Предлагаем к прочтению статью Федота Андреевича Кудринского «Литовцы (Общий очерк)» опубликованную в «Виленском календаре на 1906 простой год». Ранее мы размещали очерк Кудринского «Белорусы» из номеров «Виленского календаря» за 1904 и 1905 г.г.
I.
Древния известия о литовцах 1)
Литовский край в доисторическое время был непроходимым бором, под вековою сенью котораго плескались огромныя озера, многоводныя реки, безконечно тянулись тощия болота, ютились разные дикие звери и птицы. Естественныя богатства страны содействовали ея постепенному заселению. Не малую борьбу пришлось вести здесь человеку как со стихийными силами природы, так и с хищными зверями, первыми хозяевами страны. Много было затрачено усилий, прежде чем человек обезпечил себе самыя элементарныя условия существования в неуютном литовском крае.
Историческия, лингвистическия и археологическия данныя, собранныя наукой, позволяют в настоящее время сделать вполне вероятное предположение, что литовцы, прежде чем заселить прибалтийския берега, жили задолго до Рож. Хр. в Азии — колыбели народов. Теснимые каким то неизвестным, но сильным врагом, они в течение веков тяжелой волной перекочевали от гималайских высот до балтийских низменностей и поселились сначала в южных степях нынешней России, а потом перешли в области рек Вислы, Немана и Западной Двины, где, живут и до настоящаго времени.
В науке было высказано много разных предположений относительно принадлежности литовцев к той или другой семьи народов. Литовский историк Нарбутт полагает, что литовский народ произошел от смешения прибалтийских кимвров с гелоно-будинами, вытесненными кавказскими племенами из своего отечества на берега рек Немана и Вилии. По мнению Соловьева, литовцы и славяне принадлежат к различным племенам, этнографически сблизившимся между собою по ходу исторических событий. Шафарик наоборот думает, что литовцы и славяне составляют две отрасли одного и того же племени. По мнению Дубровскаго, разделяемаго Раском и Вильгельмом Гумбольдтом, Ляцким и др., литовский язык ближе всех подходит к славянскому. Но немецкий ученый Вирхов совершенно выделяет литовцев из семьи славянских народов. Антропологический тип литовцев изучали в последнее время: И. Бренсон, Ю. Талько-Гринцевич, В. Олехнович и К. А. Янчук. На основании 250 краниоскопических наблюдений Олехнович причисляет литовцев к короткоголовому типу средней Европы к кельто-лито-славянской рассе. Талько-Гринцевич, сделавший более 1700 антропометрических наблюдений наоборот сближает их с типом черепа финских и могильных жителей Белорусси. Янчук замечает, что литовцы формой головы, цветом волос и глаз близко подходят к белоруссам. По мнению ученых Шлейхера, Гильфердинга, литовское племя отделилось от славянскаго позднее, чем славянское отделилось от германскаго, греко-италийскаго 2).
В общем мнения ученых, при всем их разнообразии, сходятся в том, что литовцы принадлежат к общеарийской семье народов и что они появились в русской низменности гораздо раньше германцев и славян.
Что касается жмудин, то, по изследованиям таких писателей, как Тунман, Польт, Раска, Гумбольдт и Шафарик, нынешние жители Жмуди — славяне, изменившие с течением времени под влиянием литовцев свою этнографическую физиономию. Филолог Ватсон пытался доказать, что жмудины имеют много общаго с русскими славянами, так как и в настоящее время две трети слов в их речи заимствовано из русскаго языка 3). Мнение это, хотя и имеет за собою авторитета вышеприведенных ученых, однако сильно оспаривается другими учеными, считающими жмудин этническою ветвью литовскаго племени.
Сведения о доисторических литовцах, живших на русской равнине со времени христианской эры, очень скудны.
Историк 1-го века Тацит, старавшийся дать исторической науке по возможности наиболее точныя географическия сведения и сообщивший о германцах, западных соседях литовцев, ничего не говорит о литовцах. Восточных соседей германцев он называет «айстиями» («aestia»). Но были ли «айстии» литовцами — это подлежит спору. Он же говорит, что за «айстией» живут «гудыны». По литовски «гуды» — инородцы. Думают, что это белоруссы 4).
У Птоломея, составлявшаго свою географию около половины II века по Рож. Хр., есть несколько этнических названий, относящихся, как думают, к литовцам, таковы: — «судины» («судавы»), «галинды».
В Ш веке нашей эры из глубин Азии показались германския племена, которыя потеснили пред собою народы, жившие на русской равнине, в южной ея части. Принося с собою довольно развитую культуру (у них были уже князья, определенное оружие, деньги) и войдя в близкое соприкосновение с литовцами, эти племена, точное название которых пока еще не выяснено (думают, что это были готы), оказали на их быт и воззрения большое влияние 5).
Кроме германских племен, на литовцев оказали заметное этнографическое давление и финны. В настоящее время довольно прочно установлен тот факт, что в IV веке нашей эры финския племена, занимавшия центральную область нынешней европейской России, тоже теснимыя каким то врагом (быть может теми же готами), должны были двинуться на север и северо-запад. А перед ними подвинулись ближе к балтийскому побережью и литовские народы. Что литовцы с незапамятных времен были в общении с финнами, об этом яснее всего говорит язык, — верный показатель международных отношений. Были ли литовцы культурнее финнов, или финны были податливее к усвоению оборотов чужого языка, — трудно решить. Но то обстоятельство, что в финском языке много литовских слов, ясно указывает, что литовский язык был знаком финнам. Вообще, ученые (Погодин напр.) твердо устанавливают факт совместнаго и долговременнаго соседства финнов и литовцев задолго еще до Рождества Христова и считают это обстоятельство начальным достоверным событием литовской истории, точно выясненным языкознанием 6).
Так постепенно миролюбивые и мягкохарактерные литовцы, занимавшие южныя области нынешней европейской России 7), сдавливались своими соседями, подчинялись их влиянию и уступали им свою территорию, пока не дошли до берегов Балтики, где некуда уже было отступать.
С IV века по Р. X. литовское племя надолго пропадает в истории. Литературныя известия о нем появляются сравнительно поздно — лишь в XI — XII в. К этому времени на жизни литовцев сказалось уже влияние славян.
Заняв нижнюю половину басейна Западной Двины, литовцы врезываются в глубь материка клином между славян. Литовское племя было близко к славянам: на юго-восточной границе оно соприкасалось с русскими племенами — кривичами и дреговичами, на юго западной с польскими — мазовшами и поморянами.
К X и XI векам литовское племя успело уже образовать несколько этнографических типов и подразделиться на несколько народов с особенными наименованиями. Карту Литвы этого времени можно представить таким образом. На правой стороне Западной Двины, между нижним течением этой реки и пределами чудских народцев — эстов и ливов, жило племя, называемое в русских летописях летыголою (нынешние латыши). Вдоль леваго берега Двины, от средняго ея течения и до моря, простирался другой литовский народ — жемгала, или по латинской транскрипции, семигаллы, известные автору «Повести временных лет». Выдающийся к северу, между Балтийским морем и Рижским заливом, полуостров занят был третьим литовским народом, названным в русских летописях корсь, а в западных — куроны. В центре поселений литовскаго племени, по басейну Немана, разместились два народа: жмудь — на нижнем течении этой реки, по ея притокам Дубиссе, и Невяже и по взморью у ея устья, и Литва (имя которой впоследствии сделалось генетическим названием всего племени) — на среднем течении Немана и на его притоке Вилии. Наконец, между славянскими племенами — мазовшами и дреговичами — простирались поселения последнего литовскаго народа — ятвягов, достигавшая до Западнаго Буга и вверх по течению этой реки, до северных пределов Волынскаго княжества 8).
С очень ранняго времени славяне колонизуют Литву. Начало славянских поселений в Литве теряется в глубокой древности 9). Следы древних славянских колоний дошли до нас в чисто славянских названиях рек и разных урочищ литовскаго края, тождественных с названиями новгородской земли и Приднепровья. Таковы названия рек в Литве и Жмуди: Вилия, Святая, Невяжа, Дубисса, Ора, Русь, Западная Двина (Северная Двина есть в новгородской земле), Дисна (Десна в тверской земле, теперь в орловской губернии), Нарев или Наров в земле ятвягов имеет одноименную себе Нарову в новгородской земле, Пултуск на реке Нареве напоминает Полотск. Равным образом в нынешних виленской, минской и гродненской губерниях есть несколько урочищ, напоминающих Смоленск или Смольняк. Таковы: Смоленск в ошмянском уезде, Смоленица в гродненской губернии, далее Смолянки, Смолевичи и т. п. Местечко Кривичи в вилейском уезде и Крево — в ошмянском могут указывать на колонии из Смоленска. Тверь — в ковенской губернии, в глубине жмудской земли, напоминает Тверь в новгородской области. Крайний приток Немана, лежащий в глубине жмудской земли, носит название Руси, что показывает, что полочане пришли сюда уже тогда, когда сами стали называться русскими — (другой приток Немана с правой стороны в земле ятвягов тоже называется Россой или Русью 10).
Некоторыя историческия свидетельства дают основание думать что область древней литовской земли была даже известна под общим названием Руси. Описывая подвиги и мученическую кончину св. Брунона, пострадавшаго в 1109 году в Пруссии, по всей вероятности там, где ныне город Браунберг 11), летописец XI века, Дитмар Мерзебургский, пишет, что св. Брунон обезглавлен язычниками на границе Пруссии и Руси 12). Другой летописец того же века, Адам Бременский, перечисляя прусския провинции, говорит, что Самбия (т. е. северо-восточная часть собственной Пруссии) граничит с русскими 13). Гельмгольд, летописец XII века, писал между прочим: — «brzeg południowy zamieszkują ludy Sławianskie, z których na wschodzie pierwsi są Russówie, za nimi Polacy, z którymi graniczą na północ Prussowie» 14).
Летописец XII века — Вадевик Фрисингенский свидетельствует, что в его время в нынешней ковенской губернии до самаго Балтийскаго моря, жили также русские («Ruthenos et mare Scythicum») 15) Наконец, летописец тевтонских рыцарей, живший в конце XIII и в начале XIV веков, Петр Дюйсбург писал, что не только в нынешней сувалкской губернии, но, что главное, и в ковенском, россиенском и тельшевском уездах жили в его время русские: «Sambiae et maxime Russice conspirationem fecerant, ut omnes suos nobiłes occiderent» 16). На левом берегу реки Немана и залива Куришгафа жили издреле в немаломъ числе тоже русские («Rutheni»), как видно из р. католическаго требника («Agenda Ecclesiatica»), изданнаго в 1530 году римско-католическими епископами Георгием Поленцем и Павлом Сператом. В старину, особенно у прусских писателей, река Мемель называлась Руссом, залив Куришгаф Русною, город Россиены — Россиею. Наконец, при впадении реки Мемеля в Куришгаф, на правом его берегу, в древности находился город Русин 17).
Что касается собственно названия «Литва», то по свидетельству польскаго историка Даниловича, оно появляется лишь в XI в.: «i tak zaledwie na początku XI wieku imię Litwy spostrzegamy w dziejach całego swiata» 18).
Историки производят слово «Литва» от слов «Летуванис» (литовский бог дождя, что могло указывать на сырость края) или Летува (название литовской богини свободы).
Более достоверныя и хронологически точныя сведения о литовцах идут от древних славянских летописцев, сохранивших в своих записях несколько интересных хронологических дат. Так летописец Нестор знал о Нероме, — одной из литовских областей, лежавшей на юг от леваго берега Вилии, которая платила дань варяго-русским князьям в IX веке, следовательно, скоро после призвания князей.
По летописным известиям, из литовских племен ранее всех обнаружили свое историческое существование ятвяги, жившие в басейне Нарева и Буга, среди польскаго населения. С ними в X. в. впервые столкнулись русские князья. В 983 г. «иде Володимир на Ятвяги, и победи ятвяги и всю землю их». Ярославу в XI в. уже пришлось воевать не с одними ятвягами, но и со всей Литвой. В летописи Длугоша говорится, что Ярослав ходил на Литву, победил ее и взял дань лыками и вениками. Но о каких литовцах говорит здесь летописец, — трудно определить с точностью.
Литовския племена жили врозь и слабо сознавали необходимость общаго этнографическаго родства между собою. Это видно, напр., из того, что литовцы часто воевали с жмудинами, а эти последние ненавидели литовцев, по всей вероятности, за их некоторыя бытовыя преимущества.
Естественно-географическия, климатическия условия существования отдельных литовских народов были так однообразны, что эти народы, при различии своих наименований, не представили каких-либо резких этнографических особенностей, которыми одно племя отличалось бы от другого.
Замечательно, что древния предания и летописныя сказания, сохранившия для нас первоначальную этнографическую номенклатуру древнейших литовских народов, не указывают никаких признаков политическаго объединения этих народов. Поэтому, с большой вероятностью можно предполагать, что все ветви литовскаго племени составляли отдельные народы только в этнографическом смысле этого слова. Это были этнические, а не политические союзы. Объединяющей политической власти не существовало до XII ст. Только литовцы и жмудины, более многочисленные и занимавшие центр поселений всего племени, призваны были течением исторических событий стать во главе борьбы за племенную самостоятельность, и им собственно принадлежала инициатива образования литовскаго государства. Остальные же литовские народы, дав истории только свое наименование, ничем не заявили о себе на ея страницах.
Брошенные провидением в непроходимые леса, оторванные от Западной Европы болотами и дебрями, поставленные лицом к лицу с еще менее развитыми финскими племенами, литовцы совершенно одичали в течение долгаго безцветнаго историческаго прозябания.
Замечательно, что религия Ирана, оставившая некоторые следы в древнем мифологическом миросозерцании славян, прошла, для литовцев безыгБДно, несмотря на то, что литовцы соприкасались с сарматами и скифами, державшимися восточнаго дуализма. В религиозном миросозерцании литовцев совершенно незаметно восточнаго дуализма. Независимость литовской мифологии от иранской видна также и из того, что литовцы чтили комаров, змей и других животных, которые считались порождением злого духа по восточным иранским сказаниям.
Литовския мифологическия сказания поражают своей яркостью и тем богатым полетом фантазии, на который только способен народ, не тронутый цивилизацией. Пышность азиатскаго мифа, сочность древнеарийских красок перемешиваются здесь с классической законченностью и пластичностью грекоримскаго мифологическаго эпоса 19).
Основою литовской мифологии, как и везде, было почитание стихий. Здесь мы находим тоже поклонение верховому богу громовнику Перуну, по литовски Перкунасу. Стихия огня обожествлялась литовцами в разных формах. Огнепоклонение литовцев выражалось неугасимыми кострами, которые горели в их святилищах перед идолами Перкуна. Священный огонь находился под ведением особой богини Прауримы. Солнце, как источник света и тепла, чтилось под разными именами (Сотварос и др.) Богиня месяца называлась Лайма. Дождь олицетворялся под видом бога Летуваниса. В числе литовских божеств встречаются славянские Лель и Ладо, означавшие также солнечнаго или светлаго бога. Был особый бог веселья, Рагутис. — Свободная, счастливая жизнь находилась под покровительством богини Летувы. Волынский летописец приводит имена литовских богов: Андая, Диверикса, Медеина, Надеева и Телявеля. По всей вероятности, это — теже боги, носившие в разных местах разныя названия.
Богам посвящались особые леса и озера. Дуб считался по преимуществу деревом Перкуна. Святилища этого бога обыкновенно располагались посреди дубовой рощи. Главнейшее из них Ромово находилось где то в Пруссии 20). Здесь в тени священнаго дуба стояли литовские боги, а перед ними горел неугасаемый костер. Место считалось неприкосновенным. Особые жрецы и жрицы, сохранявшие чистую, непорочную жизнь, смотрели за этим костром. Если огонь угасал, виновные в этом сожигались живыми, — а огонь вновь добывался из кремня, который был в руке Перкуна. Здесь же в Ромове, подле главнаго святилища, жил верховный .жрец, называвшиеся креве-кревейто. Так как доступ к сословно литовских жрецов был свободен, то в Литве не было жреческаго сословия, как особой касты. Но литовская жреческая иерархия была многочисленна и сильна своим значением в народе.
Жрецы носили общее название вайделотов и делились на разныя степени, смотря по занятиям. Конечно, главным назначением жрецов было совершение жертвоприношений богам и охранение святилища. Духовенство занималось наставлением народа в правилах веры, лечением, гаданиями, заклинаниями от недобрых духов и т. п. Для отличия от толпы литовские жрецы носили особую одежду с белым поясом. Вайделоты могли быть, если желали, людьми семейными. Высшую иерархию составляли кревы, которые надзирали за святилищами и вайделотами. Кревы имели значение народных судей. Отличительным знаком их достоинства был желз особаго вида. Для них было обязательно безбрачие.
Некоторые кревы достигали особаго почета и уважения, и получали название креве-кревейта. Из последних наибольшею духовною властью пользовался тот, который жил в прусском Ромове. Его власть, говорят, простиралась не только на пруссов, но и на другия литовския племена. Приказания свои он разсылал чрез вайделотов, снабженных его жезлом или другим его знаком, перед которым преклонялись и простые и знатные люди. Ему принадлежала третья часть военной добычи. Бывали примеры, что креве-кревейто, достигши глубокой старости, сам приносил себя в жертву богам за грехи своего народа и торжественно сжигался на костре. Такия добровольныя самосожигания, конечно, поддерживали в народе чрезвычайное уважение к своему духовному главе. Западные летописцы сравнивают значение креве-кревейта с римским папою.
Где жил креве-кревейто, там находилась и главная святыня литовцев — центр как духовной, так и светской власти, т. е. Ромово. По мере того, как крестоносцы с запада завоевывали их родину, Пруссию, литовцы трижды переносили свою Ромову в Пруссии. Вытесненные из Пруссии, они основали ее при устье реки Дубиссы. Но и здесь крестоносцы уничтожили ее. — Тогда Ромово было основано при устье Невяжи, а отсюда в XIII веке перенесено в Кернов, и наконец в Вильну.
Кроме жрецов, у литовцев были жрицы или вайделотки, которыя поддерживали огонь в святилищах женских божеств, и, под страхом смерти, обязаны были сохранять целомудрие. Были также вайделотки, занимавшияся разнаго рода знахарством или ведовством, т. е. гаданиями, прорицаниями, лечением и т. п.
Религиозное усердие литвинов особенно выражалось обильными жертвоприношениями животных. Приносился в жертву обыкновенно конь, бык, козел и пр. Часть жертвеннаго животнаго вайделоты сожигали в честь божества, — остальная служила для пиршества. За победу благодарили богов сожжением живых пленников. Для умилостивления некоторых божеств приносили в жертву детей.
Очень типичны погребальные обычаи древних литовцев. Знатных покойников сожигали с его любимыми вещами, конем, оружием, рабами и рабынями, охотничьими собаками и соколами. Погребение сопровождалось пиршеством в роде славянской тризны. — Остатки сожженных трупов собирались в глиняные сосуды и зарывались в полях и лесах. Могилы иногда обозначались курганами, обложенными камнями.
Любопытное описание погребальных литовских обычаев оставил живший в Жмуди, во второй половине XVI столетия, летописец Стрыйковский. Чувствуя близкую кончину, литовец приказывал заготовить бочку или две алуса (пива), которое и распивал с приглашенными друзьями, прощаясь с ними и прося прощения у тех, кого обидел. Тотчас по смерти тело его обмывали в бане, одевали в длинную белую рубаху и сажали на стул. Один из присутствовавших с кубком в руке, обращался к покойнику со словами: «пью к тебе, милый друг! Зачем ты оставил нас? Ведь у тебя была прекрасная жена, дети, скот, друзья и всего в изобилии». Спустя некоторое время, опять пили, прощались с покойником и просили его передать поклон на том свете их родным и жить с последними дружно. Покойника одевали в лучшее платье, препоясывали мечем или секирой, вокруг шеи повязывали полотенце, в которое завертывали несколько монет, в могилу ставили хлеб с солью и пиво.
Вера в очистительное действие огня была особенно сильна у литовцев. Нередки были случаи, когда старцы больные и увечные заживо входили на костер и сожигались, считая такую смерть самою приятною богам. Тени покойников часто представлялись воображению литвинов в полном вооружении на крылатых конях. Любопытно, что подобныя представления существовали также у ближайшаго к Литве славянорусскаго племени, кривичей. При этом благочестивые люди смешивали представление о покойниках с понятием о бесах или злых духах. Киевский летописец под 1092 годом передает известие, что в Друтске и Полоцке бесы рыскали по улицам на конях и на смерть поражали людей. — Народу были видимы только конския копыта, и тогда шел говор, что «навье (мертвецы) бьют полочан».
Отношение древних литовцев к иностранцам, вообще, и миссионерам в частности, обрисовывается из следующих случаев X и XI в. В конце X века архиепископ чешской Праги Войтех (или Адальберт) в сопровождении двух спутников отправился проповедывать евангелие языческим народам на берега Балтийскаго моря, под покровительством польскаго короля Болеслава Храбраго. Однажды путники углубились в лесную чащу, остановились посреди ея на поляне и прилегли отдохнуть. Скоро их разбудили дикие крики. Миссионеры догадались, что очутились в заповедном лесу, куда доступ чужеземцам был возбранен под страхом смерти. Старший жрец первый ударил Войтеха в грудь, а остальные его докончили. Болеслав отправил посольство с просьбою выдать ему останки Войтеха и освободить из оков его спутников. Пруссы потребовали и получили столько серебра, сколько весило тело мученика. Оно с торжеством было положено в Гнезненском соборе. Спустя лет десять или одиннадцать, (в 1109 г.) такая же мученическая кончина постигла в Литве и другого христианскаго апостола Брунона. Болеслав Храбрый опять выкупил тело святого мужа и замученных вместе с ним его спутников. Такая судьба проповедников возбудила сильное негодование в католическом мире. Тот же Болеслав с большим войском двинулся в глубь Пруссии. По неимению крепостей, пруссы не могли оказать сильнаго сопротивления.
Но в общем древние литовцы отличались замечательным миролюбием. Приведенные случаи убийства Войтеха и Брунона были исключительны. Притом же они были вызваны влиянием жрецов и произошли на почве религиозной, самой податливой к фанатизму. В обычном своем быту и в сношении с иностранцами литовцы были очень миролюбивы. Этой коренной чертой литовца объясняется, почему народы более воинственные оттеснили их от моря и заставили отодвинуться в глубь балтийскаго материка.
II.
Быт древних литовцев 21)
Литовцы издавна занимались земледелием, жили деревенскою жизнью. Земледелие, конечно, не стояло у литовцев на высокой степени. Долго после принятия христианства они употребляли деревянные лемеши вместо железных. Суеверное уважение к дереву заставляло, литовцев держаться этого обычая. Некоторые изследователи древней Литвы видят в этом остаток языческаго древопоклонения. Предметы труда на всех литовских диалектах (а их несколько: в одной виленской губернии различаются говоры: трокский, эйшишский, свенцянский) имеют древнейшие корни: lyd, dir, lavk, trak. От этих корней происходит масса названий, деревень, местечек. Напр. lydimas расчистка, dirva пашня, dir-bu делаю, darbas — работа, lavkas — поле, trakas — заросли на возвышенных местах. Древнейшее употребление этих слов указывает, что земледелие было главным коренным занятием литовцев.
Литовцы разводили много хорошаго и крупнаго скота. Молоко было их любимым продуктом. Их лошади были малорослыя, но чрезвычайно крепки и терпеливы.
Издавна они умели приготовлять пиво (alus) и мед для питья с небольшою примесью хмелю. Крепких напитков не любили. Знатные на своих пирушках пили из буйволовых рогов, простые из деревянных сосудов. Литовцы любили поесть. Известно, что своим аппетитом они приводили в ужас аккуратных немцев. Один немецкий писатель XVII в. сравнивает их с волками и утверждаешь, что они никогда не могут наесться досыта. «Они никогда не веют зерно, — прибавляем при этом писатель, — а мелют полову вместе с зерном, потому что чистый хлеб кажется литовцам легким, как пена. Белый горох они проглатывают целиком. Они поедают волков, лисиц, ворон, сов, сорок и всякую другую мерзость.»
Женщины литовския отличались верностью мужьям, трудолюбием, занимались пряжею и тканьем полотен, которыя составляли обычную летнюю одежду обоего пола. Зимою одевались в обычные кожухи, покрытые полотном. Грубое сукно на одежде считалось признаком зажиточности. Девушки носили при поясе колокольчики, которые своим звуком давали возможность родителям следить за ними. — На голове девушки носили венок или повязку, замужния — тапочку.
Литовцы селились небольшими селами. Древния литовския деревни — это маленькия уединенныя поселения. Этим, кажется, литовцы отличались от славян, которые, напротив, любили общительность. Характеристическая черта древняго быта литовцев состояла в отсутствии у них городов, центральных пунктов земскаго единства в территории каждаго племени. Города появились в Литве не раньше XIII в. Основателями их были большею частью иностранцы.
Первые города литовской Пруссии построены были крестоносцами. В земле жемгалы упоминается город Тервета, укрепленный туземцами уже в исходе их борьбы с ливонским орденом, т. е. в конце XIII столетия. В земле ятвягов единственные существовавшие города были основаны волынскими князьями. На границе собственно Литвы города возводились русскими князьями, как напр. Гродна, упоминаемая в летописи под 1128 годом, и Новгородок — Литовский, основание котораго приписывалось в. к. Ярославу. Что-же касается собственно литовских городов, то сколько-нибудь точныя указания и предания об основании их относятся к половине ХIII столетия. Под 1252 г. летопись упоминает в Литве город Воруту и в Жмуди-Твиремет. Упоминание о Кернове встречаем около 1250 г., об Эйраголе в 1262 г., о Гольшанах в 1280, о Тельшах, Вильне, Троках, Лиде только около 1320 и т. д.
Жилое помещение у всех литовцев называется «nams», «nums». Прототип литовскаго «namas» или «numas» состоит из бревенчатаго продолговатаго сруба, покрытаго только крышей из древесной; коры, ветвей или соломы. Ни потолка, ни перегородок внутри не было. Широкия двери посреди длинной восточной стены вели людей и домашний скот внутрь дома, который делился посредством жердей на две половины: для людей и для животных. В людской половине, посреди землянаго пола была большая яма — очаг, вокруг его сидела семья на краю ямы, опустив ноги в нее и занималась работой при свете костра. Дым выходил через отверстие в крыше и узкия оконца в стенах. Такия ямы часто встречались еще в конце XVIII столетия. Этот прототип постепенно усложнялся. — Низкая жердевая изгородь постепенно сменялась глухою стеною с дверью. В людской половине очаг заменился печью, у жмудинов с топкою из скотнаго отдела, у литовцев с людской. — Скотный отдел отделялся от сеней глухою стеной, двери прорубались со двора. У жмудинов под влиянием немецкой и польской культуры скотныя помещения отделялись в особую постройку и назывались с немецкаго — «стальдес». У литовцев-тоже делается значительно позже. Скотный двор у них зовется «diendarzis», т. е. ряд хлевов («gurbu», «tvartu», «kuginiu»). С отделением скотнаго двора, выделяется и кладовая, сначала у сувалкских литвинов и жмудинов, а затем и у остальных. Удивительно, что жмудины, далеко опередившие многих литовцев в улучшении хозяйственных построек, сохранили тот же прототип. Они в передней («numelis» или «priangė») оставили топку главной печи, а посреди передней — очаг с приспособлением для подвешивания над очагом котла. Это приспособление зовется по старинному «вашкара». На восточной пограничной полосе Литвы заметно влияние великорусскаго типа построек, в виде смыкания в четырехугольник жилого дома, амбара и скотнаго двора.
В домашнем своем быту древние литовцы были очень просты и нетребовательны. Обстановка была простая деревяная. Только зажиточные люди спали на мешках, набитых сухой травой или перьями. Хозяин ложился у дверей, а хозяйка близ печи. Они безпрестанно вставали и следили за огнем, чтобы он не погас и чтобы не сделалось пожара. Народный обычай требовал, чтобы огонь всегда поддерживался в избе. Один из писателей конца XVII в. так между прочим описывает жилище литовцев: «Они живут в жалких, маленьких домишках, которые по большей части состоят из одной курной избы, иногда еще из кладовушки. В избе находится сложенная из больших камней печь, которая сильно накаляется. Около нея вповалку и вперемешку, как попало, спят ночью на полу отец, дед, мать и дети, подостлав под себя разныя лохмотья; попадаются изредка и постели. Остальное пространство в избе занимает скот. Построены эти дома из толстых стволов ели, которые снаружи, по большей части, несколько сглажены, а внутри остаются круглыми. Они сложены так ловко, что ветру никак не удается пробиться внутрь; щели заткнуты мохом. Крыты дома соломой, или положенными поперек бревнами».
Как и у славян, у литовцев считалось знаком гостеприимства напоить гостей допьяна. Пили не только взрослые, но и молодые и девицы. Пиво было у литовцев символом дружелюбия и веселости. К празднику делали складчины-братчины и приносили в жертву козла или быка. Осенью в литовских деревнях начиналось веселое время. — Зажиточный хозяин убивал корову или свинью, варил пиво и звал соседей из своей и соседней деревни. Лучшим угощением считалась дичь. — Мущины отправлялись в леса, били зверей, птиц и соперничали друг с другом в стрельбе.
Семейная жизнь и зависящия от нея отношения решались приговором жрецов (криве), которые были хранители и истолкователи древних обычаев, постепенно принявших значение положительных законов. Жрецы поддерживали строгую нравственность и жестоко преследовали все, что клонилось к ея нарушению. По законам жрецов, прелюбодеяние, напр., наказывалось сожжением как мущин так и женщин.
Находимые теперь в прусских и литовских могилах предметы показывают, что прусския литовския женщины в глубокой древности украшали шеи, уши и руки цепями, кольцами, серьгами, браслетами, а в волосы втыкали согнутыя булавки. Издавна известны были между ними чужеземныя монеты, служившия тоже для украшений.
Баня у литовцев и пруссов считалась удовольствием, как и у русских. — Ей придавали священное значение. Язычник-литовец ходил в баню в честь своих богов.
Жертвоприношения в честь морских божеств указывают на историческую близость литовцев к морю. В литовском языке сохранились самобытныя, незаимствованныя извне и носящия явную печать старины названия, относящияся к мореплаванию. По свидетельству Адама Бременскаго, прусския суда плавали из Самландии к Юлину в Померании, к Гедаби в Шлезвиг и в Швецию в гавань Бирку. Вообще, море с незапамятных времен способствовало знакомству литовскаго племени с произведениями чужеземной цивилизации, хотя, впрочем, это знакомство нисколько не отразилось на улучшении быта древних литовцев. В своем родовом быту литовцы были строго консервативны.
Главными вывозными товарами были дорогие меха и янтарь. Еще до Рождества Христова мореходцы плавали за ними в чужие страны. Наше слово янтарь находит для себя полное фонетическое соответствие в литовском «hentaros». Литовцы вели торговыя сношения с русскими, на что указывают находимыя в изобилии в Литве русския монеты. Историк Нарбут прямо свидетельствует о торговых сношениях литовцев, с одной стороны, с немцами, а с другой, — с новгородскими славянами. Торговля с русскими славянами тем легче могла развиться у литовцев, что пошлины здесь были значительно меньше немецких.
Древния свидетельства дают нам мало данных для суждения о гражданском и общественном строе древняго литовскаго мира. Кажется, жрецы были вместе и установителями гражданскаго порядка. По мере столкновения с иноплеменниками возникало отделение светской власти от духовной. Кроме «криве», у литовцев существовали выборные князья, называемые у пруссов риксами или риками («rykis»), а у собственно литовцев «кунигасами».
Из некоторых мест одной древней хроники (Петра Дюйсбургскаго) видно, что у литовцев существовали народныя собрания или веча. На вече сходились из более или менее отдаленных сторон. Собрание принимало вид верховнаго собора всей страны. Они происходили обыкновенно у священных мест. Пользовались ли «рики» и «кунигасы» правом собирания дани — неизвестно. Кажется, они получали в вознаграждение земли, дававшия доход. Первоначальное значение «риксов» и «кунигасов» ограничивалось предводительством на войне. Частыя перемены династии «кунигасов» в языческой Литве заставляют предполагать, что наследственность не имела особеннаго значения при замещении вакантнаго княжескаго места. Власть «кунигасов» не доходила до самодержавия. Признаки наследственности обозначаются позднее, при гедиминовом доме и, может быть, заимствованы у славян.
Вообще, древнее литовское племя не составляло государства. Оно представляло разсыпанную массу небольших волостей, управлявшихся независимыми вождями, почти без всякой политической связи друг с другом. Однородность языка составляла между различными народами литовскаго племени связь этнографическую. Однородность религиознаго культа служила связью нравственною.
Древнее литовское войско составлялось из добровольцев-охотников, оставлявших свои дома ради защиты отечества от вторжения неприятеля или ради добычи. Пруссы сражались пешие, литовцы пешие и конные, ятвяги вели наезднический образ войны.
Одежда воинов состояла из медвежьих шкур. На головах они носили большия войлочныя шапки, называемый неромками. На знаменах были изображения божеств или щита, с грудным изображением чсловека с медвежьей головой. Иногда на знамени изображался щит с двумя венцами голубого (вверху) и желтаго (внизу) цвета. На литовских знаменах часто изображался также бегущий всадник. Отсюда — погоня — знаменитый герб великаго княжества Литовскаго. Для возбуждения мужества играли на трубах, сделанных из буйволовых рогов. С усилением воинственности, пробужденной крестоносцами, многие богатые люди набирали себе особенныя дружины.
Перед начатием военнаго предприятия литовцы обыкновенно гадали на человеческой жертве. Вайделот поражал обреченнаго на жертву пленника ножем в грудь или шею и наблюдал по истечению его крови, удачно, или неудачно будет предприятие. Если кровь брызгала фонтаном, это был хороший знак. Если же она струилась медленно — это был знак неудачи, и поход отменялся. На войне употребляли луки, копья, мечи, метательные камни и топоры. Луки их были не велики. Большими луками, которые натягивались посредством кольца, литовцы научились владеть только со времени знакомства с немцами. Древним народным оружием литовцев служила дубина с одним толстым концом. Военная тактика древних литовцев имела признаки, обще всем вообще народам первобытной цивилизации: нечаянное нападете на неприятеля, притворное бегство с целью заманить врага в лес и т. п. Осажденных утомляли безпрерывными нападениями. В походе литовцы везли за собою рядами сани или возы и, в случае нужды, делали из них подвижное укрепление. Обычая мазать колеса не было, поэтому при движении литовскаго обоза на далекое пространство раздавалась дикая колесная музыка. На случай переправы через реку возили с собою в походах лодки, сделанныя из зубровых шкур. За недостатком таких лодок переправлялись через реки вплавь, держась за хвосты лошадей, как это делали татары. С пленниками, особенно с немцами, обращались безчеловечно, — черта невоинственнаго народа. Всякаго, кто с ними воевал, они считали злодеем и разбойником. Пленников, по окончании войны, иногда, приносили в жертву, особенно знатнейших. Остальных убивали или обращали в неволю. Взятый в плен считался скорее вещью, чем человеком. С русскими и поляками, впрочем, обращались милостивее. По окончании войны, возвращавшихся с победою приветствовали женщины и девицы, пели песни и били в ладоши. Так был встречен Ольгерд в 1361-м году, по возвращении из под Москвы. Подобный обычай, как известно, был и у гуннов (при Аттиле).
Неудача на войне наказывалась выражениями всеобщаго презрения. Бежавших с поля битвы казнили смертью. У литовцев был даже обычай самоубийства в случае проигрыша сражения. Вообще, литовцы-язычники не дорожили слишком жизнью. — Самоубийство было у них делом вовсе непредосудительным. Нередко жены, потеряв мужей, падших в сражении, убивали себя. Древний литовец, глубоко веря в будущую жизнь, с нескрываемым равнодушием относился к настоящей22).
В древней Литве не было твердынь и замков. Охранение жилищ ограничивалось только выбором неприступнаго местоположения для постройки. Искусство возводить деревянныя укрепления литовцы заимствовали у немцев и русских. С приближением неприятеля, поселяне без сожаления сжигали свои хижины и скрывались в леса. Отсутствие объединяющаго начала в жизни разрозненных племен надолго задержало культурно-политическое развитие Литвы. Только с половины XIII столетия, когда сведения о литовском племени становятся более подробными и обстоятельными, мы встречаем известия о литовских вождях, как государственных правителях.
Литовцы поздно были обращены в христианство. Литва была крещена в 1387 году, а Жмудь в 1417 г. Переход литовцев в христианство не сопровождался в народе переменою его убеждений и долгое время носил совершенно фиктивный характер. Принимая христианство, литовцы не отказывались от языческих воззрений. Крещение «смывалось» населением. Ни в одном из народов России не сказалось столько равнодушия к христианству и приверженности к языческому культу, как у литовцев. Вот, напр., что писал о своем народе в сравнительно позднее время 1587 году епископ жмудский: «В наибольшей части моего епископства нет никого, кто бы хоть раз в жизни исповедывался, никого, кто бы хоть раз причащался, никого, кто знал бы молитву или знак св. креста, кто имел бы какое-нибудь понятие, о таинствах веры. Довольствуются одним: мы не лютеры (лютеране) в пятницу мяса не едим; повсюду приносят жертвы громам; чтут ужей, почитают дубы за святых, угощают души умерших пирами, и еще много таких странностей, которыя имели источник не злость, но невежество, не признают за грехи».
В течение XVII столетия языческий элемент у литовцев и жмудинов держался во всей силе. Языческое суеверие вместе с предразсудками, возникшими на почве средневековаго католицизма особенно отразилось в процессах о колдовстве и ведьмах. Эти процессы велись в течение всего XVIII века 23). Как плохо литвины понимали своих «казнодзеев»-проповедников в Ковне, об этом в 1582 году Стрыйковский сообщает в своей хронике любопытные исторические анекдоты. Отсутствие просвещения долго держало литовцев во тьме и мешало усвоение христианства.
Умственное развитее литовцев стояло на низкой степени. Это обстоятельство было главною причиною легкаго подчинения литовцев влиянию славянской образованности. Петр Дюйсбургский положительно указывает, что у прусско-литовскаго народа не существовало букв. Когда пруссу нужно было помнить о том, что следовало сделать через несколько дней, он чертил на своем кожаном поясе по заметке каждый день и, таким образом, доходил до условленнаго дня. Литовско-прусския письмена вызвали много споров в науке. В хронике XVI века Симона Грюнау, бравшаго свои сведения из прежних хроник, говорится о некоторых письменах, бывших на щите и знамени прусских литовцев. Странная форма этих письмен приводимых в хронике, много занимала немецких ученых. Тунман, между прочим, объясняет эту надпись в смысле обращения к богу воину Корсу или Коршу: «Боже, Корс, возъярись на опустошителей, сотвори им зло». Байер считал надпись подделкою. Гримм признает ея подлинность и находить в ней сходство с готскими рунами. Вопрос о надписи остается еще не разрешенным до настоящаго времени.
Систематическое обучение литовскаго и прусскаго народа предпринял впервые герцог Альбрехт прусский, любитель наук, искусств и просвещения, основатель кенигсбергскаго университета, библиотек, гимназий и других просветительных учреждений. В своих заботах о распространении евангелическаго учения среди инородцев («Evangelizirung»), он обратил особое внимание на старожилов-пруссов в Натангии и Самланде и на литовцев, живших у берегов Немана-Мемеля. В 1545 году был дважды издан, по его повелению, прусский катехизис. Экземпляр второго исправленнаго издания этой редкости хранится, между прочим, в Императорской Публичной Библиотеке в Петербурге. Эти первенцы литовско-прусской печати вышли из типографии Ганса Вейнрейха в Кенигсберге.
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Главнейшие труды по вопросу о древних литовцах.
В. Б. Антоновича: «Монографии по истории Западной и Юго-Западной России» т. I, Киев, 1885 г. (Очерк истории Литвы до смерти Ольгерда). Его же «История Литвы».
Э. А. Вольтер: «Об этнографической поездке по Литве и Жмуди летом 1887 г.». Записки Имп. Ак. Наук, т. LVI 1888 г.
А. Л. Погодин: «Из древнейшей истории литовскаго племени». (Сборник статей по археологии и этнографии). СПБ. 1902 г.
И. И. Потулов: «Заметки о древних литовцах и их могильниках в Виленской губ.». Памят. книжка Виленской губ. 1901 г.
П. С. Матулянис: «Литовское племя в Виленской губ.». Пам. книжка Виленской губ. за 1902 г.
М. О. Коялович: «Чтения по истории Западной России».
Д. Иловайский. «История России» ч. III. (Московско-Литовский период).
П. Н. Батюшков. «Белоруссия и Литва». Историческия судьбы Северо-Западнаго края». СПБ. 1890.
Из польских историков изучением древней Литвы занимались:
Ярошевич («Obraz Litwy pod wzlędem jej cywilizacyi od czasów naidawniejszych» r. I — III. Wilno. 1844 — 1845 r.), Крашевский («Litwa» т. I — II. Warszawa. 1850 r.), Лелевель («Dzieje Litwy i Rusi». Роznаń. 1884 г.), Мацеевский («Perwotne dzieje Polski i Litwy». Warszawa. 1846 г.), Нарбут («Dzieje starożytne narodu litewskiego». I — IX. Wilno. 1835 — 1841), Нарушевич, Рогальский, Сарнецкий, Сенявский, Скирмунт («Dzieje Litwy». Krakow. 1885 г.), Смолка («Najdawniejsze pomniki.» Krakow. 1889 г.) и др. Самая обстоятельная библиография Литвы у Балтромайтиса: «Сборник библиографических материалов для географии, истории, истории права, статистики и географии Литвы», изд. второе. СПБ. 1904 г. (Общий очерк).
2) И. И. Потулов: «Заметки о древних литовцах». «Пам. кн. Вил. губ.» 1901 г. стр. 46.
3) Lelewel: «Narody na ziemiach słowianskich przed powstaniem Polski». Poznan 1853 г. стр. 274 — 278.
4) А. W. Maciejowski: «W Tacitowej Germanii są slady dziejow Polski i Litwy». «Bibl. Warsz.». 1844 г.
5) О готах — литовцах статья Латома (Lathom) в «Современнике» 1853 г. XLII. Ф. Браун: «Разыскания в области гото-славянских отношений: Готы и их соседи до V вика». 1899 г.
6) А. Погодин: «Древние литовцы». «Книга для чтения по русской истории» Довнар-Запольскаго. Т. I. Москва. 1903 г. стр. 629.
7) В науке высказано мнение, что литовцы занимали огромную площадь нынешней южной России и даже Балканскаго полуострова. Бассанович в своих этнологических изследованиях находит на Балканском полуострове литовския названия разных урочищ. Дунай часто прославляется в литовских песнях. Главнейшая литература по этому вопросу: Кочубинский: «Територия доисторической Литвы». «Журн. Минист. Народн. Просвещ.» 1897 г. СССIХ. «Следы литовскаго владычества в новороссийском крае» — А. Скальковскаго, в «Жур. Мин. Внут. дел». 1845 г. т. XI. «Об окружных жителях балтийских окрестностей». Ю. Венелина в «Чт. Общ. Ист. и Др. Рос.» 1846 г. № 4.
8) В русской литературе, за исключением случайных заметок, совершенно нет изследований о «ятвягах», равно и о «голяди» (литовское племя доходившее до пределов тульск. губ.).
9) Костомаров: «Литовское племя и отношение его к русской истории».
10) Впрочем, филологическия разследования древне-литовской географической номенклатуры допускают и другия объяснения вышеприведенных наименований.
11) Ign. Daniłowicz: Skarbiec diplomatów papieżskich, cesarskich, królewskich, książęcych... posługuiących do krytycznego wyjasnienia dziejów Litwy.» Wilnо. 1860 — 1862 г. t. I, str. 36. По сообщению кведлинбургской, магдебургской летописей и летописца Сека, Брунон был убит «in confinio Russiae et Lituae», а по словам Дитмара и Мариана Скотта « — in confinio Russiae et Prussiae».
12) «Kronika Dytmara, spolszczona przez Zygm. Komarnickiego». Zytomierz r. 1862, стр. 267.
13) Т. Narbutt: «Dzieje starożytne...» t. II, str. 310.
14) Helmold: «Kronika sławianska» Warszawa. 1866 г. стр. 6.
15) Т. Narbutt: «Dzieje starożytne nar. litew.» t. II str. 310.
16) Нарбутта т. II, стр. 311.
17) Balinski: «Starożytna Polska», t. III, str. 509.
18) Danilowicz: «Skarbiec»... t. I, str. 36. «Название литовскаго народа» «Ков. губ. Вед.» 1849 г. № 3. «О происхождении и названии литовскаго народа» «Ков. губ. вед.» 1854 г. № 10, 1855 г. № 1.
19) Литовская мифология в русской литературе мало разработана. Из польских писателей ею занимались — Стрыйковский, Крашевский, Балицкий, Нарбутт и др. В ней находили следы иранской, кельтогальской, греко-римской, скандинавской, славянской теософии. А. Вrückner: «Starożytna Litwa. Ludy i bogi. Szkice historyczne i mitologyczne». Warszawa. 1904. А. Mierzynski: «Zrodła do mitologiy litewskiej». I. — «Od Тасуtа do konca XIII wieku. II — Wiek XIV, XV. Warszawa. 1892 и 1896. Вольтер Э. «Об изучении литовской мифологии». Пам. книжка Ковенск. губ. 1887 г. Литовская мифология изложена сравнительно подробно у Иловайскаго: «История России. — ч. III. — Московско-литовский период». СПБ. 1883 г. Миллер В. «Очерки арийской мифологии». Москва. 1876 г. стр. 129 — 133. Кузнецов: «О литовской мифологии Нарбутта». в «Изв. Имп. Рос. Геогр. общ.» 1873 г. т. IV, № 4.
20) Narbutt. Dzieje staroż. nar. Lit.» I, str. 225. Jaroszewicz — «Obraz Litwy» t. I, str. 192; Коjа1оwicz — «Histor. Lituaniae». Раrs рrior de rebus Lituanorum» р. 31. А. Погодин считает вымыслом хронистов все, что разсказывается о Ромове, Зниче, Криве-Кривейто. Мержинский: «Ромове». Археолог. изслед. Труды X археологич. съезда I стр. 350 — 355. Теобальд. «Зничь. Мнимый священный огонь языческо-литовский». «Виленск. Вестн.» 1890 г. № 93. Его же. — «Литовские языческие очерки». Историческия изследования. Вильна. 1890 г. К тексту
21) Бестужев-Рюмин: «Русская История» Спб. 1872 г. т. I. Костомарова Н.: «Русские инородцы — литовское племя» (из лекции по русской истории, читанных в С.-Петербург, университете 1860 г.) Напечат. в «Русском Слове» 1860 г. № 5.
22) Известно, что древний литовец XVI в., приговоренный к смертной казни, вешал себя собственными руками.