О личности и политической деятельности П.А. Столыпина, выдающегося российского реформатора, в советский и постсоветский периоды создана обширная историографическая литература². Авторы с разной степенью объективности исследовали опыт реформаторской и управленческой деятельности П. Столыпина, уделяя при этом главное внимание социально-экономическим аспектам его реформ. При всей научной значимости этих исследований в них, на наш взгляд, проявляется недостаточный интерес историков к такой сфере деятельности великого реформатора, как конфессиональная политика в отношении Римско-католической церкви. Указанная тема достаточно сложна и многогранна, поэтому в данной статье рассматривается лишь один из аспектов конфессиональной политики, а именно отношение П. Столыпина и Ватикана. Выбор темы объясняется тем, что в межгосударственных отношениях России и Ватикана, как в фокусе, отразился обширный спектр государственно-церковных, межцерковных и межэтнических проблем различного уровня, от Римской курии, МИД и МВД Российской империи до римско-католических и православных приходов в Западной России (Литве, Белоруссии и части Малороссии) и Царстве Польском. В связи с этим научную актуальность приобретает изучение роли П. Столыпина в выработке внешнеполитического курса в отношении Ватикана, призванного одновременно решать ряд важных внутригосударственных задач на западных окраинах империи.

К началу XX в. у Римско-католической церкви накопилось немало претензий к российскому правительству. Местный епископат был недоволен правовыми ограничениями, наложенными на деятельность католического клира законодательством Российской империи. Католическая иерархия тяготилась правовым статусом, которым обладала Римско-католическая церковь в государстве. В отличие от Православной церкви, имевшей в империи исключительный статус "первенствующей и господствующей", Римско-католическая находилась в положении пусть и привилегированной, но только "терпимой"³. В отношениях со Святым престолом "терпимый" статус этой церкви определялся с точки зрения Устава иностранных исповеданий следующими основными положениями.

1. Римско-католическая церковь управляется в пределах России церковными учреждениями публично-правового характера, получившими законную санкцию государства.

2. Автономия этих учреждений по отношению к Ватикану в деле непосредственного управления церковью не исключает известной зависимости местных духовных властей от Святого престола, поскольку последняя связана с каноническими началами католицизма.

3. Признавая эту зависимость, действующий Устав обусловливает, однако, её осуществление определёнными формами, гарантирующими неприкосновенность законных прав и интересов государства от посягательств на них со стороны духовных властей.

4. Таковой гарантией является допущение сношений Святого престола с местным духовенством и паствой не иначе как с разрешения правительства⁴.

Были ещё региональные, политические и этнические проблемы, которые серьёзно осложняли взаимоотношения российского государства и Римско-католической церкви как внутри страны, так и за рубежом. Польское восстание 1863 г. на территории Царства Польского и Западной России радикально изменило отношение правительства к местному католическому духовенству, которое начало восприниматься в качестве политического врага Российской империи. Опыт вооружённых выступлений показал, что действия и мотивы отдельных групп католических священнослужителей перестали соответствовать целям религиозного служения и приобрели противоправный политический характер. Деятельность радикально настроенных ксёндзов была связана с пропагандой восстания, разжиганием религиозной и этнической розни, созданием антиправительственных вооружённых формирований и посягательством на целостность Российского государства. Часть католического духовенства и монашествующих использовали свою духовную власть над паствой для политической мобилизации повстанцев, приведения их к присяге польскому подпольному правительству, организации снабжения и социальной поддержки восстания. Некоторые ксёндзы возглавляли отряды повстанцев и принимали непосредственное участие в боевых действиях иорганизации террора против мирных жителей⁵.

Политическая деятельность клира, враждебная Российскому государству, католический прозелитизм и насаждение польских традиций среди католического русского населения края (белорусов и малороссов) заставили правительство прибегнуть к ряду жёстких административных решений по закрытию костёлов, часовен и монастырей⁶.

Кроме того, была принята система мер чрезвычайного, ограничительного характера, с помощью которой католическое духовенство на долгие десятилетия оказалось под строгим контролем местной администрации⁷.

Были также сокращены возможности католического клира влиять на религиозное и этническое воспитание подрастающего поколения. Официальное употребление польского языка было запрещено, и католический Закон Божий в системе народного просвещения Западной России преподавался только на государственном русском языке. Вместе с тем в костёлах Западной России (за исключением Ковенской губернии, населённой литовцами) польский язык в качестве языка дополнительного богослужения по-прежнему монопольно сохранял свои позиции⁸.

Политика системного обрусения края, начатая виленским генерал-губернатором М. Муравьёвым (1863—1865 гг.) и его ближайшими преемниками, вызывала скрытое и явное противодействие католического духовенства. Свою непосредственную задачу генерал-губернатор видел в том, чтобы с помощью специальных мер и связанных между собой реформ остановить, а затем обратить вспять польско-католическую экспансию и вызванные ею процессы усиления польской идентичности Северо-Западного края.

Системно структурированные социально-экономические и культурно-образовательные реформы, предпринятые М. Муравьёвым в защиту "православия и русской народности", должны были предотвратить всякие попытки польского национального движения считать край польским и на этом основании воссоединить его с этнической Польшей⁹.

В свою очередь, римско-католическая иерархия и ксёндзы стремились отстоять польское самосознание своей русской паствы, опираясь на польский язык в дополнительном богослужении. Эти процессы вызывали политическое беспокойство российского правительства и Православной церкви. В усилении польской ирреденты за счёт полонизации русских католиков усматривали политическую угрозу безопасности западных рубежей Российской империи. В то же время обер-прокурора Святейшего синода К. Победоносцева и Министерство внутренних дел тревожили нарастающие проявления нетерпимости к православию со стороны католического клира и мирян¹⁰.

П. Столыпин, будучи предводителем дворянства Ковенской губернии, а затем, пребывая в должности гродненского губернатора (с 21 июня 1902 г. по 21 марта 1903 г.), смог познакомиться со спецификой поведения местного католического духовенства, тесно связанного с интересами и культурой доминировавшей в крае польско-католической элиты. Исполняя обязанности губернатора, П. Столыпин не раз обращался к Виленскому генерал-губернатору П. Святополк-Мирскому с предложениями о пресечении действий местных ксёндзов, проявлявших нетерпимость к православию. В частности, ксёндзы требовали от своей паствы противодействовать открытию православных церковно-приходских школ и не отдавать туда детей на обучение¹¹.

Заняв в конце апреля 1906 г. пост министра внутренних дел, П. Столыпин должен был вести дела по управлению Римско-католической церковью, которая, согласно российским законам, находилась в непосредственном подчинении МВД¹². Новому министру предстояло решить сложные проблемы, накопившиеся во взаимоотношениях государства и Православной церкви с католичеством в Царстве Польском и Западной России.

После издания указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 г. в этих регионах империи начался стремительный рост межконфессиональных и межэтнических конфликтов¹³. Нужно было взять под контроль вспыхнувшее религиозно-этническое противостояние, остановить проявления русофобии и нетерпимости католиков к православным.

Дело осложнялось ещё и тем, что реакция католиков и бывших униатов, которая последовала вслед за изданием указа, оказалась неожиданной для правительства. Император Николай II, подписывая новый закон, выказывал уверенность, что меры, направленные к развитию религиозной свободы в России, станут "делом мира и любви". Действительность оказалась совсем иной, иллюзии развеялись, и в отношении католичества нужно Было проводить взвешенную и твёрдую политику, не выходящую, впрочем, за границы дарованной религиозной свободы. В связи с этим насущной задачей в решении внутренних проблем государства становилось налаживание отношений с Ватиканом.

Официальный Санкт-Петербург и Ватикан сближало наличие общих интересов, ценностей и врагов. Святому престолу и российской монархии был присущ идейный и политический консерватизм, основанный на системе традиционных христианских ценностей. Были у них и общие враги -социальная революция и воинствующий атеизм, сторонники которых именовались врагами "христианства и гражданского порядка". Существовали между ними и серьёзные расхождения, которые касались в первую очередь вопросов правового статуса и положения Римско-католической церкви в России,особенно на её западных окраинах.

Революционные волнения, начавшиеся в Российской империи, и введение новых религиозных свобод в форме указа от 17 апреля 1905 г., вызвали у Ватикана надежды на возможность упрочить позиции католичества на территории страны. Он обратился к российскому правительству с предложением оказать помощь в сохранении социального мира в Царстве Польском¹⁴. Готовность к продолжению диалога с Ватиканом выказал и официальный Санкт-Петербург, заинтересованный в стабилизации межконфессиональных отношений и продолжении политики "располячения" костёла в Западной России.

В российской ноте, направленной в Ватикан 21 мая 1905 г., сообщалось об отмене всех "не основанных на законе ограничений по делам веры" во исполнение указа от 17 апреля 1905 г. Тем самым Папе Римскому было заявлено, что отныне все отношения с Римско-католической церковью в России будут выстраиваться только на основе действующего права и взаимного уважения интересов¹⁵.

Начавшиеся переговоры свидетельствовали о том, что во взаимоотношениях России и Ватикана вновь наметились позитивные перемены. У российского правительства появились определённые основания для политического оптимизма. Высказанное утверждение требует некоторого пояснения. В июле 1903 г. скончался папа Лев XIII. На конклаве, собравшемся в августе 1903 г., Австрия наложила вето на кандидатуру симпатизировавшего России кардинала Мариано Рамполла, и новым папой был избран кардинал Джузеппе Сарто, принявший имя Пий X. Вместо кардинала Рамполла новым государственным секретарём был назначен кардинал Мерри дель Валь. Победа "консервативной партии" в руководстве Святым престолом вызвала глубокое разочарование у российских дипломатов. В российской миссии при Ватикане более всего опасались, что "австрийская" ментальность Пия X (годы понтификата: 1903-1914) способна погубить "гениальное наследие" его предшественника и ввергнуть курс Рима в отношении России в "культурное средневековье"¹⁶.

Казалось, что сейчас эти опасения должны развеяться. Для продолжения начавшегося диалога 21 апреля 1906 г. в Ватикан была направлена нота, в которой был изложен официальный взгляд правительства по вопросу об употреблении русского языка в костёлах Российской империи.

Правительство обратило внимание папы на то, что с изданием указа от 17 апреля 1905 г. все подданные империи получили право свободно осуществлять выбор веры. Теперь, говорилось в ноте, "было бы справедливым и необходимым позаботиться о нуждах верных, говорящих на русском языке, которые захотели бы вступить в Католическую церковь, и позволить им употреблять родной язык в дополнительном богослужении"¹⁷.

В ходе продолжавшихся переговоров Ватикан выразил принципиальное согласие на признание за русским языком одинаковых прав со всеми прочими наречиями, употребляемыми в дополнительном римско-католическом богослужении в пределах Российской империи¹⁸.

На этот раз правительство учло серьёзные ошибки своих предшественников, которые уже пытались остановить процесс польской ассимиляции русских католиков Северо-Западного края, осуществляемый посредством костёла. Следует напомнить, что 25 декабря 1869 г. Александром II был издан указ, разрешавший введение русского языка в дополнительное католическое богослужение. Указ, касавшийся сугубо церковных нововведений, был издан светской властью в обход канонических прав Римской курии¹⁹.

Как уже отмечалось, католичество в Литве, Белоруссии и Малороссии было неразрывно связано с польским национальным движением, польским языком и культурой. Поэтому реакция Ватикана, поддержавшего польское восстание 1863 г., была вполне предсказуемой. Решением Конгрегации св. Оффиции от 11 июля 1877 г. употребление русского языка в дополнительном богослужении было запрещено²⁰. Тем самым Римская курия скрепила связь русского католичества с польским языком силой церковной дисциплины, которой обязано было подчиниться католическое духовенство в России. Не удивительно, что решение Святого престола в конечном итоге вынудило правительство отступить, и первая попытка "располячения" западнорусского костёла потерпела неудачу²¹.

Теперь, после издания указа о веротерпимости, правительство предприняло новую попытку "располячения" костёла²². На этот раз её предполагалось осуществить на легальной церковной основе. С этой целью следовало добиться от Ватикана отказа от канонического запрета на употребление русского языка в дополнительном богослужении. Для успешных дипломатических переговоров у российской стороны были веские аргументы.

Издавая указ о веротерпимости, государство пошло на серьёзные уступки "терпимой" Римско-католической церкви. Монопольные права "господствующего православия" - главного соперника католичества были существенно сокращены. Православные впервые получили право на свободный переход в иные конфессии. Только в губерниях Царства Польского и Западной России более 200 тыс. православных из Бывших униатов и римских католиков смогли вернуться в католичество. У православной иерархии было отнято право вето на строительство католических храмов. Было отменено монопольное право на употребление русского языка для преподавания католического Закона Божия в государственных и частных школах²³.

Сделанные навстречу друг другу дипломатические шаги позволили начать процесс согласования внутриполитических решений правительства с позицией Святого престола. В письме к министру иностранных дел А. Извольскому, которое предназначалось для сведения Ватикана, П. Столыпин указывал на первые позитивные результаты церковно-государственного сотрудничества: "В области дипломатических сношений с его святейшеством Папой неизменно проявляется стремление создать modus vivendi на началах взаимного удовлетворения путём согласования основных положений русской государственности с требованиями канонического права Римско-католической церкви. В этих целях по всем основным вопросам управления Римско-католической церковью (например, в последнее время о семинариях и языке богослужения) правительство входит в сношения с Папой и свои распоряжения основывает на состоявшихся договорах"²⁴.

Казалось, что усилия, предпринимаемые российской стороной, увенчались успехом и что на этот раз в интересах России Пий X пойдёт на существенные уступки в вопросе о языках дополнительного богослужения.

Действительно, папское решение было опубликовано в декрете статс-секретаря кардинала Мерри дель Валя от 13 октября 1906 г. В нём говорилось: "Апостольский престол, постоянно заботясь о благе душ и будучи бдительнейшим стражем достойных уважения преданий, во все времена имел обыкновение снисходить к тому, чтобы в так называемом дополнительном богослужении (т.е. в проповеди Слова Божьего, катехизации, обряде венчания, а равно и других вопросах при совершении крещения и венчания, а равно и других обрядах в этом роде) каждому народу было дозволено употреблять свой природный язык (vernaculam linguam)"²⁵.

Таким образом, Святой престол предоставлял католикам Российской империи право молиться на своём родном языке. Из текста декрета можно было понять, что польский богослужебный язык отныне утратил своё монопольное право на употребление у русских католиков Литвы, Белоруссии и Малороссии.

У правительства возникла уверенность, что государственный и канонический подходы к решению этого вопроса, наконец, совпали и что новым папским декретом отменялось унизительное для престижа государственного русского языка решение Конгрегации св. Оффиции от 11 июля 1877 г.

Поэтому новое решение Ватикана о языках дополнительного богослужения было воспринято Министерством внутренних дел как вполне приемлемое для государственных интересов России²⁶. Иной была реакция католической общественности в Западной России, Царстве Польском и за рубежом. На западе империи местная польская пресса выказала "крайнее недовольство" решением папы. "Kurjer Litewski" назвал это папское постановление "изданным не вовремя и некстати". Газеты "Краj" и "Kurjer Litewski высказывали опасения, что российское правительство воспользуется декретом папы для введения в костёлы "исключительно русского языка". Виленский губернатор Д. Любимов писал о "дружном взрыве негодования и испуга", который раздался с газетных столбцов польской прессы - местной, варшавской и зарубежной - "лишь только нависли одни угрозы возможной замены в белорусском костёле польского языка²⁷ русским .

Но, как выяснилось позднее, декрет от 13 октября 1906 г. отнюдь не отменял силу канонического акта от 11 июля 1877 г. Это оказалось неприятным сюрпризом для П. Столыпина. И поднёс этот папский сюрприз кардинал Мерри дель Валь.

14 марта 1907 г. папский статс-секретарь направил ноту российскому правительству. В ней кардинал не мог удержаться от иронии в адрес Российских властей, заметив, что он "не без изумления" увидел "в официальной газете правительства ("Вечернее прибавление "Правительственного вестника" от 23 декабря/5 января 1907 г., с. 1) объявление, что действием декрета от 13 октября 1906 г. понастоянию русского правительства отменяется распоряжение Конгрегации св. Оффиции от 11 июля 1877 г.

"Между тем, - подчёркивал статс-секретарь, - упомянутый декрет остаётся полнейшим образом в силе, и как ныне русским, в настоящем смысле слова, или великороссам даровано справедливо употребление русского языка в дополнительном богослужении, точно так же остаётся запрещённым для поляков и других народов, некогда подвластных Царству Польскому, замена польского языка русским"²⁸.

Вот теперь окончательно выяснилось, что действие декрета от 13 октября 1906 г. распространялось только на те приходы, которые будут состоять из великороссов, перешедших, как сказано в Послании Ватикана, "с Божьей помощью" из православия в католичество.

Для белорусов и малороссов, проживавших на территориях, "некогда подвластных Царству Польскому", обязательным языком дополнительного богослужения по-прежнему оставался язык польский. Об этом Святой престол в ноте от 27 марта 1907 г. ещё раз недвусмысленно напомнил российскому правительству²⁹.

Анализируя содержание этой ноты, российский посланник при Святом престоле С. Сазонов указывал А. Извольскому на "принципиальное различие между нашим толкованием циркуляра Курии итолкованием его Курией". Различие это, по его мнению, касается того, что надо понимать под выражением "собственно русские", которое употребляется кардиналом как в ноте от 10 июля 1906 г., так и в ноте от 27 марта 1907 г. В первой из этих нот "собственно русские" как бы противопоставляются народностям "подобно литовской", Бывшим некогда под польским владычеством; во второй же они приравниваются к "великороссам", благодаря чему исключаются из них "бело- и малорусы"³⁰.

Тем самым папские дипломаты преподали российской администрации хороший урок практической политики, показавший, как ловко умеет Ватикан оборачивать начавшуюся практику взаимных уступок исключительно в свою пользу. Расчёт правительства на то, что Ватикан способен уступить интересам России в вопросе введения русского языка в костёлах на территории бывшей Речи Посполитой (в Литве, Белоруссии и части Малороссии), оказался несостоятельным.

Папа Пий X показал П. Столыпину, что он не собирается в ответ на указ о веротерпимости и законы от 26 декабря 1905 г. даровать католикам - белорусам и малороссам Западной России - реальную возможность пользоваться при дополнительном богослужении их "природным" русским языком. На деле своим решением Ватикан создал необходимую каноническую и лингвистическую основу для незаконной католической миссии в Центральной России. И таковая последовала незамедлительно³¹.

Несмотря на разъяснения, сделанные Мерри дель Валем, МВД не оставляло надежды на достижение взаимоприемлемого соглашения с Ватиканом. П. Столыпин полагал, что добиться понимания российских интересов всё же возможно, стоит только внятно растолковать папскому статс-секретарю, какой смысл вкладывает правительство в понятие "русский язык". При этом он исходил из принятого в обществе и научных кругах представления о русском народе как широкой этнической общности, состоявшей из великороссов, белорусов и малороссов³². Ватикану следовало уяснить, что под русским языком необходимо было понимать "все русские наречия: великорусское, белорусское и малорусское".

С точки зрения Петра Аркадьевича: "Толкование Римской курией русского языка в смысле исключительно "великорусского" не выдерживает... никакой критики ни с практической, ни с теоретической точек зрения. Католических великорусских приходов нет, и потому едва ли русскому правительству настояла какая-нибудь надобность возбуждать в настоящее время вопрос о допущении только этого языка в католическое дополнительное богослужение. С теоретической же точки зрения вполне понятно, что русское правительство добивается одного, а именно: установления такого порядка, при котором все католики, будь то поляки, белорусы, малороссы, получили бы возможность молиться на местном родном языке. На этом требовании Министерство внутренних дел намерено настаивать ³³.

Письмо П. Столыпина в мае 1907 г. было направлено министру иностранных дел А. Извольскому в качестве инструкции для продолжения переговоров с Ватиканом. Узнав о мнении министра внутренних дел, кардинал Мерри дель Валь в июле 1907 г. заявил российскому представителю в Ватикане М. Шиллингу, что, несмотря на сложность этого дела, он не намерен оттягивать его разрешение. Тем не менее обещания этого так и не выполнил³⁴.

Справедливости ради нужно отметить сложность ситуации, в которой оказался статс-секретарь Ватикана Мерри дель Валь, принимая решение о новой интерпретации декрета от 13 октября 1906 г. Свою позицию кардинал разъяснил русскому посланнику С. Сазонову. На вопрос о русском языке, который был поставлен в 1877 г. перед Конгрегацией св. Оффиции, по словам Мерри дель Валя, "и в настоящее время должен быть дан отрицательный ответ ввиду вековых прав польского языка в областях, входивших в состав бывшего Польского королевства". "Поэтому, - отмечал С. Сазонов, - и тревога Ватикана по поводу трудного и сложного вопроса о постепенном введении в богослужение русского языка - вопроса, ещё не вошедшего и в первую стадию практического³⁴ осуществления ³⁵.

Как следует из дальнейших сообщений С. Сазонова в Министерство иностранных дел, Римская курия должна была учитывать также и реакцию польского духовенства, которое немедленно отозвалось на неосторожное сообщение "Правительственного вестника" об отмене решения Конгрегации св. Оффиции от 11 июля 1877 г.

Ссылаясь на это официальное издание, ксёндзы начали обращаться к статс-секретарю Мерри дель Валю с тревожными посланиями, уверяя его в том, что русское правительство станет вводить русский язык в богослужение "насильственно и повсеместно" вопреки желанию католического клира и его паствы. По мнению С. Сазонова, кардинала тревожила возможность возникновения "весьма опасных волнений среди польского духовенства", страдавшего, по словам Мерри дель Валя, "болезненно развитым национальным самолюбием"³⁶.

Очевидно, чтобы избежать этих "опасных" для Ватикана "волнений", и была сделана соответствующая интерпретация декрета от 13 октября 1906 г., вызвавшая негативную реакцию П. Столыпина. Нельзя сбрасывать со счетов и экономические мотивы поведения Ватикана. По мнению МВД, поддержка требований российского правительства "могла бы нежелательным для Ватикана образом отразиться на поступающих от поляков из России денежных приношениях"³⁷. Во всяком случае, российскому правительству дали недвусмысленно понять, что Ватикан не собирается встать на его сторону в решении проблем "располячения" костёла в Литве, Белоруссии и Малороссии.

Победа папской дипломатии в вопросе о языках богослужения лишь подтвердила тот очевидный факт, что разработчики и исполнители указа о веротерпимости недооценили роль этнического факторов отношениях с польским католичеством. Правительство рассчитывало, что, увеличив объём своих прав, католическое духовенство России по достоинству оценит сделанные ему уступки и станет законопослушным, т.е. откажется от пропаганды польского национализма и практики прозелитизма среди православных. Существовала уверенность, что новые возможности, предоставленные указом от 17 апреля 1905 г., позволят государственной и церковной бюрократии создать эффективный механизм согласования взаимных интересов и преодолеть накопившиеся противоречия в отношениях между государством, католичеством и православием.

Но, как показали дальнейшие события, правительство ошиблось в своих политических прогнозах. В новых условиях, предоставленных указом о веротерпимости и манифестом от 17 октября 1905 г., прозелитизм, пропаганда польского национализма и процессы ассимиляции русских католиков с помощью костёла начали усиливаться. Императору Николаю II пришлось дважды напоминать МВД, что "ополячение" русского населения Литвы и Белоруссии является "скверным и недопустимым явлением", против которого должны быть приняты необходимые меры³⁸.

Нарастающее недовольство верховной власти поведением католического духовенства, не желающего отказаться от прозелитизма и польских этнических пристрастий, не прошло мимо внимания Ватикана. Российский представитель при Святом престоле барон М. Шиллинг в июле 1909 г. сообщал министру иностранных дел А. Извольскому, что представитель Римской курии прелат Бениньи выказал обеспокоенность по поводу "уменьшения той доброжелательности, которая после апреля 1905 г. проявлялась, по крайней мере, высшими органами власти". На этом основании у Ватикана возникли сомнения "в справедливости утверждения, что в России католичество встречает известные стеснения только в связи с национальными соображениями". Вместе с тем из слов прелата следовало, что Ватикан готов к продолжению диалога с Россией, отводя себе самостоятельную роль, независимую от интересов польских церковных кругов³⁹.

К этому времени российские дипломаты располагали информацией, что в Ватикане возникло известное понимание политической ошибочности укоренившихся представлений о совпадении интересов Римской церкви с национальными интересами поляков в России. Известный Богослов Аурелио Пальмьери прямо утверждал, что "поляки не только не содействовали распространению католичества в России, но даже принесли ему огромный вред, подчиняя Римскую церковь своим узконациональным целям и тем усилив нерасположенность к ней правительства и большинства русских ⁴⁰.

В результате среди некоторых руководителей Ватикана появилось желание лишить поляков монополии на представительство интересов Католической церкви в Российской империи, что вполне совпадало с интересами правительства.

Позитивные сигналы, подаваемые Ватиканом, а также оптимистические заверения барона М. Шиллинга об "искреннем желании" Ватикана разграничить собственные интересы в России от национальных интересов польского духовенства вновь заинтересовали П. Столыпина. Он решил воспользоваться появившейся возможностью для сближения позиций России и Ватикана по вопросам государственно-церковных отношений в Западной России и Царстве Польском.

Для достижения этой цели следовало убедить Святой престол в неизменной приверженности правительства политике соблюдения правомерных интересов Католической церкви, которые не противоречили обновлённому российскому законодательству о веротерпимости. В августе 1909 г. П. Столыпин через посредничество министра иностранных дел А. Извольского представил Ватикану правительственное видение отношений, которые сложились в России между Римско-католической церковью и государством после издания указа от 17 апреля 1905 г.

Премьер-министр, опираясь на факты, настойчиво доказывал, что правительство добросовестно исполняет все правовые обязательства, которые возлагал на него указ о веротерпимости. "Я не сомневаюсь, - писал он, - что даже Курия сочтёт себя вынужденной признать в действиях русского правительства полную благожелательность в отношении римско-католического населения нашего государства". Одновременно П. Столыпин обращал внимание Ватикана на противоправное поведение части католического клира, нашедшее своё проявление в прозелитизме среди православных, русофобии и стремлении подчинить религиозное служение интересам польского национального движения. В Ватикане должны были ясно понять, что правительство борется только с "преступными и противоправными элементами римско-католического клира", но ни в коем случае не преследует саму церковь, соблюдая все права, данные ей законодательством о веротерпимости⁴¹.

Однако попытки российской дипломатии добиться понимания и поддержки Ватиканом политического курса П. Столыпина не увенчались успехом.

Папа был недоволен мерами, которые начало предпринимать МВД Российской империи для принуждения католического клира к исполнению российских законов. Особое неприятие у Пия X вызвал циркуляр П. Столыпина от 2 декабря 1910 г., в котором премьер-министр, отстаивая суверенитет России, предупреждал правящих римско-католических епископов о "суровой ответственности", которая последует в случае применения ими папских распоряжений без санкции МВД⁴².

Папу "глубоко опечалило" то обстоятельство, что российское правительство, издавая указанный циркуляр, предварительно не согласовало решение этого вопроса с Ватиканом. Однако относительно данного случая правительство не усматривало оснований для обращения к папе. П. Столыпин лишь настаивал на соблюдении того традиционного порядка взаимоотношений государства с Ватиканом и католическим клиром России, который сложился со времён Екатерины II. Этот порядок предусматривал законодательное признание дисциплинарной власти папы по отношению ко всем римско-католическим епископам империи. Но вместе с тем чётко ограничивал ту область внутренней политики, где вмешательство Ватикана в российское законодательство становилось нарушением государственного суверенитета. Изданный циркуляр как раз и относился к указанной сфере, поскольку преследовал цель принудить католический епископат исполнять требования российского законодательства.

Однако у Римской курии было принципиально иное видение того порядка взаимоотношений, который должен был существовать между римско-католическим епископатом России и Святым престолом. "Римская курия, - по словам официоза Ватикана газеты "Osservatore Romano", -никогда не желала признавать каких-либо ограничений в свободе своих отношений с римско-католическими епископами в России, свободы, вытекающей из божественного происхождения Римской церкви, полная независимость коей от какой-либо власти есть необходимейшее условие ее существования ⁴³.

Попытка Ватикана в очередной раз доказать приоритет канонического права своей церкви над гражданскими законами России не могла встретить понимания у П. Столыпина. Премьер-министр неукоснительно отстаивал государственный суверенитет, требуя от католической иерархии точного соблюдения российских законов. За велеречивыми богословскими рассуждениями Ватикана о бесспорном примате духовной власти над властью светской премьер-министр усматривал расчётливое желание скрыть подлинные причины начавшегося конфликта. Он был убеждён, что негативное отношение Пия X к правомерным действиям российского правительства было продиктовано сочувствием к национальным интересам польского католичества.

Трудность ситуации, в которой оказался П. Столыпин, объясняется тем, что издание указа от 17 апреля 1905 г. не помогло правительству в решении многолетней политической задачи - отделить религиозное служение католического клира от пропаганды польского национализма. Как признавал сам П. Столыпин: "Быть католиком значит быть поляком, и быть поляком значит исповедовать католическую веру - в этом заключается и по сие время политическое credo польских националистов. ...Все попытки правительства и общественных сил лишить католиков России сепаратистской польской окраски до самого последнего времени почти не приводили ни к каким результатам"⁴⁴.

Впрочем, иного признания нельзя было ожидать не только в этнической Польше, но и в Западной России. Связь между католичеством и польской идентичностью на западных окраинах империи, населенных русскими (белорусами и малороссами), поляками, литовцами и латышами, имела давнюю традицию и носила устойчивый характер⁴⁵.

В сложившейся ситуации П. Столыпину приходилось вновь делать нелёгкий политический выбор. Уступки, сделанные католичеству в форме указа о веротерпимости и законов от 26 декабря 1905 г., не привели к установлению мира между православными и католиками Западной России, не решили проблем прозелитизма и "ополячения" непольского населения.

Сложное положение, в котором оказалось правительство в решении польско-католического вопроса на западе империи, заставляло П. Столыпина искать понимания своей позиции в Ватикане. Он рассчитывал привлечь духовный авторитет и каноническую власть Папы Римского для поддержки правительства в борьбе с правонарушениями со стороны католического клира и польским сепаратизмом, который пользовался поддержкой местного костёла.

Для того чтобы понять, насколько трудно было рассчитывать на успех в деле привлечения Ватикана к решению государственно-церковных проблем на западных окраинах Российской империи, следует привести соображения известного дипломата П. Капниста. Проработавший в качестве представителя России при Святом престоле много лет, дипломат писал: "Католическая церковь проповедует повиновение властям предержащим и гражданским законам, однако в той мере только, насколько эти законы не противоречат законам церковным. Эту же меру и эти церковные законы определяет иустанавливает по своему усмотрению один Римский папа, стоящий вне государственной власти и независимый"⁴⁶.

При столь специфическом понимании Ватиканом должных, с его точки зрения, церковно-государственных отношений, рассчитывать на "искреннее содействие" России или "союз в том смысле, в котором онвозможен между правительствами", было практически невозможно.

Поэтому, несмотря на политические обещания, сделанные в своё время прелатом Бениньи, Ватикан отнюдь не собирался идти на сближение с Россией на основе взаимного признания интересов друг друга. П. Столыпин был уверен, что усилия российской дипломатии не находили поддержки в Ватикане в результате взаимодействия двух основных факторов. Во-первых, из-за сопротивления польского церковного лобби; а во-вторых, из-за стремления самого Ватикана добиться от правительства очередных односторонних уступок с целью сведения к минимуму регулирующей роли государства по отношении к Римско-католической церкви как внутри России, так и во взаимоотношениях со Святым престолом.

Обращаясь в январе 1911 г. к С. Сазонову, ставшему к тому времени министром иностранных дел, П. Столыпин не мог скрыть своего недовольства упорным нежеланием Ватикана учитывать законные интересы Российского государства. "Отношение Курии к делам Римско-католической церкви в России, - утверждал он, - определяется исключительно поляками, поэтому для Русской державы Ватикан является не конфессиональной курией, а политическим центром, пользующимся религией как орудием политической борьбы"⁴⁷.

Добиться приемлемых для России политических компромиссов с Ватиканом П. Столыпину так и не удалось. Более того, напряжённость между российским правительством и Ватиканом к концу его жизни только усилилась. Усвоив жёсткие уроки папской дипломатии, он не мог согласиться с тактикой односторонних уступок, которую настойчиво навязывал ему Ватикан, не считавшийся порой с суверенитетом Российского государства. Полученный политический опыт убеждал П. Столыпина в том, что иных приемлемых подходов к общему решению внутригосударственных проблем, связанных с противоправной и ассимиляторской деятельностью польского клира, от Святого престола ждать не приходится. Но как ответственный государственный деятель он не прекращал усилий по разъяснению конфессиональной политики своего правительства, надеясь, что его справедливые аргументы всё-таки позволят добиться взаимопонимания и поддержки со стороны Ватикана.

Александр Бендин,
доктор исторических наук, доцент кафедры Богословия Института теологии БГУ.
Впервые опубликовано - журнал "Проблемы национальной стратегии" № 1 за 2015 г.
Текст в электронном виде для публикации на сайте "Западная Русь" прдоставлен автором.

2. См.: Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России / А. Я. Аврех. М. : Политиздат, 1991. 286 с.; Кабытов П. С. П. А. Столыпин: последний реформатор Российской империи / П. С. Кабытов. 2-е изд., испр. и доп. М. : РОССПЭН, 2007. 189 с.; Пожигайло П. А. Столыпинская программа преобразования России (1906—1911) / П. А. Пожигайло М. : РОССПЭН, 2оо7. 240 с.; Бородин А. П. Столыпин: реформы во имя России / А. П. Бородин. М. : Вече, 2004. 380 с.; Сидоровнин Г. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество : жизнеописание (1862-1911) / Г. Сидоровнин. Саратов : Культур. центр им. П. А. Столыпина, 2002. 598 с.; Струков Д. Б. Столыпин / Д. Б. Струков. М. : Вече, 2012. 544 с.; Фёдоров Б. Пётр Столыпин: "Я верю в Россию" : в 2 т. / Б. Фёдоров. СПб. : Лимбус Пресс, 2002; П. А. Столыпин: Грани таланта политика / Фонд изучения наследия П. А. Столыпина, Рос. гос. ист. архив ; под общ. ред. П. А. Пожигайло. М. : РОССПЭН, 2006. 623 с.

3. См. об этом: Смолич И. К. История Русской церкви. 1700—1917 / Смолич И. К. М. : Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997. Ч. 2. С. 297; Уставы духовных дел иностранных исповеданий // Сводзаконов Российской империи. СПб., 1857. Т. 11, ч. 1. Ст. 11-133; ГанчарА. И. Римско-католическая церковь в Беларуси (вт. пол. XIX - нач. XX вв.) / А. И. Ганчар. Гродно, 2010. С. 491-492; Литовский государственный исторический архив (далее - ЛГИА). Ф. 694. Оп. 1. Д. 2811. Л. 15; Там же. Ф. 694. Оп. 1. Д. 2606. Л. 27-33; Российский государственный исторический архив (далее - РГИА). Ф. 821. Оп. 10. Д. 201. Л. 7-10.

4. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ). Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 1. Л. 26.

5. См. об этом: Всеподданнейший отчёт графа М. Н. МуравьЁва по управлению Северо-Западным краем (с 1 мая 1963 г. по 17 апреля 1865 г.) // Русская старина. 1902. № 6. С. 488, 491, 496; МуравьёвМ. Н. Записки его об управлении СевероЗападным краем и об усмирении в нём мятежа. 1863-1866 гг. / М. Н. МуравьЁв // Русская старина. 1882. № 11. С. 400, 406; Из бумаг графа М. Н. МуравьЁва. СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича, 1898. С. 44-45; Виленский вестник. 1863. 12 февраля; Там же. 25 мая; Там же. 1 июня; ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1866. Д. 46. Л. 12, 18, 33, 50, 72; Там же. Оп. 1864. Д. 2096. Л. 5;Брянцев П. Д. Польский мятеж 1863 г. / П. Д. Брянцев. Вильна : Тип. А. Г. Сыркина, 1892. С. 66-86, 144-154; Сидоров А. А. Польское восстание 1863 года. Исторический очерк / А. А. Сидоров. СПб. : Изд. Н. П. Карбасникова, 1903. С. 228; Сборник распоряжений графа МуравьЁва по усмирению польского мятежа в Северо-Западных губерниях 1863-1864 / сост. Н. И. Цылов. Вильна : Тип. А. Киркора и бр. Роммов, 1866. С. 105—106; Ратч В. Ф.Сведения о польском мятеже в СевероЗападной России / В. Ф. Ратч. Вильна : Тип. губ. правления, 1867. Т. 1. С. 123—124, 129, 212, 215; Мосолов А. Н. Виленские очерки 1863—1864 гг. (МуравьЁвское время) / А. Н.Мосолова. СПб. : Тип. А. С. Суворина, 1898. С. 24, 33—34, 104—105, 111—115; Лясковский А. И. Литва и Белоруссия в восстании 1863 г. (по новым архивным материалам) / А. И. Лясковский. Берлин, 1939. С. 80—81.

6. Сталюнас Д. Роль имперской власти в процессе массового обращения католиков в православие в 60-е годы XIX столетия / Д. Сталюнас // ^^е^иV^ц каТаНкц токз1о акайетгфз теПаШз. V^1пшз, 2005. Т. 26. Р. 331; ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1869. Д. 946. Л. 1-29; РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298а. Л. 1—3, 60—61, 111—112, 118.

7. РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298б. Л. 64; Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее — ОР РНБ). Ф. 629. Ед. хр. 177. Л. 2—10, 14, 16; ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1865. Д. 1360. Л. 16, 91; Там же. Оп. 1864. Д. 1333. Л. 1—2; Там же. Оп. 1866. Д. 1349. Л. 3; Национальный исторический архив Беларуси (далее — НИАБ). Ф. 295. Оп. 1. Д. 1671. Л. 1—7; ОР РНБ. Ф. 629. Ед. хр. 177. Л. 1, 12; РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298б. Л. 75о6.;ОР РНБ. Ф. 629. Ед. хр. 177. Л. 1—2; РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298а. Л. 112, 118.

8. Политические записки графа М. Н. МуравьЁва / М. Н. МуравьЁв // Русский архив. 1885. № 6. С. 186—187; Корнилов И. П. Общие замечания к отчёту о состоянии Виленского учебного округа за 1864 год / И. П. Корнилов. Вильна, 1865. С. 6—7, 18-20; Владимиров А. П. История располячения Западно-Русского костЁла / А. П. Владимиров // Русское обозрение. 1896. № 5. С. 292; НИАБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 46935. Л. 4.

9. См.: Всеподданнейший отчёт графа М. Н. Муравьёва по управлению СевероЗападным краем (с 1 мая 1863 г. по 17 апреля 1865 г.) С. 490-452; Политические записки графа М. Н. Муравьёва // Русский архив. 1886. № 6. С. 187-199; Граф М. Н. Муравьёв. Глава III. Записки его об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нём польского мятежа 1864-1865 гг. // Русская старина. 1883. № 1. С. 134-139; Миловидов А. И. Заслуги графа М. Н. Муравьёва для Православной церкви в Северо-Западном крае / А. И. Миловидов. Харьков : Тип. губ. правления, 1900. С. 1-3; Его же. Участие молодёжи Северо-Западного края в мятеже 1863 г., и вызванная имреформа местных учебных заведений (по архивным материалам). Вильна, 1904. С. 13-27; Его же. К 50-летию освобождения крестьян Северо-Западного края. Вильна, 1911. С. 45-49; Корнилов И. П. Русское дело вСеверо-Западном крае. Материалы для истории Виленского учебного округа преимущественно в Муравьёвскую эпоху / И. П. Корнилов. 2-е изд., проверен. и доп. (посмертное). СПб., 1908. Вып. 1. С. 82-86; ЛГИА. Ф. 378.Оп. 1864. Д. 2096. Л. 1-5; Ф. 378. Оп. 1866. Д. 46. Л. 11, 18, 33, 50, 56, 60, 72.

10. Всеподданнейший отчёт обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1898 г. СПб., 1901. С. 36; Всеподданнейший отчёт обер-прокурора Святейшего Синода поведомству православного исповедания за 1903-1904 гг. СПб., 1909. С. 144-145; РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298б. Л. 14, 20, 66.

11. ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1903. Д. 513. Л. 9-10, 13-14.

12. Уставы иностранных исповеданий // Свод Законов Российской империи. СПб. : Гос. тип., 1896. Т. 11, ч. 1. Ст. 3, 13, 14.

13. Бендин А. Ю. Проблемы веротерпимости в Северо-Западном крае Российской империи (1863-1914 гг.) / А. Ю. Бендин ; Белорус. гос. ун-т. Минск, 2010. С. 273-320.

14. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 1. Л. 70.

15. Русский посланник в Ватикане С. Д. Сазонов на встрече с кардиналом Мерри дель Валем в апреле 1906 г. разъяснил ему содержание "высочайших милостей, дарованных на основании манифеста 17 апреля римско-католическому населению империи и фактически отменяющих все те ограничения в правах, которые явились последствиями польского мятежа 1863 г." В ответ кардинал выразил благодарность Святого престола "за великодушный почин государя императора" (см.: АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 17. Л. 44-45).

16. Гайдук В. П. Диалог России с Ватиканом на рубеже Х1Х-ХХ вв. Россия и Ватикан в конце XIX - первой трети ХХ века / В. П. Гайдук // Россия и Ватикан в конце XIX - первой трети ХХ века : материалы коллоквиума, состоявшегося в Москве 23-24 июня 1998 года / под ред. Е. С. Токаревой, А. В. Юдина. М. : Алетейя, 2003. С. 101-102.

17. РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 1067. Л. 1.

18. ЛГИА. Ф. 378. Оп. 1906. Д. 412. Л. 8.

19. РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 298а. Л. 263; НИАБ. Ф. 295. Оп. 1. Д. 2185. Л. 3; АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 1. Л. 112о6.-114.

20. Белецкий А. В. Как Папа Римский решил вопрос о языке дополнительного богослужения в римско-католических костёлах России / А. В. Белецкий // Виленский календарь на 1908 г. Вильна, 1908. С. 42-45.

21. Бендин А. Ю. Указ. соч. С. 74-128; Долбилов М. Д. Русский край, чужая вера: Этиокоифессноиальная политика империи в Литве и Белоруссии / М. Д. ДолБилов. М. : Новое литературное обозрение, 2010. С. 706-708.

22. РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 267. Л. 51-52.

23. Законодательные акты переходного времени 1904-1908 гг. 3-е изд., пересмотр. и доп. по 1 сентября 1908 г. / под. ред. Н. И. Лазаревского. СПб., 1909. С. 34-38.

24. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 25. Л. 52.

25. Папский декрет 13 октября 1906 г. по вопросу о введении русского языка в дополнительное р-католическое богослужение // Вестник Виленского Православного Свято-Духовского братства. 1907. № 1. С. 13.

26. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 172. Л. 107об.

27. РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 1067. Л. 23о6.

28. Там же. Л. 1о6.

29. Там же. Оп. 150. Д. 150. Л. 3; Там же. Оп. 125. Д. 278. Л. 94.

30. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 19. Л. 105.

31. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 102. Оп. 243. Д. 131. Л. 53.

32. Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка и других славянских наречий / И. И. Срезневский. СПб., 1887. С. 36, 42; Шахматов А. А. К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей / А. А. Шахматов. СПб. : В. С. Балашев и Ко, 1899. С. 3-6; Карский Е. Ф. Белорусы. Введение к изучению языка и народной словесности / Е. Ф. Карский // Виленский временник. Вильна, 1904. Кн. 1. С. 105, 183-190.

33. РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 278. Л. 99-100.

34. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 172. Л. 108.

35. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 19. Л. 103-104.

36. Там же. Л. 105-106, 119о6.

37. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 172. Л. 96.

38. НИАБ. Ф. 1430. Оп. 1. Д. 47382. Л. 46о6.; РГИА. Ф. 1284. Оп. 194. Д. 34. Л. 13-14; АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 22. Л. 285.

39. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 25. Л. 20об.

40. РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 1067. Л. 55.

41. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 25. Л. 47-57.

42. Там же. Д. 22. Л. 15-16, 37об.

43. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 25. Л. 47-57; Там же. Д. 1. Л. 89.

44. Там же. Д. 22. Л. 33.

45. Миловидов А. И. Заслуги графа М. Н. Муравьева для Православной церкви в Северо-Западном крае. Харьков : Тип. губ. правления, 1900. С. 2-3.

46. АВПРИ. Ф. Ватикан. Оп. 890. Д. 1. Л. 96о6.

47. Там же. Д. 22. Л. 32-33.