«Слава вечно неутолимому, неутомимому, в чьей груди дыхание глубоко и жгуче… Жить в постоянной опасности — вот завет мужества»
Мирча Элиаде «Апология мужества»
«К чёрту то время, которое хочет лишить нас мужества и мужчин!»
Эрнст Юнгер «Борьба как внутреннее переживание»
Карпато-русское движение XIX-XX вв. – явление самобытное, и проникнутое чётко осязаемым героическим измерением. В условиях, в каких развивалась и выстояла карпато-русская идея, хрупкое бы раскрошилось, мягкое – поддалось, хилое – сломалось. Карпато-русская история говорит о том, что сражаться за свою идентичность можно не только на поле боя, но и за письменным столом.
Чтобы очертить контуры этого явления, и обозначить его свойства, прежде определим, чего это явление лишено. Карпато-русская мысль, как историко-интеллектуальное течение, лишено инфантильности и приспособленчества. Она обладала лишь приспособляемостью, как тактическим орудием.
Слабые всегда елейно-вежливы, и боятся возвысить голос в присутствии сильных. Слово сильных, даже слабея, продолжает звучать громко, даже если их голос звучит тихо. Были периоды, когда карпато-русская мысль говорила тихо, но слова эти звучали громко.
От карпато-русского движения силой отторгали целые куски, но оставшееся продолжало быть цельным, восполняя отторгнутый кусок. Карпато-русская мысль уменьшалась в объёме, но никогда – в глубине и напряжённости, которая складывалась из духа мужественности и множества стальных крупинок-носителей мужественного духа.
Борьба оппонентов с карпато-русской культурой – это разговор кулака с книгой, военного сапога с интеллектом, но кулака, заведомо слабее книги, и сапога, заведомо примитивнее интеллекта.
Карпато-русская мысль XIX-XX вв. практически не имела физического измерения (не было продолжительных вооружённых восстаний и долгой вооружённой борьбы). Её сила – больше духовная, чем физическая. Это огонь, согревающий не тела, но души.
Карпато-русская мысль зарождалась в более комфортных условиях, чем росла и крепла. Зарождалась она вместе с первыми признаками русской жизни на Карпатской Руси, а росла и крепла под натиском недружественных сил. Символом её жизненного маршрута может быть кинжал. Когда на него навалилась чужая сила, он оказался у неё в подреберье. В последующие века австрийцы и поляки на карпатороссов так и смотрели, как на кинжал в восточном «подреберье» своего государства.
Какова внутренняя физическая природа карпато-русской мысли? Мысль – не физическое явление, но она обладает своей «интеллектуальной физиологией», определяющей облик мышления. «Физиология» карпато-русской мысли – это «твердоалмазная» неподатливость воздействию внешних сил, в сотни раз превышающих общефизический потенциал карпато-русской жизни. Даже объятая чужими границами, карпато-русская идея жила, творила, умирала и тут же воскресала.
Можно захватить чужую страну, но рыба в её прудах будет всё равно чувствовать себя свободной. С такой рыбой часто сравнивали древних греков, сумевших в составе разных государств и полисов сохранить своё эллинство. Как греки держались за эллинство, так карпатороссы держались за русскость.
К каждому явлению можно подобрать графический символ, как квинтэссенцию внутренней природы этого явления. Графический символ карпато-русской идеи – это вертикаль. Вертикаль, в отличие от стелющейся по земле горизонтали, есть выражение мужественности. Вертикаль нельзя переиначить, кроме как физически уничтожив её носителей. Через это и прошла карпато-русская мысль, и в её истории были и Терезин, и Талергоф, и трагедии масштабом поменьше.
Эта идея выстояла в интеллектуальной борьбе, превзошла своих соперников в интеллектуальных диспутах. Оттого и прибегли они к единственному оставшемуся средству – убийству. Эту идею убивали, стирали с лица земли.
В наш век жестокостей, творимых теми, кто и сегодня, и в прошлые века принадлежал к западной цивилизации, стесняются говорить об убийстве карпато-русской жизни. Карпато-русская жизнь - это интеллектуальные борения на фоне горы трупов, ландшафт этой жизни – эшафоты и виселицы. И оттого вся карпато-русская жизнь состоит из геройства.
«Кто храбрее, лев ли, который никого не боится, потому что превосходит всех силою, или мышь, снующая под носом у кошки, которая превосходит её размерах и силе в десятки раз?» Для чего требуется больше мужества и мужественности: броситься ли в общем порыве вместе со всеми в атаку, будучи несомым массовым примером, или спокойно и каждодневно оставаться самим собой под дамокловым мечом репрессий?
Карпато-русская мысль в атаки не бросалась, но творила в состоянии перманентной опасности. Философы во все времена писали оды мужественным. Такую же оду можно посвятить и карпато-русской жизни, как явлению, насквозь мужественному.
Наш мир поделен на вертикали и горизонтали. Всё слабое и квёлое низводится до горизонтального уровня, ибо квёлое готово ползать. Всё вертикальное, пассионарное стремится в высоту, и у каждого явления своя высота.
Карпато-русская история – история вертикального движения, которое вело только ввысь.