«Псковское вече» (В. М. Васнецов)

«Всих нас старей отець твои, но с нами не умееть жити»

В настоящей статье будет рассматриваться проблема соотношения княжеской власти и нормы в домонгольский период. Однако при этом оговоримся, что мы почти не затрагиваем Галич в силу особой специфики местных условий, нигде более на Руси не встречавшихся, и Новгород с 1136 г., когда бояре при участии веча закрепили порядок, при котором они по своему усмотрению приглашали и изгоняли князей. (Дата, разумеется, очень условная, поскольку, процесс формирования т.н. боярской республики начался до 1136 г. и закончился позже).

Верховная власть принадлежала князю¹ и имела сакрализо-ванный (благодаря концепции Божьего и церковного благословения на княжение), но не сакральный характер. Если применительно к X в. летописи сообщают о князьях, не принадлежавших к династии Рюриковичей² (Мал у древлян, Рогволод в Полоцке), то в дальнейшем упоминаются исключительно Рюриковичи (хотя у вятичей, окончательно подчинённых лишь к середине XII в., были собственные правители), о них и пойдёт речь.

И в дохристианские, и особенно в христианские времена правитель не считался непогрешимым и не должен был обязательно рассматриваться как человек, намного превосходящий своих подданных способностями и достоинствами: его нормативно и открыто считали просто человеком, который вполне мог быть не чужд обычных человеческих слабостей. Ни этикет, ни сам князь не требовали от подданного отказываться от всякой критики в его адрес.

Каковы же были представления об идеальном князе? Его образ довольно чётко вырисовывается в «Поучении Мономаха». Настоящий князь должен заботиться об «убогьгх», о вдовах и сиротах, не давая «силным погубити человека»; «при старых молчати, премудрых слушати»³; не убивать «ни права, ни крива»⁴; блюсти крестное целование, кому бы оно ни было принесено⁵; чтить гостя; не доверять всё управление тиунам и отрокам, во всё вникать самому; то же и на войне, где князь не должен полагаться на одних воевод⁶; не следует ему предаваться обжорству, пьянству, блуду, слишком долгому сну; нужно любить свою жену, но не позволять ей руководить собой; и, конечно же, чтить Бога и церковь⁷.

Владимиру Мономаху вторит и Даниил Заточник: «Ты, кня-же, не въздержи злата, ни сребра, но раздавай людем»⁸; «Князь щедр отець есть слугам многиим»; «Не лиши хлеба нища мудра, ни вознесе до облак богат несмыслена»⁹.

Отсюда следует, каким представлялся современникам недостойный князь: ленивый, сластолюбивый, не блюдущий соглашений, не чтящий старших, не заботящийся о подданных, слишком доверяющий тиунам и отрокам, скупой и т.д.¹⁰ Причём, действительность давала больше примеров поведения князей, вопиющим образом не соответствовавшего идеалу. Каким же образом реагировали современники на их действия, противоречившие нормативным представлениям? И кто из них вообще мог высказывать критические суждения?

Прежде всего, сами Рюриковичи. Следует напомнить, что с IX по XIII в. заметно изменились социально-политические условия. Во второй трети XII в. наступает период политической раздробленности - киевский князь de facto окончательно перестал признаваться главным среди Рюриковичей. Одной из причин этого являлось многократное увеличение числа последних. Поначалу со смертью киевского князя начиналась междоусобица, кончавшаяся истреблением всех или почти всех сыновей покойного правителя: из трёх сыновей Святослава Игоревича уцелел лишь Владимир, из отпрысков Владимира - Ярослав, Мстислав и Судислав, причём первый и второй после распри поделили владения по Днепру, а Судислав, в конце концов, оказался под арестом у Ярослава. Впервые передача киевского стола произошла лишь после кончины Ярослава. Последний во избежание усобиц узаконил нарождавшийся порядок передачи киевского стола не по наследству (т.е. от отца к сыну, по «отчине»), а по старшинству (от брата к брату). Это позволяло, по крайней мере, старшим сыновьям князя побывать на киевском троне¹¹. Хотя, это и не решало вопроса о старейшинстве после смерти Ярославичей. Данный вопрос их сыновьям пришлось уже решать самим¹², не говоря уже об их отношениях с кузенами и племянниками, очень скоро приведших к новым распрям¹³. В XII в. сыновья киевских князей не раз претендовали на главный стол Руси, не считаясь с правами дядьёв. При этом каждый, в зависимости от собственного положения, ссылался либо на старшинство, либо на отчинные права. Так что говорить о принципиальной позиции здесь не приходится. Более того, если в XI в. те князья, у которых отцы не княжили в Киеве, не могли уже претендовать на него, то в XII в. ситуация изменилась: Ольговичи, чей родоначальник Олег Святославич в Киеве не княжил, активно и успешно вели борьбу за «матерь городов русских». То же делали и племянники Олега, Давыдовичи, также не имевшие отчинных прав на Киев. Один из них, Изяслав, не раз «садился» там. Наиболее ярко ситуацию, сложившуюся к концу XII в., отражает заявление черниговских Ольговичей Всеволоду Большое Гнездо, который считал «матерь городов русских» отчиной одних лишь Мономаховичей¹⁴: «Мы есмы не угре, не ляхове, но единаго деда (Ярослава Мудрого. - А. К.) есмы внуци. При вашем животе не игцемь его (Киева. - А. К.), ажь по вас кому Бог дасть»¹⁵. Ни о каком порядке передачи киевского престола, как видим, речи не идёт, всё зависит от расклада сил¹⁶. Неудивительно, что едва ли не девять десятых того, что мы знаем об этих временах, по замечанию А.П. Толочко, - это повествования о княжеских распрях, которые были неотъемлемой чертой тогдашней политики¹⁷. «"Усобипа" до того въелась в быт, что слово это стало обозначать всякую войну, в том числе и с "погаными"»¹⁸.

Нестабильной была ситуация и во Владимирском княжестве. Усобицы происходили после смерти князя между наследниками Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, Ярослава Всеволодовича. В то же время, относительно чётко был отработан механизм передачи престола по старшинству у черниговских Ольговичей¹⁹, что, кстати, серьёзно облегчало им борьбу за Киев.

Поводов для недовольства друг другом у князей было более чем достаточно. Одни возмущались нарушением их права старшинства, другие считали себя обойдёнными при наделении волостями, третьи заступались за родственников. Разумеется, наиболее действенным средством решения споров, при наличии необходимых сил и уверенности в них, князья считали Божий суд, как тогда называли войну²⁰. При этом, убийство самих князей и вообще физическое насилие над ними, иначе как в бою, со 2-й трети XI в. считалось недопустимым. Когда в 1097 г. Святополк Изяславич и Давыд Игоревич ослепили Ва-силько Теребовльского²¹ из желания захватить его земли, враждовавшие до той поры Владимир Мономах и Олег Святославич (а также брат Олега Давыд) объединились и потребовали наказания виновных, заявив, что «оже верже [н] в ны ножь», ибо «сего не было в роде нашем», «ни при дедех наших, ни при отцах». В результате трёхлетней усобицы Давыду, на которого свалили всю ответственность, пришлось признать своё поражение. Князья не допустили его на общий ковёр во время съезда («снема») в Уветичах и лишили княжения во Владимире-Волынском, дав взамен ему несколько менее значительных городов и 400 гривен²². Но речи об убийстве Давыда, или его ослеплении по принципу талиона не шло. Как позднее скажет Святослав Всеволодович, «ряд наш таков есть: оже ся князь извинить, то в волость, а моужь оу головоу»²³. И «муж» не всегда отвечал головой, князь же этого не должен был делать по представлениям Рюриковичей в любом случае (за исключением битвы). Лишение какой-либо волости, т.е. понижение статуса князя, считалось вполне достаточным наказанием²⁴.

Естественно, не раз звучали из уст Рюриковичей взаимные упрёки. Так, сын Владимира Мономаха Вячеслав говорил в 1151 г. своему брату Юрию Долгорукому, претендовавшему на киевский престол в обход его, Вячеслава, прав как старшего из Мономаховичей: «Аз уже бородат, а ты ся еси родил»²⁵. Их брат Андрей, когда Всеволод Ольгович в 1139 г. потребовал, чтобы тот убирался в Курск из отчего Переяславля, ответил: «Леплее (лучше. - А. К.) ми того смерть, а с своею дружиною на своей вотчине и на дедне взяти, нежели Курской княженье... А жив не иду из своее волости»²⁶. Любопытно, что когда попытка выгнать Андрея из Переяславля силой провалилась, князья договорились о мире, которое Всеволод должен был утвердить на следующий день, но в ночь перед этим в городе произошёл пожар «не от ратных»²⁷. Последний мог захватить беззащитный Переяславль, но «исполнився страха Божия и не посла к городу никого же», а потом принёс крестное целование Андрею²⁸. Можно, конечно, счесть, что на деле это был тонкий политический ход. Но тонкость его в том и состояла, что Всеволод решил не примитивно взять то, что «плохо лежит», а действовать в соответствии с самыми высокими нормами - ведь Божий суд (т.е. сражение) решился не в его пользу, захват же сгоревшего города выглядел бы заурядным разбоем, а сам он - «яко тать в ночи».

В 1155 г. Юрий Долгорукий заявил севшему в Киеве Изяславу Давыдовичу, чей отец там не княжил: «Мне отчина Кыев, а не то-бе»²⁹. Не менее афористично выразился и Олег Святославич, который во время распри в 1096 г. потребовал от Изяслава, сына Мономаха, чтобы тот покинул Муром, ни ему, не его отцу не принадлежавший: последний «мя выгнал из города отца моего (Чернигова. - А. К.), а ты ли ми зде хлеба моего же не хощеши да-ти». Летописец не без сочувствия пишет, что Изяслав «надеяся на множьство вой, Олег же надеяся на правду [свою]»³⁰. Впоследствии Владимир Мономах признавал неправильность поведения сына (см. ниже). Однако, он упрекал и Олега, который, разгромив Изяслава и убив его в бою, пошёл на Ростов, который ему не принадлежал³¹. Другой сын Владимира, Мстислав (позднее прозванный Великим), также указал дяде, захватившему Суздаль, к его владениям не относившийся: «Иди ис Суждаля Мурому, а в чюжеи волости не седи»³².

Таким образом, покушение на волость, не принадлежавшую ни самому князю, ни его предкам, в принципе осуждалось, но не во всех случаях - в 1127 г. сын и преемник Владимира Мономаха киевский князь Мстислав Великий захватил Полоцк, который обособился от Киева ещё во времена Владимира Святославича. И хотя летописец помнит об этом, он никак не осуждает Мстислава³³. Очевидно, в его глазах - это последний «самовластец» Русской земли, который лишь осуществлял свои права над нею.

Любопытна ситуация 1174 г., когда на киевский престол сел Ярослав Изяславич Луцкий, у которого было соглашение с черниговским князем Святославом Всеволодовичем: тот из них, кто завладеет Киевом, должен наделить другого несколькими городами Киевской земли. Святослав ехидно напомнил о договоре Ярославу: «Ныне же ты сел еси, право ли, криво ли, надели же мене»³⁴. Вряд ли речь всерьёз шла о сомнениях в династических правах последнего на киевский стол³⁵, ибо там княжил его отец Изяслав Мстиславич -Святослав иронизировал над тем, что Ярослав, поначалу державший сторону Ольговичей, переметнулся затем к Ростиславичам и благодаря их поддержке сел в Киеве³⁶. Но звучали слова Святослава именно как насмешка над правами Ярослава, которые к тому же интересовали его лишь постольку, поскольку могли быть выгодны для него самого. Однако речь шла не о династических правах, а о том, достоен ли не в меру ловкий Ярослав сидеть в Киеве.

Важнейшее влияние на действия князей оказывали бояре, а в более широком смысле - дружина³⁷. Её влияние³⁸ подтверждается бесчисленными упоминаниями летописей о том, что князья принимали решения, «сдумавше» с боярами, или всею дружиной³⁹. Это налагало на последних серьёзную ответственность: «Князь не сам впадает в вещь (ошибку. - А. К.), но думци вводять», - утверждает Даниил Заточник⁴⁰. Олег Святославич отказывается ехать в Киев для заключения договора со Святополком Киевским и Владимиром Мономахом, «послушав злых светник»⁴¹. На бояр Давыда Игоревича Лазаря и Василя возлагается вина за ослепление Ва-силько Теребовльского: «Ти бо суть намолвили Давыда»⁴². Подобные примеры можно умножить. При этом, если князь советовался лишь с узким кругом (обычно с более молодыми дружинниками)⁴³, это оценивалось отрицательно⁴⁴. Так, автор ПВЛ с горечью пишет о том, что в конце жизни в целом симпатичный ему Всеволод Ярославич «нача любити смысл уных»⁴⁵; Святополк Изяславич, «не здумав с болшею дружиною отнею», принял неверное решение о войне с половцами⁴⁶; Владимир Мономах, объясняя, почему его сын Изяслав не захотел вернуть Олегу Муром (см. выше), пишет: «Научиша бо и паропци»⁴⁷. Святослав Всеволодович, «сдумав» только с княгиней и милостником своим Коч-карём, атаковал Рюрика и Давыда Ростиславичей и потерпел поражение⁴⁸. Отсюда, кстати, следует, как отмечал В.О. Ключевский, что «совещание с боярами было не политическим правом бояр или обязанностью князя, а практическим удобством для обеих сторон, не условием взаимного уговора, а средством его исполнения»⁴⁹.

Что же могли сделать дружинники⁵⁰, если были недовольны князем? Самый радикальный из дозволенных методов выражения недовольства - отъезд на службу к другому князю. Такое право в дошедших до нашего времени княжеских договорах прямо не оговаривается⁵¹. Вероятно, в силу его самоочевидности. Специальное же упоминание последнего в документах более позднего времени свидетельствует о начавшемся его ограничении⁵². О ростовском князе Василько Константиновиче, попавшем в плен к монголам в битве на Сити в марте 1238 г. и убитом ими, сказано, что «от бояр, кто ему служил и хлеб его ел... тот никакож у иного князя можаше быти за любовь его»⁵³, а стало быть, мог уйти, хотя этим правом и не воспользовался⁵⁴. Боярин Шварн служил Изя-славу Мстиславичу, Изяславу Давыдовичу, а затем Ростиславу Мстиславичу или Глебу Юрьевичу⁵⁵. Боярин Жирослав Иванко-вич побывал на службе и у Вячеслава Владимировича, и его племянника Глеба Юрьевича, и Святослава Ольговича, и даже по-садничал в Новгороде⁵⁶. Разумеется, переходы от одного князя к другому могли быть вызваны разными причинами, и нет сведений, чтобы какой-то боярин покинул в те времена князя в знак протеста против нарушения тем каких-либо норм. Другое дело, что такие мотивы могли подразумеваться, когда дружинники, решали оставить его (чаще всего коллективно), и это побуждало князей к гибкости⁵⁷. В то же время за осуществление права «отъезда» подчас принимают обыкновенную измену, когда бояре переходили на сторону князя, враждебного их собственному⁵⁸.

Между тем, и сами князья могли избавиться от дружинников, что, кстати, летописцы преподносят как событие неординарное⁵⁹. Так, Андрей Боголюбский изгнал «мужей передних» своего отца Юрия Долгорукого, «хотя самовластець быти всей Суждальскои земли»⁶⁰. В 1169 г. Владимир Мстиславич⁶¹, недовольный строптивостью «мужей своих», т.е. бояр, с которыми даже не посоветовался, призвал «детских» и заявил: «А се будуть мои бояре», тем самым давая «отставку» прежним боярам (за что едва не поплатился головой, оставшись без дружины)⁶². Причины (или поводы) таких действий могли быть и неполитического свойства: Мстислав Изя-славич изгнал из дружины Петра и Нестера Бориславичей, чьи холопы украли княжеских коней⁶³. Первые два случая явно были нарушением нормы со стороны князей - Андрей изгнал «мужей передних» отца как минимум без должных оснований (трудно себе представить, что изгнанные бояре провинились все как один), а Владимир дал понять, что не признаёт за боярами права на неповиновение, хотя, вопреки обычаю, предварительно даже не спросил их мнения: «А собе еси княже замыслил, - говорят ему бояре, - а не едем по тобе, мы того не ведали»⁶⁴.

Первый случай, когда дружина оказала на князя давление, считая, что он не проявляет должной заботы о ней, относится к полулегендарным временам. Если верить летописи, в 945 г.⁶⁵ воины Игоря заявили Игорю: «Отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьем и порты, а мы нази. Поиди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши, и мы. И послуша их Игорь»⁶⁶. Т.е. они сочли несправедливым, что «отроки» Свенельда обогатились больше их, а потому князь должен позаботиться о них. Игорь, как известно, удовлетворил пожелание дружинников⁶⁷.

Общеизвестен ответ Святослава Игоревича его матери Ольге, когда она спросила его, почему он не обратится в христианство: «Дружина [моа] смеятися начнуть». Правда, летописец даёт понять, что дело было в позиции самого Святослава, ибо в случае крещения князя дружина последовала бы его примеру⁶⁸, однако это, во-первых, лишь мнение автора ПВЛ, а во-вторых, важна в данном случае продекларированная Святославом значимость и самостоятельность позиции дружинников⁶⁹.

В 1018 г. Ярослав, прозванный позднее Мудрым, хотел уйти из Новгорода за море и там набрать варяжскую дружину, чтобы вести её против Святополка Окаянного и польского короля Болеслава Храброго, изгнавших его из Киева. Тогда дядя Ярослава по материнской линии Константин Добрынин «с новгородьци расекоша лодье Ярославле рекугце: хочем ся и еще бити с Болеславом и с Святополкомь»⁷⁰. Князь подчинился, хотя впоследствии такое самоуправное поведение, возможно, повлияло на судьбу Константина, арестованного, по некоторым сведениям, а затем умерщвлённого по приказу Ярослава⁷¹.

В 1102 г. имел место инцидент, когда новгородские бояре сумели настоять на своём уже перед киевским, а не собственным князем. Святополк Изяславич вознамерился посадить на новгородский стол своего сына вместо правившего там Мстислава, сына Владимира Мономаха. Однако новгородские бояре, прибывшие в Киев с Мстиславом, выступили против этого, так обосновав свою позицию: «Не хочем Святополка, ни сына его; аще ли две главе имееть сын твои, то пошли и. [А] сего (Мстислава. - А. К.) ны дал Всеволод⁷². А въскормили есмы собе князь, а ты еси шел от нас». Святополк, «многу прю имев с ними», в итоге вынужден был согласиться с мнением новгородцев⁷³.

В 1161 г. сын Святослава Ольговича Черниговского Олег вступил в союз с врагом своего отца Изяславом Давыдовичем, считая, что главный союзник родителя киевский князь Ростислав Мсти-славич хотел схватить его, когда тот был в Киеве, и предлагал Изяславу Чернигов, который после смерти Святослава Ольговича рассчитывал получить Олег. Святослав пожаловался боярам, что сын заключил союз с Давыдом по своей воле, не узнав мнения отца. Бояре отвечали, что Святослав виноват сам, добавив к изложенным выше причинам: «Уже еси, княже, и волость свою погубил, держася по Ростислава, а он ти всяко лениво помогаеть». Святославу «нужею» пришлось вступить в союз с Изяславом Давыдовичем, который в итоге овладел Киевом, хотя и ненадолго⁷⁴.

Естественно, боярин мог бросить упрёк и чужому князю. В этом смысле общеизвестен случай нарушения крестоцелования Владимирко Галицким, который обещал Изяславу Мстиславичу Киевскому и Гезе II Венгерскому отдать часть своей волости как плату за заключение мира. Владимирко поклялся в этом на кресте св. Стефана, крестителя Венгрии. Однако когда Геза увёл войска, галицкий князь отказался выполнять условия мира. К нему прибыл киевский посол боярин Пётр Бориславич (см. о нём выше), предлагая вернуть Изяславу согласно уговору приграничные города Бужск, Шумск, Тихомль и др., угрожая в противном случае войной. Владимирко отказался и в свою очередь пригрозил отомстить Изяславу за перенесённое унижение. Возмущённый Пётр воскликнул: «Княже, крест еси к брату своему к Изяславу и к королеви целовал, ...уже еси съступил крестьного целования!» «Сии ли крестец мал?» - насмешливо отвечал Владимирко⁷⁵. «Аще крест мал, но сила велика его есть... А съступиши, то не будеши жив!» Князь выгнал Петра (тот в ответ положил перед князем изяславовы грамоты, что означало войну), даже не дав ему подвод и корма для лошадей. Вечером того же дня Владимирко внезапно скончался - по-видимому, от сердечного приступа. Сын его Ярослав («Осмомысл» «Слова о полку Игореве») велел возвратить посла с дороги, принял с честью, заново заключил мир с Изяславом на его условиях, но... обещанных городов, в конце концов, так и не вернул⁷⁶.

История Руси знает и экстраординарную акцию дружинников в ответ на нарушение князем нормы - убийство Андрея Бого-любского⁷⁷. Как известно, поводом для него стала казнь последним непоименованного брата одного из приближённых князя, Якима Кучковича. Тот, получив весть о гибели брата, пришёл к пировавшим друзьям и заявил: «Днесь того казнил, а нас завутра. А промыслимы о князе семь», и ночью произошло убийство⁷⁸. Поскольку Яким назван «слуга вьзлюблены» Андрея, то можно почти не сомневаться, что речь идёт о боярине⁷⁹. Да и вряд ли люди более низкого положения решились бы на такой отчаянный шаг⁸⁰. Даже если за спиной заговорщиков стояли другие князья, например, племянники Андрея - Мстислав и Ярополк Рости-славичи или Глеб Рязанский⁸¹, - обращает на себя внимание то обстоятельство, что участник комплота, андреев ключник Анбал, не давал Кузьмищу Киевлянину прикрыть тело князя и заявлял, что бросит тело покойного на съедение псам⁸². Можно усмотреть в этом несдержанность Анбала (про главарей заговора Якима и Петра Кучковичей ничего более не сообщается - не исключено, что они благоразумно отошли в тень), а можно - и отсутствие какой-либо необходимости скрывать причастность к содеянному.

Перейдём теперь к вопросу о взаимоотношениях князя и веча⁸³. В историографии, подчас, чётко разграничивается деятельность бояр и веча, особенно если в летописи неопределённо говорится «кия-не», «новгородьци» или «володимерци»⁸⁴. Однако, очевидно, что за этими терминами могут во многих случаях стоять бояре и их сторонники, а не куда более многочисленные участники народных собраний⁸⁵. Это просматривается в упоминавшемся выше случае с Константином Добрыничем, который действует совместно с новгородцами. Поэтому, когда дальше мы будем говорить о взаимоотношениях князя и веча, данное обстоятельство следует иметь в виду⁸⁶.

Общеизвестен случай свержения Изяслава Ярославича в результате народного собрания⁸⁷, переросшего в восстание в 1068 г., когда он потерпел тяжёлое поражение на р. Альте от половцев⁸⁸. Любопытно, что летописец оценивает случившееся, как результат нарушения Изяславом и его братьями крестного целования за год до этого⁸⁹. Интересно, однако, что сами киевляне, хотя и поставили у себя Всеслава Полоцкого, при свержении Изяслава на факт клятвопреступления не ссылались, а возмущались тем, что он не даёт оружия и коней и не ведёт их на половцев. Обращает на себя также внимание то, что вече в принципе сочло себя вправе сменять князей.

В 1097 г. Володарь Перемышльский и Василько Теребовльский подступили к Владимиру Волынскому, требуя от правившего там Давыда выдать его советников Туряка, Лазаря и Василя, которых обвиняли в том, что именно они подали Давыду совет ослепить Василько (см. выше). Когда горожане узнали, что других требований не выдвигается, они собрали вече и поставили князю ультиматум: «Выдай мужи сия, не бьемъся за сих, а за тя битися можем, агце ли то, отворим врата граду, а сам промышляй [о] собе»; вскоре они повторили требование: «Выдай кого ти хотят, агце ли то предаемыся». Давыду пришлось подчиниться - «и неволя бысть выдать я» (их. - А. К.)⁹⁰.

В 1132 г. Всеволод Мстиславич отправился из Новгорода княжить в Переяславль, но, вскоре изгнанный оттуда Юрием Долгоруким и его братом Андреем, вернулся, в конце концов, в Новгород, откуда его также изгнали - на сей раз сами новгородцы («бысть въстань велика в людьх») вместе с псковичами и ладожа-нами, но, «съдумавъше», возвратили его⁹¹. Это было предвестием событий 1136 г., когда Всеволод, не сделавший из случившегося выводов, будет изгнан из Новгорода уже навсегда. В летописи не сказано, за что в 1132 г. князю «указали путь». Но, если вспомнить, что он обещал княжить в городе на Волхове до смерти («хоцю у вас умерети»), а также то, что ему поставили в вину уход в Переяславль в 1136 г., то можно с большой долею уверенности предполагать, что именно эти обвинения Всеволоду теперь и предъявили⁹².

В 1138 г. Всеволод Ольгович, воюя с киевским князем Яропол-ком Владимировичем, оказался в трудном положении, когда тот двинул против него мощное войско из русских, венгров и берендеев. Всеволод «убояся, и людие черниговци въспиша к Всеволоду: "Ты надеешися бежали к половце, а волость свою погубиши... Останися (оставь. - А. К.) высокоумья своего и проси мира"». Князь так и сделал⁹³. В «черниговцах» в данном случае можно с достаточной уверенностью видеть вече⁹⁴.

Особую активность проявляли киевляне в середине XII в., когда шла борьба за Киев между коалициями князей во главе с Изя-славом Мстиславичем и его дядей Юрием Долгоруким. «Кыяне» не раз сбирались на вече и выражали симпатии или антипатии тому или иному из соперников. Нужно иметь в виду, что зачастую киевляне вообще не указывали причин выступления против того или иного князя - Игоря Ольговича, которого они в конце концов убили⁹⁵, Вячеслава Владимировича⁹⁶ или его брата Юрия Долгорукого⁹⁷. Возможно потому, что причины в их глазах были самоочевидны: Игорь - представитель ненавистного племени Ольговичей⁹⁸; Вячеслав, позволивший безо всякого сопротивления согнать себя с киевского стола Всеволоду Ольговичу в 1139 г., -слаб (если, конечно, точны сведения летописца о неприязни к нему киевлян)⁹⁹; Юрий же вёл себя слишком самовластно¹⁰⁰.

Нельзя не отметить, что в одних случаях князей - по крайней мере, частично - оправдывали тем, что им навязали свою волю, или подали дурной совет бояре (или вся дружина). В других случаях оправданием могло послужить давление со стороны веча, или в более широком смысле - горожан, которых обычно представляла их верхушка (другие значения слова «вече» здесь не рассматриваются). Так, в 1155 г. Юрий Долгорукий, как уже упоминалось, потребовал от Изяслава Давыдовича оставить Киев, который не является его отчиной. Тот отвечал: «Ци (разве. - А. К.) сам есм сел Кыеве? Посадили мя кыяне»¹⁰¹.

В 1177 г. владимирцы - «людье вси и бояре» - потребовали от только что вступившего на владимирский престол после ожесточённой усобицы Всеволода (прозванного впоследствии Большое Гнездо) ослепить попавших в плен его врагов - племянников Мстислава и Ярополка Ростиславичей. В итоге Всеволод сделал так, как хотели владимирцы, и ослепил Ростиславичей¹⁰². Между тем, этот рассказ явно отражает официальную версию владимирского князя, тогда как в НПЛ ни о каком давлении на Всеволода не говорится. Зато сообщается о том, что Ростиславичи, отпущенные после расправы, «прозреста» в церкви свв. Бориса и Глеба¹⁰³.

В историографии значение веча нередко преувеличивается¹⁰⁴. Как показывают приведённые примеры, вече могло заявить о себе лишь в тех случаях, когда положение князя было недостаточно устойчивым¹⁰⁵. Недаром пик вечевой активности киевлян приходится на середину XII в., когда за город шла ожесточённая борьба между Изяславом Мстиславичем, Юрием Долгоруким и их союзниками. Любопытно, в последующий период эта активность по источникам не прослеживается, хотя и во второй половине столетия многие князья сидели на киевском столе не очень крепко¹⁰⁶. Впрочем, такое положение может объясняться и тем, что летописцы сообщали о вече далеко не во всех случаях - преимущественно, когда речь шла о чужих и/или не симпатичных им князьях¹⁰⁷. Ибо при «хорошем» правителе для веча просто не оставалось места¹⁰⁸.

И, наконец, определённую роль в острых ситуациях играло духовенство. Под 996 г. в ПВЛ рассказывается о том, что «умно-жишася разбоиници», и епископы обратились к Владимиру Святославичу с вопросом: «Почто не казниши их?» Очевидно, эти епископы были греками и исходили из норм византийского уголовного права, предусматривавшего вместо штрафов (вир) смертную казнь за такие преступления. Князь поддался нажиму иерархов и «отверг виры, нача казнити разбойникы», но вскоре по настоянию «старцев» (очевидно, бояр) и епископов¹⁰⁹ возвратился к прежнему порядку - взиманию вир, что было более рационально ввиду больших расходов на военные нужды. Таким образом, епископы добились лишь временного успеха, и, к тому же, именно они по русским понятиям оказалась в роли нарушителей местных норм, по-видимому, не предусматривавших в данном случае смертной казни¹¹⁰. Недаром летописец подчёркивает, что после отказа от предложенных иерархами мер Владимир вернулся к установленному предками порядку: «И живяше Володимер по устроенью отьню и дедню»¹¹¹. С.М. Соловьёв видел в случившемся доказательство большого влияния церкви, раз Владимир советовался с иерархами о делах гражданских¹¹². Однако, совершенно не обязательно думать, будто князь специально «советовался» с епископами. Они могли войти с таким ходатайством, например, после разграбления разбойниками церкви и/или убийства священников.

В 1073 г. Святослав и Всеволод Ярославичи выгнали своего брата Изяслава из Киева, и на главном престоле Руси утвердился Святослав. Однажды он пригласил на пир игумена Печерского монастыря Феодосия, но тот отказался, «разумевь, еже неправь-дьно суще изгънание» (Изяслава) «и причаститися брашьна (пищи. - А. К.) того, испълнь суща кръви и убийства». С большим трудом удалось князю наладить отношения с Феодосием, хотя, конечно, отказываться от киевского стола он не стал¹¹³.

Полулегендарная история приводится в «Киево-Печерском патерике». В 1093 г. войска Владимира Мономаха и его брата Ростислава шли в поход на половцев. Княжеские отроки увидели старца Григория, вышедшего к Днепру за водою, и начали издеваться над ним, «метающе словеса срамнаа». Старец отвечал, что воинам следовало бы всех просить молиться за них, они же «паче злое» творят, «яже Богови неугодна суть». Однако, добавил он, им следует каяться в грехах, ибо всем им вместе с князем суждено утонуть. Ростислав возмутился, заметив, что умеет плавать, и, «страха Божиа не имеа», велел утопить Григория в Днепре, да ещё отказался посетить монастырь, как собирался. Однако, вскоре предсказание старца сбылось - в битве на Стугне русские потерпели поражение от половцев, и Ростислав, и многие его воины утонули во время бегства¹¹⁴. Предсказание Григория, скорее всего, является позднейшим домыслом, обычным примером пророчества задним числом. Однако, сама ситуация, когда княжеские отроки стали насмехаться над монахом, а в ответ на его обличения князь приказал утопить инока, представляется вполне реальной.

В 1101 г. Святополк Изяславич взял в плен и заключил в оковы своего племянника Ярослава Ярополковича. К нему обратились с ходатайством митрополит и игумены. В результате Ярослав был освобождён¹¹⁵.

В 1134 г. новгородский князь Всеволод Мстиславич задумал выступить в поход на Суздальскую землю. Киевский митрополит Михаил лично прибыл туда и предсказывал поражение новгородцев: «Не ходите на Суздаль, мене бог послушает». Но это не помогло, война состоялась, Всеволод Мстиславич потерпел тяжёлое поражение на Ждане-горе и был окончательно изгнан из города на Волхове¹¹⁶.

В 1156 г. Юрий Долгорукий собрался выдать претендента на галицкий престол Ивана Берладника, которого схватил в своё время в нарушение крестного целования, его заклятому врагу Ярославу Владимировичу. Митрополит Константин и киевские иерархи выступили с протестом: «Грех ти есть. Целовавши к нему хрест, держиши в толице нужи, а ещё хощеши выдали на убист-во». Юрий не решился послать узника на верную смерть и велел отправить Ивана в Суздальскую землю, откуда того и повезли под стражей, но по дороге люди Изяслава Давыдовича Черниговского освободили пленника¹¹⁷.

В 1177 г. Святослав Всеволодович Киевский отправил по просьбе Мстислава Ростиславича Храброго и жены рязанского князя Глеба черниговского епископа Порфирия и настоятеля св. Богородицы Ефрема просить отпустить Глеба, сидевшего в «по-рубе» (тюрьме) у Всеволода Большое Гнездо. Тот продержал столь авторитетных иерархов¹¹⁸ у себя два года (!) и согласился, в конце концов, отпустить пленного князя только в том случае, если он уйдёт «в Русь» (в южнорусские земли), т.е. откажется от рязанского княжения, от чего тот отказался и вскоре умер в заточении¹¹⁹.

Как видим, позиция церкви и отдельных её представителей далеко не всегда влияла на действия князей, а сами священнослужители, несмотря на призывы чтить церковь, могли стать жертвами самого грубого насилия¹²⁰. Кроме того, как мы видим в случае с Вячеславом и Ольговичами в 1139 г., церковные иерархи лишь «озвучивали» мнение других князей: посольские миссии являлись для них обычным делом¹²¹. Удивляться этому не приходится: самостоятельной роли древнерусская церковь в политике не играла¹²².

Подведём некоторые итоги. Определённые виды критики князя в рамках нормы домонгольской Руси считались допустимыми и оправданными. Формализованные механизмы вынесения решений о силовых санкциях в адрес правителя отсутствовали¹²³, но норма, de facto, признавала «право на мятеж» в чрезвычайных ситуациях (в том числе в случае достаточных нарушений правителем нормы). Без точной формализации состава подобных ситуаций, и общественная практика знала подобные случаи. Достаточно вспомнить такой известный пример, как освобождение в результате восстания 1068 г. Всеслава Полоцкого и посажение его на киевский стол после изгнания Изяслава Ярославича, которое не вызвало ответных действий со стороны других Ярославичей. Напротив, они просили брата проявить милосердие, когда тот вернётся в Киев¹²⁴. Хотя верность князю стояла на первом месте, всё же в принципе понятие об «уважительных причинах» восстания и вине правителя существовало¹²⁵.

На практике отношение князей к норме было достаточно вольным. Если на протесты по поводе её нарушения обращали внимание, то не столько в силу уважения самого князя к тем или иным ценностям, а из соображений выгоды, прежде всего, учёта соотношения сил. В этом контексте чрезвычайно любопытен упоминавшийся выше знаменитый эпизод, когда в 1096 г. Святополк Изясла-вич и Владимир Мономах пригласили Олега Святославича в Киев: «Поряд положим о Русьстеи земли пред епископы, и пре игумены и пред мужи отець наших и пре людми градьскыми». Олег же, по словам враждебного ему летописца, «въсприим смысл буи и словеса величава реч сице: "Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом"»¹²⁶ и отказался явиться в Киев¹²⁷. Этот случай прекрасно иллюстрирует и фактическое наличие в культуре домонгольской Руси двух «норм», и то, что выбор, какой из них следовать, каждый раз определялся особенностями конкретной ситуации.

 Короленков Антон Викторович,
кандидат исторических наук, доцент Государственного
академического университета гуманитарных наук.

Журнал "История и историческая память" 2013

 

------------------

¹ По хазарскому образцу правителя ещё в середине XI в. именовали также и каганом (см. Митрополит Иларион. Слово о законе и благодати / / Памятники литературы Древней Руси (далее - ПЛДР). XVII век. Книга третья. М., 1994. С. 598), но уже в том же столетии закрепляется титулование его «князем» (Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 422).

² «Князь было общее, неотъемлемое название для всех членов Рюрикова рода» (Соловьёв СМ. Сочинения. М., 1988. Кн. II. С. 8).

³ Это слова Василия Великого, которые касаются, разумеется, младшего поколения князей.

⁴ Речь, по-видимому, о бессудных расправах наподобие убийства монахов Григория, Василия и Фёдора (Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1947. С. 172-175), о которых пойдёт речь ниже.

⁵ Любопытно, что сам Владимир нарушил клятву (роту), данную половецким предводителям Итларю и Кытану, и перебил их и пришедших с ними воинов. И хотя речь шла не о христианах, летописец, явно симпатизирующий этому князю, указывает (очевидно, стремясь хотя бы отчасти снять с него ответственность), что на клятвопреступлении настояли дружинники (Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М, 2001. Т. I. Стб. 227-228; М„ 1998. Т. II. Стб. 217-219).

⁶ Летописец так говорит об одной из причин падения боевого духа воинов во время распри за Киев в 1151 г.: «...зане не бяшеть ту князя, а боярина не вси слушають» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 426; Соловьёв С.М. Соч. Кн. II. С. 7-8, 10). Впрочем, абсолютизировать это тезис не стоит: в 1135 г. на Ждане-горе суздальское войско в отсутствие Юрия Долгорукого разбило новгородскую рать во главе с Всеволодом Мстиславичем (см.: Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2007. С. 77).

⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 243, 245-247.

⁸ Как замечает по данному поводу И.Н. Данилевский, «лучшим способом пользоваться имуществом считалась передача его другому человеку» (Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). М„ 1998. С. 120).

⁹ Моление Даниила Заточника / / ПЛДР. XII век. М., 1980. С. 392, 394.

¹⁰ См.: Свердлов М.Б. Указ. соч. С. 569-570. О конкретных проявлениях этих недостатков речь пойдёт ниже.

¹¹ Кац В.Ю. К вопросу о возникновении старейшинства в роду Рюриковичей / / Новое в истории и гуманитарных науках. М., 2000. С. 88-94.

¹² Первым шагом в этом направлении стала внешне добровольная уступка Киева Владимиром Мономахом Святополку Изяславичу, старшему сыну старшего из Ярославичей (см.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 217; Т. II. Стб. 208).

¹³ Tolochko О. «All the Happy Families...» The Rurikids in the Eleventh Century / / The Neighbours of Poland in the 11^th Century. Warsaw, 2002. P. 162-163.

¹⁴ Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 112. При этом Мономаховичи ссылались на давний раздел Руси по Днепру между Ярославом Мудрым и Мстиславом Тмуторокан-ским, пытаясь тем самым вопреки истине представить Ольговичей потомками Мстислава (см.: Котляр Н.Ф. Ярослав и его время в общественном сознании второй половины XI-XIII вв. / / Ярослав Мудрый и его эпоха. М., 2008. С. 210-211; Мстислав ошибочно назван Ярославичем).

¹⁵ ПСРЛ. Т. II. Стб. 689. Н.Ф. Котляр представляет дело так, что слова «при вашем животе не ищемь его» и далее читаются только в Воскресенской летописи» (ПСРЛ. СПб, 1856. Т. VII. С. 104; Котляр Н.Ф. Указ. соч. С. 211), но это недоразумение, ибо они есть и в Ипатьевской.

¹⁶ Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 112. Примеч. 278.

¹⁷ Tolochko О. Op. cit. Р. 158.

¹⁸ Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1947. С. 194.

¹⁹ См.: Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 103-109.

²⁰ Соловьёв С.М. Соч. М., 1988. Кн. I. С. 335. В таких случаях князья обычно говорили: «Бог промежи нами будеть», «како бог розсудит», «бог за всимь», «како ми с вами, Бог даст», «како Бог дасть» и т.п. (ПСРЛ. Т. I. Стб. 230; Т. II. Стб. 180, 220,410,430,462,474 и др.).

²¹ Общественное мнение, похоже рассматривало ослепление как эквивалент убийства (см.: Щавелёв А.С. Формы мести и наказании в отношениях Рюриковичей // Средневековая Русь. М., 2009. Вып. 8. С. 55, 57).

²² ПСРЛ. Т. I. Стб. 262, 273-274; Т. II. Стб. 236, 249-250.

²³ ПСРЛ. Т. II. Стб. 603-604 (смысл: князь за провинность отвечает волостью, «муж» - головой).

²⁴ См.: Щавелёв А.С. Указ. соч. С. 56-63.

²⁵ ПСРЛ. Т. II. Стб. 430 (т.е. Вячеслав был уже бородат, когда Юрий родился).

²⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 307; Т. II. Стб. 305. Даниил Заточник приводит эти же слова, ссылаясь почему-то на князя Ростислава - вероятно, сына Юрия Долгорукого («лепше бы ми смерть, ниже Курское княжение»); слова эти стали почти крылатыми (Моление Даниила Заточника. С. 390; Карпов А.Ю. Указ. соч. С. 107-108).

²⁷ ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

²⁸ Там же. Т. II. Стб. 306.

²⁹ Там же. Т. I. Стб. 345; Т. II. Стб. 478.

³⁰ Там же. Т. I. Стб. 237; Т. II. Стб. 227. Противопоставление весьма характерное, тем более что надежда на численность в любом случае в глазах летописца выглядит малопохвально (Zmudzki Р. Wladca i wojownicy. Narracje о wodzach, druzynie i wojnach w najdawniejszej historiografii Polski i Rusi. Wroclaw, 2009. S. 48).

³¹ См.: ПСРЛ. T. I. Стб. 254; Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 50-51; Zmudzki Р. Op. cit. S. 48.

³² ПСРЛ. Т. I. Стб. 237; Т. II. Стб. 227.

³³ См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 296-301.

³⁴ Там же. Т. II. Стб. 578.

³⁵ См.: Котляр Н.Ф. Указ. соч. С. 208.

³⁶ См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 577-578.

³⁷ Стоит заметить, что древнерусские источники употребляют это слово в различных смыслах, а не как термин с вполне определённым значением (см.: Стефанович П.С. Бояре, отроки, дружины: военно-политическая элита Руси в X-XI веках. М„ 2012. С. 185-262).

³⁸ Любопытно, что по частоте употребления слово «дружина» как социальный термин в русских источниках применительно к IX-XIII вв. уступает только слову «князь» (см.: Halbach U. Der russische Fiirstenhof vor dem 16. Jahrhundert. Stuttgart, 1985. S. 94).

³⁹ См. ПСРЛ. T. I. Стб. 45-46, 71-72,108,126, 219, 259-260, 307, 341, 342, 347, 349, 473, 495; T. II. Стб. 35, 94, 111, 210, 233-234, 305, 355, 469, 513, 522, 538, 607, 624, 638, 676, 683 и др.

⁴⁰ Моление Даниила Заточника. С. 394.

⁴¹  ПСРЛ. Т. I. Стб. 230; Т. II. Стб. 220.

⁴² Там же. Т. I. Стб. 268; Т. II. Стб. 242.

⁴³ «Средневековые авторы, стараясь объяснить дурное поведение молодого героя, возможно, даже непреднамеренно возлагали вину на его равное по возрасту окружение» (Zmudzki Р. Op. cit. S. 138).

⁴⁴ Вилку л Т.Л. «Людье» и князь в конструкциях летописцев XI-XIII вв. Киев, 2007. С. 336 и примеч. 80.

⁴⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 217; Т. II. Стб. 208. Эго, по мнению у. Хальбаха, самый ранний пример подобного пренебрежения старшей дружиной (см.: Halbach U. Op. cit.100. Anm. 230) - если, конечно, именно так трактовать выражение «дружины своея первыя», что не очевидно; вероятно, имеются в виду просто более достойные, мудрые и опытные дружинники (Стефанович П.С. Указ. соч. С. 237-239).

⁴⁶ Всего несколькими строками выше описывается, как Владимир Мономах решает отдать Киев Святополку Изяславичу: «нача размышляли река» и т.д., но ни о каких боярах и «лепших мужах» не упоминается (ПСРЛ.T. I. Стб. 217; Т. II. Стб. 208). Возможно, конечно, что летописец, ведя речь о Мономахе, просто забыл упомянуть о боярах, но не исключён и двойной стандарт, особенно если учесть благосклонность автора ПВЛ к этому князю. Допустим и третий вариант - стремление приписать заслугу мудрого и справедливого поступка всецело Владимиру.

⁴⁷ СРЛ. Т. I. Стб. 254. Д.С. Лихачёв переводит «паропци» как «слуги» (Поучение Владимира Мономаха / / ПЛДР. Начало русской литературы. XI -начало XII века. М., 1978. С. 413), однако точнее, очевидно, говорить о молодых (Zmudzki Р. Op. cit. S. 138) советниках и/или слугах.

⁴⁸ ПСРЛ, Т. I. Стб. 217, 218; Т. II. Стб. 208, 209, 614-615.

⁴⁹ Ключевский В.О. О государственности в России. М., 2003. С. 56-57. Курсив автора.

⁵⁰ Точности ради отметим, что слова «дружинник» древнерусские источники не знают, это уже конструкт нового времени (см.: Стефанович П.С. Указ. соч. С. 260).

⁵¹ См.: Соловьёв С.М. Соч. Кн. II. С. 18.

⁵² См.: Стефанович П.С. Князь и бояре: клятва верности и право отъезда // Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 256, 268.

⁵³ См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 467. Достоверность конкретных деталей этого пассажа, вызывающая справедливые сомнения (Стефанович П.С. Бояре, отроки, дружины. С. 562), в данном случае значения не имеет - важна сама его идея.

⁵⁴ См.: Флоря Б.Н. Правитель и знать в древнерусском летописании XII века / / Средневековая Русь. М., 2009. Вып. 8. С. 70.

⁵⁵ См.: Стефанович П.С. Князь и бояре. С. 250-251 (с указанием источников).

⁵⁶ См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 83 (с указанием источников и литературы).

⁵⁷ См.: Стефанович П.С. Князь и бояре. С. 258-261.

⁵⁸ Как, напр., в случае с киевскими боярами Улебом и Иваном Войти-шичем, которые присягнули Игорю Ольговичу, а затем перешли на сторону его врага Изяслава Мстиславича (см.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 324-326, 344-345; Горский А.А. Древнерусская дружина: (К истории генезиса классового общества и государства на Руси). М., 1989. С. 47; иначе см.: Стефанович П.С. Князь и бояре. С. 216).

⁵⁹ См.: Стефанович П.С. Князь и бояре. С. 213.

⁶⁰ ПСРЛ. Т. II. Стб. 520.

⁶¹ у. Хальбах ошибочно пишет о Владимире Андреевиче (см.: Halbach U. Op. cit. S. 100. Anm. 230).

⁶² См.: ПСРЛ. T. II. Стб. 536. Поэтому вряд ли верно привлекать данный эпизод вслед за В.Т. Пашуто как пример того, что младшие дружинники выслуживались до бояр (см.: Пашуто В.Т. Историческое значение периода феодальной раздробленности на Руси // Польша и Русь. Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII-XIV вв. М., 1974. С. 12,16. Примеч. 13).

⁶³ См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 541. Похоже, Бориславичи не отъехали сразу же к другому князю, как можно было бы подумать (см.: Стефанович П.С. Князь и бояре. С. 214).

⁶⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 536.

⁶⁵ Так в ПВЛ. В действительности, вероятно, не ранее 946 г. (см.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII веков. М., 2001. С. 262-263).

⁶⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 54; Т. II. Стб. 42-43. За год до этого Игорь принял решение по совету дружины, заключив мир с Византией, но здесь князь сам поставил вопрос на обсуждение (см.: Там же. Стб. 45-46; Т. II. Стб. 42-43).

⁶⁷ Но в своей гибели Игорь всё равно виноват сам, ибо именно он принял решение повторить сбор дани уже после удовлетворения пожеланий своих воинов, да ещё и «с малом же дружины» (см.: Свердлов М.Б. Указ. соч. С. 181). Любопытно, что летописец сочувствует убийцам и даже, как полагает И.Н. Данилевский, «легитимирует право не подчиняться правителю, который нарушает негласный "общественный договор" о размерах и сроках дани» (Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 153). Стоит, однако, заметить, что к убийству князя язычника язычниками же летописец вообще относится совершенно иначе, нежели когда речь идёт о христианах (см.: Горский А.А. «Всего еси исполнена земля русская...» Личности и ментальность русского средневековья. М., 2001. С. 94).

⁶⁸ См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 63; Т. II. Стб. 51-52; Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 151.

⁶⁹ Впрочем, под дружиной в данном случае могли иметься в виду просто ближайшие советники и сподвижники князя, чьим мнением он дорожил (См.: Стефанович П.С. Бояре, отроки, дружины. С. 209).

⁷⁰ ПСРЛ. Т. I. Стб. 143; Т. II. Стб. 130.

⁷¹ См.: Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2001. С. 186-187 (с указанием источников).

⁷² Киевский князь Всеволод Ярославич (1078-1093).

⁷³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 275-276; Т. II. Стб. 251. Правда, материалы раскопок позволяют предполагать, что в отместку киевский князь отрезал пути подвоза в Новгород (Ianin V.L. Medieval Novgorod // Cambridge History of Russia. Cambr., 2006. Vol. I. P. 194).

⁷⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 512-514. Летописец изображает дело так, что бояре нарочно рассорили князей, чтобы разрушить союз Ростислава и Святослава («злии человеци не хотяче добра межи братьею видити»), тогда как сами князья ничего не подозревали. (Вообще в этой истории много неясного, ибо летописец, будучи весьма осведомлённым лицом, о многом, однако, умалчивает - возможно, сознательно: Dimnik М. The Dynasty of Chernigov. 1146-1246. Cambr., 2003. P. 96-97.) Но для нас сейчас важна не мотивация поведения бояр, а то, что они упрекнули Святослава за неразумную политику и заставили его переменить союзника.

⁷⁵ Возможно, Пётр указал на свой нательный крест, который естественно, был небольшого размера (см.: Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. С. 289).

⁷⁶ См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 461-465; Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 470-471. Очевидно, многие детали рассказа - результат литературной обработки.

⁷⁷ См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 367-371; т. II. Стб. 580-595.

⁷⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 585. Причины казни брата Якима неизвестны. В ранних летописях на сей счёт ничего не говорится. Московский книжник неопределённо сообщает, что брат Якима «некое зло створи» (ПСРЛ. Т. XXV. М.; Л., 1949. С. 83). Однако вполне возможно, что мы имеем дело лишь с предположением летописца. Тем не менее, наряду с прочим это дало Ю.А. Лимонову основания предполагать, что Андрей казнил одного из заговорщиков, а остальные поспешили в целях самосохранения умертвить князя (Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1987. С. 89-90). Но это не более чем допущение.

⁷⁹ Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 94; Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 55.

⁸⁰ По этой причине трудно согласиться с мнением, что Яким не принадлежал к числу дружинников (см.: Halbach U. Op. cit. S. 187) или, более конкретно, бояр (см.: Кривошеев Ю.В. Гибель Андрея Боголюбского. Историческое расследование. СПб., 2003. С. 59), а был дворянином (см.: Свердлов М.Б. Указ. соч. С. 595, 624). Правда, новгородский летописец говорит, что убили князя «милостьници» (см.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее - НПЛ). М.; Л., 1950. С. 23, 334), а одним из убийц был «Анбал ключник» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 586). Отсюда делается вывод, что умертвили Андрея не бояре, а «министериалы» (Тихомиров М.Н. Условное держание на Руси в XII в. / / Академику БД. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 101; без ссылки на эту работу: Лимонов Ю.А. Указ. соч. С. 86). Но этот термин вполне мог обозначать просто людей из ближайшего окружения князя, в т.ч. бояр и младших дружинников (см.: Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 55; с другой стороны, отказ Ю.В. Кривошеева (Указ. соч. С. 60-61) этому сообщению НПЛ в достоверности представляется неосновательным).

⁸¹ Напрю., см.: Лимонов Ю.А. Указ. соч. С. 91-93.

⁸² См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 590.

⁸³ Не раз высказывалась точка зрения, что участниками веча могли быть и селяне, но она представляется неубедительной (см.: Лукин П.В. Вече: социальный состав / / Горский А. А. и др. Древняя Русь. С. 34-35, 37, 69, 93 и др. (с указанием литературы).

⁸⁴ Гранберг Ю. Вече в древнерусских письменных источниках. Функции и терминология / / Древнейшие государства Восточной Европы. 2004. М„ 2006. С. 6.

⁸⁵ Лукин П.В. Указ. соч. С. 65-72.

⁸⁶ В то же время ограничиваться одними только прямыми сообщениями о вече, игнорируя косвенные, как это делает Ю. Гранберг (Указ. соч. С. 7), вряд ли верно (см.: Вилкул Т.Л. Указ. соч. С. 31-37,107-108).

⁸⁷ Это первое упоминание веча в Киеве (см.: Черепнин Л.В. Пути и формы политического развития русских земель XII - начала XIII в. // Польша и Русь. С. 34).

⁸⁸ См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 170-172; Т. II. С. 160-162.

⁸⁹ См.: Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему церкви в Древней Руси / / Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 5. С. 88-89.

⁹⁰ ПСРЛ. Т. I. Стб. 268; Т. II. Стб. 242. По мнению Ю. Гранберга, здесь ничто не указывает на то, что вече... принимало решение или действовало от имени населения» - всё определяла «городская политическая элита» (Гранберг Ю. Указ. соч. С. 32-33). Но ничто не указывает и на обратное, тем более что население было заинтересовано в прекращении осады.

⁹¹ См.: НПЛ. С. 22-23, 207; ПСРЛ. Т. XV. М„ 2000. Стб. 196.

⁹² См.: Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 410; Карпов А.Ю. Юрии Долгорукий. С. 67-68.

⁹³ См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 301-302; Т. I. Стб. 306.

⁹⁴ Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV ст. Киев, 1882. С. 192.

⁹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 315-318; Т. II. Стб. 344-354.

⁹⁶ «Кияне же... рекоша Изяславу: [...] Вячеслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 396). Впрочем, это сообщение может отражать не столько действительное положение дел, сколько мнение летописца, весьма благоволящего Изяславу (напр., см.: Вилкул Т.П. Указ. соч. С. 187, 291).

⁹⁷ «Нам с Гюргем не ужити» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 383).

⁹⁸ Отказываясь воевать с Юрием, киевляне, если верить летописи, добавляли, однако, что против ненавистных им Ольговичей, готовы идти в поход «и с детми» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 344), что, естественно, не стоит понимать буквально (см.: Лукин П.В. Указ. соч. С. 116-117).

⁹⁹ См.: Вилкул Т.Л. Указ соч. С. 187, 291.

¹⁰⁰ См.: Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. С. 231.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 345; Т. II. Стб. 478. Это, конечно, как минимум преувеличение, но поддержку Изяславу киевляне, действительно, оказали значительную (см.: Вилкул Т.Л. Указ. соч. С. 196-197).

¹⁰² ПСРЛ. Т. I. Стб. 385-386 (но в месте, где должна идти речь об ослеплении Ростиславичей под напором толпы, изложение странным образом прерывается, об этом сообщают иные летописи, см. ниже); Т. II. Стб. 605-606; Т. XV. Стб. 263-264 и др.

¹⁰³ НПЛ. С. 35, 225. В связи с этим иногда считается, что это была лишь инсценировка ослепления (см.: Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 538, 702. Примеч. 344; Щавелёв А.С. Указ. соч. С. 59). Это «чудо о прозрении» независимо от его историчности являлось для новгородского летописца «и подтверждением "правды" Ростиславичей, и способом осуждения Всеволода» (Вилкул Т.Л. Указ. соч. С. 123). Тверской летописец сочетает обе версии, сообщая, будто Всеволод не смог сдержать толпу, которая-де «разметаша порубь» и ослепила Ростиславичей вопреки его воле (такого нет даже в провсеволодовской Лаврентьевской летописи), но тут же рассказывает, что они позднее «прозреста» в церкви свв. Бориса и Глеба (см. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 264).

¹⁰⁴ Напр., см.: Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 150-184; Лимонов Ю.А. Указ. соч. С. 117-149; История России с древнейших времён до конца XVII века. М„ 1997. С. 134-135 и др.

¹⁰⁵ «В критический момент князь во всём (sic! - А. К.) зависел от решений городского веча», - пишет Ю. А. Лимонов и на следующей странице постулирует зависимость князя от «коммунального строя города» (иллюстрируя это опять-таки чрезвычайной ситуацией, в которую попал Юрий Всеволодович после разгрома в Липицкой битве) (Лимонов Ю.А. Указ. соч. С. 123-124). Очевидно, следовало бы задаться вопросом: а зависел ли правитель от веча в нормальной обстановке? Да и не всякая критическая ситуация приводила князя к такой зависимости. И уж того менее оснований говорить здесь о «коммунальном строе города» из-за отсутствия материала (Лукин П.В. Указ. соч. С. 103. Примеч. 324).

¹⁰⁶ См.: Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 35; Вилкул Т.Л. Указ. соч. С. 326-327.

¹⁰⁷ См.: Вилкул Т.Л. Указ. соч. С. 326-327.

¹⁰⁸ См.: Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 326.

¹⁰⁹ Неясно, тех же, что выступали за введение смертной казни (Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 179) или других; возможно, упоминание о них во втором случае -позднейшая вставка, первоначально же речь шла только о старцах (Карнов А.Ю. Владимир Святой. М., 1997. С. 302 и примеч. 412 со ссылкой на А. А. Шахматова).

¹¹⁰ В.О. Ключевский предложил иное толкование летописного текста, считая, что речь шла о наказании вообще, а не смертной казни, и о том, кому платить штраф - князю или общине (Ключевский В.О. Указ. соч. С. 433-435). Эго мнение поддержал А.Е. Пресняков (Указ. соч. С. 433-434). Теоретически такая трактовка возможна, но всё же сомнительно, что внимание летописца, освещающего лишь наиболее яркие эпизоды княжения Владимира, привлекли бы подобные детали.

¹¹¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 126-127; Т.П. Стб. 111-112; Карпов А.Ю. Владимир Святой. С. 302. Любопытно, что новгородский автор пишет «по устроению божию и дедню и отьню» (НПЛ. С. 167), а московский летописец XVI в. изменяет текст ПВЛ и в соответствии со своими теократическими установками утверждает, будто Владимир выражает готовность казнить разбойников «по божественному закону» (ПСРЛ. Т. IX. М., 2000. С. 67; Kaiser D.H. The Growth of the Law in Medieval Russia. Princeton, 1980. P. 225. N. 100), а о его отказе от казней вообще не говорится.

¹¹² Соловьёв С.М. Соч. Кн. I. С. 179, 245, 250.

¹¹³ Житие Феодосия Печерского / / ПЛДР. Начало русской литературы. С. 376, 378, 380. Нельзя, впрочем, исключить, что обличения Феодосием Святослава приписаны ему составителем «Жития».

¹¹⁴ Киево-Печерский патерик / / ПЛДР. XII век. М., 1980. С. 536. Любопытно, что в «Патерике» Ростислав противопоставляется Владимиру, который был благочестив и потому спасся при Стугне. В ПВЛ же описывается попытка последнего спасти Ростислава, причём он «мало не утопе сам» и «плакася по брате своем» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 220; Т. II. Стб. 211), зато в «Поучении» Владимир о нём, кажется, не упоминает вовсе (Вмкул Т.Л. Володимир Мономах: тексти и верей / / Украшський кторичний журнал. 2004. № 1. С. 54-55) - о причинах остаётся только догадываться.

¹¹⁵ ПСРЛ. Т. I. Стб. 275; Т. II. Стб. 250.

¹¹⁶ Там же. М„ 2000. Т. VI, ч. 1. Стб. 222; НПЛ. С. 23, 208; Пг„ 1917. Т. IV, ч. 2. С. 147-148. Согласно Никоновской летописи, ещё перед этим Михаил будто бы даже наложил на весь Новгород «запрещение» (епитимью) за то, что новгородцы собрались разорвать мир с киевским князем Ярополком Владимировичем. Они «послаше к Михаилу митрополиту в Киев с челобитьем, просяше прощениа» (ПСРЛ. Т. IX. С. 158-159). Однако все эти подробности могут быть домыслом московского книжника.

¹¹⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 488.

¹¹⁸ Речь шла о настоятелях главных храмов Черниговской и Владимиро-Суздальской земли (Вилкул T.JI. «Людье» и князь... С. 122)! Если бы не оставался вакантным престол митрополита, то именно сей последний мог быть отправлен к Всеволоду (Dimnik М. Op. cit. Р. 138) - любопытно, постигла ли бы его та же участь, что и Порфирия?

¹¹⁹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 606.

¹²⁰ См. также историю монахов Феодора и Василия, которых пытал, а последнего даже убил Мстислав Святополкович: Киево-Печерский патерик. С. 583, 585 (сюжет имеет черты сходства с рассказом о Григории: Вику л ТЛ. Володимир Мономах. С. 55).

¹²¹ Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси Х-ХШвв. М., 1989. С. 14-18.

¹²² Церковь на Руси Х-ХШ вв.: Проблемы, задачи итоги исследования в советской историографии (60-80-е гг.). Науч.-аналит. обзор. М., 1988. С. 32. Этому, по мнению М.С. Грушевского (Указ. соч. С. 364), способствовало то, что почти все митрополиты в то время были греками.

¹²³ Исключая тот факт, что в течение небольшого времени княжеский съезд мог лишать того или иного князя его «стола» за преступления против нормы междукняжеских отношений, но и при этом не мог вовсе отстранить его от власти, а должен был заменить ему один «стол» на другой: как член рода Рюриковичей, князь, пока он не постригся в монахи, как Святослав Давыдович (и пока он монахом оставался - Рюрик Ростиславич при первой же возможности отказался от иноческого чина, который ему навязали: ПСРЛ. Т. I. Стб. 426), сохранял неотъемлемое право на долю власти в качестве обладателя того или иного «стола».

¹²⁴ ПСРЛ. Т. I. Стб. 170-173; Т. II. Стб. 160-163.

¹²⁵ Вилкул Т.Л. «Людье» и князь... С. 325.

¹²⁶ Подобное именование свободных горожан («людей градских»), естественно, звучало как оскорбление (см.: Романов Б.А. Указ. соч. С. 117).

¹²⁷  ПСРЛ. Т. I. Стб. 229-230; Т. II. Стб. 220.