Предлагаем вниманию читателей исследование протоиерея Василия Жмакина, посвящённое участию католического духовенства в подготовке и в ходе восстания польской шляхты в 1863 году, опубликованное в 1883 году в духовном журнале «Странник». Полагаем, читатели отметят параллели в приемах революционной пропаганды польских монахов позапрошлого века и в современной методике "цветных революций". Еще более удивительные сходства в методах подготовки польского восстания 1863 года с современными цветными революциями можно увидеть в записках П.М. Мейера. «Подготовка к польскому мятежу в Минской губернии в 1861 г.»

Василий Иванович Жмакин (12 (24) июля 1853 — 26 мая (8 июня) 1907) —
протоиерей Русской православной церкви, русский писатель, историк, богослов.
Член учебного комитета при Святейшем Синоде.

Цифровая обработка и перевод текста в современную орфографию была произведена редакцией сайта «Западная Русь». Оригинал в формате PDF можно открыть по ссылке.

 

 ***

 

 

Участие римского католического духовенства и монашества в польском Восстании 1863 года.

(По официальному документу)

Бесспорно, что революционное движение в Западном крае, выродившееся затем в открытое Восстание 1863 года, главные свои силы черпало в польско-католическом духовенстве и особенно в богатом монашестве. По присоединению к России, Царство Польское получило широкую политическую автономию, а что касается римско-католической церкви в Польше, то она пользовалась там большой свободой, а во внутренних своих делах находилась почти вне всякого контроля русского правительства. Располагая громадным влиянием на всё польско-католическое общество, католическое духовенство упорно вело его к революционному движению и служила в крае одним из главных двигателей восстания. Благодаря преимущественно дружному содействию духовенство, восстание получило особенную силу и жизненность, чему много помогали и некоторые внешние условия, в которых находилась русская власть в Западном крае. Одним из выдающихся представителей русского национального дела в Западной России, именно Н. А. Милютин, в своих письмах из Польше, даёт характеристику представителям русской администрации в крае, которая по всей справедливости должна быть названо удивительной. К высшим правительственным лицом в Царстве Польском в то время был Граф Ф. Ф. Берг, сменивший собой великого князя Константина Николаевича. Граф Берг, по словам глубокоуважаемого Милютина, несколько тщеславной, а потому очень доступный льстивым речам, был в тоже время и нерешительным упорен, как человек ревностно оберегавший свои права и малоспособный пользоваться ими сам с последовательностью. Он путался в учтивостях, но в отношении его нельзя рассчитывать на серьезное содействие.

Если такое было лицо, находившееся в главе управления Царством Польским, то и низшие административные инстанции оказывались во многих отношениях не удовлетворяющими своему важному положению в крае. «Здесь (т. е. в Варшаве), писал Милюков к одному знакомому генералу, положена была такая закваска взаимного недоверия не только между чинами гражданскими и чинами военными, но даже в среде этих последних, - что для того, чтобы сплотить всё это в одно целое и провести повсюду твёрдая направление, необходимо сильная личность, а именно такой-то личности здесь и не достаёт … За исключением военной силы, здесь нет никакой другой административной власти. К стыду нашему, мы не сумели здесь ничего организовать: вся полиция, вся администрация, вся юстиция в руках мелкой шляхты, которая нам враждебна. Вне губернских и уездных городов правительство не имеет ни одного агента, ни одного представителя, заслуживающего доверия … Гражданские власти, если не помогают секретно косвенным путем восстанию, то держит себя в этом отношении нейтрально и, как кажется, в их тому и все к этому привыкли». *)

*) «Древняя и Новая Россия». Февраль. 1881. Н.А. Милютин.

При таком положении вещей, для католического духовенства, издавна отличавшегося своей сплоченностью и общностью своих интересов, представлялось широкое поле деятельности. И оно действительно прекрасно воспользовалось всеми благоприятными обстоятельствами для того, чтобы поддерживать восстание и заявить себя здесь самым блестящим образом. «Католическое духовенство, - так пишет в своих записках один из русских чиновников, служивший во время восстания в Варшаве, - забыв обязанности своего сана, забыв, что она служит Богу любви и миру, открыто проповедовало восстание; собирала бунтовщиков в ряды, становилось во главе их шло с ними на убийство, в самой святыни храмов благословляло оружие мятежников, заготавливало и хранило оружие для тайных убийств, укрывало разбойников, достойных петли, и наёмных убийц, возбуждала и благословляло эти убийства. Нелицеприятный и неумолимый суд истории с ужасом и отвращением укажет на число жертв, разбойнически умерщвленных по указанию служителей Божьих, возвещавших с кафедры храмов не слова любви и мира, но бунт, пожары, убийства и клятвопреступление. Ксендзы и монахи всевозможных орденов как бы старались опередить друг друга на пути к преступлению». *)

*) Записки И. Селиванова. «Русская Старина». 1880. Декабрь. Здесь же представлены и некоторые сведения, касающияся закрытия католических монастырей.

Когда после долгих и упорных усилий главные силы польского восстания были подавлены и когда со всей очевидностью выяснилось участие в нём католического духовенства, Государь Император Александр Николаевич, возмущённый изменническим образом действий представителей католической церкви в Царстве Польском, весной 1864 года Высочайше повелел наместнику Царства Польского графу Бергу составить особую комиссию, на которую возлагалась обязанность «привести в положительную известность, какое участие принимали в Царстве Польском римско-католические монастыри и монашество и духовенство в возбуждении и поддержке бывшего там мятежа».

В июне того же 1864 года Высочайше утвержденная комиссия по делу католических монастырей открыла свои действия. Члены этой комиссии избраны были самим наместником Царства Польского графом Бергом. Председателем комиссии состоял главный директор внутренних и духовных дел Царства Польского, известный князь Черкасский. Одним из видных членов комиссии был известный уже Н. А. Милютин. После князя Черкасского ему принадлежит самая выдающаяся роль в работах комиссии. Решась однажды принять на себя дела, он всей душой углубился в изучение подлежащего обсуждению вопроса. Он окружил себя книгами, брошюрами, трактами, записками, всеми документами печатными и рукописными, обнародованными и секретными, и старался по ним изучить польский дела и, в частности, монастырский вопрос. Благодаря неутомимым трудам Н. А. Милютина собраны были все папские буллы, все декреты Наполеона и других венценосцев и пр. Эти буллы и декреты и послужили основанием для тех мер, какие были приняты русским правительством для сокращения католических монастырей и отобрания у них недвижимой собственности.

Занятия комиссии по делу католических монастырей велись в глубокой тайне. Принимая в первый раз членов только что сформированной им комиссии, граф Берг прямо объявил им, что они призваны к великому государственному делу, что открытие тайны комиссионных заседаний составляет государственное преступление. В заключение он потребовал от всех членов честного слова в том, что они не будут никому рассказывать того, что будет происходить в их заседаниях.

Председатель комиссии, князь Черкасский, с своей стороны старался принимать все меры к тому, чтобы дела комиссии сохранялись в строгом секрете. Когда у него собиралась комиссия, он собственноручно запирал двери своего кабинета и тогда уже начинались прения.

Члены комиссии, занимаясь вопросом об участии католических монастырей в восстании, не знали тех последних мер, на которые могло согласится относительно их русское правительство. В видах уничтожения источника революционного движения, некоторые члены комиссии признавали за лучшее уничтожить все монастыри. За эту мысль особенно сильно ратовал Н. А. Милютин, светлый ум которого далеко прозревал будущее, и он навсегда бы мог исключить польский вопрос из числа тех, за которые можно было опасаться в последствии. С целью указать возможность уничтожения монастырей, Милютин представил собрание некоторых папских булл и повелений разных государей, на основании которых уничтожение монастырей признавалось мерой не только необходимой, оправдываемой обстоятельствами, но и вполне законной. Наместник граф Берг не согласился с мыслью н. А. Милютина.

В августе месяце того же 1864 года занятия комиссии по делу католических монастырей закончились и результаты усиленных её работ выразились между прочим в нижеследующем замечательном ее докладе, поданным 5 (17) августа наместнику Царства Польского.

«По высочайшей воли его Императорского величества, Особой комиссии, в Варшаве учреждённой, поручено было привести в положительную известность, какое участие принимали в Царстве Польском римско-католические монастыри и монашествующее духовенство в возбуждении и поддержании бывшего там мятежа? Комиссия эта составлена под председательством Главного Директора, Председательствующего в Правительственной Комиссии Внутренних и Духовных дел, из членов разных следственных и военно-судных комиссий в царстве, а также других высших чиновников, избранных наместником. Комиссия, приступив в прошедшем июне месяце к исполнению возложенного на неё поручения, занялась прежде всего рассмотрением следственных и военно-судных дел, производившихся в царстве по поводу последнего восстания, дабы по подлинным документам удовлетвориться, в какой мере замешаны были в этих делах лица монашеского сословия, какие именно монастыри принимали участие в подготовлении мятежа и в тайной организации, им управлявшей, и какими, в частности, действиями каждый монастырь проявил это участие своё в революционном движении, имевшем целью низвергнуть в Польше законное правительство. Во всей этой работе комиссия останавливалась единственно на тех фактах, достоверность которых несомненно засвидетельствовано или документами, найденными у самих мятежников, или же формальными следствиями, произведенными над политическими преступниками. Из рассмотренных таким образом дел комиссия извлекла множество данных, представляющих случаи несомненного, юридически дознанного, участия, принятого в мятежных действиях как целой братией монастырской, так и отдельными лицами монашеского сословия. Всю эту массу данных комиссия сочла удобнейшим изложить в форме подробных ведомостей монастырям Царства Польского, с показанием в них, по каждому монастырю, вместе с поименным списком числящихся в нём монахов, клириков и новициев, тех политических преступлений, в которых монастырская братья в совокупности, или какие-либо из означенных личностей признаны виновными. Ведомости сии комиссия имеет честь повергнуть при сем на благоусмотрение высшего Правительства, как результат своей продолжительной и тщательной работы.

В этих в этих ведомостях комиссия не осмелилась ни помешает помещать фактов, хотя бы и общеизвестных и всеми признанных за достоверные, но не подтвержденных формальными доказательствами, ни обобщать сведения о действиях отдельных личностей из монашеского сословия, хотя бы действия сии не могли совершиться иначе, как при соучастии монастырского начальства и прочей братии, но когда в соучастие это не было фактически доказано. Поэтому самому Комиссия считает долгом говорить, что представляемые ею ведомости заключают в себе далеко ещё не все данные относительно содействия монастырей и монахов подготовлению и развитию мятежа. В начале возникших в Царстве беспорядков, правительственные власти, надеюсь снисходительностью утишить волнение, избегали по возможности производить следствия по политическим делам, нередко даже самого преступного свойства, и в этом отношении выказывали ещё больше долготерпение, когда дело шло о членах римско-католического духовенства. Позднее, когда разгорелось вооружённое восстание, местные власти некоторое время сосредоточивая свое внимание преимущественно на отыскание и уничтожении вооружённых шаек, не могли повсеместно следить за участием, какое принимали в мятеже те или другие частные лица и общественные учреждения, в том числе и монастыри. Но при всей этой неполноте сведений, комиссия из разработанных ею дел не могла не вынести положительного и глубокому убеждению, что римско-католические монастыри в Царстве Польском были одним из главных орудий мятежа, принимая в нём более или менее деятельное участие. В тоже время комиссия имела возможность уяснить себе и самый ход этой печальной деятельности монастырей в её последовательном развитии, и полагает не лишним представить свои об этом предмете заключения в настоящем докладе, изложив в нём, в возможно сжатом очерке, замечательнейшие из фактов, значущихся в вышеупомянутых подробных ведомостях.

 

I. Положение римско-католических монастырей в Царстве.

В настоящее время в Царстве Польском состоит всего римско-католических обителей: 155 мужских с 1.635 монахами и 42 женских с 549 лицами, считая в том числе 21 дом сестер милосердия. Сверх сего имеются еще разные, непризнанные законом, конгрегации, братства, архибратства, в том числе и общество Фелицианок. Все эти монастыри и конгрегации, снабженные достаточными доходами, живя в полном довольстве, пользовались доселе, под русским владычеством той же самой, почти неограниченной свободой, которая издавна была предоставлена им в Польше и которая вначале настоящего века при первом столкновении своем с Французским влиянием в Варшаве успела вынудить у местного правительства принятие чрезвычайных хотя и необходимых мер строгости против одного из монашеских орденов(именно против ордена бентонитов: декретом короля- Саксонского, герцога Варшавского, от 9 июня 1808 года, монахи этого ордена изгнаны из герцогства за их вмешательство в политические дела). По присоединении герцогства Варшавского к русской державе и образовании Царства Польского, церковь римско-католическая сохранила в царстве все прежнее свое значение и организацию. Высочайшим указом Императора Александра І-го 1 (18) марта 1817 года относительно устройства сей церкви в царстве предписаны лишь немногие дисциплинарные правила для монастырей и монашествующего духовенства. Важнейшее постановление по сему предмету заключается в ст. 17-й сего указа, которою запрещено настоятелями настоятельницам мужских и женских монастырей принимать, как в новициат, так и в монашество, ранее узаконенного возраста. К сожалению, это правило, не взирая на настояния правительства, далеко не всегда соблюдалось монастырскими начальствами. В том же 1817 году Правительственною Комиссией Духовных дел составлены были предположения об упразднении некоторых бенефиций, об уменьшении числа членов капитулов и упразднении некоторых монастырей с целью лучшего обеспечения светского духовенства и назначения достаточного содержания восьмой, вновь предположенной к учреждению, римско-католической епархии.

Предположения эти были предметом продолжительных переговоров с римским двором в следствие которых издана была 30 июня 1818 года папою Пием VII булла «Ех imposita Nobis» ... об упразднении в Царстве Польском некоторых монастырей и бенефиций и об обращении доходов с их имуществ на вышесказанные цели. На основании этой буллы, супрессионным декретом уполномоченного папою архиепископа Мальчевского, от 17 апреля 1819 года, объявлены были упраздненными сорок семь мелких монастырей разных орденов. В прочем в 1823 и 1824 годах допущены изъятия из этого, казалось, совершившегося Факта, так что некоторые изо значенных обителей существующие до ныне.

С тех пор за исключением лишь минутной во время мятежа 1830—1831 годов попытки тогдашнего революционного правления устранить духовенство от всякого влияния на духовные Фундуши, материальное положение духовенства и монастырей ни в чем не изменилось. Независимо от неблагоприятных вообще на иноческий быть влияний всей новейшей гражданственности, самая неограниченная свобода, оставленная монастырям в Царстве Польском и отсутствие близкого и постоянного контроля над монастырями, постепенно содействовали упадку в них внутренней дисциплины. Монастыри, опираясь на древний обычай, неохотно подчинялись ближайшей епархиальной власти. Местные епископы, хотя и призываемые правительством к водворению действительного порядка, не всегда с должной энергией заботились о строгом соблюдении в обителях церковных правил власть провинциалов оставалась или бессильной, или праздной. Среди сих условий нравственный уровень монастырей падал всё ниже и ниже, большей частью незаметно даже для людей, близко знакомых с их внутренним бытом доколе события последнего мятежа вдруг почти неожиданно, не обнаружили всей истины и не указали социального зла, требующего немедленного и быстрого врачевания.

 

II. Общий взгляд на участие монастырей в мятеже.

Революционная партия, при помощи отдаленных, но могущественных влияний, искусно воспользовалась таким ходом дел. Не находя себе опоры в основных стихиях общества, в народных массах особенно сельских которым мысль о прежней Речи Посполитой ничего не напоминала кроме рабства или унижения, революция, взлелеянная и вскормленная за границей, могла изо всех местных элементов искать себе союзников только в религиозном Фанатизме польского общества и в упорных притязаниях шляхетского сословия. Первым двигателем её сделалась заграничная эмиграция, подобно всем в мире эмиграциям ничему не научившаяся и ничего не успевшая позабыть в течении долговременной своей жизни на чужой счет. Амнистия 1856 года, дарованная во имя человеколюбия и примирения, обращена была в орудие измены; следственные дела ясно доказывают ныне, что из рядов эмиграции вышли первые и самые ревностные члены тайного общества, немедленно образовавшегося с целью восстановить польское государство в прежних пределах 1772 года. Первым действием эмиссаров, присланных в Царство, было устройство в крае тайной организации, которая должна была покрыть всю страну сетью заговора, готового при первом случае действовать по данному извне знаку. Шляхетство, еще сильное поземельным владением, дорожившее патримониальными учреждениями и старым преобладанием своим над крестьянами, взирало в то время со страхом на громадные преобразования в сельском быту, с начала нынешнего царствование сделавшиеся главной заботой правительства. Инстинктивно чуя опасность для своего преобладания, шляхта спешила противопоставить ей организацию земледельческого общества, немедленно обратившуюся в орудие эгоистических политических стремлений. Монастыри, сильные влиянием на женщин и на низшие городские классы и располагавшие притом могущественным орудием исповеди, дополняли и распространяли эти зачатки революционного устройства. Религиозный фанатизм, издавна связанный в туземных монахах с привычкой к самому незастенчивому вмешательству в мирские дела и с указанным выше отсутствием строгой дисциплины, служил залогом этого чудовищного союза, который скоро должны были скрепить самые страшные злодеяния. С другой стороны, вовлечение в заговор значительной части монашества облегчило первые проявление мятежа, давая ему возможность прикрывать себя личиною религиозного, хотя-бы даже и преувеличенного, чувства. Дело велось опытными заговорщиками. Между тем как эмиграция употребляла все усилия, чтобы чрез подкупленную печать распространит за границею самые превратные понятие о положении польского народа, выставляя его несчастным и гонимым мучеником, страдающим во имя идеи цивилизации и национальности,—монахи всеми мерами заботились о том, чтобы возбуждать в простодушных массах фанатические инстинкты, они постепенно научились употреблять во зло проповедь, умножили безмерно церковные церемонии и старались придавать им политический оттенок.

Повесть об этих грустных попытках составляет печальную страницу в истории новейшего польского общества. В этих первых демонстрациях уже принимали участие также и некоторые светские ксендзы, увлеченные примером монашествующей братии. Комиссия, впрочем, избегая расширение своей и без того тяжелой задачи, тщательно отстраняет от себя исследование действий белого духовенства и строго вменяет себе в обязанность упоминать о них лишь столько, во сколько они неизбежно входят в общую картину деятельности духовенства монашествующего.

 

III. Демонстрации, пение гимнов и пр.

Первая значительная политическая демонстрация последовала 11 июня 1860 года по поводу похорон вдовы бывшего генерала польских войск Совинского, павшего в войне 1831 года. Тут отличился своею необузданной проповедью реформатский проповедник. Вслед за ним раздались проповеди со всех церковных кафедр, сперва в Варшаве, а затем и по всему Царству.

17—29 ноября 1860 года, в годовщину мятежа 1830 года, в костеле Варшавского кармелитского монастыря, на улице Лешно, в ответ на проповедь ксендза, впервые раздалась революционная песнь (jeszcze Polska nie zginęła—еще Польша не погибла). В костелах стали вдруг продаваться целые печатные сборники революционных песен, а равно портреты разных вожаков революций, в том числе варшавского сапожника Килинского, игравшего кровавую роль в избиении русских в Варшаве при Игельштроме. Пред многими монастырями в Варшаве и в других городах, почти одновременно, поставлены статуи Богоматери и разных святых; монахи зажгли пред ними неугасаемые лампады и стали сзывать праздные толпы для пение тех-же политических гимнов, которые пред тем оглашали церковные своды. При таком искусственном возбуждении, которому систематически подвергалась толпа в костелах, проповедь кончалась подчас печальными, иногда и отвратительными сценами. Так, например, при выходе из церкви святого Креста в окрестностях Радома, после проповеди бернардинского монаха ксендза Казимира, бывшего главным предводителем народных скопищ на богомольях, толпа кинулась на мужчину с женщиной, почему-то показавшихся подозрительными, избила их до полусмерти, хотела даже отрезать им уши и повесить их, и без сомнения - исполнила-бы над ними эту страшную казнь, если-бы подоспевшие солдаты не спасли несчастных.

С наступлением 1861 года начинается ряд почти беспрестанных религиозных процессий, имевших уже совершенный вид политических демонстраций.

В январе 1861 года распространен был слух, что 13 (25) февраля, в годовщину Гроховского сражения, отслужена будет на поле битвы, близь Варшавы, панихида по убитым в этом сражении полякам, и говорилось, что на этом богослужении должно собраться все городское население.

Мало по малы слухи эти стали стихать и общее внимание обратилось на предстоявшее собрание земледельческого общества, назначенное на 11 (23) февраля. Одновременно с открытием этого заседание разбросаны были плакаты сперва в монастырских костелах (в Варшаве имеется 6 лишь приходских костелов и 18 римско-католических монастырей), а потом и на улицах, с приглашением народа собраться 13—25 февраля уже не на Гроховском поле, но на площади старого места. Толпа должна была следовать за процессией, мимо королевского замка, к наместниковскому дворцу, где заседало земледельческое общество. В 5¹/₂ часов по полудни стали собираться на рынке старого места толпы городского населения. К ним на встречу, от монастыря паулинов, около 7 часов вечера вышла с хоругвями и крестами процессия, в сопровождении студентов и ремесленников, несших факелы и значки с польскими орлами. Процессия эта тронулась с места, но была своевременно, хотя и не без сопротивления, рассеяна полицией.

Чрез день, т. е. 15 (27) февраля, уже из кармелитского монастыря на улице Лешно вышла новая процессия с намерением торжественно пройти по всему краковскому предместью до трех крестов на Новом Свете и захватить с собою из наместниковского дворца земледельческое общество, по окончании его заседания. Отслужив в костеле панихиду по убитым будто-бы 13 (25) февраля того же года лицам, процессия, сопровождаемая огромной толпой народа, тронулась с места по Долгой улице и направилась к замку, мимо паулинского монастыря, взяв оттуда монахов, чтобы начать свое шествие по Краковскому предместью. Вслед за духовными лицами несен был портрет Килинского. Подровнявшись с монастырем бернардинов, процессия остановилась; из костела вышли монахи, а за ними вынесли гроб неизвестного покойника, над которым в то время совершалось отпевание в монастыре. В эту минуту с колокольни бернардинского монастыря кто-то бросил камень в казаков, стоящих вблизи, и ранил одного из них. За тем посыпались еще камни, ранившие несколько солдат, и произошло смятение. Агитаторы искусно воспользовались подготовленным ими самими беспорядком; они стали уверять народ, будто-бы войско, вышедшее по тревоге, било ксендзов и сломало несенный ими крест и будто покойник, которого хоронили, есть жертва, павшая за отечество 13 (25) февраля. Толпа, искусственно приведенная в ярость, ринулась на войско, так, что стало необходимо отражать нападение силой, при чем убито 5 человек. Тогда, как будто по данному знаку, изо всех монастырей и костелов варшавских одновременно вышли ксендзы и монахи с крестами, хоругвями и торжественным пением, обходя все главные улицы города и явным участием своим в движении еще более возбуждая взволнованных горожан.

Чрез шесть недель, 26 марта (7 апреля), подобная ж процессия, предводимая на сей раз монахами: капуцинами е бернардинами, окончилась новым столкновением с войсками. Но к самой громадной этого рода манифестации подали повод похороны скончавшегося в то время епископа Фиалковского. За гробом его шло все духовенство Варшавы, белое и монашествующее; открыто пелись революционные гимны, гроб был окружен революционными знаменами; на особой подушке несли корону, покрытую черным крестом.

Объявление военного положения, последовавшее 2 (14) октября 1861 года, несколько утишило уличные беспорядки, но не ослабило деятельности ни революционеров, ни самых первых и верных их агентов - монахов. На другой же день, 3 (15) октября, во всех монастырских и приходских церквах Варшавы совершены были торжественные молитвы в память Костюшки, с пением революционных гимнов и произнесением самых возмутительных проповедей. Особенно заявили себя в этот день ксендзы ордена миссионеров, в принадлежащем им костеле св. Креста. К тому времени революционные стремления успели уже пустить в обществе глубокие корни; революционная организация уже окончательно образовалась и наступил новый фазис подземной работы, именно: заботы о скреплении организации, выработка центрального управления, сбор денежных средств и приготовление всего края к открытому мятежу. Сверх того, революционеры принимали всевозможные меры к противодействию примирительным видам правительства, которое вознамерилось успокоить край широкими гражданскими реформами. Такой оппозицией правительству, враждебной и закону, и пользам страны, особенно отличилось монашество. В это время возбуждением народа к мятежу ознаменовали себя, между прочим, два монастыря ордена реформатов, один в Сеннице, другой в Пилице. Из монахов в Сенницкой обители всего более обратили на себя внимание своими революционными проповедями: Петр Склодовский и Бонифаций Куласинский. Последний потом бежал за границу. Монахи реформатского монастыря в Пилице и особенно один из них Григорий Мнешильский (?) открыто проповедовали обязанность сопротивление законному правительству и служение революционным властям.

Монахи нищенствующих орденов ходили из города в город, из деревни в деревню, и всюду собирали, так называемую, народную офяру. В Варшаве еще прежде того устраивался и непрерывно действовал комитет взаимного вспомоществования, основанный будто-бы на добровольные складчины. Главными действующими лицами этого общества были ксендзы и особенно монахи, между прочим ксендз ордена миссионеров Каминский. Как обнаружилось впоследствии, общество собирало складчины исключительно лишь и для политических целей, в видах поддержание революционной пропаганды, а за тем и распространение действительного мятежа.

 

IV. Съезды монашествующих лиц для приготовлений к мятежу.

К осени 1861 года открывается целый ряд революционных духовных съездов, где белое и монашествующее духовенство вместе и на-перерыв друг перед другом спешили скрепить свой союз с мятежом.

2 (14) сентября созван был такой съезд на Лысой горе, где, под предлогом празднование местного храмового праздника, собралось до 300 ксендзов и монахов. Говорили речи, публично молились об успехе мятежа. Подобные же съезды, как видно из официальных документов, происходили еще: а) в Клечеве, в присутствии лица, приближенного к епископу Подлясскому, именно каноника Иосифа Тенчинского; б) в начале ноября 1862 года в Калите; в) 28 ноября в м. Бискупицах, где присутствовали приехавшие из Люблина два монаха ордена бернардинов и один из миссионеров и собралось духовенство из всего околотка; г) 3 декабря в Сувалках, у ксендза Петра Вержбовского; д) 4 декабря в г. Грубешове и пр. Цель этих съездов, как оказалось впоследствии, состояла в том, чтобы подвинуть колеблющихся членов сельского духовенства к участию в революционном движении и к повиновению центральному комитету и затем, условившись окончательно, выбрать преданных революции лиц, для собирание денежных складчин на мятеж. На одном из таких съездов, происходившем в Городке 10 октября 1861 года, капуцин ксендз Фиделис произнес речь, в которой явно призывал собранный народ к оружию. Подобному съезду обязан происхождением своим обнародованный в 6 революционного издание «Рух» протест духовенства против дарованных в то время правительством краю земских учреждений: губернских, городских и уездных советов. В этом протесте, от имени духовенства, безусловно одобрялось решение центрального революционного комитета, предписывавшее гражданам всеобщее уклонение от принятия льгот, столь великодушно дарованных правительством; учреждения эти предавались поруганию и затем объявлялось во всенародное сведение, что духовенство требует от едва избранных и открытых советов, чтобы они, согласно постановлению центрального комитета, немедленно разошлись, и чтобы члены их немедленно вышли в отставку.

Но, всех полнее и замечательнее постановление, состоявшееся на съезде подлясского духовенства (епископ Подлясской епархии Вениамин Шиманский принадлежит к ордену капуцинов), в заседании 13 ноября 1862 года. Постановление это прямо указывает на ту тесную связь и солидарность, какая существовала между духовенством и демократической революционной партией, которая, при известном антагонизме с так-называемыми белыми, искала себе опоры в духовных лицах для того, чтобы воспользоваться их влиянием на умы.

Духовенство подлясское, с депутатами других епархий, как-бы призванное на политический сейм, является здесь судьёй и решателем спора между двумя революционными комитетами—шляхетским и центральным, представителями двух разъединённых между собой революционных партий, так-называемых белых, или аристократов, и красных, или демократов. Торжественному слову духовенства крайняя демократическая партия обязана была окончательной победой над так-называемыми белыми. Подлинные выражения самого текста лучше всего раскроют некоторые, еще слишком мало известные, стороны этой чудовищной организации, которая могла взрасти и созреть лишь на почве, где история тщательно сберегла, друг другу противопоставила и между собою связала всевозможные политические и социальные противоречия, как-бы с тем, чтобы еще раз, наглядным опытом, доказать все их бессилие создать государственную жизнь.

«Подлясское духовенство», гласит документ, «собравшись на общее заседание сего 13 ноября 1862 года, с целью рассмотреть те средства, которыми можно-бы помочь отчизне, выслушав мнение всех присутствующих, рассмотрев подробно основные начала и стремление двух комитетов: шляхетского и центрального и прочтя протоколы заседание Сандомирского духовенства, постановило следующее:

1) Оно принимает программу центрального (т. е. крайнего демократического) комитета, во всей её силе и целости, исключая лишь того, что могло-бы нарушить свободу и права римско-католической церкви.

2) Дабы сохранить полное единство в действиях, оно подчиняется распоряжениям центрального комитета.

3) Во главе общего движения епархии должно быть поставлено выборное духовное лицо. Лицо это должно по всем предметам сноситься с представителями власти цен народного комитета в воеводстве. В помощь ему могут быть назначены выборные большинством голосов ксендзы, по одному из деканата.

4) Оно положило оказывать полное повиновение как уже вышедшим, так и впредь имеющим выходить распоряжениям и предписаниям комитета во сколько последние окажутся согласными с благом церкви.

5) Принятое, таким образом, решение обязательно для всех лиц духовных степеней, которые должны подчиняться ему с полною решимостью, безусловно и бесстрашно.

6) Организованное таким образом духовенство обязано приносить всякого рода пожертвования, какие будут определены доверенным лицом комитета.

7) Духовенство обязано всегда, когда это только может потребоваться, принимать и приводить к присяге все лица, занимающиеся работами по поручению центрального комитета.

8) Согласно этим правилам, каждое духовное лицо должно исполнять возложенные ими на него обязанности под страхом ответственности, как пред духовною, так и пред светскою властью.

«Устроенную таким образом организацию, как в общем её виде, так и во всех её частностях, духовенство архиепископа Варшавского и епископа Холмского, в лице выборных своих, присутствующих на сегодняшнем общем собрании, торжественно признает, а духовенство Подлясское с своей стороны призывает духовенство всех епархий, как конгресувки, так и иных провинций единой и нераздельной Польши к тому, чтобы оно, не теряя минуты времени, поспешило организоваться, с целью немедленного приведение в исполнение как основной программы, так и самих решений центрального комитета.

«Муж доверия епископа Подлясского приглашает депутатов архиепископства Холмской епархии, по возвращении своем в свои епархии, немедленно созвать подобные же съезды и о результатах оных уведомить, как центральный комитет, так и его самого, доверенное лицо Подлясского духовенства и членов шляхетского комитета».

Постановление это, предписывающее духовенству признать и всеми мерами содействовать распространению власти центрального комитета, не осталось без последствий, как свидетельствует вспыхнувший чрез два месяца мятеж. Вскоре после того появилась проповедь к крестьянам ксендза Сикстуса, члена центрального комитета. Она написана на текст из пророка Иоиля (гл. И, ст. 20): «и сущого от севера отжену от вас, и отрину его на землю безводную, и погублю лице его в море первем, и задняя его в море последнем: и взыдет гнилость его, и взыдет смрад его, яко возвеличи дела своя». Этой проповедью прямо требуется изгнание русских из Польши, повествуется, за что, таким образом, постигло Польшу несчастие и, наконец, объявляется во всенародное сведение, что устроилось народное правительство, которому отныне все должны повиноваться. Проповедь эту, именем отечества, велено было духовенству прочесть в костелах с амвона и прибавить от себя все, что могло-бы еще более возбудить народ к борьбе с законною властью.

Приглашение это выполнялось во многих местах с особенною ревностью. Проповеди нередко сопровождались разными революционными манифестациями. В Холме пиар Грудзинский, после фанатической проповеди, водрузил на церковных хоругвях изображение польского орла. В м. Мацеевичи, Луковского уезда, ксендзы Буржинский и Северин еженедельно говорили крестьянам проповеди, в которых приказывали повиноваться польскому королю Замойскому и грозили недопущением к св. причастию, если бы крестьяне стали слушаться русских властей.

 

V. Вербование в шайки и участие монашествующих в вооруженном восстании.

Уже в конце 1862 года заговорщики стали помышлять об образовании мятежнических шаек. Агенты революционеров повсюду вербовали молодежь. Будущие повстанцы стекались тайком в храмы и там служители алтаря приводили их к присяге на верность центральному комитету, а колеблющихся или равнодушных увещевали принять участие в революции и изменить законному правительству, угрожая им в случай неповиновение не только бесчестием перед народом, но и всеми церковными карами. Таким образом монахи одного Ченстоховского Ясногорского монастыря в течение октября месяца 1862 года привели в присяге до 150 человек, которым предназначалось напасть врасплох на наши войска, квартировавшие в Ченстохове.

Когда революционная шайка стала формироваться в Калите, то там, как доказано следствием, приводил к революционной присяге монах Калишского бернардинского монастыря Феликс Домбровский. Равным образом, в декабре 1862 года формальным следствием открыто, что Радомский бернардинский монастырь был средоточием обширного заговора, обнимавшего не только город, но и соседние деревни. Доверенные от монахов лица бродили по окрестностям и завлекали в обитель легковерных людей всякого звания; там, люди эти, под разными угрозами, приводились к присяге в том, чтобы им всегда быть готовыми к восстанию и беспрекословно повиноваться распорядителям дела. Такого рода деятельности посвящали себя в особенности сам настоятель монастыря Телефор Заборек и монахи Рох Климкевич и Паулин Доманский. Залучив простодушных жителей из низших сословий и взяв с них присягу вступить в народное войско, означенные монахи, спустя некоторое время, вновь призывали своих новобранцев, по праздничным дням, в монастырь, где им давали читать разного рода прокламации и, пользуясь их доверием, собирали с них деньги на революцию.

В январе 1863 года вспыхнул в царстве Польском вооруженный мятеж и монашество приняло в нем самое явное участие. Множество несомненных фактов доказывает, что значительное число монахов явилось в шайках с крестом в одной и саблей в другой руке; именем Христа призывали они всех на бой и вели толпы на резню; вооружая кинжалом фанатическую или подкупленную руку убийцы, они благословляли этот кинжал и за кровавый подвиг святотатственно сулили наследие царствие Божия.

В составленных комиссией ведомостях заключается длинный список лиц монашествующего сословия, бежавших в мятежнические шайки, где, с оружием в руке, они отличались особенным изуверством и варварскими поступками против мирного сельского населения, не оказывавшего сочувствие революции. Не повторяя здесь длинной вереницы собственных имен, означенных в списке, достаточно сказать, что в числе захваченных нашими войсками при разбитии вооруженных шаек было более 30 монахов.

Кроме того, формальными следствиями дознаны, между прочим, следующие факты, дающие понятие о личном участии монашества в вооруженном восстании:

Клирик францисканов в Лагевниках Савицкий и монах бернардинов в Ленчице Рафаил Сименковский были сами начальниками мятежных шаек.

Ксендз Плоцкого реформатского монастыря Абратовский вышел с оружием в руках, при внезапном ночном нападении, с 10 на 11 января 1863 года, на команду низших чинов, квартировавших в казармах Черного двора в Плойке. Весь монастырь реформатов участвовал в заговоре и содействовал нападению. Когда оно было отбито, бегущие были приняты в монастырь, где и арестованы в числе 36 человек. При нападении предполагалось сжечь казармы, и солома для этой цели была доставлена из монастыря. Нападение сопровождалось колокольным звоном с монастырской колокольни, а пред тем монахи благословляли на подвиг фанатизированную толпу.

Монастырь ордена бернардинов в Карчувке с согласие монахов был также избран сборным местом для шайки, которая должна была напасть ночью с 10 на 11 января 1863 года на гарнизон города Кельце. Нападение это не состоялось единственно лишь по неприбытию начальника шайки.

В открытом вооруженном бунте принимали также явное участие разные монашествующие из монастырей: бернардинов—в Варшаве, Калише, Пиотрокове, Гуре-Кальварии, Пржирове и Злочеве; реформатов—в Сельце, Сандомире и Щовице; бонифратров—в Люблине, кармелитов—там же, августинов—в Велюне, капуцинов — в Ленде и пр.

Из числа означенных монашествующих нельзя не упомянуть о монахе ордена реформатов Войцехе Елысте и ксендзе капуцинского ордена Максе Тарейве, сделавшихся известными в крае своими жестокостями. Первый находился в шайке Чаховского, ознаменовавшего себя неслыханным зверством, с которым он замучил не только русских военных, случайно попавшихся ему в руки, но и множество польских крестьян и других безоружных жителей Радомской губернии. Наконец нельзя не упомянуть о ксендзе конгрегации каноников регулярных в м. Краснике Торжицинском. Этот ксендз в первую ночь восстания с 10 на 11 января 1863 года сам собрал банду в м. Краснике и, предводительствуя ею, вступил в Стружинский лес. В этом-же походе участвовал другой член той-же конгрегации каноников, монах Валентин Пайдовский. Торжицинский был убит в деле с нашими войсками при м. Слупе, в Радомской губернии.

 

VI. Укрывательство шаек, начальников банд, жандармов - вешателей, кинжальщиков, беглых и т. д.

С другой стороны, монастыри служили для мятежников и всякого рода злоумышленников верным приютом, где им легко было укрываться от преследования войск и полиции, или где, формируясь в шайки, они ожидали удобного случая, чтобы выйти в поле. Так, монастырь бернардинов в Гуре-Кальварии давал у себя прибежище начальнику шайки фабиани и доставлял ему средства к перевозке мятежникам обмундирования, с каковым и захвачена была монастырская подвода. В монастыре ордена реформатов в Сельце, на р. Висле, проживали предводители шаек Боссак и ксендз Котковский, бывший революционный комиссар в Сандомирском воеводстве. Того-же ордена монастырь в Бржезинах служил притоном шаек Савицкого и разным преступникам. Монах ордена францисканов в Новом Месте Корчине, Иосиф Езерский, уличен не только в принятии у себя мятежников, но и в собирании денег для развития мятежа. Монах ордена реформатов в м. Хоче Раймунд Глович доставлял мятежникам продовольственные припасы. Монастырь ордена реформатов в Журошине давал убежище и продовольствие шайкам Поддевского, Гаштофта, Нечая и др.

Монастырь ордена миссионеров в Варшаве особенно отличался всякого рода укрывательством (орден миссионеров зависит от генерала, проживающего постоянно в Париже). 7 (19) сентября 1863 года, после покушение на жизнь наместника графа Берга, произведенного из окон дома графа Замойского, злодеи, совершившие покушение, нашли в саду миссионеров возможность скрываться от поисков полиции. В этом же монастыре нашёл себе приют и тайное убежище некто Чарнецкий, с значительною частью сумм, украденных из главного казначейства царства, в конце мая 1863 года. Из Варшавы Чарнецкий выехал с деньгами на монастырских лошадях, а потом скрывался еще несколько времени в Давидах, имении тех-же миссионеров. В этом имении, в апреле и мае месяцах нынешнего года, с ведома управляющего имением ксендза миссионера Яблонского, проживал с своею шайкой начальник жандармов-вешателей Викентий Бернацкий и его помощник Леопольд Лебковский. Здесь они получили от миссионеров помещение и продовольствие для себя и своих лошадей.

В том, что давали у себя пристанище повстанцам, уличены 7 числа монахи ордена капуцинов в Новом-Месте Равского уезда и ордена реформатов в д. Медневицах, Ловичского уезда. Монастырь ордена доминиканов в Люблине служил местом сходок членам тамошней мятежнической организации и неоднократно укрывал у себя эмиссаров революционного правительства, приезжавших из Варшавы. Монастырь этот еще особенно известен тем, что в первый период демонстраций собирал огромные толпы народа, по нескольку тысяч человек, которым монахи говорили самые возмутительные проповеди.

Монастырь бернардинов в Скемпе (?) давал постоянное убежище жандармам-вешателям, беглым монахам и другим лицам, предлагая им не только приют, но и роскошное содержание. Там, 5 (17) февраля 1863 года, укрывался один жандарм-вешатель, которого разыскивала полиция; там служили торжественные панихиды по убитым и казненным мятежникам и говорились возмутительные речи.

Монастырь ксендзов-бернардинов в Варшаве не отстал от других обителей в подобные же рода подвигах. 9 (21) сентября 1863 года в нем открыты и схвачены пять человек, уже завербованных в шайки, в том числе беглый дозорец варшавской полиции Мищук. Сверх сего в беседке в саду открыты тогда-же повстанческие мундиры; а чрез несколько дней, том-же монастырском саду, найдены: типографский станок, 181 штука обмундирования, 24 формы для литья пуль, 24 острие для пик, 25 стремян, 24 удила, 7 фунтов свинца и до 100 отравленных кинжалов, предназначавшихся для вооружения, так называемых, жандармов.

Другой типографский станок открыт в Люблинском монастыре капуцинов, вместе со всеми снарядами и припасами, нужными для печатания, и с множеством мятежнических воззваний.

Монастырь ордена кармелитов в Вуловской Воле служил также притоном мятежников. В нем найден склад оружие банды Линевского; сам настоятель этого монастыря, фортунат Яйко, имел лично у себя оружие и взял к себе на хранение оружие Линевского. Монах Анастасий Ядаховский, который обратил на себя внимание своими возмутительными проповедями, также имел склад оружия, которое у него найдено. Том-же монастыре кармелитов укрывался некоторое время начальник жандармов-вешателей Ворпаховский. Другой монастырь того-же ордена в м. Оборах (Плоцкой губ.), служивший в 1862 году местом враждебных правительству манифестаций, сделался в 1863 году притоном мятежников и жандармов-вешателей; там формировавшаяся в Липновском уезде тайка Сусманского имела свой сборный пункт и получила благословение. Приютами для банд служили те-же монастыри францисканов в Радзиеве (где один мятежник арестован у самого гвирдиана или настоятеля Анастасия Рощинского), монастырь паулинов в Влодаве и другой монастырь того-же ордена в Конойнице, а равно монастырь августинов в Орхувске.

В Лендском капуцинском монастыре Конинского уезда, монахи, в особом на чердаке тайнике, ход в который был устроен из находившегося в ризнице шкафа, долго скрывали возвратившегося из шайки своей-же обители Макса Тарейву, о котором упомянуто уже выше, и который стяжал себе страшную известность своим необузданным варварством. Тщетно обращались несколько раз местные власти к настоятелю, ссылаясь на общую молву о пребывании в обители преступника. Настоятель и монахи упорно отвергали справедливость этого слуха и первый дал даже письменный в этом смысле отзыв. Между тем, Тарейва продолжал жить в монастыре и даже, по собственному впоследствии показанию, был допускаем до служения обедни, не взирая на то, что многократно осквернял руки свои убийствами. Так длилось дело, покуда произведенный обыск не раскрыл всей правды.

Как систематически действовали в таком направлении монахи, видно наконец из того, что один и тот-же беглый клирик из бернардинского монастыря в Варшаве, Рыбус, перебывавший во множестве шаек и наконец попавшийся в плен, мог поочередно скрываться в четырех обителях своего-же ордена—в Чернякове, Скемпе, Калише и Гуре-Кальварии. Заседавший в монастыре Скемпском капитул бернардинского ордена счел возможным даже формально разрешить обратное принятие его в монашество.

 

VII. Привод к присяге кинжальщиков и других лиц.

Когда в 1863 году для терроризации и без того уже запуганного население мятежники образовали партии жандармов-вешателей и кинжальщиков, злодеи эти приводились к присяге на службу, так называемому, жонду народовому в костелах и кельях монастырских. Подобные присяги имели место во многих монастырях Варшавы, но в особенности у тринитариев; из семи монахов этого монастыря пятеро формально в том уличены.

С своей стороны, монахи ордена бернардинов в Люблине усердно приводили к присяге членов мятежнической организации, так что большая часть лиц, присягавших в Люблине, были подвергаемы сей церемонии именно в этом монастыре. Монахи, бернардинов в Ленчице следовали тому же примеру; в числе многих других лиц, ими приведены к присяге штаб-лекарь Сыревич, впоследствии начальствовавший шайкой, юнкер Недзялковский и два местных чиновника.

Из дела о политическом преступнике Идзии Циере оказалось, что в августе месяце 1863 года ксендз конгрегации миссионеров в Варшаве, Каминский, в присутствии Циера, у себя в кельи привел к присяге шесть человек.

Монастырь бернардинов в Остроленке не только приводил к присяге и вербовал мятежников, но даже в собственных стенах собирал и обучал их стрельбе в цель, для чего в монастырском коридоре была поставлена мишень.

 

VIII. Участие монахов в революционной организации.

Вербуя таким образом членов в революционную организацию, монахи и сами слишком часто принимали в ней личное участие. Так, монах монастыря тринитариев в Варшаве, Юлиан Выпыховский, был секционистом в революционной организации Варшавы. Ксендз ордена миссионеров в Варшаве Древлоский, будучи агентом центрального комитета, разъезжал по Плоцкой губернии, переодетый в светское платье и с фальшивым паспортом, собирал там, так называемую, народную подать, приводил к революционной присяге легковерные жертвы своей пропагандой и назначал из них сотников и десятников. Монахи ордена капуцинов в Закрочиме, ксендзы: Эдмунд Грабский и Мариан Пинский участвовали в закрочимской организации, имевшей специальною целью возбуждение крестьян к мятежу. Должность революционного начальника города Люблина исполнял капуцин Венцеслав Новаковский. В стенах капуцинского монастыря этого города находилась его канцелярия. При обыске там были найдены воззвание мятежников и тайная типография. Настоятель монастыря ордена марианов в д. Скуржеце ксендз Матвий Комаровский деятельно участвовал в образовании революционной организации и с июня 1863 года был членом революционного управление в Седльцах.

Монах ордена реформатов, Вяльского монастыря, Матеуш Домбковский был сборщиком податей в революционной организации: у него найдены печать тайного жонда народового и квитанции в получении им денег, которые он собирал для этого, так называемого, правительства. Таким же сборщиком состоял в революционной организации монах кармелитского монастыря в Оборах, Дитрах, который впоследствии бежал за границу.

Ксендз реформатского монастыря в м. Хоче, Лукаш, был революционным начальником этого местечка, о чем знали все остальные монахи той же обители, а послушник кармелитского монастыря в Клодаве Антон Гробовский не только был местным революционным организатором, но лично принимал участие в вооруженном мятеже.

В других случаях монахи, пользуясь единоверием некоторых из солдат русского войска и рассчитывая на польское их происхождение, старались совратить их с пути долга и чести и внушить им, что присяга, данная русскому государю, недействительна.

Так было напр. в кармелитском монастыре в Варшаве 13 (25) августа 1863 года. Субдиакон Лаврентий Дроздыс и клирики Илия Грабовский и Михаил Палейклес долго и настойчиво уговаривали солдат лейб-гвардии Волынского полка и других частей бежать в ряды мятежников, суля им хорошее денежное вознаграждение, а по восстановлении независимой Польши обещая наделить их бесплатно землей и хозяйством. Всякому, кто перейдет с ружьем, они предлагали 15, а без ружья 10 руб., и сверх того по 2 злота в день; солдатам гвардейским они предлагали еще более, поставляя лишь всем в непременную обязанность захватить с собою патроны. На возражение, как можно изменить данной присяге, —они отвечали, что присяга эта ничтожна, что они имеют право разрешать от неё всякого, и что солдаты, как поляки и католики, должны служить со своими, а не с врагами, и потому обязаны защищать свою веру и свой край.

Стараясь, таким образом, вселить в солдат ненависть к своему знамени, монахи не упускали, разумеется, случая возбуждать такие же чувства и в остальных классах общества. фактов этого рода весьма много. Здесь достаточно указать лишь на один, в течении последнего времени непрестанно и однообразно повторявшийся во всех концах царства и обнаруживающий систематический в этом направлении образ действий католического духовенства. 19 (31) января 1864 года ксендз бернардинского монастыря в Бржасныце Смигельский, узнав, что девица Заиончковская - желает вступить в брак с писарем Нижегородского полка Чебыхиным, не только отказал ей в исповеди и св. причастии, но публично выгнал ее из костела, говоря, что брак с русским проклят Богом.

В настоящее время приведено уже в положительную известность, что большая часть первоначальных революционных декретов, воззваний, прокламаций и т. п. печаталась в монастырях, чем и объясняется открытие тайных типографий, между прочим в Варшаве, в монастырях бернардинов и у фелицианок, в Люблине—в монастыре капуцинов. Там же сочинялись революционные гимны, песни, молитвы, ежедневно принаравливавшияся к текущим событиям и предназначенные к увлечению народа на путь революции, под видом религиозного подвига и спасение души. Тому же или подобному происхождению следует приписать и «Голос Каплана»—подпольный журнал религиозно-политического содержания, выходивший в неопределенные сроки, с промежутками от одного до двух месяцев. Всех нумеров его выпущено 11, из коих 5 в 1862 году, и 6— в 1863 году. Кроме крайнего революционного направления, он замечателен еще и тем, что на каждой странице испещрен текстами священного Писания, преступным злоупотреблением которых сочинители искусно старались уловить доверие малообразованного и фанатического общества. № 2-й этого издание доходит до последних неслыханных крайностей, оправдывая всевозможные злодеяние и даже цареубийство. Вообще монастыри служили складочным местом самых возмутительных произведений тайной печати, которые здесь, под охраной монастырских стен, слишком долго ускользая от наблюдения полиции, тщательно собирались монахами и отсюда рассеивались повсеместно. Так напр. внезапным обыском в Ченстоховском монастыре открыто, что у ксендза ордена паулинов Чеслава Гарвозинского хранились целые кипы печатных воззваний центрального комитета, возмутительных проповедей, революционных гимнов и песен, бумаг, относящихся к политическим съездам духовенства, о коих было упомянуто выше, наконец предписание революционного комиссара Маковецкого воеводства франковского и множество нумеров запрещенных газет.

 

IX. Убийства.

Этим не исчерпывается, однако участие польского монашества в злодеяниях, ознаменовавших минувшие события. Однажды сошедши на почву мирских страстей, однажды изменив долгу верности своему государю и святости торжественных обетов, добровольно произнесенных пред алтарем, отрешившись от правил церковных и не сдерживаемое голосом своего духовного начальства, —монашество уже не знало меры своему нравственному падению. Даже убийство, то нагло оправдываемое политическими целями, то, подчас, лишенное даже этого преступного побуждения, сделалось для недостойных монахов явлением обыкновенным. Так напр. ксендз реформат в Холме, Викентий Маркевич находился в числе злодеев, умертвивших шляхтича Старчевскаго. Так клирик ордена францисканов в Лагевниках Иосиф Пихельский уличается в нескольких, лично им совершенных, убийствах. Монах реформатского монастыря в Велионе Станислав Корецкий не только уговорил шайку мятежников, но сам лично помогал им повесить сотского дер. Радошевице Рабенду, крестьянина Лучика и крестьянку Софью Собчак. Если бы вскоре потом не удалось арестовать этого злодея, то и другие лица сделались бы жертвою Корецкого, ибо у него найден список. лиц, приговоренных мятежниками к повешению. Выше упомянуто уже было о некоторых монахах (капуцине Тарейве и пр.), уличенных в подобных же преступлениях. Но всех возмутительнее, быть может, следующий случай: 9 января 1863 года несколько злоумышленников, прибыв в д. Санники, Гостынинского уезда, стали уговаривать народ идти в шайки и заставляли вооружиться чем попало. 11 января они всех, частью добровольно сошедшихся, частью насильно собранных людей, отправили в местечко Жихлин, под надзором ксендза реформата Стефана Ступинского, из Щовинского монастыря. Но ксендз этот не переставал разыскивать новых жертв, с крайней настойчивостью, и между прочим принялся допрашивать в Санниках одну крестьянку на счет того, где находится её муж, которого он также хотел с собою забрать. Бедная женщина долго и упорно отговаривалась незнанием и наконец вывела из терпение своего мучителя; распаленный ксендз обратился к одному из сподвижников своих, Юзефу Стржичковскому, с приказанием убить ее; Стржичковский немедленно ударил ее пикою, но не убил с ряду. Несчастная крестьянка вскрикнула и едва, в беспамятстве своем, успела проговорить: «в стодоле», как ксендз, в порыве бешенства, выстрелил в нее из револьвера, велел Стржичковскому ее добить, что и было сейчас же исполнено; а сам зажег хату бедной женщины и стодолу (сарай), в которой он надеялся сжечь мужа её живьем; к счастью последний успел уже скрыться. Приведенный в ужас народ оставался безмолвным зрителем этой сцены. Но когда чрез два дня монах Стефан Ступинский вновь прибыл в д. Санники, то толпа крестьян, в числе более двух сот, кинулась на него, обезоружила злодея и мгновенно растерзала его на месте преступления.

 

X. Заключение.

Изложенные отдельные черты из отношений, установившихся между монашеством и революцией в царстве Польском во время последнего мятежа, представляют, как уже замечено выше, далеко еще не полную картину этого сложного явления, которому подобного с трудом можно найти в истории другой страны. Многие факты еще не собраны или не приведены в ясность; другие, без сомнения, уже исчезли бесследно старанием лиц, заинтересованных в утайке доказательств и улик, к тому же самое обособление всего монашеского мира и отсутствие доселе в царстве Польском всякого действительного над ним контроля со стороны не только светской, но и духовной власти, конечно, в значительной мере способствуют медленности в раскрытии истины.

Вопреки каноническим правилам, которыми для облегчение надзора за монашествующими и хранение между ними необходимой дисциплины требуется, чтобы в каждом монастыре было не менее определенного числа (именно десяти, или по крайней мере восьми) монахов и чтобы, в случае неимение этого числа монашествующих, обитель закрывалась, а монахи переводились в другой монастырь,—вопреки сим каноническим правилам, подтвержденным, относительно монастырей в Польше, особой буллой папы Венедикта XIV от 2 мая 1744 года, в царстве существует в настоящее время множество мелких обителей с 2, 3, 4 монахами или монахинями. Обители эти находятся большей частью в малых местечках и селах, некоторые даже в местах совершенно уединенных. Деятельность монахов в таких обителях ускользала от всякого наблюдения; между тем именно такого рода уединенные монастыри могли с особенным удобством служить не только притоном для сбора шаек и для укрывательства беглых, но и для всяких тайных козней, враждебных закону и общественному порядку. По многим из таких монастырей комиссия имеет в руках положительные тому доказательства; но при этом она считает долгом повторить несомненное убеждение, основанное на подробном изучении всего хода последнего мятежа и руководившей им революционной организации, что факты, дознанные подлежащими начальствами и сделавшиеся предметом формальных следствий, составляют лишь малую долю тех преступных действий, которыми польское монашество заявило свое участие в бывших смутах. При всем том комиссия, считая себя призванной останавливаться только на том, что несомненно доказано, и тщательно взвешивая каждый факт до постановления на нем своего заключения, почитает излишним сделать общие выводы из отдельных явлений, изложенных выше. Она признает достаточным привести в заключение лишь те числовые данные, какие обнаруживаются из представляемых ведомостей монастырям царства Польского. Из находящихся в царстве 155 мужских и 42 женских монастырей, 71 мужской монастырь с 304 монашествующими и 4 женских монастыря с 14 монахинями существуют вопреки вышеуказанным каноническим правилам, коими, в видах обеспечение монастырской дисциплины, установлено, чтобы в каждой обители было не менее 8 монашествующих. Из этих 71 мужского монастыря, 6 принадлежит ордену августинов, 5 бернардинов, 5 кармелитов, 10 доминиканов, 6 миссионеров, 8 паулинов, 7 пиаров, 15 францисканов. по три—орденам марианов и реформатов и по одному— орденам бонифратров, каноников-регулярных и тринитариев. Женские монастыри, не имеющие законного числа монахинь, принадлежат орденам мариавиток, норбертанок, бритток и кармелиток.

Из означенных монастырей многие уличены в содействии мятежу, в укрывательстве банд и преступников, в хранении оружие и тайных типографских станков, в приводе к присяге на убийства и т. д.

За тем из прочих монастырей, имеющих установленное каноническими правилами число монашествующих, уличены уже в явном, юридически доказанном, участии в мятеже 89 римско-католических монастырей, в коих числится по спискам 674 монаха. Из сих монастырей: один ордена августинов, 13 ордена бернардинов, по одному бенедиктов, доминиканов и каноников регулярных, 4 кармелитов, 3 капуцинов, по одному марианов и миссионеров, 12 ордена реформатов и один ордена францисканов».

Последствием представленного доклада Высочайше утвержденной комиссии было закрытие в царстве Польском до сорока католических монастырей всевозможных орденов.

В. Жмакин.