| Первая часть | Вторая часть |  Третья часть |

Наименее латинизированное приходское духовенство, как единственная надежда унии на сохранение, оказавшись после 1809 г. без иерархического лидера, по определению не имело шансов противостоять существующим угрозам. Для этого у него не было ни должного уровня видения проблем церкви, ни организационных возможностей, ни влияния в высших сферах власти, ни финансовых средств.

Вместе с тем силы у патриотов унии были. Они заключались в выпускниках униатского отделения Главной католической семинарии при Виленском университете появившихся в 1810-20-х гг. Практически все они были выходцами из униатских поповичей. Допуск греко-католиков к высшему богословскому образованию был заслугой И. Лисовского и крайне негативно воспринимался иезуитами, базилианами и польским духовенством [28, с. 5, 6].В семинарии униаты воспитывались «рассудительными римлянами, но не хорошими униатами» [2, с. 392]. Однако, в силу сложившихся внутри и вне этого учебного заведения условий оно не достигало поставленных перед ним целей. Униаты не привязывались всей душой к чистому латинству, у них не исчезало ощущение отличия от духовенства римского обряда.Сверх того, в выпускниках Главной семинарии, сталкивавшихся с реалиями существования унии в окружении римо-католицизма и Православия, зрело чувство обиды за свою церковь, которое усиливалось широтой взглядов, свойственных образованным людям, и чувством своего интеллектуального превосходства над теми, кто угнетал и расхищал унию под видом друзей. Лучше всего настроения униатских клириков, получивших высшее образование в Виленском университете, выразил А. Зубко: «Я видел ясно несправедливость гнета польского ультрамонтанства над унитами. Я возмущался при мысли о низком состоянии, в котором находились униты, и во мне возбуждалось рвение содействовать, по мере моих сил, к возвышению их путем просвещения» [25, с. 49]. Сходные мысли можно найти практически у всех униатских выпускников Главной семинарии, которые оставили нам свои воспоминания. В практической деятельности они старались трудиться над укреплением унии, возвращением ее к первоначальной чистоте в обрядовом отношении. Например, В. Лужинский оказался наиболее верным и преданным сподвижником Красовского и, не боясь опалы, сопровождал его на судебное разбирательство в Петербург [29, с. 7-8]. Активными защитниками архиепископа Красовского выступили и заседатели униатского департамента римо-католической духовной коллегии И. Семашко и А. Зубко. Последние вообще всячески старались использовать свое участие в высшем управлении католической церковью в России в середине 1820-х гг. для отстаивания интересов униатской церкви, в чем весьма преуспели [30, с. 8]. В этом же направлении трудились на разных начальственных должностях А. Тупальский, Ф. Гомолицкий, М. Голубович, И. Железовский, Ф. Малишевский, П. Янковский, А. Сосновский, П. Сосновский, М. Шелепин и др [8, с. 140 - 158]. Кроме того, в 1826 г. в Вильно А. Сосновским, П. Сосновским, М. Бобровским и В. Лужинским был образован кружок, стремившийся к восстановлению обрядовой стороны унии [31, с. 2]. Питомцев Виленской богословской школы было очень немного, они были территориально и административно разобщены и далеко не все активно проявили себя. Их деятельность не носила организованного систематического характера. Тем не менее, по мнению П. Янковского, труды выпускников Главной семинарии, помимо прочего, привели к тому, что польское католическое духовенство и паны-католики поневоле начали более уважительно относиться к униатам, почувствовав появление в их среде нравственной и богословской силы [9, с. 197-198].
Могли ли немногочисленные образованные униаты из белого клира противостоять угрозам церкви и сделать ее жизнеспособной? Для этого им было необходимо организоваться по образцу политической партии или тайного общества, скоординировать усилия, найти или выдвинуть из своей среды авторитетного и влиятельного, прежде всего в Петербурге, иерархического лидера с четкой программой действий. Так как весь епископат унии во главе с митрополитом И. Булгаком происходил из латинизаторского базилианского ордена [1, s. 36-37], партия патриотов унии из образованного белого духовенства должна была продвинуть в архиерейство собственного ставленника. Далее надо было постепенно вытеснять базилианский епископат, заменяя вакантные иерархические должности выходцами из белого образованного духовенства. Одновременно новая иерархия должна была решительно провести ряд необходимых церковных преобразований. Такой сценарий был неосуществим в принципе по причине универсальных особенностей построения церковной жизни и сложившихся в унии обстоятельств. Во-первых, белое духовенство не может таким способом организоваться. На это способно только католическое монашество. Во-вторых, белое духовенство не может добиться выдвижения из своей среды епископов. Рукоположение новых архиереев зависит от корпорации самих архиереев. Именно они проводят претендентов на высшие церковные должности по иерархической лестнице. Мнения, а тем более требования приходского духовенства в этих вопросах не учитываются и играют для кандидатов только отрицательную роль. В-третьих, замена иерархии дело весьма щекотливое и, во всяком случае, обязательно продолжительное во времени. Круги, которые идут на такое предприятие, должны иметь долгосрочную, рассчитанную на многие годы, программу и обладать морально-нравственной пластичностью и огромным силовым потенциалом. Этим требованиям никак не могли соответствовать члены белого униатского духовенства даже при условии их выступления единым фронтом. В-четвертых, российское правительство, от которого тоже зависело в некоторой степени поставление униатских епископов, не декларировало себя отделенным от Христианской Церкви. Следовательно, оно по определению, невзирая на свое отношение к унии, должно было сотрудничать с существующей униатской иерархией и подозрительно смотреть на любые попытки низших клерикальных кругов вести самостоятельную церковную политику. Подтверждением этого служит то, что при подготовке общего воссоединения униатов в 1830-е гг. власти империи опирались не на белое духовенство, а на униатскую иерархию. Белое духовенство было объектом преобразований, но не их двигателем. В-пятых, даже если бы сторонники сохранения унии из образованного белого духовенства сумели организоваться и добиться появления своего архиерея, у прочих униатских епископов, базилиан, римского духовенства и польских помещиков было более чем достаточно средств как для дискредитации такого иерарха или, во всяком случае, нивелирования плодов его деятельности, так и для недопущения появления ему подобных. Примером тому являются судьбы митрополита И. Лисовского и архиепископа И. Красовского.      
Надо сказать, что попытка образованного белого духовенства организоваться все-таки была. Единственное место, где образованные униаты - в частности А. Тупальский, М. Бобровский, А. Сосновский и др. - оказались собранными вместе, сумели скоординировать усилия и тем составить определенную силу, был капитул Брестской епархии. Многие исследователи полагают, что в лице членов Брестского капитула приходской клир имел свое представительство. Но любая традиционная христианская церковь не живет по законам свойственным демократическому политическому режиму. Приходское духовенство не может в принципе создавать канонически легитимное представительство в системе управления. Униатские капитулы были только совещательными, исполнительными и надзирающими органами при епископах. То, что Брестский капитул непосредственно и неоднократно обращался в правительство, минуя своего правящего архиерея, только лишний раз свидетельствует о большом нездоровье русской унии. Внимательное изучение деятельности Брестских канонников и анализ их апелляций к высшей власти открывает, что это были обрывки планов И. Лисовского, которые трудно сложить в общую картину. М.О. Коялович так определяет общие цели членов этого капитула: «Они желали воссоздать на западно-русской земле такой колосс унии, вершину которого, разумеется, должно было составить церковно-славянское богослужение, неизвестно по какому образцу; середину – возвеличенные и прочно созданные епархиальные капитулы, способные придавить не только базилиан, но и бедных приходских священников; а затем колосс должен был держаться на глиняных ногах, на либеральной, но неизменной связи с Римом и на либеральном полонизме, на просветительной системе Чарторыйского, с польским языком в науке и общественности» [цит. по 32, с. 39]. Для построения такого «колосса» было необходимо, чтобы: 1) полонизаторы и латинизаторы внутри и вовне унии сумели отказаться от значительной части завоеваний и признать правоту действий противной стороны; 2) планы Брестского капитула были осуществлены в полном объеме в ущерб позициям монашества и иерархии. Ни первое, ни второе по описанным выше причинам было невозможно. Поэтому деятельность Брестского капитула не могла быть успешной. Действительно, борьба этих канонников свелась к безуспешным попыткам экспроприировать финансовые средства базилиан и отобрать у ордена те монастыри, которые ранее были приходскими церквями. Монахи и митрополит И. Булгак с помощью разных средств, опираясь на большие нестроения в униатской системе церковного управления, очень эффективно противостояли этим нападкам. Также неудачными были попытки капитула вести дело о выдвижении из своей среды епископов. В частности в середине 1820-х гг. на место Виленского суфрагана А. Головни пытались выставить кандидатуру М. Бобровского. Униатская иерархия заранее противостояла этому. Митрополит Булгак еще в 1818 г. вошел в правительство с предложением об ограничении доступа к архиерейству лицам светского клира [33, с. 338]. Это предложение осталось без внимания, но когда планы членов капитула стали известны в Петербурге о нем вспомнили. В итоге эта попытка вызвала недоумение и заставило чиновников правительства подозревать Брестских канонников в стремлении удовлетворить личные амбиции [34, с. 5].  
Т.о., можно говорить, что Брестский капитул пытался действовать в русле планов преобразований И. Лисовского. Однако реальных результатов члены капитула добиться не могли. Их заслугой было то, что, с одной стороны, они своей деятельностью питали надежды белого духовенства на перемены, удерживая священников в униатском обряде. С другой стороны, своими жалобами члены капитула обращали на унию внимание правительства, заставляли его видеть в унии постоянный источник неприятных забот. Все это, конечно, мешало планам латинизаторов, для осуществления которых требовалась тихая негласная работа и непротивление белых священников. Однако остановить скатывание унии к гибели в пользу римской церкви таким способом было нельзя. В свою очередь пристальное внимание Петербурга несло в себе очевидную опасность для греко-католической церкви. Она могла реализоваться в случае появления в униатском клире человека, который, исходя из личных убеждений или интересов, мог подсказать правительству такую систему мероприятий, которая могла подтолкнуть наименее латинизированную часть униатского клира к сближению с господствующей в Российской империи Церковью.
П.О. Бобровский полагает, что деятельность Брестского капитула была успешной и прямо вела унию к соединению с Православием. Согласно его мнению логическим завершением борьбы Брестских канонников был сенатский указ от 9 октября 1827 г. Происхождение этого указа хорошо известно. Он составлялся на основании информации из многих источников и не был только плодом обращений в правительство членов Брестского капитула. То, что этот указ проводился не через 2-й департамент римско-католической коллегии, а через сенат, свидетельствует, что правительство не видело возможности решить униатскую проблему нормальным административным путем. Оно решало ее, словно пытаясь разрубить Гордиев узел непонятных для него хитросплетений униатской интриги. Указ предписывал: 1) не допускать в базилианский орден лиц римо-католического обряда; 2) кандидаты на членство в ордене должны были подвергаться испытанию на знание славянского языка и устава греческого богослужения; 3) восстановление первоначальной обрядовой чистоты унии; 4) учреждение в греко-католических епархиях училищ для духовного юношества с глубоким изучением церковно-славянского языка и славянской службы. Текст указа говорит о новом национальном русском взгляде Петербурга на западные окраины империи, который проявился в первые годы правления Николая I. Бобровский полагает: «С приведением в исполнение основных положений указа 9-го октября о реформе базилианского ордена должна была прекратиться латинизаторская миссия этого латино-польского института в русской унии… с падением ордена, который эксплуатировал унию для своих собственных чисто латинских интересов, русская уния должна была рано или поздно угаснуть, и русская церковь в западном крае должна была стать вполне русской не только по имени, но и по форме, содержанию и духу» [5, с. 359]. Такой вывод Бобровского не очень понятен. Указ 9-го октября 1827 г. не решал проблем унии. Чтобы предположения Бобровского осуществились было необходимо чтобы: 1) базилиане подчинились и выполнили все новые требования правительства и не противодействовали приведению его в жизнь давно ими испытанными методами интриг и влияния на русских высокопоставленных чиновников; 2) правительство проявило несвойственную ему в течение всей истории XIX в. последовательность в политике в западных областях империи; 3) польские патриоты отстранились от участия в судьбе русской унии, отдав ее в русские руки. Ожидать исполнения этих условий было нельзя. Отсюда можно с большой долей уверенности говорить: указ 9-го октября мог привести только к всплеску новых страстей внутри и вокруг греко-католической церкви с неясными, а, скорее всего, с прямо противоположными задуманному последствиями.    
Т. о., униатская церковь в России в первой трети XIX в. представляла собой весьма печальное зрелище: народ, подавленный этнокультурным, религиозным и экономическим доминитованием полонизированного высшего общества, занимал страдательное положение, а духовенство разделилось на две противоборствующие группировки. При этом та часть клира, которая вела дело к растворению унии в чистом католичестве, возглавлялась иерархией, имела поддержку в польском обществе, влияние в Петербурге, особенно в среде правительственных чиновников в правление Александра I, и значительные организационные и финансовые возможности. В свою очередь планы таких униатских иерархов как митрополит И. Лисовский и архиепископ И. Красовский, которые видели единственный путь спасения унии в России через восстановление ее первоначальной чистоты, не могли быть осуществлены в полном объеме и вызывали ожесточенное сопротивление полонизаторов и латинизаторов греко-католической церкви. Патриоты унии после 1809 г. находились в самом низу церковной иерархической лестницы. Только несколько десятков образованных белых униатских священников, желавших спасти свое вероисповедание, занимали места в среднем звене церковного управления. Но при этом они не имели возможности выступить единым фронтом и переломить ситуацию. В итоге с 1803 по 1827 г. греко-католическая церковь не сумела собственными силами избавиться от терзавших ее проблем во всех областях жизни. Естественное развитие этой ситуации вело унию в России к медленному умиранию и превращению в питательную среду, как для католической церкви латинского обряда, так и для Православия. Наименее латинизированная часть духовенства, особенно в приходах расположенных в имениях православных русских помещиков и тем оторванная от польского влияния должна была постепенно склоняться к переходу в Православие и вести за собой народ. Эта тенденция проявилась после восстания 1830-31 гг. Однако, в основной массе белорусы-униаты неизбежно должны были пополнять ряды костельных поляков, укрепляя силы католицизма и полонизма в Белоруссии. В итоге с полным правом можно сделать вывод, что в рассмотренный период в пределах Российской империи католическая церковь восточного обряда стояла перед лицом превосходящих ее внутренние силы проблем и имела мрачные перспективы.
Все сказанное ставит под большое сомнение тиражируемое в настоящее время мнение, что уния была хранителем белорусской идентичности и национальной церковью белорусов. В таком разлагающемся состоянии она скорее являлась проводником полонизма и разрушала самобытные черты западно-русской – белорусской и украинской – церкви. Так что с точки зрения национально-культурного строительства нужно признать деятельность иерархов-воссоединителей митрополита Иосифа Семашко, архиепископов Антония Зубко и Василия Лужинского, решительно действовавших против союза с Римом в 1830-е гг., наиболее соответствующей историческим интересам белорусского народа.    

Литература

28.    Романчук, А.А., протоиерей. Главная Семинария при Виленском университете: воспитание и образование католического духовенства униатского обряда / А.А. Романчук // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта імя Янкі Купалы. Серыя 1, Гісторыя, філасофія, паліталогія, сацыялогія. – 2006. - №4. – С. 3-10.
29.    Василий (Лужинский), архиеп. Записки Василия Лужинского, архиепископа полоцкого и витебского, члена святейшего правительствующего Всероссийского синода о начале и ходе окончательно совершившегося дела воссоединения греко-униатской церкви в Белоруссии и Волыни с православною российской  церковью, написанные в конце тысяча восемьсот шестьдесят шестого года / В. Лужинский – Казань: Казан. Духовн. Акад., 1885. – 312 с.
30.    Коялович, М.О. О почившем митрополите Иосифе / М.О. Коялович. - Спб.: тип. Деп. Уделов, 1869. - 54 с.
31.    Хойнацкий, А.Ф. Западнорусская церковная уния в ее богослужениях и обрядах / А.Ф. Хойнацкий. - Киев: тип. Киевопечерской Лавры, 1871. - 475 с.
32.    Орловский, Е. Судьбы Православия в связи с историею латинства и унии в Гродненской губернии в XIX столетии (1794 – 1900). Составил Е.Орловский, преподаватель Гродненской гимназии / Е. Орловский. – Гродно: губернская типография, 1903. - 603 с.
33.    Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. – Мн.: Изд. центр БГУ, 2004. – 407 с.: илл. – (Scriptor universitatis).
34.    Дылевский, Е.В. Иосиф (Семашко), митрополит Литовский и Виленский, член Святейшего Синода. С портретом митрополита / Е.В. Дылевский. – СПб.: тип. журн. «Странник», 1869. - 148 с.
35.    Смолич, И.К. История Русской Церкви 1700 – 1917 / И.К. Смолич. - Ч. 2. – М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997. – 799 с.
36.    Доброклонский, А.П. Руководство по истории Русской Церкви / А.П. Доброклонский. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, общество любителей Церковной истории, 1999. – 935 с.
37.    Брянцев, П.Д. История Литовского государства с древнейших времен / П.Д. Брянцев. – Вильна: тип. А.С.Сыркина, 1889. - 659 с.
38.    Уния и униатская церковь в пределах Польши и России // Энциклопедический словарь / Изд-ли Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. – СПб.: тип. Акц. Общ. Брокгауз-Ефрон, 1902. – Т. XXXIVа, Углерод – Усилие. – с. 821 – 833.   
39.    Бобровский, П.И. Подготовка реформ в русской греко-униатской церкви (1803 - 1827 гг. Ответ профессору М. Кояловичу) / П.И. Бобровский. – Спб.: тип. Ф.Елеонского и Ко, 1889. – 44с.
40.    Потей, И. Грамота киевского митрополита Мисаила к папе Сиксту IV, 1476 года. 1605 г. // Архив Юго-Западной России, издаваемый комиссиею для разбора древних актов. – Киев, 1887. – Ч. 1. Т. 7. – С. 193-231.
41.    Потей, І. Оборона Флорентійского собору восьмого проти фальшівого (собору), недавно виданого ворогами з’единения – у Вильни – 1604  року // Analecta Ordinis S. Basilii Magni. Sectio II. – Vol. XV. – Romae, 1996. – P. 396-459.
42.    Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596-1839 гады) / С.В.Марозава; Пад навук. рэд. У.М.Конана. – Гродна, Гр.ДУ, 2001. – 352 с.
43.    Дмитриев М.В. Религиозно–культурная и социальная программа греко–католической церкви в Речи Посполитой в конце ХVІ – первой половине ХVІІ в. // Славяне и их соседи. Вып. 3: Католицизм и православие в средние века. – М.: АН СССР, Институт славяноведения и балканистики, 1991. – С. 76–95.
44.    Пирлинг О. Россия и папский престол. Кн. I. Русские и Флорентийский собор / пер. с франц. В.П.Потемкина. - М.: печатня А.Л.Будо, 1912. - 452 с.

Кандидат богословия протоиерей Александр Романчук

| Первая часть | Вторая часть |  Третья часть |