В большинстве исследований по истории Первой мировой войны акцент традиционно делается на изучении собственно военной составляющей этого глобального конфликта: стратегические планы сторон, тактика, вооружение и организационно-штатная структура армий, ход и результаты отдельных военных операций и целых кампаний.
Вместе с тем исход военного конфликта зависит не только от состояния вооруженных сил, но и от массы иных факторов, в том числе организации и эффективности деятельности государственного аппарата. В этой связи представляет значительный интерес вопрос о функционировании местной гражданской администрации Российской империи в период Первой мировой войны.
Военные планы государств-участников, в том числе и Российской империи, ставили исход всего вооруженного противоборства в зависимость от темпов проведения мобилизации и развертывания вооруженных сил на театре военных действий, поскольку никто не планировал ведения длительной позиционной войны. Вследствие этого проведение мобилизации приобретало особое значение, причем важное место в ее обеспечении отводилось гражданской администрации. Рассмотрим мероприятия, проводимые административно-полицейскими учреждениями МВД Минской губерний в период мобилизации и первые месяцы войны.
Следует отметить, что обязанности российских гражданских властей в условиях военной опасности были закреплены в специальном «Положении о подготовительном к войне периоде» от 17 февраля 1913 г. [1, с. 131]. 13 июля 1914 г. данное «Положение» от 17 февраля 1913 было введено в действие. Секретным циркуляром от 15 июля 1914 г. губернатор А.Ф. Гирс передал начальникам городских и уездных полицейских управлений Минской губернии целую программу действий. Чиновникам МВДзапрещалось выдавать заграничные паспорта военнообязанным. Все государственные учреждения, в особенности казначейства и почта, немедленно брались под усиленную охрану полицейской стражи. В обязанность полиции вменялось предотвращение забастовок. Полицейским чинам следовало проверить мобилизационную документацию и сопровождать призывников до сборных пунктов, а в случае необходимости организовать ремонт транспортных коммуникаций. Сотрудники городских и уездных полицейских управлений оповещались о беспрекословном выполнении распоряжений, исходящих отвоенных властей. После того, как 18 июля 1914 г. Минская губерния была переведена на военное положение, это требование стало аксиомой в деятельности гражданских чиновников, поскольку все местные органы власти, в том числе полиция, были подчинены военной администрации в лице главных начальников военных округов. Наконец, весь аппарат МВД нацеливался на задержание«подозреваемых в шпионстве лиц», причем о проведении арестов следовало немедленно уведомлять губернатора и штаб Виленского военного округа (далее ВВО – А.К.) [2, л. 2].Отметим, что чиновники ведомства МВД и прежде получали указания по борьбе с иностранными разведками, поэтому наделение их контрразведывательными функциями не являлось каким-то новшеством.
В мобилизационный период особое внимание отводилось обеспечению скрытности развертывания вооруженных сил и пресечению деятельности иностранных разведок. Например, 12 июля 1914 г. начальники полиции в Минской губернии получили предписание о недопущении распространения специальных бланков, рассылаемых «частным сельскохозяйственным обществом», в которых «вопросы относятся к описанию всех дорог, степени их проходимости, длины, ширины, состояния и числа существующих мостов их прочности» [3, л. 62]. Разведывательное отделение штаба ВВО в отношении от 9 июля 1914 г. обратило внимание губернатора А.Ф. Гирса на то, что в результате ответов на все вопросы такой анкеты получится детальное военно-топографическое и военно-статистическое описание приграничных местностей [3, л. 60–60 об.].
После введения в действие «Положения о подготовительном к войне периоде» на территории Минской губернии активизировалась борьба со шпионажем. Так, в телеграмме от 15 июля 1914 г. минский губернатор ставился в известность о задержании 14 июля на железнодорожной станции Скобелевский лагерь 2 лиц, заподозренных офицерами проходящего воинского эшелона в шпионаже [2, л. 9]. 16 июля 1914 г. Штаб ВВО, ссылаясь на Положение, напоминал о том, что на полицию и жандармов возлагается задержание лиц, подозреваемых в шпионаже, и их высылка в отдаленные губернии империи с санкции министра МВД. К отношению прилагался список лиц, заподозренных в разведывательной деятельности в пользу Германии. Уже 17 июля 1914 г. начальник Минского Губернского жандармского управления обратился к минскому губернатору с рапортом о высылке по требованию разведывательного отделения штаба ВВО 11 человек [2, л. 45]. 19 июля 1914 г. минский губернатор своим циркуляром приказал полиции выявлять иностранных туристов-пешеходов, которые путешествуют под предлогом необычного пари, причем «непременным условием заключенного пари является не только хождение пешком, но и отсутствие денежных средств без права добывать их трудом, с получением таковых лишь от продажи собственных фотографических карточек» [2, л. 46–46 об.]. На самом деле путешественники переезжали из одной местности в другую на железнодорожном транспорте, внезапно покидали пределы империи, осуществляли активную заграничную переписку, вели «широкий разгульный образ жизни», давали заведомо ложные сведения о своем передвижении по стране, собирали информацию военного значения [2, л. 46 об–47]. Согласно данным разведки русской армии под видом путешественников действовали сотрудники иностранных разведок. Чиновникам полицейских управлений при обнаружении подобных «туристов» приказывалось немедленно сообщать о них сотрудникам Минского Губернского жандармского управления.
23 июля 1914 г. губернатор А.Ф. Гирс потребовал закрыть в Минской губернии отделения справочной конторы «Института Шимельпфенг» и акционерного общества «Клячкин и К», подозреваемых в сборе разведывательной информации в пользу Германии [2, л. 103]. Бобруйский полицеймейстер в рапорте от 27 июля 1914 г. доложил о прекращении деятельности отделений и взятии письменных расписок от сотрудников [2, л. 106]. В секретном циркуляре от 21 августа 1914 г. полицеймейстеры и исправники получили указания установить наблюдение за представителями китайской диаспоры, поскольку последние согласно данным Главного управления Генерального штаба использовались немецкой разведкой для агентурной разведывательной деятельности, в том числе на территории Варшавского военного округа [3, л. 84–84 об.]. В случае подозрения на шпионаж, чинам МВД предлагалось задерживать китайцев и ставить в известность губернатора.
Война против Германской империи повлекла за собой надзор за жизнью некоторых российских подданных немецкой национальности. Под подозрение со стороны Министерства внутренних дел попали лютеранские священнослужители. В частности, в циркуляре от 25 октября 1914 г. минский губернатор А.Ф. Гирс приказал полиции установить наблюдение за пасторами, «по слухам нередко относящихся с полным сочувствием к нашим врагам и открыто высказывающих свои симпатии пангерманизму и германофильские тенденции» [3, л. 138]. 29 октября 1914 г. был временно запрещен сбор «на потребности заграничных миссий» денежных средств в лютеранских приходах [3, л. 152]. Со вступлением в войну Османской империи российским властям пришлось отслеживать настроения среди подданных, исповедующих ислам. 28 октября 1914 г. полицеймейстеры и исправники получили циркуляр об установлении наблюдения за отношением к войне российских мусульман, выявлении турецких эмиссаров и недопущению исламистской и пантюркистской пропаганды, а также тайных денежных сборов среди мусульман в пределах губернии [3, л. 149–149 об.].
Допускалось, что противник не ограничится одним шпионажем, но будет проводить диверсии в глубоком тылу русской армии. Так, секретным циркуляром от 5 сентября 1914 г. руководители полицейских управлений оповещались о возможности появления в пределах губернии немецких диверсантов переодетых в форму учащихся с целью «взрыва железнодорожных мостов и порчи железнодорожных сооружений» [2, л. 347]. Чинам полиции предписывалось отслеживать факты перелетов немецких воздушных аппаратов, принимать меры к задержанию их пилотов и пассажиров в случае их возможной посадки [2, л. 571–571 об.]. Так, в рапорте минского исправника от 6 августа 1914 г. сообщалось, что факт посадки вражеского аэроплана в районе станции «Колядичи» оказался простым слухом. Пристальный интерес к настоящим или мнимым полетам самолетов со стороны полицейских был вызван циркуляром от 9 августа 1914 г., в котором приказывалось осуществлять поиск тайных «неприятельских воздушных станций» с запасами топлива [2, л. 571 об.].
Наряду с контрразведывательными мероприятиями на полицию возлагались и другие обязанности. В частности, пристальное внимание уделялось недопущению забастовок и массовых волнений среди рабочих, в особенности на стратегических объектах, к которым относились железные дороги. 8 августа 1914 г. минский губернатор А.Ф. Гирс был поставлен в известность начальником минского военного округа о мероприятиях, разработанных командованием Северо-Западного фронта, по борьбе с забастовками. При возникновении забастовки на железной дороге следовало формировать «боевые поезда и ставить во главе их людей решительных» [2, л. 246], а при волнениях на иных промышленных объектах «немедленно арестовывать возможно большее число зачинщиков» и предавать их военно-полевому суду. В любом случае предписывалось действовать оперативно и силовым путем подавлять беспорядки. Следует отметить, что еще 18 июля 1914 г. Особый комитет чрезвычайной охраны при Управлении Полесских железных дорог уведомил минского губернатора о том, что подготовлены 8 поездов «для перевозки военных и жандармских чинов в случае забастовки». В Вильно, Пинске, Мозыре и Унече были сосредоточены «по одному вспомогательному поезду облегченного типа» [2, л. 60 об.]. Еще 13 июля 1914 г. на железных дорогах было введено чрезвычайное положение. Такие особые меры были обусловлены необходимостью обеспечения мобилизации и недопущения вероятных диверсий, подготовленных немецкими спецслужбами. Эти опасения не были беспочвенными: во время официального визита президента Пуанкаре в июле 1914 г. в столичном Петербурге начались массовые беспорядки, которые прекратились, несмотря на привлечение войск, только после отъезда главы французского государства. По словам вице-директора Департамента полиции МВД К.Д. Кафафова «при расследовании было выяснено, что за участие в беспорядках платили от трех до пяти рублей и что это была работа немецких агентов» [4, с. 87]. На всякий случай циркуляром от 14 июля 1914 г. полиция Минской губернии с целью недопущения забастовок устанавливала наблюдение за промышленными предприятиями и прилегающими к ним улицам, школами и молитвенными домами. В случае признаков нарушения «обычного течения работы» предписывалось «принять самые решительные меры к быстрому подавлению беспорядков» [3, л. 41], выявлять зачинщиков и проводить дознание. Дополнительный надзор вводился за деятельностью частных типографий.
Гражданская администрация наблюдала за настроением населения и при необходимости реагировала на нарушения повседневной жизни: от административно-правовых мер до пропаганды. Например, после сообщения о прекращении крестьянами в отдельных уездах сезонных работ из-за опасения военных действий минский губернатор 5 августа 1914 г. потребовал провести среди них «разъяснительную» работу. Крестьян убеждали в том, что границы империи надежно обороняются русской армией, на территории России нет ни одного вражеского солдата, а весь материальный ущерб от прохождения войск будет компенсирован. Обращение к крестьянам завершалось призывом к патриотическим чувствам, приглашая их «мирным трудом увеличивать благосостояние родины» [2, л. 231 об.]. Отнюдь не случайно циркуляром от 2 августа 1914 г. за распространение «ложно-тревожных слухов» следовало привлекать к судебной ответственности [2, л. 200]. Впрочем, подобные настроения возникали не только вследствие одного невежества, страха военных бедствий, но и под воздействием пропаганды противника. Так, в секретном рапорте мозырского исправника минскому губернатору от 9 августа 1914 г. сообщалось о том, что «в пределах Мелешковичской волости появились два неизвестных человека, по некоторым предположениям иностранцы, одетые в крестьянское верхнее платье (свитки), которые расспрашивали одного из крестьян встреченного в поле, о количестве запасов хлеба и о благосостоянии крестьян, советуя не сбывать продуктов, провианта и скота, обещая, что другое правительство уплатит им гораздо больше» [2, л. 286].
Начальники полиции информировали губернатора о реакции населения на обнародование манифеста об объявлении войны. В частности, пинский полицеймейстер в рапорте от 31 июля 1914 г. докладывал губернатору о совместной белорусско-еврейской патриотической манифестации, в которой приняли участие от 4 до 5 тысяч человек. В донесении специально отмечалось, что «в рядах манифестантов заметно отсутствовало польское население» [2, л. 209 об.]. Однако 27 сентября 1914 г. минский губернатор А.Ф. Гирс получил предписание о публикации в газетах адреса от представителей польских политических партий на имя Верховного главнокомандующего. В нем говорилось, что «русская армия борется и за священные для нашего народа дело возрождения единой Польши, за воссоединение всех расторгнутых земель ее под скипетром государя императора» [2, л. 403]. На территории губернии 22 ноября 1914 г. было даже разрешено формирование добровольческого «отряда польского легиона» [2, л. 541].
Военное время налагало ограничения на проявления праздного образа жизни. 23 августа 1914 г. в клубах Минской губернии запрещалось вести азартные игры [3, л. 85]. Еще задолго до начала войны секретным циркуляром от 17 апреля 1914 г. гражданская администрация Минской губернии была предупреждена о том, что в случае мобилизации будет запрещена продажа спиртного, а полиция должна взять под охрану винные лавки [2, л. 30 об.]. С началом мобилизации и военных действий в Минской губернии по распоряжению губернатора была прекращена торговля спиртным «до особого распоряжения главнокомандующего» [2, л. 243]. Впрочем, регулировать пришлось не только оборот алкогольных напитков, но и следить за всей торговлей в губернии на предмет недопущения повышения цен, установленных городскими управами и утвержденными губернатором. За нарушение правил торговли грозила выплата штрафа в размере 3000 рублей или заключение в тюрьму на срок в три месяца [3, л. 116].
Сопровождение призывников к месту сбора под командование военных превратилось в серьёзную задачу для полицейских чиновников. В своем рапорте от 29 июля 1914 г. мозырский исправник докладывал, что «чины полиции должны были оказывать всевозможное содействие местным сельским властям по созыву запасных, поставке лошадей и подвод, кроме того на их обязанности лежало наблюдать за порядком в местах нахождения волостных правлений и в пути следования запасных», причем члены волостных правлений зачастую полностью «бездействовали и вся тяжесть работы пала на полицию» [2, л. 203 об.]. Далеко не всегда по пути следования удавалось поддерживать порядок среди призванных в армию запасных, поскольку последние в отдельных случаях громили или воровали имущество «в тех экономиях, где было много судебных тяжб с крестьянами», а также силой пытались получить спиртное в казенных винных лавках. Чиновник отмечал, что склонность к беспорядкам проявляли крестьяне из отдаленных деревень. Полицейские силы в размере одного или двух стражников «при толпе в 50 – 100 и больше человек не в состоянии были предотвратить беспорядки и вовремя задерживать виновных на месте» [2, л. 203 об.]. Однако полиция контролировала ситуацию и не допустила массовых волнений, что позволило организованно провести мобилизацию. Чиновникам МВД пришлось по требованию начальника штаба минских военно-окружных управлений от 27 сентября 1914 г. оказывать военным властям помощь в задержании дезертиров или солдат, самовольно покинувших расположение частей [2, л. 417].
Таким образом, гражданская администрация, в первую очередь структуры МВД, сыграли важную роль в проведении мобилизационных мероприятий, а также в последующем обеспечении действий русской армии на территории Минской губернии в начальный период войны. Отнюдь не случайно в своих воспоминаниях В.И. Гурко отметил, что «мобилизация проходила весьма успешно и с такой быстротой, что было невозможно перехвалить армейские штабы и гражданскую администрацию, которые участвовали в ее проведении» [5, с. 18]. Чиновники полицейских управлений вели борьбу с разведкой противника, сохраняли порядок на промышленных объектах и железных дорогах в период мобилизации, организовывали прибытие призывников на сборные пункты, осуществляли информационно-психологическое противоборство против вражеской пропаганды и отслеживали настроения среди различных групп населения. Очевидно, что такой широкий перечень новых обязанностей возложенных на полицию в условиях военного времени означал значительное усложнение полицейской деятельности.
- Греков, Н.В. Русская контрразведка в 1905–1907 гг.: шпиономания и реальные проблемы / Н.В. Греков. – М.: МОНФ, 2000. – 355 с.
- Циркуляры минского губернатора начальникам полиции о проведении мероприятий в связи с введением в действие положения о подготовительном периоде к войне, о принятии мер к предупреждению волнений и забастовок // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд 295. – Оп. 1. – Д. 8591 б.
- Циркуляры губернатора и Департамента полиции // Национальный исторический архив Беларуси. – Фонд 295. – Оп. 1. – Д. 8592.
- Кафафов, К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. – 2005. – № 5. – С. 79–95.
- Гурко, В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917 / В. Гурко. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. – 399 с