| Первая часть | Вторая часть | Третья часть |

Продолжение публикации итогов конференции «Западнорусизм: прошлое и настоящее» состоявшейся 18 апреля 2012 года. 

Конференция проходила в следующем формате: ведущий Игорь Зеленковский задавал каждому по очереди вопросы,  при этом остальные участники тоже подключались, высказывая собственное мнение по обозначенной теме.

 Сергей Александрович Трахименок
Доктор юридических наук, профессор,
член союзов писателей России и Беларуси.

И.Ф.Зеленковский:

Сергей Александрович, Вы работали над теорией безопасности Беларуси. В связи с этим у меня вопрос -  как Вы считаете, сейчас, когда идет постоянная информационная атака на наши цивилизационные ценности, могут ли быть востребованы наработки, заложенные в западнорусизме?

С.А.Трахименок:

Я бы не сказал, что я много работал в рамках национальной безопасности, поскольку я работал больше с методологией обеспечения безопасности  Белоруссии. Хотел бы сказать, что концепция безопасности  США не приемлет «национальный» в нашем понимании. Их «national» это согражданство. Но у нас, поскольку есть националистические трудности, мы взяли на вооружение в названии концепции «национальный». По большому счету все, кто занимается безопасностью, рано или поздно начинает понимать, что все теории и доктрины жизнеспособны, если допускают объективные определения и закономерности. Эти закономерности можно найти где? В теории цивилизации. Вот сейчас поднимается знамя концепции Русского мира, которую я, в принципе, приветствую, потому что раньше по-разному называли нашу цивилизацию – и славянскую, и славяно-православную. Конечно «Русский мир» будет  точнее. Но здесь некоторое лукавство,  потому что все, в том числе конкурирующие цивилизации, там названы по-разному, что многих путает. Например, такое: Северо-Американская, Западно-Европейская, Конфуцианская, Дальневосточная. То есть частности одного преподносят разными словами. На самом деле, если привести к единому знаменателю, становится понятно какие в основе лежат духовные ценности, культурологические и ценностные ориентиры. И тогда уже видно, кто твой союзник в борьбе за выживание в межцивилизациионной конкуренции. Где твои границы. Ну, и как строить свою жизнь и на что ориентироваться.  Вот я хотел бы сказать, что попав в процесс глобализации, мы стали играть по правилам не своей цивилизации и даже ориентироваться не на свои цивилизационные ориентиры. Я думаю, что со временем, и может и очень скоро, наступит время осмысления происходящего. И отчасти даже подготовка к кардинальной смене парадигмы общественного развития. Ибо в глобализируещемся мире только так можно выжить.

 

 

Всеволод Владимирович Шимов
Кандидат политических наук

И.Ф. Зеленковский:

Всеволод Владимирович, в своей статье «Русь, идущая на запад» Вы коснулись вопроса отношений западнорусистов и российских соотечественников, где говорите, что нам следует опираться, прежде всего, на свои силы.  Я считаю это замечание правильным. В связи с этим вопрос - не кажется ли Вам, что в России очень узко трактуют русскость и понятие "соотечественник", выталкивая из него собственно белорусов и украинцев?

В.В. Шимов:

Я хотел бы перевести разговор в русло самого понятия «русскость». Сама трактовка этого понятия, которая сегодня сложилась - неверна и ошибочна. Я неоднократно пытался это изложить, и в том числе в газете «Беларусь Сегодня», что белорусы - это тоже русские и что их русскость не отрицает самобытность белорусов. Я пытаюсь со студентами на эту тему разговаривать. И вижу, что понятие «русский» воспринимается абсолютно неадекватно. Русский воспринимается как россиянин – житель России. Считается, что с советского времени сложилось такое сужение понятия «русский». Но на самом деле эта тенденция более давняя. Отождествление русскости и великорускости идет еще с 19 века. И опять же истоки белорусского и украинского национализмов были связано с тем, что местное своеобразие общерусской идеологии не всегда хорошо прочитывалось. Русскость к 19 веку получила москвоцентричный характер. Во многом это было закономерно, потому что действительно в 19 веке Россия предлагала мощный проект, который был притягательный. И эталон русскости воспринимался как великорусский – российский. Но, действительно, это во многом шло в ущерб какому-то местному колориту. И, на мой взгляд, белорусский национализм во многом стал той болезненной реакцией на то, что недостаточно прочитывались наши местные особенности. Это касается и Белоруссии, и Украины. Но если трактовка русскости как великорусская для 19 века была закономерна, то для сегодняшней ситуации, когда Россия очень ослаблена и не выступает в качестве такого привлекательного примера для подражания, то наследование той москвоцентричной традиции является ошибочной. Более того, современный западнорусизм, следуя в Россия-ориентированной традиции во многом сам себя загоняет в тупик. И правильно прозвучало замечание, что русскость не обязательно подразумевает стремление объединиться с Россией. Исходя из этого, хорошо бы трактовать историю Великого княжества Литовского и давать отлуп националистам. Почему русские ВКЛ не хотели объединяться с Москвой и зачастую с ней воевали? Это любимая тема наших националистов, что мы воевали с Москвой и поэтому были врагами. Но ничего подобного. Это легко объясняется. Москва 15-16 веков не была той, какой она стала в 19 веке. Это было достаточно слабое периферийное княжество с сомнительными перспективами. И эти войны можно трактовать как конкуренцию разных форм русскости. Так же как в Германии разные княжества и королевства воевали, и никакого единства не было веками. С этой точки зрения можно трактовать и историю унии.

 

Александр Дмитриевич Гронский
Кандидат исторических наук

И.Ф.Зеленковский:

Александр Дмитриевич, западнорусизм можно назвать локальным русизмом, но не национализмом. Советский интернационализм фактически уничтожил школу западнорусизма. Также советская власть преследовала православие - основу западнорусизма. И все-таки, в позднесоветскую эпоху большевизм с интернационализмом утратили агрессивность, и стала возрождаться русская жизнь. Можно ли рассматривать поздний Советский Союз как государство русского народа?

 

 А.Д.Гронский:

Был ли СССР государством русских – вопрос сложный. На Западе его воспринимали, видимо, именно так. Ведь недаром вместо СССР говорили Советская Россия или просто Россия (русские полетели в космос, русские вошли в Афганистан и т.д.). Внутри Советского Союза упор делался на интернационализм, т.е. на бесконфликтное существование разных национализмов советского толка на своих территориях. Эти национализмы должны были быть связаны неким единством, т.к. нужно было иметь достаточно сильное государство для противостояния с Западом. Совокупность граждан СССР, т.е. нация, называлась советским народом. Однако, по-моему, большинство населения использовало это понятие не только для обозначения всех, но и как синоним понятию «русский». Русские как таковые в СССР были недопредставлены, хотя и являлись, по сути, самой большой этнической группой. Если добавить сюда русских по убеждениям, т.е. тех, кто воспитывался на русской культуре и не считал зазорным называть себя русским, тогда их становится ещё больше. Тем не менее, недопредставленность русских в СССР выражается в том, что вполне естественные для остальных республик институты обособленности в РСФСР не были сформированы. Например, были академии наук всех союзных республик, кроме РСФСР. Да и сама РСФСР со своими автономными краями, областями и республиками, оформленными по национально-территориальному признаку, являлась  неким микроСССР. Т.е. заявлять о русских на территории РСФСР тоже как-то было не с руки для иных национализмов, тех, которым не досталась возможность формироваться в союзной республике. Поэтому в СССР вопрос о его русскости или не русскости не был решён. Над этим решением попросту не думали, чтобы не будоражить вскормленную советской властью «национальную интеллигенцию». Во всём этом интересно два момента.

Первый – это представление о том, чей СССР в период серьёзной опасности для государства. Так, в начале Великой Отечественной войны советское правительство достаточно быстро перешло с социально-классовой риторики на национально-этническую. Взывание к культурно-историческим корням оказалось куда более эффективным, в отличие от деления мира на пролетариев и буржуазию. Т.е. во время кризисов, когда нужно было мобилизировать народные массы, власть начинала рассматривать СССР как боле русское государство. Образ России в качестве образа Родины подходил намного больше, чем образ Советского Союза.

И второй момент – это массовое представление, которое отражалось в культуре и в бытовых знаниях. Ведь если вспомнить большое количество песен, которые проходили проверку на идеологическую выдержку, то получается, что представление о СССР как о России всё же было глубоко укоренено. Вспомните песню из фильма «Освобождение»: «Последний раз сойдёмся завтра в рукопашной, последний раз России сможем послужить, а за неё и помереть совсем не страшно, хоть каждый всё-таки надеется дожить…» или песню из фильма про Будулая: «Мы пред нашей Россией и в смутное время чисты…». И даже белорусская группа «Песняры» пела о советских людях за границей: «Мы трудную службу сегодня несём вдали от России, вдали от России...».

То есть и в массовом сознании, и в зарубежном представлении СССР всё же представлялся неким аналогом России. Можно предположить, что Союз мог постепенно дрейфовать именно в эту сторону, но это будет всего лишь предположение, которое уже не удастся проверить.

С большей долей вероятности можно было бы сказать, что это могло произойти, если бы власти потребовалась очередная мобилизация населения. Но в период позднего СССР такая мобилизация не произошла. «Перестройка» ориентировалась на западные ценности, поэтому мобилизация на русской платформе не имела смысла для той политики. Нынешняя Российская Федерация также не имела до последнего времени заказа на национальную мобилизацию. Политика Ельцина продолжала тяготение к западным ценностям, ранний Путин (в смысле, его раннее президентсво) хотя и делал определённые заявления, но они не вылились в призывы к мобилизации ради преодоления трудностей или достижения новых вершин, Медведев даже эти потуги перечеркнул своими заявлениями о России, которой всего 20 лет. Ныне ситуация в России интересна тем, что власть – основной заказчик национальной мобилизации – не знает что делать. Эффект от «русского крена» может быть самым разным. Во всяком случае, реакцию на него со стороны Запада можно угадать с точностью до 100 процентов, внутри же России явно найдутся силы как поддерживающие эту мобилизацию, так и её последовательные противники. Причём эти силы уже действуют, и если власть не сделает свой выбор между ними, ситуация может накалиться. Я не считаю, что в России всё сейчас находится на грани межэтнического конфликта, всё-таки общее представление о жизни в одной стране присутствует, но любое действие властей, проинтерпретированное заинтересованными личностями, может подвинуть Россию ближе к силовым выяснениям отношений. Вряд ли кто-то, помимо радикалов, этого хочет. Поэтому определённый запас прочности даже у нынешней системы имеется. Кстати, осторожные действия властей в данном случае как раз не помогут, т.к. всеми сторонами будут восприняты как половинчатые, а следовательно все поймут, что власть колеблется или вообще слаба. И тогда могут найтись рисковые люди, которые решатся повернуть ситуацию в нужную для них сторону. Запас «интернациональной» прочности, доставшийся Российской Федерации в наследство от СССР, уже исчерпался. Стало ясно, что интернационализм не был панацеей от межэтнических столкновений. Пока государство было сильно, столкновений не было. Как минимум, боялись. А вот в современной России о сильном государстве говорить преждевременно, поэтому этно-культурную политику нужно менять. Но вот как?

 

 

Анатолий Юрьевич Аврутин
Член союзов писателей России и Беларуси,
главный редактор журнала «Новая Немига литературная.

И.Ф. Зеленковский:

Анатолий Юрьевич, что Вы можете сказать о современной русской литературе Белоруссии, не является ли она самобытным явлением, и не следует ли ввести для её обозначения название «современная западнорусская литература»?

А. Ю. Аврутин:

…Позволю себе напомнить одну немаловажную деталь -- из всех языков, существующих на суверенном постсоветском пространстве, один только русский язык имеют объединительную функцию. Остальные вольно или невольно служат делу разъединения народов, отдаления их друг от друга. Я вспоминаю свою встречу с всемирно известным писателем Чингизом Айтматовым  в Москве на конгрессе, посвященным проблемам распространения и сохранения русского языка в мире. Писатель тогда с большой болью говорил о том, что, к сожалению, практически во всех бывших советских республиках, ставших суверенными государствами, набирает силы процесс дерусификации: «Я народный писатель Киргизии и знаю, что меня похоронят на родине с большими почестями. Но сегодня со своими, написанными на русском, произведениями, я дома не нужен. Поэтому меня постоянно отправляют в почетные ссылки -- то послом в страны Бенилюкса, то еще куда-нибудь, лишь бы своим присутствием дома я не мешал делать то, против чего восстает моя душа…»

Нечто похожее, может быть, в меньшей степени болезненное, творилось и у нас во времена так называемой белорусизации, которой заправляли Шушкевич с Позняком. Тогда из планов госиздательств повыбрасывали рукописи книг всех русских писателей Белоруссии. Даже Пушкина издавали, как иностранного писателя. Последствия той политики ощущаются до сих пор -- несмотря на узаконенное Конституцией двуязычие книги на белорусском дотируются на 50 процентов, а книги русских авторов -- только на тридцать. Не трудно догадаться, кого предпочтут в условиях рынка издатели.

У русских литераторов Белоруссии некогда была своя секция в Союзе писателей. Ее ликвидировали еще во времена Якуба Коласа и с той поры так и не воссоздали. Поэтому не удивительно стремление некоторых русских писателей нашей страны -- а нам есть кем гордиться, прочтите на сайте ЗАПАДНАЯ РУСЬ целую антологию прекрасной русской поэзии, созданную нашими земляками,-- определиться со своим местоположением в общелитературном процессе. Если западнорусизм, как феномен, как явление и течение утвердятся в общественном сознании, займут свое достойное место в социуме, почему бы внутри него не обозначить и отдельное литературное течение, назвав его западнорусским? Эту уже будет не просто некая вторичная в национальном государстве «русскоязычная» литература, а целое литературное течение, целая литературная школа, которое впоследствии, возможно, и назовут западнорусской литературой.

 

 

Александр Александрович Киселев
Кандидат исторических наук

И.Ф. Зеленковский:

Александр Александрович, что Вы можете сказать о  современной белорусской литературе и белорусизации, а также о взглядах на эту проблему известного учёного-западнорусиста А.С. Будиловича?

А.А. Киселев:

Формирование литературного языка на основании белорусских диалектов не отрицалось А.С. Будиловичем. Однако сфера применения этого языка не должна была выходить за пределы местной художественной литературы. Показательно, что именно в области литературного творчества  белорусскому языку удалось утвердить свое существование в XX в. Белорусский мыслился филологом как язык областной или, по терминологии ученого, частный, который не должен претендовать на место и функции русского литературного языка. Идеи А.С. Будиловича, как представляется, позволяли наметить такую стратегию развития белорусского литературного языка, которая бы исключала конфликт и позволяла бы в максимальной степени раскрыть потенциал самого языка. Неслучайно именно белорусскоязычная литература и песня (от стилизации под фольклор до рок-групп) сумели завоевать симпатии достаточно многочисленной аудитории читателей и слушателей, получить свою «нишу» в культурном пространстве.

Русский литературный язык в силу того, что на его формирование повлиял «западнорусский диалект», в его создании приняли участие белорусские уроженцы, определялся славистом как национальный и общерусский. Данное утверждение соответствовало взглядам слависта на предмет структуры русской нации. Русский, с одной стороны, и великорусы, малорусы и белорусы, с другой стороны, соотносились как родовое и видовое понятия в логике. А.С. Будилович не допускал обучения на белорусском в начальной школе. Перевод преподавания на белорусский, который в этот период еще не сложился даже как литературный язык, шел в разрез эволюции европейских литературных национальных языков и наций. Однако механизм, который побуждал немногочисленных белорусских уроженцев использовать именно белорусский вместо общерусского национального языка, А.С. Будиловичу, как представляется, объяснить не удалось. Вместе с тем языковое единство им никогда не мыслилось как тотальная унификация, напротив существование говоров, диалектов расценивалось как необходимость, основа для органического развития, в том числе и общенационального литературного языка.

 

Священник  Алексей Хотеев
священник, бакалавр богословия

И.Ф.Зеленковский:

Отец Алексей, как, на Ваш взгляд, Коялович мог бы охарактеризовать современный процесс белорусизации? Не кажется ли Вам, что белорусизация является мягкой литвинизацией? Ведь, на самом деле, белорусизация, как деполонизация, проводилась именно западнорусистами.

А.Хотеев:

Не следует переносить реалии XIX века на XXI век. Любой читатель Михаила Кояловича увидит, что он стоял за союз с Россией - культурный союз, национальный союз, политический союз. Но, опять же, реальности 19 века соотносить с современностью трудно, и я бы уклонился проводить параллели.  Но западнорусская школа определила свои основы. Во всяком случае, здесь в Белоруссии и на Украине – это общий язык, это общее вероисповедание – православие, и общие исторические предания. Так вот когда мы говорим об идеологии западнорусизма, мне кажется, надо говорить о возрождении Православия. Потому что если не будет возрождения православия, то я не знаю, какая может быть связь. То эта связь будет иллюзорная, только в кругах интеллектуалов

Что касается диалога с католиками, живущими в Белоруссии, то я предлагаю спросить у белорусов-католиков об их самоидентификации. Пусть они сами скажут об этом - как они себя самоидентифицируют, кем считают.

 

 

| Первая часть | Вторая часть | Третья часть |