Игорь Вацлавович Оржеховский

Разделы Речи Посполитой положили конец политическому существованию одного из крупнейших государств Восточной Европы, обусловив возникновение «польского вопроса», который до начала XX века оставался важнейшим в европейской политике.

Одной из особенностей «польского вопроса» было постоянное стремление подавляющего большинства шляхетского сословия и нарождающейся интеллигенции былой Речи Посполитой и ее восточной части - Великого княжества Литовского к восстановлению утраченной государственности, что делало его постоянно острым и злободневным.

Российское правительство четко реагировало на эту особенность и по-разному подходило к решению почти всех наиболее существенных политических проблем на территориях, вошедших в состав Российской империи. Наиболее отчетливо «польский вопрос» проявился в сословной, законодательной, национально-религиозной политике и в области просвещения.

Оставаясь неизменной в своей сущности, формы и методы этой политики менялись в зависимости от политической ситуации в белорусско-литовском регионе.

Если для эпохи Александра I была характерна политика «западничества», связанная с реформированием государственного устройства и широким распространением идей конституционализма, то время Николая I означало возврат к традиционалистскому, «почвенническому» пути развития России [3]. Содержание николаевского курса составили поиски своего, не похожего на западный, пути развития. Идеологическим обоснованием этой политики стала «теория официальной народности», одним из проявлений которой было укрепление основ монархического правления.

Исходя из представлений о территориях, ранее входивших в состав Великого княжества Литовского, как исконно русских, правительство считало важнейшими задачами всемерное привлечение на свою сторону населения вновь приобретенных территорий, восстановление утраченных в течение XVII—XVIII веков позиций православия, а также полное устранение какого-либо влияния Рима на внутренние дела России, особенно касающиеся просвещения. Направленная на укрепление имперских позиций России, эта политика носила ярко выраженный сословный характер.

По отношению к местному дворянству она определялась пониманием его особенностей, сложившихся исторически. Прежде всего правительство учитывало, что дворянская земельная собственность на территориях, «отторгнутых от Польши», уже к началу XVIII века потеряла характер условного держания, в то время как в России только манифест Петра III (1762 года) освободил дворян от несения обязательной государственной службы. Существенные различия имелись и в формах дворянского землевладения. В частности, Россия не знала такой социальной группы, как мелкая шляхта, положение которой порой приближалось к положению крестьянина-однодворца. Процент дворянского сословия в среднем по России был намного ниже, чем на вновь присоединенных землях. Обедневшие дворяне в России, теряя свои привилегии, переходили на государственную службу - военную или гражданскую. На белорусско-литовских землях империи обедневшая шляхта формально не отличалась от магнатов и юридически имела с ними одинаковые права. Разница в правовом статусе дворянства на территориях, присоединенных от Польши, и в остальной России была довольно значительная. В былой Речи Посполитой шляхта не привыкла беспрекословно подчиняться государственной власти. Традиция эта восходила еще к эпохе «золотых вольностей дворянства». В России, где существовала неограниченная монархия, традиции политической жизни были совсем другие. Поэтому политика российского правительства по отношению к дворянству Белоруссии и Литвы отличалась крайней осторожностью [4,10].

Обещания русского правительства не нарушать существующих шляхетских прав и господствующих общественных отношений обусловили в конце XVIII века достаточно спокойный переход новых подданных в состав Российского государства.

Вместе с тем правительство решительно покончило с бесконтрольной самостоятельностью феодалов. Шляхта лишилась права на конфедерации, на содержание своего войска и частных крепостей. Кроме этого, на основании «Жалованной грамоты» 1775 года Екатерина II провозгласила, что «каждое состояние из жителей присоединенных земель вступает с самого сего дня во все оному свойственные выгоды по всему пространству империи Российской». Дворянству и купечеству белорусских земель в 1773 году было позволено выбирать депутатов для выработки проекта нового общегосударственного Уложения. В 1777 году были проведены выборы поветовых и губернских предводителей дворянства, созданы поветовые и губернские дворянские сходы. Основная масса белорусской шляхты осталась весьма удовлетворенной своим новым положением.

Пытаясь привлечь на свою сторону оппозиционно настроенных польских дворян недавно присоединенных земель, оставаясь верным традициям социальной ассимиляции, русское правительство не только предоставило местным дворянам все права и привилегии, какими обладало российское дворянство, но и разрешило повсеместно пользоваться «местными законами», если они не противоречили российским. Поэтому основным законодательным кодексом, действовавшим на территории Литвы и Белоруссии вплоть до 1840 года, оставался Статут Великого княжества Литовского. И не случайно во всех указах, вышедших в конце XVIII века и в первой четверти XIX века, подчеркивалось, что «суд и расправа» являются сугубо внутренними делами «территорий, вновь присоединенных к России», и должны основываться «на местном праве» и вестись «на местном наречии». Тем не менее местная администрация, создаваемая по российским нормам, была строго подчинена центральной власти.

Новым в правительственном курсе были различия, которые отчетливо проявились по отношению к разным группам регионального польского дворянства. На первый план выдвигалась политика по отношению к мелкой шляхте, составлявшей абсолютное большинство местного привилегированного сословия. Это проявилось прежде всего в политике так называемого разбора шляхты, которая заключалась в приписке бывших шляхтичей к различным группам податного сословия. И хотя «разбор шляхты» был декларирован еще в 1772 году, реализация его проводилась медленно и непоследовательно, особенно ввиду усложнившейся юридической системы доказательства дворянского происхождения. С начала XIX века одним из способов ослабления позиций мелкого дворянства стало изменение законодательства о дворянских выборах, которое лишало его возможности непосредственно участвовать в выборах местных судебных органов. «Разбор» был необходим не только с точки зрения слияния экономической и политической жизни белорусских губерний с остальными российскими, но и с фискальной, то есть с желания правительства увеличить число плательщиков податей и поставщиков рекрутов. Все это способствовало уравниванию положения местного дворянского сословия с общероссийским [4, 10].

С конца XVIII до начала 30-х годов XIX века дворянство литовско-белорусских земель, как правило, являлось активным участником вооруженных выступлений за восстановление Речи Посполитой. Политика правительства по отношению к повстанцам, а также членам тайных обществ вплоть до 1830-х годов была двойственной и не изменялась с конца XVIII и на протяжении всей первой половины XIX века.

Участники наиболее массовых антиимперских выступлений (восстание Т. Костюш-ко; участие в войне 1812 года на стороне Наполеона, восстание 1830-1831 годов) практически остались без наказания. Этим правительство пыталось привлечь на свою сторону высшее сословие белорусских и литовских губерний. Одновременно шел процесс ограничения прав и привилегий мелкой шляхты. В результате ее положение ухудшалось, а стремление к восстановлению Речи Посполитой возрастало. Отсюда и широкое участие мелкой белорусской шляхты на всем протяжении первой половины XIX века в польском оппозиционном движении. И не случайно именно представители мелкой шляхты в первую очередь подвергались репрессиям. Аресты, высылка во внутренние губернии империи, секретный надзор полиции, цензура частной переписки становятся традиционными средствами «успокоения» шляхты. Позиция польского дворянства в Литве и Белоруссии, проявившаяся в ходе событий 1830-1831 годов, послужила одной из наиболее веских причин, заставивших правительство Николая I пересмотреть свое отношение к белорусскому крестьянству и начать активное проведение последовательной политики деполонизации западных земель империи.

Не меньшей гибкостью отличалась и правительственная политика по отношению к белорусскому крестьянству. Из-за слабой платежеспособности оно еще при Екатерине II на два года освобождалось от выплаты государственных податей, а на протяжении последующих 10 лет подушный налог собирался в половинном размере по сравнению с российскими налогоплательщиками. В 1776 году при сдаче казенных имений в аренду управляющим и арендаторам рекомендовалось избегать физических наказаний крестьян. В 1797 году размер барщины ограничивался тремя днями в неделю, хотя на деле этот законодательный акт не применялся и оставался только на бумаге.

Крестьянская политика Александра I определялась прежде всего его отношением к местному дворянству. Стремясь привлечь последнее на свою сторону, правительство по существу игнорировало крестьянскую проблему, хотя в начале XIX века оно неоднократно проводило ревизии имущественного положения крестьян. Тем не менее раздача крестьян русским сановникам была приостановлена из-за сильного сопротивления государственных крестьян переводу их в разряд помещичьих [16, с. 102]. Несмотря на то, что в 1812 году крестьянство воссоединенных земель по отношению к России в целом проявило лояльность, крепостное право в Белоруссии и Литве было сохранено, рекрутские наборы продолжались, налоги не уменьшились. В то же самое время местная шляхта, скомпрометированная сотрудничеством с Наполеоном, сохранила все свои привилегии.

Восстание 1830-1831 годов заставило правительство взглянуть на белорусское крестьянство как на союзника, и поэтому власти постарались привлечь его на свою сторону. Одним из такого рода начинаний, а также попыткой сдерживания процесса разорения крестьян стали аграрные реформы, проведенные в 1830-1850-х годах в государственной и помещичьей деревне и рассматриваемые правительством как основа стабильности белорусско-литовского региона [2, с. 172].

Неразрывно с общим содержанием политического курса, проводимого российским правительством, была связана и политика в области законодательства. Несмотря на благожелательное отношение самодержавия к местному дворянству, в шляхетском сознании жила идея былой независимости Польши или хотя бы ее части в виде Великого княжества Литовского, ярко проявлявшаяся в так называемом литвинском патриотизме. Российское правительство учитывало эту особенность менталитета и по-разному подходило к решению наиболее существенных проблем бывшего Великого княжества Литовского и собственно Польши.

Так, накануне войны с Францией Александру I было важно обеспечить поддержку со стороны дворянства Литвы и Белоруссии, поскольку польская общественность была склонна поддерживать Наполеона, надеясь на восстановление утраченной государственности. Поэтому император существенно понизил налоги, поступающие в казну с территорий бывшего Великого княжества Литовского, и заявил о своем желании восстановить его целостность под эгидой России. Именно по поручению Александра в 1811 году М. Огинский, К. Любецкий, К. Плятер, К. Любомирский и С. Грабовский составили проект «Положения о правлении автономным Великим Княжеством Литовским», в состав которого должны были войти все территории, вошедшие в состав Российской империи от бывшей Речи Посполитой в 1772-1807 годах.

Первым шагом на пути автономии должно было стать провозглашение манифеста Великого княжества Литовского. Предусматривалось также постепенное, проводимое на протяжении 10 лет личное освобождение крестьян от крепостной зависимости. По-видимому, в этой же связи следует рассматривать и публикацию в 1811 году «Статута Великого Княжества Литовского» - перепечатку с польского издания 1786 года параллельно на польском и русском языках [9, с. 89; 17].

Однако кроме идеи автономной связи Великого княжества Литовского с Россией, у Александра I был и второй план, предложенный князем А. Чарторыйским. В частности, имелось в виду восстановить все Королевство Польское в границах 1772 года, вовсе не упоминая о Великом княжестве Литовском [1, с. 340].

Начавшаяся война с Наполеоном коренным образом изменила ситуацию в Белоруссии и Литве. Тем не менее работа над новым изданием Статута продолжалась. В результате замеченных в издании 1811 года ошибок, вызванных тем, что перевод был выполнен не с подлинника, а с польского перевода, работы по второму изданию Статута приостановились. Только 17 ноября 1828 года Комитет министров принял решение создать комиссию для перевода и издания Статута 1588 года на русском и западнорусском² языках, а также его польского перевода 1614 года. Работа комиссии была закончена в 1834 году. Но восстание 1830-1831 годов к этому времени полностью похоронило идею автономии западного края.

Вместо этого правительством Николая I была разработана программа слияния с империей всех земель, присоединенных к России в результате разделов Речи Посполитой. Эта программа полностью совпадала и с новым курсом самодержавия на унификацию общероссийского законодательства, которое нашло отражение в кодификации законов Российской империи. С 1 января 1831 года Российское законодательство было введено в Могилевской и Витебской губерниях, а 25 июня 1840 года последовала отмена действия Статута Великого княжества Литовского на территориях Минской, Виленской, Гродненской губерний и Белостокской области. В 1840-1842 годах правительством была проведена серия мероприятий по упорядочению местного делопроизводства. Итогом ее стал указ от 18 июля 1840 года [9], который предписывал вместо общего названия «Белорусские и Литовские губернии» употреблять их отдельные наименования: Витебская, Могилевская, Виленская и Гродненская (следует заметить, что Минская губерния официально не относилась ни к Белорусским, ни к Литовским губерниям).

В соответствии с указом от 18 июля названия «Украина» и «Литва» постепенно заменялись на «Юго-Западный» и «Северо-Западный край». Название же «Белоруссия» и «белорусский», также как «Малороссия», «малоросский» и «Великороссия», «великорос-ский» никогда не запрещались и не исключались из официального употребления, поскольку имели общий корень «рос», свидетельствовавший о единстве происхождения «трех племен русского народа».

Основное содержание конфессиональной политики на территории Белоруссии составляло восстановление утраченных позиций православия, не раздражая при этом Католическую Церковь. Несмотря на свое господствующее положение, которое заняла Православная Церковь в Белоруссии после разделов Речи Посполитой, она по-прежнему продолжала находиться в тяжелом материальном и моральном положении. Верующими в основном были крепостные крестьяне, мелкая шляхта и мещане. Дворянство, преимущественно католическое, враждебно относилось к православию и мало заботилось об устройстве православных приходов. Кроме того, Православная Церковь на территориях бывшей Речи Посполитой, оказавшись в составе Российской империи, столкнулась с новым для нее каноническим устройством, заключавшемся в синодальном управлении и в отсутствии патриаршества.

Тем не менее положение православных улучшилось потому, что они стали членами господствующей в России церкви. Более того, Указом 1772 года католикам и униатам запрещалось совращать православных тайно и явно. Во вновь образованных Псковской и Могилевской епархиях (с 1797 года Могилевская и Полоцкая) были обнародованы правительственные распоряжения, запрещавшие под страхом строгой ответственности совращать православных в унию и без согласия русского правительства обнародовать папские буллы. Вместе с тем предписывалось, чтобы сыновья от смешанных браков считались православными. Эти распоряжения не только упрочили положение православного населения Белоруссии, но и во многом повлияли на настроения униатов, сыграв не последнюю роль в последующем их воссоединении с православием.

По отношению к католицизму Российское правительство проводило политику, суть которой сводилась к созданию местной (наподобие галликанской), независимой от Рима церкви. В 1773 году была учреждена Белорусская католическая епархия во главе с архиепископом Станиславом Богуш-Сестренцевичем, представителем местного дворянства. За католиками сохранялись все права на свободное исполнение догматов и обрядов. Имущество католических костелов и монастырей оставалось в их полной собственности и неприкосновенности. Запрещенный римским папой еще в 1773 году орден иезуитов не только нашел себе прибежище на белорусских землях Российской империи и укрепил свое материальное положение, но и значительно расширил сферу деятельности в области образования. Обеспечивая католикам свободу вероисповедания, Екатерина II не признавала папу верховным главой римо-католичества и отрицала его право на вмешательство в дела внутреннего устройства католического духовенства. Поэтому Католическая Церковь в административном отношении должна была зависеть не от папы, а только от Российского императора.

Российское правительство в отношении униатской Церкви придерживалось политики, направленной на всемерную поддержку сторонников ее сближения с православием и очищения от латинизмов. Это неизбежно задерживало начавшийся процесс воссоединения униатов с православием. Только в 1794 году после восстания Т. Костюшко императрицей был издан указ, чтобы «никто из шляхты, духовных или правительственных особ не противодействовал переходу из унии в православие». В 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой все униатские епископии были закрыты, в том числе и униатская митрополия. Единственным униатским архиереем оставался полоцкий архиепископ Ираклий Лисовский, пользовавшийся полным доверием императрицы.

Процесс воссоединения двух церквей был приостановлен при Павле I. Его увлечение идеей защиты христианской церкви от посягательств антихриста (им в представлении Павла I был Наполеон) привело к новому укреплению позиций католицизма. В 1798 году были учреждены две новые униатские епархии: Брестская (для губерний Минской и Литовской) и Луцкая (для Волынской и Подольской). Однако, не считая Греко-католическую (униатскую) Церковь канонически самостоятельной, Павел I подчинил ее католической коллегии [11]. Последствием этой политики стала активная пропаганда католичества и обращение в латинство как униатов, так и православных.

В результате многочисленных протестов и деятельности Ираклия Лисовского в 1799 году был издан указ, которым римско-католическому духовенству запрещалось «совращать униатов и православных в латинство». В том же году был издан и другой указ, которым повелевалось, чтобы католические епархии управлялись самостоятельно, без сношения с папой. Те же тенденции в конфессиональной политике сохранились и в правление Александра I [23, s. 63].

Полоцкая иезуитская коллегия указом 12 января 1812 года была возведена в ранг академии с правами университета. Только после войны 1812 года, в ходе которой в белорусских губерниях, занятых Наполеоном, обнаружилось сотрудничество католического духовенства с наполеоновской администрацией, иезуиты были выдворены из России, а их имущество конфисковано. Тогда же была упразднена и Полоцкая академия.

Активизация католицизма в первой четверти XIX века сказалась и на положении Униатской Церкви. Это выразилось в участившейся практике перевода униатов в католицизм. Известны случаи, когда ксендзы, разъезжая по униатским приходам, объявляли о якобы имеющемся предписании российского правительства немедленно присоединить униатов к католикам. Участились случаи насильственного захвата католиками униатских храмов. Значительный урон авторитету униатской Церкви нанесли базилиане¹, активные сторонники дальнейшей латинизации униатской Церкви. Польские история, язык и литература были основными предметами базилианских школ. В результате постоянных жалоб иерархов униатской Церкви в Санкт-Петербург в 1803 году было запрещено обращать униатов в католичество, а в 1805 году католическая коллегия была разделена на два департамента - католический и униатский. Однако борьба внутри самой униатской Церкви между базилианами и белым духовенством не прекратилась. В 1822 году министр духовных дел и народного просвещения князь А. Голицын предложил униатскому департаменту закрыть базилианские монастыри, находившиеся в населенных пунктах с православным населением. В результате в Белорусской базилианской провинции осталось 18 монастырей, в Литовской -12.

Смена политического курса в царствование императора Николая I привела к кардинальным переменам в религиозной ситуации на белорусских землях. В отличие от своего

Базилиане, или василиане - греко-католический монашеский орден. старшего брата, Николай I искал опору своей политике именно в Православной Церкви. В целях повышения престижа Православной Церкви, нравственного и образовательного уровня духовенства в конце 1820 - начале 1830-х годов им проводится широкая церковная реформа, коренным образом изменившая положение Православной Церкви в Российской империи. Укрепляется положение православия и в белорусских землях. Еще в 1826 году распоряжением императора католикам запрещалось строить часовни в местностях с православным населением. В 1827-1830 годах последовала серия мероприятий, направленных на реформирование униатской Церкви по пути ее сближения с православием. Во главе этого движения стоял Иосиф Семашко, тогда асессор второго департамента римо-католической коллегии от Луцкой епархии. Именно по его инициативе была учреждена отдельная греко-униатская коллегия, вместо четырех униатских епархий созданы две -Белорусская и Литовская. В базилианские монастыри предписывалось принимать только униатов, хорошо знающих славянский язык и обряды греко-восточного богослужения; в практике произнесения проповедей - использовать «местное наречие», то есть белорусские говоры. Предусматривалась также ликвидация какой-либо зависимости униатского духовенства от помещиков-католиков. В основу униатского обучения была положена православная система образования. В Виленскую католическую семинарию запрещалось принимать униатов. Для них была создана отдельная семинария в Жировичах (1828 год).

Жировичская семинария сразу же вызвала к себе неприязнь со стороны привилегированных слоев местного населения, известных своими католическо-польскими настроениями. Воспоминания первого ректора семинарии архиепископа Антония (Зубко) очень живо передают «поповско-народный патриотизм» первых преподавателей и воспитанников семинарии, стремившихся «просветить опошленное польским иезуитизмом белое греко-униатское духовенство». Сподвижник Иосифа Семашко вспоминает, что желание содействовать пробуждению народного самосознания было чрезвычайно велико и до 1831 года, то есть «до мятежа польского, у нас не было серьезной речи о воссоединении с православием...».

Кардинальные изменения произошли и в положении ордена базилиан. Униатской коллегии было поручено произвести ревизию всех базилианских монастырей и ненужные закрыть. В результате более 60 базилианских монастырей было упразднено, а их фундуши³ с Высочайшего согласия поступили на содержание униатских училищ и белого духовенства. По настоянию Иосифа Семашко после смерти прокуратора ордена базилиан, проживавшего в Риме, его должность упразднялась, что, безусловно, ослабляло связь базилиан с папой.

Для ознакомления униатского духовенства с вероучением Православной Церкви Иосиф Семашко опубликовал на польском языке и распространил сочинения митрополита Московского Филарета «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Греко-Российской Восточной Церкви». В результате нововведений униатская иерархия отделилась от католической и была создана униатская образовательная база, что привело к росту проправославных настроений среди униатского духовенства. В 1829 году Иосиф Семашко был назначен викарным епископом и председателем консистории Белорусской греко-униатской епархии с правом присутствия в петербургской коллегии.

Польское восстание 1830-1831 годов и участие в нем части униатского духовенства предопределили дальнейшую судьбу униатской Церкви. Для усиления позиций православия на белорусских землях в 1833 году была открыта Полоцкая епархия во главе с епископом Смарагдом (Крыжановским). Деятельность иерархов униатской Церкви, сторонников воссоединения с православием, приняла более целенаправленный и активный характер. Однако торопливость в процессе воссоединения, зачастую сопровождавшаяся неумелыми действиями прибывшего из России духовенства, не понимающего местные традиции и особенности, а также грубые промахи губернской администрации вызывали не только возмущение униатского духовенства, но и способствовали крестьянским волнениям [19, с. 87]. Опасения усиления выступлений крестьян привели к изменению тактики в деле воссоединения Церквей. В частности, «Высочайшее повеление» от 13 января 1834 года предписывало православным епископам действовать «осторожно и неторопливо», а униатским - также «осторожно и постепенно» очищать униатскую Церковь от латинства. В мае 1835 года был учрежден Секретный комитет по делам униатской Церкви, в ведении которого находилась вся деятельность по воссоединению двух церквей. В январе 1837 года заведование униатской Церковью перешло к Святейшему Синоду. После кончины униатского митрополита Иосафата Булгака (1838), противника воссоединения, председателем греко-униатской коллегии был назначен епископ Литовский Иосиф Семашко, а униатскую Белорусскую епархию возглавил епископ Василий Лужинский, активный сторонник воссоединения.

Наиболее спокойно дело церковного воссоединения шло в Литовской епархии. Из 1057 служителей униатской Церкви за объединение высказалось 760 [19, с. 231]. В Полоцкой епархии воссоединение встречало сопротивление не только духовенства, но и части мирян. Здесь из 680 церковных деятелей согласие дали только 186 [19, с. 218]. Для ускорения воссоединения в конце 1838 года в Белоруссию из Петербурга прибыл представитель обер-прокурора Святейшего Синода надворный советник В. Скрипицын. Вместе с Иосифом Семашко они сумели добиться согласия большинства униатского духовенства на воссоединение с православием.

12 февраля 1839 года в Полоцке на церковном соборе епископами и начальствующим духовенством был подписан «Соборный акт» о соединении церквей и составлено прошение на Высочайшее имя. 26 февраля Иосиф Семашко передал прошение и «Соборный акт» обер-прокурору Святейшего Синода графу Н. Протасову, который 1 марта представил их на утверждение императора. К прошению был приложен список 1305 священников, которые высказались за воссоединение. 25 марта «синодальное деяние» утвердил Николай I. Униатам были оставлены те обряды и обычаи, которые не противоречили сущности православия. Всего в 1839 году воссоединилось свыше 1605 приходов и более 1 миллиона 600 тысяч человек. Уже после Полоцкого собора часть бывших униатов перешла без разрешения церковных властей в католицизм. С 1842 года Синод предписал возвращать таких верующих в православие, что в свою очередь вызвало протест со стороны католических иерархов.

Для усиления позиций православия Синод в 1839 году предписал духовенству западных губерний читать проповеди по праздникам и воскресеньям на понятном для прихожан языке; руководству же епархий предлагалось больше заботиться о развитии народного образования. Это дало свои результаты. Так, в 1850 году в Литовской губернии было открыто 37 церковно-приходских школ с 1211 учениками и 56 учителями. Возвращение церковнославянского языка в практику богослужения и начало применения народных белорусских говоров в проповедях воссоединенного православного духовенства белорусских губерний явилось важным фактором на пути развития этнокультурного самосознания местного населения, способствовало процессу зарождения православной белорусской интеллигенции с ее обостренным чувством прошлого и глубоким интересом к тому историческому пути, который прошли восточные славяне на протяжении своего более чем тысячелетнего существования, восстановлению традиций православной культуры (Slavia orthodoxa). При этом наряду с использованием местных белорусских диалектов в церковной практике обучение в церковноприходских школах литературному русскому языку с его научной лексикой и художественной литературой создавало возможность продвижения по социальной лестнице для бывших крестьянских детей и детей православного духовенства, а также способствовало духовному обогащению местного населения лучшими образцами русской и мировой культуры. Есть все основания полагать, что именно деятельность Православной Церкви на белорусских землях стоит у истоков рождения современной белорусской нации.

Исходя из представления о воссоединенных территориях как исконно русских, российское правительство одной из своих важнейших задач считало реорганизацию просвещения на началах, полностью отвечающих его интересам. Наиболее отчетливо задачи правительства были сформулированы в записке Белорусского генерал-губернатора князя Н.Н. Хованского, которая была представлена Александру I в 1824 году. «В Белоруссии, -писал Хованский, - со времени присоединения ее к Российской империи, воспитание юношества находится в руках католического и униатского духовенства» [18, с. 245-246]. И далее он продолжал, что «...в школах монашеских орденов юношество обучается по методам старинных авторов, науки преподаются на польском или латинском языках, словесность заключается в обучении польскому языку, латинскому и некоторым иностранным, а российский остается в полном небрежении». Молодые люди, окончившие гимназии, были не способны к гражданской службе, так как не умели правильно переписать бумаги на русском языке. Однако, не желая обострения с местным дворянством, правительство не решалось посягнуть на господствующую в Белоруссии традиционную школу. Поэтому система образования на белорусских землях в первой четверти XIX века была построена на принципах, заложенных еще Эдукационной комиссией⁴.

По реформе образования 1802 года вся территория Белоурссии вошла в состав Виленского учебного округа (1803-1824), во главе которого стоял князь А. Чарторыйский. Пользуясь безграничным доверием Александра I и министров народного просвещения П.В. Завадовского и А.Г. Разумовского, Чарторыйский мог смело проводить идеи восстановления самостоятельности Польши, которые, по его собственному признанию, «были альфою и омегою» всей его жизни [1, с. 340].

По реформе 1802 года в основу системы образования Белоруссии, как и остальной России, были положены принципы бессословности, бесплатности обучения на низших его ступенях, преемственности учебных программ, с тем чтобы окончивший низшую ступень мог беспрепятственно поступить на высшую. В соответствии с реформой создавалось несколько типов учебных заведений. Начальная школа была представлена одноклассными приходскими училищами с двухлетним сроком обучения, предназначенными для «низших сословий», преимущественно крестьянских детей. Среднее образование давали уездные училища и гимназии. В первые десятилетия XIX века в Белоруссии действовала сеть училищ при католических и базилианских монастырях. Они давали среднее образование и приравнивались к уездным училищам или гимназиям. Однако их число на протяжении первой трети XIX века постепенно сокращалось, а в 1832 году в связи с закрытием католических монастырей они были преобразованы в светские.

Высшей ступенью образования был Виленский университет с четырьмя факультетами. В функции университета входила также организация учебного процесса в учебном округе в целом. Университет должен был разрабатывать учебные программы, выпускать учебники, назначать учителей в гимназии и училища. Университет издавал научнолитературный журнал "Dziennik Wileński” и был своеобразным центром культурной жизни края, вокруг которого сплачивалась местная интеллигенция. Преподавание в учебных заведениях Виленского округа велось исключительно на польском яыке, русский язык преподавался как одна из учебных дисциплин.

Раскрытие в 1823 году тайных организаций в учебных заведениях Виленского учебного округа позволило правительству начать процесс деполонизации системы образования. Для этого были полностью пересмотрены учебные программы и учебники. По плану нового попечителя округа Н.Н. Новосильцева началась ликвидация поветовых училищ с «гимназиальным» (гимназическим) курсом наук. Из десяти таких училищ только два - в Гродно и Жировичах - получили статус гимназии. Восемь же остальных были превращены в обычные поветовые (уездные) училища, выпускники которых не имели права продолжить образование в университете.

По-другому развертывались события в Витебской и Могилевской губерниях, учебные заведения которых в 1824 году были переданы в подчинение Петербургского учебного округа. Несмотря на это, сколько-нибудь полного объединения местной системы образования с российской не произошло.

Важным элементом системы образования на белорусских землях была деятельность иезуитских учебных заведений и особенно Полоцкой академиии. Академия открылась в 1812 году, имела факультеты языков, вольных наук (философия, естествознание, гражданские), теологии. Вплоть до своего закрытия в 1820 году академия была фактическим центром высшего католического образования всей России. Среднее католическое образование первой половины XIX века было представлено Главной духовной семинарией при Виленском университете и Полоцкой униатской семинарией.

Православное духовное образование на белорусских территориях находилось в стадии формирования. Его центром по-прежнему оставалась Могилевская семинария, много сделавшая для создания сети начальных духовных школ. Согласно статуту 1808 года, начинается организация поветовых училищ, которые должны были начать подготовку будущих воспитанников местных семинарий.

Изменения в системе просвещения в литовско-белорусских губерниях начались после раскрытия в учебных заведениях Виленского учебного округа тайных обществ. Восшествие на престол императора Николая I, известного своими антипольскими настроениями, сделали этот процесс необратимым [14]. В основу народного просвещения при новом императоре был положен принцип строгой сословности, что нашло свое воплощение в изданном в 1828 году Уставе учебных заведений [8]. Согласно новому уставу, начальное и среднее образование подразделялось на три категории: для детей низших сословий (крестьян) предназначались одноклассные приходские училища с элементарной программой обучения; для «средних» сословий - трехклассные училища с более широкой программой начального обучения; для детей дворян и чиновников учреждались семиклассные гимназии, окончание которых давало право для поступления в университеты. Устав ликвидировал преемственную связь между ступенями, поскольку уровень образования должен был соответствовать социальному положению учащегося, дабы «никто не стремился возвыситься над тем состоянием, в коем ему суждено оставаться». По новому положению об учебных округах 1835 года последние изымались из подчинения университетам; при этом существенно расширялись права попечителей учебных округов.

В полном соответствии с положением Устава 1828 года был образован Белорусский учебный округ (1829) с четко очерченными административно-этническими границами белорусской территории. Дополнительные пункты устава объясняли цель создания округа - «необходимость обучения юношества в соответствии с особенностями Белоруссии» и предписывали «обучать местному языку» [7, 8, 12]. В ведение нового учебного округа были включены Витебская, Могилевская, а несколько позднее, в 1831 году, и Минская губернии.

События 1830-1831 годов заставили правительство активизировать свою политику в Белоруссии. В декабре 1830 года тогдашний могилевский губернатор М.Н. Муравьвобра-тился к Николаю I с запиской, в которой обосновывал необходимость немедленной и полной ликвидации польского и католического влияния на работу школ в Белоруссии [13,15]. В апреле 1831 года последовало «высочайшее повеление», в котором указывалось, что «способ нынешнего воспитания юношества в Белоруссии и других губерниях, возвращенных от Польши, требует неотлагательного преобразования и совершенствования». В связи с этим Министерству просвещения и попечителю округа рекомендовалось «приложить все возможные старания к скорейшему исправлению училищ при римско-католических монастырях и о преподавании на русском языке в светских училищах, имея постоянно целью - направление публичного воспитания к сближению тамошних жителей с природными русскими». В мае 1832 года в связи с закрытием Виленского университета был ликвидирован и Виленский учебный округ. Учебные заведения Виленской, Гродненской губерний и Белостокская область были включены в состав Белорусского учебного округа. Центр учебного округа находился в г. Витебске, его попечителями были известный математик Г.И. Карташевский (1829-1835) и бывший директор училищ Закавказской области и Тифлисского благородного пансиона Е.А. Грубер (1836-1850).

Вместо закрытого Виленского университета предполагалось открыть высшее училище для детей дворян в Орше с дальнейшим его преобразованием в высшее учебное заведение [5]. Однако в ходе восстания начатые работы были остановлены, а ассигнованные для этого деньги переведены в Киев на строительство Университета святого Владимира.

Система образования в первой половине XIX века не ограничивалась только мужским и духовным образованием. Вместе с ними в Белоруссии действовали женские монашеские частные пансионы.

Преподавание во всех типах учебных заведений Белорусского учебного округа было переведено на русский язык, а польский язык исключен из программ образования. Лишь в западных губерниях округа он изучался как отдельный предмет по сокращенной программе. Выпускникам Виленского университета запрещалось преподавать в местных школах. Подготовку преподавателей для Беларуси начинает вести учительская семинария, созданная в 1834 году в Витебске.

Важным событием в области просвещения было открытие в 1840 году в Горы-Горках земледельческой школы, которая в 1848 году была преобразована в земледельческий институт. Тем самым было положено начало формирования в Белоруссии системы профессионального образования.

Отличительной чертой системы образования стало расширение сети военноучебных заведений. Если в эпоху Александра I на белорусских землях они были представлены юнкерскими училищами в Бобруйске, Динабурге и Могилеве, то при Николае I были открыты кадетские корпуса в Полоцке (1835) и Бресте (1842). Созданные в связи с укреплением российской военной школы в целом кадетские корпуса Белоруссии рассматривались правительством и как средство перевоспитания оппозиционно настроенного дворянства в духе преданности самодержавию и потому комплектовались наполовину за счет дворянства белорусских губерний.

Всего к началу 1860-х годов в Белоруссии насчитывалось 567 учебных заведений всех типов, в том числе одно высшее, 12 средних, 21 духовное училище, свыше 400 начальных школ.

Проводившаяся в первой половине XIX века на территории Белоруссии правительственная политика была направлена на всемерное укрепление имперских позиций России в этом регионе. Ослабление польского влияния, усиление позиций православия, привлечение на свою сторону населения лежали в ее основе.

Теплова Валентина Анатольевна, 
кандидат исторических наук, доцент,
доцент исторического факультета Белорусского государственного университета.

Оржеховский Игорь Вацлавович (1933-2002),
доктор исторических наук, профессор.

Тетради по консерватизму: Альманах. – № 2.  2020.
(Статья является доработанной версией текста, который был опубликован в начале XXI века в Минске).

 

------------------

² Западнорусский язык - кабинетное название актового русского языка, которым пользовались в Великом княжестве Литовском. В период своего бытования назывался русским (редко литовским), в современной Белоруссии его принято называть старобелорусским, в современной Украине - староукраинским. Западнорусский язык вобрал в себя местные диалекты, а также польские заимствования. Иностранцы практически не различали языки Московской и Литовской Руси, поскольку это были варианты одного и того же русского языка.

³ Фундуш - дарственная, документ, согласно которому передавались средства для церкви. Сами средства также назывались фундушем. Термин пришел из польского права и функционировал в местностях, которые ранее находились в составе Польши.

⁴ Эдукационная комиссия - некий аналог Министерства просвещения в Речи Посполитой в 1773— 1794 годах.

 

Литература

1.  Из прошлого русской дипломатии: Ист. исслед. и полемич. ст. / [Соч.] С.С. Татищева. СПб.: A. С. Суворин, 1890.

 2. Кропотов Д.А. Жизнь графа М.Н. Муравьева, в связи с событиями его времени и до назначения его губернатором в Гродно. СПб.: Типогр. B. Безобразова и К°, 1874. 550 с.

 3. Леонтович В.В. История либерализма в России (1762-1914). М.: Русский путь,1995. 444 с.

 4. Луговцова С.Л. Политика российского самодержавия по отношению к дворянству Беларуси. Минск: Беларусь, 1997. 20 с.

 5. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 3157. Оп. 1. Д. 161. Л. 339-340.

 6.  НАРБ. Ф. 3157. Оп. 1.Д. 161, Л. 1-5, 123-130.

 7.  НАРБ. Ф. 3157. Оп. 1.Д. 12. Л. 142.

 8.  НАРБ. Ф. 3157. Оп. 1. Д. 13. Л. 47, 48. Режим доступа: http://elib.shpl.ru/nodes/8550

 9. Корево Н.Н. Об изданиях законов Российской империи. 1830-1899... / сост. Н. Корево, помощник статс-секретаря Гос. совета. СПб.: Государственная типография, 1900. 165 с.

 10. Люты А.М., Туміловіч Г.М. Дваранства Беларусі ў перыяд разлажэння і крызісу феадалізму (канец XVIII — першая палова XIX ст.): вучэбна-метадычны дапаможнік. Мінск: МДПІ, 1991.20 с.

 11. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи: Царствование государя императора Павла I. СПб., 1915. № 281 и 514.

 12. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1266. Оп. 1. Д. 8. Л. 31-46.

 13. РГИА. Ф. 1267. Оп. 1.Д. 23. Л. 6-6 об.

 14. РГИА. Ф. 735. Оп. 10. Д. 84. Л. 1.

 15. РГИА. Ф. 733. Оп. 66. Д. 6. Л. 342.

 16. Сосна У.А. Фарміраванне саслоуна-групавога складу сялянства Беларусі у канцы XVIII - першай палове XIX ст. Мінск: БДУ, 2000. 112 с.

 17. Статут Великого княжества Литовского. С подведением в надлежащих местах ссылки на конституции, приличные содержанию оного: пер. с польск. 4.1,2. СПб.: Печатан при Правительствующем сенате, 1811. Текст парал. на польск. и рус. яз. Ч 1: С 1 -го разд, по 7. 549 с.; Ч. 2; От 7-го разд, до конца. 483 с.

 18. Сборник статей, разъясняющих Польское дело по отношению к западной России. Вып. 1 / сост. и изд.С. Шолкович. Вильна: Типогр. А.Г. Сыркина, 1885.

 19. Шавельский Г, прот Последнее воссоединение с православной церковью униатов Белорусской епархии (1833-1839). СПб.: Типогр. «Сельский вестник», 1910. 380, 84 с., 7 л. ил., портр.; 25.