Большая часть русин жила в австрийской Галиции (исключением было Закарпатье, входившее в Транслейтанию, т.е. в венгерскую часть монархии Габсбургов). Австрийская Галиция делилась на Восточную (административный центр – Лемберг (совр. Львов), 51 уезд) и Западную(административный центр – Краков, 30 уездов). По переписи 1910 г. здесь проживало 5 913 115 чел., из них в Восточной Галиции – 5 334 193 чел.[1] По данным австрийской переписи, сделанным на основании использования «обиходного языка», в уездах Восточной Галиции превалировали русины(62,5%), а в Западной – поляки (от 53 до 99,9%). Эти данные, разумеется, были до известной степени условны, так как не давали данных по проживавшим здесь евреям.[2]
По более точным русским данным, в Восточной Галиции и Буковине русинское население составляло 41-62%, польское население местами доходило до 45%, еврейское - 11%, в восточной Галиции 62% принадлежали к униатской церкви, на Буковине - 68% к православной. Обстановка в Восточной Галиции была весьма сложной, отношения между конфессиями и нациями – традиционно натянутыми. Достаточно сказать, что 37% всей территории Галиции принадлежало крупным собственникам (владельцам латифундий свыше 1 тыс. гектаров земли) – их было всего 475 и в основном это были поляки. При этом 94% русинов занимались земледелием и абсолютное большинство этих крестьян владело участками земли от 1 до 5 гектаров.[3] Экономическое положение русинского крестьянства можно описать одним словом – нищета.[4] Не раз напряженное противостояние между крестьянами, т.е. русинами, и поляками, т.е. дворянством, проявилось на этих землях во всю силу.
Из событий XIX века австрийские власти в Галиции сделали верные выводы. Началась борьба за контроль над умами, то есть над школой, которая велась не на жизнь, а на смерть. На смерть всего, что называло себя русским. В начале XX века, в виду неизбежного, как казалось уже многим столкновения германских держав со славянской, это противостояние было особо острым. Русофильские элементы Галиции, отстаивавшие свое право на сохранение этнической и культурной идентичности, были весьма нежелательны для Габсбургов, поляков и созданных ими «мазепинцев». В.Р. Ваврик1, заключенный в концлагерь Терезин по доносу украинского националиста[5], вспоминал, как австрийские власти делали все для того, чтобы разделить единый когда-то русинский народ – они подкупали, они создавали платные места для нужных людей и они добились своего – народ был разобщен, разбит на два лагеря: «Галицко-русский табор, стоя нерушимо на славянской основе, неустанно братался с родственными славянскими народами, радовался их успехам, печалился их неудачами и спорами между собою и всю свою жизненную энергию обращал против германской расы и ее нечестивых методов борьбы с соседями. Поэтому вполне понятно, что Австрия, во главе с немецкой династией Габсбургов, старалась всеми силами задавить эту часть галицкой интеллигенции и приостановить ее влияние на народные массы.
Второй табор галицкой интеллигенции, возлелеянный венской няней, пошел, отбросив свое славянское родство наотмашь и наобум, с врагами Славянства и своего родного народа; он проникся ненавистью к братским народам, позаимствовал от германцев методы беспощадного топтания прав славянских племен и даже с оружием в руках устилал трупами своих родных братьев родную землю. Этот табор стал любимцем Австрии и оставался ее наймитом до самого развала; даже немцы мадьяры отошли в сторону, одни галицийские украинцы слепо стояли при Австрии.»[6]
Люди, подобные Ваврику, составлявшие «первый табор галицкой интеллигенции» и были столь нежелательным для Габсбургов и «второго табора» элементом. Это была формирующаяся русинская интеллигенция.[7] Влияние ее было уже немалым. В Восточной Галиции издавалось 17 газет и 50 журналов на русинском языке (51 газета и 136 журналов на польском, 8 газет и 7 журналов на немецком, 4 газеты и 4 журнала на еврейском языках).[8] Если русинские издания (46 из 67 издавались во Львове), такие как «Галичанин», «Прикрапатская Русь» издавались на средства подписки, то украинские («Дiло», «Руслан») пользовались субсидиями австрийского МИДа.[9]
Уже перед Первой Мировой войной наметился курс Вены на уничтожение русинской интеллигенции. На процессах, проведенных против нее австрийскими и венгерскими властями с помощью провокаторов в декабре 1913 г. в Мармарош-Сигете и в марте 1914 г. во Львове основными доказательствами злонамеренности обвиняемых и их связи с русской разведкой стали напечатанные в России богослужебные книги и Св. Писание, и даже изъятый при обыске (!!!) «Тарас Бульба».[10] Разумеется, что в свободной и европейской Австрии, которую так любят восхвалять некоторые современные украинские политики, вольготно чувствовали себя все не-русофилы.
Перед войной восточная и западная Галиции стали центрами польского «сокольского» движения, в рамках которого местная молодежь проходила усиленную военную и частично диверсионную подготовку. Центрами сокольских организаций стали Краковский, Тарновский, Ряшевский, Перемышльский, Львовский, Станиславовский и Тарнопольский округа, численность организаций достигала 40 000 человек.[11] Кроме «соколов», к 1914 году действовавших в Галиции 48 лет, существовали еще стрелковые союзы, стрелковые дружины, военный союз, военный союз имени Костюшко - все это были польские организации.[12] Кроме польских, в Галиции существовали и две схожие по типу организации украинских националистов, т.н. «мазепинцев» - «Русский Сокол» и «Сечь». Всего данные организации к лету 1914 года объединяли 2383 филиала и около 135 000 членов.[13] Это была хорошо организованная сила, в негативном отношении которой к России сомневаться не приходилось. Ее существование и допускалось австрийскими властями именно с целью противостояния русскому влиянию в мирное время и русской армии в военное.
С началом войны самые массовые репрессии были направлены Веной против сербского населения в Боснии и русинского в Галиции. Целью прежде всего была их духовная и интеллектуальная верхушка.[14] Австрийская администрация фактически использовала по отношению к собственным подданным режим военной оккупации, и к тому же весьма жестокой.[15] Она действовала систематично, широко используя практику взятия заложников, административной высылки, арестов, доносительства. За донос на «москвофила» в Галиции выплачивалась премия от 50 до 500 крон.[16] При малейшем желании представлялась большая возможность для заработка.
В желающих заработать недостатка не было. В начале войны во Львове и ряде городов Галиции польскими и украинскими националистическими организациями были проведены массовые демонстрации в поддержку правительства.[17] Именно из этих кругов рекрутировались доносчики на «москвофилов» и их палачи. Особенно активными были «мазепинцы», получившие возможность уничтожить своих оппонентов физически и выжечь сознание родственной близости с русским народом из русин. «Жажда славянской крови, - вспоминал один из узников Талергофа и Терезина, - запоморочила помыслы военных и мирских подданных Габсбургской монархии. Наши братья, вырекшиеся Руси, стали не только ее прислужниками, но и подлейшими доносчиками и палачами родного народа.»[18]
Уже 11 августа во львовских газетах был опубликован первый смертный приговор – в этот день в тюремном дворе городской тюрьмы по обвинению в передаче сведений русским войскам были повешены 3 крестьянина. Вслед за этим последовали другие массовые казни – обвинения не отличались разнообразием – за встречу с хлебом-солью русских войск, за ожидание их прихода, за симпатии к России т.п.[19] Для того, чтобы представить себе верную картину происходившего в Галиции в августе 1914 г., стоит ознакомиться с отрывком из классического романа об Австро-Венгрии, написанного ее большим поклонником.
Йозеф Рот, правда, не был каннибалом, о чем можно судить по следующим его строкам: «Из штаба армии поступали многочисленные и весьма разноречивые приказы. Большинство их касалось эвакуации городов и деревень и мероприятий против русофильски настроенных украинцев, попов и шпионов. Торопливые полевые суды выносили опрометчивые приговоры. Тайные шпики строчили бесконтрольные доносы на крестьян, учителей, фотографов, чиновников. Времени было мало. Приходилось спешно отступать и так же спешно карать предателей. И в то время, как санитарные повозки, обозы, полевая артиллерия, драгуны, уланы и пехотинцы, увязая в грязи размытых дождем дорог, спутывались в неожиданно возникающие и безнадежные клубки, стремглав носились курьеры и жители маленьких городков нескончаемыми вереницами тянулись на запад, охваченные белым ужасом, нагруженные белыми и красными тюфяками, серыми мешками, коричневой мебелью и голубыми керосиновыми лампами, - в это время в церковных дворах сел и в деревушках раздавались выстрелы торопливых исполнителей опрометчивых приговоров, и мрачная барабанная дробь сопровождала монотонные, зачитываемые аудиторами решения судов; жены расстрелянных, вопя о пощаде, валялись перед выпачканными в грязи сапогами офицеров, и пылающий, красный и серебряный огонь вырывался из хижин и овинов, сараев и скирд. Война австрийской армии началась с полевых судов. По целым дням висели подлинные и мнимые предатели на деревьях церковных дворов, наводя ужас на всех живущих. А живые разбегались куда глаза глядят.»[20]
Свидетельства современников почти дословно повторяют эту картину. Так, например, при отступлении австрийцев от Стрыя на линию Городок-Яворов осенью 1914 г. они вывезли за Яворов 61 крестьянина и около 80 женщин и детей. На глазах у жен и детей крестьян избивали и вешали – одного за другим. Палачами были венгры. После 5 минут тело повешенного снимали с петли и для проверки протыкали штыком. Для такого рода массовых зверских расправ достаточно было подозрения в симпатиях к России.[21]
Разумеется, что при таких обстоятельствах для украинцев возникали весьма выгодные возможности для расправы с русинами и захвата их имущества. Речь шла не только о прессе и типографиях. Национально ориентированным и верным Габсбургам элементам было чем поживиться. Так, например, товарищество «Просвита» в 1909 г. имело в Галиции около 28 тыс. членов, 2164 читальни, 194 хора, 170 любительских трупп и т.д. Но более всего местные власти раздражала православная церковь. В ее преследовании они не сдерживали себя практически ничем (необходимо учесть, что до 77% местных чиновников были поляками).[22]
Впрочем, в вопросе преследования православия собственной территорией австрийцы не ограничивались. При вторжении на русскую территорию, в Подолию, австрийцы проводили массовые аресты православных священников, уводили их в качестве заложников, громили монастыри и церкви (по данным архиепископа Варшавского Николая таким образом в его епархии пострадало 20 церквей, погромы сопровождались глумлением над предметами церковной службы).[23] Но самые массовые репрессии были направлены Веной против «компатриотов». Казни часто были массовыми и публичными, расправы нередко проводились на месте, без какого-либо подобия суда.[24] Простое подозрение было достаточным для того основанием. О соблюдении какой-либо законности не приходилось и говорить.[25]
Впрочем, когда дело доводилось до ареста и суда, ситуация почти не менялась. «Быть арестованным и отведенным в военно-полевой суд, заседавший в каждом местечке, - писал русский журналист из Львова после его взятия, - считалось счастьем, ибо в большинстве случаев палачи казнили на месте. Казнили врачей, юристов, писателей, художников, не разбирая ни положения, ни возраста.»[26] Казням подвергались женщины и дети, особо жестко австрийцы действовали после поражения, когда их разбитые части бежали от русской армии.[27] Весьма характерную историю пришлось услышать командиру XXI-го Армейского корпуса ген. Я.Ф. Шкинскому в дер. Дзибулки под Львовым. Местный священник вместе с дочерью был арестован и приговорен к смертной казни по обвинению в государственной измене. Вина отца заключалась в принадлежности к православной церкви и значительном авторитете среди прихожан, вина дочери - в том, что обучала детей русским песням. От повешения их спас только приход русских войск.[28]
По воспоминаниям переживших эти события, это был «подлинный, живой погром» всех тех, кто называл себя в Галиции русскими. Значительная часть арестованных была выслана в концентрационные лагеря Терезин и Телергоф, в которых они систематически подвергались пыткам, издевательствам и истреблению.[29] В конце августа 1914 г. только в Телергофе было собрано 2300 чел., в конце ноября число заключенных достигло около 7 тыс. чел., включая детей младше 10 лет. Людей привозили в товарных вагонах по 80-100 человек в каждом, после длительной дороги, в которой их почти не кормили и не выдавали воды. Люди сотнями погибали от побоев, болезней, дурного питания.[30]
Самую активную роль в этих мерзких преступлениях сыграли активисты польских и украинских националистических организаций.[31] С попустительства властей над арестованными по подозрению в симпатиях к России людьми при конвоировании их по улицам города открыто глумились и издевались, подвергали побоям и разного рода мучениям.[32] Репрессии только лишь усиливали русофильские симпатии, которые иногда проявлялись и на фронте среди славянских частей. Характерно, что пленные раненые русины обращались к русским священникам с просьбой о причастии.[33] Исключением были националисты. Впрочем, их пропаганда в целом успеха не имела. Входящую в Галицию русскую армию весьма сочувственно встречали в селах, а в городах иногда пытались обстреливать.[34]
Следует отметить, что эти случаи произошли именно в городах, где преобладал польский и еврейский элемент, весьма значительным было и влияние националистов. Кроме того, сочувствовавшие России элементы с началом войны были запуганы террором австрийских властей. Во Львове, например, перед его эвакуацией было арестовано до 8 тыс. человек, подозреваемых в «москвофильстве». Магистрат и полиция города контролировались поляками, в большинстве своем враждебно настроенными к России.[35]
Сразу же после взятия Львова русскими войсками самую активную деятельность развернул здесь депутат Государственной Думы граф В.А. Бобринский 2. Еще до войны он последовательно выступал в защиту русофильских элементов Галиции, отстаивавших свое право на сохранение этнической и культурной идентичности.[36] Его стараниями был начат розыск по тюрьмам арестованных русофилов и немедленное их освобождение.[37] Не удивительно, что единичные выстрелы по русским солдатам в городах, не влияли на общую картину.
Значительная часть жителей австрийских территорий встречала русских, по свидетельству одного из офицеров, «с искренним расположением и явным любопытством».[38] И то, и другое, впрочем, проявлялось у разных славян по разному. Английский военный журналист Б. Парес вспоминал, как проявлялась эта особенность: русины и сербы были открыто за Россию, хорваты больше колебались, поляки, казалось, заняли выжидательную позицию, но прекрасно принимали русских. «Больше всех потрясли нас Чехи, которые не выказывали своих симпатий по отношению к нам, до тех пор, пока мы не приблизились к их стране, но потом до самого конца войны сдававшихся в одиночку, ротами и даже целыми полками.»[39]
После того, как фронт откатился на запад, местное население быстро убедилось в том, что ему нечего бояться русской армии. Тыловые части даже начали помогать местным крестьянским хозяйствам, лишившихся работников.[40] Американский гражданин, военный корреспондент «Таймс», Стенли Вашборн посетивший занятые русскими войсками районы Галиции (Львов, Галич), отметил образцовый оккупационный порядок установленный там, отсутствие жалоб со стороны местного населения на насилие или покушение на частную собственность русскими солдатами и офицерами. Негативно по отношению к русским были настроены только евреи.[41] В ряде городов Восточной Галиции они приняли активное участие в погромах и расправах над русофилами, активно помогая венгерским и немецким частям, а также польским и украинским националистам.[42] Естественно, что часть еврейской общины предпочла уйти вслед за австрийскими войсками, а часть с приходом русских войск воздержалась от активного проявления своих эмоций.[43] «Поляки держат себя вполне нейтрально по отношению к русским, не более того. – Сообщал корреспондент «Биржевых Ведомостей». – Евреи безразличны. Словаки и русины не скрывают своего восторга от побед великой России, и для русских готовы на все.»[44]
Демонстративная безразличность на войне часто скрывает совсем другие чувства, которые обычно не безопасно демонстрировать перед военной администрацией, коль скоро она их вызывает. В тылу русской армии было абсолютно безопасно в самых «мазепинских» местах. Посещавший их М.М. Пришвин отмечал, что «…почти нигде не было войск, даже разъездов, патрулей и везде было так, будто едешь по родной земле, способной нести крест татарского и всякого ига».[45]
Занятие Восточной Галиции и ее административного центра поставило вопрос об управлении этими территориями. 22 августа(4 сентября) Верховный Главнокомандующий издал приказ образовать здесь «особое генерал-губернаторство с подчинением его через главного начальника снабжения Юго-Западного фронта, Главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта». В тот же день на пост генерал-губернатора с резиденцией во Львове был назначен генерал-лейтенант граф Г.А. Бобринский 3.[46]
4(17) сентября 1914 г. Верховный Главнокомандующий подписал обращение к народам Австро-Венгрии, в котором заявлялось, что целью России в войне является восстановление «права и справедливости», достижение «свободы» и «народных вожделений». Точных обещаний из обращения не следовало, но оно оканчивалось следующим образом: «Австро-венгерское правительство веками сеяло между вами раздоры и вражду, ибо только на вашей розни зиждилась его власть над вами. Россия, напротив, стремится только к одному, чтобы каждый из вас мог развиваться и благоденствовать, храня драгоценное достояние отцов - язык и веру, и, объединенный с родными братьями, жить в мире и согласии с соседями, уважая их самобытность. Уверенный, что вы будете всеми силами содействовать достижению этой цели, призываю вас встречать русские войска, как верных друзей и борцов за ваши лучшие идеалы.»[47]
Действия русских властей не противоречили духу этого призыва. Война разорила значительную часть Галиции, во Львов потянулись беженцы – в основном женщины, дети и старики.[48] Для лучшей организации помощи населению и беженцам во Львове был создан Главный благотворительный комитет, который создал филиалы в других городах генерал-губернаторства.[49]
По распоряжению генерал-губернатора в конце сентября в город были завезены продукты на сумму в 60 тыс. руб. – соль, сахар, солонина, мука, крупы, рис. Все это раздавалось беднейшему населению.[50] Во Львове и провинции были организованы благотворительные столовые, беженцам распределялась помощь продуктами. Только за октябрь 1914 г. было роздано продуктов на сумму в 100 тыс. руб.[51] Учитывая тот факт, что курс обмена русских денег на австрийские в сентябре 1914 г. установился в соотношении 0,3 руб. за 1 крону, эта была весьма значительная сумма.[52] Материальная помощь была оказана и семьям австрийских чиновников(в одном Львове их оказалось 12 тыс.чел.), организованы приюты для детей-сирот.[53] За ноябрь 1914 г. во Львове разного рода помощь получили 19 537 нуждающихся, для раздачи было получено 16 тыс. пудов муки, 1,5 тыс. пудов крупы, 12 тыс. пачек кофейных консервов и т.п.[54] За то же время во Львове было организовано 40 бесплатных столовых, обеспечивающих по 40 тыс. бесплатных обедов в день.[55]
Этого оказалось недостаточно и 31 октября(13 ноября) 1914 г. Главный благотворительный комитет издал обращение «Помогите родной Галиции!», в котором говорилось: «При самом начале мобилизации, по всей Червонной Руси прошли аресты тысячей и казни сотен священников, интеллигентов и крестьян, одним словом всех тех, кто проявил себя яркими поборниками русской народной идеи. Враги русского народа захотели воспользоваться военным положением, чтобы грубой силой искоренить то русское сознание, с которым они бессильны были бороться культурным путем. До сих пор выяснено, что в занятой нами части Галичины арестовано около 10 000 русских людей, а казнено более 1 000. Освобождено нами из галицких тюрем лишь около 2 000, остальные вывезены вглубь Австрии и Венгрии, и неизвестно, какая их постигла участь. Имущество же их разграблено озлобленными австрийскими жандармами, мадьярами и немцами. Мы еще не имеем точных сведений из Угорской Руси и Лемковщины, но оттуда доходят зловещие слухи, что отступающие австрийцы вырезали целые деревни и что уцелевшие жители скрываются по горам и лесам. Сколько осталось вдов и сирот, ныне потерявших все из-за верности своих отцов и мужей нашей общей Матери Руси! И мы не можем их оставить без своего сердечного участия и без помощи в хлебе, одежде и топливе.»[56]
Крестьянское население восточной Галиции действительно стало объектом забот русской администрации непосредственно перед началом посевной - весной 1915 г. Из запланированных 449 715 пудов зерна успели отправить только 166 549 пудов, распределить успели меньше. Однако порядок распределения был очень выгоден - беднейшие крестьяне получали его в кредит без задатка, остальные выплачивали 25%, на остальную сумму предоставлялась рассрочка вплоть до 1 марта 1916 г.[57] Только на временные курсы для учителей и учительниц из Галиции (первоначально они были организованы в Петрограде) правительством было выделено 35 тыс. рублей.[58] Более сложными, как уже отмечалось, были отношения русских властей с еврейским населением Галиции.
Проблемы были, и, как правило, поначалу они были связаны с укрывательством бывших военнослужащих. Осенью 1914 г. довольно обычной была картина австрийских пленных, идущих по дорогам в цивильном. Это были русины, которые покидали австрийскую армию при отступлении и уходили по домам. Многих там потом и задерживали.[59] Нередки были и побеги пленных. Их этапирование было организовано не лучшим способом. Иногда расстояние при переходах превышало 25 верст (чуть меньше 27 км.), уставшие люди отставали от колонн, при незначительном количестве конвоиров и отсутствии жесткого отношения к отставшим побег не составлял особенного труда, особенно для местных жителей, которым было куда бежать.[60]
Выход из весьма двусмысленного положения был найден 12(25) августа 1914 г., после взятия Тарнополя. Тогда по рекомендации присутствовавшего при штаба 8-й армии депутата Государственной Думы графа В.А. Бобринского Брусилов принял решение отпустить пленных галичан, которые согласились присягнуть на верность России и ее императору.[61] Позже стали использовать более традиционную форму – честное слово не воевать против русских.
Во всей контролируемой русскими властями Галиции за все время их пребывания там было проведено 1200 арестов и около 1000 обысков. Как такового, сопротивления русским войскам и властям не было, крупные фигуры из еврейской, польской партии и иезуиты покинули город вместе с австрийскими частями. Впрочем, во Львове была раскрыта и обезврежена небольшая террористическая группа, готовившая покушение на генерал-губернатора Бобринского и русофильски настроенных общественных деятелей. За время русского контроля над четырьмя губерниями Восточной Галиции из нее было выслано 1568 человек. Самым известным из них был униатский митрополит Шептицкий.[62] До пострижения - польский граф и австрийский гусарский офицер – он постоянно занимал антирусские позиции до войны, а после прихода русских войск публично призвал паству во время службы во Свято-Георгиевском соборе Львова сохранять верность Францу-Иосифу.[63] Проведенный в его резиденции обыск дал доказательства подрывной пропаганды.[64]
В результате граф-митрополит был арестован и выслан из Галиции в Киев.[65] Позже он был переведен в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, а осенью 1916 г. – в Ярославль, где и проживал до февральского переворота в снятой для него квартире на тихой Воздвиженской улице под гласным надзором полиции.[66] Герои русской революции не позабыли о нем – Щептицкий был освобожден и вызван в Петроград по распоряжению министра юстиции Временного Правительства А.Ф. Керенского.[67] Позже он был направлен в Австро-Венгрию, правда, его пересылка была приостановлена из-за т.н. «дела» о. Николая Рыжкова – настоятеля православной церкви в Праге, арестованного в августе 1914 г., и приговоренного в 1917 г. к смертной казни. Австрийцы и ранее предлагали обменять русского священника на униатского митрополита, но после того, как Шептицкий был освобожден без предварительных условий, изменили свою позицию.[68]
В целом вряд ли общее количество высланных русскими властями можно назвать значительной цифрой для военного управления населением численностью около 4 млн. чел., особенно если учитывать сложное этническое, социальное и конфессиональное состояние края. Во внутренние губернии под надзор полиции было выслано: евреев 38% - 585 чел.; русинов-галичан(бежавших из плена) - 29% - 455 чел.; поляков 25% - 412 чел.; немцев и венгров 5% - 76 чел.; русских подданных 2% - 28 чел.; итальянцев, греков и чехов 1% - 12 чел.) При этом за тот же период под честное слово не воевать против России было освобождено 4290 военнопленных, уроженцев Галиции, православных и униатов.[69] В это время австрийцы, сражавшиеся в лесистых Карпатах, по-прежнему страдали от шпиономании. Вернее будет сказать, что от австрийской шпиономании по-прежнему страдало мирное русинское население, сотни гражданских пали жертвами своей подозрительной для власти Габсбургов этнокультурной идентичности.[70]
Весной 1915 г. австро-германские армии перешли в контрнаступление. Русская армия вынуждена была отступать. Большая часть Галиции вновь вернулась под власть Австро-Венгрии, вместе с которой вернулись сюда и ее палачи. Они не сидели без дела и неистово сводили счеты со своими врагами. Репрессии против русофилов и православной церкви, развязанные с началом войны, не были остановлены. Всего в результате геноцида, развязанного австрийцами в 1914-1918 гг. в Галиции, Карпатской Руси и на Буковине, погибло более 150 000 мирных жителей.[71]
Жертвами культурной политики Вены по-прежнему были не только подданные Габсбургов. Во время австрийской оккупации 1915-1916 гг. чрезвычайно сильно пострадало и православное население русской Волыни. С видимым особенным удовольствием австро-германо-венгерско-польские части глумились над почитаемыми людьми святынями (несколько лучше себя вели чехи и словаки). Так, в частности, в освобожденной 3(16) июня Почаевской лавре русские войска столкнулись с результатами хозяйствования европейцев: из монастыря для переплавки была вывезена масса металлической утвари, в одной из церквей был устроен кинематограф, в другой ресторан, в третьей – казарма и т.д.[72]
Разгромлен был монастырь Казачьи Могилы в Дубенском уезде близ Берестечка, разгромлена костница, где хранились останки погибших в бою с поляками казаков Богдана Хмельницкого.[73] Подобная практика вообще была в высшей степени характерна для австрийцев – церкви систематически осквернялись. Только на освобожденной за первые дни наступления Юго-Западного фронта территории насчитали до 15 совершенно разрушенных храмов, в том числе и в местностях, где боев не было.[74] Националистов, «защищавших» Украину в рядах австро-венгерской армии, такого рода скверна не раздражала – ведь у них была возможность стрелять в «москалей».
По другому вел себя народ, освобождаемый во время Брусиловского наступления русскими войсками. Не удивительно, что летом 1916 года русинское население было радо вновь увидеть русские войска. Принимавший участие в этих событиях А.М. Василевский вспоминал: «Местные жители, которые именовались тогда русинами встречали нас с распростертыми объятиями и рассказывали о своей нелегкой доле. Австрийские власти, смотревшие на них как на чужеземцев, яростно преследовали всех, кого они могли заподозрить в «русофильстве». Значительная часть местной славянской интеллигенции была арестована и загнана в концентрационный лагерь «Телергоф», о котором ходили страшные легенды.»[75]
Увы, эти легенды оказались былью. Здесь, в этом концлагере, на виселицах и у расстрельных стенок выковывалась идеология отцов тех, кто уже по привычке пошел на палаческую службу к Гитлеру. Сейчас их называют героями Украины, а между тем их первыми жертвами были русины, которые не захотели стать такими же украинцами, как эти палачи. Не поляки, не евреи, и не граждане Советского Союза – галицкие русофилы – их кровь полилась рекой первой. И в результате Галиция стала такой, какой она есть. И в результате, наверное, вдохновившись этим опытом, идеологи националистов во время Великой Отечественной войны и после призывали к уничтожению 2/3 украинского народа – не беда, главное, чтобы остались верно думающие.
Примечания:
[1] Василий Романович Ваврик (1889-1970), русинский писатель, поэт, литературовед, историк, исследователь фольклора; один из наиболее ярких представителей галицко-русского движения в XX веке. Автор стихотворения «Я русин»:
Я русин был и русским буду,
Пока живу, пока дышу,
Покамест имя человека
И заповедь отцов ношу.
Когда австрийцы и поляки
Да немцы лютые меня
С правдивого пути не сшибли
И не похитили огня,
То ныне ни крутым запретам,
Ни даже ста пудам оков
Руси в моей груди не выжечь
Во веки вечные веков.
Родился в селе Яснище(ныне Бродовского района Львовской области) в семье зажиточного крестьянина. Отец, следуя традиции галицких русофилов, отдал Василия в немецкую гимназию в Бродах(так как образование на русском языке было запрещено в Австро-Венгрии), по окончании которой, в 1912 году В.Ваврик поступил на юридический факультет Львовского университета. В 1914 году с началом Первой мировой войны, как и многие другие галицкие русофилы, В.Ваврик был заключён в концентрационный лагерь Терезин, где он познакомился с Гаврилой Принципом. Позже Ваврик был переведен в лагерь Талергоф. В концентрационных лагерях он начал писать сатирические стихи, в которых описывал происходившие жестокости и произвол австрийских властей, подпольно редактировал и распространял среди заключённых рукописные газеты. В конце 1915 года его мобилизовали в армию и направляют на итальянский фронт, где он попадает в плен. Благодаря стараниям русского посла в Италии, В.Ваврик получил свободу и поступил в русский экспедиционный корпус, сражавшийся во Франции. Накануне октябрьского переворота 1917 г. Ваврик переехал в Петроград. С началом гражданской войны в России он вступил в Добровольческую армию, получил чин капитана и возглавил сформированный в Ростове-на-Дону «Карпато-русский отряд», который, в частности, принимал участие в обороне Крыма в начале 1920 года. После падения белого Крыма переехал в Чехословакию, занимался редактирование ужгородского «Русского православного вестника». В 1921 году он поступил на философский факультет пражского Карлова университета, который окончил в 1925 со степенью доктора славянской филологии, защитив диссертацию про литературную группу «Русская троица». Затем он вернулся во Львов и в 1926 получил степень доктора философии во Львовском университете. До 1939 года он работал при старейшем учреждении галицких русофилов — Ставропигийском институте, был редактором «Временника Ставропигийского института». Он принимал активное участие в издании «Талергофских альманахов» — подробных сборников, посвященных уничтожению карпато-русского народа австро-венгерской властью. Он также писал исследования о галицко-русском движении и его лидерах — И. Наумовиче, О. Мончаловском, Д. Маркове и других.
После присоединения западно-украинских земель к СССР в 1939 году все русофильские учреждения были ликвидированы советской властью, которая не допускала существования альтернативы «украинскости». Василий Ваврик в 1939—1941 годах работал преподавателем русского языка во Львовском университете. С началом немецкой оккупации Ставропигия возобновила свою работу. За участие Ваврика в деятельности советского подполья во Львове нацисты убили двух братьев — Петра и Павла.
После окончания Великой отечественной войны Василий Романович преподавал русский язык во Львовском университете, позже работал научным сотрудником Львовского исторического музея. Он принимал активное участие в жизни русского православного прихода при церкви святого Георгия во Львове, поддерживал тесные контакты с другими русскими галичанами. Его отношение к советской власти соединяло противоречия — с одной стороны, он её уважал за то, что Львов и Москва соединились в одном государстве, с другой — выступал против запрета галицко-русской идеологии и за гонения, устроенные этой властью на русских галичан. Ваврик продолжал писать стихи на русском (литературном) языке и на наречии родного села. Он тайно сотрудничал с карпато-русским журналом «Свободное слово Карпатской Руси» (редактор Михаил Туряница, США), который выступал «против расчленителей и убийц России всех мастей: явных, как самостийники, и скрытых, как диссиденты или „антикоммунисты“» (цитата из программы журнала), а также с Карпаторусским календарём Лемко-Союза, в котором помещал свои исследования, связанные с лемками. Советская власть не признала ни одну из двух докторских степеней, полученных за рубежом, и в 1956 году для получения степени ему пришлось защитить кандидатскую диссертацию по филологии в киевском институте литературы имени Т.Шевченко при Академии наук Украины. Позже Василий Ваврик вышел на пенсию и жил в одном из здании, ранее принадлежавших Ставропигии на улице Ивана Фёдорова. Был похоронен в «Гробнице галицко-русских писателей» на Лычаковском кладбище; его архив был перевезён в Ленинград. (В.Р. Ваврик на сайте "Западная Русь". Редакция ЗР)
[2] Бобринский Владимир Алексеевич(1867-1927), граф, общественный и политический деятель, депутат Государственной Думы II-IV-го созывов. В 1887 г. начал обучение на юридическом факультете Московского университета, который ему пришлось оставить в том же году из-за участия в студенческих волнениях. В 887 г. поступил вольноопределяющимся в л.-гв. Гусарский Его Величества полк, в 1889 г. сдал офицерский экзамен при Михайловском артиллерийском училище, с 1891 стал корнетом запаса. Продолжил обучение в Парижской школе политических наук, Эдинбургском университете. С 1893 являлся почетным мировым судьей; гласным Тульского уездного и губернского земств; испытал значительное идейное влияние своего дяди − Р. А. Писарева (одного из либеральных деятелей Тульского земства), поддерживал дружеские отношения с Л. Н. Толстым. В 1895−1898 гг. являлся председателем Богородицкой уездной земской управы. Был одним из создателей умеренно правой организации тульских земцев «За царя и порядок» (окт. 1905), вошедшей в состав тульского отдела «Союза русского народа», депутатом II—IV Государственных Дум от Тульской губернии. Во II-й Думе состоял членом фракции октябристов и умеренно правых, выступал с осуждением революционного террора, против упразднения военно-полевых судов. Поддержал роспуск Думы 3 июня 1907, изменение избирательного закона. В III-й Государственной Думе являлся одним из организаторов и руководителей фракций умеренно правых и русской национальной. С 1908 состоял членом Общества славянской взаимности, организатором и руководителем Галицко-русского общества. В IV-й Думе являлся товарищем председателя фракции умеренно правых и националистов, а после ее раскола − фракции прогрессивных националистов. Председатель комиссии по народному образованию, сторонник нео-славянофильства. Участвовал в славянских съездах в Праге(1908) и в Софии(1910). Автор сочинения «Чехия и Прикарпатская Русь». Председатель галицко-русского благотворительного общества, оказывал финансовую поддержку ряду русинских газет и журналов русофильской ориентации. В янв. 1914 г.выступил коронным свидетелем на «угрорусском процессе» в Мамарош-Сигете(процесс против русинской интеллигенции, организованный австрийскими властями). В начале Первой Мировой войны вступил в в звании корнета в л.-гв. Гусарский полк, ординарец командующего VIII-м Армейским корпусом ген.-лейт. Д.Р. Радко-Дмитриева, участвовал во взятии Львова и Галича, где занялся освобождением из тюрем заключенных туда русинов. В 1914-1915 гг. – председатель Галицийского краевого благотворительного комитета. В июне 1915 г. вернулся к думской работе, назначен членом Всероссийской следственной комиссии по расследованию причин недостатка снарядов в армии под председательством инженер-генерал Н.П. Петрова. Вошел в состав Бюро Прогрессивного блока, 5(18) ноября 1916 г. избран старшим товарищем председателя Государственной Думы. После Октябрьской революции перебрался на Украину, участвовал в организации белого движения на Юге России, после поражения которого эмигрировал во Францию, где примкнул к сторонникам Великого Князя Кирилла Владимировича. Умер в Париже.
[3] Бобринский Георгий Александрович(1863-1928), граф, генерал-лейтенант(1910), генерал-адъютант(1915). Образование получил в подготовительном пансионе Николаевского Кавалерийского училища, в 1883 г. выдержал офицерский экзамен при 2-м военном Константиновском училище, корнет л.-гв. Гусарского Его Величества полка(1883). Адъютант Военного Министра(1886-1904). Поручик гвардии(1887), штабс-ротмистр(1888), ротмистр(1891), полковник(1896), генерал-майор(1904). Генерал для особых поручений при Главнокомандующем всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии(1904-1905), с апреля 1905 г. состоял в распоряжении командующего 1-й Маньчжурской армией, с сентября 1905 г. зачислен по Военному министерству. В распоряжении Военного Министра(1910-1914), генерал-лейтенант(1910). С началом Первой Мировой войны находился в распоряжении Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, затем в распоряжении главного начальника снабжений армий Юго-Западного фронта. Временно исполняющий должность военного генерал-губернатора Галиции(август-октябрь 1914 г.), временный военный генерал-губернатор Галиции(1914-1916). Генерал адъютант(1915). В распоряжении Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта(1916-1917). В июне 1917 г. уволен со службы по прошению. С 1919 г. в эмиграции во Франции.
Литература:
[1] Австро-Венгрия. Военно-статистическое описание. Главное Управление Генерального Штаба(Издание отдела генерал-квартирмейстера). Пгр.1915. Ч.1. Восточно-Галицийский район. СС.136; 143.
[2] Там же. С.151.
[3] Русский инвалид. 18 сент. 1914 г. №205. С.5.
[4] Правительственный вестник. 10(23) окт. 1914 г. №238. С.4.
[5] Ваврик В.Р. Терезин и Талергоф. К 50-летней годовщине трагедии галицко-русского народа. Б./м. 1966. С.3.
[6] Там же. С.8.
[7] Клопова М. Защита на Днестре и Сане. «Русское движение» и его судьба накануне Первой мировой войны.// Родина. 2010. №3. С.88.
[8] Австро-Венгрия. Военно-статистическое описание... Пгр.1915. Ч.1. Восточно-Галицийский район. С.161.
[9] Там же. С.162.
[10] Клопова М. Ук.соч.// Родина. 2010. №3. СС.90-91.
[11] Австро-Венгрия. Военная подготовка населения.// Сборник Главного Управления Генерального штаба. 1914. Вып.58. СС.44-45.
[12] Австро-Венгрия. Военная подготовка в Галиции.// Сборник Главного Управления Генерального штаба. 1914. Вып.62. СС.26-27.
[13] Австро-Венгрия. Военная подготовка в Галиции.// Сборник Главного Управления Генерального штаба. 1914. Вып.62. СС.26-27.
[14] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 20 авг.(2 сент.) 1914 г. №14323. СС.2-3.
[15] von Hagen M. War in a European borderland. Occupations and occupation plans in Galicia and Ukraine, 1914-1918. University of Washington. 2007. P.10.
[16] Cornwall M. The Undermining of Austria-Hungary. Battle for Hearts and Minds. NY.2000. P.20; «Украинцы... могут сделаться честными австрийцами.»// Военно-исторический журнал. 1997. №3. С.60.
[17] Шевченко К.В. Русины и межвоенная Чехословакия. К истории этнокультурной инженерии. М.2006. С.85.
[18] Ваврик В.Р. Ук.соч. С.9.
[19] Правительственный вестник. 12(25) окт. 1914 г. №240. С.3.
[20] Рот Й. Марш Радецкого. М.2000. С.331.
[21] Правительственный вестник. 16(29) окт. 1914 г. №244. С.4.
[22] Русский инвалид. 18 сент. 1914 г. №205. С.5.
[23] Биржевые Ведомости. Вечерний Выпуск. 28 сент.(11 окт.) 1914 г. №14401. С.2.; Речь. 3(16) окт. 1914 г. №266.(2935). С.3.; Утро России. 8 окт. 1914 г. №244. С.2.
[24] Речь. 8(21) окт. 1914 г. №271(2940). С.3.; 12(25) окт. 1914 г. №275(2944). С.3.
[25] Яси О. Распад Габсбургской монархии. М.2011. С.32.
[26] Голос Москвы. 8(21) окт. 1914 г. №231. С.4.
[27] Речь. 16(29) окт. 1914 г. №279(2948). С.2.
[28] Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 года. Дни перелома Галицийской битвы(1-3 сентября нового стиля). Париж. 1940. С.137.
[29] Русская Галиция и «мазепинство». М.2005. С.213.
[30] Речь. 6(19) янв. 1915 г. №5(3028). С.4.
[31] Русская Галиция и «мазепинство». С.225.
[32] Там же. СС.279-280.
[33] Торнау С.А. С родным полком(1914-1917 гг.). Берлин. 1923. С.30.
[34] Сергиевский Б.В. Воспоминания. Нью-Йорк.1975. С.19.
[35] Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного правительств 1878-1917 гг. Сер.III. 1914-1917 гг. М.-Л.1935. Т.6. Ч.1.(5 августа 1914 - 13 января 1915 г.) СС.334-337.
[36] Клопова М. Ук.соч.// Родина. 2010. №3. С.88.
[37] Гейден Д.Ф. Записки графа Д.Ф. Гейдена. 1914-1917 гг.// Военно-исторический вестник. Париж. 1971. №38. С.7.
[38] Степун Ф.[А.] Из писем прапорщика-артиллериста. М.1918. С.15.
[39] Pares B. My Russian memoirs. Lnd. 1931. P.290.
[40] Русский инвалид. 30 ноября 1914 г. №276. С.3.
[41] Washburn S. Field notes from the Russian front. Lnd. [1915] Vol.1. PP.64;84.; also in: Pares B. Op.cit. P.272.
[42] Русская Галиция и «мазепинство». СС.286-288.
[43] Отчет о деятельности жандармского управления военного генерал-губернаторства Галиции с 25 ноября 1914 года по 4 июня 1915 года. Киев. 1915. С.8.
[44] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 11(24) сент. 1914 г. №14367. С.4.
[45] Речь 2(15) ноября 1914 г. №296(2965). С.2.
[46] Утро России. 23 авг. 1914 г. №198. С.2.
[47] Воззвание Верховного Главнокомандующего к народам Австро-Венгрии.// Известия Министерства иностранных дел. Пгр.1914. №6. С.3.
[48] Утро России. 14 ноября 1914 г. №281. С.4.
[49] Утро России. 15 ноября 1914 г. №282. С.1.
[50] Утро России. 20 ноября 1914 г. №287. С.1.
[51] Голос Москвы. 4(17) ноября 1914 г. №254. С.2.
[52] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 11(24) сент. 1914 г. №14367. С.4.
[53] Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы Первой Мировой войны. М.2000. СС.80-81; 104-105
[54] Речь. 23 окт.(5 ноября) 1914 г. №286(2955). С.4.
[55] Голос Москвы. 4(17) ноября 1914 г. №254. С.2.
[56] Утро России. 15 ноября 1914 г. №282. С.1.
[57] Бахтурина А.Ю. Ук.соч. С.105.
[58] Особые журналы Совета министров Российской империи. 1915 год. М.2008. С.53.
[59] Речь. 7(20) окт. 1914 г. №270(2939). С.2.
[60] Отчет о деятельности жандармского управления военного генерал-губернаторства Галиции с 25 ноября 1914 года по 4 июня 1915 года. Киев. 1915. С.8.
[61] Гейден Д.Ф. Ук.соч.// Военно-исторический вестник. Париж. 1971. №37. С.13.
[62] Отчет о деятельности жандармского управления... СС.6-8.
[63] Утро России. 2 окт. 1914 г. №238. С.2.
[64] Отчет о деятельности жандармского управления... С.7.
[65] von Hagen M. Op.cit. P.38.
[66] Утро России. 9 февр. 1917 г. №40. С.7.
[67] Утро России. 18 марта 1917 г. №74. С.4.
[68] Дело задержанного в плену о.Рыжкова и освобождении графа Шептицого.// Вестник Временного Правительства. 14(27) мая 1917 г. №54(100). С.3.
[69] Отчет о деятельности штаба временного военного генерал-губернатора Галиции в период времени с 29 августа 1914 года по 1 июля 1915 года. Киев. 1916. СС.12-13.; Приложение №17.
[70] Tunstall G.A. Blood on the snow. The Carpathian winter war of 1915. University Press of Kansas. 2010. P.34.
[71] «Украинцы...» // Военно-исторический журнал. 1997. №3 С.58.
[72] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 6(19) июня 1916 г. №15602. С.2.; 9(22) июня 1916 г. №15608. С.1.; Утро России. 6 июня. 1916 г. №157. С.1.
[73] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 25 июля(7 авг.) 1916 г. №15700. С.3.
[74] Биржевые Ведомости. Вечерний выпуск. 22 июня(5 июля) 1916 г. №15634. С.2.
[75] Василевский А.М. Дело всей жизни. М.1973. С.28.