Благовещенский собор Супрасльского Благовещенского монастыря (город Супрасль на Подляшье на востоке Польши)

Специфика языка современных носителей православия в Польше в контексте развивающейся в лоне православия культуры для славистики тема довольно новая и мало изученная. Крупнейший православный регион Польши Подляшье – современный центр православной культуры страны и одновременно уникальный исторический заповедник славянских культур – с конца 90-х годов прошлого века начал изучаться в России в рамках Международного исследовательского проекта «Slavia Orthodoxa et Slavia Romanа. Взаимодействие славянских миров. Духовная культура Подляшья». Ведущие исследователи-слависты Ю.А. Лабынцев и Л.Л. Щавинская, разработавшие данный проект назвали Подляшье «огромной лабораторией взаимопроникновения культур», и не случайно, так как специфика историко-культурного и лингвистического своеобразия данного региона являет собой феномен славянской ойкумены.

В течение ряда лет автор данной статьи занимался исследованиями именно языковой стороны православного ареала Польши, итогом чего стал изданной издательством Варшавская митрополия словарь[1]. Работа над словарем открыла для нас глубокий многогранный мир западнорусского православия в его неповторимости и динамике с прочно укоренившимся церковнославянским языком и традициями. В данной статье мы затрагиваем проблему особенностей лингвокультурной среды польского Православия, представляющую не только научный интерес, но и живую изменчивую реальность, которую, перефразируя термин М. Хайдеггера[2], можно назвать «домом польского православия».

Отрадно отметить, что польским научным церковным сообществом предпринята серьезная инициатива кодификации языка Православия, свидетельством чему стал труд „Specyfika polskiej terminologii prawosławnej. Koncepcja normatywizacji pisowni” (2016), предпринятый кафедрой православного богословия Белостокского университета. Над изданием потрудился коллектив авторов во главе со священником Марком Лаврещуком. Оно представляет своего рода компас, призванный помочь православным верующим корректно пользоваться внутриконфессиональной лексикой. По замыслу авторов, кодификационная деятельность должна завершиться созданием большого словаря польской православной терминологии.

Но всё же, что можно понимать под языком Церкви, языком религии вообще? И какой язык является языком религии, Церкви для православного населения Польши? Возможно ли здесь вести речь только об одном каком-либо языке? Вопросов много, однако, каких-либо точных дефиниций понятия «языка Церкви» в науке не существует. Речь идет, очевидно, о языке, который использует человек в своей религиозной жизни. Обычно он понимается как язык культа, катехизации, гомилетики, богословских текстов и литературы духовного содержания, то есть многообразных областей религиозной жизни. Этот язык обретает реальное понятийно-грамматическое оформление в речи представителей конфессии, причем и в устном, и в письменном вариантах.

При этом важно заметить, что православная религия являет себя на территории современной Польши в широком славянском многоголосии. Действительно, язык носителей православия в Польше не является чем-то однородным, но представляет живую колеблющуюся стихию от расчлененных на постепенно выходящие из употребления отдельные этнические диалекты (этнолекты) языков потомков Западной Руси, до обычного польского языка в его «православном варианте». Поэтому говоря о языковой ситуации Православной церкви в Польше в течение последнего столетия, приходится принимать во внимание факт употребления в сфере религиозной жизни сразу нескольких языков, зависящий от характера социальной среды или региона. Нельзя не учесть и того, что языки всех проживающих здесь этнических групп соотнесены определенным образом также и с языком церковнославянским, как языком, играющим фундаментальную роль в процессе созидания православной культуры, в котором участвуют все исповедующие Православие народы.

Вот и получается, что единого языка, которым бы пользовалась Польская Православная Церковь, не существует. Этот факт отнюдь не умаляет, а, скорее, акцентирует роль языка церковнославянского, скрепляющего своим историческим авторитетом и заложенными в нем духовными смыслами, живые языки, на которых говорят носители Православия.

В настоящее время, как нам представляется, можно вести речь о трех разновидностях языка внутри православной конфессии в Польше:

1. литургический язык Церкви;
2. язык местного населения, используемый также в проповедях;
3. «православный вариант» польского языка.

Как видно, первое место в этом ряду однозначно принадлежит языку литургическому, который представлен в настоящее время двумя языковыми реальностями: традиционного церковнославянского и современного польского языков. Церковнославянский язык продолжает оставаться для православной конфессии в Польше эталонным надэтническим языком Православия, тем не менее, полонизация церковнославянского богослужения явилась решающим фактором в становлении третьей вычлененной нами разновидности, т.е. «православного варианта» польского языка, доминирующего в настоящее время в православной языковой среде. Быть может, термин несколько метафоричен, однако, как нам кажется, его употребление отражает специфику языковой ситуации на православном ареале Польши. Второе место в нашем перечне занимают языки и диалекты местного населения Подляшья и юго-восточной Польши (автохтонов на территории современной Польши), постепенно выходящие из употребления[3]. К этой же группе примыкает и язык проповеди. И, наконец, третьей нами выделенной разновидностью является преобладающий в общении и книгоиздательской сфере польский язык в его «православном варианте». Попробуем ниже дать каждой разновидности более развернутую характеристику.

С момента получения Польшей автокефалии и внедрением польского языка в разные сферы жизни ПАПЦ[4], санкционированным польским государством, у церковнославянского появились надежные защитники. К их числу следует отнести, прежде всего, православных верующих, которые в лице своих известных представителей отстаивали незаменимость славянского языка в жизни Православной Церкви. В 30-е годы таким глашатаем языка Кирилла и Мефодия был белорусский сенатор ІІ Речи Посполитой Вячеслав Богданович, который писал, что для белорусов церковнославянский является «исторической основой народной культуры»[5]. Богданович подчеркивал роль этого языка как «хранителя и содержателя точного смысла самого богослужения»[6] и как общей ценности славянских народов.

Подчеркнем, что религиозно-культурное значение славянского языка, о котором говорил сенатор, не отрицается носителями Православия и ныне. Перевод богослужебных текстов на польский язык отнюдь не означает утраты церковнославянским его основополагающего для Православной Церкви литургического статуса. Церковнославянский язык сохраняет свою знаковую иконическую роль, хотя дискуссии по поводу языка богослужений ведутся на страницах православной польской прессы весьма острые. При этом роль церковнославянского как «словесной иконы» Православия[7], в принципе, не оспаривается. Более того, для современной Православной Церкви в Польше изучение церковнославянского является одним из ее основных катехизаторскихнаправлений. Для этих целей издаются учебные пособия для изучения языка на разных уровнях, в том числе красочные для детей. Плодотворной традицией стали регулярные конкурсы среди учащихся на лучшего знатока и чтеца славянских текстов. Плоды этих усилий дают о себе знать: интерес к своим корням, к истокам Православия и к литургическому языку, в частности, среди православной общности в последнее время возрастает.

Примечательным событием стало появление «Акафиста о упокоении усопших» в церковнославянской редакции священника ПАПЦ о. ЕвстахияСтраха[8]. Таким образом, православным в Польше также принадлежит достойная роль в сохранении этого «елея для святильника веры», как образно назвал церковнославянский упомянутый выше Вячеслав Богданович. Благодаря этому языку, как свидетельствуют, согласно социологическим опросам, православные Белосточчины, «укрепляется наша вера» и «поддерживаются традиции»[9]. На наш взгляд, церковнославянский язык, являющийся общим достоянием православных народов, следует сохранить в богослужении пусть символически, как знак верности просветительской традиции, восходящей к Кириллу и Мефодию. Не стоит забывать, что этот язык и не был никогда разговорным, но изначально служил для богослужения и православной литературы.

Вторую выделенную нами подгруппу образует язык местного населения (преимущественно, Подляшья), который представляет одно из интереснейших явлений православного ареала, определяющих его лингвокультурологическую специфику. Этнографическое и лингвистическое исследование отдельных местностей Белосточчины имеет довольно долгую историю. Последовательное и разносторонне изучение западнорусских земель началось еще в ХΙХ в. В то время было опубликовано довольно большое количество материалов, касающихся быта, языка, фольклора здешнего населения. К концу ХVΙΙΙ века на территории Белосточчины оформились три этнических региона: польский, русский (в украинской форме) и белорусский[10], которые определили современное расположение этносов. Однако четкой границы между перечисленными регионами никогда не существовало. В «Этнографическом сборнике», издававшемся Российским Императорским Географическим Обществом, в 1858 г было опубликовано исследование о западной части Гродненской губернии, констатировавшее наличие в данном регионе говоров белорусского и украинского (русского с украинскими чертами) языков.

Местными говорами интересовался и описывал их известный лингвист А. Потебня. В 70-е годы ХΙХ в. на основании этнографического обследования западнорусских земель было издано семь томов трудов «Этнографическо-статистической экспедиции в западно-русский край», где, в частности, подчеркивалось, что местное население, несмотря на значительное польское влияние сохранило свой язык и обычаи. Однако, оформление местных наречий в национальные языки можно отнести лишь к концу ХІХ – началу ХХ вв., когда этому процессу стала содействовать национальная интеллигенция. За прошедшее столетие, вследствие продвигающейся полонизации, языковая обстановка в регионе безусловно, изменилась. Тем не менее, внутри обозначенных этнических регионов западнорусские говоры продолжают существовать.  В течение ряда лет Славистический издательский центр выпускает «Атлас говоров Белосточчины», в котором отражено состояние украинских и белорусских диалектов данного региона, в том числе, с точки зрения их лексического своеобразия[11]. Современную языковую ситуацию Подляшья отличает размытость этнических рамок и существование переходных белорусско-украинских диалектов. Носители различных говоров долгое время определяли себя и друг друга, преимущественно, по какой-либо фонетической (иногда лексической) их особенности. Сохранились и такие этнические названия, которые имеют историко-государственную привязку, скажем, «королевцы» (от «Королевства») и «литовцы» (потомки жителей Великого Княжества Литовского)[12].

Итак, язык местного населения (преимущественно, Подляшья) представляет одно из интереснейших явлений православного ареала Польши. При этом языковую ситуацию Подляшья отличает размытость этнических рамок – явление, вызванное существованием на современной территории Речи Посполитой этноса, идентифицирующего себя согласно конфессиональной принадлежности, вне связи ни с какой из оформившихся национальностей. Речь идет о т.н. «здешних» (tutejsi), «православных», «русских» (от «Руси»), которые, соответственно, и говорят «по-русски» и «по-православному». «У каждой религии свой язык», «введение какого-то другого языка было бы неуместно», – эти высказывания, зафиксированные во время социологических опросов местного населения, напрямую свидетельствуют о первенствующей роли конфессионального фактора как стержневого для православного населения Польши.

Язык таких региональных групп можно отнести к лингвонимам, маркированным по конфессиональному признаку. Под лингвонимами принято понимать «название языков и диалектов, обслуживающих ту или иную этническую общность»[13]. В данном случае мы употребляем данный термин для обозначения совокупности местных наречий-этнолектов, объединенных когнитивно смыслами сакрального языка и базирующихся на конфессиональном фундаменте.

Именно о вере, как о последнем конфессиональном барьере на пути ассимиляции белорусского меньшинства в Польше, говорит польская ученая-социолог Эльжбета Чиквин. Первым таким барьером она считает «землю, понимаемую как жизнь, неразрывно связанную с природой и сельскохозяйственным трудом», вторым, естественно, выступает язык как «элемент, созидающий групповое и индивидуальное сознание»[14]. Вследствие оттока деревенского населения в города первые два барьера стираются. Для большей части восточнославянского населения пока остается непреодолимым последний и самый прочный – религия. Не ставя перед собой задачу обстоятельного анализа причин ассимиляции восточнославянских меньшинств и, в первую очередь, как указывает исследовательница, белорусского[15], отметим принципиальную разницу социального статуса этих языков в сравнении с государственным языком – польским. Их естественное социальное неравноправие усиливает то обстоятельство, что, в частности, даже те современные белорусы, которые сохраняют в быту белорусский язык общения, не владеют его письменной формой, вследствие чего предпочитают читать и писать по-польски. Немаловажен также факт идентификации местных белорусов с польской, а не с белорусской государственностью[16].

Что касается второй, выделенной нами разновидности (языка проповедей), следует отметить, что это, в основном, польский язык, но не только. В православных храмах Польши священник может обращаться к пастве и по-белорусски, и по-украински, и по-русски в зависимости от того, где этот храм находится и какова его паства. Применительно к ситуации Подляшья языком, на котором священники (в основном, старшего поколения) обращается к верующим, бывает гибрид, то есть смешанный язык, в лексическом отношении приближенный к русскому, в фонетико-грамматическом – к белорусскому. Такой язык определяется в современных исследованиях как белорусский языковой субстрат, который варьируется в соответствии с особенностями этнолекта[17].

Не входя в подробный разбор особенностей «простой», местной речи, подчеркнем в данном случае то, что носителей этих лингвонимов-этнолектовстановится все меньше и что переход носителей Православия, особенно молодого поколения, на польский язык, то есть их полонизация, стала реальностью, с которой невозможно не считаться.

В настоящее время в православной языковой среде Польши, несомненно, доминирует третья разновидность, обозначенная нами как «православный вариант» польского языка. Важно отметить, что становлению «православного варианта» польского языка сопутствовало становление новой общности – православного населения, именующего себя «православными поляками». Именно так называет себя все большее число приверженцев Православия в Польше.

Поиски истоков этого явления ведут к конфессионально-политическому движению, которое созрело в конкретной исторической обстановке ІІ Речи Посполитой 30-х годов. История этого движения довольно хорошо изучена, в частности, благодаря усилиям упомянутых выше российских ученых Ю.А. Лабынцева и Л.Л. Щавинской, авторов уникального груда, посвященного православной книжности в межвоенной Польше[18]. Здесь нельзя не упомянуть дату-рубикон – 1938 год, когда указом Президента Речи Посполитой польский язык был объявлен официальным языком ПАПЦ. А потому после этой даты практически все православные школьные издания издаются исключительно по-польски. Следует отметить, что молодое поколение православных богословов, студентов Отделения православной теологии Варшавского университета, проникнувшись идеей «единства польского народа», активно пропагандировало ее в своих работах, публиковавшихся в студенческом журнале «Наша мысль»[19].

Важно отметить, что незадолго до начала ІІ мировой войны, в июне 1939 г., в Варшаве под председательством митрополита Дионисия состоялось заседание научной комиссии по переводу на польский язык Священного Писания, Творений Святых Отцов, а также научных произведений из области догматики и других православных дисциплин. Хотя в довоенное время эти планы не сбылись, все же был накоплен определенный опыт переводов церковнославянских текстов, который используется и в современной богословско-переводческой деятельности. Таким образом, уже в межвоенное время роль польского языка в православной среде заметно возрастала. Война поставила в новые, чрезвычайные условия и польское государство, и населяющее его православное население. Следует заметить, что солдаты армии Андерса, принадлежавшие к православному вероисповеданию, пользовались молитвословом, польскую версию которого, изданную в Тегеране в 1942 г., подготовил православный священник Михаил Божерьянов.

По-настоящему активная переводная деятельность, охватившая переводы литургических и других богослужебных текстов, возобновилась уже в других условиях, не связанных с политическим диктатом. Речь идет о конце 80-х годов, то есть о периоде возрождения Православия в Польше, но уже в новой реальности, когда перевод стал необходим ввиду изменившейся языковой ситуации в среде православных, ставших, по существу, православными поляками. Священноначалием ППЦ была одобрена деятельность по переводу священных текстов для их параллельного использования в богослужебной жизни Церкви.

Перевод православного богослужения на польский язык, в принципе, сыграл решающую роль в становлении «православного варианта» польского языка. Полный текст литургии по-польски появился совсем недавно, на рубеже 2-го и 3-го тысячелетий. Однако, переводы как литургических, так и церковнославянских текстов, включая молитвы и отдельные каноны (скажем, Канон Покаянный), предпринимались в Польше и ранее, начиная с получения Польской Церковью в 1925 г автокефалии от Константинопольского патриархата. Таким образом, польский язык был введен в литургическую жизнь, хоть это и звучит парадоксально, прежде всего, благодаря православной, а не католической литургии. Последняя стала звучать по-польски значительно позже, в 60-е годы после соответствующих решений ІІ Ватиканского собора.

К числу эпохальных книжных событий, определивших развитие языка польского Православия в последние годы, следует отнести издание Варшавской митрополией Евангелия (2014) и Евхология (2016). Перевод текстов молитв и чинов, вошедших в Евхологий, был осуществлен священником Генрихом Папроцким под общей редакцией Ярослава Харкевича. Церковь располагает ныне практически всем арсеналом богослужебной литературы на двух языках с тем, что использование традиционного, церковнославянского языка либо польского строго не регламентируется, но оставляется на усмотрение клира и паствы данного храма.

При издании конфессиональных текстов (молитвословов, канонов, акафистов и пр.) довольно широко распространена практика использования «битекстов», то есть параллельных вариантов текстов на польском и церковнославянском языках (как правило, еще и с польской транслитерацией). Такой издательский подход, несомненно,  поддерживает соотнесенность польской речи со славянским языковым архетипом конфессии.

Отметим, что в результате переводческой деятельности осуществляется взаимодействие надэтнического культового языка, каким является церковнославянский, и языка западнославянского, относящегося к иному культурному полю, чем языки этносов, исповедующих Православие. Польский язык, вследствие указанных процессов, приобретает новую функциональную нагрузку. Разные его уровни по-своему реагируют на эту новую конфессиональную «прививку», вызывая довольно существенные изменения внутри своих структур, так что раздвигаются не только его лексические, но также грамматические (в том числе и синтаксические) границы. Восточнославянская религиозная лексика адаптирована польским языком в разной степени. В устной речи, в материалах популярных газетных и журнальных публикаций преобладает именно лексика восточнославянская (в печати во многих случаях она передается через курсив). В литературном языке научных публикаций, как правило, отдается предпочтение формам либо польским, либо, если речь идет о теологической терминологии, ориентированным на греческую терминологию.

Значительное число восточнославянизмов, встречающееся в речи православных поляков (письменной и устной), исторически и конфессионально обусловленное, как нам кажется, представляет один из маркеров «православного варианта» польского языка. В перспективе, возможно, их количество будет уменьшаться, как в связи с процессом упорядочения терминологии, так и  по причине воздействия экстралингвистических факторов, мощнейшим из которых следует считать ухудшение межгосударственных отношений между Польшей и Россией.

В принципе между  тремя рассмотренными нами языковыми пластами (литургический язык Церкви, живой язык носителей Православия вместе с языком проповедей и «православный вариант польского языка») продолжается взаимообмен, отражающийся на актуальном состоянии и влияющий на дальнейшее развитие «православного варианта» польского языка. По-видимому, в данном случае можно вести речь о ситуации выбора во время речевого акта либо в процессе создания письменных текстов. Этот выбор, являясь чаще всего воспроизведением той формы, которая принята в данной среде (социуме), содержит вместе с тем также определенный аксиологический момент, связанный с установлением иерархии внутри языкового материала. Каждый православный, таким образом, становится своего рода языкотворцем, участвующим в создании языка конфессии.

В заключение заметим, что исследование взаимоотношений языка, развившегося в лоне западной латинской цивилизации, с языком, а через него и с культурой, принадлежащей к иной, восточнохристианской цивилизации, следует признать благодатным материалом для научных исследований, которые неизбежно приведут к постижению глубинных связей, существующих между этносом и конфессией.

 Федюкина Елена Владимировна,
кандидат культурологии, доцент кафедры славянских языков и культур 
Московского университета дизайна и технологии.
Опуликовано: Cerkiewny wiestnik. 2017. Warszawa: Warszawska Metropolia Prawosławna-№4. S. 33 – 41.

 

-------------------------------------

[1] Fediukina H. Leksykon terminologii prawosławnej rosyjsko-polski. Warszawa: Warszawska Metropolia Prawosławna, 2014.

[2] Согласно Хайдеггеру, «язык есть дом бытия». См.: Хайдеггер М. Путь к языку // Время и бытие. М., 1993. С. 266.

[3] Исключением можно считать лемковский язык. Согласно переписи 2011 г., количество лемков, пользующихся родным языком, возросло.

[4] ПАПЦ – Польская Автокефальная Православная Церковь.

[5] Цит. по: Лабынцев Ю.А., Щавинская Л. Л. «Белорусская душа» - пространство взаимосвязи между польской и русской душами»: Литературное наследие сенатора В. Богдановича // Польская и русская душа. Современный взгляд. Лодзь, 2003. С. 163.

[6] Там же. С. 170.

[7] Определение А. Камчатнова. См.: Камчатнов А. М Сакральный славянский язык в Церкви и культуре // Богослужебный язык Русской Церкви, Издание Сретенского монастыря. М., 1999.

[8] Życie, Choroba.,Śmierć. Białystok: Fundacja im. ks. K. Ostogskiego, 2007.

[9] Czykwin E., Misijuk D. Dwujęzyczność i dwukulturowość. Białystok, 1998. S. 38-39.

[10] Wiśniewski J. Osadnictwo wschodniej Białostoczczyzny: geneza, rozwój oraz zróżnicowanie i przemiany etniczne // Acta Baltico-Slavica. 1977. Rocz. XI.

[11]  Atlas gwar wschodniosłowiańskich Białostoczzyzny. Prace slawistyczne.

[12] . Czykwin E. Białoruska mniejszość narodowa jako grupa stygmatyzowana. Białystok: Trans Humania, 2000. S. 265.

[13] Непознак В. П. Этнонимика // Большой энциклопедический словарь. Языкознание, гл. ред. Ярцева В. Н., М., 1998. С. 598.

[14] Czykwin E. Указ. соч. С. 266.

[15] Э. Чиквин указывает социально-психологические основания ассимиляции белорусского населения, относимого ею к «стигматизированному» меньшинств. Там же. S. 288 -289.

[16] Там же. С. 264.

[17] Wysoczański W. Lingwonimy – wyznaczniki tożsamożci w nazwach własnego i obcego etnolektu // Chrześcijańskie dziedzictwo duchowe narodów słowiańskich. Białystok, 2003. S. 478.

[18] Лабынцев Ю. А, Щавинская Л. Л. Белорусско-украинско-русская православная книжность межвоенной Польши: Исследования и публикации по материалам экспедиции 1996 г. М.: Индрик, 1999

[19] Nasza myśl. Pismo wychowanków Państwowego Internatu dla Studentów Teologii Prawosławnej Uniwersytetu Józefa Piłsudskiego. 1937-1939.