В определённых белорусских академических кругах с начала 90-х начала преобладать концепция Великого Княжества Литовского как раннего белорусского государства, и соответственно, ставящая под сомнение общепризнанный факт, что нынешняя территория Республики Беларусь изначально была частью Древней Руси, а, значит, и частью современного "Русского православного цивилизационного пространства". В соответствии с этой теорией «роднай ВКЛ» появились многочисленные работы, утверждающие, что не было никакого захвата литовскими племенами русских земель, ослабленных в ходе татара-монгольского нашествия, а было мирное присоединение «по договору». Литовской экспансии не могло мол быть по многим причинам: и потому, что эти земли вовсе не были русскими, и даже не совсем славянскими, а славяно-балтскими; и потому что «кривицкое» княжество Полоцкое было независимым; и что ядро «Литвы изначальной» вовсе не в современной Литве, а вокруг Новогрудка, и прочая, и прочая.

А что по этому вопросу говорят сами литовские историки? Оказывается, они придерживаются традиционной точки зрения, что  русские земли их предками были захвачены. Об этом например аргументировано пишет в своей статье доктор гуманитарных наук, старший научный сотрудник Института истории Литвы  Дубонис Артурас.

Редакция "ЗР"

 

***

Князь Миндовг.Гравюра из «Описания европейской Сарматии» А. Гваньини. XVI в.

Грабительские походы дружин литовской знати, направленные на территорию соседних балтских племен, русских и польских княжеств, были естественной ступенью хозяйственного, социального и политического этапа развития этноса. Этот процесс был связан с углублением неравенства в социально-экономических отношениях, возникновением власти монарха и потребностями дружины, которая была главной его опорой. Такие походы в исторических источниках впервые фиксируются в 1159—1162 гг. в междоусобной борьбе минских и полоцких князей. На протяжении следующего столетия подчинение земель Руси и использование их ресурсов в своих целях стало главным направлением политики литовских монархов.

Возможно, рассматривая Литву как неполноценное государство¹ и считая себя даже более униженными, чем оказавшиеся некогда «под литовским гнетом» их соотечественники, историки Российской империи XIX в. от Н.Г. Устрялова до М.К. Любавского создали и закрепили концепцию литовской экспансии на русские земли². Из ее постулатов для нашего исследования важны, по крайней мере, два: во-первых, эквивалентными способами экспансии признавалось не только завоевание, но и мирное присоединение³; во-вторых, завоеватели получили политическую мощь и средства от завоеванных русских, вследствие чего Великое княжество Литовское от самого его создания было полурусским государством⁴. Ввиду обрусения завоевателя, ставшего частью русской нации (продолжавшей традиции Киевской Руси), литовское проникновение, подобно заманиванию стаи голодных волков в западню, было лишь незначительным событием в сравнении с победой русской цивилизации над литовскими племенами.

В.Т. Пашуто применил такое понимание к новой, советской модели истории. Поскольку в Советском Союзе номинально функционировала псевдонезависимая Литовская Советская Социалистическая Республика, Пашуто, под воздействием польской и немецкой историографии, не спешил растворять литовский этнос в русской стихии и видел возможность его независимого социального и политического развития, но дальнейший прогресс и возможность сохранения этнической идентичности видел только в феодальном синтезе со славянами⁵.

Пашуто не акцентировал проблемы завоевания, поскольку Литовскому государству недоставало экономических и политических сил прочно подчинить белорусские и украинские земли⁶. Поэтому о завоевании он говорил, тщательно подбирая синонимы: проведение более активной политики в отношении Полоцка, Новгорода и Смоленска, литовское наступление, постепенное проникновение, распространение влияния на Черную Русь, политика наступления на Русь, захват и удержание Черной Руси, включение земель в состав Литвы⁷; и реже — захват, завоевательные действия⁸, насильственное распространение власти литовских феодалов на белорусские, украинские и русские земли⁹. Занятие Литвой территорий Руси происходило с согласия местных феодалов, потому что они пошли на сговор с менее развитыми литовскими феодалами. В его основу был положен принцип договора-ряда. Эта добровольная поддержка обеспечила успех расширения литовской власти на Руси¹⁰. Таким образом, военно-принудительные меры для расширения литовской власти на Руси в постулатах Пашуто не были столь важны.

Постсоветская белорусская историография подвергла критике даже такую урезанную модель литовской экспансии, дав ей наименование «савецка-летувіская канцэпцыя»¹¹. Такое белорусское «открытие» изумляет, потому что историография советской Литвы не осмелилась воспользоваться даже редуцированными терминами Пашуто, когда речь заходила о литовских завоеваниях на Руси, употреблялись понятия «овладение», «контроль», «политическое преобладание», «набеги», «присоединение древнерусских земель», «подчинение»¹². Радикальный критик концепции Пашуто А.К. Кравцевич утверждал, что исследователи никогда не приводили никаких прямых или косвенных достоверных фактов о том, что литовцы нападали на Новогрудок, Гродно, Волковыск, Минск, Полоцк или на другие города будущей Беларуси, следовательно, не было ни конфронтации, ни завоева-ния¹³. Кравцевич попытался доказать, что ядро Литовского государства сложилось на землях верхнего и среднего течения Немана, где существовала мирная славяно-балтская контактная зона. Здесь в ходе ассимиляции бал-тов славянами в XIII в. образовалась новая этническая общность — белорусы¹⁴. Балты переняли восточнославянскую политическую организацию и старобелорусский язык, ставший государственным. В то время регион получил название Литва и расширился до Минска и Вильно (Вильнюса). Согласно концепции Краўцэвiча, не может быть и речи о литовском завоевании и экспансии на Русь, поскольку они сами были славянами (белорусами)-лицвинами, и тем самым не могли завоевать сами себя. Не пользуется доверием термин «литовское завоевание» и в белорусской академической историографии. Она отдает предпочтение понятию «экспансия» или другим тщательно подобранным синонимам¹⁵. Однако термины «экспансия» и «завоевание» (применительно к русским княжествам) вновь вернулись в литовскую историографию¹⁶.

Несколько главенствующих точек зрения из историографий стран, некогда затронутых «литовской экспансией» в Средневековье, свидетельствуют о том, как идеологические и геополитические изменения в XIX—XX вв. воздействовали в научных трудах на развитие понятия о действиях литовских дружин и великих князей на территории Руси. Следует отметить, что белорусская историография особенно быстро «избавилась» от фактографической и источниковедческой стороны вопроса, стремясь найти новые теоретические модели, которые должны были обосновать независимую государственность от России¹⁷. С другой стороны, проведенные за последние десятилетия исследования и публикация новых источников, касающихся этноконфессиональных, геополитических и территориальных изменений в Литве, Ливонии и русских княжествах в XIII в., позволяют расширить старую проблематику новыми идеями, новыми интерпретациями менее использованных фактов и их композициями, структурировать литовское проникновение на Русь в соответствии с типом действия, важностью подчиняемой территории и в хронологическом порядке. Хронологический выбор XIII в. важен не только потому, что в то время началась экспансия, но и по масштабу этой экспансии. Из целого ряда подчиненных в будущем русских территорий Великого княжества Литовского в течение этого периода были присоединены только две: Полоцкое княжество и этнически смешанные земли верхнего Немана с Новогрудком, Городно, Волковыском и Слонимом. При этом успехи Литвы на Руси в XIII в. выглядят скромно в сравнении с триумфом великого князя Гедимина (Gediminas) (1316—1341).

Литовская знать не скрывала намерений взять под свой контроль русские земли, и это уже не было устремлением дружины грабителей. В середине XIII в. ранняя власть монарха в лице короля Миндовга (Mindaugas) сформулировала их желания в качестве одной из задач внешней политики Литовского королевства, придав ей важный атрибут из арсенала католической Европы — идеологию христианства. В своих грамотах от 17 июля 1251 г. и 6 марта 1255 г. папы Иннокентий IV и Александр IV поддержали короля Литвы в его намерении встать в ряд миссионеров католической веры. Одним из объектов литовского миссионерства должны были стать блуждающие на неверном пути жители Русского королевства, а другим — соседние племена и земли язычников. Ради Христа король собирался их победить силой¹⁸. В этой деятельности Миндовг, еще не будучи повелителем христианского королевства, накопил личный опыт: навязал свое политическое влияние северным ятвягам¹⁹, взял под свой контроль земли в верховьях Немана, а также усилил литовское влияние в Полоцке.

Два первых объекта литовской экспансии за пределами своих этнических границ были типологически идентичны — это были две крупнейшие коммерческие магистрали в Восточной и Центральной Европе. Первая проходила по реке Припяти и соединяла черноморскую и гданьскую торговлю при посредстве рек Буга и Вислы²⁰. Другая — это Даугавский (Двинский) водный путь.

С момента появления в Ливонии первых католических миссионеров в 1184 г. Генрих Латвийский в Ливонской хронике писал о грабежах и разбое литовцев на торговом пути по Даугаве, как о традиционном занятии — латыши, ливы и русские якобы убегали, как заяц от охотника, увидев даже небольшой отряд литовцев²¹. Дружины литовской знати постепенно расширяли свое влияние на племена Даугавского бассейна и на эстонские земли, занимаясь разбоем и собирая дань, которая, предполагают, уже становилась традиционной²². В первые десятилетия XIII в. на берегах Даугавы стремительно росло литовское военное присутствие, здесь оно становилось силой, противостоявшей немецкой католической колонии в Ливонии²³.

Параллельно появились первые признаки утверждения литовской политической власти. Посылаемым литовской знатью дружинам местные жители давали проводников и предоставляли материальное обеспечение при форсировании Даугавы. Совершая походы в Ливонию или возвращаясь оттуда, литовцы отдыхали в замке Селпилса. Герсикский князь Висвалдис (Всеволод), православный латыш, примерно в 1203 — 1209 гг. взявший в жены дочь знатного литовца Даугеруте (Daugirutis), во время походов на Русь, Ливонию и Эстонию часто командовал их дружинами и заботился о провианте. Родственная связь между Даугеруте и Висвалдисом (Всеволодом) гарантировала последнему военную помощь литовцев, в том числе и против Риги, так как они считали его одним из своих quasi unus ex eis.

Ливонские же правители эффективно воспрепятствовали распространению литовского влияния: в 1207 г. был занят Селпилс, а в 1209 г. — Герсик (лат. Jersika)²⁴. Тем не менее Висвалдис (Всеволод), даже став вассалом рижского епископа, не прервал связей с литовцами и далее поддерживал с ними дружественные отношения против немцев²⁵.

Аристократия (князья, знать), руководящая литовскими дружинами, еще не была в состоянии извлечь политическую выгоду из благоприятной военно-политической ситуации на Даугаве. В условиях еще продолжавшегося процесса политического объединения Литвы и образования власти монарха самостоятельно действовало несколько литовских дружин, представляющих интересы различных групп знати. Сердца одних клонились к ливонским христианам и христианству, другим были близки Новгород и Полоцк и не нравилась немецкая католическая миссия в Риге, третьих заботила прежде всего военная добыча, которую мог бы предложить щедрый наниматель²⁶.

Более опытным соседям не было чуждо желание манипулировать литовцами. Это особенно хорошо давалось покорителям Ливонии. С 1217 г. немцам пришлось вести тяжелую войну с Новгородом. Новгородская правящая элита местных язычников («латыголу» и эстонцев) считала своими подданными и брала с них традиционную дань. Немцам удалось насылать литовские дружины на новгородские и псковские волости, притом рижский тыл оставался относительно спокойным²⁷. Немцы воспользовались старой враждой между Литвой и Новгородом: в 1183—1236 гг. источники отмечают более десятка набегов литовских дружин на Новгородскую землю. В то время новгородцы часто были не в силах отразить нападения литовцев, а с конца XII в. даже прекратили походы на Литву²⁸. Крайняя дата 1236 г. указана не случайно, поскольку в сентябре этого года отряд в 200 псковичей с новгородцами пошел на Литву в рядах войск ордена меченосцев и западноевропейских паломников, но был разгромлен при Сауле (Шяуляй).

Полоцк. Гравюра XVI в.

Русские ходили в качестве союзников Ливонии — в первую очередь ордена меченосцев²⁹ — с 1224 г., когда заключили мирное соглашение с Ригой. Оно возобновилось после короткой войны в 1233—1234 гг. Это сближение Новгорода и Риги, длившееся с перерывом около 15 лет³⁰, представляло угрозу для Литвы.

После битвы при Сауле литовские дружины на несколько лет оставили в покое Новгород и Ливонию; последнюю — на более длительное время. Три новых литовских похода были направлены на Смоленскую (1239 г.³¹) и Новгородскую (1240, 1245 г.³²) Русь, на перекрестки старых торговых маршрутов Восточной Европы, меньше пострадавшие от монголо-татарского нашествия (1238—1240 гг.). Направления этих походов шли через Полоцкую и Витебскую земли. Эти земли, принадлежащие к Даугавско-Днепровскому торговому пути, в то время находились под пристальным взглядом смоленских князей, семьи владимиро-суздальского великого князя и киевского великого князя Ярослава Всеволодо-вича³³. Тем не менее литовские дружины уже не выпускали из рук этого направления, и в течение нескольких десятилетий Полоцк оказался во власти Литвы³⁴. Враждебные отношения Ярослава и его сыновей к литовцам можно описать словами из Жития князя Александра Невского о том, как князь побеждал литовцев: «...и начаша оттоле блюсти имени его»³⁵.

В 50-е гг. XIII в. по мере укрепления Миндовгом своей власти как «самодержца» в Литве его враждебность к Ярославичам углублялась. В 1248 г. в битве с литовцами погиб один из сыновей уже покойного Ярослава, московский князь Михаил. Вскоре суздальский князь Ярослав, брат покойного и будущего святого Александра Невского, разгромил литовцев у Зубцова³⁶. Разбитое войско было послано Миндовгом; во главе его стояли дядя Миндовга, жемайтский князь Викинт (Vykintas), и два племянника — Товтивил (Tautvilas) и Эдивид ((G)edvydas). Это была крупная военная кампания, которая затронула не только Суздальскую, но, согласно Галицко-Волынской летописи³⁷, и Смоленскую землю. Между тем Миндовг овладел вотчинами племянников и сосредоточил в своих руках всю власть в Литве. Побежденные в 1249 г. с просьбой о помощи бежали в Галицко-Волынское княжество к шурину Товтивила и Эдивида, князю Даниилу. Против Миндовга Даниил собрал коалицию, состоящую из русских, половецких, жемайтских, ятвяжских, ливонских и от части владимиро-суздальских³⁸ сил. В Литве началась война за власть³⁹.

Князь Ярослав Всеволодович. Фреска церкви Спаса на Нередице. Около 1246 г.

Главным конкурентом Миндовга стал Товтивил, впервые в исторических источниках упоминаемый как неприятель владимиро-суздальских Ярославичей на Даугавско-Днепровской торговой магистрали в 1248 г. Имея поддержку Ливонии и Даниила Галицкого, Товтивил в борьбе с Миндовгом пошел на неординарные решения: в 1250 г. крестился в Риге. В итоге в том же году по Литве и Жемайтии ударили войска магистра Ливонского ордена Андреаса фон Вальвена⁴⁰. Радикальные решения предпринял и Миндовг: заключил мир с орденом, крестился в 1251 г., а в 1253 г. папа римский поднял Литву до ранга королевства. Однако, несмотря на то, что Товтивил проиграл войну Миндовгу, Даниил Галицкий продолжал оказывать помощь шурину. При заключении мира в 1254 г. между Миндовгом и Даниилом о Товтивиле не упоминалось (об этом договоре см. ниже), но в 1262 г. Товтивил сидел в Полоцке как «Полотьскыи князь Товтивилъ»⁴¹. Высказывается мнение, что этот договор дал ему возможность вернуться в Литву и занять полоцкий стол⁴². С другой стороны, 1262 г. уже открывал этап мирных отношений Литвы с Новгородом, которые были направлены против Ливонии⁴³. До этой даты о литовском правителе Полоцка можно говорить только как о предположении. Историки согласны в том, что набеги литовцев и полочан на Смоленскую (Воищина) и Новгородскую (Торжок) земли в 1258 г. были организованы полоцким князем Товтивилом⁴⁴. А в нападении на Новгородскую землю в 1253 г.⁴⁵ он не принимал участия, так как летом того года совместно с галицко-волынским князем Даниилом участвовал в походе на Чехию, оказывая помощь венгерскому королю⁴⁶. Литовскую рать на Новгород в 1253 г. мог направить только Миндовг. Его набег на Русь можно увязывать с одновременным нападением Ливонии на Псков в том же 1253 г.⁴⁷ Синхронизация ударов Литвы и Ордена указывает на то, что во второй половине 1250 г. подписанный договор между литовским королем и магистром Ливонии о мире оставался в силе⁴⁸. Приходим к выводу, что пока Миндовг и Даниил не помирились в 1254 г., Товтивил не стал полоцким князем.

И все-таки есть источники, которые позволяют понять, как Товтивил получил княжение в Полоцке. Обратим внимание на цитированное ранее разрешение папы римского от 6 марта 1255 г., согласно которому королю Миндовгу было разрешено взять под свою власть часть земель Русского королевства. В современных документах папской курии одно такое уже существовало — Галицко-Волынское. Им правил «rex Russie (Ruscie), primus rex Ruthenorum» Даниил⁴⁹. С Даниилом Миндовг жил в мире, поэтому понтифик не мог благословить литовскую экспансию в этом направлении. Другим «русским королевством», оказавшимся в центре внимания Миндовга, могло быть лишь Полоцкое княжество. Этот термин использовала канцелярия рижского архиепископа и Ливонского ордена, им же воспользовалась канцелярия папы римского — например, в подтвердительной грамоте понтифика от 20 августа 1264 г. о подчинении орденом Латгалии, которую полоцкий князь Константин («rex Ruthenorum») с братьями подарил в своем королевстве «in suo regno Rusciae»⁵⁰.

Наряду с этим термином в структуре провинции Ливонской церкви уже до 31 марта 1255 г. существовало суффраганное Русское епископство Рижской епархии, которое относилось к Полоцку⁵¹. В Рижской церкви в начале XIV в. существовало мнение, что католическое епископство в Полоцке появилось во времена Товтивила⁵². Попытки Риги основать подконтрольное ей русское католическое епископство связаны с борьбой архиепископа и магистра из-за территориального расширения за счет Латгалии. Орден от претензий Церкви на эти земли успешно защищался, опираясь на вышеупомянутый дар полоцкого князя Константина⁵³. Именно эти права на собственность ордена в Латгалии запрещал нарушать Миндовгу («absque catholicorum quorumlibet preiudicio»)⁵⁴ папа римский в марте 1255 г., давая ему разрешение на расширение власти Литовского королевства на Руси.

Также существовали и права рижского архиепископа на Русское епископство, которые вместе со всей Рижской церковью под свою опеку обязался взять понтифик, примерно спустя три недели после выдачи королю Миндовгу разрешения расширять его королевство за счет Руси⁵⁵. Как видим, в борьбе за Полоцк в 1255 г. столкнулись три политические силы региона. Король Миндовг действовал заодно с магистром Ливонского ордена. Он уступил ордену южную Селонию, третью часть которой орден только после продолжавшихся почти год споров передал архиепископу в 1256 г.⁵⁶ На стороне Миндовга и магистра должен был быть князь Константин (представитель местной княжеской династии или происходивший из смоленских князей⁵⁷, но княживший в Полоцке до Товтивила), подаривший Латгалию последнему⁵⁸.

В такой запутанной политической ситуации Полоцкий стол и занял Товтивил. В данном случае важна не дата его появления в Полоцке, но комплекс политических сложившихся обстоятельств, открывший ему путь на княжение. В 1255 г. успешно функционировал военно-политический союз Миндовга с Ливонским орденом: орден устоял перед территориальными претензиями рижского архиепископа, Миндовг принялся овладевать Русским королевством. Товтивил, как полоцкий князь, устраивал всех. Христианин-католик, он всего несколько лет тому назад был другом и соратником ливонских правителей во время войны против Миндовга, пользовался уважением в Рижской церкви. В то же время он примирился со своим дядей — королем Миндовгом⁵⁹, пусть и наверняка не вернув своей вотчины в Литве. В то время влияние на Полоцк дома рассорившихся владимиро-суздальских Ярославичей не прослеживается.

Политические сделки и манипуляции предоставили возможность литовской знати, баронам короля Миндовга, посадить своего князя в стратегически важном военном и торговом центре у Даугавы. Присоединение Полоцка к Литовскому государству началось относительно мирно, но затянулось на несколько десятилетий. Отношения местных элит с литовской властью, сначала католиками, а потом язычниками, проходили через этап кондоминиума, позволявшего Полоцкой земле лавировать между Литвой и Ливонией, наряду с ослабевающим влиянием владимирских и смоленских князей.

Страница манускрипта «Хроники Ливонии». XIII в.

В пользу данной модели правления Полоцком свидетельствуют и последующие события. Товтивил, став вместе с Тренятой (Treniota) участником рокового для короля Миндовга заговора, должен был погибнуть от руки первого в промежутке между осенью 1263 г. (убийство Миндовга) и 1 марта 1264 г.⁶⁰, не исключена и дата до Рождества 1263 г., ибо в то время Полоцком правил новый литовский князь Гердень (Girdenis)⁶¹. На Полоцком столе его посадил («Литва посадиша свои князь в Полотьскѣ»⁶²) либо Тре-нята, либо Войшелк (Vaišelga) Мидовгович. Вместе с Герденем в Полоцке княжил некий Изяслав, считавший Войшелка своим сюзереном и от себя пообещав то же, о чем Гердень договаривался с Ливонией, — свободную торговлю на Даугаве⁶³. Изяслав в своих обещаниях не касался проблемы дара Константина Ливонскому ордену и других вопросов, связанных с политическими отношениями, которые выражены в документе Герденя.

После гибели Герденя от руки псковского князя Довмонта (Daumantas) в мае-июне 1267 г.⁶⁴ правление Полоцком стало меняться. О восстановлении некогда потерянного влияния размышляли в Новгороде. В конце 1267-го — начале 1268 г. князь Юрий Андреевич вместе с новгородцами обсуждали возможность похода на Литву и на Полоцк, но место этого в январе повернули против датского короля — на Раквере в Северной Эсто-нии⁶⁵. Похоже на то, что в Полоцке возросло влияние князя из числа местной (возможно — смоленской) династии. В семидесятые годы XIII в. упоминается полоцкий князь Константин (Безрукий)⁶⁶, которому адресованы поучения владыки полоцкого Симеона⁶⁷.

Хотя литовские князья в Полоцк вернутся только в период правления Гедимина (1316-1341), но влияние литовского правителя на княжество сохранялось. Тройдень (Traidenis) (1268-1282) в начале своего правления вместе с полочанами и, возможно, витебчанами смог блокировать торговлю по Даугаве в таких масштабах, что весной 1270 г. этот торговый путь для немецких купцов Рига закрыла. Продвижение купцов по нему должно было возобновиться только после того, когда русские компенсируют ливонцам причиненный убыток⁶⁸. Остается лишь догадываться, не растущий ли суверенитет литовского правителя заставил полоцкого владыку Симеона перебраться в Тверь, ближе к благосклонной к нему семье покойного великого князя Ярослава Ярославича⁶⁹, что может свидетельствовать об интересах дома владимиро-суздальских Ярославичей в Полоцке.

Литовская власть в Полоцке ослабла в 1274-1277 гг., когда Ливонский орден отвоевал Даугавпилс (Динабург) у Тройденя. Полочане заключили мир с Ливонией, но около 1278 г. Тройдень заставил их арестовать немецких купцов, а их товары и имущество передать ему в Литву⁷⁰. Литовское влияние на Полоцк и даже своего рода зависимость прослеживаются в 80-е гг. XIII в.⁷¹ Об этом влиянии говорит и тот факт, что в торговле Полоцка и Витебска в конце XIII в. закрепился литовский серебряный слиток — «изрой», вытеснивший смоленскую гривну⁷².

Князь Довмонт присягает Пскову. Гравюра Б.А. Чорикова. XIX в.

На рубеже XIII-XIV вв. политическая ситуация в Полоцке достигла максимального напряжения, чем воспользовался великий князь Литовский. Старые конфликты рижского архиепископа и рижан, с одной стороны, и Ливонского ордена — с другой, в конце XIII в. переросли в войну, ибо орден попытался ограничить их торговые отношения с язычниками. Товары через Ригу на Запад — воск, шкуры и дорогие меха — в увеличивающихся количествах поставляли литовский монарх, его бояре и подконтрольные им земли Руси⁷³.

В конфликт вмешался великий князь Литовский Витень (Vytenis) (1295-1315). Он ограничил политические связи Полоцка с Ливонией. Они ценились обеими ветвями Немецкого ордена, в Пруссии и Ливонии, вместе с памятью о щедром полоцком князе Константине⁷⁴. Витень заключил военно-политический союз с рижским архиепископом и горожанами. Архиепископ Фридрих и рижане в ходе конфликта изображали братьев ордена не как распространителей и защитников веры, но как ее разрушителей и гонителей христиан. Фридрих в письме папе от 14 сентября 1305 г. обвинял орден в обидах, причиненных Ливонской церкви, и в том, что орден сдал язычникам (литовцам) Полоцк, принадлежавший Рижской епархии: «<„> dicti fratres <..> castrum nomine Plozk, quod est in paganorum frontariam consistutum, pertinens ad archiepiscopum, infidelibus dimiserunt»⁷⁵.

Орден оказался в незавидном положении. В 1311-1312 гг. было проведено расследование предъявленных ему обвинений⁷⁶, и он подвергся отлучению, которое, впрочем, скоро была снято⁷⁷. Расследование проводил посланный в Ригу личный папский капеллан Франциск из Молиано⁷⁸. В вопросе, касающемся Полоцка, свидетели духовного сана рисовали идиллическую картину о бездетном полоцком князе, который, приняв католичество, свою землю даровал Рижской церкви. Однако враждебная деятельность Ливонского ордена, направленная против архиепископа и неофитов, привела к краху христианства в Полоцке. Полочане, не выдержав гонений братьев, призвали на помощь литовцев, которые выгнали или извели христиан, т. е. католиков. Само собой разумеется, прокуратор ордена на опросах опровергал эти утверждения тем, что расширения католицизма в таких масштабах не могло быть, поскольку жители Полоцка всегда оставались православными.

Материалы опроса свидетелей, собранные Франциском из Молиано, интересны и ценны, но в контексте данного исследования их достоверность вызывает сомнения. Например, обиды ордена, нанесенные молодой католической церкви Полоцка, и ее крах охарактеризованы почти теми же словами, как и обиды, причиненные королевству Миндовга. Такую формулировку находим и в устах окружения рижского архиепископа еще до начала расследования в 1311-1312 гг.⁷⁹ Информация о впечатляющем развитии католицизма в Полоцке в более глубоком осмыслении трактуется как не-надежная⁸⁰.

С другой стороны, в информации находят место и некоторые достоверные факты. В ней можно усмотреть лавирование Полоцка между Ригой, орденом и Литвой; возможно, в Полоцке в начале XIV в. правил некий князь из русской династии, более симпатизирующий Ливонии, нежели Литве⁸¹. Сомнений не вызывает и факт взятия язычниками литовцами Полоцка под свой контроль. С точки зрения интересов экспансии Литвы, более удобного времени могло и не быть, чем то, при котором орден был ослаблен борьбой с рижанами. Стало быть жалоба архиепископа папе римскому в 1305 г. по поводу нанесенных орденом обид является единственной надежной датой, подтверждающей овладение Полоцка Витенем⁸². Начавшийся процесс закрепления власти Вильны в Полоцке был мягким. Он выделялся отчетливым признаком кондоминиума между литовским монархом и местным духовным авторитетом: в 1309 г., договариваясь о торговле зерном в Полоцке с рижскими церковными иерархами и горожанами, местный епископ Яков именовал Витеня своим сыном: «<.> от Якова, епискупа полотьского, бровстови, намѣстнику пискуплю, и дѣтемь моимъ ратманом <..> еь сы-номь моимъ с Витенемъ <.>»⁸³. Спустя десятилетие Гедимин в своих посланиях (1323 г.) и в договоре с Ливонией (2 октября 1323 г.) уже рассматривал Полоцк как неотъемлемую часть Великого княжества Литовского и видел значение города в роли врат литовской торговли с Ганзой, Псковом и Новгородом⁸⁴. В 1326 г. княжество полностью оказалось под властью Виль-ны, где стал княжить Войни (Vainius), «брат Гѣдиминвъ князя литовьского Воини полотскыи князь»⁸⁵.

Полоцк относительно мирно, без кровавых войн оказался в подчинении Литвы, но даже мирная экспансия проводилась с использованием силы, а не добровольно⁸⁶. Вынужденные обстоятельствами, полочане вместо Ливонии или Новгорода, владимиро-суздальских князей выбрали язычников литовцев. Политический тыл Полоцка, будь он на Руси, будь в Ливонии, оказался слишком слаб, чтобы оказать своевременную помощь полочанам в сдерживании натиска политических и коммерческих амбиций литовской монархии.

В другом древнерусском городе Новогрудке великий князь Витень уже вел себя как хозяин: построил там католический костел и просил у прибывшего в Ригу папского легата Франциска из Молиано (1312 г.) прислать двух братьев францисканцев для службы в нем⁸⁷. Принадлежность этой территории литовскому монарху ни у кого не вызывала сомнений. В 1314 г. рыцари ордена ходили на Новогрудок, в их понимании расположенный на земле Кривичей «in terra Crivicie», и нанесли там Литве болезненные удары, католический костел тоже был сожжен⁸⁸. Присоединение к Литве Новогрудка и других к нему относимых русско-ятвяжских земель верхнего Немана, как и в случае Полоцка, затянулось на несколько десятилетий, но тут литовскую экспансию сопровождали кровопролитные войны и переделы территории.

Князь Витень. Портрет начала XVIII в.

Походы литовских дружин на южную, юго-восточную и юго-западную Русь в начале XIII в., где простирались земли Галицко-Волынского княжества, не были частыми. От Литвы Волынь отделяли болотистые и лесистые земли верхней Припяти и ее притоков, где лежало Турово-Пинское княжество, а на северо-запад от него простирались ятвяжские земли, а далее на западе волынские. Ятвяжские поселения на юге и города на севере Волыни разделяли стокилометровые болотистые пущи⁸⁹. На территориях этих древнерусских княжеств переплетались важные торговые пути, которые были частью огромной торговой днепровско-вислинской магистрали, соединявшей черноморскую и балтийскую торговлю. Периферийная ветвь этого пути шла по Неману⁹⁰. На берегах южных притоков верхнего Немана и на нем самом в XI-XII вв. выросло несколько древнерусских ремесленных, торговых и военных городов: Новогрудок, Городно, Слоним и Волковыск. Согласно исследованиям Ф.Д. Гуревич, Новогрудок буквально «тонул» в море искусных ремесленных изделий и импортных товаров из мастерских Византии, Сирии, Египта, Северного Причерноморья, Ирана, Силезии, Рейнского бассейна, Средней и Северной Европы и из земель балтов⁹¹. В городе селились богатые ремесленники и купцы, окна домов у некоторых из них были застекленные, а внутренние стены жилья украшали фрески⁹².

В посаде обнаружен жилой квартал, где жили высококвалифицированные златокузнецы и ювелиры⁹³. Удачно выбранное место принесло киевскому форпосту на литовско-ятвяжско-древнерусском порубежье процветание, на что указывают торговые, производственные и конфессиональные связи Новогрудка с Киевским княжеством⁹⁴.

Дружины литовской знати в данный регион стали ходить позднее, чем в земли Даугавской (Двинской) торговой магистрали и Новгорода. Более интенсивное проникновение началось в первой трети XIII в. Лидирующей в этом процессе землей стала собственно Литовская земля между реками Нярис (Вилия) и Нямунас (Неманом). Хотя земли литовских племен не охватывали верхнюю часть Немана, реально Литовская земля стала прямым соседом Городно и Новогрудка.

Литовскому проникновению глубже на юг от указанных городов могли содействовать ятвяги, которые со времен киевского великого князя Владимира I Святославича находились в противостоянии с русскими княжествами: Волынью, Пинском⁹⁵. Именно с ятвягами литовцы провели первый набег на Владимир Волынский в 1210 г.⁹⁶ С другой стороны, объединенные военные литовско-ятвяжские предприятия сворачивались. Интересам литовской знати стал отвечать новый партнер — волынский князь Даниил Романович, ставивший себе цель собрать под свою власть все галицко-во-лынские владения.

Литовско-волынское партнерство было укреплено договором 1219 г., которому с литовской стороны присягу дала пара десятков литовских князей, представители из большинства литовских земель, с Живинбудом (Živinbudas) на челе, а с волынской — Даниил и его мать⁹⁷. После этого Литва обрушилась на земли краковского князя Лешка Белого и владения черниговских князей — соперников Даниила. Действия литовских дружин для дома галицко-волынских Романовичей стали важным инструментом в борьбе за власть в юго-западной Руси⁹⁸, литовцы стали союзниками Даниила Романовича. Следуя своим военно-политическим соображениям, он открывал перед ними возможности более безопасно грабить польские земли. А переманив Литву на свою сторону, оставил язычников ятвягов наедине⁹⁹ с христианскими соседями: русскими и польскими князьями и набирающим силу Немецким орденом. Сотрудничество Миндовга с Даниилом продолжалось и в тридцатые годы XIII в.¹⁰⁰ Их совместные действия в историографии иногда определяются как согласованные¹⁰¹.

С другой стороны, Миндовг набрался военно-политического опыта, силы, власти и богатства, которые расширяли его возможности захвата территорий за пределами расселения литовского этноса. Первой самостоятельной военной акцией Миндовга на юге Литвы, уже в лице литовского монарха, стало овладение русскими городами в верховье левобережного Немана, в то время находившимися в поле интересов Рома-новичей¹⁰². В литовской литературе отмечено, что Новогрудок, Городно, Слоним, Волковыск и Здитов во власти литовцев оказались в сороковые годы XIII в.¹⁰³

Литовское завоевание происходило на фоне татарского «потопа» на Руси. Разрушительные последствия татарщины напрямую ощутил Даниил Галицкий, так как при подготовке к походу на Запад главное войско татар зимой 1240/41 г. стояло на землях Галицко-Волынского княжества¹⁰⁴. Татары нанесли болезненный удар по власти дома Романовичей¹⁰⁵, не раз проходили через их владения и в 1242-1245 гг. заставили их признать сюзеренитет Орды¹⁰⁶. Князь Миндовг не мог остаться в неведении о происходившем на землях приятеля. Для военной агрессии литовского монарха сложились благоприятные военно-политические обстоятельства. В галицко-волынской летописи четко фиксируется период литовско-волынского противостояния в 1241-1245 гг.: князь Василько Романович стережет Волынь от литовских набегов (1241 — первая половина 1242 г.), в 1243-1245 гг. на Волынь совершают набег подданный Миндовга Айшвно Рушкович (Vaišnys Ruškaitis) и сестричник великого князя Ленгвень (Lengvenis)¹⁰⁷. В данный период конфронтации наверняка и произошло литовское завоевание Новогрудка и остальных городов вышеупомянутого региона Немана¹⁰⁸.

Князь Даниил Галицкий на фоне Львова. Портрет XVII в.

Неожиданный поворот в политике Миндовга не привел к разрыву с Даниилом Галицким: соседи снова договорились о помощи. Литва была нужна Даниилу, так как он собирался с силами на решающую схватку за власть в Галицко-Волынском княжестве. Очевидно, они договорились перед победоносным для Даниила Ярославским сражением 17 августа 1245 г. Литовский князь послал Даниилу свое войско, но оно не успело вовремя¹⁰⁹. Нет сомнений в том, что мирная договоренность оставила Новогрудок и другие города за Миндовгом. Новейшие генеалогические исследования отчасти могут засвидетельствовать, что для подкрепления дружбы замуж за Даниила была выдана племянница Миндовга — дочь его покойного брата Довспрунга (Dausprungas), сестра Товтивила и Едивида¹¹⁰. Остается лишь догадываться о политической дальновидности Даниила при выборе жены из семьи будущих соперников Миндовга в борьбе за власть в Литве. Но в некотором роде такой выбор отражает напряженность в отношениях Миндовга и Даниила.

Несколько лет спустя между Миндовгом и его племянниками вспыхнула война за власть, и Даниил стал на сторону шуринов, отклонив просьбу Миндовга не оказывать им помощь¹¹¹. Война за власть в Литве, в которой принял участие Даниил, закончилась крещением Миндовга в 1251 г. и его коронацией в 1253 г.¹¹² С Даниилом Миндовг помирился в последнюю очередь. Хотя с мирным предложением к королю Руси он обращался первым в 1252 г., но лишь в 1254 г. мир был заключен, а между правителями установлены более тесные родственные связи¹¹³. Король Литвы через мирного посредника, своего сына Войшелка¹¹⁴, сделал серьезные уступки. Во-первых, в жены сыну Даниила Шварну была отдана дочь Миндовга. Во-вторых, другой сын Даниила Галицкого, Роман, получил от литовского короля в держание Новогрудок, а Войшелк от себя передал Слоним и Волковыск¹¹⁵. В-третьих, была создана благоприятствующая ситуация для возвращения в Литву врага Миндовга Товтивила, в близком будущем — полоцкого кня-зя¹¹⁶. В-четвертых, — и это должно было быть большим ударом для Мин-довга — из активной военно-политической деятельности был убран Вой-шелк. Он отправился в Холм к Даниилу, где при неясных обстоятельствах постригся в монахи — есть предположения, что в Холме он находился в  качестве заложника¹¹⁷.

Хотя Миндовг оставался сувереном всех только что завоеванных Литвой русских городов верхнего Немана, все же присутствие в них ленника Романа ограничивало его власть. В Новогрудке образовался кондоминиум, где Миндовг был сюзереном, а князь из дома Романовичей — вассалом. Правитель Литвы не смирился с территориальными потерями и номинальной властью и при первой же возможности восстановил там свои права. Кровавую возможность для него дал поход татар на Литву зимой 1258/59 г., в котором в принудительном порядке принимали участие галицко-волынские князья¹¹⁸. Войско темника Бурундая не только нанесло военный удар Миндовгу, но и принесло огромные материальные и военные потери для Даниила и Василька в Галиче и на Волыни. В такой разрухе при неясных обстоятельствах Войшелк оставил Холм. Он пленил новогрудского князя Романа Даниловича¹¹⁹ и воссоединился с войском отца Миндовга и полоцкого князя Товтивила, которое упорно преследовал Василько¹²⁰. В итоге галицко-волынские князья не смогли предотвратить возвращения литовского владычества в русские города верхнего Немана, но в ходе борьбы за власть в Литве после убийства Миндовга (1263 г.) они не упустили возможности овладеть ими, в первую очередь Новогрудком. В этом им содействовал великий

князь Литвы Войшелк (1264—1267). Он боролся за стол отца и мстил его убийцам, а Романовичи направляли ему военную помощь. Политическая сделка привела к провозглашению Василька Романовича отцом, т. е. сюзереном, Войшелка, этим гарантируя Романовичам верховную власть в Литве¹²¹.

Среди конкретных уступок в пользу Романовичей меньше всего сомнений вызывает передача Новогрудка во владение шурину Шварну¹²², передача же всей Литвы ему в правление представляется малообоснован-ной¹²³. Сомнения опираются на информацию хроники Яна Длугоша, где он, используя независимый от галицко-волынской летописи польский источник¹²⁴, сообщал, что роковая для Войшелка ссора с князем Львом Даниловичем произошла из-за русских земель «pro terris Russiae»¹²⁵. Понятно, что Льва разозлила передача брату Шварну Новогрудка и других городов между Неманом и Припятью. Этим Войшелк подписал себе смертный приговор в 1267 г.¹²⁶

Наследство Миндовга силой оружия воедино стал собирать князь Кернаве (Керново) Тройдень в 1267-1268 гг. Отвергнув претензии на Литву, как на собственность «отца» Войшелка Василька Романовича, он завладел Новогрудком и остальными городами региона¹²⁷. Само собой разумеется, что в процессе перехода из литовских рук в русские и обратно города приходили в упадок. Поэтому Тройдень расширял масштабы литовской военной экспансии, взявшись за нетронутые прежде земли. На Пасху 1274 г. он приказал городенцам занять Дорогичин на Буге¹²⁸. Именно Тройдень начал пользоваться новыми инструментами из арсенала утверждения на завоеванных землях: проводил колонизацию завоеванных территорий и их аннексию, создавая там для себя нерусскую военно-территориальную опору. На Городенщине и Слонимщине начиная с 1274 г. он поселил несколько групп балтов — бартов, скаловов и др., — бежавших из Пруссии в Литву после подавления Немецким орденом восстания¹²⁹, а также продолжил начатое еще Миндовгом расселение литовцев на верхнем Немане¹³⁰.

Вид замка в Новогрудке в начале XVI века. Гравюра XIX в.

Захват Литвой важного для Волыни торгового города на Буге, Дорогичина, и расселение пруссов на приграничных с Волынью землях привели к новой войне Литвы с галицко-волынскими князьями. С трудом удерживая экспансию Тройденя, они обратились за помощью в Орду. Хан Менгу-Тимур послал им темника Ягурчи и он, вместе с галицко-волынскими силами, смоленскими, брянскими и турово-пинскими князьями, зимой 1275/76 г. пошел на Новогрудок¹³¹. Заняв посад, войско собиралось в поход на Литву, но военачальники поссорились и повернули обратно. Война Тройденя со Львом и его двоюродным братом, волынским князем Владимиром Васильковичем, закончилась мирным договором 1276—1277 гг.¹³² О чем стороны договорились, навсегда останется тайной, так как галиц-ко-волынская летопись коротко сообщает лишь о том, что «по семъ же умиристася и начяста быти въ велици любви». Анализ косвенных данных привел к следующим выводам. Дорогичин вернули Волыни, Новогрудок и Городно остались за Тройденем, но города южнее от них — Волковыск и Слоним — отошли к дому Романовичей¹³³. В итоге договором о мире Тройденя со Львом были закреплены первые результаты литовских завоеваний на Руси. Литва и Галицко-Волынская Русь строго выполняли условия мирного договора, их не смогла поссорить даже Орда в лице хана Ногая, повторно ходившая с галицко-волынским войском на Новогрудок зимой 1277/78 г. под предводительством темника Мамшея¹³⁴. Новогрудок и Го-родно на несколько столетий стали неотъемлемой частью Великого княжества Литовского.

С другой стороны, Волковыск и Слоним были переданы правителями Литвы в руки Романовичей ненадолго. Когда агрессия Немецкого ордена против Литвы стала набирать силу, литовские князья, братья Будивид (Butigeidis) и Буйвид (Butvydas), родоначальники династии Гедиминовичей, в 1289 г. помирились с князем Владимира Волынского Мстиславом Даниловичем. В знак дружбы они передали ему во владение Волковыск. Это указывает на то, что Тройдень или следующий монарх Литвы при неизвестных обстоятельствах могли отнять город у волынского князя¹³⁵. Принадлежность Слонима не известна, хотя можно предполагать, что он находился в руках Литвы наряду с Волковыском.

***

Подводя итог приведенным в статье размышлениям, приходится согласиться с часто высказываемыми в историографии мнениями, что истоки литовской экспансии на Руси и завоевание части древнерусских княжеств берут свое начало в грабительских походах литовских дружин в направлении богатых торговых артерий Восточной Европы, проходивших реками Даугава (Двина), Днепр, Припять, Буг, на которых располагались богатые города. К грабительской активности литовцев подталкивала не столько скудность местных природных ресурсов, сколько глубокие социальные перемены, которые обусловили несопоставимо большую потребность в материальных богатствах, особенно тех, которыми можно было подчеркнуть свое социальное положение и удовлетворить потребности дружины. Но лишь с появлением единой власти монарха Литвы, способной сконцентрировать военно-политический потенциал для реализации своих хозяйственных, коммерческих и фискальных задач, разрозненные грабительские набеги литовских дружин превратились в завоевание соседних нелитовских земель. Немецкая католическая колония в Риге отняла у литовцев возможность совершать набеги на Ливонию, и новообразованное государство Восточной Европы со всей силой навалилось на ближайших восточных соседей — Полоцк и русские города верхнего Немана.

Завоевание и овладение землями Руси для местных жителей не было милым и ожидаемым. Правители русских княжеств и боярство не торопились признавать над собой власть язычников и стремились сохранять самостоятельность, как, например, в Полоцке. Но иногда, оказавшись в воле более сильных, превращались в заложников в военно-политических комбинациях соседей. Неприятие власти язычников и возможности противостояния зависели от их традиционных связей со своими метрополиями на Руси. С другой стороны, Литва, как весомая военная сила, слишком часто становилась желанной фигурой в играх крупных политических деятелей Руси, поэтому враждебное отношение к Литве одних для других становилось «любовью и дружбой» к Литве, что в итоге еще шире открывало ворота для литовской экспансии на Русь.

Для XIII в. можно констатировать две модели литовской экспансии: мирную и военную. В Полоцкой земле она проходила относительно мирно, что было обусловлено коммерческим значением столицы, исстари налаженными связями и торговлей между Русью и Ригой (и Ганзой) и интересом литовского монарха сохранять жизнеспособность торгового пути, который приносил ему исключительную пользу. Притом из-за Полоцка конкурировало несколько политических сил региона: Ливония (орден и рижский архиепископ), Литва, владимиро-суздальские князья и Новгород. Их соперничество, в чем нетрудно убедиться, практически элиминировало использование прямой военной силы.

Новогрудок и другие русские города верхнего Немана Литва завоевала с помощью военной силы. В отличие от Полоцка, удар по его коммерческому процветанию нанесла татарская инвазия, которая прервала традиционные связи региона с Киевщиной и Северным Причерноморьем. Новогрудок и другие города остались большой приграничной зоной между Литвой и Галицко-Волынским княжеством. Овладение этой огромной территорией между Неманом и Припятью для их обоих имело стратегическое значение. Поражение было равнозначно потере важнейшей коммерческой артерии Данциг (Гданьск)-Висла-Буг и Припять-Днепр-Причерноморье. Из-за Но-вогрудка Литва с Галицко-Волынским княжеством воевала несколько раз. Победа досталась Великому княжеству Литовскому, которое в XIV в. стало пожинать политические и коммерческие плоды от контроля над важными торговыми путями.

Роль Орды в истории литовской экспансии в XIII в. неоднозначна. Сомнений не вызывает аксиома, что наступление татар на Русь подорвало силы ее княжеств противостоять литовской экспансии. Но, с другой стороны, Орда скоро стала силой, которая пришла на помощь некоторым княжествам Руси в их борьбе с Литвой, на что указывает поход Бурундая в 1258—1259 гг.¹³⁶ Избегая угрозы Орды, великие литовские князья пошли на политический сговор с ней — первым был Тройдень¹³⁷, — и уже на исходе XIII в. Орда не препятствовала расширению Литвы за счет русских княжеств.

Дубонис Артурас
доктор гуманитарных наук, старший научный сотрудник
Института истории Литвы (Вильнюс, Литва)

Журнал «Исторический вестник» том 7 [154] 2014

---------------------

¹ Филюшкин А. Вглядываясь в осколки разбитого зеркала: российский дискурс Великого княжества Литовского // Ab imperio. 2004. № 4. С. 563, 570.

² Там же. С. 562—569. См. также: Устрялов Н.Г. Исследование вопроса: какое место в русской истории должно занимать Великое княжество Литовское? СПб., 1839; Любав-ский М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. 2-е изд. М., 1915.

³ Там же. С. 35.

⁴ Там же. С. 16-17, 35.

⁵ Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М., 1972. С. 295-301.

⁶ Там же. С. 295.

⁷ Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. М., 1959. С. 375, 376, 380, 387, 388.

⁸ Там же. С. 368, 389.

⁹ Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 301.

¹⁰ Там же. С. 295-296.

¹¹ Краўцэвіч А.К. Стварэнне Вялікага Княства Літоўскага. Мінск, 1998. С. 50, 57, 65, 94.

¹² История Литовской ССР (С древнейших времен до наших дней). Вильнюс, 1978. С. 37, 39, 41, 42.

¹³ Краўцэвіч А.К. Указ. соч. С. 95, 129-130.

¹⁴ Там же. С. 96, 174.

¹⁵ Гісторыя Беларусі. Т. 2 (Беларусь у перыяд Вялікага Княства Літоўскага). Аўтары: Ю. Бохан, Г. Галенчанка і інш. Мінск, 2008. С. 73 (интеграция с Литвой, переход под власть Миндовга), 78 (экспансия на Русь), 79 (включение в состав ВКЛ), 81 (присоединение берестейщины).

¹⁶ Гудавичюс Э. История Литвы c древнейших времен до 1569 года. М., 2005. Т. 1. С. 77.

¹⁷ Рецензия А. Дубониса на указ. соч. А.К. Краўцэвіча, см.: Lithuanian historical studies. № 4. 1999. C. 151 — 157; Пстарычны альманах. T. 5. Гародня, 2001. C. 162—167.

¹⁸ Грамота папы Иннокентия IV от 17.07.1251 г. королю Литвы Миндовгу по поводу принятия под опеку престола святого Петра его самого со всей семьей и всех подчиненных ему земель см.: Vetera monumenta Poloniae et Lithuaniae (далее — VMPL). T. 1 (1217-1409). Ed. A. Theiner. Romae, I860. № 102 (С. 49): «... Nos... Regnum Luthawie, ac terras omnes, quas per divine virtutis auxilium iam eripuisti de infidelium manibus, vel eripere poteris in futurum, in ius et proprietatem beati Petri suscipimus.»; Грамота папы Александра IV от 06.03.1255 г. королю Литвы Миндовгу по поводу распространения католической веры на Руси и на соседних территориях язычников, см.: там же. № 123-2 (C. 61): «.Cum itaque, sicut ex parte tua propositum coram nobis, tu contra Regnum Russie ipsiusque habitatores in infidelitas devio constitutos indefessa strenuitate decertans, nonnullas terras ipsius Regni tue subiugaveris dicioni, nos attendentes, quod te terras habente predictas, vicine paganorum et infidelium regiones de facili poterunt tuo dominio subici et acquiri cultui christiano, tuis benigne precibus annuentes, prefatas terras tibi tuisque succesoribus, absque catholicorum quorumlibet preiudicio, auctoritate apostolica confirmamus.»

¹⁹ Подробнее см.: Dubonis A. Yatvingians in the genesis of Lithuanian anti-teutonic orientation // Lithuanian Historical Studies. No 11. 2006. C. 17-32.

²⁰ Пришляк В. Середньовічні шляхи Галицько-Волыньских земель в епоху Романовичів // Галичина та Волинь у добу Середньовіччя. До 800-річчя з дня народження Данила Га-лицького. Львів, 2001. C. 222-223.

²¹ Резюмируется в сюжете от 1209 г., см.: Henricus de Letis. Chronicon Livonicum vetus // Scriptores rerum Livonicarum. Bd. 1. Riga, und Leizig, 1853. XIII. 4; Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.; Л., 1938. XIII. 4 (далее — ГЛ; цитируются абзацы хроники). Некоторые важные фрагменты Хроники и комментарии см.: Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь (конец XII в. — 1270 г.). Тексты. Перевод. Комментарии. М., 2002. С. 77-192.

²² Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 369.

²³ Dubonis A. Du šimtai pskoviečiq Saulés můšyje (1236) (Dél Naugardo I metraščio žinutés) [Двести псковичей в битве при Сауле (1236). (По поводу заметки в Новгородской I летописи.) Резюме. С. 23—24] // Lituanistica. 1990. Nr. 1. C. 13—15.

²⁴ Там же. С. 14; Dubonis A. Naugardas prieš Lietuvą: Saulés můšio (1236 m.) epizodo liudijimas apie politiniq santykiq permainas tarp lietuviq ir jq šiaurés rytq kaimynq [Novgorod against Lithuania: the battle of Saulé (1236) as an indicator of political changes in relationships between Lithuanians and their North-East neighbours. Summary.C. 10—11] // Lituanistica. 2009. Nr. 1—2. C. 3; Аунс M. Политическая структура древней Латгалии XII — начала XIII в. // Известия АН Латвийской ССР. 1982. № 9. C. 56.

²⁵ Гл. XIII.4, XVIII.9: призывает литовцев на помощь в 1215 г.

²⁶ Dubonis A. Naugardas prieš Lietuvą. C. 4.

²⁷ Dubonis A. Du šimtai pskoviečiq. C. 15—16.

²⁸ Там же. С. 13.

²⁹ Selart A. Confessional Conflict and Political Co-operation: Livonia and Russia in the Thirteenth Century // Crusade and Conversion on the Baltic Frontier, 1150—1500. Alan V. Murray [Publ.]. Aldershot, 2001. C. 159—161.

³⁰ Кучкин В.А. Борьба Александра Невского против Тевтонского ордена // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В.Т. Пашуто. М., 1999. С. 130—131; Dubonis A. Naugardas prieš Lietuvą. C. 5—7.

³¹ Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 15 (вып. 1): Рогожский летописец. М., 1965. Стб. 29, 33.

³² Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее — НПЛ). М.—Л., 1950. C. 78-79.

³³ По поводу смоленского влияния на Полоцк см.: Кучкин В.А. О древнейших Смоленских грамотах // История СССР. 1966. № 3. C. 106; Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии. М., 1980. C. 233—234; Кузьмин А.В. Торопецкая знать в XIII веке. Из истории Смоленской земли // Russia Mediaevalis. T. Х,1. [2001]. С. 60—62. Александр Невский взял в жены дочь полоцкого князя Брячислава, см.: НПЛ. C. 77; в 1245 г. преследовал литовскую рать до Витебска, см.: там же. С. 79. Вторая жена Александра Невского — витебская княжна, см.: Dąbrowski D. Daniel Romanowicz król Rusi (ok. 1201 — 1264). Biografia polityczna. Kraków, 2012. C. 330.

³⁴ Часть исследователей все еще придерживается мнения, что литовский князь Товтивил правил в Полоцке уже в 1239—1245 гг, см.: Paszkiewicz H. Jagiellonowie a Moskwa. T. 1: Litwa a Moskwa w XIII i XIV wieku. Warszawa, 1933. C. 62—64; СагановЬч Г. Шфлянцгая немцы ў Полацку ў сярэдзіне XIII i пачатку XIV ст. // Беларуси гістарычны агляд.Т. 7. Сшытак 1(12). Менск, 2000. С. 99—102. Их аргументы малоубедительны, см.: Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 51, 376; Gudavičius E. Mindaugas. Vilnius, 1998. C. 203, 212.

³⁵ Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. C. 434.

³⁶ ПСРЛ. Т. 1: Лаврентьевская летопись. СПб., 1846. С. 201.

³⁷ Галицько-Волинський літопис. Дослідження. Текст. Коментар (далее — ГВЛ). Киі'в, 2002. C. 112, 268—269; Gudavičius E. Указ. соч. С. 212—213.

³⁸ Это может быть увязано с женитьбой Андрея Ярославича на дочери Даниила Галицкого примерно в 1250—1251 гг. Предполагается, что тесть и зять свой союз могли направить и против брата Андрея Александра Невского, и против татар, не исключено, и против Литвы, см.: Dąbrowski D. Указ. соч. С. 309, 312—314.

³⁹ Gudavičius E. Указ. соч. С. 213—214; Гудавичюс Э. История. С. 51 — 54; Дубоніс А. Кара-леўства Міндовга // Arche. Пачатак. №. 9. 2009. С. 12.

⁴⁰ Gudavičius E. Указ. соч. С. 214—219.

⁴¹ НПЛ. С. 83.

⁴² Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. C. 281; Gudaviči-us E. Указ. соч. С. 242.

⁴³ Dubonis A. Naugardas prieš Lietuvą. C. 8.

⁴⁴ НПЛ. С. 82; Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 381.

⁴⁵ НПЛ. С. 80.

⁴⁶ ГВЛ. C. 114, 276; Dąbrowski D. Указ. соч. C. 336-339.

⁴⁷ НПЛ. С. 80.

⁴⁸ Gudavičius E. Указ. соч. С. 221-222; Гудавичюс Э. История Литвы. С. 52-53.

⁴⁹ Матузова В.И., Назарова Е.Л. Указ. соч. С. 356-361, 366. В посланиях папы римского Александр Невский в 1248 г. титулуется как «dux Susdaliensis» и «rex Novgardiae», см.: там же. С. 262, 268. Для сравнения о титуле короля Руси Даниила: Dąbrowski D. Указ. соч. C. 360-363.

⁵⁰ Liv-, Esth- und Curländisches Urkundenbuch (далее — LUB). Bd. 1 (1093—1300). Hrsg. von F. G. Bunge. Reval, 1853. № 380 (Стб. 484—485); Русско-Ливонские акты [далее — РЛА]. Собранные К. Е. Напьерским. СПб, 1868. C. 13 (№ 25а); Сэларт А. Полацкі князь Канстанцін i гісторыя Ыфлянтаў у трэцяй чвэрці XIII ст. // Беларускі гістарычны агляд. Т. 11. Менск, 2004. C. 15.

⁵¹ Папа римский берет под свою опеку рижского архиепископа с его ливонскими епископствами (31.03.1255 г.), см.: VMPL. № 124 (С. 61—62); Сэларт А. Указ. соч. С. 12—14.

⁵² Там же. С. 11, 19.

⁵³ Там же. С. 16—19.

⁵⁴ VMPL. № 123-2 (С. 61).

⁵⁵ См. ссылку № 51.

⁵⁶ LUB. Bd.1. № 286—287 (Стб. 371—373) (дар Миндовгом Селонии ордену); № 288 (Стб. 373—374) (раздел Селонии между рижским архиепископом и орденом).

⁵⁷ Сэларт А. Указ. соч. С. 19.

⁵⁸ Личность Константина и годы его правления в Полоцке полностью не установлены. Историографию мнений кратко см.: Сэларт А. Указ. соч. С. 3-4. Сэларт уверен, что Константин владел Полоцком с Герденем после гибели Товтивила в 1263 г., см.: там же. С. 19-20. Константин правил в Полоцке до вокняжения Товтивила: Кузьмин А.В. Опыт комментария к актам Полоцкой земли второй пол. XIII — нач. XV в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 2. С. 37-38. С другой стороны, он приводит ошибочные аргументы, опираясь на буллу папы Инокентия IV от 23.05.1254 г., в которой нет информации ни о каком-либо даре Константина.

⁵⁹ Помогал Миндовгу зимой 1258/59 г. отразить вторгнувшиеся в Литву войска темника Бурундая, см.: Дубоніс А. Каралеўства Міндовга. C. 17.

⁶⁰ Миндовг убит осенью, см.: ГВЛ. С. 126. Об убийстве Товтивила рассказ идет в статье под датой 6771 мартовского года, см.: НПЛ. С. 83-84; Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 271-272.

⁶¹ Договор полоцкого князя Герденя о мире и торговле с Ливонским орденом датируется 28 декабря 1264 г., но считается, что 1263 г. более правильная дата, см.: РЛА. С. 11-13 (№ 25а); по поводу даты см.: Хорошкевич А.Л. Полоцкие грамоты XIII — начала XVI в. М., 1977. Т. 1. С. 85.

⁶² НПЛ. С. 84.

⁶³ РЛА. С. 11-13 (№ 25б). А.В. Кузьмин ошибается в датировании правления Изяслава после Герденя, см.: Кузьмин А.В. Опыт комментария. С. 38. Войшелк отошел от власти в Литве в 1267 г., в том году и погиб. Стало быть, Изяслав не мог быть «в воли Молшелго-ве» после гибели Герденя в мае-июне 1267 г.

⁶⁴ О роковом для Герденя походе Довмонта известие дается после пожара в Новгороде23 мая 6775 г. (т. е. в 1267 г.), см.: НПЛ. С. 85. О гибели Герденя см.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 2. Пг., 1917. С. 224-225.

⁶⁵ НПЛ. С. 85-86. Поход в источниках Ливонии датируется январем — февралем 1268 г., см.: Hermann de Wartberge, Chronicon Livoniae // Scriptores rerum prussicarum. Bd. 2. Hrsg. von T. Hirsch, M. Töppen, E. Strehlke. Leipzig, 1863. C. 46.

⁶⁶ В новейшем исследовании предполагается, что под одним именем Константина одновременно жили два князя: Полоцкий и витебский (последний носил прозвище Безрукого), см.: Кузьмин А.В. Опыт комментария. С. 40.

⁶⁷ В 1273 г. еще епископ полоцкий, см.: там же. С. 40 (ссылка № 46); в 1274 г. — Тверской, см.: Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 2. Половина 2. М., 1911. С. 28.

⁶⁸ LUB. Bd. 1. № 418 (Стб. 531); Dubonis A. Traidenis. Monarcho valdžios atkůrimas Lietuvoje (1268-1282) [Трайдянис. Восстановление власти монарха в Литве (1268-1282). Резюме. С. 233-241]. Vilnius, 2009. C. 95-96.

⁶⁹ Кузьмин А.В. Опыт комментария. С. 40.

⁷⁰ Dubonis A. Traidenis. C. 99-100, 131-132.

⁷¹ Paszkiewicz H. Jagiellonowie a Moskwa. T. 1. C. 147. Направления литовских походов на Тверь в 1285 г. (см.: ПСРЛ. Т. 18: Симеоновская летопись. С.П.б., 1913. С. 81) и в Новгородские земли 1285—1286 гг. (см.: НПЛ. С. 326) шли исключительно через Полоцкую и Витебскую земли.

⁷² В Полоцко-Витебском Подвинье стал функционировать серебряный слиток изрой, идентичный литовским серебряным слиткам, см.: Бектинеев Ш.И. Полоцко-Витебская денежно-весовая система XIII-XIV вв. // Lietuvos archeologija. Т. 18. Vilnius, 1999.С. 154—155; Бектинеев Ш.И. Смоленские грамоты и денежное обращение на территории современной Беларуси в XII-XIV вв. // Памяць стагоддзяў на карце Айчыны. Мінск, 2007. C. 347-348, 352.

⁷³ Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 420; Rowell S.C. Lithuania ascending: a pagan empire within east-central Europe 1295-1345. Cambridge, 1994. C. 57-58; ГуДавичюс Э. Указ. соч. С. 80.

⁷⁴ Константин — благодетель Немецкого ордена в его Статутах XIV в., см.: Сэларт А. Указ. соч. С. 16-17.

⁷⁵ LUB. Bd. 2. Hrsg. von F. G. Bunge. Reval, 1855. № 616 (Стб. 27).

⁷⁶ Папа Климент V от 19.06.1310 г. предоставляет полномочия архиепископу Бременскому Иоанну и канонику Равеннскому Альберту из Милана на проведение расследования жалоб по поводу произвольных деяний Немецкого ордена и нанесенных им обид христианам Ливонии, см.: LUB. Bd. 2. № 630 (Стб. 50).

⁷⁷ Mažeika R.J., Rowell S.C. Zelatores Maximi: Pope John XXII, Archbishop Frederick of Riga and the Baltic Mission 1305-1340 // Archivum Historiae Pontificiae. No 31. 1993. C. 51.

⁷⁸ Das Zeugenverhör des Franciscus de Moliano (1312). Bearb. von A. Seraphim. Königsberg, 1912. C. 27, 57, 169. Сэларт А. Указ. соч. С. 16-17; Варонін В. А. Падзеі 1307 года ў Полацку: спроба крытычнага разбору // Гісторыя i археалогія Полацка i Полацкай зямлі. Матэрыялы V міжнароднай навуковай канферэцьгі. Полацк, 2009. C. 33-34.

⁷⁹ См.: Das Zeugenverhör. C. 44, 62, 98. Ср.: фрагмент жалобы из обвинений рижского архиепископа, посланных папе римскому в 1299 г., см.: LUB. Bd. 1. № 584 (Стб. 738): «quod rex Lettowie, qui cum toto regno suo ad fidem conversus fuerat, ac praelatos et clericos, sicut alii principes christiani, in regno suo habebat, propter duritias eorundem fratrum exorbitavit a fide cum toto populo dicti regni ita, quod non sunt ibidem praelati, clerici aut religiosi, et ad huc in huiusmodi exorbitatione persistunt».

⁸⁰ В реальности событий сомневаются: Paszkiewicz H. Указ. соч. С. 160 (ссылка № 7); Сагановіч Г. Указ. соч. С. 105; Сэларт А. Указ. соч. С. 11-12, 24. Отчасти фактам доверяет: Варонін В. А. Указ. соч. С. 35-37.

⁸¹ В.А. Воронин указывает на Суреле (Свееле) «Surele (Sweele)», посланного великим князем Владимирским и Новгородским Андреем в 1293 г. на переговоры в Ливонию, см.: там же. С. 38-40. Догадка автора ошибочна: «Surele (Sweele)» — это Кирил (Кюрил), см.: Rowell S.C. Between Lithuania and Rus': Dovmont-Timofey of Pskov, his life and cult // Oxford Slavonic papers (New Series). Vol. 25, 1992. C. 15.

⁸² Дата 1307 г. занятия Полоцка Литвою — источниковедческое недоразумение, созданное Мацеем Стрыйковским в XVI в, см.: Варонін В. А. Указ. соч. С. 35.

⁸³ Chartularium Lithuaniae res gestas magni ducis Gedeminne illustrans = Gedimino laiškai. Parengé S. C. Rowell. Vilnius, [2003]. C. 18.

⁸⁴ Там же. С. 60, 72-75.

⁸⁵ НПЛ. С. 98.

⁸⁶ Norkus Z. Ar Lietuvos Didžioji Kunigaikštija buvo imperija [Was the Grand Duchy of Lithuania an Empire? Summary. P. 424] // Lietuvos Didžiosios Kunigaikštijos tradicija ir paveldo «dalybos» [Традиция Великого княжества Литовского и «раздел» наследия]. Vilnius, 2008. C. 239, 245-246.

⁸⁷ Chartularium Lithuaniae. C. 38-39.

⁸⁸ Petri de Dusburg Cronica terre Prussie // SRP. Bd. 1. Hrsg. von Th. Hirsch, M. Töppen,E. Strehlke. Leipzig, 1861. § 322 (315); Rowell S.C. Lithuania ascending. C. 196.

⁸⁹ Кучинко М. Проблема етноплемшних i адмпшстративних меж Волинськоі землi кінця X — середини XIV ст. // Галичина та Волинь. C. 191-192, 196-197.

⁹⁰ Пришляк В. Середньовiчнi шляхи Галицько-Волыньских земель в епоху Романовичiв // Там же. С. 222-223.

⁹¹ Гуревич Ф.Д. Древний Новогрудок. Посад — окольный город. Л., 1981. С. 10-11, 113, 150-154.

⁹² Там же. С. 10-11, 121, 123.

⁹³ Там же. С. 130-132, 136.

⁹⁴ Из Киевской и других южнорусских земель приходил основной поток импортных изделий, предметов культа и письменных принадлежностей (бронзовых писал), см.: там же. С. 154.

⁹⁵ Нариси з історіі дипломата Украі'ни/ Відп. ред. В. А. Смолій. Киів, 2001. C. 69.

⁹⁶ Совместный литовско-ятвяжский поход проведен в 1210 г., см.: ГВЛ. С. 78-79: «.литва же и ятвязе воеваху, и повоеваша же Турискь и около Комова оли и до Черьвня . беда бо бе в земли Вълодимерьстій отъ воеваніа литовьскаго и ятвязскаго». Дата согласно: ГрушеВський М. Хронольогія подіі Галицько-Волинськоі' літописи // Записки наукового товариства імени Шевченка. 1901. Кн. 3. С. 9-10, 62.

⁹⁷ ГВЛ. C. 84.

⁹⁸ Dąbrowski D. Указ. соч. С. 95, 102-104, 150.

⁹⁹ В историографии слишком часто ставится не совсем корректный акцент на литовско-ятвяжское военно-политическое единство, на сотрудничестве между ними. Ятвяги уже до образования Литовского королевства в середине XIII в. вызывали второстепенный интерес в политике Миндовга, см.: Dubonis A. Yatvingians. C. 17-32.

¹⁰⁰ Против Конрада Мазовецкого в 1238 г., см.: ГВЛ. C. 98: «По томъ же лете Данилъ же възведе на Кондрата литву, Миньдога, Изяслава Новъгородьского»; Dąbrowski D. Указ. соч. С. 204-206. Против черниговского князя Ростислава Михайловича в 1238-1239 гг. в борьбе Даниила за Галич, см.: ГВЛ. C. 98: «...прайде весть Данилу ... яко Ростиславь съшелъ есть на Литву ... изыде Данилъ съ вои ис Холма, и бывшю ему третій день у Галичи.»; Dąbrowski D. Указ. соч. С. 206.

¹⁰¹ Paszkiewicz H. Указ. соч. С. 65.

¹⁰² Нариси з юторк дипломатій C. 68-69. Даниил насылает на Конрада Мазвецкого Новогрудского князя Изялава, см.: ссылка № 100. Данный Изяслав мог числиться в служебных князях дома галицко-волынских Романовичей. Они эффективно использовали эту социальную институцию, см: Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów książąt halicko-wołyńskich. Poznań-Wrocław, 2002. C. 274.

¹⁰³ Гудавичюс Э. История. С. 48-49; Баранаускас Т. Новогрудок в 13 в.: История и миф // Castrum, urbis et bellum. Баранавiчы, 2002. С. 30.

¹⁰⁴ Dąbrowski D. Указ. соч. С. 220.

¹⁰⁵ Там же. С. 226.

¹⁰⁶ Nagirnyj W. Polityka zagraniczna księstw ziem halickiej i wołyńskiej w latach 1198 (1199)-1264. Kraków, 2011. C. 230-231.

¹⁰⁷ ГВЛ. С. 104: в первую половину 1241-1242 гг. «Василько же князь осталъ бе стеречи земле отъ литвы, послалъ бяше воя своя съ братом»; там же. С. 106: в 1243 г. «...прійдо-ша литва и воеваша около Пересъпници, Айшвно Рушковичъ.»; в 1244 г. (и до августа 1245 г.) «.воеваша литва около Мелници, [Лековни], великъ плень прияша. Данило и Ва-силко гнаста по нихъ до Пинска. побегшимъ литве, избиты быша и пленъ весь отъяша, а самъ Лонъкъгвени бодень утече...». Даты согласно: Грушевський М. Хронольогія. С. 30-32. Набег Ленгвеня 1234 г. датирует: Nagirnyj W. Указ. соч. С. 221. Но это не отменяет других доказательств конфронтации Миндовга с Даниилом в начале сороковых годов XIII в.

¹⁰⁸ В ГВЛ отчасти отразилась жестокость мер утверждения литовской власти в Новогруд-ке: «.Войшелкь же начя княжити в Новѣгородци, в поганьствѣ будя, и нача проливати крови много: убивашеть бо на всякъ день по 3 по 4.», см.: ГВЛ. С. 127.

¹⁰⁹ ГВЛ. С. 107.

¹¹⁰ Женитьба Даниила датируется периодом 1242-1248 гг. Исчерпывающее исследование см.: Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów. C. 75-76: 1246-1248 m.; Dąbrowski D. Указ. соч. С. 252-253: 1242-1245 m. Автор генеалогии частично колеблется с выбором более конкретного периода.

¹¹¹ ГВЛ. С. 112.

¹¹² См. ссылку № 39.

¹¹³ Gudavičius E. Указ. соч. С. 241-242.

¹¹⁴ Там же. С. 242.

¹¹⁵ ГВЛ. С. 117.

¹¹⁶ См. ссылку № 42.

¹¹⁷ Версия добровольного пострижения Войшелка вызывает обоснованные сомнения, см.: Вілкул Т.Л. Галицько-Волинський літопис про постриження литовського князя Войшелка // Украінський історичний журнал. 2007. № 4. С. 26-37; Антонович В.Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885. Т. 1. С. 31.

¹¹⁸ ГВЛ. С. 122-123.

¹¹⁹ Из плена Роман не вернулся. Д. Домбровски убедительно доказывает, что смерть Романа связана с его литовским пленением, см.: Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów. C. 116-124.

¹²⁰ ГВЛ. С. 123: Данило «.еха к Волковыеску, ловя няти ворога своего Вышелка и Тевтиви-ла . и не обрѣте ею, бѣста бо великую лесть учинила, я Вышелкь сына его Романа».

¹²¹ Дубонис А. Борьба за литовский престол после смерти короля Миндаугаса (1264—1268 гг.) // Украіна в Центрально-Східній бвропі (з найдавніших часів до кінця XVIII ст.). Випуск 4. Киів, 2004. С. 134—136; Дубонис А. Шварн Данілавіч i папяровыя ілюзіі праваслаўнай Літвы // Silva rerum nova. Штудыі ў гонар 70-годдзя Георгія Я. Галенчанкі (Athenaeum. Commentarii historiae et culturae. Vol. 12). Уклад. А. Дзярновіч, А. Семянчук. Вільня-Мінск, 2009. С. 100—101.

¹²² Послы краковского князя Болеслава Стыдливого в 1266 г. наносят визит «Шварнови сущю в Новѣгородцѣ», см.: ГВЛ. C. 129; Paszkiewicz H. Указ. соч. С. 117 (ссылка № 1).

¹²³ Дубонис А. Шварн Данiлавiч. С. 101 — 104.

¹²⁴ Dąbrowski D. Czy Jan Długosz pisząc siódmą księgę «Annalium» korzystał z Kroniki ha-licko-wolyńskiej lub źródła jej pokrewnego? // Ruthenica. Т. 3. Ред. В. Ричка, О. Толочко. Киів, 2004. С. 170, 184.

¹²⁵ Ioannes Dlugosius. Annales seu Cronicae incliti regni Poloniae. Lib. 7, 8. Varsaviae, 1975. C. 157: «Leo dux Russiae . cum . Voysalko . pro terris Russiae, quas idem Voysalk sui iuris facere nitebatur, in simultates et odia perveniens, prefatum Woysalk in quodam rure se continentem circumventum obtruncat».

¹²⁶ Дубонис А. Шварн Данілавіч. С. 103-104.

¹²⁷ Военные действия Тройденя с Львом Даниловичем в 1274-1276 гг. идут из-за Городна, Новогрудка, Слонима, Турийска на Немне, Дорогичина, см.: ГВЛ. С. 131-132.

¹²⁸ Там же. С. 131.

¹²⁹ Там же. С. 132; Dubonis A. Traidenis. C. 85-87, 111-115.

¹³⁰ Dubonis A. Lietuvos didžiojo kunigaikščio leičiai: iš Lietuvos ankstyvqjq valstybiniq struktury praeities [«Leitis» of the Grand Duke ofLithuania: From the History of the Early State Structures of Lithuania. Summary. C. 147-157]. Vilnius, 1998. C. 74-76.

¹³¹ ГВЛ. С. 131. На дату 1275—1276 гг. указывает: М. Грушевський Хронольогія подіі.С. 49. Он прав. Поход Орды на Литву отмечен в других летописях. Симеоновская и Тверская летопись подают одну и ту же дату — 6783 г., см.: ПСРЛ. Т. 18. С. 74: «Того же лѣта ходиша Татарове и Русин князи на Литву, не успѣвше ничто же, възвратишася назадъ»; ПСРЛ. Т. 15. Стб. 405: «Того же лѣта ходиша Татарове и Русгіи князы на Литву, и не успѣвь ничтоже». В Симеоновской летописи дата мартовская, см.: Бережков Н.Г. Хронология. С. 26. ГВЛ указывает на зимнюю пору похода. Это зима 1275/76 г.

¹³² ГВЛ. С. 132.

¹³³ Dubonis А. Traidenis. C. 115—117.

¹³⁴ ГВЛ. С. 133-134; Dubonis A. Traidenis. С. 117-119.

¹³⁵ ГВЛ. С. 151: «Тогда же литовьскый князь Будикидь и братъ его Буивидь даша князю Мьстиславу городъ свои Волковыескь, абы с ними мирь деръжалъ».

¹³⁶ Убедительное наблюдение Д. Домбровского, см.: Dąbrowski D. Указ. соч. С. 409.

¹³⁷ 1280 г., когда Тройдень еще находился у власти в Литве, литовцы с галицко-волынским войском и воинами Ногая ходили на Краков, оказывая помощь Льву Даниловичу в его попытках занять Краковский стол. См.: ГВЛ. С. 135. Льву помогали литовцы, см.: Летопись Краковских францисканцев // Monumenta Poloniae historica. (Pomniki dziejowe Polski). Wyd. A. Bielowski. Т. 3. С. 50: «[…] Leo rex Russye venit cum magno exercitu Tartarorum, Lytuanorum ac Rutenorum volens ducatum Cracovie et Sandomirie possidere».