московщина, а высевки оставляются нам из милости. Русских чиновников предают опале. Не остается нам ничего, как уйти из родной земли!».[20]  

        «Символ веры» галицко-русской интеллигенции выражен одним из героев Наумовича, по словам которого, «и Великая Русь, и Малая, и Белая, и Червонная – одно целое, так же как и Тело Христово одно, хотя раздробляемое, но не разделяемое. …Кто из ненависти к русскому народу выбрасывает из русской азбуки буквы, освященные церковью, историею и именами апостолов, тот оскорбляет их светлую память…».[21]

         Свой рассказ И. Наумович завершает пожеланием, чтобы «он послужил к нашему домашнему взаимному согласию, чтобы все мы утвердились на наших старых русских началах, чтобы вся наша Русь была с одним великим русским сердцем и одною душою!».[22] Однако развитие общественно-политической ситуации в Галиции пошло по совершенно иному сценарию, написанному австрийскими и польскими властями. Вместо «домашнего взаимного согласия», к которому тщетно призывал Наумович, произошел окончательный раскол между русскими галичанами и украинофилами, подготовленный и организованный польской администрацией Галиции в 1890 г., когда после консультаций с наместником Галиции К. Бадени русинский депутат галицкого сейма Ю. Романчук провозгласил программу соглашения с поляками, получившую название «Новая эра». Главные пункты программы Романчука, продиктованные Бадени, гласили, что русины являются самостоятельным народом, «отдельным от польского и российского» и на этом основании желают развивать свою народность и язык. По словам Мончаловского, данная программа означала «отречение от племенной связи с остальным русским миром…».[23] Провозглашение этой программы положило начало системному преследованию русского литературного языка в Галиции, против которого, по выражению хорошо информированного русского современника и очевидца событий, «начался крестовый поход»,[24] а также связанная с ним кампания шельмования и дискриминации галицко-русских деятелей, не принявших «Новую эру». В конце концов, подобная политика Вены закончилась виселицами и концлагерными ужасами Талергофа.

         В силу ряда обстоятельств пожелания И. Наумовича так и не были реализованы, что стало одной из причин последующей трагедии Галицкой и всей Южной Руси, продолжающейся и поныне. Впрочем, мысли и призывы великого галицко-русского будителя, выраженные им полтора столетия назад, ничуть не утратили своей актуальности, приобретая сейчас особенный смысл и остроту. 

К.В. Шевченко,
доктор исторических наук,
заведующий Центром Евразийских исследований
Филиала РГСУ в г. Минске