Практика государственного строительства независимой Беларуси предполагает, теоретическую разработку ряда проблем, лежащих в основе ее государственности в настоящее время, а также определения отношения к определенным событиям прошлого. Полемика, развернувшаяся в СМИ и в научных кругах вокруг национальной идеи, национальной идеологии, касается только части этих проблем.
Однако здесь следует отметить, что прийти к какому-нибудь устраивающему всех результату в данных спорах невозможно. И виной всему не столько пресловутая амбивалентность при оценке тех или иных событий и личностей, сколько оценка исторических событий и личностей в разных системах координат и ценностных ориентиров.
Не приведя элементы данной системы к единому знаменателю не возможно их соотносить. Правда можно рассматриваться исследуемые явления в различных аспектах: политическим, историческом, правовом, социальном или психологическом. Но все это лишь грани явлений, а для того, чтобы оценить их полезность с позиций выживания на данном геополитическом пространстве необходим другой, более общий принцип: опасен не опасен, из которого вытекает подход - свой-чужой.
Указанный принцип может быть реализован только в рамках культурологического (цивилизационного) подхода, в котором под культурой понимается не сфера государственного управления творческой деятельностью, а способ выживания, порожденный (упрощенно) климатическими, пространственными и историческими факторами).
Условно говоря, в пространстве занимаемом сегодня Республикой Беларусь сосуществуют (взаимодействуют, то есть сотрудничают и конкурируют), хотя и не соразмерно, два способа выживания (две культуры). Одна из них принадлежит русскому миру, другая латинскому
В основе идеологии первой (опять же упрощенно) лежат догматы православия и письменность в знаковой форме кириллицы. В основе второй – нормы католицизма и латиница.
«Восточная Европа,– как считает Л. Мазун, - это «приливно-отливные земли» евразийского континентального пространства. Она отличается своей нестабильностью. Поэтому говорить о консолидированной Восточной Европе в геополитическом аспекте можно только гипотетически. Но культурологически – это, несомненно, регион, отличающийся от Западной Европы и от России. В период ВКЛ Беларусь принадлежала именно Восточной Европе. Западная Беларусь, в силу влияния католицизма в большей степени принадлежит Восточной Европе нежели остальной части Беларуси, весьма связанной с Россией» (1, 59).
И еще один важный постулат необходимо учитывать Фундамент культуры составляет вовсе не ее материальная часть, а ее идеология, которая чаще всего принимает конфессионально-религиозную форму.
В настоящее время острие борьбы процесса противодействия культур направлено, прежде всего, на разрушение этой основы. Поскольку с ее разрушением не восстанавливается и разрушенная материальная культура, тогда как с сохранением духовной матрицы культуры, материальная ее часть всегда имеет все шансы возродиться.
Поскольку большинство мировых культур названы по их идеологиям, то для единства подхода североамериканская и западноевропейская цивилизации должны рассматриваться как протестантская и католико-протестантская культуры.
С позиций методологии обеспечения выживания распад СССР принципиально не изменил ситуации в регионе Восточной Европы.
Исследователи конфликта, в частности Г. Хотинская (2, 64 ), считают, что принципиальные границы конфликтов и ранее возникали преимущественно между народами (носителями определенной культуры), а не между государствами. Такое состояние длилось до конца Первой мировой войны, затем конфликт народов уступил место конфликту идеологий. Этому способствовало, в частности, развитие средств коммуникаций, хотя их тогдашний уровень - количественный и качественный в сравнение не идет с нынешним.
В двадцать первом веке именно границы цивилизаций станут линией будущих столкновений и конфликтов, в том числе и государственных.
Существенный фактором, оказывающим влияние и на исследуемый регион, является глобальная перестройка старого мира, в котором отдельные национальные государства уже не играют той роли, что они играли в до- компьютерно-информационную эпоху. Идет формирование блоков государств или, как назвал их А. Зиновьев, - сверхгосударств на основе идеологии одной культуры (3, 278).
Выстраивание надгосударственных органов управления в военной, политической и экономической сферах в рамках определенных культур порождает необходимость препятствовать аналогичному процессу у своих геополитических конкурентов.
Определив систему культурологических ориентиров (координат) - возвращаемся к ситуации 1863 года, которая характеризовалась в России кризисом крепостного строя и революционной ситуацией. Положение усугубляется поражением в Крымской войне. Царское правительство, пытаясь найти выход из кризиса, идет на коренное преобразование общественно-экономической системы России. В 1861 году проводится крестьянская реформа, отменившая крепостное право. За ней следует серия буржуазных реформ 60-70 годов 19 века. В итоге преобразованная Россия вступает в период капитализма, который, совсем не похож на капитализм Западной Европы.
Однако реформирование, которое, по мнению просвещенных советников Александра Второго, должно было решить многие проблемы, на практике не могло ни привести к потере государственного управления и ослаблению государственного влияния как в центре России, так и на ее окраинах.
Революционное брожение затронуло не только окраины империи, но и ее внутренние провинции, в том числе и те, которые не вызывали беспокойства у власти.
Так даже в далекой и спокойной Вятке, как свидетельствуют российские историки, противники самодержавия приняли живейшее участие в революционном движении. «Вспыхнувшее в январе 1863 года польское восстание подтолкнуло его руководителей и часть русских организаций "Земли и воли" разработать план, который намечал поднять в Поволжье массовое крестьянское восстание с центром в Казани и путем соединения этого восстания с польско-литовским свергнуть самодержавие. Казанские и вятские землевольцы активно включились в осуществление плана восстания. Они вели пропаганду среди крестьян и молодежи, доставали оружие. "Казанский заговор" был раскрыт полицией, как и Польское восстание 1863 года подавлен»(4).
Польское восстание в постсоветские времена в Беларуси не называется польским, а информация о нем большинстве источников сводится к энциклопедическому по стилю тексту - «В 1863-1864 гг. в Польше, Беларуси и Литве вспыхнуло национально-освободительное восстание против царизма. На территории Беларуси восстанием руководил К. Калиновский. В своей деятельности он ориентировался на крестьян, выступал за передачу им всей земли, за самоопределение Беларуси и Литвы. В 1862-1863 гг. издавалась первая белорусская подпольная газета "Мужыцкая праўда". После подавления восстания в Беларуси был установлен режим исключительных законов, которые действовали до начала 20 века»(5).
Умеренные националисты называют данное событие национально-освободительным восстанием польского и белорусского дворянства. Действительно, если рассматривать социальный состав восставших, абсолютное большинство в нём составляла шляхта и их приближённые. Лишь только в Гродненской губернии - родине Калиновского, в восстании участвовало небольшое количество крестьян, не более 20% от всех "инсургентов". Но это были все те же приближенные или, так называемые, крестьяне-однодворцы, фактически шляхта, лишенная российской властью своих привилегий.
Какие цели ставили перед собой восставшие? Варшавская группировка - группа - "белые" хотела независимости Польши. Вильнюсский центр - "красные" добивался ещё и независимости Литвы-Беларуси не только от России, но и от Польши.
Две основные причины видят белорусские историки в поражении повстанцев: вышеуказанные разногласия и введение на территорию Северо-Западного края регулярных войск численностью до 180 тысяч.
Да, Россия действительно ввела дополнительный контингент, но сделано это было не для борьбы с повстанцами, а для того, чтобы сразу пресечь возможные поводы Просвещенной Европы для вторжения на данную территорию.
И основания к этому были.
Ведь был еще совсем свеж опыт не только военной компании в Крыму, но и опыт отражения десантов и бомбардировок, которым подвергались на территории России Гангут, Аландские острова и Бомарзунд, Гамле Карлебю, Экнес, Рунсала, Або, Свеаборг и Кронштадт на Балтике, Соловки, сожженный архангельский городок Кола и деревни поморов на Белом море, Петропавловск-на-Камчатке и устье Амура на Тихом океане, Одесса, Очаков и Кинбурн на Черном море, Бердянск, Геническ, Мариуполь, Ейск и Таганрог на Азове, Новороссийск и Анапа, Екатеринодар, Фанагория и Тамань, крепость Св. Николая, Ахалцих, Лапчхута, Зугдиди и Сухуми на Кавказе, наконец, Евпатория, Балаклава, Севастополь, Инкерман, Керчь и Еникале в Крыму.
Разумеется, если представлять Европу белой и пушистой, то введение военного контингента осуществлялось только для борьбы с инсургентами. Но это не так. Россия не хотела повторения попытки Европы реализовать план лорда Пальмерстона (1854), который он сам определял его как «прекрасный идеал войны».
Вот основные идеи этого плана: Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции, которая должна быть втянута в войну против России. Литва, Эстония, Курляндия и Лифляндия на Балтике уступаются Пруссии. Польское королевство восстанавливается как барьер между Германией и Россией, поглощая земли Белоруссии и Украины. Валахия, Молдавия, Бессарабия и устье Дуная передаются Австрии. Крым и Грузия отбираются у России и передаются Турции. Черкесия объявляется независимой или соединяется с султаном узами сюзеренитета.
Отчетливо видно, что по этому сценарию Россия должна была быть отрезана от Черного и Балтийского морей и фактически прижата к Уральскому хребту. [6, с. 447].
Однако вернемся к самому восстанию.
Могло ли оно победить? Нет. Ведь фактически это были группы «инсургентов», способные лишь на карательные, по нынешним критериям, террористические акции в отношении сторонников тогдашнего государственного устройства. И именно их малочисленность не позволила огромной, неповоротливой машине, даже не Российской империи, а «виленской» ее части справиться с ними в более короткие сроки.
Преувеличена и роль гениального «злодея-вешателя» виленского генерал-губернатора Муравьева, который «уничтожил восстание не только крайне жесткими мерами по отношению к его участникам, но и умелыми политическими действиями. Так, православному крестьянству восточной части "бунтовавших территорий" специально разосланные агитаторы внушали, что "паны-католики борются не только против законного государя, но и против крестьян-православных". "Паны хотят вернуть крепостное право", "уничтожить всех русских" и т. п… И агитация давала плоды. Доходило до того, что крестьяне, вооружённые косами и вилами, отлавливали "инсургентов" по лесам и болотам и выдавали их царским властям или творили самосуд! Часть земель восставших дворян власти конфисковывали... и раздавали крестьянам! Конечно, такие меры были намного эффективнее расстрелов, повешений и ссылок, также активно применявшихся»(7).
Хотя на подобные действия крестьян толкали не агитаторы, а реальная действительность в лице тех, кто, так же как и Муравьев, вешал и расстреливал не признававших их чиновников, крестьян и православных священников, что было лучшей агитацией против «инсургентов» и их вождей. Здесь достаточно вспомнить известный «афоризм» Калиновского, так любимый потом одним из его более поздних последователей - Ф. Дзержинским, о том, что «топор инсургента не должен останавливаться даже над колыбелькой шляхетского младенца»(8, 10).
Следует отметить, что и идеологическое обеспечение восстания, те семь номеров «Мужицкой правды», хотя и были формально обращены к мужику, но фактическим не могли быть им восприняты и не только потому, что текст ее был напечатан на латинице. Дело было в основном «аргументе» Калиновского - « я вычитал в старых книжках, что так когда-то бывало…» - это о «золотом веке» белорусов, который испортили своими действиями «москаль» и «немец».
Здесь можно зафиксировать проявления той же болезни, коей страдает часть интеллектуальной элиты Беларуси и в настоящее время.
Как известно в реальной жизни люди руководствуются не некими идеальными конструкциями общественного устройства, «вычитанными в старых книгах», а поступают в соответствии с субъективными мотивами. А сами мотивы – следствие совершенно конкретной системы социокультурных ценностей, которые прочно «сидят» в архетипе человеческого сознания, а может быть, в большей степени, подсознания, изменить которые по собственному усмотрению за всю историю человечества никому не удавалось.
И даже примеры «успешных» информационных компаний по «промыванию мозгов» большому количеству людей сегодня, строятся не на умозрительных конструкциях, создаваемых фантазиями интеллектуалов, а на манипулировании и игре с перечисленными выше мотивами.
Таким образом, по социальному и конфессиональному составу, по направленности террора действия Калиновского и его сподвижников имели цели, расходящиеся с основными закономерностями выживания на данном геополитическом пространстве.
Но Калиновский – историческая фигура, и все, что происходило с ним и вокруг него следует исследовать, причем исследовать с выявлением причинно-следственных связей, породивших и самого Калиновского и калиновщину. И делать это не только для объективной оценки прошлого, но и для адекватного ориентирования в настоящем.
В силу изложенного, К. Калиновский, как историческая фигура, может быть прототипом художественных образов в литературе и кинематографе, знаменем определенной части националистически ориентированной интеллигенции в политической борьбе, но личность, действия которой разрушали основы выживания большей части белорусского народа, не может быть национальным героем Беларуси.
Впрочем, культурологическая неразбериха с событиями 1863 года на Беларуси имеет более глубокие причины, чем национальные. Все бывшее пространство СССР еще не переболело болезнью «общечеловеческих ценностей». Белорусская интеллектуальная элита, - как полагает И. Чарота, - продолжает ориентироваться на такие понятия как «свобода», "права личности на самоопределение", "достижения культуры Запада", "прогресс", "авангард", рассматривая в то же время традиционно-православное не иначе как "тоталитарное'", "консервативное" и даже "антинациональное", "небелорусское"(9).
С такой культурологической «разрухой» в головах, прежде всего интеллектуальной элиты трудно рассчитывать на эффективность решения задач практического государственного строительства в Беларуси адекватно вызовам времени.
- Мазун Л. О национальной безопасности Беларуси // Безопасность: Информ. сб. / Фонд нац. и междунар. безопасности: Гл.ред Л.Шершнев. – 1997. – № 7-12. – С. 51 – 59
- Хотинская. Г. Межцивилизационные конфликты и культура// Безопасность: Информ. сб., Фонд нац. и междунар. безопасности: Гл. ред Л.Шершнев. – 1997. – № 1-2. - С. 61- 64
- Зиновьев А. Русский эксперимент. – М.: Наш дом, 1995. – С. 277-278
- Город во второй половине 19 века. http://www.opb.ru/guests/history/history4.html
- Хартия'97 // <http://www.charter97.org>
- История дипломатии. В 3 т. Т. 1. – М.: 1941.
- Фадеев А. О перспективах националистического движения в Белоруссии. - “Евразийский вестник”, 2000, №2. http://postman.ru/~zatulin/institute/sbornik/007/02.shtml
- Князев С. Вдохновение борьбы. Историко-биографические очерки о Ф.Э.Дзержинском. – Мн.: ИНБ РБ, 1997. – С. 10
- Чарота И. О национальном, государственном и святом // <http://www.voskres.ru/articles/char.htm>