Межэтнические отношения белорусов и поляков в условиях формирования новой государственной идентичности в 1921-1939 гг.

Автор: Никита Маркелов

В предыдущих материалах мы, рассматривали вопросы активизации территориальных претензий к Украине со стороны Румынии, Венгрии и Польши. Самые серьезные и с большим историческим прошлым эти «имперские устремления» наблюдаются у Польши. Однако, у Польши и боле всего трудностей с этим, поскольку, говоря о своих утерянных «Восточных кресах» она не может их разделить на «украинскую» и «белорусскую» части, а значит одновременно встает вопрос противостояния и с Республикой Беларусь. А во-вторых, и у белорусов, и у украинцев еще жива память о их незавидном положении в межвоенной Польше. В приводимой ниже статье рассматривается специфика межэтнического взаимодействия поляков и белорусов в 1921-1939 гг. в Западной Белоруссии, отошедшей к Польше по Рижскому мирному договору 1921 г.

Редакция "ЗР"

3215

Межэтнические отношения белорусов и поляков в условиях формирования новой государственной идентичности в 1921-1939 гг.

Вопросы о способах мирного сосуществования и конструктивного диалога представителей различных народов и, шире, полиэтнической идентичности являются сегодня одними из важнейших. Исторический опыт решения подобных проблем в приграничных регионах позволяет предложить ряд успешных стратегий, а также выявить модели, которые не принесли положительного результата или негативно сказались на характере межэтнических отношений. Более того, как пишет В.А. Колосов, «в новых условиях вследствие растущей “перемешанности” разных этнических и иных групп идентичность людей глубоко модифицируется. Всё больше людей имеют сложные идентичности, ассоциируя себя с двумя или несколькими этнокультурными группами. Усиливаются культурно-языковые, религиозные, социально-профессиональные идентичности, которые не всегда чётко связаны с конкретной территорией. Это ведёт к относительному ослаблению государственной идентичности, так как люди стремятся отождествлять себя с конкретным местом жительства - населённым пунктом, муниципалитетом, районом, чтобы отгородиться от “чужих” (мигрантов, бедных, людей иной веры и т. п.) жёсткими административными барьерами» [1,с.51].

Западная Белоруссия в первой половине XX в. испытала ряд социальных, политических и экономических кризисов, которые всякий раз приводили к изменению доминирующего культурного центра и влияли на взаимоотношения проживающих там поляков и белорусов. На протяжении указанного периода различные государства неоднократно предпринимали попытки присвоить данную территорию, навязав свои нормы взаимодействия. В этой связи актуальным представляется рассмотрение названного региона в качестве фронтирного.

Изначально термин «фронтир» был введён в научный оборот Ф.Дж. Тернером в контексте специфических процессов, происходивших во время освоения Северной Америки (см. [2]). Однако сегодня методология фронтирных исследований успешно применяется к анализу различных территорий, характерной особенностью которых является резкое изменение статуса и, следовательно, характера межэтнических отношений (см. [3]). Важнейшее условие образования фронтирной ситуации - возникновение феномена «подвижной границы» в области контакта цивилизаций [4, с. 47]. По наблюдению Н.Ю. Замятиной, «фронтир - это зона неустойчивого равновесия», «внутренняя колония» [5, с. 76], иными словами, пространство, которое необходимо освоить. В риторике польского правительства межвоенного периода новые территории, прежде входившие в состав Российской империи (Западная Украина и Западная Белоруссия1), воспринимались в качестве варварских; они, по формулировке Ф.Дж. Тернера, стали «точкой встречи дикости и цивилизации» [2, р. 18]. Именно «цивилизаторская миссия» [6, с. 87] оправдывала господство на них Польской Республики, известной также как Вторая Речь Посполитая, - государства, получившего независимость в 1918 г. и просуществовавшего до 1939 г. При этом цивилизаторский подход на практике обернулся политикой узкого национализма, насаждения на присоединённых землях польского языка, католичества и землевладения [7,р. 99-102].

Между тем в середине XX в. возникают предпосылки для переосмысления теории государства, которое уже не воспринимается как единое и неделимое целое, начинает учитываться роль регионов в формировании моделей его идентичности, что не было характерно для предшествующей эпохи. Так, описывая польское восстание 1863-1864 гг., император Александр II заметил: «...Попытка была сделана около Белостока, в пределах даже Империи. Но и после сих новых злодейств я не хочу обвинять в том весь народ польский, но вижу во всех этих трудных событиях работу революционной партии, стремящейся повсюду к ниспровержению законного порядка» (цит. по [8, с. 117]). Установленный порядок, как видим, считался сакральным, неизменным и естественным, где «пределы Империи» - пространство господства определённого мировидения с системой ценностей и норм, единой для всех граждан страны. Здесь отсутствует понимание того, как влияют межэтнические отношения на развитие регионов. Данную модель наследует Вторая Речь Посполитая в 20-х - 30-х годах XX в.

Воспринимая новообретённую независимость как первый шаг к возрождению великой Речи Посполитой «от моря до моря»2, польское правительство того времени не рассматривало фактор этнического многообразия страны в качестве значимого. Напротив, в Варшаве были уверены, что «обязательным условием сохранения существующих границ является превращение государственной территории Речи Посполитой в польскую национальную территорию» [9, s. 108], - именно так сформулировал проблему этнического многообразия Станислав Грабский, который в 1923 и 1925-1926 гг. занимал должность министра религии и образования. Таким образом, ставилась задача не столько сформировать новую государственную идентичность у белорусов, проживающих в восточных воеводствах, сколько полонизировать их, лишить самобытного характера и традиций.

Подобная политика полонизации основывалась на восприятии региона как части некогда великой Речи Посполитой, утраченной в XVIII в. Правительство и польская интеллигенция были едины в оценке приобретённых территорий, считая, что «договором 1921 года восстановлена историческая справедливость и государство вернуло земли, отторгнутые от него незаконным путём» [6, с. 87]. Как отмечает Н.Д. Постников, «поляки всегда считали Украину, Белоруссию, Литву и даже Латвию частью своего государственного и культурно-исторического наследия, зоной своих естественных геополитических притязаний и интересов» [10, с. 20]. Несмотря на обязательство предоставить основные права национальным меньшинствам, проживающим в Западной Белоруссии, этноцентрическое польское правительство не реализовало этих гарантий. Факт многовековой принадлежности региона к другому центру не принимался им во внимание. Более того, даже небольшие уступки в отношении прав национальных меньшинств вызывали резкую критику польской интеллигенции [11, с. 7]. В этом плане показательны слова генерала Ярнушкевича, командовавшего польскими войсками на территории восточных воеводств. Он полагал, что «польская культура должна главенствовать в северо-восточных землях. Только она в течение веков оставила здесь крепкие памятники, а Московия - это только налёт» [12, с. 158]. Подобное отрицание культуры значительной части населения региона неизбежно вело к межэтническому конфликту.

Формально белорусам, проживающим в восточных воеводствах, гарантировались права на использование национального языка и свободное соблюдение религиозных обрядов. Но оба этих пункта не были воплощены на практике. Использование национального языка, который зачастую называли русским, всячески осложнялось. Так, в «Ноте Наркоминдела БССР Министерству иностранных дел Польши о нарушении мирного договора польскими властями по отношению к населению Западной Белоруссии» зафиксированы следующие эпизоды:

  •   «в д. Малая Берестовица Гродненской губ. ... избили половину крестьян, а 16 арестовали» за составление приговоров об открытии белорусских школ [12, с. 37];
  •  белорусам запретили «сноситься с учреждениями на белорусском языке» [12,0.37];
  •  закрыты «возникшие ранее кооперативы за ведение книг и делопроизводства не по-польски, а по-белорусски» [12, с. 37];
  •   «польские местные власти препятствуют рассылке белорусских газет, забирают их на почте. Читающие эти газеты считаются большевиками. У них производятся обыски и им грозят арестами за чтение белорусских газет» [12, с. 38].

Помимо фактического запрета на открытие (или же воссоздание после Первой мировой войны) белорусских школ, предпринимались меры по ликвидации существующих. Так, белорусским учителям усложняли процесс принятия польского подданства, необходимого для работы в учебных заведениях [13, с. 152]. Это было частью национальной политики, в соответствии с которой «не может быть и речи о том, чтобы в течение ближайших 10 лет учителем на Полесье был белорус или даже местный полешук. Учитель-полешук православного вероисповедания чаще всего русифицирует местное население, вместо активной учительской деятельности для пользы Польши» [12, с. 154]. Одновременно с профилактическим закрытием белорусских библиотек запрещалось обучение без напечатанных учебников [14, с. 105]. В результате этих действий, как отмечает А.А. Микуленок, «к 1925 г. число русских школ в Польше уменьшилось на 35%» [14, с. 106]. Демонстративное исключение составляли школы для русских эмигрантов, которые не только открывались в рассматриваемый период, но и получали правительственные субсидии. Однако дети местного населения не имели права на обучение в подобных учебных заведениях. Отметим также, что польские власти препятствовали размещению русских эмигрантов на территории Западной Белоруссии [15, с. 66].

Право национальных меньшинств на свободное соблюдение религиозных обрядов тоже было нарушено польскими властями. Генерал Ярнушкевич, выражая господствовавшие в среде сторонников новой политики настроения, заявлял: «Недостаточно того, чтобы кто-то считает себя поляком и остаётся православным. ... Синоним польского - это католицизм, об этом следует постоянно помнить» [12, с. 158]. Воевода Киртиклис, говоря о белорусах в восточных польских землях, привёл такое выражение: «Если бы был приказ, то перешли бы и в католицизм» [12, с. 163]. Но справедливость этого утверждения сомнительна, поскольку один из крупнейших городов этого региона, Белосток, - «бесспорная столица православия в современной Польше» [16, с. 79]. Белорусы защищали свои православные храмы даже с оружием в руках, что нашло отражение в судебной практике того времени (см. [17]). Как правило, их осуждали на короткие сроки за неповиновение властям. Между тем зафиксирован случай, когда «судья решил, что т. к. власти незаконно начали разборку церквей, то и никакого сопротивления им при исполнении служебных обязанностей не было - и подсудимых оправдал» [17, с. 192].

Проблема православной церкви на территории Западной Белоруссии усугублялась её исторической подчинённостью Московскому патриархату, что не могло не беспокоить польское правительство, даже в условиях религиозного гонения в Советской России. Православная церковь была символом принадлежности к империи, напоминала о прежних временах относительного благоденствия, способствовала консолидации белорусов, тем самым создавая угрозу польскому национальному единству. Поэтому религиозная жизнь стала неразрывно связываться с полонизацией. Например, «некогда униатские, а более ста лет православные церкви... были превращены в католические костёлы и целые деревни стали польскими» [18, с. 268]. Замена православного храма костёлом позволяла, по крайней мере на уровне статистических данных, трансформировать этническую принадлежность населённого пункта. С этой же целью изменялись городские границы за счёт включения окрестных польских деревень, увеличивавших процент поляков среди населения [19, с. 83].

Подобные меры, призванные продемонстрировать преобладание поляков и национальное единство если не фактически, то хотя бы на уровне официальной статистики, привели к возникновению в регионе напряжённой ситуации. Причём отношения усложнились не только между проживавшими там поляками и белорусами, но и между местным и пришлым польским населением (осадниками). Если «размещённый в этих округах польский солдат, по преимуществу из центральной Польши смотрит на них [западные украинские и белорусские земли] как на завоёванные “его кровью” “варварские” страны, с населением которых стесняться вовсе не следует» [12, с. 56], то и население не испытывает потребности в формировании соответствующей государственной идентичности. Более того, «зарплата на “восточных крессах” для русскоязычного населения была в два раза меньше, чем для поляков, работавших на тех же должностях» [20, с. 112], а получить правоустанавливающие документы, отсутствие которых грозило высылкой в Советскую Россию, было значительно сложнее.

Бесправное положение белорусов в восточных воеводствах проявилось, в частности, на выборах 1935 г. Так, исследователями зафиксированы многочисленные злоупотребления местных властей и даже откровенные фальсификации результатов выборов в Западной Белоруссии с целью закрепления административных должностей за осадниками как истинными носителями польского духа и национальной идеи [21]. Всё это стало причиной серьёзного недоверия местного населения к польским властям и затруднило формирование новой государственной идентичности. Из-за интенсивного процесса полонизации, проводимого без учёта интересов других этнических групп, в 1939 г. регион сравнительно легко перешёл в состав Советской России. Красную Армию белорусы встречали в основном с большим оптимизмом, воспринимая новый порядок как возможность реализации национальной культуры.

Таким образом, в начале XX в. доминирующим центром в Западной Белоруссии оставалась Российская империя. Межэтнические отношения белорусов и поляков в этот период были сравнительно доброжелательными, поскольку строились в контексте провинциального положения региона, под которым понимается «полноценное культурное бытие; это культура телесная, ландшафтная и пронизывающая быт» [22, с. 80]. За полтора столетия мирного сосуществования поляки и белорусы смогли наладить конструктивное взаимодействие. Однако в 1921 г. происходит разрушение модели государственной идентичности, и положение гегемона закрепляется за Польшей. Националистическая и этноцентричная политика Второй Речи Посполитой в отношении восточных регионов потерпела поражение. Даже к 30-м годам XX в. у населения Западной Белоруссии не была сформирована новая государственная идентичность. Это отразилось, в частности, в том, что многие жители региона при переписи населения указывали свою принадлежность к группе «тутэйшых», то есть «местных», не смея называть себя белорусами и не желая быть причисленными к полякам [23].

Основываясь на результатах проведённого исследования, можно заключить: методы насильственного формирования государственной идентичности в Западной Белоруссии успеха не имели. Полонизация присвоенных территорий показала впечатляющие результаты главным образом на уровне статистических отчётов, на практике же привела к возникновению напряжённости в межэтнических отношениях. Как следствие, белорусы, составлявшие значительную часть населения региона, отказались от участия в общественной и политической жизни страны. Итог подобной национальной политики имел отрицательные последствия для государства: в 1939 г. Западная Белоруссия вошла в состав Советской России с минимальными потрясениями для исконного местного населения. Самодостаточная белорусская культура успешно противостояла агрессивной культуре центра; при этом, получив возможности мирной реализации собственных культурных парадигм, белорусы ими воспользовались.

Маркелов Никита Алексеевич,
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Ученые записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки 2017

 

Литература

1.  Колосов В.А. Теоретическая лимология: новые подходы // Междунар. процессы. -2003.-Т. 1, №3.-С. 44-59.

 2.  America’s Frontier Story. A Documentary History of Westward Expansion / Ed. M. Ridge, R.A. Billington. - N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1969. - 657 p.

 3.  Баева JIB. Типология и проблемы изучения Южно-Российского фронтира // Вести. Волгоград, гос. ун-та. Сер. 7: Философия. Социология и социальные технологии. -2014.-№ 2.-С. 32-38.

 4.  Басалаева И.П. Критерии фронтира: к постановке проблемы // Теория и практика общественного развития. - 2012. - № 2. - С. 46 49.

 5.  Замятина Н.Ю. Зона освоения (фронтир) и её образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. - 1998. - № 5. - С. 75-89.

 6.  Заец С.В., Качиньский А. Польский взгляд на отношения с Россией // Вести. Евразии. - 2008. - № 1. - С. 75-111.

 7.  Brubaker R. Nationalism reframed. Nationhood and the national question in the New Europe. - Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1996. - 216 p.

 8.  Широкорад А.Б. Польша. Непримиримое соседство. - М.: Вече, 2011. - 448 с.

 9.  Tomaszewski J. Kresy Wschodnie w polskiej myśli politycznej XIX i XX w. // Miedzy Polska etniczna a historyczna. Polska mysi polityczna XIX i XX wieku. - Warszawa: Zakład Narodowy im. Ossolińskich, 1988. -T. 6. - S. 101-150.

 10. Постников Н.Д. Этноцентризм как исторический императив Польши в отношении с восточными соседями // Вести. Ассоциации вузов туризма и сервиса. - 2009. -№3.-С. 16-25.

 11. Гущин А.В. Польша и зашита национальных меньшинств по международному и внутреннему праву 1919-1934 гг.: Дне. ... канд. ист. наук. -М., 2003. - 187 с.

 12. Польша - Беларусь (1921-1953): Сб. док. и материалов / Сост.: А.Н. Вабищевич. -Минск: Беларус. навука, 2012. - 422 с.

 13. Соколъцов Д.М. Польша // Русский учитель в эмиграции: Сб. ст. - Прага, 1926. -С. 150-157.

 14. Микуленок А.А. Проблема русской национальной школы в Польше в 1920-е гг. // Теория и практика общественного развития. - 2015. - № 15 - С. 105-109.

 15. Микуленок А А. Проблема урегулирования правового положения российских эмигрантов в Польше в 1920-е гг. // Ист. и соц.-образоват. мысль. - 2015. - № 6-2. -С. 64-69.

 16. Федюкина Е.В. Православная традиция в Польше: история и современность // Вести, славян, культур. - 2016. - № 2 - С. 79-93.

 17. Петров ИВ. История православных приходов межвоенной Польши в показаниях литовского священника Евгения Насекайло // Тр. Ист. фак. С.-Петерб. ун-та. - 2013. -№ 14. - С. 189-202.

 18. Наленч Д., Наленч Т. Юзеф Пилсудский. Легенды и факты. - М: Изд-во полит, лит., 1990.-400 с.

 19. Даркович А.Л. Городское самоуправление на западнобелорусских землях межвоенной Польши: 1919-1939 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. - М., 2016. - 310 с.

 20. Микуленок А.А. Особенности положения русскоязычного населения на «Восточных кресах» в 1920-1930-е гг. // Общество: философия, история, культура. - 2015. -№6.-С. 112-114.

 21. Ким И.К. Санационные власти в Парламентских выборах 1935 года в Польше // Славяноведение. - 2011. - № 5. - С. 3-13.

 22. Казанский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сб. ст. - М.: Нов. лит. обозрение, 2001. - 576 с.

 23. Сильванович С.А. Польское население северо-восточных (западнобелорусских) земель II Речи Посполитой в межвоенный период // Гуманит. науч, исследования. -2014. -№ 11. -URL: http://hunian.snauka.ru/2014/ll/8044, свободный.