Доклад священника Алексия Хотеева,  зачитанный им на научно-практическом круглом столе «История и общественно-гуманитарные науки как инструмент цивилизационной войны против Русского Мира», который состоялся 19 декабря 2014 г. в Минске.

Изложение истории современных государств России, Украины и Беларуси не может обминуть тот значимый период их общей истории, который называется периодом древнерусским или временем Киевской Руси. Тогда восточные славяне создали свое государство, ставшее выражением их народного единства.

Нужно отметить, что сейчас произошел закономерный отход в изложении этой эпохи от прежних советских идеологических схем, когда делался акцент на социально-экономических отношениях, на генезисе феодализма. Одни исследователи пытаются теперь применить в изучении древнерусского периода новые методы, обращаются, например, к американской политической антропологии и адаптируют для этого времени концепцию «вождества»[1]. Киевская Русь рассматривается как доклассовое «военное государство» или «дружинное государство»[2]. Другие исследователи в условиях существования новых государственных образований в Восточной Европе обращаются к прежним опытам изложения национальной истории нач. XX в. В Республики Беларусь популярными стали очерки В.Ю. Ластовского, В.М. Игнатовского, которые преподносятся как «незаслуженно забытые», а теперь актуальные[3]. История Полоцкой земли, ведущей якобы борьбу за независимость от Киева, стала интерпретироваться в таком контексте в качестве истока белорусской государственности[4]. Отдельные белорусские историки-публицисты вроде В. Орлова прямо заявляют о том, что «Киевская Русь» — это придуманный термин, лоскутное государство из разных этносов, а древнерусской народности никогда не существовало[5]. Впрочем, у некоторых современных российских исследователей также можно встретить похожее утверждение, что «идея об изначальном единстве восточных славян и распространения их из одного общего центра — Приднепровья должна быть окончательно отброшена»[6].

Понятно, что ставшая популярной националистическая концепция изложения истории так или иначе значительно ее модернизирует под действием политической конъюнктуры. Можно выделить здесь следующие характерные признаки: абсолютизацию определенных ценностей, например, когда идея государственной независимости считается такой же ценностью в древнерусский период как и во время развития национальных государств; избирательность фактов для иллюстрации постулируемых положений, например, много говорится о военном противостоянии Полоцка и Киева, а об их совместных военных предприятиях и мирных взаимоотношениях не упоминается; конструирование мифов, например, мифологизация князя Всеслава Брячиславича, приложение к нему прозвища Чародей; сенсационность, описание якобы «неизвестной», «запрещенной» истории; ярко выраженный субъективизм — упор на авторское право интерпретации событий; популизм в изложении. Конечно, такие черты присущи, в первую очередь, литературе, рассчитанной на массового читателя.

Между тем, в недавнее время появились несколько обобщающих работ крупных исследователей истории Западной Руси. В первую очередь, работа российского археолога Л.В. Алексеева «Западные земли домонгольской Руси» (М., 2006, в 2 книгах). И конечно, значимым событием уходящего года стало появление книги известного белорусского ученого Э.М. Загорульского «Белая Русь с середины I тысячелетия до середины XIII века» (Мн., 2014). В последней книге, написанной достаточно популярным языком, представлена, что очень важно, аргументированная авторская позиция по многим спорным вопросам политической истории Полоцкого княжества, актуальным для Белоруссии.

Принципиальным является вопрос о характере государственности Киевской Руси. Ведь, в письменных памятниках той эпохи главными действующими лицами являются князья, а не народ. Это они своими походами создают государственную территорию, устанавливают свой суд и налагают на покоренных дань. В летописях создание государства есть утверждение одной княжеской династии Рюриковичей, о других местных князьях и правителях говорится очень мало. В связи с этим возникает естественный вопрос: не было ли образование государства с центром в Киеве результатом только внешнего принуждения?

Нужно сказать, что мнение о силе киевского князя как единственном основании государственности в Древней Руси было пересмотрено русскими историками еще в сер. XIX в. Уже С.М. Соловьев полагал, что славяне, расселяясь родами, призывали князей по традиции иметь родового владыку, старейшину, управителя, с передачей ему военных и судебных функций[7]. В.О. Ключевский видел в образовании Киевского государства соединение экономического интереса русских городов по торговому пути «из варяг в греки», призвавших варяжских князей для его защиты, с завоевательной политикой покорения соседних областей, напрямую в этом торговом движении не заинтересованных[8]. Эти представления были скорее логической, чем исторической схемой, однако в них происходил существенный переход от описания установления великокняжеской власти к уяснению самих условий ее возникновения. Здесь важно отметить то, что наряду с развитием правительственного начала стоит согласие самой земли-княжения. В советской историографии становление государственного строя связывалось с ростом производительных сил и выделением из среды равных общинников более состоятельных и знатных людей, их объединение и закрепление их наследственного господствующего положения в обществе[9]. В современной историографии отмечается, что государство не является просто репрессивным механизмом реализации целей господствующего класса, а системой отношений, обеспечивающих целостность и нормальное функционирование социального организма на определенной территории[10]. В связи с этим нужно отметить, что государственная власть характеризуется не только степенью принуждения, но и степенью ее добровольного признания, поскольку в любом политически развитом человеческом обществе признается право той или иной государственной структуры диктовать свою власть. Исходя из такой точки зрения, следует признать, что создание государства не есть дело отдельных правителей, а дело всего народа. Поэтому имеет смысл говорить о существовании общего этнического самосознания и древнерусской народности в обозначенный период. Причем немалую роль в формировании «общеземского чувства», в терминологии В.О. Ключевского[11], сыграло принятие восточного христианства.

Если посмотреть теперь на политическое развитие Полоцкого княжества в X—XIII вв., то можно увидеть, что оно органически происходило в государственной системе Киевской Руси. Как и другие русские города, центры ремесла и торговли, Полоцк возник на берегу реки, служащей торговым путем (в данном случае из Поднепровья в Прибалтику по Западной Двине). Одновременно он стал важным военно-административным центром. Уже под 862 г. Повесть временных лет упоминает его как город кривичей, вместе с другими городами Северной Руси относящийся к княжеству Рюрика. После объединения двух политических центров на севере и юге Руси, т.е. Новгорода и Киева, Полоцк не теряет своего значения. Под 907 г. он назван среди городов, где сидели под властью Олега другие «великие князья», а сам город получил наряду с другими важнейшими городами греческую дань. Вполне возможно, что уже при Святославе в Полоцке появился варяжский князь Рогволод, и трудно сказать, был ли он независимым правителем или же великокняжеским наместником.

При Владимире система наместничества была заменена удельной системой управления государством. В отдельные земли направляются сыновья великого князя. Вполне возможно, что таким образом виделся Владимиру наилучший способ распространения и укрепления христианской веры. В Полоцке закрепилась княжеская линия Изяславичей. Представители этой династии не столько враждовали с киевскими Ярославичами, сколько не упускали случая поживиться за счет соседей, предпринимали грабительские походы на соседние новгородские и смоленские земли. Этим отличились Брячислав Полоцкий, его сын Всеслав и внук Глеб, князь Минский. Киевские князья неоднократно призывали Изяславичей к порядку, чем и вызваны были походы в 1021, 1067, 1071, 1077, 1084 (1085), 1116, 1119, 1128 годах. Во второй половине XII в. полоцкие князья воевали больше между собой, что опять же понуждало соседей вмешиваться ради их усмирения.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что полоцкие князья немало воевали в союзе с Киевом. Так, по замечанию летописца, Брячислав воевал в союзе с Ярославом до своей смерти в 1044 г. Можно заключить, что Брячислав подавал ему свою помощь в борьбе с Мстиславом Тмутараканским, в походах на литовцев и поляков, в окончательном поражении печенегов под Киевом, в последнем военном предприятии против Византии. Всеслав в 1060 г. участвовал в совместном походе русских князей на торков. Можно думать, что он и во время своего кратковременного княжения в Киеве в 1069 г. водил полки на половцев (как сказано в Слове о полку Игоревом, «из Киева дорискиваша до кур Тмутороканя, великому Хръсови вълком путь прерыскаше»)[12]. Сама высылка полоцких князей в Византию в 1129 г. была мотивирована их отказом защищать Русскую землю против половцев вместе с другими русскими князьями.

Нужно обозначить и то, что между полоцкими и киевскими князьями заключались брачные союзы. Например, в 1073 г. Всеслав Брячиславич женил своего сына Глеба на Анастасии, внучке своего противника Изяслава Ярославича. Князь полоцкий Василько в 1043 г. выдал свою дочь за сына киевского князя Всеволода Ольговича. В 1144 г. Рогволод Борисович князь Друцкий оказывается на полоцком столе благодаря женитьбе на дочери киевского князя Изяслава Мстиславича[13].

Конечно, политическая история Киевской Руси ставит перед исследователями немало вопросов. Однако можно с уверенностью сказать, что Полоцкое княжество было органической частью Русской земли. Почему в договоре с Ригой в 1264 г. прямо говорилось магистру и братьям отступить и возвратиться в свои пределы, потому что «Руськая земля словет Полочьская»[14].

Священник Алексий Хотеев,
настоятель прихода в честь св. Иоанна Кронштадтского в г. Минске.