Рецепция европейских культурных влияний в России традиционно рассматривается в отношениях русской культуры с культурами наиболее крупных стран Европы - в первую очередь, Германии, Франции и Англии. Влияние других культур на русскую культуру обычно не считается важным и рассматривается эпизодически. Среди таких влияний в определенные периоды указывают на влияние Италии и Польши. Вместе с тем, влияние Сербии на становление русской культуры также чрезвычайно важно. Более того, это влияние относится к периоду самого зарождения русской культуры в XIV-XVвеках. Его можно проследить и позднее, вплоть до нашего времени. Важно то, что Сербия для России представляет собой с одной стороны, православный исток культуры как наследница Византии, а с другой - одновременно является и Европой. Тем самым, парадокс состоит в том, что Сербия для России - это православная Европа. Здесь исчезает традиционное противопоставление своей православной культуры, и чужой - европейской. Поскольку и сама Россия на протяжении всей своей истории стремится идти именно по этому пути синтеза, то Сербия оказывается в этом своего рода ориентиром для России.

Среди новейших публикаций на эту тему укажем на содержательные статьи М.Кнежевича «Культурноисторические связи русских и сербов» [11] и М.Шутыча «К истории сербско-русских культурных связей» [20]. Эти статьи носят обзорный характер, поэтому дальнейшая работа должна состоять в концептуализации общего принципа влияния сербской культуры на русскую в разные периоды истории. Такова главная цель данной статьи.

В XII веке Растко Неманич, младший сын великого князя (жупана) Немани Стефана отказался от престола и стал монахом в русском монастыре Святого Пантелеймона на Святой горе Афон. Этот факт можно считать первым прямым культурным контактом между сербами и русскими.Среди самых ранних сохранившихся памятников сербско-русских культурных связей - шедевры изобразительного искусства: фрески сербских святителей Саввы, Симеона и князя Лазаря в Архангельском соборе Московского Кремля.

Около 1438 года с Афона в Новгород Великий приехал иеромонах Пахомий Серб, или Логофет (ум. после 1484). Известно, что он работал также в Москве, Троице-Сергиевом и Кирилло-Белозерском монастырях, известен своим большим литературным наследием как как церковный писатель, в частности, создавший «Житие Кирилла Белозерского» и доработавший «Житие Сергия Радонежского» св. Епифания Премудрого. Позднее эти жития, написанные Пахомием Сербом, стали каноническими образцами для всей последующей русской агиографии. В этот же период в Московскую Русь был перенесен большой корпус южнославянских текстов, которые составили основу библиотек крупнейших монастырей: Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, служивших основными культурными центрами Руси. Южнославянские рукописи имели огромное значение в духовной жизни русского народа,поскольку воспринимались на Руси как наиболее правильные, возрождающие древние общеславянские языковые нормы времен свв. Кирилла и Мефодия и приближающие церковнославянский язык к греческому -как хранителю православной культурной традиции. Южнославянские тексты фактически стали первым русским литературным каноном: русские книжники переписывали их и подражали им. Это явлениеи получило в науке наименование«второго южнославянского влияния». (Первое южнославянское влияние связано с крещением Руси в 988 г.). Данный термин был введен академиком А.И. Соболевским в 1903 году [17], а академик Д.С. Лихачевв своем докладе «Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России» (1960) отметил такие характерные черты стиля, как «нагромождение синонимов, синонимических сочетаний, сходных сравнений, столь характерных для южнославянского стиля, <...> до предела усиливают его экспрессивность и эмфатичность» [13, с. 30]. Этот стиль, также именуемый стилем «плетения словес», имел не только литературный, но и общекультурный характер, который пришел на смену монументальному стилю домонгольской Руси. Он генетически связан с высшими достижениями русской иконописи в этот период и распространением исихазма в монашеской практике. Все это в совокупности и создало тот тип русской православной культуры, который и приобрел мировое значение в XIX веке.

Смысловыми принципамистиля «плетения словес» обычно называют: 1) семантическая поляризация (антитетичность); 2) семантическая компрессия (слова в меняющемся контекстном окружении приобретают новые оттенки значения, их семантика уточняется); 3) семантический повтор (употребление слов, близких по значению). Нетрудно понять, что эти принципы составляют и стилистическую специфику русской классической литературы - от М.В. Ломоносова до ХХ века. Это тот «русский стиль», который наряду с мощной духовно-нравственной проблематикой определил ее мировое значение. Но его истока, как видим -еще во «втором южнославянском влиянии в России».

На Руси была воспринята иполучила продолжение сербская традиция исторических житий. Так, в тексте «Русского хронографа» 1512 г. история Сербии излагалась на основе житий правителей -отцикла Данилы II до более поздних. Именно этот сербский житийный цикл и стал наиболее вероятным образцом при составлении в середине XVI в. русской «Степенной книги царского родословия». Последняя включала как построенные по поколенным «степеням» жизнеописания правителей, так и жития русских митрополитов. Завершало книгу повествование о царствующем тогда монархе - Иване IV. Тем самым, сербские истоки имеет и оригинальная русская историография с ее персонологическим принципом, который отличал ее от западного принципа изложения истории на основе политических событий. Это специфику русское историческое мышления и историческая наука сохранили до сих пор.

В эпоху Нового времени в России работают светские культурные деятели. Так, с начала XVIII века в России жил серб Савва Владиславич (Савва Лукич Владиславич-Рагузинский), один из сподвижников Петра Великого, предприниматель, дипломат и секретный агент. Этот полиглот (о нем написал книгу один из крупнейших сербских поэтов Йован Дучич), получивший разностороннее образование в Дубровнике и Венеции, в начале XVIII века был принят в Посольскую канцелярию Петра I. Из своих дипломатических поездок в Западную Европу, прежде всего в Италию, он привозил в Россию предметы искусства. Среди его заслуг - заключение мирного договора с Китаем в 1725-1728 гг. Считается, что именно он привез в Россию молодого арапа Ганнибала -прадеда великого русского поэта А.С. Пушкина [11, с. 82].

В свою очередь, фундамент сербской системы образования заложили русские учителя Максим Суворов и Эммануил Козачинский, прибывшие в 1726 году в город Карловац с большим количеством книг, в том числе с букварем Феофана Прокоповича и грамматикой Мелентия Смотрицкого. Обе книги несколько раз переиздавались, были переведены на сербский и долгое время служили основными учебными пособиями [11, с. 82].Эммануил Козачинский также осуществил театральную постановку трагикомедии о сербском царе Уроше V. Позднее это произведение барочного театра поэт Йован Раич переработал и напечатал в своей новой версии. В свою очередь, русские добровольцы помогали сербам во всех освободительных войнах. Например, граф Николай Раевский, прототип Алексея Вронского, одного из героев романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина», погиб в сербско-турецкой войне (недалеко от города Алексинац), куда он отправился добровольцем в 1876 году. Главнокомандующим сербской армией был русский генерал М.Г. Черняев. Как справедливо отмечает Милослав Шутыч,«корни этой близости народов - в византийской цивилизации... общее византийское происхождение русской и сербской культуры, общая принадлежность русского и сербского народа к православной семье христианских народов»[20].

Сербские народные песни, дошедшие до России благодаря переводам И.И. Срезневского,были с восторгом восприняты А.С. Пушкиным, и он написал их «переложения»(двух песен из сборника Вука Караджича) в его «Песнях западных славян» (1835). Первая песня - свободное переложение, а вторая, по словам А.С. Пушкина, «прекрасная песня» - «Сестра и братья» («Бог ником дужан не остаје») - представляет собой точный перевод. Кроме того, А.С. Пушкин написал и несколько собственных песен в духе сербской народной поэзии, перенимая их дух и стиль. Стоит отметить тот факт, что это сербское влияние было на самого «позднего», зрелого А.С. Пушкина.

Первым писателем Сербии, который стал популярен в России, причем это произошло в эпоху Серебряного века, стал Бранислав Нушич. Были переведены и изданы его «Сербские рассказы» (Спб., 1903), «Хаджи Лойя»(Спб., 1912) и«Сын тринадцати отцов»(М., 1925; это перевод романа «Дитя общины» с немецкого). Позже он многократно переиздавался в советское время, начиная уже с 1950-х годов, а также были изданы исследования его творчества А. Хватова «БраниславНушич» (1964) и Д. Жукова «Бранислав Нушич» (1972, 1989). Важный факт состоит в том, что Лев Толстой прочел его «Князя Семберийского» и «сказал, что это лучшая и самая сильная драма у славян за то десятилетие, когда она была обнародована» [6, с. 16]. Чем можно объяснить такую привлекательность БраниславаНушича для российского читателя и зрителя его пьес? В первую очередь тем, что его мягкий и мудрый христианский юмор показывал пустоту буржуазного обезбоженного мира, что было конгениально подлинному русскому мировоззрению. Фактически также Б. Нушич был близок такому типу русских писателей, как М. Булгаков и М. Зощенко, но был старше их и во многом предвосхитил их творчество.

Творчество другого выдающегося сербского писателя Иво Андрича было хорошо известно в России уже с середины 1940-х гг. С этого времени на русском языке неоднократно издавались его повести и рассказы, романы, статьи и очерки. Его переводили в СССР также на украинский и белорусский языки, на языки народов Прибалтики, Кавказа и Средней Азии. Определенным итогом длительной рецепции и изучения его творчества стала вышедшая в 1992 году в Институте славяноведения и балканистики РАН коллективная монография Научного центра общеславянских исследований (ЦЕСЛАВ) «Творчество Иво Андрича: Миф, фольклор, история, литература» [18] по материалам Симпозиума к 100-летию со дня рождения писателя. Обзор тематики работ, которые вошли в эту монографию показывает, что творчество Иво Андрича в них рассматривалось как не только как оригинальный «художественный мир», но и как определенный культурный канон, который имел продолжение в современной русской культуре.

Кратко рассмотрим тематику основных статей. В статье Т.В. Цивьян «Горы и воды - интерьер балканского мира дан культурологический анализ южнославянского «образа мира». В статье И. Тарталя «Обобщение опыта одного рассказчика. Стокгольмская речь И. Андрича “О повествовании и рассказчике”» очерчены общие творческие принципы писателя. В.П. Гудков в статье«Созерцательная мудрость Иво Андрича» систематизировал тип его мировоззрения. Н.В. Злыднева в работе «Иво Андрич и Лев Шестов, или О геометрии “Проклятого двора”» предложен ценный компаративный анализ его мировоззрения и философии выдающегося философа Серебряного века. О.Л. Кирилловав статье «Структура автора в поэтике Андрича: от “Пути Алии Джерзелеза” (1919) к “Дому на отшибе” (1976)» показала становление «Я» автора в его прозе. В статье «Проза Иво Андрича и развитие фольклорномифологического типа творчества в балканских литературах» Н.И. Вагаповой показан контекст возникновение мифопоэтического мира И. Андрича. Т.Ф. Семёнова «Турцизмы в художественном мышлении и языке ИвоАндрича» показывает поликультурность его художественного мира; Г.Я. Ильина в статье «Функция легенды о султане Джеме в повести И. Андрича “Проклятый двор” и романе В. Мутафчиевой“Дело султана Джема”» конкретизирует этот аспект. С.Н. Мещеряковв работе «Принцип антитезы в повести И. Андрича “Проклятый двор”» и О.В. Цыбенко в статье «Мифы в творчестве Иво Андрича и Тадеуша Новака» возвращаются анализу его мифомышления.

В статье П. Палавестра «Историческое сознание И. Андрича» дан анализ ключевой темы, интересующей всех исследователей, которые видят в творчестве И. Андрича в первую очередь ценность восстановления подлинной исторической памяти, хранящейся в народном сознании. Это тему продолжает и статья Л.Ф. Широковой«Константы и изменчивость. Символы истории в романах М.Фигули “Вавилон” и И. Андрича “Мост на Дрине”», а также Г.П. Творонович «Исторический жанр в белорусской литературе и Иво Андрич», А.Н. Едлинской «Мифы и химеры в национальной истории. Иво Андрич и украинский “химерный роман”», И. Л. Бершадской «Роман ИвоАндрича “Травницкая хроника”: историческая действительность и историческое сознание» и М.Л. Карасёвой «Экзистенциальные корни исторической прозы И. Андрича». Статья З. Константиновича «Андрич и славянский мир» дает панораму влияния сербского писателя на другие славянские литературы, аТ.П. Агапкина в статье «Творчество Иво Андрича в Советском Союзе. Начало известности» показывает процесс его рецепции в России.

Еще ранее, в статье к 3-томному изданию Иво Андрича (1984) Н. Яковлева также отмечала первенство И. Андрича в повороте художественной литературы ХХ века к осмыслению национального исторического сознания: «Андрич обратился к тому, что считал первоэлементом истории - легендам, сказаниям, преданиям своего народа. В изучении народных преданий он видел возможность проникнуть в глубокое и подспудное течение жизни, возможность не только понять прошлое, но и понять настоящее и будущее. Движение его прозы вглубь, к корням и истокам, к “наследию предков”, раздвинуло ее временные границы» [20, с. 7-8].Однако именно такой же «поворот» составлял и важнейшую особенность русской литературы ХХ века, особенно его второй половины. Тем самым, очевидно, что здесь И. Андрич предвосхитил ее тенденции и стал для многих русских писателей этого периода ориентиром и образцом. Известно, в частности, почти «культовое» отношение к его роману «Мост на Дрине» столь разных русских писателей - от представителей «деревенской прозы», ныне уже очень высоко оцененной во всем мире, до авторов нового «постмодернистского» направления.

Главный специалист по наследию И. Андрича в России О. Л. Кириллова в монографии «Между мифом и игрой. О поэтике И. Андрича» (М., 1992) обобщила это понимание смысла его творчества. Кроме того, еще в СССР была издана публицистика И.Андрича («Человеку и человечеству...» - М.: Радуга, 1983. 506 с.), и издание его книг продолжалось уже и в XXI веке (Андрич И. Пытка. Избранная проза. - М.: Панорама, 2000. 592 с.). Продолжается и исследование его творчества. Так, П.Е. Зеновская в недавней статье «Носители модели мира в малой прозе Иво Андрича» (2016) отмечала: «для малой прозы И. Андрича можно говорить о существовании особого типа персонажа-маргинала. Обособленность такого персонажа имеет различное выражение, так как одиночество его может быть связано с религиозными воззрениями, образом жизни или складом характера. Тем не менее во всех приведенных рассказах обособленность персонажа носит черты узничества, добровольного или вынужденного затворничества, находящего свое отражение в пространственной системе произведения»[7, c.24]. Данная здесь характеристика акцентирует в творчестве И. Андрича уже те черты, которые роднят его с писателями XXI века и вновь делают его актуальным.

Но наиболее фундаментальное влияние на русскую литературу, оказал, безусловно, Милорад Павич. В его творчестве русские писатели и читатели увидели свой канон «другого постмодернизма». Постмодернизм многолик. В России есть адепты и основной версии постмодернизма как чистой игры с языком и «отрицания абсолютов»; но намного более продуктивной и глубокой является версия постмодернизма как критики Модерна и возвращения к общей Традиции. Здесь литературная игра не становится отрицанием традиций, а наоборот, обобщает разные традиции в единую, общечеловеческую память. В Европе представителем такого постмодернизма был У. Эко, а для культур стран православного «пост-византийского» пространства таким классическим образцом и ориентиром стал М. Павич. В журнале «Иностранная литература» (2002, №2) была опубликована беседа литературоведа А. Романовой с М. Павичем под заголовком «Архипелаг Павич», в ходе которой «Милорад Павич, кстати переводчик на сербский язык “Евгения Онегина”, на чистом русском, практически без акцента начинает декламировать фетовское “Я пришел к тебе с приветом.”» [1, с. 257]. Исследователи отмечают, что у М.Павича русская культура стала предметом интертекстуальной игры в его художественном пространстве. Известный во всем мире российский критик и литературоведАлександарГенис в статье «Апофеоз формы» в сборнике эссе «Вавилонская башня», отмечает, что литературную форму у М. Павича надо рассматривать «на другом, более сложном хронотопическом уровне, таком, который способен наделить временные координаты пространственными характеристиками», поскольку его герои не ищут истину, порядок, гармонию и Бога «в пространстве, а во времени, не на небе, Земле или в преисподней, а во вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем дне»[4, с. 113]. Вот именно такая «космичность» и синтетичность мировосприятия наиболее близка русской культуре. Отчасти сам М. Павич воспринял ее у русской литературы, но затем создал такой синтез, который оказывает обратное мощное воздействие.

Именно эта синтетичность художественной картины мира М. Павича и является главным предметом анализу у российских ученых Например, М.А. Слащёва в статье «Мифологическая модель мира в постмодернистской прозе Милорада Павича» пишет, что художественный мир М. Павича- «мир опосредованный, видимый через культурную сетку, призму, в качестве которой может выступать литературный текст или другое произведение искусства», а также «переплетение самой строгой историчности <...> и самой невероятной игры со временем и пространством, обращения к чисто мифологическим персонажам, сюжетам фольклорных легенд и быличек» [16, с. 52]. В свою очередь, Демина А.И. характеризует «Хазарский словарь» как «роман, представленный как сложная и запутанная семиотическая структура, устремлен к некоей целостности. Нагромождение знаков на разных уровнях, от стилистического до композиционного, как нам кажется, выполняет в нем ту же задачу, что и средневековый стиль плетения словес» [5, с. 42].А.В. Месянжинова отмечает, что «его романы не имеют фиксированного начала и конца, он разбирает игровое пространство на составляющие, с другой - появляется надежда на сосуществование разных миров, восстановление своего рода индивидуальной справедливости. Но в то же время мир художественной культуры, создаваемый писателем, способ его бытования в культуре - это система знаков и символов, а о том, что скрывается за ними, какие реалии, мы можем лишь строить предположения. М. Павичу удалось создать свою собственную архетипическую модель культуры» [14, с. 88-89].

Создание «собственной архетипической модели культуры» на основе «сосуществования разных миров» культур, «переплетения самой строгой историчности и самой невероятной игры со временем и пространством», а также актуализация «средневекового стиля плетения словес» (общего корня сербской и русской литератур в византийской традиции!) - все эти черты, выделенные исследователями, и составляют тот новый литературный канон «другого постмодернизма», который является и парадигмой современной русской литературы, но был создан М. Павичем еще раньше.

Стоит отметить, что для ХХ века характерно резкое усиление взаимного влияния русской и сербской культур. Прибытие в Сербию русских эмигрантов после октябрьских событий 1917 года было одним из важнейших фактором этого процесса. Так, по данным двухтомника «Русская эмиграция в сербской культуре XX века», изданного Филологическим факультетом в Белграде в 1994 г. (составители Миодраг Сибинович, Мария Межински и Алексей Арсеньев, ответ. ред. Миодраг Сибинович), в Королевство СХС переселилось несколько десятков тысяч русских эмигрантов, главным образом, в Сербию, которая протянула им руку помощи. Например, после Гражданской войны в Сербию прибыла и часть семьи Толстых, а известный русский лингвист, академик Никита Ильич Толстой родился в Сербии. В Белграде на сербском языке выходил очень содержательный журнал «Русский архив» (среди сотрудников которого была и Марина Цветаева), а о Белграде как русском культурном центре свидетельствует тот факт, что именно здесь в 1928 году состоялся Первый съезд русских писателей в эмиграции.

Кратко отметим нескольких русских ученых, внесших неоценимый вклад в развитие сербской гуманитарной науки в ХХ веке. Г.А. Острогорский (1902, Петроград - 1976, Белград) приехал в Сербию в 1933 году, будучи уже сформировавшимся ученым и дал сербской византологии новый импульс. За сорок лет работы в сербской науке он стал одним из крупнейших византологов XX века. Это вывело и саму сербскую византологию на мировой уровень. Г.А. Острогорский основал Институт византологии Сербской Академии наук и искусств, а его капитальный труд «История Византии» переведен на многие языки мира.Среди первых русских эмигрантов был и византолог В.А.Мошин (1894, Петербург - 1987, Скопле), прибывший в Королевство в 1920 г. Будучи профессором-византологом в Белградском университете, он занимался прежде всего влиянием Византии на средневековую Сербию, изучал открытые им самим уникальные сербские и греческие документы на Афоне.

К.Ф. Тарановский (1911 - 1993, Гарвард) как ученый сформировался в Белграде и, уже будучи профессором Белградского университета, переехал в Гарвард, США. Продолжая дело своего учителя Р. Кошутича, основателя сербской русистики, опираясь на научный вклад русских формалистов и пражской лингвистической школы, он внес неоценимый вклад в языкознание и теорию литературы. Е.В. Аничков (1866 - 1937, Белград), историк литературы, эстетик, фольклорист, писатель русской эмиграции в Югославииопубликовал большое число работ, в том числе и о символизме, с некоторыми представителями которого он был знаком лично, в частности, с Блоком. Особое значение имеет его исследование о христианской эстетике. В архиве Сербской Академии наук и искусств хранится ряд его работ.

Наконец, стоит отметить, что капитальные сооружения архитекторов Н.П. Краснова и Г.И. Самойловаво-многом определили облик современного Белграда. В Сербии работали также русские эмигранты юристы С. Троицкий, А. В. Соловьев и Ф. В. Тарановский, историк искусства Н. Л. Окунев, художники С. Ф. Колесников, Л. Т. Шейка, О. В. Василенко-Иваницкая и др., а также целая плеяда деятелей театра, музыки и кино.

После 1991 года началось обратное мощное воздействие сербской культуры на русскую. Кроме М. Павича, о котором уже было сказано, очень сильное воздействие на русскую культуру - а именно, на ее православный сегмент - оказывают труды святителя Николая Сербского (Велимировича). Ныне они издаются в России многомиллионными тиражами и продаются практически в каждой церковной лавке. Несомненно, что именно сербский святой ХХ века является сейчас самым популярным в России богословом. Но это признание на самом деле началось намного раньше. Еще в 1958 году русский святитель Сан-Францисский Иоанн (Максимович) назвал его «великим святителем, Златоустом наших дней и вселенским учителем Православия» [15, с. 276]. Свидетельством огромного влияния сербского святого на русских людей в эмиграции являются воспоминания «Мои встречи и жизнь с владыкой Николаем» профессора СвятоТихоновской семинарии Владимира Маевского, который был другом владыки, и был близок с ним в последние годы жизни. Подробным и интересным жизнеописанием Владыки Николая является книга Павла Тихомирова «Белые пятна на сербском кресте», опубликованная на сайте «Русская народная линия», в которой автору удалось очень талантливо рассказать о жизни святителя. В последние годы начали появляться труды, к которых исследуется богословское и философское творчество святителя Николая Сербского. Примером этого может служить новейшее исследование известного современного русского мыслителя В.Ю. Катасонова «Мир глазами святителя Николая Сербского» (М., 2017[9]).

В 1910 году будущий святитель Николай приехал учиться в Россию, в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. При приеме в Академию он не упомянул своих научных степеней и законченных им факультетов. Скромный студент оставался незаметным для товарищей, пока не поразил своими знаниями и проповедническим даром студентов и преподавателей во время одной из публичных дискуссий. Петербургский митрополит Антоний выделил ему стипендию на поездку по стране. Совершает паломничество по русским святыням. За год, проведенный здесь, будущий подвижник ближе знакомился с русской церковной и богословской традицией, узнал душевное устроение русских людей и проникается сердечной любовью к России. Позже, будучи епископом, он первым в мире заговорит о необходимости почитания памяти царя Николая II и положит начало прославления Царской Семьи.

Несколько лет назад при реставрации после землетрясения 2010 года, в церкви Святого Саввы, построенной по распоряжению владыки Николая на территории монастыря Жича, была обнаружена фреска с изображением царя Николая II, написанная в 1937 году, существование которой долгое время хранилось в строгой тайне. В 1945 году службы госбезопасности приказали сокрыть фреску, изображение было покрыто листом плотной синей бумаги. Рядом с последним русским императором изображены преподобный Серафим Саровский и равноапостольный князь Владимир.

Обратное влияние русской мысли на сербскую в последнее десятилетие стало проявляться в сфере философии. Так, на сербский язык были переведены труды известного русского эстетика Ю. Б. Борева «Энциклопедия русской философии» и «Эстетика».Однако особенно следует выделить деятельность Владимира Меденицы, сербского философа и литературоведа, главного реактора издательства «Логос» (Белград). Будучи настоящим «подвижником русской культуры» (М. А. Маслин), он задумал и осуществляет ряд проектов по изданию трудов русских философов на сербском языке. Уже изданы работы В. Соловьёва, П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Федорова, В. Розанова, готовятся собрания сочинений Н. Бердяева, Л. Шестова и др. Безусловно значимым для дальнейшей работы стало издание в 2008 г. на сербском языке энциклопедии «Русская философия», вышедшей под общей ред. проф. М. А. Маслина в Москве в 2007 г. Более чем 800 статей энциклопедии позволят всем интересующимся русской философией составить о ней достаточно полное представление. Для В. Меденицы русская философия - не только феномен прошлых веков, это живой процесс современного философского творчества, в который сам сербский мыслитель активно включен. Личное участие в работе многих конференций и семинаров по русской философии и литературе дает ему возможность составить собственное мнение о современном состоянии философии в России, выбрать наиболее интересных авторов, среди которых С.С. Хоружий, С.Г. Семенова, А. Дугин, А.Г. Гачева, чьи работы в переводе на сербский язык уже изданы издательством «Логос». В частности, участвуя в этикофилософском семинаре им. Андрея Платонова в Воронежском государственном университете «Русская философия сегодня» (2008), В. Меденица познакомился с творчеством воронежского профессора философии Владимира Варавы, автором вышедшей в 2005 г. в издательстве Воронежского государственного университета книги «Этика неприятия смерти». Эта книга, написанной в традициях русского любомудрия богатым языком, не скованным рамками философского академизма, обширная философская эрудиция автора и умение со страстью говорить с читателем о самом главном - жизни и смерти - все это не могло не привлечь внимания сербского издателя. Книга В.В. Варавы была переведена на сербский язык и вышла в Белграде в издательстве «Логос» (Варава В. Етика неприхватања смрти / Пер. с рус. Миролюба Авдоновича. - Белград: Логос, 2010[2]). Автор данной статьи также регулярно участвовал в этикофилософском семинаре им. Андрея Платонова в Воронеже, где также познакомился с В. Варавой и В. Меденицей. (Позже В. Варава переехал работать в Москву, а также был первым оппонентом на защите моей докторской диссертации в 2018 году).В настоящее же время активное сотрудничество русских и сербских философов происходит в Белгородском государственном университете с участием П. Боянича.

Фундаментальное идейное значение для понимания всей глубины родства сербской и русской культур, а также главных задач их современного сотрудничества имеет статья В. Варавы «Сербия и Россия - византинизация против вестернизации». В ней он пишет: «Византизм как мировоззрение, трезво оценивающее иллюзорность любых прогрессистских проектов, культивирует возвышенно-трагический стиль жизни, соответствующий онтологическому состоянию наличного бытия, бытия больного и порушенного многовековым человеческим злом. Иным словом, византизм - благородство и трагический аристократизм; вестернизм - примитивность и пошлость. сейчас мы наблюдаем конфронтацию двух антропологических моделей - Homo Byzantinus и Homo Americanus. Разница меж ними столь велика, политические силы на сегодняшний момент столь неравномерны, что вольно-невольно необходимо заниматься апологией коренных начал славянского духа, в основах которого - византийское мирочувствие»[3].

Как отмечает В. Варава,«наиболее яркая и величественная фигура, появившаяся на сербско-русском духовно-культурном горизонте - это фигура выдающегося сербского богослова и философа, архимандрита Иустина (Поповича), прославленного Сербской Православной Церковью в 1993 году».В России вышли все основные труды святителя: трехтомная «Догматика Православной Церкви, или Православная философия истины», «Философские пропасти», «Философия и религия Ф.М. Достоевского», «Достоевский в Европе и славянстве». Хотя книги Иустина (Поповича), в отличие от книг святителя Николая Сербского, больше читаются не массовым читателем, а интеллектуалами (богословами и философами), тем не менее, его также следует назвать одним из главных и любимых в России авторов современной эпохи русского православного возрождения ХХІвека.

В. Варава очень точно сформулировал общий исторический смысл и перспективы взаимодействия сербской и русской культур: «Глубинное общение российской и сербской философии приведет к взаимному умножению духовных и метафизических потенций наших культур. Россия в Сербии узнает важнейшие истоки своей книжной православности, Сербия в России - важнейшие сотериологические перспективы. Взаимное отражение родственных культур в зеркале исторической судьбы - способ более глубокого самопознания, а значит и узрения своих духовных заданий в мире. А они оказываются общими, ибо как завещал святой Иустин: “Что важно для русской души, то важно и для сербской: только ведомые Святителями они могут спастись от ада и войти в рай вечной жизни Христовой”» [3]. Таким образом, как пишет философ, «единство мессианских задач русского и сербского народов - быть хранителями и свидетелями Православия в окружении, становящемся не только тотально дехристианизированным, но и откровенно бесчеловечным» [3]. В качестве ценного примера развития сотрудничестваон называет подготовленный к Дням Славянской письменности и культуры, проходивших в 2003 г. на государственном уровне в Воронеже, сборник сербской поэзии, изданный в Москве «Из века в век. Сербская поэзия: Стихотворения»[8]. Благодаря этому сборнику многие имена сербских поэтов стали доступными российскому читателю, которые, по словам В. Варавы, в нем «бесспорно, обнаружат много родственного и общего, почувствуют неумирающий византийский дух и силу сербских поэтов» [3].

Подводя итог нашему краткому рассмотрению темы, можно сделать следующий обобщающий вывод. Влияние Сербии на становление русской культуры на протяжении многих веков носило хотя и эпизодический, но очень глубокий характер. Если культуры «ведущих стран» Европы (Германии, Франции и Англии) влияли на уровне отдельных своих культурных явлений и персоналий, то культура Сербии влияла на России парадигмально, то есть передавая ей именно тип культуры и образцы культурной деятельности. Самым фундаментальным влиянием было «второе южнославянское влияние», заложившие основания русской культуры как таковой, сохраняющиеся до сих пор. Ранее не менее фундаментальным было и «первое южнославянское влияние» в эпоху крещения Руси - оно дало, в частности, богослужебный язык, которым Русская Православная Церковь пользуется до сих пор. Уже в ХХ веке, как это мы видели на примере трех сербских писателей-классиков, сербская литература во многом предвосхитила развитие литературы русской. Наконец, в православном возрождении XXI века выдающуюся роль играют труды сербских святителей ХХ века. Чем объясняется эта общая историческая закономерность? В первую очередь тем, что Сербия, будучи православной страной, вместе с тем находится в самом центре Европы и поэтому раньше всех встречает культурные вызовы, которые идут с Запада, порождая свой культурный ответ на них. Это ответ становится затем образцом для других православных культур, в первую очередь, для русской, которые развивают его дальше. В настоящее время эта закономерность повторяется и, несомненно, уже приносит свои богатые плоды в русской культуре.

 Даренский Виталий Юрьевич -
доктор философских наук, профессор Луганского национального университета
.им. Тараса Шевченко, член Союза писателей России.

Научный сборник «Исторические связи России и Сербии»

ЛИТЕРАТУРА

• «Архипелаг Павич». Беседа с Милорадом Павичем и Ясминой Михайлович // Иностранная литература. № 2, 2002. С. 254-260.
• Варава В. Етика неприхватања смрти / Пер. с рус. Миролюба Авдоновича. - Белград: Логос, 2010. 172 с.
• Варава В. Сербия и Россия - византинизация против вестернизации // Эл. ресурс. URL: http://sloven.org.rs/ rus/?p=1094
• Генис А. Вавилонская башня: искусство настоящего времени. Эссе. - М.: Независимая газета, 1997. 256 c.
• Демина А.И. Византийская концепция знака в романе МилорадаПавича «Хазарский словарь» // Вестник СамГУ. 2007. №5/2 (55) С. 38-44.
• Жуков Д. Бранислав Нушич // Нушич Б. Избранное. - М.: «Художественная литература», 1975. - С. 5-22.
• Зеновская П.Е. Носители модели мира в малой прозе Иво Андрича // Грамота, 2016. № 3(57): в 2-х ч. Ч. 2. C. 22-25.
• Из века в век. Сербская поэзия: Стихотворения / Пер. с серб.; Сост. С.Н. Гловюка, И.М. Числова; Предисл. И.М. Числова. -М.: Пранат, 2003. - 672 с.
• Катасонов В.Ю. Мир глазами святителя Николая Сербского.
• - М.: Русская цивилизация, 2017. 592 с.
• Кириллова О. Л. Между мифом и игрой. О поэтике И. Андрича.
• - М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1992. 123 с.
• Кнежевич М. Культурно-исторические связи русских и сербов // Общество. Среда. Развитие. - 2017, № 2. - С. 81-85.
• Лихачев Д.С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. - Л.: Наука, 1986. С 7-56.
• Малягин В. Святитель Николай Сербский. - М.: Даниловский благовестник, 2014. 169 с.
• Месянжинова А.В. Архетипическая основа постмодернистских культурных моделей (Милорад Павич и Джулиан Барнс) // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2005. № 2. С. 82-90.
• Святитель Николай Сербский / Сост. А. Маркова. - М.: Благовест, 2016. 288 с.
• Слащёва М.А. Мифологическая модель мира в постмодернизме. Проза Милорада Павича // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. - 1997. - № 3. - С. 42-54.
• Соболевский А.И. Южнославянское влияние на русскую письменность в XIV-XV веках // Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. - СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1903. С. 1-14.
• Творчество Иво Андрича: Миф, фольклор, история, литература: Симпозиум к 100-летию со дня рождения писателя: Тезисы и материалы / Ред.-сост. О.Л. Кириллова. - М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1992. - 112 с.
• Турилов А. А. Восточнославянская книжная культура конца XIV-XV вв. и «второе южнославянское влияние» // Древнерусское искусство. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - С. 321-337.
• Шутыч М. К истории сербско-русских культурных связей // Эл. ресурс. URL: http://rusnardom.ru/miloslav-shutyich-k-isto-rii-serbsko-russkih-kulturnyih-svyazey/
• Яковлева Н. ИвоАндрич // Андрич И. Собр. Соч. в 3-х томах. Т. 1. - М.: «Художественная литература», 1984. - С. 5-20.