Статья великого русского писателя, малороссиянина родом, Николая Васильевича Гоголя (илл. 1)«Отрывок из истории Малороссии» впервые была опубликована в 1834 г. в «Журнале министерства народного просвещения» [1]. Она издана в пору его увлечения малороссийской историей и её изучения, когда Николай Васильевич намеревался написать по этой теме большой научный труд. «Отрывок» по замыслу автора должен был стать его первой главой, о чём сообщает примечание. В начале 1834 г. в газетах «Северная пчела», «Молва» и в журнале «Московский телеграф» Гоголь опубликовал «Объявление об издании Истории малороссийских козаков», в котором просил читателей присылать ему соответствующие исторические свидетельства.
Однако, первоначально горячо взявшись за дело, уже весной 1834 г. Н.В Гоголь от него отходит, писатель и любитель народной песенно-поэтической старины взял в нём верх над учёным-историком. В ответе на письмо И.И. Срезневского, которым тот уведомил о согласии помочь материалами по малороссийской истории, Гоголь 6 марта 1834 г. писал: «Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями. ... И потому-то каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи» [2].
Одновременно Н.В. Гоголь работал над малороссийским фольклором. В том же выпуске ЖМНП вместе с «Отрывком» он поместил статью «О малороссийских песнях», которые (песни) он называет историей своего родного края: «В этом отношении песни для Малороссии – все: и поэзия, и история и отцовская могила. Кто не проникнул в них глубоко, тот ничего не узнает о протекшем быте это цветущей части России. … Песни малороссийские могут вполне назваться историческими, потому что они не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств.» [3] (илл. 2).
Задуманный Гоголем труд по малороссийской истории не был написан. Вводный «Отрывок из истории Малороссии» ныне более известен под названием «Взгляд на составление Малороссии», с которым он вновь был напечатан автором в сборнике «Арабески» в 1835 г. и переиздавался позднее. В «Отрывке» («Взгляде») писатель кратко излагает появление и роль в истории Южной России казачества. Гоголь не претендует на какие-либо научные открытия, ограничиваясь пересказом ранее известных фактов общерусской и южнорусской истории с заметной романтизацией казачества, уподобляя его «орденским рыцарям», которые вели «вечную войну с неверными» [4].
«Отрывок из истории Малороссии» («Взгляд на составление Малороссии») Николая Васильевича Гоголя в наше время может быть интересен как образец традиционного для русской исторической науки и общественной мысли понимания России и составляющих её основных частей, имеющих соответствующие названия, рассмотрим их.
Исходно греческое наименование Руси «Россия» (от греч. Ῥωσία) автор применяет к раздробленной на множество княжеств-государств домонгольской Руси в целом: «Какое ужасно-ничтожное время представляет для России ХIII век! Сотни мелких государств единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним общим характером, и которых казалось против воли соединило родство — эти мелкие государства были между собою разъединены, как редко случается с разнохарактерными народами.» [5].
«Южной Россией» Н.В. Гоголь именует завоёванные монголами южнорусские княжества с Киевом; её знать спасалась в «Северной России»: «Южная Россия более всего пострадала от татар. Выжженные города и степи, обгорелые леса, древний, разрушенный Киев, безлюдье и пустыня - вот что представляла наша несчастная страна! Испуганные жители разбежались или в Польшу, или в Литву; множество бояр и князей выехало в Северную Россию. Еще прежде народонаселение начало заметно уменьшаться в этой стороне. Киев давно уже не был столицею; значительные владения были гораздо севернее.» [6] (илл. 3).
При описании продвижения литовского князя Гедимина на юг Гоголь называет Киев «сердцем Южной России»: «В Луцке однакож князь Лев сильно сопротивлялся, но не в силах был отстоять земель своих. Гедимин, назначив старост и начальников, шел далее на юг, к самому сердцу Южной России, к Киеву.» [7] (илл. 4).
Образовавшееся после подчинения юга Руси Литве малороссийское казачество согласно Н.В. Гоголю составилось из «коренных обитателей Южной России», исповедовавших православную «греческую» веру и говоривших на языке близком к «русскому» (в смысле, великорусскому): «VIII. Бóльшая часть этого общества состояла однакож из первобытных, коренных обитателей Южной России. Доказательство в языке, который, не смотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиогномию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая. Всякой имел полную волю приставать к этому обществу, но он должен был непременно принять греческую религию.» [8] (илл. 5).
Под «Западом России» Гоголь понимал ставшую подвластной литовцами северо-западную часть Руси, Белоруссию, и собственно Литву: «V. Между тем как Россия была повергнута татарами в бездействие и оцепенение, великий язычник Гедимин вывел на сцену тогдашней истории новый народ, народ бедный и жизнью в средствами для жизни, населявший дикие сосновые леса нынешней Белоруссии, еще носивший звериную кожу вместо одежды, еще боготворивший Перуна и поклонявшийся древнему огню в не троганных топором рощах, плативший прежде дань русским князьям, известный под именем литовцев. И этот народ при своем князе Гедимине сделался самым видным на огромном северовостоке Европы! Тогда города, княжества и народы на Западе России были какие-то отрывки, обрезки, оставшиеся за гранью татарского порабощения.»[9].
Имя «Россия» Николай Васильевич употребляет и в узком значении этого слова – как синоним «Северной России», «Великой России» (Великороссии), пределов будущего Московского государства. Например, Гоголь так описывает предполагаемое им повторное заселение Южной России после татарского погрома: «Когда первый страх прошел, тогда мало по малу выходцы из Польши, Литвы, России начали селиться в этой земле, настоящей отчизне славян, земле древних полян, северян, чистых славянских племен, которые в Великой России начинали уже смешиваться с народами финскими, но здесь сохранялись в прежней цельности со всеми языческими поверьями, детскими предрассудками, песнями, сказками, славянской мифологией, так простодушно у них смешавшейся с христианством.»[10](степень сохранности языческого наследия на юге Руси «в прежней цельности» Гоголем явно преувеличена; так же можно заметить, что летописные финно-угорские племена меря, мурома и мещера ко времени монгольского нашествия растворились среди потомков пришедших с запада славянских племён, которые после Владимирова крещения так же утратили племенные названия и влились в состав нового, уже христианского, русского, этноса).
Н.В. Гоголь употребляет и название «Украина» - как синоним «Южной России», открытые южные пространства которой составляют степи: «VI. И вот Южная Россия, под могущественным покровительством литовских князей совершенно отделилась от Северной. Всякая связь между ими разорвалась; составились два государства, называвшиеся одинаким именем — Русью. Одно под татарским игом, другое под одним скипетром с литовцами. … Эта земля, получившая после название Украины, простирающаяся на север не далее 50° широты, более ровна, нежели гориста. Небольшие возвышенности встречаются очень часто, но ни одной гористой цепи. Северная ее часть перемежается лесами, содержавшими прежде в себе целые шайки медведей и диких кабанов; южная вся открыта, вся из степей, кипевших плодородием, но только изредко засевавшихся хлебом .» [11].
В статье Н.В. Гоголя«Отрывок из истории Малороссии» («Взгляд на составление Малороссии») название «Украина» употребляется автором в традиционном для русской исторической науки и общественной мысли значении, как синоним названий «Малороссия» (в названии статьи), она же «Южная Россия», которая вместе с «Северной Россией» или «Великой Россией» (Россией в узком значении слова) составляет страну Русь, Россию в полном значении слова.
Данная работа Н.В. Гоголя – наглядное напоминание, что нынешнее, исторически весьма кратковременное, пребывание Великой и Малой России в границах искусственно созданных коммунистами государств Украина и Российская федерация нисколько не отменяет исторического факта, что они являются частями одной страны – Руси-России.
- ЖМНП, 1834, часть вторая, отдел II. Словесность и науки, с. 1-15. Эл. копия взята с сайта «Руниверс»: http://www.runivers.ru/lib/book7643/
- Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. В 14 т. Том 8. Комментарии. М.-Л. 1952. С. 755-756. С сайта «Фундаментальная электронная библиотека РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА И ФОЛЬКЛОР». Адрес эл. доступа на 31.07.2016: http://feb-web.ru/feb/gogol/texts/ps0/ps8/ps8-739-.htm
- ЖМНП, там же, с. 17.
- Там же, с.12.
- Там же, с. 1.
- Там же, с. 4.
- Там же, с.7.
- Там же, с. 13.
- Там же, с. 6-7.
- Там же, с.5.
- Там же, с. 8-9.
___________________________________
Приводим в текстовом формате статью Н.В. Гоголя «Отрывок из истории Малороссии» » («Взгляд на составление Малороссии»).
ЖУРНАЛ
МИНИСТЕРСТВА
НАРОДНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
САНКТПЕТЕРБУРГ,
в типографии Императорской Академии Наук.
1834.
II.
СЛОВЕСНОСТЬ И НАУКИ.
1.
ОТРЫВОК
ИЗ ИСТОРИИ МАЛОРОССИИ.
Том I, Книга I, Глава I. (*)
I. Какое ужасно-ничтожное время представляет для России ХIII век! Сотни мелких государств единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним общим характером, и которых казалось против воли соединило родство — эти мелкие государства были между собою разъединены, как редко случается с разнохарактерными народами. Они были разъединены не ненавистью — сильные страсти не досягали сюда — ни постоянною политикою — следствием непреклонного ума и познания жизни. Это был хаос браней за временное, за минутное, браней разрушительных, потому что они мало по ма-
___________________________________
(*) Автор избрал первую главу Истории Малороссии для помещения в Журнал, потому что она представляет нечто целое и вместе служит введением в самую Историю. Приложения и ссылки оставляются за недостатком места.
- 2 -
лу извели народный характер, едва начинавший принимать отличительную физиогномию при сильных норманских князьях. Религия, которая более всего связывает и образует народы, мало на них действовала. Религия не срослась тогда тесно с законами, с жизнью. Монахи, настоятели, даже митрополиты были схимники, удалившиеся в свои кельи и закрывшие глаза для мира; молившиеся за всех, но не знавшие, как схватить с помощью своего сильного оружия веры власть над народом и возжечь этой верой пламень и ревность до энтузиазма, который один властен соединишь младенчествующие народы и настроишь их к великому. Здесь была совершенная противоположность Западу, где самодержавный папа, как будто невидимою паутиною опутал всю Европу своею религиозною властью, где его могущественное слово прекращало брань, или возжигало ее, где угроза страшного проклятия обуздывала страсти и полудикие народы. Здесь монастыри были убежищем тех людей, которые кротостью и незлобием составляли исключение из общего характера и века. Изредка пастыри из пещер и монастырей увещали удельных князей; но их увещания были напрасны: князья умели только поститься и строить церкви, и думали, что исполняют этим все обязанности христианской религии, а не умели считать ее законом и покоряться ее велениям. Самые ничтожные причины рождали между ними бесконечные войны. Это были не споры королей с вассалами, или вассалов с вассалами: - нет! это были брави
- 3 -
между родственниками, между родными братьями, между отцем и детьми. Не ненависть, не сильная страсть воздымала их: — нет! брат брата резал за клочок земли или просто, чтобы показать удальство. Пример ужасный для народа! Родство рушилось, потому что жители двух соседних уделов, родственники между собою, готовы были каждою минуту восстать друг против друга с яростью волков. Их не подвигала на это наследственная вражда, потому что кто был сегодня друг, тот завтра делался неприятелем. Народ приобрел хладнокровное зверство, потому что он резал, сам не зная за что. Его не разжигало ни одно сильное чувство, ни фанатизм, ни суеверие , ни даже предрассудок. От того казалось умерли в нем почти все человеческие сильные благородные страсти, я если бы явился какой нибудь гений, который бы захотел тогда с этим народом совершить великое, он бы не нашел в нем ни одной струны, за которую бы мог ухватишься и потрясти бесчувственной состав его, выключая разве физической, железной силы. Тогда история, казалось, застыла и превратилась в географию: однообразная жизнь, шевелившаяся в частях и неподвижная в целом, могла почесться географическою принадлежностью страны.
- Тогда случилось дивное происшествие. Из Азии, из средины ее, из степей, выбросивших столько народов в Европу, поднялся самый страшный, самый многочисленный, совершивший столько завоеваний, сколько до него не производил никто, ужасные монголы, с многочисленными, никогда
- 4 -
дотоле не виданными Европою табунами, кочевыми кибитками, хлынули на Россию, осветивши путь свой пламенем и пожарами — прямо азиатским буйным наслаждением. Это нашествие наложило на Россию двух-вековое рабство и скрыло ее от Европы. Было ли оно спасением для нее, сберегши ее для независимости, потому что удельные князья не сохранили бы ее от литовских завоевателей, или оно было наказанием за те беспрерывные брани: как бы то ни было, но это страшное событие произвело великие следствия: оно наложило иго на северные и средние русские княжения, но дало между тем происхождение новому славянскому поколению в Южной России, которого вся жизнь была борьба и которого историю я взялся представишь.
III. Южная Россия более всего пострадала от татар. Выжженные города и степи, обгорелые леса, древний, разрушенный Киев, безлюдье и пустыня - вот что представляла наша несчастная страна! Испуганные жители разбежались или в Польшу, или в Литву; множество бояр и князей выехало в Северную Россию. Еще прежде народонаселение начало заметно уменьшаться в этой стороне. Киев давно уже не был столицею; значительные владения были гораздо севернее. Народ, как бы понимая сам свою ничтожность, оставлял те места, где разновидная природа начинает становишься изобретательницею; где она раскинула степи прекрасные, вольные, с бесчисленным множеством трав почти гигантского роста, часто неожиданно среди них опрокинула косогор, убранный дикими вишнями, черешнями,
- 5 -
или обрушила рытвину всю в цветах и по всем вьющимся лентам рек разбросала очаровательные виды, протянула во всю длину Днепр с ненасытными порогами, с величественными гористыми берегами и неизмеримыми лугами, и все это согрела умеренным дыханием Юга. Он оставлял эти места и столплялся в той части России, где местоположение, однообразно-гладкое и ровное, везде почти болотистое, истыканное печальными елями и соснами, показывало не жизнь живую, исполненную движения, но какое-то прозябение, поражающее душу мыслящего. - Как будто бы этим подтвердилось правило, что только народ сильный жизнью и характером ищет мощных местоположений или что только смелые и поразительные местоположения о6разуют смелый, страстный, характерный народ.
IV. Когда первый страх прошел, тогда мало по малу выходцы из Польши, Литвы, России начали селиться в этой земле, настоящей отчизне славян, земле древних полян, северян, чистых славянских племен, которые в Великой России начинали уже смешиваться с народами финскими, но здесь сохранялись в прежней цельности со всеми языческими поверьями, детскими предрассудками, песнями, сказками, славянской мифологией, так простодушно у них смешавшейся с христианством. Возвращавшиеся на свои места прежние жители привели по следам своим и выходцев из других земель, с которыми от долговременного пребывания составили связи.
- 6 -
Это население производилось боязненно и робко, потому что ужасный кочевой народ был не за горами: их разделяли, или лучше сказать, соединяли одни степи. Не смотря на пестроту населения, здесь не было тех браней междоусобных, которые не переставали во глубине России: опасность со всех сторон не давала возможности заняться ими. Киев — древняя матерь городов русских — сильно разрушенный страшными обладателями табунов, долго оставался беден и едва ли мог сравниться со многими, даже не слишком значительными городами Северной России. Все оставили его, даже монахи-летописцы, для которых он всегда был священ. Известия о нем разом прервались, и не смотря на то, что там оставалась еще отрасль князей русских, ничто не спасло его от полувекового забвения. Изредка только, как будто сквозь сон, говорят летописцы, что он был страшно разорен; что в нем были ханские баскаки, — и потом он от них задернулся как бы непроницаемою завесою.
V. Между тем как Россия была повергнута татарами в бездействие и оцепенение, великий язычник Гедимин вывел на сцену тогдашней истории новый народ, народ бедный и жизнью и средствами для жизни, населявший дикие сосновые леса нынешней Белоруссии, еще носивший звериную кожу вместо одежды, еще боготворивший Перуна и поклонявшийся древнему огню в не троганных топором рощах, плативший прежде дань русским князьям, известный под именем ли-
- 7 -
товцев. И этот народ при своем князе Гедимине сделался самым видным на огромном северовостоке Европы! Тогда города, княжества и народы на Западе России были какие-то отрывки, обрезки, оставшиеся за гранью татарского порабощения. Они не составляли ничего целого, и потому литовский завоеватель почти одним движением языческих войск своих, совершенно созданных им, подверг своей власти весь промежуток между Польшей и татарской Россией. Потом двинул он войска свои на юг, во владения волынских князей. Весьма естественно, что успех сопровождал его везде. В Луцке однакож князь Лев сильно сопротивлялся, но не в силах был отстоять земель своих. Гедимин, назначив старост и начальников, шел далее на юг, к самому сердцу Южной Россия, к Киеву. Убежавший луцкий князь Лев успел кое-как уговорить киевского князя Станислава выйти с своими немноголюдными дружинами на встречу грозному победителю: дружины были усилены союзниками татарами; но все бежало перед мощным литовцем, Гедимин, сильно поразив их, при реке Ирпени, вступил с торжеством в Киев, носивший на себе свежую печать татарского посещения, и постановил в нем правителем князя Миндова Ольшанского, принявшего греческую веру.
И так литовский завоеватель у самых татар вырвал почти перед глазами их находившуюся землю! Это должно бы, казалось, возбудить борьбу между двумя народами, но Гедимин быль человек ума крепкого, быль политик, не смотря на види-
- 8 -
мую свою дикость и свое невежественное время. Он умел сохранять дружбу с татарами, владея отнятыми у них землями и не платя никакой дани. Этот дикий политик, не звавший письма и поклонявшийся языческому богу, ни у одного из покоренных им народов не изменил обычаев и древнего правления; все оставил по прежнему, подтвердил все привилегии и старшинам строго приказал уважать народные права; нигде даже не означил пути своего опустошением. Совершенная ничтожность окружавших его народов и прямо исторических лиц придают ему какой-то исполинский размер. Он умер в 1340 году; мертвый был посажен на коня с своим оруженосцем, с охотничьими собаками, соколами, и сожжен по языческому обычаю литовцев. Вслед за ним такие же два сильные характера, Ольгерд и Ягайло, вознесли Литву, употребляя ту же самую политику с присоединенными народами.
VI. И вот Южная Россия, под могущественным покровительством литовских князей совершенно отделилась от Северной. Всякая связь между ими разорвалась; составились два государства, называвшиеся одинаким именем — Русью. Одно под татарским игом, другое под одним скипетром с литовцами. Но уже сношений между ими не было. Другие законы, другие обычаи, другая цель, другие связи, другие подвиги составили на время два совершенно различные характера. Каким образом это произошло, составляет цель нашей Истории. Но прежде всего нужно бросить взгляд на географическое положение этой страны: что
- 9 -
непременно должно предшествовать всему, ибо от вида земли зависит образ жизни и даже характер народа. Многое в истории разрешает география.
Эта земля, получившая после название Украины, простирающаяся на север не далее 50° широты, более ровна, нежели гориста. Небольшие возвышенности встречаются очень часто, но ни одной гористой цепи. Северная ее часть перемежается лесами, содержавшими прежде в себе целые шайки медведей и диких кабанов; южная вся открыта, вся из степей, кипевших плодородием, но только изредко засевавшихся хлебом. Девственная и могучая почва их своевольно произращала бесчисленное множество трав. Эти степи кипели стадами сайг, оленей и диких лошадей, бродивших табунами. С севера на юг проходит великий Днепр, опутанный ветвями впадающих в него рек. Правой берег его горист и представляет пленительные и вместе дерзкие местоположения; левый весь из лугов, покрытых рощами, потоплявшимися водою. Двенадцать порогов — выросших из дна реки скал, не далеко от впадения его в море, преграждают течение и делают плавание по нем чрезвычайно опасным. Около порогов водился род диких коз сугаки, с белыми, лоснящимися рогами, с мягкою, атласною шерстью. Прежде воды в Днепре были выше, разливался он шире и далее потоплял луга свои. Когда воды начинают опадать, тогда вид поразителен: все возвышенности выходят и кажутся бесчисленными зелеными островами среди не-
- 10 -
обозримого океана воды. В Днепр впадает только одна судоходная река, Десна, проходящая в Северной Украйне, с лесистыми берегами, почти с обеих сторон потопляемыми водою; но и эта река только в некоторых местах судоходна. Кроме того на севере Остер и часть Сейма, на юге Сула, Псел, с цепью видов, Хорол и другие; но ни одна из них не судоходна. Сообщения никакого нет; произведения не могли взаимно размениваться — и потому здесь не мог и возникнуть торговый народ. Все реки разветвляются по середине; ни одна из них не протекала на рубеже и не служила естественною гранью с соседственными народами. К северу ли с Россией, к востоку ли с кипчакскими татарами, к югу ли с крымскими, к западу ли с Польшей — везде она граничила полем, везде равнина, со всех сторон открытое место. Будь хотя с одной стороны естественная граница из гор или моря — и народ, поселившийся здесь, удержал бы политическое бытие свое, составил бы отдельное государство. Но беззащитная, открытая земля эта была землей опустошений и набегов, местом, где сшибались три враждующие нации, унавожена костями, утучнена кровью. Один татарский наезд разрушал весь труд земледельца: луга и нивы были вытаптываемы конями и выжигаемы, легкие жилища сносимы до основания, обитатели разгоняемы или угоняемы в плен вместе с скотом. Это была земля страха; и потому в ней мог образоваться только народ воинственный, сильный своим соединением, народ от-
- 11-
чаянный, которого вся жизнь была бы повита и излелеяна войною. И вот выходцы вольные и невольные, бездомные, те, которым нечего было терять, которым жизнь — копейка, которых буйная воля не могла терпеть законов и власти, которым везде грозила виселица, расположились и выбрали самое опасное место в виду азиатских завоевателей — татар и турков. Эта толпа, разросшись и увеличившись, составила целый народ, набросивший свой характер и, можно сказать, колорит на всю Украину, сделавший чудо — превративший мирные славянские поколения в воинственные, известный под именем казаков, народ, составляющий одно из замечательных явлений европейской истории, которое, может быть, одно сдержало это опустошительное разлитие двух магометанских народов, грозивших поглотить Европу.
VII. Если не к концу XIII, то к началу XIV века можно отнести появление казачества, к тем векам, когда святая, сильная ревность к религии еще не остыла в Европе, когда почти вдруг во всех концах беспрестанно образовывались братства и ордена рыцарские, составлявшие странную противоположность с тогдашним разъединением, с изумительным самоотвержением разрушившее и отвергнувшие условия обыкновенной жизни, безбрачные, суровые, неотразимые, соглядатаи дел мира, железные поборники веры Христовой. Чем слабее была связь тогдашних государств, тем сильнее росла ужасная сила этих обществ. Разлитие магометанства в магометан-
- 12 -
ских новых сильных народов, уже врывавшихся в Европу, увеличивало их еще более. Дух этих братств распространился везде и не между рыцарями и не для подобных предназначений. В это время явился близ порогов городок или острог Черкасы, построенный удалыми выходцами, имя которого звучит обитателями Кавказа, которого даже построение многие приписывают им и где было главное сборище и местопребывание казаков. В начале частые нападения татар на северную часть Украины заставляли жителей спасаться бегством, приставать к казакам и увеличивать их общество. Это было пестрое сборище самых отчаянных людей пограничных наций. Дикий горец, ограбленный россиянин, убежавший от деспотизма панов польский холоп, даже беглец исламизма татарин, может быть, положили первое начало этому странному обществу по ту сторону Днепра, в последствии постановившему целью, подобно орденским рыцарям, вечную войну с неверными. Это скопище людей не имело никаких укреплений, ни одного замка. Землянки, пещеры и тайники в днепровских утесах, часто под водою, на днепровских островах, в гуще степной травы, служили им укрытием для себя и для награбленных богатств. Гнездо этих хищников было невидимо; они налетали внезапно и, схвативши добычу, возвращались назад. Они поворотили против татар их же образ войны, те же азиатские набеги. Как жизнь их определена была на вечный страх, так точно с своей стороны они решились быть стра-
- 13 -
хом для соседей. Татары и турки должны были всякой час ожидать этих неумолимых обитателей порогов. Магометанский сосед не знал, как назвать этот ненавистный народ. Если кто хотел к кому выразить величайшее презрение, то называл его казаком.
VIII. Бóльшая часть этого общества состояла однакож из первобытных, коренных обитателей Южной России. Доказательство в языке, который, не смотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиогномию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая. Всякой имел полную волю приставать к этому обществу, но он должен был непременно принять греческую религию. Это общество сохраняло все те черты, которыми рисуют шайки разбойников; но, бросивши взгляд глубже, можно было увидеть в нем зародыш политического тела, основание характерного народа, уже в начале имевшего одну главную цель — воевать с неверными и сохранять чистоту религии своей. Это однакож не были строгие рыцари католические: они не налагали на себя никаких обетов, никаких постов; не обуздывали себя воздержанием и умерщвлением плоти; были неукротимы, как их днепровские пороги, и в своих неистовых пиршествах и бражничестве позабывали весь мир. То же тесное братство, которое сохраняется в разбойничьих шайках, связывало их между собою. Все было у них общее — вино, цехины, жилища. Вечный страх, веч-
- 14 -
ная опасность внушали им какое-то презрение к жизни. Казак больше заботился о доброй мере вина, нежели о своей участи. Но в нападениях видна была вся гибкость, вся сметливость ума, все уменье пользоваться обстоятельствами. Нужно было видеть этого обитателя порогов в полутатарском, полупольском костюме, на котором так резко отпечаталась пограничность земли, азиатски мчавшегося на коне, пропадавшего в густой траве, бросавшегося с быстротою тигра из неприметных тайников своих, или вылезавшего внезапно из реки или болота, обвешанного тиною и грязью, казавшегося страшилищем бегущему татарину. Этот же самой казак после набега, когда гулял и бражничал с своими товарищами, сорил и разбрасывал награбленные сокровища, был бессмысленно пьян и беспечен до нового набега, если только не предупреждали их татары, не разгоняли их пьяных и беспечных и не разрывали до основания городка их, который, как будто чудом, строился вновь, и опустошительный ужасный набег был отмщением. После чего снова та же беспечность, та же разгульная жизнь.
IX. Казалось, существование этого народа было вечно. Он никогда не уменшался: выбывшие, убитые, потонувшие заменялись новыми. Такая разгульная жизнь приманивала всякого. Тогда было то поэтическое время, когда все добывалось саблею; когда каждый в свою очередь стремился быть действующим лицем, а не зрителем. Это скопление мало по малу получило совершенно
- 15 -
один общий характер и национальность, и чем ближе к концу XV века, тем более увеличивалось приходившими вновь. Наконец целые деревни и села начали поселяться с домами и семействами около этого грозного оплота, чтобы пользоваться его защитою, с условием за то некоторых повинностей. И таким образом места около Киева начали пустеть, а между тем по ту сторону Днепра люднели. Семейные и женатые мало по малу от обращения и сношения с ними получали тот же воинственный характер. Сабля и плуг сдружились между собою и были у всякого селянина. Между тем разгульные холостяки вместе с червонцами, цехинами и лошадьми стали похищать татарских жен и дочерей и жениться на них. От этого смешения черты лица их, в начале разнохарактерные, получили одну общую физиогномию, более азиатскую. И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежавший Европе, и между тем по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатский, народ, в котором так странно столкнулись две противоположные части света, две разнохарактерные стихии: европейская осторожность и азиатская беспечность, простодушие и хитрость, сильная деятельность и величайшая лень и нега, стремление к развитию и усовершенствованию и между тем желание казаться пренебрегающим всякое совершенствование.
Н. Гоголь.
_______________________________________