| Первая часть |Вторая часть | Третья часть |
Религиозное соглашение, заключенное между частью иерархии Киевской митрополии Константинопольского патриархата и Апостольской столицей в Бресте в 1596 г., создало русскую католическую церковь восточного обряда. Научные споры о закономерности появления этого феномена ведутся давно. Аргументация сторонников соединения церквей в Польше простирается очень широко.
От утверждения, что это был прорыв к христианскому единству, до попыток соотнести идеологию униатства с традициями европейского гуманизма [42, с. 90, 91] и объяснить ее стремлением передовой части русского общества решить проблему религиозно-культурного и национального самоопределения русских подданных Речи Посполитой [43, с. 70]. В итоге ясно одно: историческая актуализация униатской идеи показала ее несостоятельность. Идеологи и творцы русского греко-католицизма возлагали на него большие надежды. Но уния не сумела справиться ни с одной из поставленной перед нею задач.
Она не смогла занять достойное устойчивое положение в обществе и поставить западно-русскую церковь в равное положение с польским римо-католицизмом. Уния не остановила духовно-культурный раскол средневекового русского общества в Белоруссии. Наоборот она довершила его, и в XVII – XVIII вв. предки современных белорусов через унию окончательно потеряли свою культурообразующую элиту. В итоге старобелорусский, как сейчас говорят, язык и культура белорусов оказались искусственно вытесненными в самый низ общества, в крепостную крестьянскую среду, на уровень фольклора. Здесь, конечно, они не могли нормально развиваться и достичь высокого уровня, что затормозило естественное развитие белорусского народа. Уния стала препятствием на пути достижения общественно-политической стабильности в Речи Посполитой и укрепления ее положения на международной арене. Более того, она послужила одной из причин гибели этого государства. Наконец, униатская церковь не сумела осуществить католическую миссию в Московской Руси и далее на Востоке, на что очень расчитывал Рим 1. Вся ее энергия оказалась израсходованной на расширение в пределах территории современных Украины и Белоруссии. Причем это расширение оказалось связано с такими эксцессами, которые в еще большей степени оттолкнули православных русскихот католицизма и укрепили среди них подозрительность и враждебность в отношении Рима. История унии изобилует драматическими и весьма поучительными для современных церковных и политических деятелей моментами. Одним из интереснейших ее периодов является конец XVIII и первая треть XIX вв. В это время униатская церковная община в результате гибели Польши оказалась разделенной между Российской и Австро-Венгерской империями. Здесь особый интерес представляет трагическая судьба российской части унии, воссоединенной с Православием на Полоцком соборе 1839 г.
Изучение униатской церкви в пределах России в конце XVIII начале XIX вв. привлекало многих историков. Исследования этого феномена со стороны российской исторической школы принадлежат М.О. Кояловичу, Г.Я. Киприановичу, А. Юрашкевичу, Ю.Ф. Крачковскому, И. Чистовичу, Е. Орловскому, П.О. Бобровскому, И. Шабатину и др. Среди польских авторов необходимо назвать серьезные работы Е. Ликовского, З. Добжиньского, М. Радвана. Из белорусских историков внимание на униатскую проблематику в этот период обратили архиепископ А. Мартос, С.В. Морозава, Е. Филатова, М. Носко. Общей характеристикой всех исследований униатской темы является качественная проработка источниковой базы и, одновременно, прямо противоположная интерпретация одних и тех же фактов и документов, что обуславливается религиозно-культурными вкусами авторов. Помимо этого, отсутствие рефлексии самих российских униатов, воссоединенных с Православием в 1839 г., привело к тому, что все историки изучали и изучают унию как внешние исследователи, препарирующие мертвое тело. Конфессиональная и культурная отчужденность авторов от изучаемого феномена, довлеющий над историками факт гибели унии имеют следствием то, что русский греко-католицизм изучается как религиозное в широком смысле, культурное, политическое и т.д. явление. При этом историческая наука не проявила достаточного внимания анализу проблем и перспектив униатской церкви в России в первой трети XIX в., т.е. непосредственно перед началом подготовки ее ликвидации. В чистом виде эта проблема, при всей ее очевидной значимости, никем не ставилась. Представляется, что выводы такого анализа могут существенно повлиять на оценки событий и роли исторических деятелей, связанных с уничтожением унии в Российской империи.
Хронологические рамки исследования охватывают период в 25 лет с 1803 по 1828 г. Нижняя граница – 1803 г. – время начала относительной стабилизации внутреннего и внешнего положения греко-католической церкви после потрясений, постигших ее на рубеже XVIII и XIX столетий. Верхняя граница – 1828 г. - связана с началом реформ в унии, имевших конкретную цель ее ликвидации.
Около 1772 г. католическая церковь восточного обряда в Речи Посполитой насчитывала 9452 прихода [1, s. 21], распределенных по 8-ми епархиям. В результате 3-х разделов Польши 1772-1795 гг. порядка 60% униатских приходов (от 5600 до 6052, точно неизвестно [1, s. 23]) оказались в пределах Российской империи. Количество униатов, ставших подданными России, определить трудно, но, исходя из сопоставления данных, собранных разными историками, вероятно, оно составляло от 5 до 6 миллионов человек. В новых общественно-политических условиях, когда уния лишилась поддержки польской католической власти, а Православие, наоборот, приобрело государственное покровительство, греко-католическая церковь стала беззащитной перед лицом внешних воздействий. Теперь вопрос ее дальнейшего существования был тесно связан с ее внутренними силами. События конца XVIII начала XIX вв. показали, что завоеванные унией в Речи Посполитой позиции были очень слабыми. За три десятилетия с 1772 по 1803 г. унию в пользу как Православия, так чистого католичества оставили миллионы верующих и тысячи священнослужителей 2. В итоге к 1807 г. эта церковь в пределах Российской империи представляла собой относительно небольшую общину. Она насчитывала от 1425599 [1, s. 68] до 1538890 верующих [1, s. 70]. Число приходов достигало 1436, с 1809 г. распределенных по 4-м епархиям. Духовенство состояло из 1735 приходских и 738 безместных священников. Униатское монашество, объединенное уставом св. Василия Великого и отсюда получившее наименование ордена базилиан (иначе василиан), было организовано по образцу католических монашеских орденов и разделено на три провинции: Литовская, Белорусская и Русская. В 1801 г. орден в России состоял из 722 членов и располагал 85 монастырями [1, s. 76]. Компактно униаты проживали на Севере и Северо-Западе Белоруссии в пределах современных Гродненской, Витебской, части Брестской и Минской областей. На Украинских территориях, где к 1803 г. в унии осталось 176 приходов, 195 приходских священников и 94977 верующих [1, s. 29, 72], они жили небольшими разрозненными группами, разбросанными на огромных пространствах. Украинские униаты составляли незначительную часть от общего количества русских греко-католиков. Поэтому главные события, повлиявшие на судьбу унии в России, разворачивались на Белорусских землях.
В описываемый период униатская церковь сохранила митрополитальное устройство и твердую епископальную структуру [1, s. 36]. Высшее административное церковное управление католиков восточного обряда было объединено с высшим управлением латинской церкви. С 1805 г. оно сосредотачивалось во 2-м департаменте римско-католической духовной коллегии, где с 1806 г. председательствовал униатский митрополит. К XVIII ст.уния утратила автономность, которая декларировалась изначально. Поэтому полноправным главой этой церкви в начале XIX в. был уже не митрополит, но сам римский папа. Компетенция митрополита оставалась достаточно широкой, но в целом он оказался низведенным до положения только старшего среди епископов. В 1801 г. русским правительством была восстановлена независимость управления базилиан от униатской иерархии, существовавшая до 1795 г. В результате руководство униатского монашества могло проводить собственный церковно-политический курс, что вносило в систему высшего управления унии большую долю неопределенности. Это понижало управляемость церкви, производило беспорядок в делопроизводстве и задержки при осуществлении необходимых мероприятий.
На уровне епархиальных управлений в унии не было единообразия. По аналогии с католической церковью латинского обряда в греко-католических епархиях существовал институт епархиальных капитулов. Они исполняли роль совещательных, надзирающих за жизнью церкви и исполнительных органов управления, призванных помогать архиереям. Капитулы в унии не были обязательным и одинаково структуированным учреждением. Они существовали в Брестской, Полоцкой и Луцкой епархиях и существенно различались по своему внутреннему устройству, полноте делегированных полномочий и средствам содержания. Наиболее крепкой организацией и авторитетом членов выделялся Брестский капитул, который в силу этих обстоятельств сыграл в унии большую роль. В Вильно капитул никогда не был создан. Тяжесть административная работы здесь лежала на консистории, а обязанности помощи епископу в делах непосредственного управления осуществлял представитель Брестского капитула.
В сфере канонического права в униатской церкви царил хаос. Здесь использовались законоположения свойственные как римской, так и греческой церкви, которые далеко не соответствовали современным нуждам и часто противоречили друг другу. И. Семашко свидетельствовал в 1828 г.: «Мы, униаты, совершенно не знаем законоположения нашей церкви, хотя в Луцкой и, сколько мне известно, Полоцкой консистории имеется кормчая книга; но она лежит без всякого употребления, и как во всех униатских консисториях, так и 2-м деп. коллегии руководствуются канонического права разными сочинениями» [2, с. 487]. Такое положение негативно отражалось на управлении униатской церкви и, особенно, на церковном судопроизводстве, открывая широкие возможности для злоупотреблений [2, с. 12-13]. Примером тому был процесс по дискредитации и отрешению от кафедры Полоцкого архиепископа И. Красовского.
В униатской богослужебной практике в начале XIX в. также не было порядка. Она характеризовалась синкретическим соединением православных и латинских обрядов. Существовало большое количество разных униатских изданий богослужебной литературы, в которых в зависимости от времени публикации и воззрений авторов соотношение латинских и православных элементов варьировалось в широком диапазоне. Священники пользовались всем этим разнообразием согласно личным вкусам. «Всякий у нас частный человек, - обращаясь в Рим в 1786 г. писал И. Лисовский, - по своему произволу прибавляет что-нибудь или переменяет; нет правила, которому бы все подчинялись. Сколько новых изданий служебников, столько видоизменений обрядов. Это даже вошло в пословицу у народа, который говорит: «что священник, то новый обряд»» [3, с. LIV; ср. 4, с. 34]. Такое положение вещей в унии сохранялось вплоть до 1834 г., когда в униатский литургический обиход была введена православная богослужебная литература.
В области духовного образования в русском греко-католицизме сложилась странная ситуация. Хорошую подготовку получали базилианские монахи, которые создали для себя широкую сеть школ с качественным начальным богословским образованием [5, с. 73-74]. Помимо того, они имели возможность посылать своих членов в заграничные католические учебные заведения. В то же время образование светского приходского клира находилось в плачевном состоянии. В начале XIX в. существовали несколько униатских семинарий: Лавришевская, Сверженская, Жидиченская и Полоцкая. Ни по учебным планам, ни по уровню преподавания, ни по количеству учащихся и качеству их воспитания они, за исключением Полоцкой, не соответствовали нуждам церкви [5, с. 173; 6, с. 99]. Большинство рядового униатского священства либо получало домашнее образование, либо училось в начальных монастырских школах или светских гимназиях. Там не изучались ни богословие, ни литургика [7, с. 28]. Фактическое отсутствие нормальной системы богословской подготовки привело к тому, что в 30-е годы XIX ст. в обширной Белорусской епархии среди белого духовенства 81% не имел среднего образования [8 с. 46]. Вместе с тем, с 1803 г. начало действовать униатское отделение в католической Главной семинарии при Виленском университете, которое давало студентам богословам качественное высшее образование. Выпускники этой замечательной во многих отношениях духовной школы сыграли в судьбе унии в России огромную роль.
Материальное состояние греко-католической церкви нельзя назвать удовлетворительным. Она обладала довольно большими фундушевыми средствами. Но они использовались неэффективно и были крайне неравномерно распределены. В основном финансы были сосредоточены в руках базилиан [5, с. 125-127], которые распоряжались ими в интересах орденских учреждений и монастырей, но не в интересах всей церкви. В итоге бюджеты общецерковных униатских институтов были весьма скудными, а большинство храмов находилось в убогом состоянии. Хорошо материально обеспеченным было только монашество и узкий круг белого духовенства: члены корпорации начальствующего клира и преподаватели семинарий. Из приходского духовенства состоятельными были очень немногие и в исторической литературе сложился твердый стереотип о крайней бедности этого духовенства [7, с. 33-35; срав. 11, с. 27]. Униатские священники существовали за счет платы за требоисполнение и церковных или личных земельных участков, в некоторых случаях с небольшим количеством крестьян. Во многих приходах священники получали материальную помощь от местных польских помещиков. Надо сказать, что в основной массе, невзирая на скудность быта, униатские священники были крепкими хозяевами [9, с. 181-197; 10, с. 102].
Из этого краткого обзора видно, что уния в описываемый период в жизненно важных областях испытывала большие проблемы. Но, конечно, это не была неизлечимая болезнь. Подобные нестроения достаточно легко устраняются реформированием. Надежды здесь основывались на том, что православное наступление и латинский прозелитизм нанесли униатской церкви страшный по силе, но не смертельный удар. Она не была уничтожена, и, более того, пережитые потрясения очистили ее от нетвердых элементов. Все это предоставляло греко-католичеству исторический шанс продолжить существование. Его выживание зависело от: 1) верности паствы; 2) стремления иерархии и духовенства защитить и сохранить свое вероисповедание.
Верность паствы является фундаментом существования любого религиозного общества. Оно основывается на твердой уверенности людей в спасительности пути, предлагаемого той церковью членами которой они являются. Преданность паствы униатской церкви могла основываться исключительно на уверенности верующих в религиозной правде унии. Сама по себе идея объединения христиан Востока и Запада посредством заключения церковного союза является сложной и дискурсивной богословской системой. Ее восприятие напрямую связано с высоким уровнем знания истин христианской веры и церковной истории, широтой теологического мышления, культурным плюрализмом и, самое главное, с определенным особым направлением богословского чувствования. Все это не может быть доступно широким массам верующих, в основном живущих минимумом религиозных знаний и освященной временем церковной традицией. Поэтому униатская идея принадлежит немногочисленным маргиналам от духовной жизни и ее пропаганда в чистом виде, хотя и является единственным средством приобрести верных последователей, но не может иметь большого успеха. Бесплодность Ферраро-Флорентийкого церковного соглашения 1439 г. на православном Востоке является лучшим тому подтверждением. Отсюда далеко не случайным представляется то, что распространение унии в Речи Посполитой было связано не с проповедью народу идеи христианского единства [12, с. 210], но носило государственно-правовой и церковно-практический характер. Единственное в чем униаты убеждали людей – было принадлежащее митрополиту И. Потею утверждение, что западно-русская церковь изначально имела тесные связи с Римом и подчинялась ему после Флорентийского собора. В подтверждение этого приводилось послание Киевского митрополита Мисаила папе Сиксту IV, датированное 1476 г. [13, с. 185-186; ср. 40; 41]. По меткому замечанию К.С. Сербиновича: «Папа в данной первым Униатским епископам булле изъяснил: «Наконец через 150 лет (после Флорентийского собора) возвращаетесь вы, о епископы Российские, к каменю веры…» и проч. Собственное тогдашнее признание Рима, что Русь от него до 1596 г. не зависела, важнее всех нынешних противных тому догадок» [14, л. 7]. Тем не менее, И. Потей нашел простой и достаточно эффективный пропагандистский прием, который хорошо работал в первые десятилетия существования унии. Но с развитием церкви восточного обряда такая проповедь обращалась против нее. В сознании верующих возникало большое противоречие. Если уния с Апостольской столицей существовала издавна и при этом западно-русская церковь свободно хранила православное учение и, что главное для простых верующих, православное славянское богослужение, то для униатов вполне логичным было бы неуклонно хранить это древнее наследие предков, ограничиваясь только послушанием римскому первосвященнику. В результате по мере эволюции русского греко-католицизма в сторону римской литургической практики у простых униатов – и мирян и наиболее близкого к ним низшего приходского духовенства – оставалась память о своей церковной старине как спасительной святыне. Это закрывало их религиозное мироощущение от внешних воздействий и выливалось в упорное стремление народа держаться остатков Кирилло-Мефодиевской традиции. В итоге уния за два века своего существование так до конца и не сумела превратить белорусов в настоящих католиков. Это, правда, со ссылкой на классиков Марксизма-Ленинизма признают даже современные апологеты унии. «Факт захавання пад уніяцкай абалонкай праваслаўнай веры, - пишет С.В. Морозова, - адзначаны Ф. Энгельсам і пацверджаны шматлікімі крыніцамі» [15, с. 84]. Констатация такого религиозного состояния униатской паствы не объясняет большие потери унии на переломе XVIII и XIX вв. в пользу латинского обряда и особенно то, что многие униаты после соединения с Православной Церковью затем, минуя унию, ушли в чистое католичество. Здесь, во-первых, надо сказать, что длительное существование унии в большой степени разрушило у людей ментальные препятствия для перехода в другую веру. Во-вторых, не стоит забывать, что изменение конфессиональной принадлежности в Белоруссии было тесно связано с переменой этнической самоидентификации и повышением социального статуса. Хорошо известно, что российская власть в то время не устранила фактор религиозного, культурного и экономического доминирования польского элемента в крае. Сверх того, в царствования Павла I и Александра I это доминирование только возросло и, наверное, для многих тогда уже казалось незыблемым. По-видимому, это заставило большую часть белорусов-униатов совершить акт не только религиозного, но и глубокого этнического ренегатства, в котором они надеялись найти выход из своего жалкого приниженного положения [16, с. 570]. Во всяком случае, утрата по вине унии белорусским народом значительной своей части явилась для него большой исторической трагедией.
1. О.Пирлинг так описывает униональные планы Ватикана относительно восточного славянства в XVI в.: «Следует проникнуть в самое сердце славянского мира. Фактом является то, что несколько русских провинций находятся под польским господством. Их жители родственны московитам; у них та же кровь, та же вера, тот же язык, но политическое будущее связано с судьбой Польши. Эти соотечественники имеют контакты с двумя славянскими центрами: католическая церковь может легко рапространить свое влияние среди них: как только они выйдут из схизмы и обретут истинную веру, силою обстоятельств они станут апостолами новой веры для московитов и через посредство последних будут найдены контакты с татарами Казани и Астрахани, горными народами Кавказа и мусульманами Азии» [44, с. 186]. Т.о. русская уния в Польско-Литовском государстве должна была стать примером и моделью русского католичества и предоставить Риму массу единоплеменных русским Московского государства латинских миссионеров. Вернуться к тексту
2. В 1794 – 95 гг., после разрешения Екатериной II униатам свободно переходить в Православие соединенную церковь оставили от 1572000 [35, с. 331] до 2000000 человек [36, с. 652] (П.Д. Брянцев утверждает, что в Православие при Екатерине перешло 3 000 000 человек [37, с. 584; ср. 38, С.828. Здесь приводятся несколько иные данные: к концу царствования Екатерины II присоединившихся к Православию было до 2 000 000 чел.]). Результаты поражения унии в конце XVIII ст. были впечатляющими. Православному духовенству и императрице Екатерине, несмотря на многие затруднения, полная ликвидация унии в России казалась уже делом достаточно близким. В этих видах русское правительство пересмотрело административно-территориальное деление соединенной церкви, оставив в ней только одну епархию - Полоцкую. Возглавляемая архиепископом И.Лисовским, эта епархия простиралась от Киева до Каменец-Подольска на Юге и по Гродно, Курляндию, Вильно и Полоцк на Севере. Она включала в себя от 2500000 [1, s. 34] до 3000000 [39, с. 5] верующих. Торжество православия над унией заставило встревожиться и обратиться к активным действиям польских панов и католическое духовенство. После смерти в 1796 г. Екатерины II они, пользуясь непоследовательностью политики Петербурга в Западных областях империи, развернули мощную кампанию по переводу униатов в чистое латинство. Точные цифры неизвестны, но, сопоставляя приведенную выше численность униатов в епархии И.Лисовского с официальным количеством последователей унии к 1807 г., составлявших примерно 1500000 человек, можно сделать вывод, что в 1796 – 1805 гг. русская уния в пользу польского костела потеряла от 1000000 до 1500000 верующих. Эрозия унии в пользу латинства продолжалась и далее. По косвенным подсчетам П.О.Бобровского с 1805 по 1828 г. уния лишилась еще не менее 200000 пасомых [5, с. 163-164]. В итоге можно сделать вывод – соединенная церковь на рубеже XVIII и XIX вв. представляла собой беспомощное тело, от которого с одной стороны отрывал куски Двуглавый орел, а с другой Белый. Причем миссионерские победы над унией и того и другого в порядке цифр, в принципе, сопоставимы. Вернуться к тексту
Литература
1. Marian Radwan. Carat wobec kosciola greckokatolickiego w zaborze Rosyjskim 1796 – 1839. Roma-Lublin. Polski instytut kultury chrzescijanskiej, 2001. - 504 s.
2. Записки Иосифа митрополита Литовского, изданные Императорскою Академиею Наук по завещанию автора: Т. 1-3, - СПб.: тип. имп. А.Н., 1883. - Т.1. – 745 с.
3. Акты издаваемые Виленскою Археографическою комиссиею. Т. XVI. Документы, относящиеся к истории церковной унии в России. – Вильна: тип. А.Г.Сыркина, 1889. – 704 с.
4. Киприанович, Г.Я. Жизнь Иосифа Семашки, митрополита Литовского и Виленского и воссоединение западно-русских униатов с православною церковию в 1839 г. / Г.Я. Киприанович. - изд. 2-е испр. и доп. – Вильна: тип. И.Блюмовича, 1897. - 613 с.: 3 вкл. л. портр.
5. Бобровский, П.О. Русская Греко-Униатская церковь в царствование императора Александра I. Историческое исследование по архивным документам П.О. Бобровского. С приложением алфавитных указателей имен и предметов / П.О. Бобровский. – СПб.: тип. В.С.Балашева, 1890. – 394 с.
6. Извеков, Н.Д. Исторический очерк состояния православной церкви в Литовской епархии за время с 1839–1889 г. / Н.Д. Извеков. – М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1899. – 522 с.
7. Шавельский, Г. Последнее возсоединение с православною церковию униатов Белорусской епархии (1833–1839 гг.) / Г. Шавельский. – СПб.: тип. «Сельского вестника», 1910. – 380 с.
8. Носко, М. Униатская церковь в начале XIX века и подготовка к воссоединению с Православием: Дисс…канд. Богословия: 2000 / М. Носко. - Московский Патриархат, Белорусская Православная Церковь, Минская Духовная Академия им. Свт. Кирилла Туровского, каф. Церковной Истории. Жировичи, 2000. – 158 с.
9. Янковский, П. Записки сельского священника / П. Янковский. – Мн.: Свято-Петро-Павловский собор, 2004. – 380 с.: илл.
10. Записки Иосифа митрополита Литовского, изданные Императорскою Академиею Наук по завещанию автора: Т. 1-3, - СПб.: тип. имп. А.Н., 1883. - Т.2. – 786 с.: 1 л. портр.
11. Римский, С.В. Конфессиональная политика России в Западном крае и Прибалтике XIX столетия / С.В. Римский // Вопросы истории. - 1998. - №3. - С. 25-44.
12. Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. – Репринт / А. Мартос. – Мн.: Белорусский Экзархат Русской Православной Церкви, 1990. – 299 с. – Репр. изд.: Буэнос-Айрес. Аргентина, 1966.
13. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви / М. Булгаков. - Кн. VI, Период самостоятельности Русской Церкви (1589 – 1881) // Патриаршество в России (1589 – 1720) // Отд. 1. Патриаршество Московское и всея Великия России и Западнорусская митрополия (1589 – 1654). – М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. – 799 с.
14. Российский государственный исторический архив в Петербурге. Фонд 1661. - Оп. 1. - Д. 427. Записка Сербиновича К.С. с оценкой статей о воссоединении униатов во французской прессе с приложением номеров «Journal des debats» от 23 ноября 1845 г., от 26 января, 23 и 25 апреля 1846 и «Le Siecle» от 15 октября 1845 г.
15. Марозава, С.В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596-1839 гады) / С.В.Марозава; Пад навук. рэд. У.М.Конана. – Гродна, Гр.ДУ, 2001. – 352 с.
16. Назимов, В.И. Очерк из новейшей летописи северо-западной России / В.И. Назимов. Составил А.С. Павлов // Русская старина. – 1885. - Т. XLV, январь-февраь-март. – С. 555 – 580.
Кандидат богословия протоиерей Александр Романчук
| Первая часть |Вторая часть | Третья часть |