Но епископ Назарий не терял надежды образумить отколовшихся и вышедших из его повиновения клириков и мирян. Он предложил Липковскому, Шараевскому и Тарнавскому явиться к нему и дать отчет о своей деятельности. 70 человек прихожан отправились вместе со священнослужителями “в качестве защиты”(?). Епископы Назарий Черкасский, Дмитрий Уманский и Василий Каневский (последний ректор Киевской Духовной Академии, в миру протоиерей Дмитрий Богдашевский) отказались принять такую толпу, и в переговоры не вступили. Через несколько дней встреча все же состоялась. Епископы предъявили Липковскому и его единомышленникам обвинение в неповиновении архиерейской власти, и долго убеждали их в том, что то влияние, которое они имеют на народ, идет Церкви во вред, что они подвергают оскорблениям прежних священнослужителей Софийского собора... Увещание епископов никакого действия на Липковского и его единомышленников не возымели. “Мы разговаривали на разных языках” — признается сам Липковский. Заключительная часть беседы настолько характерна, что мы передаем ее полностью, так, как ее сообщает Липковский.

“В конце концов Назарий спросил меня: “А сегодня (это была суббота) будете ли вы служить в св. Софии? Если украинцы попросят вас об этом и если я вам это запрещу — кого вы послушаетесь?” Я встал, перекрестился, глядя на святую икону, и сказал: Кого должны мы слушаться — Вас или Бога? Я должен более слушаться Бога, нежели вас! Если прихожане позовут меня, я пойду служить невзирая на ваше запрещение — я перешагну через него. — Что же это? Схизма? — воскликнули епископы. — Да, ответил я, но не мы начали ее. Епископы были подавлены. — Почему вы с такой яростью отдались этому делу? Они решили сообщить об этом Московскому Патриарху и ждать его ответа”^19.

Такое положение продолжалось до вступления в Киев Деникина. Еще на Успение Липковский и другие совершили богослужение в Софийском соборе. С Деникиным вернулся в Киев и митр. Антоний. Он немедленно запретил в священнослужении всех клириков-украинизаторов и объявил, что Липковский находится под церковным судом. Характерно, что, запретив священнослужителей, виновных в неповиновении епископской власти, митрополит Антоний очень терпимо отнесся к умеренным украинцам. Он даже дал им церковь рядом с Софийским собором (насильственно отнятые украинцами церкви вернулись, конечно, к прежним владельцам), и назначил священника — умеренного украинца. По-видимому, богослужение совершалось частично на украинском языке — вероятно так, как это было разрешено епископом Назарием для Михайловского собора. Липковский спешит охарактеризовать поступок митр. Антония, как “иезуитское заигрывание” с украинцами.

Сам Липковский спешно покидает Киев и до конца декабря 1919 г. остается в Каменец-Подольске, где развивает, опираясь на “Министерство исповеданий” Петлюры, активную деятельность. Как и в Киеве, он попадает за свою деятельность под запрещение местного епископа Пимена.

Подводя итоги этому первому периоду украинских церковных выступлений, нельзя не отметить выдержки и терпимости православного епископата и, с другой стороны, беспринципности и демагогии украинцев. Их непоследовательность проявляется на каждом шагу²⁰. После того, как правительство Петлюры официально объявило, явочным порядком, отделение Украинской Церкви от Московской Патриархии, те же украинцы являются к представителю патриарха за благословением и снова порывают с ним, когда он отказывается благословить их деятельность — убедившись, что его благословением злоупотребляют. Беспринципность эта, так же как и безусловное подчинение церковных дел национальному принципу, обнаружится особенно ярко во второй, “иерархический” период существования украинской церковной организации.

Выдержка православного епископата, его верность своей архиерейской присяге, не может не радовать каждого церковно-мыслящего человека. То, что украинские историки характеризуют, как косность, национальную великодержавность и т. д. представляется нам, напротив, как мудрая церковная политика. Претензии украинцев не были отвергнуты принципиально, а в размерах допустимого удовлетворены.

Из письма Патриарха Тихона митрополиту Николаю Кесарийскому мы узнаем, что нашелся лишь один православный архиерей, который высказался в защиту украинских притязаний на полную самостоятельность. Это был престарелый архиепископ Владимирский Алексей (Дородницин), который к тому времени уже был на покое. Но перед своей смертью, которая наступила скоро после этого, он раскаялся и умер примиренный с Православной Церковью²¹. Эта твердость православного епископата привела впоследствии к трагическому и неслыханному беззаконию — к “хиротонии” Василия Липковского²²и Нестора Шараевского путем пресвитерского и мирянского рукоположения.

Подготовка к “Всеукраинскому церковному собору”

В конце декабря 1919г. войска Деникина покинули Киев. Вместе с ними выехал также и митрополит Антоний, которого заменил снова епископ Назарий. Из Каменец-Подольска вернулось в Киев украинское духовенство и “Всеукраинская Церковная Рада”²³. Советские власти возвратили украинцам все ранее им переданные церкви, которые они вынуждены были оставить после прихода в Киев Деникина. Украинцы одновременно обратились к епископу Назарию с просьбой снять запрещение, которое было наложено на украинских клириков митрополитом Антонием, и прекратить судебное дело против Липковского. Просьба эта была епископом Назарием удовлетворена после некоторого колебания. Документы того времени не открывают нам, на каких условиях запрещение было снято. Вероятно, им руководило желание прекратить этой ценой церковную смуту и избежать дальнейших беззаконий со стороны украинцев. Вероятно, и Рада и запрещенные священнослужители дали епископу Назарию некие обязательства — может быть, воздержаться от дальнейшего захвата церквей при помощи советской власти. Такие предположения напрашиваются из дальнейших событий, которые привели к окончательному разрыву между законной церковной властью в лице епископа Назария и Церковной Радой

.

Дело в том, что сразу же после снятия запрещения украинцы возобновили борьбу за Софийский собор, который и после ухода Деникина оставался в руках его законных владельцев. Не удовлетворяясь той церковью (рядом с Софийским собором), которая была дана украинцам митрополитом Антонием, Рада начала ходатайствовать перед советскими властями о вторичной передаче им св. Софии. Как всегда, советское городское управление эту просьбу удовлетворило, и собор снова перешел к украинцам, которые сохранили его до самого его закрытия большевиками в 1934 г. Тогда, 30-го апреля 1920 г., епископ Назарий произнес запрещение против всех украинских священнослужителей.

В ответ на это запрещение, 5-го мая состоялось собрание Церковной Рады, которая объявила запрещение епископа Назария недействительным, и снова провозгласила автокефалию украинской церкви и ее полную независимость от Патриарха Московского и его иерархов. Украинская Церковь была объявлена “вдовствующей” (т. е. не имеющей своих архиереев). Рада обратилась к населению со своим первым посланием, которое дошло до нас и не может не поражать своей исключительной демагогией и бесстыдством. Обращение указывает на насущную необходимость перевода богослужебных книг на украинский язык и призывает украинское население материально поддержать как это начинание, так и самую Церковную Раду. Авторы послания не скупятся на саморекламу и на поношение православных иерархов. Епископы в этом послании называются, “служителями тьмы”, “фарисеями”; Патриарх Тихон — “представителем старого режима” и сравнивается с “князем века сего”²⁴. Из этого послания мы узнаем также, что православные епископы ведут интриги против “церковной независимости украинской нации”, которая призывается “сбросить с себя цепи духовного рабства и церковного порабощения”. В общем, послание производит впечатление какого-то революционного декрета, посвященного, странным образом, церковным делам.

По свидетельству Липковского, послание это произвело громадное впечатление в украинском народе. “Благая весть о нашем церковном расколе (!) распространилась по всем деревням, — пишет он. — Сельсоветы сразу приступили к созданию украинских приходов²⁵, которые обращались к нам (т. е. к Церковной Раде — К. Ф.) для получения устава и священнослужителей. Но у нас не было епископов”²⁶. Выше мы уже говорили о сношениях украинцев с целым рядом иерархов. Мы видели, что архиепископ Полтавский Парфений, принципиально не отвергавший некоторых церковных реформ, решительно отказался следовать за Радой в ее крайних устремлениях. Липковский характеризует архиепископа Парфения, не оправдавшего возлагавшихся на него надежд, как “старорежимного чиновника”, но вынужден признать, что “к сожалению, верующие г. Полтавы последовали за архиепископом Парфением”, т. е. не присоединились к “автокефалистам”.

Для защиты паствы от влияния автокефалистов епископы Украины, в феврале 1921 г., создали “Епископский Совет Украины”; первым актом “Совета” было лишение сана всех священнослужителей-автокефалистов и отлучение от церкви мирян, имеющих общение с ними. “Епископский Совет Украины” был признан Патриархом Тихоном, и в августе 1921 г. в Киев прибыл экзарх Патриарха — митрополит Михаил (Ермаков), который возглавил “Совет”.

Постановление “Совета” вызвало бурный протест “автокефалистов” — представители приходов Киевского района, собравшиеся в мае 1921 г., вынесли ряд совершенно необычайных по своему содержанию постановлений. Только тупым озлоблением против законных иерархов можно объяснить эти постановления, которые делают их авторов не только бунтовщиками, но и схизматиками. Резолюция собрания (которое называется то “Подготовительным к Собору”, то “Комитетом по украинизации Церкви”) дошла до нас. Ниже мы сообщаем ее главное содержание.

Текст резолюции начинается с приветствия властям Украинской ССР, которым выражается благодарность за отделение Церкви от государства, за дарование свободы совести и т. д. Далее выражается надежда, что пожелание народа об украинизации Церкви будет осуществлено как можно скорее²⁷. Всякая связь со “старорежимными церковными учреждениями” обрывается и строго запрещается. Весь Киевский епископат объявляется устраненным от должности, т. к. он “представляет собой власть черносотенного русского царизма”. Лишение сана клириков-автокефалистов, произнесенное “Епископским Советом Украины”, объявляется недействительным. За богослужением не должно возноситься имя “ни одного иностранца”, а лишь местного украинского епископата.

Особого интереса заслуживают постановления совещания, связанные с законодательством о разводах. Необходимо отметить, что тенденции к ослаблению брачного законодательства для клириков характерны для всякого православного “модернизма” (не говоря уже о том, что в этом был главный “пафос” живоцерковников, вопрос этот живо обсуждался вскоре после первой мировой войны в некоторых кругах балканских православных церквей).

Развод, согласно постановлениям совещания, подчинялся компетенции Всеукраинской Церковной Рады. Желающий развестись должен был подать соответствующее прошение на имя своего приходского совета. Совет, по рассмотрении прошения, передает его со своим отзывом во Всеукраинскую Церковную Раду, которой и принадлежит окончательное решение.

Далее мы находим такое постановление: “Состояние в браке не может быть препятствием для достижения любой степени в церковной иерархии, включая и епископат — при условии, что (данное лицо) обладает требуемыми, как моральными, так и интеллектуальными качествами...”

“Монахи не пользуются никакой привилегией для достижения епископского сана. Вообще, в вопросах брака и развода украинские клирики подчиняются тем же законам, что и все православные христиане”^28.

Естественно, что это собрание окончательно оборвало связь между православной иерархией и поборниками автокефалии. Неестественность “церкви” лишенной епископов не могла не вызывать беспокойства как совещания, так и Церковной Рады. Липковский пишет, что совещание (оно же — “Комитет по украинизации Церкви”) наметило двух вдовых священников Степана Орлика и Павла Погорилку, как кандидатов в архиереи. Началась форменная “погоня за благодатью” — нечто одновременно чудовищное и комичное. Степан Орлик, перед этим побывавший в Тифлисе, привез в Киев известие, что Грузинский Патриарх благожелательно относится к украинцам и может быть согласится хиротонисать епископов для новой украинской церкви. Оба кандидата отправились в Грузию, но добрались только до Харькова. На дальнейшее продвижение они не получили пропуска. Тогда Орлик и Погорилка решили еще раз попытать счастье у архиепископа Парфения, но тот им отказал, заявив: “Ищите другого”. Орлик и Погорилка отправились в Симферополь, куда был переведен из Екатеринослава епископ Агапит, ранее украинцам симпатизировавший. Епископа Агапита в Симферополе не оказалось — после того, как Белая Армия эвакуировалась из Крыма, он вернулся в Екатеринослав. Но и в Екатеринославе кандидатов ожидало разочарование — епископ Агапит отказался хиротонисать их²⁹. Тогда Орлик и Погорилка вернулись в Киев, куда прибыли к открытию “Всеукраинского Церковного Собора” 1/14 октября 1921 г.³⁰

Все попытки придать движению автокефалистов хоть видимость законности потерпели, таким образом, полную неудачу. Лишенные сана клирики и отлученные от церковного общения миряне собрались на “собор” — кульминационных пункт из беззаконной деятельности и тем самым окончательно укрепили за собой печальную славу отщепенцев и “самосвятов”.

Состав и деятельность “Всеукраинского церковного собора”

Нам неизвестен тот принцип, согласно которому назначались делегаты на “Собор”. Но, судя по его постановлениям, назначение того или иного лица кандидатом на “собор” зависело не от занимаемой им должности, а от его “церковной активности” — в нужном для автокефалистов направлении, конечно. К открытию “собора” прибыло, по утверждению Липковского, до пятисот делегатов из всех частей Украины. Персональные приглашения на “собор” были посланы всем епископам и патриаршему экзарху митрополиту Михаилу. Последний ответил на приглашение от имени всех членов “Епископского Совета Украины”, что ни один епископ не может участвовать на “соборе” под угрозой низложения, и что все клирики — участники “собора” будут извержены из сана. Липковский утверждает, что, несмотря на это заявление митрополита Михаила, количество клириков среди участников “собора” было значительным. Но, несомненно, что заявление митрополита Михаила подействовало на делегатов, вселив в них чувство беспокойства и неуверенности.

Этим объясняется то, что вопрос о епископате сразу же встал в центре всех интересов. Очень многие делегаты настаивали на том, чтобы этот вопрос был разрешен в первую очередь. Для нас несомненно, что главари автокефалии, созывая собор, сделали некоторые обещания соблюдать каноны Церкви — этим объясняется, по нашему мнению, та настойчивость, с которой “собор” добивался прибытия митр. Михаила. Мы посвящаем отдельную главу рассмотрению и оценке постановлений “собора”. Но заранее можно сказать, что вопрос о епископате, несмотря на сопротивление руководителей “собора”, очень скоро встал в центре всех интересов. Делегаты разбились на комиссии, состоявшие одни только из мирян, другие только из священников. Вопрос епископата обсуждался более недели и единодушия по этому вопросу достигнуть было очень трудно. На общем заседании обозначились довольно ясно два течения. Часть духовенства (преимущественно представители Полтавской епархии) и мирян требовали законной хиротонии ставленников двумя или тремя епископами — всякое другое решение проблемы епископата было, по их мнению, еретично и неприемлемо. Многочисленная, по словам Липковского, группа делегатов придерживалась другого мнения — они утверждали, что новые условия жизни требуют изменения традиционных форм хиротонии. По их мнению, новые епископы Украинской Церкви должны получить посвящение от “собора”, а не от лиц “о которых неизвестно, имеют ли они сами благодать или подвергались только мертвому ритуалу руковозложения во исполнение царского указа или по милости Распутина”^31.

После долгих прений “собор” решил, что “вариант соборного посвящения” нужно оставить только на тот случай, если иной выход окажется невозможным. К этому “варианту” решено было прибегнуть только после того, как иерархи из “Епископского Совета Украины” снова откажутся хиротонисать для украинской церкви двух епископов. “Если епископы откажутся, — пишет Липковский, — то собор будет иметь свободные руки”^32.