Объединительному проекту Руси, выстраиваемому Москвой, традиционно противостоял другой большой геополитический проект – польский проект Речи Посполитой, включавший в себя западные земли Руси – Беларусь и Украину. Неудивительно поэтому, что Польша была главным оппонентом «собирания Руси» под эгидой России, а историческая динамика российско-польских отношений во многом свелась к борьбе за спорные «западнорусские» территории.

Польский вопрос как вопрос внутриполитический в понимании царского правительства был неразрывно связан с борьбой с национально-освободительным и революционным движением. Разделенные границами трех государств поляки, и в первую очередь их образованные представители, по-прежнему чувствовали себя единым народом, сохранившим историческую память о былой, причем великодержавной, государственности. Именно эта «шляхетская» память вызывала раздражительное, и даже презрительное отношение властей, предопределяя порой, как справедливо отмечает современный исследователь, преобладание эмоционального над рациональным в решении польского вопроса.

Историографический образ Первой мировой войны и память о ней в Польше тесно связаны с культом важнейшего события новейшей истории польского народа - возрождением государственности. Для большинства поляков дата 11 ноября 1918 г. ассоциируется не столько с окончанием длительной и кровопролитной Великой войны, сколько с провозглашением независимости Польши. Это обстоятельство оказало определяющее влияние на формирование представлений польской общественности, политического класса и сообщества профессиональных историков о Первой мировой войне.

Польша – страна, претендующая на право быть автором восточной политики всего Европейского союза. На это у неё действительно есть свои основания. Будучи самым крупным государством – членом ЕС, граничащим с постсоветским пространством, она располагает и наибольшим количеством специалистов по восточным соседям, а также большим историческим опытом контактов с ними, на что особенно любят указывать польские политики. Однако с утверждением своего статуса как «главного специалиста Европы по пространству бывшего СССР» у Варшавы большие проблемы, так как главные страны Евросоюза так и не признали за ней такого статуса.

С началом в июле 1914 года Великой войны, Сербия первой среди европейских стран стала театром военных действий. Маленькая сербская армия оказывала героическое сопротивление превосходящим силам Австро-Венгрии. На Дунае сербам противостояла австро-венгерская Дунайская флотилия (Kaiserliche und Königliche Donauflotille), которая к началу войны являлась сильнейшим в Европе соединением речных боевых кораблей специальной постройки.

В пантеоне польских героев Э. Плятер, участвовавшей в польском восстании 1830-31 г.г., отводится заметное место, при этом польское патриотическое сознание ничуть не страдает от моральных противоречий, когда восхваляет деяния польских легионеров наполеоновской эпохи в Испании под заезженный напев «За нашу и вашу свободу!».

С точки зрения геополитики славянство с давних пор было и остаётся в эпицентре мировых событий. Славянские государства, прежде всего Россия, как наиболее могущественная славянская держава, вольно или невольно всегда стоят на пути очередных претендентов на мировое господство (как не вспомнить А.С. Пушкина: «Черногорцы? что такое? — / Бонапарте вопросил. — / Правда ль: это племя злое, / Не боится наших сил?»).

Сергей Дмитриевич Сазонов, занимавший пост министра иностранных дел России с 1910 года, безусловно, является одним из самых талантливых российских дипломатов начала двадцатого века.  Однако, отношение современников к личности Сазонова, а также к результатам его деятельности было противоречивым. Некоторые считали его несамостоятельной фигурой. Другие, критикуя Сазонова за его увлечение «западной культурой», открыто называли его «англоманом» и едва ли не «британским агентом». Большой интерес в связи с этим представляют взгляды Сергея Дмитриевича по польскому вопросу.