Вечером 7 января 1654 года, накануне провозглашения малороссийским казачеством своего подданства Московскому царю, боярин В. В. Бутурлин, присланный в Малороссию царем Алексеем Михайловичем, вместе с другими членами московского посольства, в Переяславле, в своем «дворе», принимал гетмана Богдана Хмельницкого и войскового писаря Ивана Выговского. Сказанное на этом приеме Хмельницким и Выговским было записано в статейном списке посольства, т. е. в официальном документе, так:

«Милость де Божия над нами, якоже древле при великом князе Владимире, так же и ныне сродник их, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси самодержец, призрил на свою государеву отчину Киев и на всю Малую Русь милостью своею; яко орел покрывает гнездо свое, так и он государь изволил нас принять под свою царского величества высокую руку; а Киев и вся Малая Русь вечное их государского величества; а мы де все великому государю, его царскому величеству, служить и прямить во всем душами своими и головы свои за его государское многодетное здоровье складывать ради» [1].

Хмельницкий и Выговский, таким образом, заявили московским послам, что они признают Киев и всю Малую Россию «вечным» достоянием Московского царя, на которое он имеет наследственное право. Но Хмельницкий так же ясно говорил и об единстве всего народа «российского», часть которого составляют малороссияне. Приведем хотя бы одно из выражений им этой мысли. 13 марта 1654 года гетман писал царю Алексею: «И ныне Бог всеведущий и вседаровитый, неизреченными судьбами божественными, единою двое се сотворил — и ляхом, нашим врагом, гордыню выя их смирил, и совет благ в сердце царево тебе, великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Русии самодержцу, твоему царскому величеству, вложил, что твое царское величество, поревновав по Бозе Вседержители и по вере православной восточной, и возжелелся о церквах Божиих и мест святых, и о народе российском благочестиво-христианском умилосердился, и нас, Богдана Хмелницкого, гетмана войска запорожского, и все войско запорожское и весь мир православный российский пожаловати, ущедрити, защитити и под крепкую и высокую руку свою царскую всеконечне прияти изволил милостиво» [2].

Были ли эти утверждения о наследственном праве царя «всея Руси» на Малороссию и о единстве ее народа с русским народом Москвы только приспособленными к политической обстановке момента мыслями или даже простыми фразами Богдана Хмельницкого и лиц, стоявших во главе казачества, или они выражали собою то историческое знание, которое было достаточно утверждено и обосновано тогдашним изучением исторического прошлого Малой России? Обладательницею и хранительницею этого знания была высшая малороссийская интеллигенция, представленная прошедшими тогдашнюю научную школу кругами малороссийского духовенства. Посмотрим, что говорили и писали высшие духовные лица Малороссии об ее присоединении к Москве в его историческом значении.

16 января 1654 года боярин Бутурлин со своими спутниками подъезжал к Киеву. За десять верст от города его ожидала встреча казаков, с их сотниками и девятью знаменами, а версты за полторы от Киева встречал его Киевский митрополит Сильвестр Коссов, сопровождаемый Черниговским епископом Зосимою, Печерским архимандритом Иосифом Тризною, игуменами и наместниками разных монастырей. И Сильвестр Коссов, как известно, очень энергично отстаивавший права и значение малороссийской церкви от поглощения их московским патриархатом, сказал царским посланникам следующее: «Внегда приходите от благочестивого и христолюбивого, светлейшего государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Русии самодержца, от православного, православныи царстии мужие, желание имуще еже посетить благочестивое древних великих князей Русских наследие, внегда приходите к седалищу первого благочестивого Российского великого князя, — исходим вам в сретение и целует вас, в лице моем, он, благочестивый Владимир, великий князь Русский; целует вас святый апостол Андрей Первозванный, провозвестивый на сем месте велию просияти славу Божию, яже ныне вашим пришествием благополучно паки обновляется; целуют вас общему житию начальницы, преподобные Антоний и Феодосий Печерстии, и все преподобные, лета и живот свой о Христе в сих пещерах изнурившии; целуем и мы о Христе ваше благородие, со всем освященным собором, целующе ж любовне взываем: внидите в дом Бога нашего и на седалище первейшее благочестия русского, да вашим пришествием обновится, яко орлу юность, наследия благочестивых великих князей Русских» [3].

Подобные же мысли высказывали и другие духовные лица. Вот, хотя бы, два примера. Слуцкий архимандрит, игумен Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве, Феодосий Васильевич, писал 5-го июля 1654 года: «Воздвигнул в нынешнее радостное лето, от многих лет усопшего великого равноапостольного князя Российского святого Владимера, Господи, живыми и мертвыми обладая, егда ваше царское величество постави всеа Российския Земли, якож и оного прежде самодержцу, возвел погребенную росийского рода честь и славу Господь, возводяй низверженныя, егда славою и честию венчал есть ваше царское величество не точию Великой, но и Малой всей Росии обладателем». Он же писал дальше: «Наипаче ж в богоспасаемом граде Киеве, от него ж, яко от Сиона, закон изыде с просвещением и крещением всеа Росийския Земли» [4]. Другой представитель тогдашнего высшего малороссийского духовенства, наместник Киевского Братского монастыря, «священноинок Феодосий», между прочим, писал царю из Киева от 3 июля 7162 (т. е. 1654) года: «И якоже аз, старец Феодосий, твой государев богомолец, егда еще во царствующем граде Москве сый, сея зимы услышах, яко наша Малая Росия царского вашего величества, яко природному своему царю православному, православная главу свою, яко рабыни государю, с радостию преклоняет»[5].

Если приведенные сейчас выражения исторической мысли малороссийских деятелей времени присоединения Малороссии к Московскому государству сведем воедино, получим следующую историческую концепцию. «Российская Земля» была раньше вся под властью великого князя «Русского» Владимира. Киев и вся Малая Русь — «вечное» достояние его преемников. Во всей «Российской Земле» живет единый «народ российский благочестиво-христианский». Отделенная от остальной России, Малая Русь в 1654 году переходит из-под польского владычества под власть царя «всеа Российския Земли», как к «природному своему царю православному», возвращается к нему, как «древних великих князей Русских наследие». Перед нами, таким образом, совершенно определенно и ясно выраженное представление об единстве историческом Малой России с Великою, народ которых составляет единое целое. Представление это было дано тем историческим знанием, которым тогда обладала Малороссия. Это знание давало совершенно определенный и убедительный ответ на вопрос об историческом единстве русского народа и Русской Земли, если у кого-либо этот вопрос являлся и он его разрешения искал в исторических трудах того времени.

Обратимся же к старой исторической литературе тех государств, в состав которых входила Малороссия до ее присоединения к Московскому государству. Земли Русского Юга в ХIV-м столетии были собраны Великим Княжеством Литовским почти все, за исключением Галичины и части Подолья, сделавшихся в том же столетии владениями Польши. В 1569-м году, на Люблинском сейме, воеводства Волынское, Подольское и Киевский повет были оторваны от Литовско-Русского государства Польшею и вошли в состав ее территории. Какие же исторические труды в конце ХVI-го и в первой половине ХVII-го столетий имели наибольшее распространение в Польской Короне, а стало быть, и на Русском Юге? — Это были, конечно, хроники Стрыйковского и Мартина Бельского. «Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси», составленная Матвеем Стрыйковским, была напечатана в Кролевце в 1582 году. Мы не станем входить здесь в разсмотрение вопроса об исторической точности и достоверности извевстий Стрыйковского, хотя и не можем не отметить, что невысокая оценка их, долго державшаяся в исторической литературе со времени Шлецера, в новейшее время значительно изменилась в пользу этого хрониста, особенно благодаря приведению в известность ряда списков литовско-русской летописи, которой тексты подтвердили многие из заподозренных известий Стрыйковского. Для нас важна распространенность его Хроники и ее влияние на общество интересующего нас времени, а в них ни малейшего сомнения быть не может.

Как же смотрит Стрыйковский на русский народ и отделяет ли, по их народности, малороссов от остального русского народа? На этот вопрос ответ может быть только один: весь этот народ представляется ему единым. Указав на различие мнений историков о «славаках и Славенских землях народа русского или сармацкого, откуда бы произошло это их название», Стрыйковский говорит: «Но откуда бы руссаки и иные русские народы ни имели имя и прозвание, они все говорят славянским языком». «Русская монархия» внушала страх «не только Литве, но и Греческим императорам, половцам, печенегам, болгарам, сербам, венграм, полякам и иным также соседям». Это было как во времена Рюрика, Олега и Игоря, так и в эпоху Святослава, Владимира и Ярослава. Говоря об Ольгерде, Стрыйковский отмечает, что этот литовский князь имел одну за другою двух жен, «и обеих русских». А этими женами были княжна Витебская и княжна Тверская. Таким образом, и в Витебске, и в Твери одни и те же русские люди. Но один и тот же русский народ живет и во всех русских землях Великого Княжества Литовского, будет ли это та территория, которая в более новое время получила название Белоруссии, или та, которая стала именоваться Малороссией. Рассказывая о движении, поднятом в начале ХVI-го века известным Глинским, Стрыйковский говорит об его плане перенесения в Великом Княжестве Литовском великого княжения из Литвы на Русь и восстановления «монархии Киевской» [6].

Мы не станем утруждать читателя дальнейшими цитатами из хроники Стрыйковского. Думается, что и приведенных мест ее достаточно, чтобы составить себе совершенно ясное представление о том, как он понимал состав русского народа. По Стрыйковскому, один и тот же русский народ живет по всей Руси, будет ли это ее запад, юг, или северо-восток, т. е. те ее части, которые теперь называются Белоруссией, Малороссией или Великороссией. Такое же понимание найдем и в другой, очень распространенной тогда, хронике, а именно, в хронике Мартина Бельского. Первое издание ее вышло в 1551-м году, в 1554-м году уже появилось издание второе, а через десять лет после него, в 1564-м году было выпущено и третье. Хроника Бельского стала настольной книгою для всех любителей исторического чтения во второй половине ХVI-го столетия; она оставалась такою же и в ХVII-м веке.

Как и Стрыйковский, Бельский сообщает много роскозней, обращавшихся в тогдашней письменности, часть которых имеет достаточно фантастическое содержание. Тут и рассказ о переводе блаженным Иеронимом Библии на славянский язык, и грамота Александра Македонского славянам, и другие вымыслы, которым наивно верил тогдашний читатель. Что касается русского народа, то о происхождении его Бельский говорит так: «Откуда Русь имеет имя, об этом существуют различные людские мнения. Хотя наши старшие хронисты, как Длугош и Меховита, и думают, что они названы так от Руса, брата или внука Леха, но этого не может быть ни в каком случае, так как Русь много старше (как я это достаточно показал, когда писал о начале нашего народа), чем наш предок Лех туда пришел. То может быть, что этот Рус, внук Лехов, о котором они рассказывают, мог господствовать над Русией, но Русь уже давно так Русией называлась. Другие хотят вести ее название от местечка Руссы, которое находится недалеко от Новгорода в Москве, а иные от русых волос, с какими теперь более всего видишь руснаков. Другие ее также от Фет Русыма, потомка Хама, выводят, как Северин Доминиканец в Генеалогии Христа Господа, которая недавно вышла в Риме. А иные от князя Рос, которого встречаем у Езекииля в Священном Писании. Но самое верное, что от рассеяния, как я писал раньше, имеют имя, ибо этот народ так сильно распространился по свету, что наполнил собою великую часть Европы и Азии. Надобно думать, поэтому, что то был народ воинственный, но писать в нем научились не скоро, как и мы, а потому он не может рассказать о себе ничего стародавнего».

Передавая дальше предания, записанные в русской летописи, Бельский рассказывает о Щеке, Кии, Хориве и Лыбеди. Они, по его словам, раздавали пустые края своим князьям для постройки в них замков. Такими князьями были Радим, Вятко и Дулеб. От первого пошли радимичи, над Саном, от второго — вятчане, над Волгой, от третьего — дулебане, над Бугом. Потомками Кия были Аскольд и Дир, которые расширяли государство на юг. Князей над собою русские затем поставили из другого народа, чтобы они не были пристрастны к своим родственникам или свойственникам. Этих князей было трое, а именно, Рюрик, Синеус и Трувор, которые происходили из народа варяжского. Этот народ, без сомнения, был славянским и должен был жить где-либо по близости от моря, еще теперь называемого Москвою Варяжским. Выражения «русин», «русак» Бельский употребляет в совершенно равнозначущем значении. Они живут и на юге, и на севере Русской Земли. Оба эти слова означают — «русский». Когда позднее князь Литвы Рынгольт начал писаться великим князем Литовским, Жмудским и Русским, другие русские князья, а особенно князь Киевский, стали ему на это возражать, ибо Киевский князь приписывал себе власть над всею Русью, как это делает теперь князь Московский [7].

Мы могли бы очень значительно увеличить количество цитат из хроники Мартина Бельского, говорящих об его понимании русского народа как единого, живущего на всем протяжении Русской Земли. Ограничимся приведенными. Уже в них совершенно отчетливо выступает это его понимание. Оно было тем же, как и у Стрыйковского. Обе эти хроники, изданные на польском языке, благодаря знакомству с последним широких кругов общества Малороссии, имели в нем большое распространение. Но тогдашнее образование требовало и знания языка латинского от всех тех, кто хотел считать себя образованным человеком. Обратимся же к латинским трудам исторического содержания, обращавшимся в Польше и в Литве в ХVI-м и ХVП-м столетиях, и посмотрим, что они говорят по интересующему нас вопросу. Начнем наш обзор не с более ранних трудов, а, наоборот, с тех, которые к середине ХVП-го столетия были более распространены в Польском и Литовско-Русском государствах.

Сочинение Вармийского епископа Мартина Кромера «Происхождение и история поляков» должно быть тут поставлено на первом месте. Конечно, для нас особенно интересным должно быть то, как понимает Кромер отношение русского народа, живущего в Малороссии, к народу Московского государства, — представляют ли они части одного и того же народа, или являются двумя отдельными, самостоятельными народностями? На этот вопрос Кромер дает совершенно определенный ответ. Говоря о населении Европейской и Азиатской Сарматии и приведя различные толкования имени «Моски», он пишет: «Но один из многих народов так стал называться от реки и города Москвы, приблизительно с того времени, когда, после разделения руссов на многие княжества, князь Иоанн, сын Даниила, сделался главою этой территории и, восстановив крепость, которая раньше была незначительной и неизвестной, там устроил свою резиденцию. Его потомки не только подчинили себе всех князей того же языка и той же народности; остальные также народы русских, много крупнейшие, древнейшие и важнейшие, чем Мосхи в то время, а именно владимирцы, новгородцы, ярославцы, тверичи, можайцы, суздальцы, псковичи, рязанцы, северцы и другие, будучи все завоеванными, вошли в московское имя, притом, однако, так, что даже и теперь еще одинаково охотно признают имя русских. Так, некогда Киевский, а теперь Московский митрополит еще именуется митрополитом России, как другими, так и Константинопольским патриархом, и сам этот титул, как более значительный и почетный, чем Московии, употребляет. И сами также Московские князья не столько Москов, сколько всей России господство в своих написаниях, хотя и ложно, себе присваивают. Оттуда ясно, что имя москов не древнее и что они составляют часть Русских и некий один народ, не так давно изменивший свое название от крепости-города, который на громадные пространства земель отстоит от древней страны этих москов или мосхинов». В другом своем труде, «Полония», в главе «О расположении Польши и о польском народе», тот же Кромер, говоря о входившей в состав Польши Красной, т. е. Червонной Руси, отмечает: «некогда Подолия и Русь, как та, которая ныне является частью Польши, так и та, которая находится под властью литовцев и москов, имела своих князей, как мы это более обстоятельно показали в истории» [8].

Едва ли возможно требовать от писателя более ясного выражения мысли об единстве русского народа, чем то, которое дал Кромер. Не менее отчетливо выразил эту мысль и Александр Гванини. Родом из Вероны, он в середине ХVI-го века служил ротмистром в войсках Сигизмунда Августа, Генриха Валуа и Стефана Батория. В 1578 году он вернулся в свое отечество, «до Влох». Во время своего пребывания в Великом Княжестве Литовском и в Польше, Гванини внимательно присматривался к местной жизни, изучал ее строй, собирал сведения по истории государств и земель, в которые его бросила судьба. Из его заметок и наблюдений выросла целая книга, которую он, еще находясь в Кракове, перед своим отъездом на родину в 1578 году, посвятил Стефану Баторию. Это его «Описание Европейской Сарматии» вышло в свет в 1581 году. Гванини не принадлежит к числу тех проезжих иностранцев, которые с легким сердцем писали свои книги о России, Литве и Польше, в сущности их совершенно не зная и разбавляя свои очень поверхностные наблюдения и случайные замечания всевозможными росказнями, домыслами и непроверенными слухами. Он имел в Великом Княжестве Литовском «оселость», пожалованную ему за его службу Литовским великим князем. Он в значительной степени сжился со страною, в которой жил и которой служил, и в своем «Описании» ее обнаруживает безусловно достаточную о ней осведомленность. Русский народ он знал хорошо. Вместе с русскими Великого Княжества Литовского и Польши он совершал походы, их он видел и в мирной обстановке их жизни, в их городах, селах и деревнях. Знал он и русских Московского государства, встречался с ними в боях, наблюдал их взятыми в плен и живущими на мирной работе. Как же Гванини представляет себе Русь и ее составные части? Она — в его понимании — едина, но в его время была разделена между тремя государствами: Москвою, Литвою и Польшею. Гванини пишетъ: «Над землями Руссии господствуют, главным образом, два государя, а именно, великий князь Московский, именующий себя повелителем целой Руссии, ибо он обладает многими ее княжествами, второй (т. е. государь) — король Польши, который стоит также и во главе Великого Княжества Литовского, владеет Русскими княжествами, присоединенными к Литве, а именно Витебским, Киевским, Мстиславским и т. д.» [9].

Таким образом, для Гванини единство русского народа не подлежитъ сомнению. Единым же считает его писатель середины ХVI-го века, литовец по своему происхождению, Михалон Литвин. Вот несколько цитат из сочинения Михалона, иллюстрирующих этот его взгляд. «Киев», говорит он, «был прежде столицею Русских и Московских князей. Здесь они приняли христианство. И теперь еще в Киеве есть церкви, построенные с большими издержками из мрамора и других иностранных материалов, с кровлями свинцовыми, медными, а местами и золочеными. Есть и монастыри очень богатые, особенно монастырь Пресвятой Девы Марии. В тайниках и подземных ходах его находятся многие гробницы, в коих лежат сухие и неповрежденные тела, пользующиеся, как тела святых, большим уважением у русских. Кто здесь погребается, душа того почитается спасенной, и потому лучшее дворянство, даже из отдаленных мест, ищет себе здесь могилы за большие деньги. Московский князь ежегодно собирает большую сумму денег с поместьев этого монастыря, взятых им в свое владение. Но он медлит возвратить их (монастырю), потому что сам желает этого места, которое ему нравится, и говорит, что он происходит от князя Киевского Владимира; не менее скорбят и подданные его о том, что не владеют этой древней столицей своих царей и святыни». Рассказывая о Таврической земле, Михалон пишет: «И теперь даже некоторые города, хотя и упавшие, обширностью объема и развалин напоминают прежнее величие, особенно же так называшиийся у нас Сольгот, у москвитян — Крым, у греков — Феодосия, да еще древняя столица Корсунь, которая народу русскому дала крещение и христианское имя, а после разрушенная нашими племенами, доставила им богатую добычу. В храмах нашего Киева до сих пор существуют верные признаки этой добычи в каменных, мраморных и мозаичных работах; отсюда же и двери в Гнезненском соборе». Рассказывая о продаже пленных в Крыму, Михалон говорит, что, «когда рабов выводят на продажу, то ведут их на площадь гуськом, как-будто журавлей в полет, целыми десятками, прикованных друг к другу около шеи, и продают такими десятками с аукциона, причем аукционер кричит громко, что это рабы самые новые, простые, не хитрые, только что привезенные из народа королевского, а не московского; московский же род считается у них дешевым, как коварный и обманчивый». Таким образом, население различается автором по государствам, в которых оно живет, а не по народности. И часть русского народа, жившего в пределах Великого Княжества Литовского, Московский князь Иван, дед царя Ивана Васильевича, «отнял от него и присоединил к своему наследству». Но, может быть, особенно ясно выступает у Михалона Литвина отождествление им московского и русского, как единородного, в следующих его словах о буквах-письменах. Он пишет: «Мы учимся московским письменам, не древним, не имеющим в себе никакого побуждения к доблести, так как русские буквы чужды нам, литовцам, т. е. итальянцам, происходящим от итальянской крови». Конечно, не специально-московской письменности учили тогда в Литовско-Русском государстве. Там изучалась тогда письменность общерусская, и ее то и называетъ Михалон московскою, сливая и совершенно отождествляя ее с нею. Понятия «московский» и «русский», в значении обозначения народности, а не государства, для него совершенно тождественны» [10].

Итак, историческая литература Польши и Литовско-Русского государства середины и конца XVI столетия давала совершенно ясный ответ на вопрос о русском народе: этот народ, представляя собой единое этнографическое целое, живет в трех государствах — Московском, Литовско-Русском и Польском.

К приведенным уже нами авторам, утверждающим это, можно бы было добавить еще и других, но не будем утруждать читателя дальнейшими цитатами из исторических трудов этого времени. Остановимся еще на двух исторических писателях предшествующей эпохи, которые, особенно первый из них, завершая своими трудами работу в области истории Польши, польского средневековья, создавали основу для польских историков последующего времени. Это — Ян Длугош и Матвей Меховита.

Громадное влияние Длугоша на дальнейшую историографию Польши и Западной Руси установлено научным исследованием и не подлежит сомнению. Своей «Историей Польской» он даже как бы заслонил более ранних польских хронистов и сделал обращение к их трудам почти излишним. Как же высказывается Длугош о русском народе?

Начав свое изложение истории [11] с библейских времен и с создания Богом Адама, Длугош переходит к преданию о Лехе, Чехе и Русе. Имя последнего и приняла заселившаяся в течение продолжительного времени страна, которая зовется «Руссией». «Обширнейшие государства руссов, главой и метрополией которых является Киев и которые орошаются громадными реками — Днестр, Днепръ, Неман, Прут, Случ, Стырь, Струч, Смотрич, Серет, они заселили и распространили свои границы за Новгород, город Руссии, чрезвычайно богатый золотом, серебром и мехами, весьма известный, находящийся среди болот и озер». Длугош упоминает и Кия, и Щека, и Хорива, и «других князей рутенов», как Радим, Вятко, Дулеб. «Некоторые народы рутенов», продолжает он, «вследствие огромного размножения искавшие для себя новых мест для поселения, имея отвращение к собственным князьям, приняли трех князей от варягов». Далее у Длугоша выступают Рюрик, Синеус и Трувор, за ними Игорь и Ольга и дальнейшие Русские князья, которых называет русская летописная традиция. Святослав разделил «княжество Руссии» между своими сыновьями — Ярополком, Олегом и Владимиром, причем последнему досталось княжество Новгородское. Владимир, «князь Руссии», оставил после себя двенадцать сыновей и, «опасаясь, чтобы с его смертью не поднялись распри из-за княжеств Руссии, разделил государство между сыновьями: старшему, Вышеславу, дал Новгород, Изяславу Полоцк, Святополку Туров, Ярославу Ростов, а после смерти Вышеслава — Ярославу Новгород, Борису Ростов, Глебу Муром, Святославу Древляны, Всеволоду Володимирию, Мстиславу Тмуторакань, остальным же трем младшим сыновьям, а именно, Станиславу, Посвизду и Судиславу, княжества Киевское и Берестовское». Таким образом, вся Русская Земля во времена Владимира составляла единое Русское княжество, лишь позднее она разделилась на части, а еще позднее эти части оказались в составе трех различных государств — Московского, Литовско-Русского и Польскаго. Имя «Руссии», как целой Русской Земли, сохраняется у Длугоша до самого конца его исторического труда, доведенного до 1480 года. Так, рассказывая о Флорентийской унии 1439 года, он пишет: «Император, возвратившись домой, с другими прелатами Греции и Руссии, объявляет и вводит унию» [12].

Что касается младшего современника Длугоша, Матвея Меховиты, то доведенная им до 1504 года «Хроника Поляков» не дает нам ничего существенно нового по сравнению с «Историей» Длугоша. Те же Лех, Чех и Рус, та же летописная русская традиция, та же линия князей, начатая «князем Руссии» Рюриком. Меховита так же, как и Длугош, говорит о народах «рутенского рода» (например, древляне), и его «Хроника» в этом отношении нисколько не дополняет Длугоша. Но другой труд Меховиты, «Об Азиатской и Европейской Сарматии», заслуживает того, чтобы на нем несколько остановиться на настоящих страницах. Меховита различает страну руссов и страну москов, т. е. москвичей. Он говорит, что в Европейской Сарматии «находятся страны руссов или рутенов, литовцев, москов и к ним прилегающая». Совершенно ясно, однако, что тут мы имеем различение частей русского народа лишь на основе их разделения по государственной принадлежности, а отнюдь не на основе их этнографической особенности. В самом деле, он пишет немного ниже: «Потом, в 1228 году, татары, в громадном множестве вступив в Руссию, опустошили всю Рязанскую землю». Далее он рассказывает об опустошении ими земли Суздальской, а в следующем году — Смоленской и Черниговской. «В 1241 году», продолжает он, «пришли татары в Руссию и разрушили до основания Киев, величайший город и метрополию рутенов, великолепно построенную». В своем очень интересном описании Московского государства он, между прочим, обращает внимание своего читателя на то, что «в Московии только один язык и одна речь, а именно рутенская или славянская, во всех областях и княжествах». Иными словами, Меховита признает единый общерусский язык и часть русского народа, живущую в Московском государстве, считает объединенною им с другими частями того же народа, которые находятся в пределах королевства Польского и Великого Княжества Литовскаго [13].

Таким образом, исторические писатели середины и последних десятилетий XVI века не создавали каких-либо новых представлена в интересующем нас вопросе; они высказывали лишь те положения и представления, которые были прочно установлены уже их предшественниками. Но, кроме написанных на польском и латинском языках исторических трудов, изданных в печати уже в XVI столетии, в Западной и Южной Руси обращались и рукописи русских летописных сводов или отдельных летописей. Первоначальная летопись, летописи Киевская и Галицко-Волынская, как и более поздние местные летописные своды и сборники, читались и переписывались в Южной и Западной Руси. В более ранних летописях читатель узнавал об объединении всех восточных, т.е. русских славян в единую Державную Русь великих Киевских князей Владимира и Ярослава и о разделении ее в последующее время. В более поздних местных летописях он, правда, встречал обычное употребление слова «русский» для обозначения Русских земель, вошедших в состав Литовско-Русского или Польского государств, т. е. Белоруссии и Малороссии. Но рядом с этим нет-нет и прорвется обозначение «русскими» земель за их границею, входивших в состав государства Московского. Так, например, в Литовско-Русской летописи, среди известий начала XV века, читается: «Того ж году на Взвестоване Матки Божи (т. е. Благовещение), в понеделок на страстьной недели, было знамя великое как бы у-в обедную пору — звезды явились как бы в ночи, солнце потемнело, страх был великий на землю Рускую; того ж лета Москва вся сгорела и Смоленеск». Рядом с этим, на той же странице свода стоит и другое известие: «Того ж году был в Новгороде мор силен велми, и на Москве, и в Ладозе, и в Порхове, и у-во Пскове, и в Торжку, и во Твери, и в Дмитрове, и по всем Руским волостям». Москва и другие города единого русского народа, как части одной и той же Русской Земли, естественно вставали перед читателем, несмотря на границы государств, их разделявшие. В местной русской исторической письменности сохранялась идея единства Русской Земли; вся она сознавалась Русскою, хотя и не была уже более объединена в одном и том же государственном союзе [14].

От имевших распространение в Южной и Западной Руси, в эпоху присоединения Малороссии к Московскому государству, исторических трудов обратимся к сочинениям географов и политиков и посмотрим, что они говорят о Русской Земле и русском народе. В царствование Сигизмунда III-го и его сына Владислава IV-го Симон Старовольский написал свой известный географический труд «Полония». Его авторитетность и распространенность в XVII столетии не подлежат сомнению. И вот что писал Старовольский о «Руссии»: она «разделяется на Руссию Белую, которая входит в состав Великого Княжества Литовского, и на Руссию Красную, ближайшим образом называемую Роксоланией и принадлежащую Польше. Третья же часть ее, лежащая за Доном и истоками Днепра, называется древними Руссией Черной, в новейшее же время она стала называться повсюду Московией, потому что все это государство, как оно ни пространно, от города и реки Москвы именуется Московией». И Старовольский, таким образом, Русскую Землю считает внутренне и по существу единым целым; только, разделенная на три части между тремя государствами, она лишилась своего объединения [15].

Что касается политиков, то этим именованием в Речи Посполитой называли «авторов, которые законы и конституции польского народа скомбиновали и написали книги о государственном устройстве Речи Посполитой» [16]. Из числа политиков обратимся за справкою по интересующему нас вопросу к тому, которого труд еще в середине XVIII столетия был признан не только хорошим, но даже превосходным, написанным автором с прекрасною подготовкой, с критическою мыслью, без всякой предвзятости. Мы разумеем Христофора Гарткноха и его «Республику Польскую», вышедшую в 1698 году. Она представляет собою результат изучения ее автором всей почти предшествующей литературы по вопросам, которых он касался. В составе территории Речи Посполитой Гарткнох называет две «Руссии», а именно — Белую и Красную. К первой он относит воеводства Новгородское (т. е. Новгородка Литовского), Мстиславское, Витебское, Полоцкое, Смоленское, Черниговское, Киевское; входящими же в состав второй он считает воеводства Русское (главный город — Львов), Подольское, Волынское, Белзское и Брацлавское. Из этих воеводств, прибавляет Гарткнох, воеводства «Брацлавское, Киевское и Черниговское называют Украиною» [17]. Таким образом, Гарткнох, во-первых, чужд какого-либо этнографического признака в определении понятия Белой и Красной Руси, ибо воеводства Черниговское и Киевское он относит в состав Руси Белой, а, во-вторых, он дает определение и той территории Речи Посполитой, которая в его время носила имя «Украины». Этою последнею именовалась только область юго-восточного пограничья, что совершенно просто и естественно объясняет и значение этого термина, тогда обычного. В самом деле, слово «украинный» означало на русском языке того времени то же, что значит в нашем современном языке слово «пограничный». Это значение имело слово «украинный» одинаково и в Руси Литовской, и в Руси Московской. Еще И. Д. Беляев в сороковых годах прошлого столетия установил, что «польскою (от слова „поле“) украиною Московского государства назывались в наших старинных официальных бумагах границы Северо-Восточной Руси, соседние при-Волжским, при-Донским, и даже при-Днепровским степям». Украинами, т.е. окраинами, в Московском государстве назывался целый ряд его пограничных территорий, где бы они ни лежали, на западе, востоке, или юге. То же значение «пограничный» имело слово «украинный» и в Великом Княжестве Литовском. «Украинными» замками его назывались одинаково и Витебск, и Полоцк, и Дрисса, и Дисна, и Лепель, и другие, находившиеся не далеко от границы государства города, а в их числе также и Киев и города юго-восточной окраины, которую представляла собою Малороссия для Польско-Литовской Речи Посполитой в XVII столетии [18].

Подведем итог под нашими наблюдениями над тем, что давала литература Речи Посполитой, в состав которой входила Малороссия пред присоединением ее к Московскому государству, по вопросу о составе русского народа и Русской Земли. Эта литература совершенно определенно указывала на их внутреннее единство, нарушенное тогдашним разделением их между тремя государствами. Что касается иностранцев, проезжавших через Русскую Землю и писавших о ней, то, конечно, сообщаемые ими сведения далеко не совпадают. Степень их осведомленности и наблюдательности была различна, и это отражалось на их сообщениях и заметках. Некоторые из иностранцев предполагали малороссов даже особым народом. Так, например, англичанин Самуил Колинс, бывший в России в царствование царя Алексея Михайловича, писал о черкасах, т. е. малороссах, так: «Черкасы так же, как и русские, исповедуют греческую веру, однако же не так суеверны и позволяют иностранцам входить в свои церкви. Говоря о Черкасии, я должен описать и народ, населяющий ее. Черкасы — татарского племени, народ грубый и мрачный; женщины их очень некрасивы, грубы и преданы пьянству. Во время угощений они напиваются пьяны еще прежде, нежели начнут подавать кушанья: едою они протрезвляются, потом опять напьются, а потом опять протрезвятся пляскою; а пляску они так любят, что презирают того человека, у которого нет в доме скрипача. Правление их совершенно анархическое, потому что они, возмутившись, уничтожили все дворянское сословие, и теперь управляются полковниками, ими самими избранными, с которыми всякий из них обходится за панибрата. Воинов они на своем языке называют казаками, почему ошибаются многие, считая казаков особенным народом» [19]. Трудно, конечно, признать приведенные слова написанными человеком вдумчивым и хорошо осведомленным. В них ясно выступает перед читателем иностранец, легко сообщающий случайно попавшиеся ему на глаза отдельные факты и явления и так же легко верящий своим первым впечатлениям или росказням, которые до него доходили. Но нельзя не отметить, что у иностранцев, даже не вполне осведомленных и дающих не вполне надежные или не совсем точные сведения, мы не находим ясного разделения русского народа на его ветви, установленные уже научным изучением нового времени. Так, живший в Москве в семидесятых годах XVП столетия Яков Рейтенфельс писал: «В царском титуле предпосылаются остальным известные названия Великой, Малой и Белой России, обнимающие почти все царство, потому, конечно, что название „Россия“ у мосхов считается самым древним и наиболее славным. Великая, называемая иногда и Западною, занимает громадное пространство земли около Пскова, Новгорода и Ярославля, Малая или Червонная, считающая своим главным городом Киев, чаще называется более распространенным именем Южной, а Белая — область больше остальных, но часть ее принадлежит Польше. Она у некоторых писателей стяжала царю прозвище „Белого“, так как, действительно, обитатели ее, по большей части, носят белые одежды. Главным городом этой области был сперва Владимир, а потом Москва, и это название остается за нею и в настоящее время» [20]. Именование «Белою» именно той части России, которая была основным ядром Московского государства, встречается и у других иностранцев, писавших о России. Его принимал и первый русский историк — В. Н. Татищев [21].

Но обратимся к тому иностранцу, писавшему о России в первой половине XVI века, сочинение которого о ней, по наблюдательности автора, справедливо признается одним из лучших исторических источников, к «Запискам» барона Сигизмунда Герберштейна. В них найдем то же признание Русской Земли единой, но разделенной между тремя государствами, которое мы видели уже выше, в трудах писателей, постоянно живших в Литовско-Русском государстве и Польше. Герберштейн пишет: «Из государей, которые ныне владеют Руссией, главный есть великий князь Московский, который имеет под своею властью большую ее часть, второй — великий князь Литовский, третий — король Польский, который теперь правит и в Польше, и в Литве» [22]. Сочинение Герберштейна имело очень большое распространение и оказало значительное влияние и на польских историков и географов.

От литературы тогдашнего времени, дававшей малороссу знание исторического прошлого его родины и ее исторических и национальных связей с остальным русским народом, обратимся к тому, что он получал от школьного учения и книги церковной для сознавания себя принадлежащим к составу единого русского народа, живущего в целой Русской Земле, хотя она и разделена между тремя государствами.

Лишь только русский человек, будь он великорусс, белорусс или малорусс, приступал к учению грамоте, он оказывался под влиянием могучей силы, объединявшей все части и ветви русского народа. Этою силою был «словенский» язык — церковно-славянский, как обычно называем мы его теперь. «Словенский» язык в церковных книгах всех ветвей русского народа был один и тот же — единого «русского извода». Те небольшие различия, которые попадали в него на местах из местных говоров, отнюдь не позволяют говорить об особых изводах великорусском, малорусском и 6елорусском, как об его разновидностях, подобно изводам болгарскому или сербскому, в которых имеем известную модификацию церковно-славянского языка под влиянием местной речи. Поляк-мазовшанин, Матвей Стрыйковский, в XVI столетии, в своей упомянутой нами выше «Хронике», даже называет этот язык «славянским русским» [23]. Церковная книга издавалась для всего русского народа, а не для той или другой его части, будет ли это издание Московское, Киевское, Острожское, Виленское и т. д. Знаменитая Острожская библия 1581 года была издана «о Христе избранным в народе русском, сыном церкве восточныя, и всем съгласующимся языку словенскому и съединяющимся тояжде церкве православию христоименитым людем». Переводя Евангелие на «русский» (белорусский) язык своего времени, Полоцкий шляхтич Василий Тяпинский, в ХVI-м стилетии, вместе с переводом издает и «словенский» текст «слово от слова», так, как его «во всих своих церквах чтут и мают» русские люди. Московское издание Библии 1663 года предназначается «о Христе избранным в народ великороссийстем и в прочих сыном сущим церкве восточныя и всем согласующимся языку славенскому и соединяющимся тояжде церкве православию христоименитым людем». Уже самое слово «великороссийский» в то время не могло, в таком контексте, означать ничего иного, кроме «всерусского», ибо тогда научно-этнографических терминов «великорусский», «малорусский» и «белорусский» еще не существовало, — они были созданы только в XIX столетии и даны наукою, а не выработаны просто самою жизнью. Обозначение «Великая Россия» в титуле Московских царей этнографического значения отнюдь не имеет. Оно было просто обозначением территории их государства, противополагая ее Русским землям, входившим в состав Польши и Великого Княжества Литовского, независимо от того, какими ветвями русского народа они были населены. Такое именно значение этого выражежя прекрасно обнаруживается и в сказанном в «Триоди Постной», изданной в Киеве в 1627 году, в которой читается, что она издана для всех «великороссов, болгар и сербов и прочих подобных нам в православии». Конечно, в Киеве, до присоединения его к Московскому государству, не могли считать своею задачею издание книг для последнего.

Церковная православная книга издавалась в разных концах Русской Земли для нужд целого русского народа, а не для одной какой-либо его части. Московский первопечатник, диакон Иван Федоров, в послесловии к напечатанному им в 1574 году во Львове «Апостолу», говорил, что эту книгу будут читать «вси раби благословенного Бога нашего». Виленский каштелян и гетман Великого Княжества Литовского, Григорий Александрович Ходкевич, в своем предисловии к «Евангелию Учительному», напечатанному в его имении Заблудове в 1569 году" указывал, что оно им издается «на почесть и похвалу Господу Богу, в Троицы Единому, и к научению людям христианским закону нашего греческого». Книга «О вере единой», изданная в Москве в 1648 году, назначалась для всех, у кого отправляется богослужение «богоугодным языком словенским в Великой и Малой Руси, в Сербех и Болгарех». Не будем дольше останавливаться на дошедших до нас в громадном числе выражениях идеи единства «словенского» языка и веры всего «православного» народа, в предисловиях и в послесловиях церковных книг, изданных в разных местах, по всему пространству, заселенному всеми тремя ветвями русского народа. Только при этом единстве и было возможно, скажем больше — совершенно естественно, продолжение «друкарской» работы московских первопечатников в Заблудове, Вильне, Львове и Остроге, после их ухода из Москвы. Но «словенский» язык не только объединял все части и ветви одного русского народа. Он имел распространение среди всех славян, сохранивших православную веру, — «широкий и великославный язык славенский, в Великой и Малой России, в Сербии, Болгарии», как выразился в 1627 году иеромонах Киевопечерской Лавры Памва Берында. Этот язык в то же время именовался и «российским», что определяло его и как язык всей «России», т. е. целой Русской Земли.

Церковно-славянский язык стал и литературным языком всей Руси, у всех частей и ветвей русского народа. Этот «язык книжный словенский», как выражался еще князь Курбский, неизбежно «русел», принимая в себя особенности русского языка, в тех его говорах, среди которых жили авторы, но, как литературный язык, он отнюдь не сливался с языком живым народным, будет ли это речь, звучавшая на русском юге, западе, или северо-востоке. Совершенно естественно, что школьное или домашнее обучение русского человека от чтения церковных книг переходило к более глубокому изучению самого «книжного» языка. От ХVI-го и ХVII-го столетий до нас дошли и грамматики, и словари этого языка, составленные и изданные в краях, которые в более новое время получили названия Малороссии и Белоруссии. В 1586-м году грамматика «словеньска языка» была издана в Вильне, в 1591-м году напечатана во Львове «Грамматика доброглаголиваго еллино-словенскаго языка совершеннаго искуства осми частей слова». В 1596-м году вышла из печати в Вильне «Грамматика словенска съвершеннаго искуства осми частий слова и иных нуждных. Ново съставленна Л. З.» (т. е. Лаврентием Зизанием); в 1619-м году появилась в Евье, несколько раз позднее переизданная, «Грамматики славенския правилное синтагма» Мелетия Смотрицкого; в 1621, 1631, 1636 и 1638 годах были напечатаны грамматики и буквари «словенскаго» языка в Вильне, Кутеине, Могилеве и Кремянце. Появились и словари — в 1596-м году Лаврентия Зизания «Лексис сиречь речения, в кратце сбранны и из словенскаго языка на простый руский диялект истолкованы» (въ Вильнъ), в 1627-м году «Лексикон славено-росский и имен тлкование» Памвы Берынды (в Киевопечерской Лавре, в 1653-м году переиздан в Кутеинском монастыре) [24].

Литературный язык Южной и Западной Руси именовался в Москве или польско-русским, или славено-польским, или литовским. Но сопоставление этого языка с тем, которым говорила Москва, давало любопытнейшие результаты. Когда, например, в 1627-м году в Москве происходил разговор Лаврентия Зизания с князем Черкасским по поводу составленного Зизанием катихизиса, Черкасский спросил: «по литовскому де языку как вы говорите — собра?» Зизаний на это ответил: "тож и по литовскому языку — сОБРа». Черкасский дальше спросил: „а изведе — как?“. Ответом Зизания было: „и изведе — по нашему» [25]. Да разве подобные разговоры при встречах русских людей запада, юга, или северо-востока Русской Земли, велись ли они о литературном или о живом их языке, не внушали им мысли об единстве их речи, несмотря на наличность и некоторых ее местных особенностей? При взаимных встречах, в какой бы обстановке, они ни происходили, русские люди со всех концов Русской Земли, несмотря на различия речи, вполне понимали друг друга, хотя и говорили на не вполне тождественном русском языке. Понятность языка облегчала и переход из-за государственной межи „белорусцов“ и „черкасов“ на территорию Московского государства, и обратно, уход из него его подданных в малороссийское казачество.

Но, конечно, там, где не выработалась интеллигенция, главною основою сознания общерусского единства была „русская“ вера. Сознание связей всех „русских“, всего „православного“ народа несомненно жило прочно среди всех частей и ветвей его, разделенных историей. О том, что русское население Великого Княжества Литовского уже в начале ХVI-го столетия относилось сочувственно к Москве во время ее войн с Литвою, мы имеем прямые указания, притом от лиц неправославных, а стало быть, и не могущих возбудить в нас подозрение в обобщении своего личного настроения и в распространении его на народные массы, в действительности им не затронутые. Давно, еще в конце ХVI-го века, было издано в печати письмо одного католического автора, из Вильны от 26-го сентября 1514-го года, в котором он так пишет о настроении русского населения Литовско-Русского государства во время происходившей тогда войны с Москвою: „Многие из них втайне сочувствуют Москве (как кажется) не по какой-либо другой причине, а из-за религии“ [26]. С конца ХVI-го столетия и в ХVII-м веке это сочувствие и сознание своего внутреннего единства с Москвой должны были стать еще дороже.

С самаго начала христианства на Руси оно воспринималось русским народом от греков вместе с их враждою к Риму. Эта вражда в середине ХI-го столетия завершилась окончательным разделением церкви на восточную и западную. Вражда к латинству сделалась органическою частью религиозного миросозерцания русского человека с самаго начала христианства на Руси и организации русской церкви греческой иерархией. С конца же XVI века воинствующий католицизм с особой энергией обратился к борьбе с православием на территории федеративной Польско-Литовской Речи Посполитой. Эта борьба неизбежно приводила к подъему православно-народного самосознания. А так как православная вера давно уже именовалась верою „русскою“ и представлялась органическою частью русской национальной стихии, то защита ее от латинства, как веры „лядской“, совершенно естественно соединилась с мыслями обо всем русском, православно-российском народе. „Русская“ вера была верою его всего, где бы он ни жил. На силу русского народа в его целом составе должны были стремиться опереться в своей борьбе за „русскую“ веру ее защитники на русских юге и западе. В той же части Русской Земли, которая составляла Московское государство, эта вера была государственною религиею, т. е. оставалась в том же значении, которое она имела еще в то время, когда вся Русская Земля представляла собой единую Русскую Державу времени Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Стоявший во главе Московского государства „российский“ царь, с падения Византийской империи, являлся защитником православия в целом мире, о чем хорошо знали в Малороссии, хотя бы со слов проезжавших через нее за милостынею в Москву греческих монахов и даже самих патриархов православного Востока. Церковная уния, вводившаяся насильственно и против воли населения на русских юге и западе в ХVII-м столетии, не могла не представляться их русскому населению в виде проявления признаков близящегося торжества враждебной „лядской“ веры, а в защите от нее той части Русской Земли, которая находилась под его властью, Московский царь уже имел незабываемые заслуги. Одно из наиболее выдающихся произведений юго-западной русской полемической литературы конца XVI века, направленной против церковной унии и воинствующего католицизма, „Апокрисис“ Христофора Филалета, поставило вопрос: разве нет православных государей на Востоке и Западе мира? И на этот вопрос его автор ответил, что впереди их всех стоит тот, кого называют Московским великим князем. Этот Московский „потужный (т. е. могущественный) царь православный“ делался теперь все более и более нужным и дорогим для православного русского населения территории Речи Посполитой. Насильственное введение церковной унии заставляло вспоминать, что именно он покарал в середине ХV-го века митрополита Исидора, который вернулся с Флорентийского собора „зменником“ православию и „кривоверным помагал“. Жаль, что не вспоминают новые изменники и враги православия, прибавляет тот же Христофор Филалет, „яко ся ему зменництво заплатило, жебы собе и теперешний митрополит з своим товариством мел был што брати в розум“ [27].

Но подведемъ итоги. Научное знание того времени недавало Малороссии эпохи ее присоединения к Московскому государству указаний на то, что ее народ представляет собою нечто особое от русского народа Московского государства. Наоборот, оно учило, что весь русский народ, разделенный в своих частях между тремя государствами — Москвой, Польшей и Литвой, — един по существу и иметъ общую историю в раннее время своей общей государственной жизни в Русской Державе Владимира Святого и его сына, Ярослава. Общее происхождение тогда было увенчано и общею государственностью. В дальнейшее время последняя разрушилась. Но единство происхождения забыто не было. Оно сознавалось достаточно отчетливо и в более интеллигентных, и в менее интеллигентных кругах малороссийского общества. Силами, его питавшими, были язык, книга, вера и церковь. А в эпоху борьбы с „русскою“ верой Малороссии, которая тогда велась церковной унией и католичеством, установление тесных связей с Москвою, то есть с тою частью русского народа, которая сумела создать могущественное „Российское“ государство и сделала „русскую“ веру его идейной основой, было настоятельно необходимым. Все это вырабатывало определенную идеологию. Ее мы и видели выраженною в устных заявлениях и писаниях Хмельницкого и малороссийского духовенства, которые были приведены на первых страницах настоящей работы.

Эта идеология, в которой не было ничего, созданного или придуманного вновь ради переживавшегося тогда политического момента, была закреплена и историческимтрудом, составленным в Малороссии послеее присоединения к Москве, а затем на целое слишком столетие ставшим учебною книгою русской истории для целой России. Мы разумеем знаменитый Киевский „Синопсис“, вышедший первым изданием в Киев в 1674-м году и затем переиздававшийся около тридцати раз, вплоть до тридцатых годов ХIХ-го века [28]. Освобожденная казацкими восстаниями и силами Московского государства от польской власти, Малороссия закрепляла им свои идейные связи с тою частью единого русского народа, которая жила в этом государстве и с которой теперь она воссоединялась.

Как же представляет «Синопсис» отношение Малороссии и ее народа к России и к русскому народу, как целому? Народ «русский», «российский», «славенороссийский» — по «Синопсису» — один. Он происходит от Иафетова сына Мосоха (имя последнего сохраняется в имени Москвы), и он «племени его» весь целиком. «Преславный верховный и всего народа российскаго главный град Киев» возник на месте, когда-то освященном апостолом Андреем — «по благословению и пророчеству изрядного заступника Российского, святого апостола Андрея Первозванного, на горы Киевские, не малу времени прешедшу, приидоша от диких поль с славяны, великими и зело храбрыми народы, трие братия роднии Князие Российстии», Кий, Щек и Хорив, с сестрою своею Лыбедью. «Инии же россы страною, естеством же едини, в полунощных странах над езером Илмером широко населишася, а прочии над Волховом рекою, идеже создаша Новград великий». Затем, когда «в великом междоусобии и многом нестроении российстии народы быша», они, по совету Гостомысла, призвали «от немец» трех братьев, князей Варяжских, — Рюрика, Синеуса и Трувора. Эти новые князья «в Российской земле» были приняты «от всех россов с великою радостию и благодарствием»; они «абие и государство Руское, добровольно от народа добровольного поданое, на три части между собою разделиша», а затем оно соединилось в руках Рюрика, после смерти его братьев. В это время в Киеве продолжает еще княжить потомство Кия. Последними князьями его «племени» были, по представлению «Синопсиса» Аскольд и Дир, убитые по приказанию Олега. С Олегом прибыл в Киев «наследник всех княжений Российских, сын Руриков» Игорь, — «и в то время скончася наследие свойственных князей Российских Киевских в Осколде и Дире. А от князей Варяжских, от Игоря Руриковича прочее князие, даже до великих князей Московских, родство свое изведоша». Внук Игорев, «великий князь Владимир Светославич, идущ от корене Августа кесаря Римского, владевшего всею вселенною», после смерти своих братьев, «объем их княжения и всю Россию, полунощную, восточную, полуденную, белую и черную, к своей власти приведе. Нача писатися царем и великим князем и самодержцем Российским… и престол княжения Великоновгородского в Киев принесе». Этот «великий самодержец Российский», крестившись сам, «и Киевский и всея Российские земли народ святым крещением просветил». Свое «великое государство Российское» он разделил между своими двенадцатью сыновьями. Один из них, Святополк, «завистию же и богомерзским желанием к самодержавствию одержим, поревновав братоубийце первому Каину», стал убивать своих братьев, но был побежден Ярославом, который после его смерти «прият престол княжения Киевского, и бысть всея России самодержец». Но оставался в живых еще один Владимиров сын, Мстислав, с которым пришлось Ярославу некоторое время делить Российские земли. «По смерти же Мстиславле прият Ярослав и его княжение, и прилучи к престолу Киевскому, и тогда крепким и правым самодержцем или царем всея России писатися начал» [29].

Итак, Россия едина. Автор «Синопсиса» и не мыслит о каком-либо разделении ее на отдельные составные части, ни на основе государственной самостоятельности или федеративности, ни на основе этнографических особенностей частей русского народа. Последний совершенно един, как «племя» Мосохово, един по своему государственному союзу, един по своей православной вере и культуре. Киевопечерский монастырь — общерусское достояние и сокровище святыни и молитвы. Создание в нем и украшение «великия церькве Печерския каменныя» — «великая слава и похвала бяше всему российскому народу, яко в писанных древних летописцах русских обретается».

Между наследниками Ярослава Мудраго начались усобицы. Их остановил Владимир Мономах — «сей междоусобие всякое в Российских князех усмири и в самодержавие приведе». С его же времени «Российскии самодержцы венец царский на себее носити начаша», с присылкою ему известных регалий «православно-христианским кесарем Греческим» Алексеем Комненом. Андрей Боголюбский взял Киев, послав на него свои войска со своим сыном Мстиславом и «со многими князи Российскими». Теперь Андрей — «великий князь всея Российския земли», хотя он и не живет уже в ее столице — Киеве. Но «Синопсис» не забывает прославить его за то, что он принес Киевопечерской Лавре в дар свой город. Василев, «отечество преподобного отца нашего Феодосиа Печерского», и за то, что освободил Лавру от подчинения митрополитам — «да пребывает в соблюдении, хранении и заступлении великих князей Российских и наследников их в вечные роды и времена». С эпохи Андрея Боголюбского в Киеве уже сидят простые Киевские князья, а не великие «Российские», но он все-таки именуется автором «столицею самодержавия Российского». Нашествие «злочестивого Батыя» подчинило Россию татарскому игу. Имеющими власть над Киевом «Синопсис» в эту пору считает князей Владимиро-Суздальской земли. В годы обладания «Россией» Батыя и «над Киевом» была власть Ярослава Всеволодовича, «старейшего князя Московския земли», а после его смерти «бысть князь Киевский из земли Российския Александр Ярославич Невский», затем один за другим братья его Ярослав Тверской и Василий Костромской, а за ними сыновья Александра Невского Димитрий и Андрей и его племянник Михаил Ярославич Тверской, т. е. все Владимирские великие князья по преемству ими власти в северо-восточной Руси. Но автор «Синопсиса» знает и Галицких князей, знает и об их власти над Киевом. «Великий князь» Даниил Романович Галицкий, «иже писашеся самодержец всея России», даже «от папы Римского чрез посланники венчан бысть на царство Российское». Когда «преставися Российский царь Даниил», то после него «сын его Лев Даниилович, великия ради храбрости своея, княжениями Российскими владеющ и Киевским писашеся» [30]. Как примирить одновременное существование двух «самодержцев всея России», северного и южного, и власть их обоих над Киевом? Автор «Синопсиса» об этом не заботился. Ему нужно было закрыть свои глаза на получившееся противоречие ради выдержанности его общей основной идеи, т. е. идеи единства Русской Земли.

В эпоху татарского ига «стольный Российский град Киев» был захвачен Литовским князем Гедимином, и совершилось «прилучение княжения Киевского до Литовского». А между тем Москва сумела скопить русские силы, и ее великий князь Димитрий начал войну с поработителями «России», татарами. Походу Димитрия Донского и Куликовской битве отдано более четверти общего числа страниц «Синопсиса». На них борьба Донского с Мамаем представлена как общерусское дело, а не местное, не одной Северо-Восточной Руси. В этой борьбе «самодержцу Российскому» помогает не только молитва преподобного Сергия Радонежского, но и содействие свв. Бориса и Глеба, высокочтимых святых Киевской Руси, сыновей Владимира Святого, когда-то властвовавшего над целою Русской Землею, составлявшею его державу. «Преславная победа над татарами» — общее «российское» торжество, а не успех только Московского княжества. Москва теперь «российский» центр. В нее совершилось уже к этому времени и «переселение митрополита Киевского», а затем «в царствующем граде Москве» и «патриаршеский престол устроися». Между тем «царственный град Киев» был унижен окончательно литовскою властью. В 1471-м году его княжество было обращено в простое воеводство, которое в 1569-м году «совершенно от Литовского княжества прилучено бысть до короны Польския» [31]. Но в середине ХVII-го столетия «милость Господня с небесе приниче на первоначальный всея России царственный град Киев и начат его обветшавшую ону скипетроносную державу, яко орлюю юность, обновляти, яко день от дне в высокодержавное царское православного самодержца достояние приближашеся и успеваше». Наконец, «милость Господня» совершилась вполне, и «богоспасаемый, преславный и первоначальный всея России царственный град Киев, по многих пременах своих изрядною милостию Божиею аки на первое бытие возвращаяся, от древнего достояния царского паки в достояние царское прииде, егда Царь царем и Господь господем, паче прочих царей земных возносяй рог Христа Своего, великого государя нашего, царя и великого князя Алексиа Михаиловича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца и многих государств и земель восточных и западных и северных отчича и дедича и наследника и государя и обладателя, его царского пресветлого величества, искони вечную скипетроносных прародителей его отчину, царственный той град Киев в его скипетроносныя царския руце, яко природное царское его присвоение возврати». Теперь Киев и Киевщина, с их общерусскою святынею и «православнороссийским народом», нашли верную защиту от поляков и «бесурман», татар и турок. «Его царского пресветлого величества многочисленнии силы» вместе со «многими полками казацкими, с гетманом войска его царского пресветлого величества Запорожского» — надежная охрана благополучия Киевщины, вернувшейся в состав России и опять получившей возможность жить в ней единым «православнороссийским народом» [32].

Таким образом, по «Синопсису», Россия едина. Ее начальный центр — «царственный град» Киев. Москва — его законная и прямая преемница в значении общего «православно-российского» государственного центра. Весь русский народ един, и временное отделение его части от России в другие государства (Литву и Польшу) «милостию Божиею» завершается воссоединением в единое «государство Российское».

Мы не станем здесь входить в изучение источников «Синопсиса» и в оценку исторической достоверности тех или других фактов, им сообщаемых, как не будем останавливаться и на значении его концепции русской истории для создания традиции ее построения, которая затем утвердилась в трудах последующих историков. Все эти, чрезвычайно важные и любопытные вопросы отвлекли бы нас слишком далеко от темы, которой посвящена настоящая работа. Для нас теперь важно только национально-политическое, так сказать, миросозерцание «Синопсиса», господствовавшее в его время в Малороссии. Ставши сразу после своего выхода в свет распространеннейшей книгой, он не только закреплял данное им понимание исторических и народных связей Малороссии с остальною Россией, но и широко распространял его среди своих читателей. А его читателями был целый ряд поколений, именно из него почерпавших свои знания по русской нстории и сплошь и рядом остававшихся с ними на всю жизнь.

Если мы от «Синопсиса» обратимся к другим историческим произведениям Малороссии, написанным в ХVII-м и даже ХVШ-м столетиях, но напечатанным только в ХIХ-м веке, а потому, конечно, не могущим идти ни в какое сравнение по своей распространенности с ним, то увидим в них те же общие взгляды его, в одних без его непосредственного влияния и высказанные независимо от него, а в других почерпнутые из него прямо, как из учебного руководства и настольной книги по русской истории. Конечно, степень полноты выражения этих взглядов различна у отдельных авторов, в зависимости от того, насколько им было нужно касаться общей истории России походу их изложения вопросов и тем, о которых они писали. Но отдельные имена исторических деятелей и отдельные факты, которые они время от времени упоминают, не оставляют сомнения в том, что русский народ и его историю до разделения Русской Земли между Москвой, Литвой и Польшей они полагают едиными. Вот несколько примеров.

В виршах написанное в середине ХVII-го века произведение «Лямент людей побожных, що ся стало в Литовской земли», ярко изобразив враждебные «Руси» действия «папежников», заканчивается так:

«Бо дарованый нам от Бога цар православный, Той вашу гордость сотре; I если ся не обачите I до конца главы ваши, яко змиевы… Которому сам Спасителю Христе помози, Яко верному царю, Нашему благочестивому Алексию, Великому государю» [33].

«Летопись Самовидца» знает в своей вводной части «самодержавие великого князя Владимира», знает и «междоусобное сынов его убийство» [34]. «Хронология высокославных ясневелможных гетманов, прежде Хмелницкого бывших», говоритъ: «Первый гетман войск Запорожских, с фамилии сенаторской, имянуемый Прецлав Ланцкоронский или Принц Славлянскороссийский» [35]. «Бунчуковый товарищ» в молодости, «статский советник и кавалер» в старости, воспитанник Киевской Академии, а затем слушатель целого ряда заграничных университетов, проживший около ста лет и умерший в 1809 году, Петр Иванович Симоновский, в своем «Кратком описании о козацком малороссийском народе» писал: «Малороссийская земля главное было обиталище российского народа со времени великого князя Игоря даже до времени великого князя Андрея Юрьевича Боголюбского». Но Симоновский отмечает, что после того, как в середие XII столетия этот великий князь «из Киева во Владимир княжение перевел», Киев еще «чрез несколько времени имел особливого себе князя, никому не подвластного». Что касается Галича, то в нем даже был «другой великокняжеский престол, который Киевскому в первенстве не уступал». Но затем наступили татарское завоевание и литовская и польская власть. Выработалась в Малороссии и главная ее особенность — казачество. Симоновский, однако, подчеркивает, что малороссийсие казаки «суть природные россияне, а не избежище разных народов», как «рассуждают» не знающие «истории» люди. «Разность же между великороссиянами и малороссиянами тогда воспоследовала, когда они пришли во владение литовское и польское, где те малороссияне, в отличность, а паче козакам, состоящим под Россиею, названы малороссийские козаки». Когда Малороссия находилась под польскою властью, поляки «повстали напрасно и бессовестно, яко иногда Каин на Авеля, на руссов», стали притеснять и угнетать и «благочестие наше грекорусское», и русский народ, «Российскую нацию». Начались восстания («бунты») казаков против угнетателей. К казакам присоединяются «русские мужики», а когда во главе восставших стал Хмельницкий, совершилось, наконец, отторжение Малороссии от Польши и воссоединение ее с «Великой Россией». Хмельницкий отправляет посольство в Москву, «к Российскому государю, царю Алексею Михайловичу, с прошением о принятии его со всем малороссийским народом и землею в покровительство и защищение». Прошение это было исполнено, и «1654 года великий государь царь Алексей Михайлович, имея благоволение свое в малороссийском народе по единству вер и российского рода, соизволил принять его милостиво под высокую свою державу» [36].

Ту же концепцию истории Малороссии имеем в известной «Истории Русов», происхождение которой было в свое время ложно приурочено к имени архиепископа Георгия Кониского. В ней читаем, что Владимир Святой, «соединив все другие славянские княжства, разделившиясь под разными названиями между его братьями и родственниками, был один над ними самодержцем и назывался великим князем Руским и цариком над всеми князьями». После его смерти «скоро кончилось и соединение царства его. Сыновья и племянники Владимировы разделили его на двенадцать княжеств, оставив однако же по прежнему верховным над всеми великое княжество Киевское». Затем «восставшие разделом княжеств междоусобные войны, за первенство и наследство между князьями всегда продолжавшиясь, первее ослабили великое княжество Киевское, потом и совсем его разорвали, и с 1161 года назвались великими княжествами: Галицкое в Чермнорусии, Владимирское на Клязьме и, наконец, Московское по городу Москве». В ХШ-м столетии Русская Земля подпала татарскому игу. В ХV-м веке Московский князь Иван Третий, «пользуясь слабостью татар, изнемогших междоусобными войнами и разделами, отказал хану Ахмату от ежегодной дани с народа и от своего повиновения; а внук сего князя, Иван Васильевич Четвертый, названный Грозный, совокупив многия княжества Руския во едино, в 1547 году переименовал себя из князя царем и самодержцем Московским, и с того времени навсегда уже царство Московское и его владетели сим названием титуловались, с переименованием наконец царства Московского на Российское, которое, для различия от Чермной и Белой Руси, называлось Великою Россиею; те же обе Руси вместе названы тогда Малою Россиею».После присоединения Малороссии к«царству Московскому», автор «Истории Русов» говорит уже не о «Москве», а о «России», потом «империи Российской», и не противополагает ей Малороссию. Об измене Мазепы Петру Великому и России он выражается так: «гнусный умысел сей породила в нем адская злоба за личную обиду свою» [37].

Итак, признание русского народа единым, совершенно ясно провозглашенное историческим знанием Польши, Литвы и Юго-Западной Руси задолго до присоединения Малороссии к Московскому государству и, как несомненное, принимаемое ее интеллигентными кругами во время этого присоединения, еще более закрепившись и широко распространившись со второй половины ХVII-го века, держалось крепко и прочно и в течение всего ХVIII-го столетия. Сделанная во французской литературе ХVШ-го века попытка отделить малоруссов от остального русского народа учением об их происхождении от кочевников-туранцев, наводнивших в свое время юг России, не имела в Малороссии какого-либо успеха, и надо думать, что это было так не только потому, что признание себя туранцами нисколько не улыбалось малоруссам, но и потому, что в этой, теперь уже совершенно забытой, туранской теории ясно чувствовалась политическая тенденция, шедшая из чужого государства, иностранная политика которого была тогда враждебна России, утверждавшейся в то время на побережьи Черного моря.

С теми же взглядами на единство русского народа и его истории вступали малоруссы и в ХIХ-е столетие. В «Истории Малой России» Д. Н. Бантыш-Каменского, вышедшей в первой половине этого столетия, читаем: «Первоначальная история малороссийская тесно соединена с общею отечественною». Свое имя, по Бантышу-Каменскому, «Малая Россия» получила или «при возвышении Владимирского княжения и упадке Киевского, в исходе XII столетия», или со времени пребывания «под литовским владычеством, для отличия от Великой России. В древних же хартиях упоминается в первый раз о Малой России в 1335 году, а именно, в грамоте Георгия, князя Владимиро-Волынского, сохранившейся в Кенигсбергском Архиве. В XV веке греки давали уже такое название отторженным от России областям. Должно полагать, что с того же времени или с присвоения Польшею части завоеванных Литвою Русских земель на правой стороне Днепра, страну сию стали также именовать Украиною». В 1654 году Малая Россия «возвращена была Российскому Государству» [38].

Выработанное в русской письменности историческим знанием, с самого начала последнего, положение об единстве русского народа хранилось им, как несомненное, в течение длинного ряда веков. Почему же в новейшее время явилась попытка его отбросить?

На этотъ вопрос пишущий настоящие строки старался дать ответ в другой своей работе [39].

 

Лаппо Иван Иванович  (1869–1944) — русский историк, доктор наук, профессор. Прага, 1929 г.
Электронная версия: Альтернатива Андрея Ваджры

___________________________________

1.         Акты Южной и Западной России, X, № 4, ст. 216—217.

2.         «Список с листа с белоруского, каков писал ко государю царю и великому князю Алексею Михайловичию всеа Русии Богдан Хмелницкой, гетман войска запорожского, с посланники своими, с Самойлом Богдановым с товарыщи, в нынешнем во 162 году, марта в 13 день». А. Ю. и 3.Р., X, № 8, ст. 432—433.

3.         Д. Н. Бантыш-Каменский, История Малой России, I, (Москва, 1830), стр. 76-77, прим.320, — выписка из Малор. дел Коллежского Архива, 1654 г., № 4. Новейшего издания труда Бантыш-Каменского в настоящее время у нас нет под рукою, а потому не имеем возможности сделать на него ссылку.

4.         А. Ю. и 3.Р., X, № 16, ст. 723—725.

5.         А. Ю. и 3.Р., X, № 16, ст. 729.

6.         «O Slawakach i Slawienskich ziemiach narodu Ruskiego albo Sarmackiego, skadby to ich przezwisko uroslo? rozmaite sa mniemania rozmaitych historikow, Czytelniku mily… Ale skadkolwiek Russacy i insze Ruskie narody imie i nazwisko maia, tedy wszyscy slawanskiego jezyka uzywaja i wszyscy juz sa chrzescianami, jedni wedlug obrzedow (ktorych jest wietsza czesc) Greckich.» (I. 95—111)… «A Ruska monarchia, nie tylko Litwie, ale i Greckim cesarzom, Polowcom, Piecinigom, Bulgarom, Serbom, Wegrom, Polakom i inszym tez przyleglym, jako postronnyrn panstwom, ile w zgodzie, w postrach byla z dawnych lat, zwlaszcza lata od Christusowego zbawiennego narodzenia 861, czasu Holga, Igora, Rurika, Xiazat, takze za Swentoslawa, Wlodimirza i Jaroslawa» (I.217)… «Alem ja tego z Latopiszcow Ruskich i Litewskich starych doszedl, zgadzaiac ich pietnascie dia wybadania prawdy, iz mial dwie zenie Olgerd, a obiedwie Rusce» (II. 58)… «A kniaz Michal Glinski, marszalek dworny Litewski, czlowiek w cudzych stronach, we Wloszech, w Hispaniej i na dworze Maximiliana cesarza, takze w wojskach jego bywaly, w rzeczach rycerskich biegly i u monarchow postronnych dobrze zachowaly, ruskiego zakonu bedac, wielkie dzierzawy i z zamkami, a prawie pul Litewskiego panstwa trzymal, za czym wiele slachty, zwlaszca Ruskiej, na swoje strone byl sposobil. Dla czego sie obawiali panowie Litewscy, aby Wielkiego Xiestwa Litewskiego upatrzywszy czas nie opanowal, a do Rusi stolice nie przeniosl» (II.322). — Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. Wydanie nowe, bedace dokladnem powtorzeniem wydania pierwotnego krolewieckego z roku 1582… Warszawa, 1846.

7.         «Rus skadby to imie miala, rozne sa o tym zdania ludzkie. Abowiem Kronikarze naszy starszy, iako Dlugosz y Miechowita, tak rozumieia, ze od Rusa, brata abo wneka Lechowego, sa tak nazwani, co zadna miara bydz nie moze: gdyz Rus iest dobrze starsza (iakom to dostatecznie, piszac o poczatku narodu naszego, pokazal), a niz Lech przodek nasz tu przyszedl. To bydz moze, ze ten Rus, wnek Lechow, o ktorym oni powiadaia, mogl panowac nad Rusia: ale Rus iuz tak dawno Rusia zwano. Sa tez drudzy, co ic od miasteczka Russy, niedaleko Nowogroda Wielkiego w Moskwie, tym imieniem zwac chca: a drudzy od russych wlosow, z iakimi dzis naywiecey Rusnakow uzrzysz. Drudzy ia tez od Phet Rusyma potomka Chamowego wywodza, iako Seweryn Dominikan w Genealogiey Pana Chrystusowey, ktora nie dawno wydal w Rzymie. A drudzy od Ksiazecia Ros, ktorego u Ezechiela w pismie S. nayduiemy. Lecz to napewnieysza, ze od rozsiania, iakom pierwey pisal, to imie maia. Jakoz tak sie barzo byl ten narod po swiecie rozsial, ze czesc wielka Europy y Azyey napelnil. Skad znac, ze to narod byl waleczny, ieno ze pisac nie rychlo nawykli, jako y my, y przeto nic dawnago o sobie powiedziec nie umieia. Y dopiero stad Kronike swa zaczynaia.» Дальше Бельский рассказывает о Щеке, Кии, Хориве и Лыбеди, о которых, между прочим, говорит: «Mieli zasie swoie Xiazeta, ktorym rozdawali krainy puste, ku budowaniu Zamkow, iako Radzim, od ktorego nazwani sa Radzimczanie, nad rzeka San, Wiatko, od ktorego Wiatczanie, nad rzeka Wolha, Duleba, od ktorego Dulebanie, nad rzeka Bugiem, dzis sie zowia Lukanie. Potomkowie Kijowi byli Oskald a Dir, ktorzy rozszerzali Panstwa na pulnocy: a Xiazeta ustawili nad soba z inszego narodu, dia tego, aby niefolgowali bratu ani swatu, ani zadnemu, co kto zasluzy. A bylo tych Xiazat trzey: Ruryk, Syneus y Thruol, ktorzy szli z narodu Waregow, ktory tez narod bez watpienia byl Slowienski, y musieli gdzie blisko morza mieszkac, ktore ieszcze dzis Moskwa Wareckim zowie» (cтp. 125—127).—"Rusin ieden" (cтp. 129).— «Jaroslaw, maiac o nim sprawe, zebral lud niemaly Nowogrodzan y innych okolicznych Rusakow» (cтp. 138). — «Pogromili Rusaki» (cтp. 144).—"Rusacy pisal" (cтp. 144). — Zbior pisarzow polskich. Czesc czwarta. Tom XI. Kronika Polska Marcina Bielskiego. W Warszawie, 1829. — «Czego mu zazrzeli insze Xiazeta Ruskie, zwlaszcza Swatosiaw, Kijowskie Xiaze, ktory sobie wladze wszystkiey Rusi, tak iako dzis Moskiewski, przypisowal». — Zbior p.p. Tom XII. Kronika Polska Marcina Bielskiego. WWarszawie, 1830 (стр. 109). O Мартине Бельском см.: Marcin Bielski. Studyum literackie. Przez Ign. Chrzanowskiego. Warszawa, 1906.

8.         «Et Modocarum quidem nomen minus, Moschenorum uero, seu Moschinorum, siue Moschorum, admodum conuenit ijs populis, qui nunc in Europea pariter et Asiatica Sarinatia longe lateque imperantes, Slauica lingua utuntur, et Moschi Latine, Moschouitae Germanice, Slauice uero Mosqua appellantur. Et a multis quidem seculis ij sedes illas tenent, quod eorum ipsorum annales testificantur: sed hoc nomen Moschorum non ita pridem usurpare coeprunt, nec uniuerse primum. Sed unus de multis populis, a flumine et arce Mosqua, ita dici coeptus est, ex eo fere tempore, quo post diuisum in multos principatus Russorum eius regionis imperium, loannes quidam dux, Danielis filius (quemadmodum uir grauis ac diligens, Sigismundus Herbersteinus, regis Ferdinandi consiliarius, in Moschouia sua, ex eius gentis annalibus compertum, nuper memoriae prodidit), ei territorio praefuit, et instaurata arce, quae modica et obscura ante fuerat, sedem ibi suam constituit. Cuius posteri cum subactis proximis quibusque eiusdem nationis atque linguae principibus principatum suum longe lateque dilatassent, tuni demum caeteri quoque Russorum populi longe maiores, antiquiores et nobiliores, quam Moschi ad eam diem fuerant, nempe Vvladimirienses, Nouogrodenses, Jaroslauienses, Tiuerenses, Mosaiscenses, Susdali, Piskouenses, Rezanenses, Seuerienses et alij, ut quique deuicti sunt, in Moschorum nomen abiere:sic tamen, ut cuncti pariter Russorum nomen libenter etiamnum agnoscant. Itaque olim Kiouiensis metropolites, et nunc Moschicus etiam, Russiae metropolites cum ab alijs, tum a patriarcha Constantinopolitano uocatur: et ipse hunc titulum, uelut ampliorem et augustiorem, quam Moschauiae, usurpat: et uero ipsi quoque Moschorum principes non tam Moschorum, quam Russiae totius dominatum in inscriptionibus, quamquam false, sibi arrogant. Vnde liquet, nec antiquum esse Moschorum nomen: et Russorum partem, ac unum quendam populum eos esse, ab arce et oppido, quod maximis terrarum spacijs a priscorum illorum Moschorum siue Moschinorum tractu abest, non ita pidem appellationem mutuatos» (p. 412). — Martini Cromeri De origine et rebus gestis Polonorvm libri XXX. Polonicae Historiae Corporis tomus II. Basileae, anno MDXXCII. — «Olim Podolia et Russia, tam ea, quae nunc Poloniae pars est, quam ea, quae est in ditione Lithuanorum et Moschorum, suos habuit duces, quemadmodum luculentius ostendimus in historia: Quorum stirps cum late propagata esset, partim ipsa sese intestinis dissidijs atque ciuilibus bellis confecit, partim a Polouucijs, qui Gothi fuisse uidentur, ac Tartaris extirpata, partim Polonorum et Lithuanoruni adiuncta est imperio, partim in nomen et ius de se ortorum Moschorum transijt» (p. 79). — Poloniae Martini Cromeri Liber Prior. De sitv Poloniae et Gente Poiona. Polonicae Historiae Corpvs. Tomvs Primvs. Basileae, MDXXCII.

9.         «Regionibus Russiae duo praecipui Principes praesunt, utpote Magnus Dux Moschouiae, qui se Imperatorem totius Russiae appellat, plures enim in ea Ducatus possidet. Secundus Rex Roloniae, qui etiam Magno Ducatui Lithuaniae praeest, Russiae Ducatus Lithuaniae incorporatos, utpote Vitebscensem, Kiouiensem, Msczislauiensem, etc. possidet, quos una cum Lithuania descripsimus» (p. 33). — О Киеве Гванини пишет: «Kiovia uetustissima amplissimaque urbs, ligneis septis circumdata, olim totius Russiae metropolis, ad fluuium celeberrimum Boristenem sita, a Vilna centum viginti milliaribus Polonicis distat» (p.43). — Polonicae Historiae Corporis tomvs primvs. Sarmatiae Europeae Descriptio… Alexandri Gwagnini Veronensis.

10.       Kiouia — «Eadem fuit Russiae Moscouiaeque ducum regia: in qua itidem Christiani facti sunt, quae nunc quoque Basilicas habet vetustas e marmore polito et aliis exoticis materiis, sumptuose aedificatas, plumbeis, aeneis, quibusdam etiam inauratis laminis tectas. Sunt et monasteria opulentissima, maxime quod Beatae Virgini Mariae consecratum est. Id in suis cryptis et cuniculis subterraneis habet multa sepulchra, in quibus sunt cadauera integra et arida: quae cum sanctorum esse credantur, magna veneratione a Ruthenis coluntur. Nam quae ibi corpora sepeliuntur, eorum ab hoc animae saluae futurae creduntur. Propterea omni pracstantiori ex longinquis quoque locis nobilitati, et sumptibus et eleemosynis magnis, sepulturae ibi quaeruntur. Seruat et Moschorum dux non paruam pecuniam, quam ex fundis eiusdem monasterii in suam potestatem redactis, singulis annis colligit. Sed reddere ideo differt, quod hanc sedem, quae ipsi cordi est, magnopere expetit, stirpem se esse Volodimiri haeredis Kiouiae dictitans. Non minus dolent illius homines, quod non possideant tam antiquam stemmatum sanctuariorumque suorum cathedram» (p. 68). — «Atque nunc etiam vrbes ibi nonnullae quamuis pessundatae, amplitudine tamen ambituum suorum et ruinarum, superbae olim fuisse apparent, et praesertim quae a nobis Solhoth, a Moscis Krym, a Graecis Theodosia apellabatur quondam, et metropolis vetusta Korssunij, quae genti Ruthenorum princeps dedit baptisma et nomen Christianum, postea vero praedam gentibus nostris, excisa ab eis. Vnde Kiovvia nostra in templorum suorum lithostrathis, asarotis et incrustamentis, retinet hucusque certa praedae illius insignia, e quibus et Gnesnensi Basilicae valuam largita est» (p. 6). — «Quando videlicet venum producuntur, miserabiles ipsi, in frequentius ducuntur forum, seriatim, velut grues in auolatu digesti et decimatim collis concatenati, venundanturque decadibus integris sub manu et voce licitatoris, qui auctionando enunciat vociferans, noua esse mancipia ipsa, rudia, non callida, recens capta, ex populo regio, non Moscouitico. Nam Moschorum genus, ut dolosum et fallax, ita vile habetur illic in mancipiis» (p. 22). — Великий князь Иван, дед царя Ивана Васильевича, «ademit suoque adiunxit patrimonio Lituanicas prouincias Nouohrod, Pskovv, Sievvier et alia» (p. 32). — «Moscovitae irati imprecantur alicui suorum, vt fiat Romanae siue Polonicae religionis, adeo eam exosam habent. Gymnasiis literariis, dolendum, caremus. Literas Moscouiticas nihil antiquitatis complectentes, nullam ad virtutem efficaciam habentes ediscimus, cum idioma Ruthenum alienum sit a nobis Lituanis, hoc est, Italianis, Italico sanguine oriundis» (p. 42). — Michalonis Litvani De Moribvs Tartarorvm, Litvanorvm et Moscorvm Fragmina decem, mvltiplici historia referta. — Изданий «Отрывков» Михалона было несколько; мы цитируем по изданию в «Архиве» историко-юридических сведений, относящихся до России", изд. Н. В. Калачовым (книги второй половина вторая, Москва, 1854). В этом издании, кроме латинского текста автора, дан и перевод его на русский язык, сделанный С. Шестаковым. Другой русский перевод был сделан К. Мельник, под редакцией В. Б. Антоновича . Он напечатан в первом выпуске «Мемуаров, относящихся к истории Южной Руси» (Киев, 1890). Могут быть приведены и другие авторы, писавшие о Русских земле и народе в том же направлении. Укажем еще хотя одного. На странице 225-ой и 226-ой одного из изданий Poloniae Regni Descriptio ex Thuani Historiarum lib. LVI читается: «Lithuaniae Roxolania regio subest. Quod nomen tamen latius patet, et ut nomen ipsum praefert, disseminatam gentem significans, quicquid terrarum est inter mare Balthicum et Livoniam, Sueciam, Oceanum glacialem, Volgam, qui Rha hodie appellatur, Maeotim paludem, Pontum Euxinum, montes Sarmaticos, Poloniam, Lithuaniam et Samogitiam, complectitur in duasque regiones dividitur. Quarum altera Carpathios montes non longe a Cracovia attingit, et secundum Tyram ad Valachorum sineis, atque ex altera parte. Borysthenem et Pontum Euxinum porrigitur… et haec quidem Roxolania, quae ultra Borysthenem ad Persarum usque sineis extenditur, magno Moscoviae duci paret: haec, quam Regiam vocamus, Leopoliensi, Lublinensi, Belsensi, nec non Podoliae, Voliniae, Kioviae, Circassiae et Podlachiae regionibus comprehenditur». Respvblica siue status Regni Poloniae, Litvaniae, Prvssiae, Livoniae etc. Diuersorum Autorum. Lugd: Batavorum. Ex officina Elzeviriana. MDCXLII.

11.       Цейссберг дает такую оценку исторического труда Длугоша: «Dlugosz’s Geschichtswerk ist der gewaltige Markstein, welcher sich am Ende der polnischen Historiographie im Mittelalter erhebt, wahrend wir an deren Beginne und selbst im weiteren Verlaufe nur sehr mangelhaften Versuchen, die Gesammtgeschichte Polens darzustellen, begegneten. Dlugosch steht in seiner Umgebung auf einsamer Hohe da». Die Polnische Geschichtschreibung des Mittelalters von Heinrich Zeissberg. Leipzig, 1873. S. 335.

12.       «Quae quidem regio orientalis ab vno nepotum Lech, qui Russ vocabatur, post plures aetates habita et populata Russiae nomen accipiens, in latissimas ditissimasque prouincias, regiones et vrbes creuit, quas in praesentiarum cernimus» (p. 21). — «Amplissima Russorum regna, quorum Kiouia caput et metropolis est, et Dniestr, Dniepr, Niemen, Pruth, Slucz, Styr, Strucz, Smotrycz, Sereth amplissimis irrigantur amnibus, populasse, et terminos suos vltra Nouogrod, auro et argento pellibusque ditissimam et notissimam, inter paludcs et stagna sitam Russiae ciuitatem ad fines propriae terrae dilatasse, Scriptorum tamen varietas de origine Ruthenorum plus connubilat eorum originem, quam declarat» (p. 23). — «Kig», «Sczyg», «Korew», «Radzyn», «Vviathko», «Duleba» (p.p. 43—49). — «Nonnuliae Ruthenorum nationes, quae ex ingenti multiplicatione nouas sedes sibi quaesierant, eorum Principatum pertaesae a Varahis tres duces acceperunt: quoniam ex propriis neminem eligi propter paritatem placebat» (p. 49). — «Dissidium post mortem suam Svatoslavs Russiae Dux inter filios suos pro Principatu Russiae se absumpto accidere veritus, Russiae Principatum inter filios diuidit et Iaropolkvm quidem natu maiorem in Kiiouiensem Ducem praefecit, Olcham vero alium filium Drzewlanis, tertium Wladimirvm Nouogrodensem duces constituit» (p. 101). — «Wolodimirus Russiae Dux duodecim filios reliquit… Abunde beatus et felix, dum annis aliquot Russiae terras, tam castris, quam oppidis et villis vehementer auxisset, veritus ne se obeunte inter filios dira certamina super Russiae Principatibus consurgerent, filiis regnum diuidit, et Visseslao quidem natu maiori dat Nouogrod, Isaslao Polocko, Suatopelko Turow, Iaroslao Rostow, sed Visseslao fatis rapto, Iaroslao Nouogrod, Borysz Rostow, Gleb Muromum, Suentoslao Drzewiany, Wseuoldo Wolodimiriam, Mscislao Timutokany, caeteris vero filiis tribus natu minoribus, videlicet Stanislao, Posuisd et Sudislao, Kiouiensem et Berestow Principatus, non nisi morte sua, in eos deuoluendos reseruat» (p. 145). Ha Флорентийском соборе в 1439-м году — «Imperator cum aliis Praelatis Graeciae et Russiae domum reuersus, vnionem pubiicat et insinuat» (p.718). — Ioannis Dlvgossi sev Longini canonici qvondam Cracoviensis Historiae Polonicae libri XII… Lipsiae, MDCCXI.

13.       Лех, Чех, Рус (p. 7). — Древляне «populi Ruthenici generis» (p. 16). — «Rurko dux Russiae» (p. 16). — Mathiae de Michovia Chronica Polonorvm, a prima propagatione et ortv Polonorum usque ad annum Christi MDIV. «Antiqviores duas Sarmatias posuerunt, unam in Europa, alteram in Asia, sibijnuicem cohaerentes et contiguas. In Europiana sunt regiones Russorum seu Rutenorum, Lithuanorum, Moscorum et eis adiacentes, ab occidente flumine Vissae, et ab oriente Tanai inclusae: harum regionum gentes olim Getae nuncupabantur…» «Praeterea anno domini millesimo, ducentesimo, uigesimo octauo, in maxima multitudine Tartari Russiam ingredientes, uniuersam terram Renesansca uastauerunt». Далее они вторглись «in terram Susdalorum… Sequenti quoque anno in Smolnensem et Cirnyeouiensem regiones uenientes… Anno domini millesimo, ducentesimo, quadragesimo primo, Tartari in Russiam uenerunt, et Kiou amplissimam urbem et metropolim Rutenorum magnifice constructam funditus deleuerunt» (p.p. 122—123). — «Moscouia est regio longissima latissimaque, nam a Smolensco usque ad Moscuuam ciuitatem sunt centum milliaria, a Moscuua ad Volochda centum milliaria» (p. 148). — Давши очень любопытные сведения о Московском государстве, Меховита обращает внимание своего читателя («accipiat itaque lector tua humanitas»)на несколько его замечаний, изкоторых червертое («accipiat quarto») следующее: «in Moscouia unam linguam et unum sermonem esse, scilicet Rutenicum seu Sclauonicum in omnibus satrapiis et principatibus, sic quod etiam Ohulici, et qui in Viathca degunt, Ruteni sunt et Rutenicum loquuntur» (p. 149). — Matthiaea Michov De Sarmatia Asiana atqve Evropea. Polonicae Historiae Corporis tomus primvs. Basileae, MDXXCII. Эней Сильвий Пикколомини в XV-м столетии писал о русских: «Rutheni, quos appellare Rosanos Strabo uidetur, Lithuanis contermini sunt; gens barbara, incompta, apud quam opulentam Ecclesiam obtinuit Isidorus Cardinalis Sabinensis, cuius supra mentionem fecimus. In hac gente ciuitatem permaximam esse tradunt Nogardiam appellatam, ad quam Teutonici mercatores magno labore perueniunt». — Aeneas Sy1vivs, Svmmvs Pontifex Romanvs, Pivs II. hvivs nominis post adeptum pontificatum dictus. De Polonia, Lithuania et Prussia siue Borussia. Polonicae Historiae Corpvs, tomvs primvs, p. 4.

14.       П. С.Р. Л., XVII, ст. 175, список гр. Красинского.

15.       «Prout Regi Poloniae amplissima Russiae regio subjicitur, extenditur in longum ab ora Pocucensi ad confinia Livoniae per ducenta plus minus milliaria; in latum vero a Polonia Minori aut Lituania, versus ortum usque ad vastos Tartarorum campos, aut Moscoviam, per centum viginti. Dividiturque in Russiam albam, quae ad Magnum Ducatum Lituaniae spectat; et in Russiam rubram, quae proprie dicitur Roxolania et ad Poloniam pertinet. Nam tertia pars, ultra Tanaim et fontes Borysthenis posita, dicitur Russia nigra ab antiquis, a recentioribus autem vulgo obtinuit Moscoviam appelari; quod totum illud imperium, quaqua latum est, ab urbe et fluvio Moscua dicatur communiter Moscovia: quae olim Sarmatia Asiatica vocabatur. Nostra autem cis Borysthenica Russia, Sarmatia Europea; et Polonia ipsa proprie Vandalia» (p. 35). — Simonis Starovolsci Polonia… Wolferbyti, CDCLVI.

16.       «Politycy albo Autorowie ci, ktorzy statut i konstytucye Narodu Polskiego zkombinowali i ksiegi napisali o Rzadzie Rzeczypospolitey». Такое определение дает на своей 12-й странице польская рукопись (О. II. № 1) Петроградской Публичной Библиотеки, озаглавленная: «Prawa i zwyczaie Koronne i W. X. Litewskiego albo terminy prawne i polityczne w historyi, statucie i constitucyach mianowane przy seymach, seymikach, sadach i dyskusach zwyczayne z fundamentu dia latwosci wytlumaczone i dla snadnicyszego zazywania statystow, sedziow i politykow porzadkiem liter abiecadla rozlozone Roku P. 1696».

17.       «VII. Russia Alba, quae Magno Moscoviae Dukatui adjacet habetque Novogrodcensem, Mscislaviensem, Vitepscensem, Polocensem, Smolenscensem, Czernichoviensem, Kioviensem Palatinatus, ex quibus Palatinatibus multa adhuc possidet Magnus Dux Moscoviae durantibus induciis. VIII. Russia Rubra, quo pertinent Russiae Podoliae, Volhiniae, Belzensis et Braclaviensis Palatinatus. Ex his Braclaviensem, Kioviensem et Czernichoviensem Palatinatus vocant Ukrainam» (p. 147) — Respublica Polonica, duobus libris illustrata… Opera et studio M. Christophori Hartknoch Passenheimensis Prussi. Francofurti et Lipsiae. 1678.

18.       И. Д. Беляев, О сторожевой, станичной и полевой службе, на польской украйне Московского Государства, до царя Алексея Михайловича (стр. 5). — Чтения в Имп. 0-ве Истории и Древностей Росс., 1846, IV. — В настоящее время слово «украина» в обозначенном нами в тексте значении постоянно употребляется в трудах по русской истории и истории русского права. Как примеры употребления того-же слова в литовско-русских актах, можно привести хотя бы следующую выписку из книги Литовской Метрики: «Року [15]68 писаны листы до дворов о сланье людей до замков украинных и розосланы тые листы июля м[е]с[е]ца 1 дня. Себестиян Каменицкий понес: до князя Крошинского — з Упиты о 200 ч[о]л[о]в[е]ков до замку Дриского, до Утены — о 200 чоловеков до Дрисы, до Браславля — о 100 ч[о]л[овеков] до Воронича, еще ж до Браславля, до Опсы и до Довкгялишок — о 200 ч[о]л[о]в[е]ков до Дисны. Он же тут роздал: пану конюшому — о посланье з Кгераноин 100 ч[о]л[о]в[е]ков до Лепля, пану Ясеньскому — о послан[ь]е 100 ч[о]л[озеков] з Любошан до Чашник, пану Гайку — о посланье и[з] Траб до Лепля 100 ч[о]л[о]в[е]ков. А то листы зашитые роздал: пану Баркулабу — о будован[ь]е замку Дисенского, и к тому лист отвороный до князей, панов, абы людем своим замок будовати казали; пану кашталяну Полоцкому — лист зашитый [и] отвороный, пану Оникю — лист зашитый и отвороный, пану Миколаю, воеводчику Рускому — лист зашитый. Жабровский понес: до Бобруйска — о 300 ч[о]л[овеков] до Воронича, до Мозыра о 100 ч[о]л[овеков] до Воронича». (Литовская Метрика, Публичных Дел Литовских, 7, л. 175).

19.       Чтения в Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс., 1846, I (стр. 12).- Самуил Колинс был приглашен в Россию в 1659 г. и состоял 8 лет врачем царя Алексея Михайловича.

20.       Чтения в Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс., 1906, IV, стр. 199. — Яков Рейтенфельс родом был, повидимому, из Курляндии. В Москве он жил в семидесятых годах XVII столетия. Его «Сказания Светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии» были напечатаны в Падуе в 1680 г.

21.       Для Татищева совершенно не существовало вопроса об единстве русского народа. Татищев отлично знает различия русской речи на громадном протяжении России, но он их определяет лишь как «партикулярныя повреждения» единого русского языка, обычные «во всех пространных государствах». — «По расстоянию дальности пределов не токмо в произглашении или ударении гласа, но и в именах и глаголах такое различие, что сошедшиеся един другого не вскоре выразумеют, яко у нас Сибиряки, Великороссиане, Малороссиане, Низовые и Поморские един с другим весьма различаются». «Белою Русью» Татищев называл территорию Ростово-Суздальской и Смоленской земель с такими городами, как Ростов, Суздаль, Владимир на Клязьме, Москва, Тверь, Кострома, Ярославль, Нижний Новгород, Муром. «Восточные народы», поясняет Татищев, «не от себя вымысля, Государей Руских Акъепадыша, то есть белый Император, и государство Акъурусь, то есть Белая Русь именуют». Под Великою Русью он понимал территорию земель Новгородской и Псковской, Белоозера и Полоцкого княжества. Выделял Татищев еще Руси Малую (княжества Киевское, Древлянское и Черниговское), Червонную (с городами Владимир, Перемышль, Галич, Львов и др.) и Черную (пространство между реками Вилией и Припятью, «Березой» и Бугом). В. И. Татищев, История Российская с самых древнейших времен, собранная и списанная…. Василием Никитичем Татищевым Кн. I, ч. 2 (Москва, 1769), стр. 494, 514—524. То же, как отмечено у В. Н. Татищева, или близкое к нему понимание значения выражения «Белая Россия» можно найти и у других, кроме названных уже, иностранцев. Укажем еще хотя бы на Олеария, который писал: «Россия или, как некоторые называют ее, Белая Россия, или же, как вообще также называют ее, по главному стольному городу ее Москве, лежащему в средине страны, Московия, составляет одну из самых крайних частей Европы, граничащую с Азией и обнимающую собою весьма значительное пространство». Подробное описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1639 годах, составленное секретарем посольства Адамом Олеарием. Перевел с немецкого Павел Барсов. Москва, 1870, стр. 103.

22.       «Principum, qui nunc Russiae imperant, primus est magnus dux Moscouiae, qui maiorem eius partem obtinet; secundus magnus dux Lithvuaniae; tertius est rex Polonniae, qui nunc et Poloniae et Lithvuaniae praeest» (р. 50). Записки о Московском быте (Rerum Moscoviticarum Commentarii). Сочинение Сигмунда барона Герберштейна . С.-Петербург, 1857. Новейшим изданием Записок Герберштейна, с переводом на русский язык их латинского текста, мы в настоящее время, ксожалению, не имели возможности пользоваться (роскошное издание А. С. Суворина).

23.       Свой перечень славянских народов Стрыйковский заканчивает такими словами: «i inszych wiele narodow slawienskiego ruskiego jezyka uzywajacych». Kronika, I, 111.

24.       См.: О. О. Первольф, Словенский язык и его судьбы у народов славянских (Мефодиевский Сборник, изд. Имп. Варшавским Университетом к 6 апреля 1885 г. под ред. А. Будиловича . Варшава, 1885), стр. 70 и сл. — Эта статья Первольфа вошла затем в его обширный труд «Славяне, их взаимные отношения и связи». — Наиболее полный список старопечатных русских изданий см. у И. П. Каратаева , Описание славяно-русских книг, напечатанных кирилловскими буквами. Том первый, с 1491 по 1652 гг. (С.-Петербург, 1883). — Цитаты из предисловия Тяпинского см. у М. В. Довнар- Запольского (В. Н. Тяпинский, переводчик Евангелия на белорусское наречие — Известия Отд. русск. языка и слов. Имп. Академии Наук, 1899 г., т. IV, кн. 3, стр. 1031—1064), и у В. Ластовского (Гисторыя беларускай книги, Коуна, 1926, стр. 410—415; предисловие Тяпинского тут издано полностью). М. С. Грушевский на стр. 225-ой своей книги «Илюстрована История Украини» (Киев—Львов, 1912) дает снимок с заглавного листа изданной в 1591 г. во Львове грамматики — «Аделфотис. Грамматика доброглаголивого еллинословенского языка. Совершенного искуства осми частей слова ко наказанию многоименитому Российскому роду».

25.       См. статью кн. П. П. Вяземского в Отчете о деятельности О-ва Любителей Древней Письменности за 1877 г. (стр. 1). Сама рукопись, сохранившая этот разговор, воспроизведена в ХVII-м томе нумерных изданий того же Общества (Заседание в Книжной палате 18 февраля 1627 года по поводу исправления Катихизиса Лаврентия Зизания).

26.       В III-м томе издания Polonicae Historiae Corpvs, на которое мы не раз ссылались выше, напечатано (стр. 1 — 4) письмо — Epistola Pisonis ad Ioannem Coritivm de conflictv Polonorum et Lithuanorum cum Moschouitis, написанное в Вильне 26 сентября 1514 года. В этом письме, между прочим, говорится о русских Великого Княжества Литовского: „Sentiunt multi rx iis secreto (ut creditur) pro Mosco, nulla alia magis, quam Religionis causa. Eam enim per omnia communem habent, transfugerentque passim multi, nisi exploratam Mosci tyrannidem formidarent“.

27.       См.: И. И. Лаппо, Западная Россия и ее соединение с Польшею в их историческом прошлом (Прага, 1924), стр. 125—126, 181—183, 187—191.

28.       «Синопсис или краткое описание о начале славенского народа, о первых киевских князех и о житии святого, благоверного и великого князя Владимира, Всея России первейшего Самодержца, и о его наследниках, даже до благочестивейшего Государя Царя и Великого Князя Феодора Алеевича Самодержца Всероссийского, в пользу любителям Истории четвертым тиснением изданное. В Санктпетербурге. При Императорской Академии Наук. 1746. — (Киевский Синопсис, изданный впервые в 1674 г., связан с именем Киевопечерского архимандрита Иннокентия Гизеля. В последующее время он был дополнен изложением событий после смерти царя Алексея.)

29.       Киевский Синопсис, изд. 1746 г., Стр. 13—83.

30.       Киевский Синопсис, изд. 1746 г., Стр. 84—121, 177—182.

31.       Киевский Синопсис, изд. 1746 г., Стр. 183—185, 121—177, 182, 186—191.

32.       Киевский Синопсис, изд. 1746 г., Стр. 192—201.

33.       Южнорусские Летописи, открытые и изданные Н. Белозерским. Том I. Киев, 1856. Стр. 161—162.

34.       Летопись Самовидца о войнах Богдана Хмельницкого и о междоусобиях, бывших в Малой России по его смерти. Москва, 1846 (издание Имп. Общества Ист. и Древн. Росс.), стр. 1.

35.       Южнорусские Летописи, откр. и изд. Белозерским, стр. 109.

36.       Краткое Описание о Козацком Малороссийском народе и о военных его делах, собранное из разных историй иностранных, немецкой — Бишенга, латинской — Безольди, французской — Шевалье и рукописей русских, через Бунчукового Товарища Петра Симоновского 1765 года. Москва, 1847 (издание Имп. Общества, Ист. и Древн. Росс.)

37.       История Русов или Малой России. Сочинение Георгия Кониского, Архиепископа Белоруского. Москва, 1846 (издание Имп. Общества Ист. и Древн. Росс.), стр. 3 — 5, 199. Происхождение «Истории Русов» связано с именем Г. А. Полетики, бывшего депутатом Малороссийского шляхетства Лубенского полка в Екатерининской Депутатской Коммиссии 1767 г.

38.       История Малой России. Часть первая. От водворения Славян в сей стране до присоединения оной, в 1654 году, к Российскому Государству Царем Алексеем Михайловичем. Москва, 1830, стр. V, 3 (примечаний) и 360.

39.       И. Лаппо, Происхождение украинской идеологии новейшего-времени. Ужгород, 1926. (Изд. Общества им. Александра Духновича, выпуск 28).