Доклад магистранта исторического факультета УО "Белорусского государственного университета" Олега Геннадьевича Казак на международной научной конференции «Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы взаимодействия в контексте единого социокультурного пространства – история и перспективы», состоявшейся 17 – 18 октября 2013 г. в филиале Брянского государственного университета, в городе Новозыбкове.
Русинское движение в современной Украине: феномен пограничья сквозь призму теории дискурсивной природы национализма.
Распад СССР и становление государственности суверенной Украины сопровождались кардинальным изменением тональности публикаций общественно-политического и культурного спектра. "Нежелательные" в предыдущую эпоху вопросы, находившие отражения главным образом на страницах неподцензурных и эмигрантских изданий, с начала 1990-х гг. заполнили огромное пространство информационного поля Украины (от популярно-агитационных брошюр до фундаментальных научных изданий). Однако национальная эйфория, присущая многим деятелям независимой Украины, очень скоро вызвала неприятие и отторжение, причем не только у многочисленного русскоязычного населения. Отдельные интеллектуалы Закарпатья (Подкарпатской Руси) призывают местное восточнославянское население, традиционно именующее себя этнонимом "русины", отстаивать свои права на независимое национальное развитие и не соглашаться с трактовкой официального Киева о русинах как о "этнографической группе" украинцев.
Русинское население Закарпатья на протяжении истории испытывало на себе различного рода эксперименты этнокультурной инженерии. После распада империи Габсбургов, в составе которой русины подвергались мощному мадьяризационному давлению, Закарпатье было присоединено к Чехословакии. В условиях довольно широких возможностей для деятельности в культурной и национальной сферах интеллектуальные элиты Закарпатья представили на суд общественности несколько моделей идентичности местного восточнославянского населения. Русофилы трактовали русинов как самую западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана, указывали на огромный духовный потенциал русской цивилизации, к достижениям которой, по их мнению, должны приобщиться русины. Украинофилы считали местное население частью украинского народа с "неразбуженным" украинским самосознанием. Из русофильского направления постепенно выделилось русинофильское течение, считавшее русинов отдельным славянским народом, а не частью русских или украинцев [15, c. 269 – 270]. Данная (во многом условная) классификация с некоторыми корректировками может быть применена и для характеристики идеологических представлений современных русинских деятелей. В годы Второй мировой войны регион вновь вошел в состав Венгрии.
Курс официального Будапешта был направлен на поддержку локальной русинской ("угро-русинской") идентичности местного населения в противовес менее желательных для властей "широких" русофильского и украинофильского национальных проектов. Пропаганда русинско-венгерской дружбы сопровождалась констатацией факта неспособности русинов вести самостоятельное существования без поддержки и опеки "короны Святого Стефана" [2]. С 1945 г. Регион стал Закарпатской областью УССР. Советскими властями термин "русин" был признан ошибочным, а русинское культурное наследие рассматривалось как буржуазный пережиток отсталого прошлого [15, c. 37 – 38].
Создание в условиях независимой Украины различных общественных организаций и клубов, занимавшихся проблемами русинской истории и культуры, деятельность в 1993 – 1999 гг. теневого "Временного правительства Подкарпатской Руси" вызвали некоторую обеспокоенность официального Киева.
Как показала практика, начался новый этап этнокультурной инженерии в отношении населения Закарпатья. Волеизъявление 78 % жителей региона, которые высказались на референдуме в 1991 г. в пользу предоставления Закарпатью автономного статуса, украинскими властями было проигнорировано. Созданная еще в условиях формального существования СССР (осень 1991 г.) группа ученых во главе с И. Гранчаком вынесла вердикт относительно того, какие идентичности являются с их точки зрения "правильными", а какие – нет: "Термин "русин" – это давнее название украинского населения всех областей Украины. В связи с тем, что определенная часть населения края вследствие политики тоталитарного режима не дошла до украинского национального самосознания, употребление названия "русин" правомерно для обозначения локальной идентичности, которую некоторые ошибочно принимают за национальное самосознание. Термин "русин" идентичный термину "украинец" [16].
Подобное жесткое разграничение этнических групп по признаку "права иметь свое национальное самосознание", которое предложили украинские ученые, не выдерживает никакой критики. В этой связи следует обратиться к работам классиков конструктивистского подхода в изучении национальных проблем. Э. Хобсбаум, анализируя неудачные попытки некоторых ученых объяснить с помощью "объективных" критериев (язык, этническое происхождение, общая территория, общая история, культурные характеристики и т. д.), почему некоторые группы превратились в "нации", а другие – нет, отмечает: "Да и может ли быть иначе, если учесть, что в жесткие рамки единообразия, всеобщности и постоянства мы пытаемся вогнать явление исторически новое, становящееся, изменчивое и даже в наше время распространенное далеко не всюду? Более того, сами же критерии, используемые в подобных определениях – язык, этнические характеристики и все прочее, – являются, весьма зыбкими, неустойчивыми и двусмысленными; и путешественнику, желающему определить свое местонахождение, они помогут не больше, чем очертания облаков по сравнению с четкими ориентирами на местности" [14, c. 12 – 13].
Э. Хобсбаум делает следующий вывод: "Нация как естественные, Богом установленные способы классификации людей, как некая исконная политическая судьба – это миф; национализм, который превращает предшествующие куль-туры в нации, иногда сам изобретает подобные культуры, а порой полностью стирает следы прежних культур – это реальность" [14, c.20]. В этой связи целесообразным видится ситуативное рассмотрение конкретных национальных проектов как актов сознательного интеллектуального конструирования со стороны местных культурных и политических элит.
Подобных взглядов придерживается крупнейший представитель конструктивистского направления на постсоветском пространстве, директор Института этнологии и антропологии РАН В. Тишков. Критикуя попытки отдельных ученых ранжировать различные этнические общности по условной "шкале" от нации до этнографической группы, а также описать их "периоды жизни" исследователь отмечает: "Вместо возрождения, формирования, перехода, исчезновения этносов имеет место совсем другой процесс – это путешествие индивидуальной / коллективной идентичности по набору доступных в данный момент культурных конфигураций или систем, причем в ряде случаев эти системы и возникают в результате дрейфа идентичностей. Дрейф идентичности… есть результат конкуренции двух представлений о группе – внешнего и внутреннего – и считать какое-либо из них подлинным, а другое искусственным или навязанным представляется неверным" [13, c. 123].
Чрезвычайно важным для данного исследования является вывод В. Тишкова о дискурсивной природе национальных конфликтов (дискурс здесь рассматривается как отложившийся и закрепленный в языке способ упорядочения действительности и видения мира, который выражается в разнообразных (не только вербальных) практиках, а следовательно, не только отражает мир, но проектирует и сотворяет его [5, c.141]): "Без говорения о конфликте и без его объяснения, а также без первичного насилия как акта речи, сам конфликт и этническое насилие невозможны" [13, c.381]. Ученый приводит яркую иллюстрацию положения, когда определенные идеологические установки, став частью опыта "сходных ситуаций", могут вызвать катастрофические последствия. Поприветствовав руководителя чеченской делегации Т. Абубакарова на переговорах во Владикавказе в декабре 1994 г. обычным "Ну, как дела?", В. Тишков услышал в ответ: "Дела – революционные. Всю жизнь нас только этому и учили". Таким образом, чеченский проект революционной сецессии во многом идеологически обеспечивался теми выученными конструкциями о "национально-освободительных движениях" и "праве наций на самоопределение", которыми были полны школьные и вузовские прописи советского периода и академические издания [13, c.505]. В этой связи полезным видится рассмотрение русинского национального проекта как своеобразной реакции на официальный украинский дискурс.
Одно из важнейших мест в историческом дискурсе независимой Украины заняли проблемы "древности украинской цивилизации", "исконной борьбы украинского народа за свою свободу", а также "тоталитарной" национальной политики по отношению к украинцам "варварской и ордынской Москвы". Издания с подобными трактовками буквально наводнили информационный рынок молодого государства. Зачастую граница, отделяющая научную литературу от произвольных популярных авторских трактовок, была чрезвычайно размытой. Мнение отдельных специалистов о том, что украинская историография уже "переболела" гипертрофированным национализмом в начале 1990-х гг., не может быть признано соответствующим действительности. В качестве примера можно привести объемный труд Е. Перепечки "Феномен Степана Бандеры", вышедший в 2008 г. под грифом "научное издание" и получивший положительные рецензии кандидатов и докторов наук различных дисциплин. Буквально каждая страница данного произведения проникнута пафосом "священности борьбы украинского народа за право жить и развиваться, внести в развитие человечества свои творческие ценности" [22, c.63]. Любой отказ от "жертвенности, героизма, ради которого стоит не только погибнуть, но и передать его своим близким, для которых не жаль никаких жертв" [22, c.66], по мнению автора, активно цитировавшего лидеров Организации Украинских Националистов, приведет к тому, что украинский народ станет "удобрением для дальнейшего роста российско-большевистского империализма, который несет притеснение, нужду упадок всего человечества" [22, c.63]. В качестве противовеса России Е. Перепечка видит "самую древнюю на Земле" украинскую нацию: "Бог сохранил и позвал украинский народ в третьем тысячелетии стать стержнем единения, добра и справедливости для утверждения христианской цивилизации, которая обеспечит: право каждой нации на государственность, права человека, народовластие как наивысшую форму демократии, благополучие в Украине и в целом мире" [22, c. 70 – 72].
Безусловно, в современной украинской исторической науке представлены и намного более адекватные исследования, в том числе посвященные национальному строительству и вопросам идентичности. Однако "украиноцентричный" подход в изложении событий прошлого остается доминирующим. Известный российский исследователь проблем национализма А. Миллер так прокомментировал нежелание своих украинских коллег принять его критику национального нарратива на современном этапе развития историографии: "Складывается парадоксальная ситуация, когда те исследователи на постсоветском пространстве, которые не работают в жанре национального нарратива, и в этом смысле составляют часть mainstream в мировом масштабе, являются маргиналами в собственных академических структурах, которые, в свою очередь, маргинальны по отношению к мировой историографии" [4].
Украинский исторический дискурс оказывает огромное влияние на активистов современного русинского движения. В своих интеллектуальных конструкциях они, с одной стороны, пытаются опровергнуть идейные построения украинских "национально-ориентированных" деятелей, которые порой преступают грань открытой русофобии; с другой же стороны, органично используют господствующий голос "национальной борьбы" для оправдания собственных действий, в результате чего в глазах потенциальных потребителей русинского проекта Украина должна превратиться из "жертвы" в "угнетателя".
Для иллюстрации данного тезиса предлагается проследить характер высказываний и публицистических работ одного из лидеров современного русинского движения, председателя Сойма подкарпатских русинов, протоиерея Украинской православной церкви (Московский патриархат) Д. Сидора, осужденного в 2012 г. за "посягательство на территориальную целостность Украины". Он является главным выразителем того крыла русинских деятелей, которые придерживаются традиционно сильных в среде интеллектуалов Закарпатья (начиная с деятельности "русинских будителей" А. Духновича и А. Добрянского с середины XIX в.) русофильских позиций. Русинов Закарпатья Д. Сидор считает "живыми свидетелями неразделенной русскости", а Москву призывает "восстановить свою национальную память и попытаться найти утерянное духовно-историческое звено – Карпатскую Русь" [10, c.107]. Общественный деятель критикует украинский национальный проект за искусственный разрыв всех духовных и цивилизационных связей с русским миром, заявляя следующее: "Русины сохранили именно то, что современные украинцы почти безвозвратно потеряли при помощи унии и экспериментов австрийской этнолаборатории на Галичине, где удалось создать новый этнос-гибрид, ненавидящий все русское. Подкарпатские русины русскость сохранили. Сегодня беда выживших за тысячу лет русинов в том, что они вообще существуют. Своим существованием они разбивают в пух и прах фантастическую псевдоисторию Украины" [12, c. 126 – 127]. Подобным пафосом проникнуто еще одно высказывание Д. Сидора: "Русины и сегодня не принимают русофоба псевдопатриарха Филарета, галицкую русофобию и возрождающийся в Украине нацизм с реабилитацией фашизма и бандеровщины" [11, c.65].
Господствующий в Украине дискурс "справедливой борьбы" народа против угнетателей трансформируется в своеобразную "смену ролей": Украина в проектах русинских деятелей сама становится "тюрьмой народов". Д. Сидор по этому поводу говорит следующее: "Для украинской политической элиты нет большей угрозы, чем законное возрождение нации и законное восстановление русинской государственности на этнических землях русинов к югу от Карпат, даже только в еще автономии в ее составе" [11, c.62].
Подобные взгляды довольно часто высказываются общественными деятелями Закарпатья. В этом свете уместно привести слова П. Кампова, уроженца региона, известного в общесоюзном масштабе диссидента: "Мы были колонией СССР, а теперь независимая Украина также к нам относится, как к своей колонии. А нас люди не менее преданные. Главное – сохранить независимую Украину, воспитать нацию, чтобы она не была преступной, так как теперь мы уже не можем сказать, что после 1991 г. что-то украли москали" [20]. Как видим, даже те силы, которые не выступают за какое-либо самоопределение Закарпатья, видят отношение официального Киева к региону не совсем верным.
Что касается представлений о методах, которыми Д. Сидор предлагает русинам бороться за свои права, то они претерпели эволюцию как раз в духе господствующего дискурса о необходимости "борьбы всеми средствами". В 2005 г. цель своей деятельность этот участник русинского движения формулировал так: "Сейчас мы не хотим обострять и так сложную политическую ситуацию и добиваемся только культурной автономии, то есть признания нас, как народа; получить право изучать в школах собственную историю, культуру и язык" [6]. В 2007 г. Д. Сидор заявлял следующее: "Мы вместе с украинцами – государственно-созидательный народ. Мы все свои русинские силы направляем на то, чтобы сохранить единство Украины, и именно в рамках Украины мы, русины, хотим видеть наше новое материнское государство, где мы полностью можем раскрыться как народ и вместе с украинцами построить единую политическую украинскую нацию" [8]. В начале 2011 г. тональность речей Д. Сидора изменилась. В одном из интервью он заявил, что если официальный Киев больше не желает обслуживать самый "дотационный" регион, то не исключена возможность отделения Закарпатья. Еще более радикально звучат следующие слова протоиерея: "Народ вправе с оружием в руках защищать свою свободу" [9]. Как видим, влияние дискурса на деятельность русинских активистов аналогично случаю, описанному В. Тишковым. Нежелание официального Киева видеть проблему и вести конструктивный диалог грозит дальнейшим обострением ситуации.
Следующей важнейшей составляющей современного украинского дискурса является концепция "интегрального" или "действенного" национализма Д. Донцова, являвшегося главным идеологом ОУН вплоть до 1943 г. Публицистически приспосабливая идеи философского иррационализма – А. Шопенгауэра, Н. Гартмана и особенно Ф. Ницше, а также других философов – к Украине, Д. Донцов призывал раз и навсегда отказаться от рационального мировосприятия. Взамен главенствующее место должна была занять воля к жизни [18, c. 230 – 231]. Проявления воли, интерпретировал Д. Донцов идеи "философии воли", "это ни что иное, как наслаждение разрастания, выхода за собственные границы" [18, c.233]. Ибо "экспансия – не только самоутверждение собственной воли к жизни, а и отрицание таковой у других" [18, c.235].
Одними из главных требований действенного национализма к его последователям Д. Донцов считал фанатизм и аморальность. По его мнению, национальная идея должна была быть "аморальной", то есть не руководствоваться принципами общечеловеческих ценностей. Осуществлять же аморальную политику должен фанатик, который "считает свою правду единственной, общей, обязательной для других. Отсюда его агрессивность и нетерпимость к иным взглядам" [18, c.263]. Таким образом, идеолог украинского национализма полностью отрицал возможность какого-либо сотрудничества между нациями, и тем более, решение национального вопроса в виде федерации и автономии.
Подобная сверхагрессивная националистическая риторика находит своих сторонников среди значительного числа украинских интеллектуалов. Труды Д. Донцова переиздаются большими тиражами и пользуются значительной популярностью. Оценка деятельности Д. Донцова ученым сообществом Украины несколько разнится. В коллективной работе "Украинская государственность в ХХ веке", которая была переведена на несколько языков и позиционировала лучшие достижения украинской исторической и философской мысли, дается в целом негативная интерпретация фигуры данного деятеля и осуждаются "принципы догматизма, ортодоксальности, вождизма, идейного закостенения и крикливой фразеологии, которые лежали в основе "интегрального" национализма" [1, c.34]. Однако на многочисленных конференциях, тематикой которых служат вопросы идентичности, деятельность Д. Донцова оценивается в положительных или даже в восхищенных тонах. Данное замечание очень важно, ведь именно ученые "среднего звена" зачастую задают основной вектор интеллектуального пространства. Приведем один из комплементарных посылов в адрес идеолога "интегрального" национализма: "Анализируя труды украинского идеолога Д. Донцова, можно заметить, какое определяющее место отводит мыслитель украинской нации и как желает видеть ее европейской, независимой, сильной. Все это возможно достичь в случае совместной борьбы против ее врага. Обязанность каждого сознательного гражданина должна заключаться в противостоянии всему чужому для возрождения и укрепления украинской идеи" [17, c.103].
В подобной идеологической атмосфере появление "русинских донцовых" выглядит вполне закономерным явлением. Выразителем крайне радикальных настроений в среде интеллектуалов русинской ориентации является известный писатель И. Петровций, который на конгрессе русинов в июне 2011 г. пообещал "на трупе Украины построить свою прекрасную русинскую державу – Подкарпатскую Русь" [25]. Как и Д. Донцов, И. Петровций часто апеллирует к иррациональным мотивам. В частности, он приводит некоторые цитаты классиков экзистенциализма и с их помощью обосновывает "исконную ненависть", которую, по его мнению, испытывают "галицкие пришляки" к русинам. В весьма агрессивных красках И. Петровций описывает "галицкий идиотизм", разделяет духовное наследие Закарпатья на "талантливое русинское" и "бездарное галицкое". По мнению писателя, "украинское государство должно сгореть", а сознательным русинам, чтобы стать свободными, следует "без суда и следствия уничтожать галицких беспредельщиков" [25]. И. Петровций весьма критично относится к деятельности одного из лидеров русинского движения Д. Сидора, обвиняет того в "предательстве русинских интересов", "прислуживании Москве" и т.п. Еще более нелестные слова в свой адрес мог услышать известный канадский славист с русинскими корнями П. Р. Магочи, который долгие годы является ведущим исследователем русинской истории в мире.
И. Петровций считает деятельность известного ученого в защите русинских интересов недостаточной и призывает "дать бой канадско-американской паскуде" [23]. Пугающим для здравого смысла выглядит стремление русинского деятеля в качестве образцов для подражания в будущей борьбе позиционировать фигуры Иисуса Христа и А. Гитлера (!) [23]. Следует еще раз подчеркнуть, что подобные высказывания принадлежат не анонимному автору в социальных сетях, а одному из самых известных писателей Закарпатья, знатоку истории и культуры края, который принимает самое активное участие в русинском движении и имеет немало поклонников (пока в основном виртуальных).
Однако своеобразный "эффект бумеранга" является вполне объяснимым для общества, в котором идеи, подобные концепции "интегрального национализма" Д. Донцова, считаются нормальными.
Особый интерес представляет отношение многих украинских интеллектуалов к феномену "малороссийства", т.е. деятельности в русле общерусской (в широком смысле слова) культурной и общественной сферах с сохранением местной самобытности. Как правило, тон публикаций варьируется от умеренной критики до прямых оскорблений и проклятий в адрес представителей данного курса. Например, А. Каминский считает малороссийство "комплексом неполноценности" и объясняет его возникновение следующим образом: "Не имея собственного национального ориентира, твердой уверенности и веры, мы не раз искали психологической и политической опоры не в себе" [19, c.22].
Автор статьи считает необходимым "мобилизацию сил народа на базе демократизма" для преодоления данного комплекса [19, c.30]. Несколько по-другому расставлены акценты в работе эмигрантского деятеля Е. Маланюка, идеи которого были широко растиражированы в первые годы существования суверенной Украины. В начале одной из своих работ автор задается вопросом "Что же такое малорос?" (показательно заочное обращение к человеку как к неодушевленному объекту) и дает следующий ответ: "Это – тип национально-дефективный, искалеченный психически, духовно, а – в следствие, со временем – и расово" [21, c.42]. Е. Малонюк считает малороссийство "массово-механическим продуктом, исполненным террористически-полицейской машиной тотально-централизованного государства" [21, c.42], наделяет данный феномен такими характеристиками, как "пораженчество", "предательство", "капитуляция еще перед боем" [21, c.42].
Данная трактовка в немного смягченном варианте представлена в монографии Н. Рябчука "От Малороссии к Украине". Особенностью данной работы является широкое использование автором теоретических разработок таких известных исследователей национализма, как Э. Геллнер, Э. Смит, Э. Саид и др. Однако выводы, которые делает Н. Рябчук, вновь красноречиво свидетельствуют об условности границы между научной и популярно -агитационной литературой. В своих интеллектуальных изысканиях автор плавно переходит от критики Н. Гоголя за рисуемый им образ "поющей и пляшущей Украины" к отождествлению феномена малороссийства с опухолью, которая "пожирает не только своего конкурента – нелояльный национализм, который желает освободиться от империи, но и себя, так как признает свою провинциальность и второсортность от имперского центра, обрекает себя на дальнейшую маргинализацию" [26]. Н. Рябчук призывает навсегда отказаться от "психологии ассимилированных аборигенов, воспринявших собственный негативный образ, который навязали им колонизаторы" [26].
Таким образом, формируется очередной парадокс национального дискурса современной Украины. Яростно критикуя былые и нынешние проявления "малороссийства", официальный Киев не видит ничего зазорного в деятельности тех русинских интеллектуалов, которые декларируют свою лояльность "центру" (в роли которого рассматривается независимая Украина). Иллюстрацией данного тезиса может стать факт присуждения украинской литературной премии им. Т. Шевченко в 2012 г. поэту из Закарпатья П. Мидянке. Он активно использует региональную лексику своей местности, что придает его стихотворением особый колорит. При этом П. Мидянка подчеркивает, что своим творчеством пытается обогатить общеукраинское духовное наследие. Он критически относится ко многим начинаниям современных русинских активистов, в частности, к их стремлению окончательно кодифицировать русинский язык, замечая по этому поводу следующее: "Кодифицировать его слишком сложно. Даже в языке с традициями, которым является украинский, не придут к согласию относительно единого правописания. А если русины хотят этим заниматься, то это слишком долгий процесс, это безграничный процесс. Боюсь, чтобы он не завершился очередной авантюрой" [7].
Стремление выходцев из Закарпатья использовать мотивы самобытной культуры своего края и тем самым внести значительный вклад в пополнение общеукраинского творческого потенциала само по себе видится в позитивном свете. Однако радикальные активисты прорусинской ориентации, используя готовые формулы господствующего дискурса, могут рассматривать деятелей, подобных П. Мидянке, в качестве "предателей", "второсортных элементов" и т.п. Уже упомянутый И. Петровций, например, в подобном ключе описывает творчество И. Чендея и П. Скунца, наиболее известных писателей Закарпатья советского периода [24].
Таким образом, русинское движение в современной Украине является реальностью, с которой следует считаться официальному Киеву. Мнение о том, что альтернативные проекты идентичности, подобные русинскому, в скором времени под натиском глобализации будут затухать, не всем видится убедительным. В этой связи интересную трактовку процессов в современном мире предлагает российский ученый В. Малахов: "Путем глобализации в культурной сфере происходит не только стирание особенностей, но и их усиление. Она одновременно способствует и культурной стандартизации ("макдональдизации"), и увеличению культурного разнообразия. Мировой культурный рынок требует того, что для наций-государств всегда было головной болью – культурных особенностей. ТНК, которые действуют в сфере культуриндустрии – настоящие охотники за "аутентичностью". Желая удовлетворить существующую потребность на экзотизм, они ищут, находят и производят "культурные продукты", которые могут быть востребованы покупателям как некоммерческие, альтернативные, нонконформистские. Тенденция к форсированию различий порождается самим процессом маркетизации" [3, c.114]. В качестве подобного нонконформистского проекта по отношению к господствующему украиноцентричному дискурсу русинское движение заняло свою нишу в медийном пространстве. В этом состоит качественное отличие русинского национального проекта от во многом схожего движения по развитию западнополесской идентичности, пик деятельности которого в Беларуси пришелся на первую половину 1990-х гг. Интеллектуальная работа идеологов данного движения во главе с Н. Шеляговичем в основном концентрировалась вокруг издания газеты "Збудінне". В настояшее время ведущие активисты русинского национального проекта работают над популяризацией своих идей в сети Интернет, благодаря чему возможна активная деятельность заинтересованных в проекте лиц по конструированию альтернативной идентичности.
Русинское движение демонстрирует официальному Киеву сложность и неоднозначность тех вызовов, на которые надо реагировать государству при рассмотрении национальных проблем. Адекватное решение русинского вопроса в Украине зависит от воли и благоразумия обеих сторон диалога. В этой связи соответствующая условиям корректировка господствующего дискурса может улучшить отношение русинских активистов к государству, в рамках которого они строят свою деятельность.
Российско-Белорусско-Украинское пограничье: проблемы взаимодействия в контексте единого социокультурного пространства – история и перспективы : Материалы
Международной научной конференции (г. Новозыбков, Брянская область, 17-18 октяб-ря 2013 г.)
Литература:
1. Горелов Н. Нациократические концепции // Украинская государствен-ность в XX веке: историко-политологический анализ / рук. авт. кол.:А. Дергачев. – Киев : Політична думка, 1996. С. 24 – 48.
2. Казак О.Г. "Освобождение от чешского ярма": культурно-национальная политика Венгрии в Закарпатье в 1939 – 1944 гг. // Русский Сборник: исследования по истории России / ред.-сост. О. Р. Айрапетов [и др.].М., 2012. Т. 12. С. 328 – 344.
3. Малахов В.С. Культурные различия и политические границы: нацио-нальный, локальный и глобальный контекст // Философский журнал. 2010. № 1(4). С. 107 – 118.
4. Миллер А.И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методоло-гии исторического исследования. – М.: Новое литературное обозрения, 2006.248 с.
5. Миллер А.И. О дискурсивной природе национализма // Pro et Contra. –1997. Т. 2. № 4. С. 141 – 152.
6. "Мы надеемся на духовную и политическую поддержку России": Ин-тервью председателя Ассоциации русинских организаций "Сойм Подкарпат-ских Русинов", протоиерея Димитрия Сидора // ИА Regnum [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://www.regnum.ru/news/517984.html. (дата обращ е-ния:11.08.2013).
7. Петр Мидянка: "Карпатская тематика мне родная, чувствую ее изнут-ри" // Мир интересных новостей, голос народа [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://www.nitroj0k.ru/informatsiya/2889-petr-medjanka-karpatskajatematika-mne-rodnoj.html. (дата обращения: 14.08.2013).
8. Признание русинов национальностью (не) противоречит Конституции// ИА УНИАН [Электронный ресурс]. 2013. URL:http://www.unian.net/news/187615-priznanie-rusinov-natsionalnostyu-neprotivorechit-konstitutsii.html. (дата обращения: 13.08.2013).
9. Протоиерей Димитрий Сидор: "Народ вправе с оружием в руках за-щищать свою свободу" // Русская народная линия [Электронный ресурс]. 2013.URL: http://ruskline.ru/news_rl/2011/01/05/. (дата обращения: 01.08.2013).
10. Сидор Д. Карпатская Русь – изначальная Русь // Русин: Международ-ный исторический журнал. 2007. № 1 (7). С. 101 – 107.
11. Сидор Д. Подкарпатская Русь – плод государствообразующей русин-ской нации // Русин: Международный исторический журнал. 2009. № 2 (16). С.61 – 79.
12. Сидор Д. Притеснянская (Подкарпатская) Русь – чудом уцелевший ос-колок Святой ПраРуси // Русин: Международный исторический журнал. 2005.№ 2 (2). С. 124 – 129.
13. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 543 с.
14. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Алетейя,1998. 305 с.
15. Шевченко К.В. Славянская Атлантида. Карпатская Русь и русины в XIX – первой половины ХХ в. М.: Regnum, 2011. 414 с.
16. Висновки робочої групи облвиконкому по вивченню правомірності питань, що підняті в Декларації Товариства карпатсиких русинів від 9 січня 1991 року // Карпатська Україна. 1991. 23 жовтня. С. 1.
17. Гавришкевич А. Роль "іншого" у формуванні української національної ідентичності у суспільно-політичних поглядах Дмитра Донцова // Національний університет "Острозька академія". Наукові записки. Серія "Культурологія" / редкол.: І.Д. Пасічнник, П.М. Кралюк, В.М. Жуковський [та ин.]. Острог, 2010. С. 99 – 103.
18. Донцов Д. Націоналізм. Лондон-Торонто: Українська видавнича спілка, 1966. 363 с.
19. Камінський А. З історії етнопсихології українства (Комплекс провінційност та його відгомони) // Народна творчість та етнографія. 1998. №1. С. 22 – 32.
20. Кампов Павло Федорович: Інтерв’ю // Дисидентський рух в Україні: Віртуальний музей [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://archive.khpg.org/index.php?id=1271264046. (дата обращения: 26.07.2013).
21. Маланюк Є. До проблеми етнопсихології малоросійства // Народна творчість та етнографія. 1997. №1. С.41 – 52.
22. Перепічка Є.В. Феномен Степана Бандери. Львів: СПОЛОМ, 2008.736 с.
23. Петровций И. Лїдеры, ци пі…ры!?.. // Блог Ивана Петровція: За дер-жаву Пuдкарпатську Русь! [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://petrovtsiy.livejournal.com/ (дата обращения:11.01.2013).
24. Петровций И. У бій ідуть одні "діди" // Блог Ивана Петровція: За дер-жаву Пuдкарпатську Русь! [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://petrovtsiy.livejournal.com/. (дата обращения: 11.01.2013).
25. Петровцій И. Галицькый безпредєл // Блог Ивана Петровція: За держа-ву Пuдкарпатську Русь! [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://petrovtsiy.livejournal.com/. (дата обращения: 11.01.2013).
26. Рябчук М. Від Малоросії до України: парадокси запізнілого націєтворення [Электронный ресурс]. 2013. URL: http://exlibris.org.ua/riabczuk/ (дата обращения: 11.07.2013).