Клубок проблем, опутавших Россию в начале ХХ века, в первую очередь обуславливался не ее отставанием от более передовых стран, но слишком значимыми изменениями, происходившими в ней самой. Аграрный вопрос, сердцевиной которого было малоземелье в центрально-черноземных губерниях, обострился в силу демографического всплеска последней трети предыдущего столетия. Крестьянская община, внутри которой личные наделы неизбежно уменьшались, лишь усугубляла положение. Однако вплоть до первых крупных беспорядков власть видела в ней гарантию собственной административной и фискальной политики. Усиленное развитие промышленности, потребность конкуренции с западными товарами порождали нужду в дешевых рабочих руках. Правительство и крупный капитал оказались союзниками в вопросе индустриализации, но пресловутый рабочий вопрос был неизбежной издержкой подобной политики. Земская контрреформа 1890 г. передала самоуправление целиком в дворянские руки, но дворянство постепенно продавало землю и теряло связь с местными интересами. Наиболее либеральная его часть стремилась занять положение в земстве для отстаивания общеполитической программы – и уже через десятилетие после контрреформы губернские земства превратились в настоящие оппозиционные парламенты. Правительство путем цензуры и запрета на партийную деятельность загоняло оппозиционный дух в подполье, но не в состоянии было его вытравить. Университеты, несмотря на ограничительные меры (в первую очередь устав 1884 г.), из научно-образовательных центров превратились в рассадники революционных взглядов. Из стен высших учебных заведений выходили радикально настроенные и озлобленные против власти интеллигенты, для которых политическая лояльность была синонимом аморальности. Среди них были и представители национальных окраин – именно они формировали ядро местных движений за автономию или даже отделение от России.

Внутренние проблемы вкупе с неудачной русско-японской войной привели к Первой русской революции. Манифест 17 октября 1905 г. провозгласил политические свободы и создание парламента, однако, как сразу стало ясно, такие уступки не воспринимались достаточными даже большинством либералов. Первому премьеру графу С.Ю. Витте не удалось сформировать коалицию с представителями общественности – они не выразили власти доверия. На выборах в Государственную думу первого созыва победили конституционные демократы, гордившиеся своими «друзьями слева» и требовавшие всеобщей амнистии, в том числе для бомбистов. Войти в новое правительство, которое должно было предстать перед Думой, мог далеко не всякий. А желающих и вовсе не было. С подачи нового премьера И.Л. Горемыкина министром внутренних дел был назначен саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин.

Столыпин несомненно выделялся среди государственных деятелей своего времени. Он совершенно не походил на типичного представителя высших эшелонов петербургского чиновничьего мира – подчеркнуто светского, сухого и рационалистичного. Петра Аркадьевича отличали удивительная воля и цельность натуры, не столь характерные для людей этой эпохи. Кроме того, он обладал большим прагматизмом. Именно прагматизм и стал основой его политической программы.

Будущий премьер изначально не готовил себя к государственной деятельности. Он рассчитывал посвятить себя собственному поместью в Ковенской губернии, но обстоятельства сложились совершенно иначе. Супруга Петра Аркадьевича была фрейлиной императрицы Марии Федоровны, сам Столыпин в 25-летнем возрасте получил придворное звание камер-юнкера, а уже через год был назначен ковенским уездным предводителем дворянства. Новый предводитель показал себя твердым государственником. Однако в своей записке министра внутренних дел В.К. фон Плеве о возможности введения земства в западных губерниях Столыпин предлагал не делать исключительную ставку на немногочисленных русских помещиков, а смелее выдвигать в западных губерниях как лояльных властям поляков и евреев, так и русских (т.е. белорусских и украинских) крестьян[1]. Распоряжением Плеве 40-летний Столыпин в 1902 г. был назначен на пост гродненского губернатора, а уже в марте 1903 г. получил Высочайшую аудиенцию у императора Николая II и после этого был откомандирован в Саратов. В крупной поволжской губернии Петру Аркадьевичу пришлось противостоять как аграрным беспорядкам, так и черносотенным погромам.

Создание Государственной думы Столыпин приветствовал. Для него создание парламентского строя было естественным и верным шагом, который не рассматривался им разрывом с прошлым. Позднее, выступая в Думе, премьер утверждал: «Историческая самодержавная власть и свободная воля Монарха являются драгоценным достоянием русской государственности, так единственно эта Власть и эта Воля, создав существующие установления и охраняя их, призвана, в минуты потрясений и опасности для государства, к спасению России и обращению ее на путь порядка и исторической правды <…> Строй, в котором мы живем – это строй представительный, дарованный самодержавным Монархом и, следовательно, обязательный для всех Его верноподданных». Вместе с тем, только законодательный парламент, по мнению премьера, обеспечивал верховной власти прочную взаимосвязь с образованной общественностью: «При наличии Государственной думы задачи правительства в деле укрепления порядка могут только облегчиться, так как помимо средств на образование администрации и полиции правительство рассчитывает получить ценную поддержку представительных учреждений путем обличения незакономерных поступков властей как относительно превышения власти, так и бездействия оной»[2].

Уже в апреле 1906 г. Столыпин был вызван в Петербург. На приеме у Николая II, получив предложение занять пост министра внутренних дел, Петр Аркадьевич умолял не назначать его и предлагал искать кандидата из думского большинства, но император был непреклонен. Новая должность была не из легких: за последние 5 лет на посту побывало 5 министров, из которых двое были убиты, а остальные ушли в отставку, осыпаемые усмешками и проклятиями. Кроме того, никогда еще на этот пост не назначался губернатор (да еще и столь молодой), что означало немыслимый еще так недавно прыжок через одну ступеньку в негласной иерархии назначений. Тем не менее, новый министр быстро завоевал личное доверие императора. Николай II писал матери: «Я все время боюсь за доброго Столыпина. Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю»[3].

I Дума рассчитывала поставить власть на колени. Потребовав выпустить из тюрем революционеров и наполнить их «карателями», не признавая Государственного совета в качестве второй палаты, Дума приступила к разработке земельного закона. Согласно кадетскому проекту в губерниях центральной России по отношению к крупным и средним частным владениям предполагалось применить принцип принудительного отчуждения. Размеры отчуждаемой земли определялись на уездном уровне исходя из действительных средних размеров землепользования. Оценивать отчуждаемую собственность предполагалось по «справедливой» цене. Государственные, удельные, кабинетские, монастырские и церковные земли также учитывались при проведении реформы. Кадетский проект в случае его реализации фактически провоцировал гражданскую войну: он намечал лишь общие принципы столь животрепещущего вопроса и передавал окончательное решение кардинальных аспектов (норм отчуждения, распределения, возмещения) в местные руки. Социалистический проект был еще более радикальным. Фракция трудовиков настаивала на национализации земли, уравнительном принципе землепользования, на наделении землей всех желающих (и это в условиях малоземелья!). Кадеты и социалисты так и не смогли сговориться об общих принципах земельного проекта.

В результате I Дума была распущена, а в тот же день Столыпин стал премьером. Однако правительство не отказывалось от сотрудничества с общественностью. В период II Думы Столыпин предлагал кадетскому лидеру П.Н. Милюкову публичное осуждение террора в обмен на легализацию кадетской партии. Конституционные демократы отказались от этого шага, посчитав его «моральной гибелью»[4]. Не найдя точек соприкосновения с радикальными либералами, власть пошла на переворот 3 июня. Лидер сформировавших большинство в новой Думе октябристов А.И. Гучков заявлял: «Акт 3-го июня был спасением для Г. Думы. <…> Только благодаря этой реформе избирательного закона представительный строй России пустил глубокие корни»[5].

В 1906-1907 гг. Столыпиным был сформулирован либерально-консервативный по своему характеру правительственный курс. В целом, его логика соответствовала тому продолжению курса Великих реформ, который был запланирован гр. М.Т. Лорис-Меликовым на рубеже 1870-80-х гг. Сочетание репрессивных мер в отношении революционеров и реформ, которые должны были завоевать доверие общества – «волчьей пасти» и «лисьего хвоста» - считалось Столыпиным единственно верным. Военно-полевые суды, введенные в отношении очевидных тяжких преступлений (в первую очередь, терактов), действовали восемь месяцев и вынесли 1102 смертных приговора (приведены в исполнение в отношении 683 человек). Этой жесткой мерой удалось сбить волну революционного террора (всего в 1901-1907 гг. ее жертвами стали более 9 тысяч человек)[6]. Реформа административного и полицейского аппарата призвана была создать систему, способную воспрепятствовать революционным процессам в России. Премьер убеждал думцев: «Обязанность правительства – святая обязанность ограждать спокойствие и законность, свободу <…> и все меры, принимаемые в этом направлении, знаменуют не реакцию, а порядок, необходимый для развития самых широких реформ»[7]. Репрессивные меры не могли предотвратить революционную угрозу, это могло сделать лишь масштабное реформирование всей русской жизни. Столыпин отмечал при общении с правыми: «Реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с революциею, то в лучшем случае устраним последствия, а не причину: залечим язву, но зараженная кровь породит новые изъязвления. К тому же этот путь реформ торжественно возвещен, создана Государственная дума и идти назад нельзя. Это было бы и роковою ошибкою – там, где правительство победило революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем что, «опираясь на силу», смело становилось на путь реформ. Обращать все творчество правительства на полицейские мероприятия – признание бессилия правящей власти»[8].

Во-первых, реформирование подразумевало постепенное оформление новой политической культуры: проведение политических свобод (печати, собраний и союзов), развитие практики парламентаризма, постепенное ослабление стеснений национальных и религиозных меньшинств. Столыпин заявлял: «Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое». Создание третьеиюньского октябристского парламента – воплощения союза власти и образованной общественности – позволяло, по мысли Столыпина, придать процессу системный и управляемый характер. Это могло привести к политическому «успокоению» (стабилизации) и дать возможность осуществлять реформы. Во-вторых, предполагались масштабные социально-экономические мероприятия (аграрную реформу, социальное обеспечение рабочих, развитие народного образования). Развитие России обеспечивало ей сохранение статуса великой державы на международной арене. Однако решение этой задачи было связано также и с повышением обороноспособности (проведением военной и военно-морской программ). В русле сформулированного курса Столыпин уже во II Думе предлагал законопроекты по реализации гражданских и политических свобод, веротерпимости, инициирующие перестройку местного управления и самоуправления, суда, аграрную реформу, введение рабочего страхования и развитие начального образования[9].

Как известно, аграрная реформа мыслилась Столыпиным стержнем реформирования. Премьер говорил в Думе: «Правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода»[10]. Премьер признавал, что Россия упустила предшествовавшие революции 1905 г. двадцать лет: вместо сохранения общины, правительство Александра III в 1880-е гг. должно было начать землеустройство и постепенное уравнение крестьян в правах с прочими сословиями[11]. В интервью газете «Волга» Столыпин отметил: «Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена – гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно проповедуют наоборот»[12].

Сочетание репрессивного и реформистского аспектов в избранном курсе приводило к тому, что политический фигура Столыпина часто сравнивалась современниками с О. фон Бисмарком. Высоко оценивал деятельность российского премьера М. Вебер[13]. Однако самому политическому курсу Столыпина была свойственна и определенная внутренняя эволюция. Она вытекала как из представлений премьера, так и учета изменяющихся обстоятельств внутренней и внешнеполитической ситуации. Уже в мае 1908 г., выступая в Думе по финляндскому вопросу, Столыпин отмечал: «С введением нового строя в России поднялась <…> реакция русского патриотизма и русского национального чувства, и эта реакция <…> вьет себе гнездо именно в общественных слоях. <…>  В прежние времена одно только правительство имело заботу и обязанность отстаивать исторические и державные приобретения и права России. Теперь не то». В речи о западном земстве, произнесенной в Государственном совете 4 марта 1911 г., Столыпин заявил: «Можно понимать государство как совокупность отдельных лиц, племен, народностей, соединенных одним общим законодательством, общей администрацией. <…> Но можно понимать государство и иначе, можно мыслить государство как силу, как союз, проводящий народные, исторические начала. Такое государство, осуществляя народные заветы, обладает волей, имеет силу и власть принуждения, такое государство преклоняет права отдельных лиц, отдельных групп к правам целого. Таким целым я почитаю Россию». При этом премьер призывал не поддаваться «ни чувству ложного самолюбия, ни чувству национального шовинизма»[14].

Суть столыпинского «национализма» заключалась в укреплении национальных основ огромной страны, в создании единой политической нации на смену разношерстной и разноплеменной массе. Новый курс (форсирование аграрной реформы, увеличение финансирования самоуправления и начального образования, «укрепление западных окраин», повышение обороноспособности) в целом был менее масштабным, но более прагматичным вариантом предыдущего курса. Под новые задачи формировалась Партия русских националистов (Всероссийский национальный союз), которую отличали государственнические взгляды и экономическая программа, предполагавшая поддержку крестьянства и российской промышленности. Председатель союза С.В. Рухлов был назначен министром путей сообщения в правительстве Столыпина. Думская фракция националистов по своей численности была второй после октябристов, но по составу была более демократичной. Таким образом, Столыпин рассчитывал на расширение социальной базы своей политики.

Знаменем нового правительственного курса был законопроект о западном земстве, в котором ведущее положение получали крестьяне. Премьер намеревался провести законопроект через палаты, создать западное земство уже в 1911 г. и с его помощью добиться нужных правительству результатов на думских выборах 1912 г. Дума законопроект приняла, после чего он поступил в Государственный совет. Однако здесь у него нашлись многочисленные противники, как среди левых (выступавших против ущемления польских интересов), так и правых (отстаивавших дворянские права). 4 марта законопроект был провален. Премьер сразу подал в отставку, однако вмешательство Великих князей Александра и Николая Михайловичей и императрицы Марии Федоровны привело к тому, что отставка не была принята[15]. Законопроект был проведен в чрезвычайном порядке (по 87-ой статье Основных законов). Выборы в западное земство принесли победу сторонникам Столыпина.

Политическое положение Столыпина оставалось достаточно прочным и после мартовского кризиса[16]. Стратегическое соглашение с Всероссийским национальным союзом было подступом к демократизации системы местного самоуправления, а значит – в перспективе и всего социального строя. Смерть Столыпина 5 сентября 1911 г. еще не означала отказа от его курса. Аграрная реформа накануне Первой мировой войны лишь набирала оборот. В 1912 г. были приняты инициированные Столыпиным законопроекты о рабочем страховании, которое к началу войны охватило половину российских рабочих. Секрет успеха столыпинской программы заключался в том, что она, пожалуй, была наиболее прагматичным вариантом эволюционистской парадигмы развития России. Первая мировая война с ее колоссальным напряжением и катастрофическими последствиями в конечном счете свела на нет усилия Столыпина – но его вины в том не было.

Федор Гайда

Опубл.: Вестник Московского университета. Серия 8. История.

2012. № 5. С. 79-107.

Электронная версия для публикации на сайте "Западная Русь" предоставлена автором