Письма гимназистки Н. Власовой. Лето - осень 1917 г.

Революционные события 1917 г. в России были грандиозными по масштабу и последствиям для всего дальнейшего мироустройства. Факты этого бурного года, как и реакция на них основных слоев населения, известны. Однако голос каждого современника, жившего в то бурное время, независимо от того, сторонником или противником революции он являлся, чрезвычайно важен.

Трагедия 1917 года стала результатом взаимодействия целого комплекса факторов. Один из наиболее сильных ударов пришелся в самое сердце русской цивилизации - в православие.

Евразийство, по мнению большинства исследователей, есть плод Первой мировой войны и революции. Выявлению его идейных истоков посвящены сотни работ, но до сих пор мало кто уделял внимание социальным корням евразийства.

1. Социальная база конституционно-демократической партии, монопольно владевшей определенным сегментом политического спектра, определялась не сословной принадлежностью, а скорее интеллектуальным складом. В условиях поляризованной, внутренне расколотой политической культуры Российской империи основной опорой к.-д. являлась традиционно оппозиционно настроенная демократическая интеллигенция радикально-либерального толка; протестное поведение было отличительной чертой ее политического участия.

С 12 марта (день начала Февральской революции 1917 г. по новому стилю) по 2 апреля 2017 года сетевой научно-просветительский проект «Западная Русь» и Международный журнал социальных и гуманитарных наук «Аспект» проводили научно-практическую конференцию с международным участием «Февраль 1917 года в судьбах народов Российской империи и Русской православной церкви».

Первое упоминание рода Дзержинских связано с 1632 г., когда в польских и литовских землях провозгласили нового короля Владислава IV (1632-1648). Задокументированным основателем рода правомерно считается поляк Станислав Дзержинский.

| Часть I | Часть II| Часть III|Часть IV|Часть V |

Итак, предатели и реакционеры демонстрировали готовность к исполнению агрессивных замыслов, их противники изображали покорность. 20 января(2 февраля) 1917 г. Московский ВПК заявил о своем присоединении к решению ЦВПК от 12(25) января.[1] Внешне могло показаться, что комитеты готовы были капитулировать.

«Люди видят, куда ведет не только ошибочная политика власть имущих, но и демагогическое разнуздание грубейших инстинктов широких народных масс, к какому печальному концу для государства приводит безоглядное осуществление социалистических лозунгов и теорий.

Крамарж К.П. «Русский кризис.» Прага-Париж. 1926. С.10.

В конце 1916 - начале 1917 года произошли очередные изменения в правительстве Империи. 27 декабря 1916 г.(9 января 1917 г.) премьер-министром был назначен председатель Комитета по оказанию помощи русским военнопленным кн. Н.Д. Голицын.[1] Это назначение состоялось внезапно для всех, включая самого князя.

| Часть I |  Часть II|  Часть III|Часть IV | Часть V |

Император покинул столицу в среду, 22 февраля(7 марта) в 14.00. и на следующий день прибыл в Ставку. Императорский поезд, как всегда, состоявший из шести вагонов, следовал обычным путем через Лихославль, Вязьму, Смоленск, Оршу в Могилев. Ничего тревожного по дороге не наблюдалось. На вокзале Верховного Главнокомандующего встречал Алексеев и чины штаба.[1] «Был солнечный и холодный день, - писал Николай II, - и меня встретила обычная публика с Алексеевым во главе.

| Часть I |  Часть II| Часть III|Часть IV|Часть V |

Пока политики в Петрограде обсуждали вопросы большой стратегии, военные посещали фронт. Генерал Вильсон вместе с британским военным атташе в России полковником А. Ноксом отправился в Псков, в штаб Северного фронта, откуда, после встречи с ген. Рузским они отправились на позиции русской армии под Ригой.[1] Поездка состоялась почти сразу же после январского наступления 12-й армии на правом берегу реки Аа у озера Бабич.

| Часть I |  Часть II|  Часть III| Часть IV |Часть V |

Настроение на основной базе Черноморского флота в это время было невеселым, современник вспоминал, что «...все находились в каком-то подавленном состоянии»: «Приходили зловещие известия о брожении в войсках столичного гарнизона и о волнении в народе. Было известно, что многие члены императорской фамилии недовольны Царем и просто ненавидят императрицу. Какой-то взрыв ожидался и сверху, и снизу, предвещая для страны ужасные последствия. С самыми мрачными предчувствиями мы вступили в 1917 год.»[1]

Ровно сто лет назад – 8 марта или 23 февраля по старому стилю 1917 года в Петербурге, Москве и некоторых губернских городах началась паника в хлебных хвостах (очередях). Паника была искусственно спровоцирована хлебозаводчиками - запасов муки на складах имелось более чем достаточно. Однако, это стало спусковым механизмом для демонстраций и стачек, названных «хлебным бунтом».  По «странному» стечению обстоятельств «хлебный бунт» 8 марта (23 февраля) совпал с   объявленным революционными силами Международным женским днем.

Поражение либералов в 1917 г. произошло не в силу их отказа от своих демократических принципов, а, наоборот, по причине их реализации либералами. По мере развития революции российское общество все более отказывалось от принципов кадетского «социального либерализма»: с одной стороны, происходило отрицание «всенародности» в пользу классовых интересов, с другой – отрицание либерального принципа компромисса в пользу радикализма.

4 ноября 2017 года, в праздник Казанской иконы Божией Матери, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Божественную литургию в Патриаршем Успенском соборе Московского Кремля. По окончании богослужения Предстоятель Русской Церкви обратился к верующим с проповедью.

В чём причина нескончаемых бедствий России в XX столетии? Отчего большинство населения богатейшей страны прозябает в нищете? Почему падение коммунистического режима в 1991 году не принесло избавления? Или идеи коммунизма живут и побеждают, хотя и в других формах?

«Обязанность правительства – святая обязанность ограждать спокойствие и законность, свободу <…> и все меры, принимаемые в этом направлении, знаменуют не реакцию, а порядок, необходимый для развития самых широких реформ» - П.А. Столыпин.

Миф о Прогрессивном блоке прочно вошел в мифологический цикл, связанный с Русской революцией 1917 года. Вне связи с ней блок, собственно говоря, никогда и не рассматривался. Отношение к революции определяло и отношение к Прогрессивному блоку. Защищаясь от нападок правых с их взглядом на блок как средоточие “революционной заразы”, П.Н. Милюков выдвинул концепцию, согласно которой блок был “последним шансом” монархии перед лицом революционной катастрофы.

Традиция и революция в настоящее время рассматриваются как явные противоположности. Традиция тяготеет к сохранению состояния, а революция – к изменению. Если под революцией понимается резкий переход системы на другой уровень, то под традицией – продолжение выработанных ранее норм.

Кн. П.А. Вяземский определил, что революционной у нас являлась царская власть, а народ в массе и до XIX в. оставался консервативен. Он, как и его учитель Н.М. Карамзин, заключивший о «вине» Пётра I, а затем и А.С. Пушкин, назвавший великого монарха «протестантом царём», понял, что первоначальную природу отечественной революционности надо искать в  силовом «петербургском» уклонении от «московской» традиции.

Общее состояние российского общества после преодоления непосредственных последствий революции 1905-1907 гг. можно охарактеризовать двумя главными тенденциями. Во-первых, происходило ощутимое оживление общественной жизни: с 1909 г. начался быстрый экономический подъем; нараставший политический кризис вплоть до 1916 г. оставался верхушечным и не создавал революционной ситуации; присутствовало общее, по сравнению с предыдущим временем, падение интереса к политике; на смену политическим поискам постепенно приходил идеал жизненной активности, быстро росло увлечение разнообразными техническими новшествами и спортом, происходило значительное падение уровня самоубийств; неокантианство в философии и акмеизм в поэзии призывали к «оздоровлению» интеллекта и эстетического чувства, увлечение оккультизмом, гностицизмом и «неохристианством» постепенно переставало быть ультра-модным и сменялось интересом части интеллигенции к православию.