Анатолий Филатов - «Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении».

Опубликовано: 14 декабря 2015

Автор: Анатолий Филатов

В конце лета 2015 года в издательстве «Проспект» вышла монография доцента кафедры политических наук и международных отношений Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского Анатолия Сергеевича Филатова «Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении».

Для предварительного ознакомления читателей сайта «Западная Русь» Анатолий Сергеевич предоставил редакции Синопсис к своей книге и ее третью часть третьей главы «Цивилизационные спутники и политические сателлиты в структуре современной геополитики».

Филатов А.С.

РОССИЯ И МИР.

ГЕОПОЛИТИКА В ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ ИЗМЕРЕНИИ

2015

ISBN: 978-5-392-15504-0
Серия: Несерийное издание
Издательство: Проспект
Год издания: 2015
Количество страниц: 349

Книгу можно приобрести в интернет-магазине по следящему адресу:
http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=857665

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

РАЗДЕЛ I. КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В ПРИРОДНО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ СРЕДЕ

1.1. Геополитика как политика в глобальных пространствах
1.2. Культура человека, общества и пространства
1.3. Фактор культуры в преобразовании мироздания
1.4. Производственная культура социальных организмов и их политическое форматирование

РАЗДЕЛ II. СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ПЛАТФОРМА ЦИВИЛИЗАЦИИ

2.1. Цивилизационные критерии развития культуры общества
2.2. Культурно-цивилизационные стандарты существования общества
2.3. Политические способы реализации цивилизационных ценностей во Всемирной истории

РАЗДЕЛ III. СОВРЕМЕННАЯ ГЕОПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ВЫБОРА

3.1. Обозначение геополитического центра доминирующей культурно-цивилизационной системы современности сквозь призму «Вестфальской мифологемы»
3.2. Культурно-цивилизационные матрицы геополитического взаимодействия
3.3. Цивилизационные спутники и политические сателлиты в структуре современной геополитики

РАЗДЕЛ IV. ЦИВИЛИЗАЦИОННО-ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ФОРМАТИРОВАНИЕ И ОСЬ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ

4.1. Исторические узлы сборки оси мировой культуры
4.2. Цивилизационно-религиозный фактор геополитических конфликтов
4.2.1. Религия как феномен социального существования
4.2.2. Функции религии в цивилизационном строительстве и геополитическом взаимодействии
4.3. Российский очаг оси мировой культуры как основа образования нового культурно-цивилизационного центра и геополитической многополярности

ВЫВОДЫ

Эпилог I - ВОССОЕДИНЕНИЕ РУСИ. ПЕРЕЗАГРУЗКА

Эпилог II - К ПРОБЛЕМЕ МИССИАНСТВА ТРЕТЬЕГО РИМА КАК ИМПЕРСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

СИНОПСИС

В работе рассматривается актуальная в современном глобальном мироустройстве проблема геополитического взаимодействия, конкуренции и конфликтов. При этом акцент делается на анализе культурно-цивилизационного влияния на геополитическое форматирование, как в условиях современного мира, так и в процессе исторического развития человечества. Именно исследование исторического процесса позволяет сделать вывод о том, что «территория существования социума является не просто природно-географической средой жизни общества, а в результате определённого типа человеческой деятельности становится полем формирования собственного социокультурного пространства для цивилизационной модели».

Основываясь на деятельностном подходе в исследовании социально-исторического процесса, автор показывает, что формирующиеся с древнейших времён культурно-цивилизационные центры становятся и геополитическими центрами. Исследуя процессы образования геополитических центров, автор приходит к выводу, что они образуются под воздействием культурно-цивилизационных детерминант. Другими словами, наиболее развитые культурные очаги, формирующиеся в процессе исторического развития человечества, становятся источником образования передовых цивилизаций. Культурно-цивилизационные центры Древнего Египта, Древней Индии, Древнего Китая, Древней Месопотамии, Древней Греции и Древнего Рима формировали центры геополитического влияния, которые доминировали в политическом пространстве региона. Такая же тенденция прослеживается в последующей истории и в современном мире. – Европейский культурно-цивилизационный центр, оформившийся в середине второго тысячелетия и достигший расцвета в конце тысячелетия, создал центр геополитического влияния, выразителями которого были различные государственные образования – Испания, Португалия, Швеция, Франция, Германия, Великобритания, США.

В книге предлагаются совершенно новые модели рассмотрения геополитических процессов. Для этого автор даёт собственные интерпретации уже существующим понятиям, таким как «культура», «политика», «геополитика», «цивилизация», и вводит новые – «способ экзистенциального взаимодействия», «источник социального существования», «исторические типы обществ», «мировая ось культуры». В результате выстраивается теоретическая модель перемещения очагов мировой культуры, которая объясняет формирование источников геополитической активности в истории и современности.

В книге на основе социокультурной детерминации образования цивилизационных конструкций и моделей обосновывается формирование на платформе очагов Мировой оси культуры глобально-исторических статусных типов цивилизаций, которые «институционально и нормативно обустраивают окультуренное пространство существования социума». В результате возникает объяснение существованию Древнеегипетского, Древнемесопотамского, Древнеиндийского, Древнекитайского, Майя, Северосредиземноморского (Древнегреческого, Древнеримского и Византийского), Евроатлатнического (Европейского и Североамериканского) культурно-цивилизационных центров, возникающих в процессе социокультурного освоения природно-географического пространства земли человечеством. С учётом перспектив формирования нового очага Мировой оси культуры и выражению закономерности его перемещений, автор приходит к выводу, что следующим культурно-цивилизационным центром будет Российский цивилизационный тип.

***

В исследовании проблемы «Геополитика в цивилизационном измерении» было обосновано, что территория существования социума является не просто природно-географической средой жизни общества, а в результате определённого типа человеческой деятельности становится полем формирования собственного социокультурного пространства для цивилизационной модели.

Установлено, что культурно-цивилизационные центры определяют центры геополитического влияния. При этом культурно-цивилизационные центры обеспечивают и формирование доминирующих в глобальном пространстве цивилизационных моделей.

Основой образования культурно-цивилизационных центров становится социокультурная система, включающая в себя всё многообразие элементов социальной деятельности общества, осваивающего определённую глобальную природно-географическую территорию.

Социокультурная система являет собой комплекс различных сфер и форм человеческой деятельности – социально-организующей, экономической, политической, религиозной, научно-преобразовательной, искусства, – каждая из которых (например, религиозно-конфессиональная) или их сочетание (допустим, политической с экономической или религиозной) могут на определённом историческом интервале и в определённом глобальном регионе выступать в качестве преобладающих, оказывать наибольшее влияние на образ культурно-цивилизационного центра и способы реализации его геополитических интересов.

Однако, вследствие того, что каждая из основных сфер социокультурного пространства и одновременно социума как системы, выступает как фактор социокультурных изменений, ни одна из них не может рассматриваться в виде детерминирующей и определяющей социальное движение и геополитические процессы в том числе.

Более того, культурно-цивилизационные центры возникают и существуют вследствие взаимодействия различных этнокультурных традиций и сочетания разных этноконфессиональных парадигм. Что характерно и для древних цивилизаций, культурно-цивилизационных центров древности.

Культурно-цивилизационные центры Древнего Египта, Древней Месопотамии, Древней Индии, Древнего Китая и Древней Греции формировали государственные образования, которые выступали в качестве центров геополитического влияния в своих глобальных географических регионах. Геополитические центры, функционирующие в форматах Римской и Византийской Империй и созданные, соответственно, на основе Древнеримской и Византийской цивилизаций, значительно расширяют в периоды своего наивысшего развития пространства своего геополитического влияния

Характерно, что уже древняя история даёт нам два основных вида геополитических центров, образующихся в формате той или иной цивилизационной модели. Древнеегипетская, Древнекитайская и Древнеримская цивилизации формируют геополитические центры со строгой корреляцией к самой цивилизационной модели. А Древнемесопотамская цивилизация и в определённой степени Древнегреческая, демонстрируют перемещающиеся по пространству цивилизации геополитические центры. В этом мы находим сходство с ними современной Европейской или Евро-атлантической (с учётом таких её ответвлений как США и Канада) цивилизации, которая за историю своего существования порождала несколько геополитических центров – французский, германский, испанский, шведский, английский, северо-американский.

Благодаря определению политики посредством критерия социальных интересов, включая институциальные, мы показали детерминирующее значение культурно-цивилизационных систем на формирование геополитических центров и всей совокупности геополитических отношений. Историческая оценка геополитических отношений и их современное состояние указывает на то, что любой государственный организм, действующий в качестве центра геополитического влияния, обязательным условием имеет культурный комплекс с высокой степенью развития, значимую для соответствующего исторического периода социокультурную систему и эффективную цивилизационную модель.

Такое заключение может быть обосновано и примером от противного.

В начале XIII века образуется Монгольское государство, которое в исторической науке иногда называют Империей. С формированием в 1271 году Юаньской династии Китайской Империи (Юаньской Империи) Монгольская Империя по сути прекратила своё существование, продолжавшееся в течение 65 лет. К 1294 году на территории монгольских завоеваний возникло четыре государственных образования – Империя Юань, Золотая Орда, Чагатайский улус и Государство Хулагуидов. Сами эти государства просуществовали по историческим меркам также недолго – Империя Юань с 1271 по 1368 гг., Золотая Орда с 1266 (имея лишь формальную зависимость) по 1483 гг., Чагатайский улус с 1266 (и формально с 1271) по 1370 гг. и Государство Хулагуидов с 1295 по 1335 гг.

Такая история монгольских завоеваний и возникших в результате этого государственных образований весьма напоминает историю завоеваний Александра Македонского и образованных вследствие этого государств. Говоря об Империи Александра Македонского мы, скорее и прежде всего, понимаем её как синоним мощной власти выдающегося государственного деятеля, но никак не тип государства, сложившийся на базе определённых социокультурных традиций и цивилизационных стандартов. К примеру, совершенно очевидным является различие между определениями Империи Екатерины Второй и Российской Империи второй половины XVIII века. Потому, применительно к монгольской истории корректнее будет говорить об Империи Чингисхана и Империи Чингизидов (фактически, до 1266 г.), нежели о Монгольской Империи.

Но, самое важное состоит в том, что государственные образования, созданные в процессе монгольских завоеваний XIII в., имели компилятивные социокультурные устои и размытые механически заимствованные цивилизационные модели. При том, что Империя Юань фактически была вписана в контекст Китайской цивилизации и стала модификацией Китайского культурно-цивилизационного и геополитического центра, Государство Хулагуидов даже не успело позиционировать себя в рамках своего геополитического региона, сразу же начав процесс государственного оформления по кальке стандартов Арабской цивилизации и в соответствии с Арабской социокультурной традицией, Чагатайский улус весь период своего существования пребывал в состоянии политической раздробленности и внутригосударственных конфликтов. Единственным исключением можно считать Золотую Орду, получившую такое название в русской исторической традиции (самоназвание – Улу Улус – Великое государство). Но и это государство строилось по социокультурным канонам и цивилизационным правилам Арабского Мира, начиная уже с времени правления хана Берке (1257—1266). Геополитическое влияние на соседние государства и, прежде всего, на Русь объясняется в большей степени не государственной мощью Золотой Орды, а государственным неустройством, внутренними социально-политическими конфликтами в самой Руси.

Тем самым мы фиксируем свой вывод о том, что а) лишь устойчивые цивилизационные формы в состоянии оказывать глубокое и эффективное (не только эффектное, как это свойственно для молниеносных завоеваний, типа монгольского или гуннского) влияние на мировые политические процессы, б) существует связь центров геополитического влияния с их культурно-цивилизационными очагами (быстрая трансформация восточной части Империи Чингисхана в Китайскую Империю Юань тому свидетельство), в) со всей очевидностью прослеживается влияние культурно-цивилизационных матриц на геополитическое взаимодействие (находящаяся в стадии упадка Арабская цивилизация не смогла предоставить базу для геополитического позиционирования в регионе Государству Хулагуидов).

Таким образом монголо-татарское этнокультурное образование, не имея устойчивой социокультурной платформы, развитого культурного комплекса социума, весь свой геополитический потенциал смогло перевести лишь на уровень социокультурной компиляции, без какого-либо аутентичного цивилизационного оформления. В цивилизационном плане различные фрагменты монголо-татарского этнокультурного образования смогли всего лишь раствориться в иных цивилизационных моделях, которые были либо репродуктивными (Среднеазиатская от Арабской), либо оригинальными (Китайская), либо имплантационными (Русская). Похожая ситуация сложилась с тюркским этно-культурным образованием, которое смогло только своим Турецким / Османским фрагментом создать репродуктивную модель цивилизации.

Сделанные здесь выводы о проявлениях политических императивов, направленных на культурно-цивилизационное оформление общества, показывают, что это приводит лишь к образованию побочных социокультурных конструкций и цивилизационных моделей. Приведённые в исследовании заключения о матричном характере социокультурного пространства также свидетельствуют о том, что политические процессы, безусловно, влияют на культурный комплекс общества, воздействуют на социокультурное пространство, но не обладают возможностями их изменять, даже когда используются инородные, хотя и эффективные, цивилизационные стандарты.

Цивилизационные конструкции и механизмы по своему предназначению служат для оформления культурных достижений и обустройства общества, участвуют в формировании социокультурного пространства, но не как источники, а в качестве инструментов. Ещё в большей степени такое заключение относится к заимствованным цивилизационным стандартам и механизмам. Такое соотношение культуры и цивилизации объясняется тем, что сами цивилизационные модели либо их восприятие конкретным социумом являются следствием и проявлением социокультурного развития и способностью сформировавшегося социокультурного пространства воспринимать и применять цивилизационные механизмы и стандарты.

Обратное влияние цивилизации на культуру общества выражается в том, что она оформляет условия для развития культуры и тем самым самого общества. В таких случаях в виде цивилизационных способов и продуктов цивилизации выступают различного рода учреждения / социальные институты, совокупности норм, правил и установок, формирующих и реализующих «правила игры», положения и предписания социального поведения в обществе субъектов социальной деятельности – личностных и групповых.

Анализ и оценка уровней взаимодействия культуры / социокультурного пространства социума – цивилизации – политических и геополитических процессов показывает, что без собственного социокультурного пространства невозможно создание собственной цивилизации. В то же время, социокультурное пространство социума может на определённых (начальных) этапах существования использовать иные цивилизационные механизмы и стандарты, с их помощью воспроизводить собственную цивилизационную модель, которая будет носить характер имплантационной. Такая имплантационная модель цивилизации должна иметь каналы культурного сообщения с цивилизацией-образцом, которые обеспечивают восприимчивость и приживаемость перенимаемых цивилизационных механизмов и стандартов. Например, Русская / Российская цивилизация в состоянии имплантационной модели использовала в качестве цивилизаций-образцов Византийскую и Европейскую, перенимая у них цивилизационные стандарты и правила.

Недостаточно развитая или несформировавшаяся социокультурная платформа требуют культурных компиляций от других цивилизаций со сформировавшимися культурными комплексами и обладающими либо обладавшими устойчивыми социокультурными платформами. Возникающая компилятивная социокультурная платформа может стать основой репродуктивной цивилизации, которая не только использует стандарты и механизмы иной близкокультурной (в том числе за счёт компиляции) цивилизации, но воспроизводит основные параметры такой цивилизации. И в этом отличие имплантационной модели цивилизации, которая ограничивается использованием стандартов, правил и механизмов иной близкокультурной цивилизации (но без культурной компиляции) от репродуктивной цивилизации. При этом государственные организмы и имплантационной модели цивилизации и репродуктивной цивилизации могут активно включаться в геополитические процессы и выступать в качестве геополитических центров силы в масштабах глобальных географических регионов или даже в мировом пространстве (как, например, СССР с имплантационной Советской / Российской моделью цивилизации, использовавшей цивилизационные стандарты, выработанные в формате Европейской цивилизации).

Вероятнее всего репродуктивными были цивилизации ацтеков и инков. Для которых цивилизацией-образцом, особенно для ацтеков, была цивилизация Майя. Как подтверждение данной гипотезы являются те факты, что для репродуктивных цивилизаций ацтеков и инка особо почитаемым был культу Солнца, господствовавший в цивилизации Майя. Сопряжённость цивилизации ацтеков к цивилизации Майя обосновывается и территорией их распространения. В цивилизации инков на возможное воспроизводство параметров цивилизации Майя указывает также и особый социальный статус Сару руна, обозначающий чужеземцев, пришедшие издалека, в отличие от Льактанак апуннак аму мантапурик – бродяг без отечества, и Ача руна, или Пурумруна – варваров, не имеющих ни властителя, ни законов. Такая классификация инородцев позволяет допускать, что на территорию Империи инков с конца Х века (гибель цивилизации Майя) таким образом, через пришельцев, компилировались элементы культурного комплекса и социокультурной платформы цивилизации Майя, что позволило к середине второго тысячелетия сформироваться мощной Империи инков.

Также к категории репродуктивных цивилизаций следует отнести Османскую или Турецкую цивилизацию. Для неё цивилизацией-образцом стала Арабская цивилизация. Не углубляясь в детальное описание преемственности Османской цивилизации от Арабской, сошлёмся на тот факт, что вся система управления обществом и государственное устройство строились здесь с начала первого тысячелетия в формате Султаната – Сельджукского и Османского. Как известно, Султанат это система государственной власти, имеющая арабское происхождение, строящаяся на основе Шариата и охватывающая все сферы жизни общества – политическую, экономическую, социально-организующую, религиозную, духовную, семейно-бытовую и другие. К этому следует также добавить, что окончательное крушение Османской Империи произошло в начале ХХ века, когда от неё отделились собственно арабские территории – Египет, Иордания, Ирак, Йемен, Катар, Кувейт, Ливан, Ливия, Палестина, Саудовская Аравия, Сирия. Репродуктивный характер Османской цивилизации проявляется и тем, что она также как и цивилизация-образец – Арабская – смогла утвердиться в части пространства Северосредиземноморских цивилизаций. – Арабская на территории бывшей Древнеримской цивилизации – на Пиренейском полуострове, а Османская на территории бывшей Византийской цивилизации, приняв участие в её гибели.

Процессы репродукции и имплантации культурно-цивилизационных норм характерны не только для вновь образующихся цивилизаций, но и для оригинальных цивилизаций, сформировавшихся в глубокой древности и сохраняющих жизнеспособность в течение длительного исторического времени. Например, в исторических рамках Индийской цивилизации принято выделять Индскую или Хараппскую цивилизацию, просуществовавшую с XXVII по XVII вв. до н.э. и павшую под нашествием ариев. Также выделяются Ведийский период Индийской цивилизации (середина второго тысячелетия – середина первого тысячелетия до н.э.), династия Маурьев (конец IV в. до н.э. – начало н.э.), Срединные царства (начало н.э. – середина второго тысячелетия), Империя Великих Моголов (1526 – 1857 гг.). Отмеченные периоды порождали новые цивилизационные модели, которые строились на базе существенно изменявшихся социокультурных платформ. Каждый последующий цивилизационный период в истории Индийской цивилизации имел и репродуктивные и имплантационные характеристики. Эти изменения влекли за собой и переформатирование геополитических процессов в глобальном географическом регионе, каковым являлся полуостров Индостан. Нечто подобное происходило в формате Китайской цивилизации, где цивилизационные фазы провоцировались изменениями в культурном комплексе и социокультурной платформе, которые были вызваны, в том числе, внешними этнокультурными и этнополитическими воздействиями.

К категории цивилизаций с имплантационной моделью следует отнести Арабскую цивилизацию, которая в период своего расцвета осуществляла своё цивилизационное строительство с использованием стандартов и механизмов, выработанных и сохранившихся от Древнемесопотамской цивилизации. Не исключались и культурные заимствования. Но, благодаря собственной социокультурной платформе, которая создавалась под влиянием и воздействием Исламской религии, Арабская цивилизация смогла состояться как самодостаточная и самостоятельная. Что позволило ей в своём геополитическом влиянии выйти за пределы глобального географического региона на межконтинентальный уровень.

Репродуктивный и имплантационный характер были также присущи и для Европейской цивилизации, которая активно использовала и культурные достижения и цивилизационные стандарты Древнегреческой, Древнеримской, Арабской и других цивилизаций. Можно сказать, что до XIII столетия Европейская цивилизация строилась как репродуктивная (в геополитическом контексте это прослеживается существованием Священной Римской Империи германской нации, переживавшей к тому периоду своё расцвет), после этого складывается имплантационная модель и с конца XVIII века (начальный этап автономного универсального типа социума) утверждается оригинальная модель Европейской цивилизации.

Рассмотрение в таком ракурсе проблемы социокультурного обеспечения цивилизационного оформления социума и культурно-цивилизационной детерминации геополитической активности и влияния его государственных центров, позволяет увидеть источники определённых сценариев развёртывания геополитических процессов и представить статус цивилизационного формирования, которое складывается пока в формате имплантационной модели на территории будущего очага мировой культуры. В этом смысле имплантационная модель Российской цивилизации не является чем-то необычным во Всемирном историческом процессе. У России (как культурно-цивилизационного пространства) и Российской Федерации (как политического образования и выражения Русского Мира) проект будущего может состояться только тогда, когда он откажется от копирования Европейской цивилизации, перестанет использовать приёмы и способы репродукции стандартов и механизмов Европейской или какой-либо иной цивилизации. Например, Китайской в её нынешнем, к тому же, во многом репродуктивном состоянии. Такие культурно-цивилизационные проекты, как проект Третьего Рима, Имперский проект, коммунистический проект, создавались в режиме цивилизационного и в некоторых случаях даже социокультурного копирования. Но, ни один из них не в состоянии обеспечить будущее культурно-цивилизационное развитие, исходя из требований нового очага мировой культуры.

Да и упомянутые компиляторные проекты, реализуясь в определённом природно-географическом пространстве России, со своей социокультурной платформой, несмотря на их иноцивилизационную и в ряде аспектов инокультурную ангажированность, в процессе реализации становились содержательными российскими проектами. Сейчас так называемый европейский (по смыслу – цивилизационный) выбор фактически исключают возможность создания самостоятельного российского проекта, предлагая взамен иностранные проекты, где Россия не созидатель, а потребитель чужой, а зачастую и чуждой, проектной деятельности. Отсюда возникает вывод о необходимости формирования для Российского социокультурного пространства оригинальной цивилизационной модели, в соответствии с требованиями нового очага мировой культуры.

Выводы, которые были получены в процессе исследования, включают в себя следующие взаимосвязанные положения:

Человек реализует свои сущностные силы в процессе деятельности в окружающем пространстве, взаимодействуя с другими субъектами деятельности и создавая в этом процессе разнообразные конструкции своего бытия. Деятельность множества первичных социальных субъектов (личностей) мотивирует установление между ними социальных связей и различных форм взаимодействия, направленных на достижение целей и реализацию задач, связанных с обеспечением человеческого существования. В результате формируется система социального взаимодействия, каковой является общество. Деятельностные качества являются непременным атрибутом человека и общества.
Деятельность социальной системы разворачивается в естественно-природной среде, которая предъявляет определённые требования к характеру деятельности и влияет на способы деятельностного воздействия человека на природные процессы, свойственные для данной среды. Человек, обретая условия природной среды как естественные, включаясь в природные процесс посредством своей деятельности, изменяет и формирует условия своего существования в природе.
Само воздействие человека на природное пространство приводит к его окультуриванию, когда культура понимается в широком смысле как результат, условия и способы человеческой деятельности – духовной и материальной. Состояние естественной природной среды задаёт определённый уровень, формы и приёмы её освоения, окультуривания, потому способы культурного освоения естественно-природной среды оказываются производными от её состояния.
Усложнение, в плане обеспечения существования человека, условий естественной природной среды повышает требования к качеству социальной деятельности, её культурной наполненности, то есть ведёт к совершенствованию самой социальной деятельности, культурного комплекса общества, социального взаимодействия, системы социальных отношений, социальной структуры общества. Осваивая новые естественно-природные пространства, более трудоёмкие в освоении, по сравнению с предыдущими, общество создаёт более сложные и совершенные культурные комплексы.
Во Всемирной истории чётко прослеживается процесс распространения ойкумены (освоенного и осваиваемого природного пространства человеком) от менее трудоёмких ареалов, обеспечивающих условия социального существования, к более сложным в этом плане природно-географическим пространствам. Этот процесс социально-исторического продвижение по пространству планеты имеет свои узловые пункты, которые характеризуются, прежде всего, специфическими культурными комплексами. Собственно освоение человеком природного пространства означает его окультуривание. Причём окультуриванию подвергается, прежде всего, само общество, строящееся на основе социальной деятельности.
Процесс окультуривания природно-географического пространства выстраивает Мировую ось культуры, узловые пункты которой предстают как очаги формирования эпохальных культурных комплексов, знаменующих собой глобальные этапы исторического существования общества. В этом смысле, глобальные этапы исторического существования социума и очаги Мировой оси культуры совпадают. Выделяются эпохально значимые очаги Мировой оси культуры: Древнеегипетский – Древнемесопотамский – Древнеиндийский – Древнекитайский – Майя, Древнегреческий – Древнеримский – Византийский (или Северосредиземноморский), Евроатлатнический (Европейский и Североамериканский).
Таким образом фиксируется продвижение очагов глобальных исторических культурных комплексов с юга на север планеты. Что даёт основания предполагать возникновение следующего очага Мировой оси культуры на север от Евроатланитического на территории Урала и Южной Сибири – Российского. Каждое новое природное пространство, как среда с соответствующими условиями существования человеческого общества, от Африки до Северной Европы, требует от человека все более сложных технологий освоения природных процессов, служащих источником и условиями социального существования. Социально-исторический процесс развития человека показывает, что каждая ступень освоения экологического (окружающего природного) пространства предполагает создание новых более совершенных способов воздействия на это пространство. Не только социальное производство (духовное и материальное), но и вся система социальной жизни становятся с каждым уровнем, на каждом новом очаге Мировой оси культуры более информационно насыщенными и энергоемкими. Мотиватором культурного прогресса, влекущего за собой совершенствование всех сфер общественной жизни, становится востребованность новых знаний и информации, необходимых для освоения изменяющихся (новых) природных условий существования общества. Необходимость обустройства человеком новых географических территорий требует от него новых культурных технологий, с помощью которых создаётся социокультурное пространство. Возникновение нового очага Мировой культуры непосредственно связано с переходом человека к таким условиям экологической (окружающей) среды, которые стимулируют культурные достижения и цивилизационное совершенство.
Сложные культурные комплексы, возникающие в процессе разнообразной человеческой социальной деятельности, требуют упорядоченности результатов этой деятельности, к которым следует отнести всё, появляющееся в процессе духовного и материального производства, во всех сферах общественной жизни – социально-организационной, духовно-преобразовательной, экономической, политической, религиозной и тому подобных. Возникает проблема оформления и упорядочивания культурных ценностей общества с помощью норм, правил, стандартов, учреждений и механизмов. Эта проблема решается благодаря формированию в социуме цивилизационных конструкций, которые артикулируют культурные потребности, социокультурные интересы и институционализируют социальную систему. Цивилизация предстаёт как выстраивание глобального пространства на основе упорядочивания и стандартизированного оформления существующих в их рамках сложившихся культурных комплексов и социокультурных систем. Следовательно, цивилизация оказывается сопряжённой культурному комплексу общества.
Исходя из социокультурной детерминации образования цивилизационных конструкций и моделей, на платформе очагов Мировой оси культуры формируются глобально-исторические статусные типы цивилизаций, которые институционально и нормативно обустраивают окультуренное пространство существования социума. Вследствие этого, такие цивилизационные типы соответствуют отмеченным очагам Мировой оси культуры – Древнеегипетский, Древнемесопотамский, Древнеиндийский, Древнекитайский, Майя, Северосредиземноморский (Древнегреческий, Древнеримский и Византийский), Евроатлатнический (Европейский и Североамериканский). С учётом перспектив формирования нового очага Мировой оси культуры следует в этом перечне мировых цивилизаций Российский цивилизационный тип.
Последовательная смена культурно-цивилизационных центров, возникающих на территории определённых очагов Мировой оси культуры, детерминирует перемещение центров геополитического влияния на уровне глобальных географических регионов и в планетарном масштабе. Усилия в цивилизационном строительстве, определяемые формированием социокультурного пространства социума в связи с деятельностным окультуриванием среды социального существования, стимулируют геополитическую активность и создают собственно геополитические процессы.
Определяющий выход на геополитические процессы и, в конечном итоге, геополитическое устройство мира (в масштабе глобального региона или на планетарном уровне) развитых культурных комплексов, устойчивых и продвинутых социокультурных систем, порождающих доминирующие цивилизационные типы и модели, осуществляемый посредством возникающих на их основе государственных образований, проистекает из самой природы культуры, которая императивно утверждает свои способы и результаты (продукты культуры) в пространстве функционирования общества. Развитая социокультурная система стремится осваивать новые пространства, утверждая в нём свои способы социальной деятельности. Цивилизационные конструкции в виде типов или моделей, возникающие как оформление достижений культурного комплекса, становятся доминирующими в географических пространствах, куда распространяются социокультурные интересы социума.
Государство, как один из важнейших цивилизационных институтов, выполняет культурно-цивилизационную миссию и, действуя в масштабах глобальных географических пространств, реализует интересы своей социокультурной системы и своей цивилизационной модели. Вследствие этого любые геополитические изменения и устройства всегда сопряжены с состоянием культурно-цивилизационных центров – устойчивых, развивающихся, формирующихся, претендующих на статусность.

3.3. Цивилизационные спутники и политические сателлиты в структуре современной геополитики

Во многом различия в понятиях «цивилизационные спутники» и «политические сателлиты» обнаруживается тогда, когда мы станем рассматривать этимологию и определения самих терминов – «спутник» и «сателлит». Развести понятия «цивилизационные спутники» и «политические сателлиты» необходимо не только по причине логики данного текста, предполагающей различное их наполнение и функции, но и в связи с тем, что зачастую слова «спутник» и «сателлит» рассматриваются как синонимы.

В.И. Даль определял слово «спутник – попутчик, товарищ в пути» [93, с. 257]. В словаре С.И. Ожегова даются несколько версий определения: «1. Человек, который вместе с кем-нибудь совершает путь: весёлый спутник; спутник жизни… 2. перен. то, что сопутствует чему-нибудь, появляется вместе с чем-нибудь: улыбка – спутник хорошего настроения… 3. Небесное тело, обращающееся вокруг планеты… 4. Прибор, запускаемый с помощью ракетных устройств в космическое пространство и имеющий подобно небесным телам определённую орбиту…» [239]. По этим определениям, спутник выражает либо близкородственные связи, предполагающие совместные действия, либо признак того или иного явления, сущности, вещи. Следовательно, для спутника должны быть характерны некоторые свойства того, кого он сопровождает или признаком чего он является. Ещё один аспект, важный для данных определений: спутник сопровождает что-то или кого-то, являющимся главным в их взаимоотношениях, а сам процесс сопровождения предполагает определённые действия. Утеря притягательности или прекращение действий приводят к утрате спутника. Очевидно, что к определению понятия «цивилизационный спутник» следует подходить несколько иначе, чем к определению термина «спутник», имеющего в значительной степени человеческие характеристики.

В Википедии термин «сателлит» (от латинского satelles, родительный падеж satellitis – телохранитель, спутник) определяется в историческом ключе как «наёмный телохранитель в Древнем Риме» и в политическом – «государство, формально независимое, но фактически подчинённое другому государству» [305]. Несколько расширительно даются определения в Викисловаре, где добавляется: «книжное, риторическое, ироническое – приспешник, последователь; зависимое, подчинённое лицо, безличный исполнитель чужой воли». В качестве синонимов сателлиту рассматриваются слова «приспешник и последователь» [304]. Таким образом, данные словарные определения со всей ясностью показывают терминологические различия слов «спутник» и «сателлит». Исходя из этого, соответственно, строятся и понятия «цивилизационный спутник» и «политический сателлит».

В качестве цивилизационных спутников выступают территории, получившие (или нет) государственное оформление, которые расположены в пограничной зоне между двумя (или более) цивилизационными системами. Социокультурная среда этих территорий генетически однородна культурным установкам своей матричной цивилизации, но испытывает влияние (разной степени в различные исторические периоды) стандартов иной не матричной для себя соседней цивилизации. Естественно, что цивилизационные спутники тяготеют к матричной цивилизации по причине, прежде всего, социогенетического родства, даже единства. Однако, при политическом ослаблении государства, держащего матричную цивилизацию, цивилизационные спутники отрываются от родовой цивилизационной модели и пытаются встроить собственные социокультурные установки в систему цивилизационных стандартов соседней более устойчивой цивилизации. Следует отметить, что эти движения цивилизационных спутников от своей матричной цивилизации к соседней, с притягательными цивилизационными стандартами, и обратно, когда матричная цивилизация обретает устойчивую государственную структуру и входит в стадию политического подъёма, осуществляются в контексте геополитических процессов, характеризующих реализацию в географическом пространстве внешних политических интересов различных цивилизационных систем. Таким образом, цивилизационные спутники оказываются наиболее подвержены политическому влиянию.

Проводником цивилизационных переориентаций на территории цивилизационного спутника выступает политический класс или политическая элита, формирующаяся вследствие геополитических изменений в регионе. В случае, если социокультурная среда пограничной территории является гибридной от двух соседних социокультурных систем с присущими им цивилизационными типами, то изменение цивилизационных стандартов происходит кардинально в пользу нового цивилизационного выбора (что, к примеру, случилось в Прибалтийских республиках бывшего СССР). При значительной социокультурной удалённости цивилизационного спутника от соседней доминирующей цивилизации, политический класс сосредоточивается на аргументации своего особого цивилизационного пути, который расходится с матричной цивилизацией и приближается к доминирующим цивилизационным стандартам (Западная Украина, Грузия). Сами цивилизационные спутники со всей очевидностью обнаруживают себя именно тогда, когда матричная цивилизация обретает неустойчивость по причине политического кризиса её государственного устройства. В этот период цивилизационные спутники, несмотря на то, что ранее их социальный ресурс был задействован в создании общего социокультурнорго пространства, покидают или стремятся покинуть природное цивилизационное поле.

Наряду с внешними цивилизационными спутниками, располагающимися на границе цивилизационных систем, существуют внутренние цивилизационные спутники, которые возникают во внутренних ареалах культурно-цивилизационного пространства и также пытаются выстроить отличные от своей цивилизационной матрицы цивилизационные ориентиры, направленные на существующие цивилизационные модели, не всегда прогрессивные и доминирующие. В этой ситуации для внутренних цивилизационных спутников иная, не матричная цивилизационная модель служит всего лишь политическим инструментом, с помощью которого политический класс стремится реализовывать свои интересы. Достаточно показательным примером такого рода политических действия было функционирование Республики Татарстан в Российской Федерации в 1990-е годы. В последнем случае цивилизационные ориентиры являются размытыми до такой степени, что угадать конкретную цивилизационную модель, к которой призывает политический класс цивилизационного спутника, вместо присущей ему матричной модели, практически невозможно.

В то же время, говоря о сути и природе цивилизационных спутников, необходимо отметить, что они не могут быть отнесены к негативным явлениям в культурно-цивилизационных процессах. Или, другими словами, возникновение цивилизационных спутников вполне естественный и необходимый процесс любого цивилизационного развития. Их существование объясняется четвёртым законом исторического развития Н.Я. Данилевского, который гласит: «Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие, – когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств» [95, с. 91-92]. Самым значимым в этом социальном законе является то, что он фиксирует полиэтничную и, отсюда, полиэтнокультурную природу социокультурной системы, образующийся в масштабах значительного природно-географического пространства и, соответственно, такой же характер его цивилизационного формирования.

Политическое устройство цивилизационного формирования, на которое указывает Н.Я. Данилевский, может быть и иным, не только федеративным. Известно, что в ряде случаев унитарные государства создавали гораздо более благоприятные условия для этнокультурного развития сообществ и социального развития регионов, нежели федерации или государства с автономными этнотерриториальными, либо административно-территориальными образованиями. Скорее всего, акцент, сделанный Н.Я. Данилевским на федеративном устройстве связан с его концепцией Славянского мира.

То, что Н.Я. Данилевский называет «этнографическими элементами» есть этнокультурные сообщества или компоненты социокультурной системы, лежащей в основе цивилизационного формирования. Они всегда сохраняют, в различной степени, не только своеобразие в структуре социокультурной системы, но и определённый потенциал изоляционизма и сепаратизма. В период изменений социокультурных установок и ценностей, цивилизационных стандартов, тем более при перезагрузке цивилизационной модели центробежные тенденции в движении цивилизационных спутников возрастают. Отмеченные трансформации всегда сопровождаются политическим и даже государственным кризисом, вызываемым различными комбинациями перераспределения интересов между социальными группами и институтами (политическими и партийными в том числе).

Этнокультурные сообщества являются одним из основных источников формирования цивилизационных спутников. Для внутренних цивилизационных спутников этот источник определяющий. Для внешних цивилизационных спутников, образующихся на периферии (в пограничных зонах) культурно-цивилизационного пространства наряду с этнокультурным источником, исходящим от местных сообществ, большоё значение имеют социокультурные импульсы и цивилизационное воздействие, исходящие от соседних культурно-цивилизационных формирований, тем более, когда эти формирования находятся на подъёме и опережают в развитии матричную цивилизацию. В этом случае цивилизационные спутники пытаются создавать эрзацмодели цивилизаций, к которым хотят пристроиться (например, в Грузии периода президентства М. Саакашвили).

Выводя понятие цивилизационного спутника, мы ещё раз отмечаем, что с позиции ценностей социокультурного пространства и состояния определённого цивилизационного типа, цивилизационные спутники являются естественным следствием цивилизационного развития. В период устойчивого функционирования культурно-цивилизационной системы внутренние цивилизационные спутники практически не обнаруживают себя, сливаясь с ядром цивилизации, а внешние, с различной степенью интенсивности, лишь оттеняют социокультурное своеобразие данного цивилизационного формирования, находясь в состоянии прочной связи с установлениями функционирования социальной системы, исходящими от цивилизационного ядра и скреплёнными эффективно действующим государственным механизмом.

Угрозу для культурно-цивилизационной системы цивилизационные спутники не представляют, даже если внешние из них навсегда покинут «орбиту» цивилизационного ядра. От них исходит опасность сугубо политического свойства, когда их начинают использовать государства других цивилизационных образований в качестве инструментов в геополитических отношениях. И здесь, в случае образования на территории цивилизационного спутника формальных государственных институтов, они становятся политическими сателлитами действующих геополитических структур (государств, союзов государств, военно-политических блоков) с характерными культурно-цивилизационными признаками, которые рассматривают государство матричной цивилизации отколовшегося цивилизационного спутника как своего геополитического противника.

В середине 1990-х годов датские политологи Х.Х. Хольм и Г. Соренсен в работе «Чей мировой порядок? Неравномерность глобализации и конец холодной войны» [451] предложили концепцию национального суверенитета, которая во многом была инициирована сложившейся к этому времени международной обстановкой и, прежде всего, на Европейском континенте. Не только возникновение новых государств на политической карте мира, которые искали собственные модели развития, но и переформатирование всего мирового порядка, разрушение одних государственных союзов и военно-политических блоков и укрепление других, геополитические трансформации и перераспределение центров геополитического влияния, всё это заставляло обращать самое пристальное внимание на проблемы национально-государственного суверенитета. Примечательно, что в англоязычной редакции, применимой в Европе и Северной Америке, СНГ, возникшее после распада Советского Союза, стало назваться New Independent States (NIS). Тем самым подчёркивалось, что Европейский союз и США несколько иначе смотрят на состояние национального суверенитета этих государств, нежели Российская Федерация, вокруг которой они, фактических, объединялись в Содружество, да и иначе, чем сами эти «новые независимые» государства. С учётом активного геополитического влияния на постсоветские республики, которое демонстрировали США и, в некоторой степени, ЕС, их представления о национальном суверенитете государств СНГ были подобными тем, которые они реализовали в отношении Восточно-европейских стран и Прибалтийских республик, включённых в состав НАТО и ЕС.

Согласно концепции национального суверенитета Хольма и Соренсена, он имеет принципиальные отличия, применительно к государствам с различным статусом социально-культурного и политико-экономического развития, и проявляется в трёх типах: негативном, ограниченном (операционном) и позитивном суверенитете [252]. Негативный суверенитет лишь формализует государство на территории, в нашем случае – цивилизационного спутника, но не позволяет государственным институтам в полной мере управлять общественными процессами. Внешнее влияние государства с негативным суверенитетом практически сведено к нулю. В Европе примером псевдогосударства с негативным суверенитетом является Косово – территория, отторгнутая от Сербии. Определённые признаки негативного суверенитета можно обнаружить также в Молдове.

Операционный или ограниченный суверенитет возникает в результате уступки формально государственного образования части своего суверенитета другому государству, отличающемуся своей устойчивостью в геополитических процессах или выполняющему функции лидера геополитического региона. Формально такой вид суверенитета дает право участия в принятии решений другими государствами, которым делегируются полномочия. Для Прибалтийских республик бывшего СССР, стран Восточной Европы, вступивших в Европейский союз и НАТО такой тип суверенитета является наивысшей точкой достижения. Причём, Эстония, Латвия и Литва скорее ближе к состоянию негативного суверенитета, нежели полноценного операционного. Позитивный суверенитет de-facto присущ ведущим геополитическим игрокам, который даёт им возможность не только полностью контролировать внутренние процессы в своём обществе, но и активно продвигать свои интересы на международной арене.

В контексте концепции национального суверенитета Хольма и Соренсена цивилизационные спутники, в случае государственного оформления их территории, в лучшем случае, могут претендовать на операционный суверенитет. Причём, операционный суверенитет может предполагать и свою внутреннюю градацию – национальный суверенитет, ограниченный двусторонними соглашениями, выработанными совместно с союзами государств или другими государствами, в структуры которых включается формально независимое государство, и национальный суверенитет, ограниченный в одностороннем порядке требованиями (уставными документами и тому подобное) союза государств или государством, куда формально независимое государство включают. То есть, операционный суверенитет по природе своей является ограниченным суверенитетом, но, с двусторонними (с участием государства, обладающего формальными признаками национального суверенитета), либо односторонними (без участия этого государства) ограничениями. В последнем случае, односторонний ограниченный суверенитет мало чем отличается от негативного суверенитета.

Негативный суверенитет государства во многом связан с тем, что территория его формального распространения не располагает сложившейся социокультурной системой, готовой продуцировать деятельность социальных институтов, прежде всего – политических, способных управлять этой территорией. Негативный суверенитет возникает в государствах, которые, по тем или иным причинам, откололись от крупного государственного образования, существующего на базе сформированного или формирующегося социокультурного комплекса и свойственной для него цивилизационной модели. В большей части государства с негативным суверенитетом в современном мире образуются вследствие соглашения основных геополитических игроков, субъектов геополитики или при поддержке одного либо нескольких центров геополитического влияния. Зачастую такой суверенитет ограничивается лишь юридическим признанием государства со стороны других государств и, как правило – части, международного сообщества. Сугубо формальный характер государств с негативным суверенитетом проявляется в том, что они не в состоянии осуществлять полноценное управление на своей территории и для реализации этих функций привлекаются международные институты или институты других государств.

Ещё одной особенностью территорий с ограниченным суверенитетом является то, что такой суверенитет фактически не имеет шансов развиться в позитивный суверенитет и даже в ограниченный двусторонний (операционный) суверенитет. В этом плане, негативный суверенитет носит для государства, являющегося его носителем, постоянный характер – оно либо обладает негативным суверенитетом, либо вообще не имеет суверенитета. Скорее всего, государство, утратившее статус даже негативного суверенитета, теряет признаки государственности. В этом и состоит смысл определения негативного суверенитета как постоянного.

Здесь мы рассмотрели политический формат развития территорий цивилизационных спутников, когда они приобретают статус государств с негативным или ограниченным односторонним (операционным) суверенитетом. Политический формат для цивилизационных спутников актуализируется тогда, когда они находятся на внешней «орбите» от ядра своей матричной цивилизации и когда они располагаются в пограничной зоне с другими цивилизациями, имеющими в данный исторический отрезок времени доминирующие стандарты обустройства социокультурных достижений общества. Такие цивилизации создают сильные государства, которые выступают как центры геополитического влияния и участвуют в геополитических процессах в качестве субъектов. Естественно, что цивилизационные спутники, при том, что в их сообществах преобладают центробежные тенденции (культурного, цивилизационного и политического характера), оказываются в сфере притяжения других цивилизаций и геополитических акторов. В этом случае, важно подчеркнуть, что для политического оформления цивилизационных спутников в виде альтернативного проекта матричной цивилизации (и матричной государственности, соответственно) необходимым условием является формирование в сообществе цивилизационного спутника политического класса, который инициирует, продвигает и утверждает в социальной среде установки на культурно-цивилизационную обособленность и, как следствие, политический сепаратизм.

Отсутствие политических факторов на территории цивилизационного спутника или их слабое проявление, по сути дела, снимает проблему политического сепаратизма и в значительной степени гармонизирует отношения с матричной цивилизацией. Культурные элементы сообщества цивилизационного спутника органично встраиваются в генеральный социокультурный комплекс и естественно дополняют его многообразие. Тогда в социокультурном формате цивилизационные спутники активно взаимодействуют с ядром своей матричной цивилизации и в перспективе укрепляют ядерную основу цивилизации своим вхождением в неё. Такие свойства цивилизационных спутников свидетельствуют о том, что

а) по природе они не являются какими-либо отклонениями от социокультурного комплекса и цивилизационного образования,

б) цивилизационные спутники в состоянии активно взаимодействовать с цивилизиционным ядром и участвовать в формировании матричной цивилизации,

в) в процессе социокультурного взаимодействия с ядром и другими компонентами цивилизационного образования они могут становиться частью цивилизационного ядра,

г) даже находясь в статусе цивилизационных спутников, они являются элементами определённой цивилизационной конструкции.

Гораздо более серьёзной проблемой для цивилизации и, главным образом, выражающего её государства являются этнокультурные сообщества, дислоцированные в пограничных зонах, на периферии цивилизационного комплекса. Некоторые из таких этнокультурных сообществ в периоды цивилизационной нестабильности, переформатирования цивилизационной модели и государственного переустройства, сопровождающиеся различными кризисными явлениями в экономической и политической жизни общества, проявляют импульсы по отрыву от социокультурного комплекса, в который они не только входили (и фактически входят), но который они же (естественно в лице своих представителей) создавали и формировали. Такие этнокультурные сообщества можно рассматривать, по отношению к социокультурному комплексу, в котором они находились, как этнокультурные осколки.

Отличие этнокультурных осколков от цивилизационных спутников состоит в том, что они отстраивают себя от социокультурной системы цивилизации, являющейся сложным образованием с поликультурными и полиэтническими связями. В то время как цивилизационные спутники, при наличии центробежного политического фактора, выводят себя (или пытаются это сделать) из структуры цивилизационной матрицы. Из этого вовсе не следует, что в функционировании цивилизационных спутников отсутствует этнокультурная мотивация, а этнокультурные осколки не используют цивилизационные ориентиры. Суть имеющегося отличия состоит в том, что цивилизационные спутники отступают от своей цивилизационной матрицы под воздействием политического класса, ориентированного на другие цивилизационные стандарты, присовокупляя сюда выработку иных культурных ценностей, а этнокультурные осколки оппонируют некогда общему социокультурному пространству и сами порождают политический сепаратизм, который может использовать и цивилизационные альтернативы. Этнокультурные осколки по своей природе провоцируют социокультурную сегрегацию, которая всегда имеет политическое оформление.

Особенность и отличие этнокультурных осколков состоит также в том, что они могут возникать не только на периферии цивилизационного образования, но и в полиэтничном государстве. Именно в таких случаях цивилизационное выражение функционирования этнокультурных осколков практически нивелируется, прежде всего потому, что и сами этнокультурные осколки и социокультурная система государства оказываются встроенными в одну цивилизационную модель. Подобные примеры мы находим в отношениях таких этнокультурных осколков с социокультурной системой государства как Страна Басков в Испании, Корсика во Франции, Косово в Сербии, Северная Ирландия в Великобритании. При этом и этнокультурные осколки и социокультурные системы государств их нахождения с различной степенью интенсивности включаются в структуру Европейской цивилизации.

Объединяющим же для цивилизационных спутников и этнокультурных осколков может быть политизация деятельности выражающих их сообществ. При этом если для цивилизационных спутников политизация не является непременным атрибутом, а возникает в результате сепаратизма политического класса, провоцируемого внутренними импульсами и внешней мотивацией, то этнокультурные осколки становятся таковыми, лишь вследствие политизации общественной жизни. В этих случаях, и цивилизационные спутники, и этнокультурные осколки, при достижении государственной обособленности от матричной цивилизации и базового социокультурного пространства, становятся политическими сателлитами других культурно-цивилизационных систем и их государственных образований и союзов, в том числе военно-политических.

Для сравнения, в качестве цивилизационных спутников в рамках Европейской цивилизации можно рассматривать славянские, балтийские, романские и угорские этнокультурные сообщества Восточной и Южной Европы. Большинство из них находятся в статусе цивилизационных спутников на протяжении более полутора тысячи лет. Причём не только как цивилизационные спутники Европейской цивилизации, но и Византийской (болгары и сербы). Некоторые цивилизационные спутники были ассимилированы европейским цивилизационным ядром, как Пруссия, поглощению Европейским социокультурным пространством подверглись и ряд западных славянских этнокультурных сообществ. Однако, большая часть территорий так и остаётся в виде цивилизационных спутников. С формированием на пространствах Евразийского материка Российской / Русской цивилизации, особенно с XIX столетия, эти восточно-европейские цивилизационные спутники постоянно пребывают в состоянии межцивилизационного «блуждания».

Некоторые исследователи накладывают на это состояние конфессиональный признак. Так, Н.Н. Моисеев отмечает: «Было бы, конечно, неверным утверждать, что цивилизационные парадигмы остаются неизменными (хотя они и очень консервативны): их трансформация занимает многие поколения. Ряд славянских племен еще в начале нынешнего тысячелетия принял католицизм, но и до сих пор эти народы не полностью «вошли в Европу». Страны, которые возникли на их основе, так и остались частью маргинального пространства, лежащего между двумя цивилизациями. Европейцами сделались разве лишь полабские славяне и жители Померании, полностью потерявшие свою славянскую идентичность и ассимилированные немцами, так же как и угрофинские племена Центральной России были ассимилированы русскими. Те и другие вошли в состав новых этносов, внося в них, естественно, определенные черты своей утерянной культуры.

Что же касается поляков, западных украинцев, чехов и других католических народов славянского корня, то они остались частью промежуточного пространства между двумя цивилизациями, которых «настоящий» Запад рассматривал скорее как районы своих ленных владений или предмет торга с Россией и Турцией, чем как свою естественную составляющую. Тем не менее после принятия католицизма (или унии, с подчинением римскому Папе, как в Западной Украине) эти страны, теряя постепенно свою славянскую идентичность и самобытность, всегда тянулись к Западу и стремились сделаться частью Европейского полуострова. Тому причин много – и экономическое благосостояние, и политические выгоды и, конечно, общность церкви. И это стремление к западной цивилизации оказывалось обычно сильнее своего национального (славянского) восприятия. Поэтому в Европе линия раздела между народами проходит не столько по границам национальных территорий, сколько по линиям религиозного размежевания. Она пересекает Украину и Боснию и во время второй мировой войны превращает хорватов в немецких сателлитов и палачей сербского народа, с которым они говорят на одном языке и имеют общие национальные корни и традиции» [214, с. 13].

Акцент на конфессиональные факторы политического поведения цивилизационных спутников невозможно считать корректным, так как тогда сложно будет объяснять внешнеполитические и цивилизационные ориентации таких государств с ограниченным национальным суверенитетом как Румыния и Болгария. К тому же, предлагаемый Н.Н. Моисеевым униатский фактор Европейской (Западной) цивилизационной ориентации не подкрепляется историческими фактами. Русофильское движение в Галиции в конце XIX – начале ХХ веков возглавляли униатские священники, такие как Иван Кабалюк и Анна Кульчицкая (родители православного схиархимандрита Алексия, в миру Александра Ивановича Кабалюка), один из зачинателей русского движения в Карпатском крае Александр Васильевич Духнович (автор слов Карпаторусского гимна «Русский да живёт народ!»), Владимир Игнатьевич Хиляк, Генрих Афанасьевич Полянский, отец Иоанн (Савюк), Николай Леонтьевич Устианович, семья Бескид (Михаил, Григорий, Антоний – дед, сын и внук) Николай Андреевич Бескид и многие другие.

Религиозный фактор, безусловно, играет значимую роль в оформлении социокультурного пространства в цивилизационное образование. Эта роль обусловливается, прежде всего, характерной мировоззренческой моделью, которую религия предлагает человеку и обществу. Для устройства взаимодействия общества и природы такая модель имеет большое значение, и не только в исторических типах цивилизаций, но и в современных условиях. Однако, конфессиональные мотивы не являются определяющими в функционировании культурно-цивилизационных систем. Как внутри определённой цивилизационной модели, так и в отношениях между различными цивилизационными моделями конфессиональные мотивы социального поведения групп, да и личностей не становятся доминирующими. Уже приводимая нами знаменитая фраза короля Генриха Наваррского «Париж стоит мессы», произнесённая им в 1593 году и сделавшая его французским королём Генрихом IV, может быть тому подтверждением.

В современной Европе конфессиональная принадлежность мусульман в Косово и Боснии не ориентирует их в сторону Арабской цивилизации, но, несмотря на религиозные ценности, они стремятся вписаться в структуры Европейской цивилизации, одним из признаков которой называют Христианство. Конфессиональная принадлежность абсолютного большинства турецких граждан никак не влияет на усилия Турции войти в состав Европейского союза, который сейчас оформляется как политическое выражение Европейской цивилизации. Бытующее мнение, в том числе в научной среде, что Русь в конце Х века, принимая Христианство в качестве религии общества и государства, сделала и свой цивилизационный выбор, больше строится на методе допущения, нежели доказательства. А почему не предположить, что принятие Русью Христианства стало следствием цивилизационного выбора? Выбора, который был сделан значительно раньше, и его следствиями было не только принятие Христианства, но и победа Великого князя Святослава над Хазарией двумя десятилетиями ранее, создание начиная с середины IX века целостного социокультурного комплекса на территории от Ладоги и Балтийского моря до Чёрного моря и Карпат. Опять же, если обращаться к русской истории в теме формирования социокультурного пространства и основ цивилизационного обустройства в аспекте конфессиональных мотивов социального поведения, то мы найдём достаточно примеров, когда конфессиональная принадлежность не влияла ни на политический, ни на социокультурный, ни на цивилизационный выбор. Во время знаменитой Куликовской битвы в 1380 г. против армии полководца Золотой Орды Мамая выступили совместно русские православные дружины и отряды мусульман из Волжской Булгарии, получившей впоследствии название Татарии. И это при том, что с 1312 г. Золотая Орда приняла ислам в качестве государственной религии.

Социокультурные и цивилизационные особенности оказывают существенное влияние на религиозную конфессию. В свою очередь, конфессиональные устои оказывают воздействие и на формирование социокультурного пространства, и на функционирование цивилизационного образования. Такая взаимосвязь и взаимозависимость проистекает от того, что цивилизация, по определению, это обустройство окультуренной социумом территории, социокультурного пространства. В процессе освоения социумом пространства, религия выступает как один из способов окультуривания территории, а в выработке цивилизационных стандартов активно используются конфессиональные методы. Потому конфессиональные методы несут на себе печать и социокультурного комплекса, и создаваемой цивилизационной модели, конструкции, а, следовательно, религиозная конфессия на данной территории, другими словами – конфессиональная среда общества, имеющего особые культурно-цивилизационные признаки, более близка данной цивилизации, нежели своей религиозной конфессии. Эти особенности влияют на формирование цивилизационных спутников, которые образуются вследствие внутренних этнокультурных и этноконфессиональных импульсов и внешних цивилизационных влияний.

Культурно-цивилизационный фактор в формировании конфессиональной среды мы можем проследить на примере Русского Православия. Если исходить из того, что Православие является одной из конфессий Христианства, то это вовсе не означает, что вероучения всех Православных Церквей представляют собой подобие единства. Имеющиеся отличия, передающие и существенные признаки, возникают как раз вследствие влияния того социокультурного комплекса, в рамках которого конфессия существует. Особое место в религиозном комплексе мирового Православия принадлежит Русской Православной Церкви. Это место определяется не столько численностью верующих, сколько глубокими, богатыми и разнообразными традициями Русского Православия. На основе этих традиций сформировались отличительные признаки Русской Церкви, которые выделяют ее не только среди Христианских, но и среди Православных Церквей.

Христианство приходит на Русь от Апостола Андрея Первозванного, и, в отличие от Израиля и Рима, здесь христианская Проповедь сразу же находит и понимание, и одобрение, и поддержку. Уже в первом веке вдоль течения Днепра – от Крыма до озера Ильмень – предки современных русских, украинцев и белорусов стали исповедовать Христианство. Распространению Христианства в Восточной Европе помешало историческое событие, длительное по времени и разрушительное для социальной структуры древнерусского общества. Речь идет о Великом переселении народов, когда орды кочевников с востока и севера вторглись в пределы европейского субконтинента. На это, в частности, указывает Л.Н. Гумилёв [83]. Второе и уже окончательное принятие Христианства древней Русью произошло в конце Х века. Хотелось бы отметить, что и на этот раз выбор был сознательный, не навязанный извне или ставший результатом стечения обстоятельств, или предпринятый как вынужденная мера. К этому времени на Руси уже хорошо знали Христианство. И не только от своих современников (многие дружинники Великого князя Владимира были христианами, христианкой была бабушка князя – княгиня Ольга); была жива социально-генетическая память о первых предках-христианах, живших еще в I веке, почти что за тысячу лет до эпохи второго Крещения Руси.

Ни Иудаизм, который исповедовали соседи на юго-востоке – хазары, ни Ислам, бывший религией других соседей, на северо-востоке – булгар, не были приняты Русью в Х веке. Из двух, к тому времени уже практически обособившихся Церквей – Византийской и Римской – русские остановили своей выбор на традиционном Христианстве, которое спустя сто лет оформилось во Вселенскую Православную Церковь. Сделано это было потому, что именно Православие своим демократическим устройством, организационной соборностью и высокими духовными устремлениями более всего соответствовало характерным чертам русского народа.

Русские не просто приняли Православие, они вдохнули в него новую жизненную струю, новые идеи, обогатили религиозное содержание фундаментальными постулатами. Русское Православие, не разрывая христианской традиции, идущей от первых Апостолов, выстроило свои специфические параметры религиозной системы, создало свою принципиальную религиозно-философскую идиологему, в основу которой положены постулаты Исихазма (Нестяжательства), Подвижничества (Старчества) и Соборности.

Исихазм (от греч. hesychia – покой, безмолвие, отрешенность) означает учение о пути единения человека с Богом, самососредоточенности индивидуального сознания, в том числе в молитвенном озарении. Таким образом, достигается постижение Бога или Божьего сознания, т. к. индивидуальное сознание является элементом Абсолютного Сознания. Корни Исихазма уходят в раннее Христианство и связаны с Византийской религиозной культурой. Поэтому принцип Исихазма обозначает преемственность Русского Православия и Византийской религиозной традиции. Одним из наиболее значимых представителей русского Исихазма был Нил Сорский (ок. 1433-1508), в миру – Николай Майков, основавший учение Нестяжательства. Оно фактически и стало русским Исихазмом, обретя черты самобытности и своеобразия. Нестяжательство развивало идеи нравственного самоусовершенствования и проповедовало освобождение человеческого духа от мирских проблем.

Подвижничество или Старчество на первый взгляд можно представить как учение, вытекающее из Нестяжательства (хотя бы на основании того, что первая община Нестяжателей, основанная Нилом Сорским, получила название «заволжские старцы»). Однако, на самом деле, это не так. Во-первых, Подвижничество реализует принцип духовного руководства мирской жизнью, а не уход от нее. Во-вторых, Подвижничество возникает в Русском Православии раньше, чем утверждается Исихазм и Нестяжательство. В-третьих, Подвижничество в большей степени есть явление чисто Русской религиозной культуры. Подтверждением этому служат имена и деятельность Сергия Радонежского (1321-1390) и Серафима Соровского (1759-1833), в миру – Прохора Мошнина. С другой стороны, между Нестяжательством и Подвижничеством существует глубокая внутренняя связь. Она заключается в том, что человек, прежде чем приступить к духовному руководству мирской жизнью, должен внутренне очиститься, подготовиться, освободив себя от призрачных житейских хлопот и соблазнов. Поэтому для реализации принципа Подвижничества необходимо должна быть преодолена ступень Нестяжательства.

Принцип Соборности предполагает духовное единение верующих в рамках Церкви. Причем Церковь здесь понимается скорее не как религиозный институт, а как форма единения, в том числе в виде религиозного сооружения, где верующие могут собираться. Соборность обосновывает духовное равенство всех верующих – и мирян, и церковных служителей. Кстати, в традициях Русского Православия проводить религиозные съезды с равным представительством и равными полномочиями всех категорий верующих.

В таком виде Русское Православие гармонично соответствовало социокультурному комплексу, который складывался на огромных пространствах Евразии и органично включал в себя разнообразные этнокультурные и этнорелигиозные компоненты. Достаточно сказать, что на этом социокультурном пространстве за более чем тысячелетнюю историю не было ни одной религиозной войны и сколь-либо громких и разрушительных межконфессиональных конфликтов, в отличие, например, от Европы. В российском социокультурном пространстве не отмечено таких религиозных противоречий между Православием и Исламом, которые характерны для Балкан, где сербы-православные и сербы-мусульмане периодически вступают в вооружённые конфликты. Подобного рода несоответствия могут быть объяснены с позиции анализа функционирования культурно-цивилизационных систем и цивилизационных спутников. Сербия, несмотря на славянское происхождение и православную конфессию, фактически на протяжении всей своей истории существовала и как цивилизационный спутник Европейской цивилизации, и как этнокультурный осколок Европейского социокультурного пространства. При этом Сербия может рассматриваться и в качестве цивилизационного спутника Российской / Русской цивилизации, за счёт славянских социогенетических корней и, опять же, Православия. Хотя и достаточно далёкого.

Однако разбег цивилизационных спутников и цивилизационного ядра может происходить и в тех случаях, когда ещё недавно эти цивилизационные спутники были достаточно плотно включены в общую культурно-цивилизационную систему. И здесь определяющее значение имеет цивилизационный кризис, носящий системный характер. А своё проявление цивилизационный кризис находит в сфере политических отношений и потому имеет политическое выражение. Если рассматривать совокупность методов, стандартов и способов обустройства территории, которые зиждились на комплексе культурных ценностей, свойственный для СССР, как советскую цивилизацию, то именно кризис советской цивилизации породил и возникновение цивилизационных спутников, и этнокультурных осколков, и политические изменения в регионе, и геополитическое переформатирование конца ХХ века. (Стоит заметить, что в данном случае, термин «советская цивилизация» применяется условно, с целью показать значение культурно-цивилизационных детерминант и их влияние на политические и геополитические процессы. Ибо, конечно же, выводить понятие советской цивилизации, как особого цивилизационного типа, у нас нет должных оснований).

В условиях системного кризиса российского общества, который начался несколько десятилетий тому назад и особенно активно проявился с конца 1980-х годов, вся его территория оказалось подвержена действию различных социокультурных импульсов, а некоторые компоненты пространства озадачили себя поиском новых цивилизационных ориентиров. Особенно открыто и наглядно это проявилось в культурно-цивилизационном выборе окраин – Северо-Запада (Петрограда), Прибалтики, Западной Белоруссии (Черноруссии), Западной Украины (Червоноруссии или Галичины), Молдавии, Грузии, Армении, Азербайджана, Казахстана, Туркмении, Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Дальнего Востока.

Однозначный выбор в пользу евро-американских культурных ценностей и цивилизационных стандартов сделали Прибалтика, Западная Украина, Грузия. К этому вектору в определенной степени оказались предрасположены Северо-Запад, Западная Белоруссия, Молдавия, Азербайджан, но каждый регион со своими политическими нюансами. Если Северо-Запад и Западная Белоруссия скорее декларативно обозначают этот вектор, то Молдавия и Азербайджан опосредуют его различными видами привязанности к Румынии и Турции, соответственно. С учетом того, что и Румыния, и Турция сами во многом условно находятся в поле европейской цивилизации, то и Молдавия и Азербайджан скорее также лишь декларируют свой евро-американский культурно-цивилизационный выбор.

Каждый из окраинных регионов, безусловно, имеет свои отличительные признаки и особенности, впрочем, равно как и любой другой регион обширного российского социокультурного пространства. Но некоторые принципиально выделяются из этого контекста. Настолько принципиально, что можно говорить вообще об их оторванности. Речь идет о Прибалтике, Галичине, Грузии, Азербайджане и Туркмении. Хотя, по видовым признакам и форме проявления такая оторванность различается.

Основой прибалтийско-галицкой оторванности является смена цивилизационных ориентиров. Сейчас здесь доминируют евро-американские цивилизационные стандарты и ценности. Вообще в своей истории эти регионы с циклической последовательностью меняют цивилизационные ориентации между Россией и Европой. Именно поэтому Прибалтика и Галичина являются по сути цивилизационными спутниками, которые эпизодически переходят с одной орбиты на другую, от России к Европе и обратно.

Если для Прибалтики и Галичины определяющим в их ориентации оказался цивилизационный фактор, то для Грузии, Азербайджана и Туркмении на первый план выходят социокультурные традиции, пронизанные этническими нормами. В этом смысле Грузия, Азербайджан и Туркмения на фоне российских социокультурных стандартов, характерных и для их территорий, обозначаются как этнокультурные осколки. Такая особенность формирования и функционирования фактически лишает их каких-либо социальных перспектив, в отличие от Прибалтики и даже, в известной степени, от Галичины, цивилизационная ориентированность которых открывает пути для социальных трансформаций и модернизаций. Этнокультурная ориентация Грузии и Азербайджана породила этнократические политические режимы, что лишает возможности возобновления в рамках их советских границ полноценных социальных коммуникаций. Ни Абхазия, ни Южная Осетия, ни Нагорный Карабах никогда не примут этнокультурные установки современных грузинского и азербайджанского политических режимов. Воссоединиться разрозненные территории могут только тогда, когда политические приемники советских республик откажутся от этнокультурных стереотипов, а произойти это реально может лишь в границах Русского Мира.

Таким образом, фактически российское социокультурное пространство и, соответственно, реальная территория российской цивилизации могут в настоящий момент складываться из Российской Федерации, Белоруссии, Украины, Казахстана, Киргизии, Армении, Нагорного Карабаха, Приднестровья, Абхазии, Осетии. Конечно же, с различной степенью усвоения этими государственно-территориальными фрагментами российских социокультурных ценностей и цивилизационных стандартов. Не вдаваясь в анализ степенных отличий, можно сказать, что названные территориально-государственные образования представляют в наших условиях фрагментированную матрицу современного состояния российской цивилизации. Хотя, в отношении «степени усвоения», следует подчеркнуть, что не только все перечисленные отличаются друг от друга (допустим, Российская Федерация в целом не является более «российской», с культурно-цивилизационной позиции, чем Белоруссия), но и внутри каждой из них имеются зачастую существенные отличия. Например, Москва и Петроград более отдалены от российского социокультурного пространства, да и цивилизации, чем Урал и Южная Сибирь.

Таким образом, мы можем говорить о двух форматах цивилизационных спутников – внутренних и внешних. Внутренние цивилизационные спутники находятся в окружении цивилизационного ядра и потому их самостоятельный «выход на орбиту» возможен лишь тогда, когда это ядро распадётся. Как правило, распад ядра означает не только конец цивилизационного образования, но и ликвидацию самих цивилизационных спутников, которые поглощаются соседними цивилизациями и происходит нивелирование их социокультурного потенциала. Например, в Древней Месопотамской цивилизации Халдейский цивилизационный спутник исчез после распада своей цивилизационной матрицы. Внешние цивилизационные спутники обнаруживают себя в период нестабильности цивилизационного образования, который сопровождается политическим (включая государственный) кризисом. В этот период на территории цивилизационных спутников могут складываться государства с ограниченным или негативным суверенитетом, которые становятся политическими сателлитами крупных геополитических игроков, центров геополитического влияния.

Феномен государств, являющихся политическими сателлитами, имеет отношение, прежде всего к геополитическим процессам. Именно геополитические акторы, претендующие на особую цивилизаторскую миссию в мире, выступают в качестве протекционистов государств с негативным или односторонне ограниченном суверенитетом на международной арене. Одним из проявлений таких отношений – протекционист-сателлит – стали отношения Германии и ряда формально независимых государств (Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии) накануне и во время Второй мировой войны. Протекционизм Германии в этот период в отношении её политических сателлитов проявлялся во влиянии на внешнюю и, в определённой степени, внутреннюю политику последних.

Примечательно, что в ряде геополитических концепций западных авторов и геополитической доктрине США термин «государство-сателлит» использовался и используется применительно к государствам, зависимым от других геополитических центров влияния. Например, он применялся к государствам Варшавского договора, Кубе, Северному Вьетнаму, Северной Корее и другим, входившим в союзнические и блоковые связи с Советским Союзом. В отношении же государств, находящихся под влиянием США использовался иной термин – «государство-клиент». Сложно сказать, какой из этих терминов является более приемлемым для зависимого государства, но суть их статуса от этого не изменяется. С другой стороны, не всегда используемые определения государств как сателлитов центра геополитического влияния, могут адекватно отражать реальные принципы отношений и возможности влияния центра на якобы государство-сателлит. В истории социалистического лагеря, созданного СССР после окончания Второй Мировой войны, достаточно примеров, когда внешнеполитическое поведение некоторых, входивших в него государств, совершенно не соответствовало статусу политических сателлитов. Здесь речь может идти не только о Югославии, Албании и тем более Китае, но и о Румынии, в известной степени, о Кубе и Северной Корее.

Крайней степенью политической зависимости государства-сателлита является статус марионеточного государства, которое, фактически, управляется извне другим государством либо блоком государств, составляющих определённую геополитическую конфигурацию. Одним из примеров современного марионеточного государства является Косово – этнокультурный осколок, отпавший от югославского социокультурного пространства и политического пространства Сербии. Нынешнее сепаратное Косово настолько стремится стать цивилизационным спутником Европейского союза, что даже свой флаг и герб сделала максимально похожими на флаг и герб ЕС.

Ещё одно понятие, передающее смысл политического сателлита, возникло в начале ХХ века, после окончания Первой мировой войны, – лимитрофные государства. Сам термин «лимитроф» происходит от латинского limitrophus – пограничный, и использовался во времена Римской Империи для обозначения пограничной области, администрация которой обязана была содержать стоящие на её территории императорские войска. То есть, изначально лимитроф это административно-политическая единица, своего рода псевдогосударство, полностью подконтрольное Римской Империи. Уже в этот период определение лимитрофа передавало характер и способ реализации интересов в рамках глобальных пространств имперского центра, каковым являлась Римская Империя.

В ХХ столетии формируется понятие лимитрофного государства, которым определялись буферные страны, возникшие из западных областей Российской Империи, получившие независимость вследствие Гражданской войны в России, которая была закреплена итогами Первой Мировой войны. В этом случае лимитрофные государства ещё не рассматривались как политические сателлиты, зависимые от крупных государств, но этот подтекст уже, безусловно, закладывался. – Лимитрофные государства 20-30-х гг. ХХ века, к которым, прежде всего, были отнесены Литва, Латвия и Эстония, сохраняли свою независимость лишь благодаря балансу сил между Советским Союзом и Европой. Как только в Европе вызрел к концу 1930-х годов новый имперский центр в лице нацистской Германии лимитрофные государства стали рассматриваться в качестве зависимых территорий. Причём, они (Прибалтийские государства) рассматривались как утерянные территории и СССР, и Германией: СССР потому, что входили в состав Российской империи до 1918 года, а Германией – по историческим воспоминаниям эпохи Средневековья и начала Нового времени.

3 апреля 1939 г. начальник штаба Верховного Главнокомандования вермахта (ОКВ) генерал В. Кейтель известил главнокомандующих сухопутными войсками, ВВС и ВМФ о том, что подготовлен проект «Директивы о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939—1940 гг.», который был 11 апреля утверждён А. Гитлером. В этой «Директиве» не только использовался термин «лимитрофные государства», но и прямо указывалось на необходимость для Германии после разгрома Польши взять под свой контроль Литву и Латвию [См.: 205, 206].

В качестве геополитического термина лимитрофные государства рассматривались В.Л. Цымбурским. При этом он непосредственно писал не столько о лимитрофных государствах, сколько о территориях, расположенных по границе Русской цивилизации, называя их Великим Лимитрофом. Великий Лимитроф у В.Л. Цымбурского есть тот «межцивилизационный пояс», который разграничивает и одновременно соединяет Россию с соседними цивилизациями – Европейской, Китайской, Мусульманской [385]. Параллельно с ним ещё один российский исследователь современных геополитических процессов С.В. Хатунцев пишет о лимитрофах как межцивилизационных поясах на карте Земли, отмечая, что лимитрофные государства могут находиться в статусе двойного подчинения цивилизационным и геополитическим центрам, между которыми они находятся [359-361]. Собственно говоря, такая оценка лимитрофного государства делается и В.Л. Цымбурским, который, таким образом, дополняет классическое определение термина, идущее от политической традиции Римской Империи. В этом определении, безусловно, содержится рациональное зерно, отражающее современные геополитические процессы. Пример нынешнего положения Украины, которая пребывает в состоянии зависимости от Международного валютного фонда, государственных органов США, Международной организации торговли, Европейского союза, с одной стороны, и от газовых поставок и торговли с Российской Федерацией, Таможенного союза Российской Федерации, Белоруссии и Казахстана, с другой стороны, весьма показателен.

Для нашей же темы гораздо более важным является тот факт, что через ссылки на определения лимитрофных государств, межцивилизационного пояса и территории Великого Лимитрофа мы можем констатировать необходимость различать феномены цивилизационных спутников, этнокультурных осколков и политических сателлитов. Именно предлагаемые определения этих феноменов позволяют видеть различия между ними, что очень важно не только для категориального аппарата исследования, но и для предметного и адекватного анализа геополитической реальности. Отмеченные авторы, выделяя лимитрофные территории и межцивилизационный пояс, не уделяют должного внимания социокультурным основаниям обществ, их населяющих, а данные ими характеристики «уводят» лимитрофные пространства в поле политически нестабильных государств со статусом сателлитов геополитических центров.

С другой стороны, в концепции В.Л. Цымбурского лимитрофное пространство идентифицируется с межцивилизационным поясом (фактически, лимитрофное пространство предстаёт калькой Римленда Н. Спайкмена, лишь с несколько иными оценками). И здесь, не расположение межцивилизационного пояса на карте Земли, а его содержательная наполненность позволяет рассматривать эту концепцию в качестве аргумента данных в настоящем исследовании определений цивилизационных спутников, предрасположенных к превращению в политических сателлитов, но не обязательно являющихся таковыми. Проявление цивилизационных спутников происходит в периоды геополитического переформатирования, когда один или несколько геополитических центров, возникающих на платформе особых цивилизационных образований, переживают состояние кризиса. Цивилизационные спутники, которые и не заметны в периоды стабильности цивилизационного ядра, начинают в это время обозначать свои собственные орбиты, которые могут быть как центробежными, что ведёт к возникновению на их территориях государств с негативным или односторонне ограниченным суверенитетом, политических сателлитов других геополитических центров или центра, так и центростремительными или нейтральными.

После распада Советского Союза, который был формой исторической реализации Российской цивилизации, Прибалтийские цивилизационные спутники (даже один, объединяющий весьма схожие в социокультурном плане Литву, Латвию и Эстонию) вышли на явно выраженную центробежную орбиту, а вот Белорусский, Казахстанский и, в некоторой степени, Киргизский цивилизационные спутники заняли орбиту с центростремительным движением. Примечательно, что в плане политического статуса и Казахстан, и Белоруссия находятся на гораздо более высоких позициях, нежели любая из трёх Прибалтийских республик. В лучшем случае, последние могут претендовать на статус государств с односторонне ограниченным национальном суверенитетом, что видно, хотя бы, из того, как вводится европейская валюта в этих республиках – не по согласованию сторон, а по решению из Брюсселя. Белоруссия и Казахстан совместно с Российской Федерацией и на основе двусторонних соглашений формируют Таможенный союз и на таких же условиях приступают к формированию Евразийского союза.

Анатолий Сергеевич Филатов
из книги «Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении».

Книгу Анатолия Сергеевича Филатова «Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении» можно приобрести в интернет-магазине по следящему адресу:
http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=857665

Уважаемые посетители!
На сайте закрыта возможность регистрации пользователей и комментирования статей.
Но чтобы были видны комментарии под статьями прошлых лет оставлен модуль, отвечающий за функцию комментирования. Поскольку модуль сохранен, то Вы видите это сообщение.

JComments

Анатолий Филатов - «Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении».

СИНОПСИС

3.3. Цивилизационные спутники и политические сателлиты в структуре современной геополитики

Западная Русь

Header