Глава III

Псаломщик Федор Юзефович

Вскоре после убийства священника Даниила Коно­пасевича в Минской епархии повстанцами был убит еще один церковный служитель – псаломщик Федор Яковлевич Юзефович, служивший в селе Святая Воля Пинского уезда.

Родился Федор Юзефович в местечке Телеханы Пинского уезда в семье священника. Образование он получил в уездном духовном училище, которое окончил в 1847 году. В течение последующих лет служил то на должности пономаря, то пса­ломщиком при разных церквях Минского уезда. В 1860 году Минским архиепископом Михаилом (Голубовичем) Федор был посвящен в стихарь79, а 25 марта 1861 года определен псалом­щиком к Крестовоздвиженской церкви в село Святая Воля80. Любопытно, что до Юзефовича на его месте служил дьяком некто Стефан Конопасевич, возможно родственник Даниила Конопасевича, а после его смерти здесь проживала его вдова Евдокия Конопасевич81.

По воспоминаниям знавших Федора Юзефовича людей – это был «истинно русский человек», глубоко пре­данный своему отечеству.

Есть сведения, что во время начавшегося восстания он как-то догнал и отнял у некоего пана Кобылинского, избежав­шего правительственных «рогаток» для осмотра проезжающих, порох и провизию для повстанцев82. Однако насколько эта информация достоверна, сказать трудно. Как бы там ни было, но именно Юзефович стал жертвой мести повстанцев, что бесспорно было следствием его патриотических убеждений.

Все дело происходило в нескольких верстах от Святой Воли, в деревне Великая Гать, где находились усадьба свя­щенника и дом псаломщика. 1 июня 1863 года в 10 часов утра в дом Юзефовича пришли два неизвестных человека и, сказавшись странниками, попросили их накормить. Самого Федора в это время дома не было, он отсутствовал, находясь где-то по хозяйским делам. Жена его Доминика Адриановна приняла незнакомцев и приготовила им поесть. За трапезой «странники» начали разговор с отцом Федора, заштатным священником Яковом Юзефовичем, проживавшим в доме своего сына со времени увольнения от должности. Во вре­мя разговора хозяйка заметила, что эти люди «не здешней стороны» и, заподозрив в них повстанцев, послала за своим мужем.

Узнав о подозрениях супруги, Федор, прежде чем идти домой, зашел к своему соседу-крестьянину, для того, чтобы с его помощью при необходимости задержать неизвестных людей. Придя в свой дом, он стал расспрашивать незнаком­цев, кто они и откуда. Во время их беседы в комнату вбежал испуганный старший сын Юзефовичей Алексей и сказал, что «в село идут поляки». Все стали выходить из дома, чтобы узнать, кто именно приближается к деревне. Между тем на­ходившиеся в доме незнакомцы, а это были «передовые» пов­станческого отряда, стали доказывать, что это русские казаки и, сделав испуганный вид, просили спрятать их куда-нибудь. Эту притворную игру они начали видимо для того, чтобы спровоцировать или сбить с толку Федора и тем задержать его в доме. Однако, когда все убедились, что в деревню входят повстанцы, Федор, прекрасно понимая, что для него ничего доброго от встречи с ними не будет, хотел скрыться. В этот момент один из незнакомцев приставил к его груди револьвер и грозно закричал: «Стой! Никуда не пойдешь! Ступай за мной в корчму!» К этому времени отряд повстанцев численностью около 200 человек уже вошел в деревню83.

Схватив Юзефовича, повстанцы отвели его в корчму. Там они стали над ним издеваться и выговаривать за то, что он убеждал крестьян устраивать караулы и наблюдать за пов­станцами, «чтобы не пропустить кого без вида», что убеждал крестьян вооружаться против них, когда те «хвалились сжечь» село Гать, как сожгли Святую Волю. Объявив, что ему осталось «всего полчаса времени до смерти», начальник отряда велел отправить Юзефовича под караулом к местному священнику Николаю Лукичу Стояновичу. Между тем жена Федора с пятью детьми со слезами отчаянно умоляли повстанцев по­миловать его. Отец – семидесятилетний старик-священник — в ногах ползал у повстанцев, прося пощадить его сына. Но никакие уговоры не приклонили их на милость84.

Исповедь Федора происходила в гостиной священни­ческого дома в присутствии нескольких вооруженных пов­станцев. После исповеди повстанцы в форме издевательства предложили отцу Николаю деньги «за труд». Но отец Нико­лай естественно отверг эту гнусную мзду и именем Христа стал уговаривать их пощадить жизнь своего сослуживца, хотя бы ради его малолетних детей. О том же, стоя на ко­ленях, умоляла и матушка отца Николая. Но как будто на зло повстанцы заявили, что повесят Юзефовича здесь же на липе прямо у ворот дома священника и уже стали делать к тому приготовления. С большим трудом отец Николай сумел убедить не делать его двор местом убийства. Тогда повстанцы решили повесить Юзефовича на вербе, как раз напротив его дома, находившегося через улицу. Они потребовали, чтобы во время казни присутствовал и сам священник, но, услышав об этом, отец Николай впал в глубокий обморок, так что повстанцам пришлось его оставить85.

Повесили Федора Юзефовича на глазах у всей семьи на вербе возле самого его дома. По воспоминаниям сына, веревка, видимо, не плотно охватила шею, так как его отец ухватился за дерево и несколько ослабил петлю. Заметив это, повстанцы потянули страдальца за ноги, окончательно умертвив его86. Было Федору в это время не многим более тридцати лет.

К телу повешенного приставили охрану, чтобы оно оставалось висеть «до третьего дня», и чтобы, по словам ве­шателей, «не только десятый, но и двадцатый видел и знал, как противодействовать полякам». При этом, воображая себя некими «рыцарями-благодетелями», оставили жене повешен­ного 30 рублей «на воспитание детей». Только постыдная эта подачка напоминала более циничное издевательство, нежели благодеяние, иудины сребреники, нежели милостыню87.

После убийства псаломщика весь отряд собрался на дворе священнической усадьбы. «Гости» стали хозяйничать в доме, ам­барах, конюшне и забрали все, какие нашли съестные припасы, а также муку, овес, повозки, упряжь и тому подобное. Затем частью там же на дворе, а частью на кладбище, расположенном при усадьбе  за сараями, разложили костры и почти до вечера пировали. После этого они взяли отца Николая и повезли его в лес, в урочище под названием «Млыно´к», где была мельница, и там хотели повесить и его, для чего на одной из сосен уже приготовили веревку. Но неожиданно появившийся какой-то помещик, знакомый повстанцам, с большим трудом упросил их не вешать священника. Тогда повстанцы «на память» остригли отцу Николаю почти до гола голову и, обрив бороду, переодели в жупан и отправили едва живого домой на телеге проезжав­шего мимо крестьянина. В таком виде он и был доставлен уже на следующий день в Великую Гать. Примечательно, что перед тем как повстанцы собирались повесить отца Николая, они предлагали ему вступить в их отряд88.

Похоронили Федора Юзефовича на местном кладбище за усадьбой священника. На могиле его через некоторое вре­мя был установлен огромный, около четырех метров крест, который высоко возвышался над кладбищем и был виден издалека. Сохранилось предание, что крест этот был сделан из дерева какой-то твердой породы, которое его отец свя­щенник специально привез с тех мест, где родился Федор.

После смерти Федора в его семействе осталось пятеро сирот: Алексей (ученик Пинского училища) 11 лет, Екатерина 7 лет, Николай 5 лет, Анна 4 года и Мария 1 год89.

Об убийстве Юзефовича, как и о смерти отца Даниила Конопасевича, одной из первых сообщила общественности мос­ковская газета «День», издаваемая И.С. Аксаковым. Материал о подробностях трагедии в редакцию газеты прислал профес­сор Санкт-Петербургской духовной академии М.О. Коялович, пристально следивший за событиями, происходившими тогда в родной ему Белоруссии. Препровождая материал И.С. Аксакову, Коялович писал: «Сообщаю вам два описания: мученической кончины сельского учителя в Ковенской губернии Викентия Смольского90 и дьячка Федора Иозефовича в Минской губер­нии – этих невидных деятелей в нашем народном деле, но мо­жет быть действовавших на него самым благотворным образом. Оба они стояли у самого корня народной жизни. Дела этих маленьких по положению людей не легко могут быть известны теперь, когда наше внимание так задавливается крупными и грозными событиями. Некому взяться за раскрытие этих дел, да и некогда. Но должно быть кому и должно быть когда – очер­тить хоть общее положение этих мучеников народного дела. Не должно быть, чтобы они сошли в тишину в безвестности об их подвигах. Сообщаемые описания их службы могут послужить хоть отчасти выполнением этого народного долга»91.

Как только была получена эта печальная корреспонден­ция, редакция тотчас же выслала семье Юзефовичей через М.О. Кояловича 50 рублей серебром из сумм пожертвований, поступавших в редакцию газеты «в пользу семейств жителей, пострадавших от польских мятежников»92.

В скором времени на поддержание пострадавшего се­мейства правительство выделило единовременное пособие в 400 рублей, а Святейший Синод назначил семье Юзефовичей ежегодное содержание в 40 рублей, составлявшее годовой оклад псаломщика93.

Повстанческий отряд, совершивший убийство Федора Юзефовича, а затем пытавшийся повесить священника Ни­колая Стояновича, после описанных событий двинулся через фольварок Плянту и Милодово к деревне Поречье.

Когда военный начальник Пинского уезда получил из­вестие о действиях повстанцев и их передвижениях, он напра­вил в Поречье 13-ю роту Полтавского резервного пехотного полка с 10 казаками под командованием штабс-капитана Трофимова. Однако, придя туда, Трофимов уже не застал повстанцев и, узнав, что они направились на деревню Мохры, немедленно двинулся вслед за ними. В то же время полковник Назимов выслал из Пинска наперерез направлению, взятому повстанцами, 14-ю роту с 50 стрелками и 5 казаками под командованием капитана Тишецкого. Обе роты соединились близ деревни Кончичи и, преследуя неприятеля, настигли его 5 июня у деревни Вульки. Увидев приближающийся отряд, повстанцы бросились из деревни, где они отдыхали и бежа­ли к соседним топким болотам, поросшим лесом. Военные преследовали их до тех пор, пока те совершенно не скрылись из вида. При этом повстанцев было убито 20 человек, а со стороны военных – убито двое солдат и четверо ранено, один из которых вскоре умер94.

После столкновения при деревне Вулька военные вернулись в Пинск. В это же время уездному военному начальнику было доложено о появлении повстанческого отряда в местечке Столин (некоторые предполагали, что это был тот же самый отряд). Против него тотчас же были высланы 17-я и 20-я роты Полтавского резервного пехот­ного полка и 5 казаков под начальством майора Камрера. Настигнув повстанцев 11 числа за местечком Столин, майор Камрер дал бой. После двухчасовой перестрелки он штыковой атакой опрокинул неприятеля, загнав его в бо­лото. Это был крупный повстанческий отряд численностью около 500 человек под командованием Траугута. Чтобы окончательно уничтожить неприятеля, майор Камрер бло­кировал засевших в болоте повстанцев и послал человека с просьбой прислать ему в помощь еще одну роту. 12 числа из Пинска к нему в поддержку была отправлена 19-я рота с 50 стрелками и 5 казаками под командой поручика Петров­ского. Между тем повстанцам удалось выйти из болот и уйти от преследования95.

До августа в Пинском уезде о повстанцах слышно не было. Утром 6 числа пинский военный начальник получил из­вестие, что повстанческий отряд численностью до 500 человек прибыл из Слонимского уезда и расположился «на позиции близ корчмы Млынок, у границы Пинского уезда». Об этом сразу же были извещены командиры 13, 15 и 17-й рот Полтав­ского резервного полка, находящихся близко к той местности. Кроме того, из Пинска была направлена 5-я стрелковая рота с 13 казаками под командой майора Синицина, который должен был взять на себя командование всеми четырьмя ротами.

Между тем командовавший 13-й ротой подпоручик Гербановский, находящийся в Святой Воле, не дожидаясь при­бытия остальных рот, немедленно отправился по указанному направлению и близ села Вульки-Обровской, застал повстан­цев врасплох, в то время, когда многие из них спали. Когда военные открыли батальонный огонь, повстанцы врассыпную бросились бежать, не сделав ни единого выстрела. Преследо­вание продолжалось достаточно долго. Прибывшие к месту действия остальные роты нашли дело уже законченным. Для продолжения преследования в соседние леса Слонимского уезда было послано несколько отрядов, человек по 100 каждый, но ни один из них не смог получить никаких сведений о даль­нейшем направлении рассеявшегося отряда повстанцев. Когда было получено известие, что для поисков разбитого повстан­ческого отряда из Слонима выслано шесть рот, эти команды возвратились в Пинский уезд96.