Статья первая
Вторая статья
Северная война в современной белорусской историографии не очень популярна. Так, в каталоге Национальной библиотеке Белоруссии нами не найдено ни одной обобщающей работы по этому вопросу. Это совершенно естественно, поскольку Северная война не являлась «белорусской», т.е. белорусы не повлияли ни на ход самой войны, ни на протекание какой-либо битвы. Отсутствие интереса к Северной войне может быть связано и с тем, что боевые действия периода войны бросают тень на боеспособность польской армии1, которую, в некоторой степени, не стараясь называть польской, современные белорусские интеллектуалы, озабоченные поиском белорусского прошлого, считают «своей». Единственное значимое событие, произошедшее в 1708 г. на территории, занимаемой современной Белоруссией – это битва при деревне Лесной (современная Могилёвская обл. Белоруссии). В 2008 г. в связи с юбилеем в Могилёвском государственном университете была проведена конференция, по итогам работы, которой вышел сборник статей2. Правда в нём собраны работы, посвящённые не только ходу войны и рассмотрению вопросов, возникающих во время войны. Сборник, скорее описывает ситуацию конца XVII – первой половины XVIII в. Туда вошли работы авторов, занимающихся изучением истории этого периода. Так что каким-то всеохватывающим тему Северной войны изданием этот сборник назвать нельзя, но в нём можно найти очень много косвенной полезной информации исследователям той эпохи.
Пожалуй, единственной книгой, полностью посвящённой событиям Северной войны, является небольшая работа А.В. Велько «Битва у Лесной»3. Эта книга, написанная в лучших традициях воспитания патриотизма, которые когда-то существовали в Советском Союзе. Текст не агрессивен. Правда, информация о шведских поборах крестьян в ней есть, а про то, что этим же занимались и русская, и польская армии книга умалчивает. Интересно название серии, в которой вышла книга, – Слава Отечества. В книге, конечно, есть упоминание о героическом поведении белорусских крестьян, служивших проводниками русских войск или о действиях крестьянских отрядов против шведских войск, но основная часть книга посвящена всё-таки русской армии и Петру Великому. Автор, описывая сражения, подчёркивает не только стойкость русских, но и мужество шведских войск, талант молодого Карла XII. Книга ненавязчиво и слегка эмоционально подводит читателя к мысли о гордости за русские победы времён Северной войны. Книга рассчитана на школьников, но, как ни странно, для белорусских школьников с точки зрения белорусской идеологии, она будет вредна, ведь в серии «Слава Отечества» рассказывается о героизме русских войск, защищавших бедных белорусских крестьян, которых собственная армия защитить не смогла. Вся белорусская гордость героями Древней Руси, Великого Княжества Литовского или Речи Посполитой подаётся с оговорками, что это были или белорусские государства, или государства, в которые Белоруссия входила на правах достаточно самостоятельного субъекта. Попытка найти белорусскую субъектность в период Северной войны и рассмотреть боевые действия с точки зрения «полезности» или «неполезности» для белорусов и Белоруссии – это основная проблема почти всех анализов событий начала XVIII в.
Пожалуй, самой одиозной из череды работ о событиях начала XVIII в. можно назвать небольшую статью, даже, скорее, заметку, В. Орлова «Якая роля ў нашай гісторыі належыць Пятру І?»4. Поскольку книга, в которой эта заметка размещена, выпущена в момент разгула исторической мифологии, она представляет собой проект националистической романтики, направленный на создание из русских образа врага и агрессивного утверждения, что все государства, существовавшие на территории Белоруссии до её появления, были как раз Белоруссией. Пётр I представляется самым главным грабителем, который направил свою армию на территорию Белоруссии. В статье нет указаний, что Речь Посполитая была не против вступления русских войск на её территорию. Орлов пишет более однозначно: «Пётр I послал в Белоруссию 70-тысячное войско»5. Почему он это сделал, Орлов не указывает. Кроме информации о зверствах русских войск больше в статье ничего не содержится. После перечисления этих фактов В. Орлов делает однозначный вывод: «Таким образом, роль Петра I в белорусской истории бесспорно отрицательная, потому что он долгое время беспощадно грабил наши земли и во многом причастен к упадку белорусской государственности»6. Нужно заметить, что в то время Белоруссия не имела даже признаков политической или иной субъектности, а белорусская государственность стала реальностью только в ХХ в. Поэтому Пётр I не мог быть причастен к тому, в чём его обвиняют белорусские историки. Русская армия входила не на территорию независимой Белоруссии, а на территорию Речи Посполитой. Находить место Белоруссии в истории того времени всё равно, что искать место США в период доколумбовой Америки. Однако такие поиски ведутся постоянно.
В книгах, представляющих собой анализ всей истории Белоруссии, написанных белорусской эмиграцией и перепечатанных в Белоруссии в период суверенитета, Северной войне практически никакого внимания не уделено. Авторы практически полностью игнорируют описание боевых действий, даже не вдаются в более подробный анализ «страданий белорусского народа». Просто существует некое широкое утверждение, обычно, негативно оцениваемое, касающееся событий того времени. Например, в книге Я Запрудника «Беларусь на гістарычных скрыжаваннях»7 о Северной войне почти не упоминается. Есть только фраза, что в период «своих войн со Швецией» Пётр I «делал на белорусских территориях, что хотел, а его дипломаты бесцеремонно вмешивались в законодательные дела сойма Речи Посполитой». Постепенно Польша превращалась в протекторат России8. Примерно так же подаётся Северная война в другом исследовании по истории Белоруссии, которое написано Я. Найдюком и И. Косяком9. Авторы утверждают, что «правитель Белоруссии»10 польский король Август II вместе с Петром I и Данией начал войну со Швецией. По Белоруссии проходили польские, русские и шведские войска. Война у авторов называется шведско-русско-польской. Судя по тексту, Белоруссия была значимым регионом в планах сторон, т.е., по мнению авторов, она существовала как объективная, всеми признаваемая реальность, которую учитывали воюющие стороны. Неожиданно объективно для националистической белорусской публицистики рассмотрена роль Петра I, который вмешивался в польские дела не по причине органического желания уничтожить свободолюбивых белорусов, а потому, что в Речи Посполитой усилилось преследование православной церкви. Авторы делают вывод, что Польские власти сами оказались виноваты в том, что Россия стала вмешиваться в их внутренние дела11.
Таким образом, эмигрантская история Белоруссии рассматривает Северную войну как нечто чужое, доставившее белорусам огромное количество проблем. О какой-то военной гордости речи нет. Более того, поскольку у эмигрантских авторов явно заметна антироссийская риторика, они не упоминают о событиях, связанных с успехами русских войск на территории Белоруссии. Так, «мать полтавской победы» – битва при Лесной не упомянута ни в одной эмигрантской книге, хотя это событие достаточно значимое.
Другие акценты расставлены в книгах по истории Белоруссии, написанных авторами, непосредственно проживающими в республике. Например, авторы шеститомной «Гісторый Беларусі»12 посвятили войне целый параграф, правда, небольшой13.
Война описана вкратце. Основное внимание уделено событиям на территории, которую занимает современная Белоруссия. Более подробно исследованы политические процессы в Речи Посполитой, которые вызвала война: борьба магнатских группировок, создание прошведских и антишведских конфедераций. Боевые действия передаются хронологически с небольшими комментариями: что произошло после сражения, или почему оно произошло и закончилось именно так, а не иначе.
Целый абзац посвящён битве при Лесной. Сражение описано очень кратко: состав русских сил, дата битвы, последствия. Появляется небольшой полуэмоциональный комментарий о том, что «в значительной степени благодаря успеху на белорусской земле российская армия смогла победить шведов и в решающей битве под Полтавой 8 июля 1709 г.»14 Обычно в таких пассажах традиционно вспоминается, что дер. Лесная находится на белорусской земле, как будто именно это связано с успехом русских войск.
Целый раздел параграфа посвящён «бедствиям населения Белоруссии во время военного лихолетья». Это стандартные разделы в любом параграфе, описывающем какие-либо войны. В разделе приведены факты насилия, которое происходило в Белоруссии по причине нахождения там шведских и российских войск. Причём авторы постарались не допускать перекоса в сторону обвинения той или другой стороны в бóльших бедствиях. Кроме того, введена информация о том, что население грабили и собственные войска, правда, указано, что это были в основном наёмники. Также описываются грабежи местным населением своих же соседей под видом иностранных войск15.
В книге интересен конфессиональный аспект Северной войны. Авторы обвиняют русскую армию и лично Петра I в том, что он преследовал униатское духовенство. Но никто не сообщает, что униаты поддержали Карла ХII и русские войска относились к ним с законным подозрением. Очень обтекаемо говорится о взрыве порохового склада в Софийском соборе г. Полоцка, принадлежащем униатской церкви. Просто констатируется факт, что произошёл взрыв в соборе, в котором русские войска устроили пороховой склад16.
Исходя из итогов войны, авторы делают вывод, что «полтавская победа 1709 г. положила начало российскому великодержавию…»17 Данный вывод напрямую относится к дальнейшей судьбе Белоруссии, поскольку практически во всех белорусских исследованиях стало традицией постоянно критиковать российские власти за то, что в Северо-Западном крае Российской империи, куда входила и Белоруссия, во второй половине XIX в. государство открывало школы с государственным, т.е. русским языком обучения, а не белорусским. Вопрос, почему империя должна была открывать белорусскоязычные школы, если о самостоятельности белорусского языка в то время вообще не говорили, остаётся без ответа.
В учебнике «Гісторыя Беларусі» под редакцией Е.К. Новика и Г.С. Марцуля также есть упоминание о Северной войне18. Информация о ней содержится в параграфе «Знешняя палітыка. Войны другой паловы XVI – XVIII ст.»19. Авторы подчёркивают, что война вызвана ведущейся с первой половины XVI в. агрессивной шведской политикой династии Ваза. Активность шведских королей беспокоила соседние страны, поэтому всё шло к войне. В учебнике кратко рассматривается международная ситуация, которая сложилась на рубеже XVII – XVIII вв. Например, при подготовке боевых действий атишведская коалиция учла то, что шведов могли поддержать Англия и Голландия, но они готовились к переделу испанского наследства, поэтому активно вмешиваться в войну не могли20. Если рассматривать описание начала войны, тогда можно сделать вывод, что Саксония, Польша и Дания напали на Швецию без объявления войны, и только Россия официально объявила войну Швеции21. После череды поражений от шведов Дания вышла из войны, Польша была готова это сделать. Пётр I решил спасти польского короля и саксонского курфюрста Августа II, поэтому русская армия вступила на территорию Речи Посполитой. Заминка Карла XII в Варшаве в связи с детронизацией Августа II и коронацией Станислава Лещинского дала России время собрать новую армию, восстановить артиллерию. Авторы учебника описывают военные действия на фоне политической активности сторон, поэтому создаётся представление о взаимосвязи событий и логике поведения сторон. Это отличает данную работу от большинства остальных, в которых основное внимание уделяется фактам – военным действиям, переговорам и т.д., иногда даже сложно понять, как те или иные факты связаны друг с другом. Кратко, но информативно рассмотрен момент выведения из войны Августа II. Тем не менее, в тексте встречаются некоторые оценки, которые можно отнести на счёт предпочтений авторов. Так, например, поляки, сражавшиеся на стороне шведов, названы просто поляками, а те, кто поддерживал русских – поляками-патриотами22. Авторы, описывая положение сторон, расстановку сил, объясняют, почему русское или шведское командование приняло то или иное решение. Битве при Лесной посвящены два небольших абзаца, в которых даётся стандартная информация о количестве сил с той и другой стороны, дата события, его итоги23. Кратко описана Полтавская битва. Описание этого события, произошедшего за пределами современной территории Белоруссии, занимает в учебнике в два раза больше места, чем описание произошедшей в Белоруссии битвы при Лесной. Говоря о России, авторы указывают на дальновидную внешнюю политику, которая помогла сосредоточиться только на одном серьёзном противнике – Швеции. Вывод параграфа делается по всем войнам, в которых участвовала Речь Посполитая с середины XVI по конец XVIII в. Он однозначен, все войны, произошедшие за этот период не принесли Речи Посполитой каких-либо приобретений, т.е. по сути, были напрасными и только подрывали могущество и так внутренне слабого государства.
Интересной работой является учебник по истории Белоруссии могилёвского автора Я.И. Трещенка24. Автор написал книгу, которая вышла под грифом учебника, но претендует больше на историософское осмысление белорусской истории. В частности, в книге затронуты моменты, связанные с представлением белорусов о самих себе как о части русского народа, что вплоть до начала 20‑х гг. ХХ в. было реальностью и прослеживается на огромном комплексе документов и воспоминаний. Однако такой ракурс рассмотрения проблемы белорусского самосознания не удовлетворяет носителей националистической риторики в современной белорусской историографии25. Учитывая некоторые пробелы работы Трещенка, всё же можно сказать, что его книга менее ангажирована, в отличие от подобных работ других белорусских историков, отходит от националистической риторики, хотя временами тяготеет к риторике советского периода. События начала XVIII в. поданы в учебнике Я.И. Трещенка не так, как привыкли их слышать белорусские потребители исторического знания в период суверенитета. В частности, в нём говорится, что Польша преследовала в антишведской коалиции свои собственные интересы, но пыталась достичь их «прежде всего русскими руками»26. Подчёркивается беспринципность шляхты, которая вставала на сторону победителя и тут же предавала его, если он проигрывал27. Автор идеализирует крестьянское населения, указывая, что русской армии «всемерно помогали партизанские отряды из местного белорусского населения», нападавшие на отдельные шведские отряды, обозы, небольшие гарнизоны. Так же крестьяне вели разведку, служили для русских войск проводниками, прятали от шведов фураж и продовольствие28. О конфликтах русских солдат и местного населения автор не пишет. Трещенок делает вывод, что «белорусский народ внёс весомый вклад в победу России29», создавая тем самым белорусскую субъектность на исторической арене того периода. Эта фраза, пожалуй, дань советской традиции «дружбы народов», поскольку локальные партизанские действия белорусских крестьян вряд ли можно назвать весомым вкладом в дело победы. Также автор утверждает, что из белорусского населения русская армия черпала человеческие ресурсы, от белорусских крестьян и горожан военные получали продовольствие и фураж30. Битва при Лесной рассматривается как «матерь Полтавской баталии». Значимость полтавской победы зафиксировалась в поговорке, вошедшей с той поры в русский язык, «пропал как швед под Полтавой31».
В белорусской историографии есть исследование, посвящённое, если можно так выразиться, «белорусско-шведским контактам»32. Это словосочетание нами взято в кавычки потому, что данные контакты автор усматривает ещё в эпоху Древней Руси, когда белорусов попросту не существовало. Автор исследования А. Котлярчук посвятил событиям Северной войны несколько глав. Начинается описание войны с предыстории заключения русско-польского антишведского договора, краткого описания боевых действий до момента вступления Карла XII на территорию Речи Посполитой. Причём автор практически уравнивает понятия Речь Посполитая и Белоруссия, т.к. у него сначала «начинается семилетний период “кружения” Карла XII и шведов по Речи Посполитой», а в следующем абзаце шведское войско, оказывается, воюет в Белоруссии33. Хотя, если смотреть по картам, находящимся в книге, то в 1702 г. шведы прошли только в районе Гродно и ушли в этническую Польшу34 (если мы говорим о территориях современных государств). «Покружили» по Западной Белоруссии шведы только в 1706 г., что вытекает из карты второго похода Карла XII через Великое Княжество Литовское35.
Пытаясь придать Белоруссии статус субъекта политических отношений уже в XVIII в., Котлярчук везде, где приводит цитаты того времени, в которых упоминается Русь – старинный регион Великого Княжества Литовского, после слова «Русь» в скобках пишет «Белоруссия». Эта традиция сознательной подмены пошла, как минимум, с начала ХХ в., когда была использована в белорусской националистической публицистике36.
Очень подробно рассматриваются потенциальные союзники Швеции – польские магнаты, проигравшие в этот момент в магнатских войнах. Подробно автор останавливается на положении протестантов в Польше, являвшихся естественными сторонниками шведского короля-протестанта.
Однако заметны некоторые идеологические предпочтения автора. Так, он подчёркивает, что польский король был российской марионеткой37, или с возмущением говорит (со ссылкой на польского историка Ю. Фельдмана) о том, что лидеры антишведского движения передали России – заклятому польскому врагу сильную и стратегически важную крепость Друю38. Однако нужно учитывать, что для антишведской коалиции Россия являлась союзником, поэтому смысл такого поступка совершенно ясен. Поляки были не в силах сражаться со шведами на равных, поэтому помогали России. Интересно, что возмущение шведского ставленника Станислава Лещинского тем, что он, будучи королём, подписывал бумаги тогда, когда там уже стояли подписи Карла XII и его местного советника К. Сапеги, для Котлярчука является просто фактом такого положения вещей. Он не оценивает это негативно так, как оценивает сотрудничество антишведских сил с российской властью39. Очень подробно Котлярчук описывает поведение польско-литовской шляхты, которая, стараясь решить свои проблемы, очень быстро переориентировалась то на одну, то на другую воюющие стороны.
Автор пытается реконструировать события периода нахождения шведов в Могилёве, используя различные источники и выявляя позднейшую мифологию, сформированную вокруг вопроса о том, кто сжёг Могилёв – шведы или русские. На основании приведённых источников, Котлярчук делает вывод, что город был сожжён по устному приказу Петра I40. Этот параграф очень интересен в плане получения информации, хотя и не очень обширной, об «информационных войнах» того периода, происходивших путём распространения всевозможных листовок.
Целый параграф посвящён битве при Лесной. Автор старается разобраться в мифах, созданных вокруг битвы. Критикую российскую и белорусскую историографию за то, что они используют сведения о количестве живой силы с обеих сторон почерпнутые из русских реляций, имевших, «безусловно, пропагандистский характер»41, автор берёт без критики шведские цифры, по которым корпус Лененгаупта в 4 раза уступал русским42. Таким образом, автор ставит проблему, но решает её, некритически используя сведения другой стороны. Пожалуй, битву при Лесной нужно изучить более подробно, поскольку она «безусловно, была первой крупной русской победой над шведами в Великой Северной войне после тяжёлых поражений под Нарвой и Головчином»43. Именно поэтому вокруг этой битвы существует достаточно много мифов, пытающихся представить ту или другую сторону в более выгодном свете. Котлярчук считает, что в битве при Лесной погибло около 4 тыс. человек с каждой стороны. При учёте того, что русские должны были нести бóльшие, чем шведы, потери по причине того, что они наступали на вагенбург. Однако количество погибших примерно равно. Это подчёркивает или большую опытность русских войск или меньшую опытность шведов или то и другое вместе. В качестве вывода Котлярчук предлагает поставить героически защищавшимся шведам памятник рядом с памятником погибшим русским солдатам. Опыт такого примирения потомков известен, например, по строительству памятника французам, погибшим при переправе через Березину в 1812 г.44
Для белорусского читателя стоит обратить внимание на главу «Беларусь пачатку XVIII ст. вачыма шведзкіх жаўнераў45». В шведских архивах сохранилось много солдатских писем. «Ценность этих писем в том, что из них шведский читатель впервые узнал о Белоруссии»46. Однако следующее предложение заставляет усомниться в том, что шведы узнавали Белоруссию: «шведы в Белоруссии начала XVIII в. не знают слова “Белоруссия”. “Белоруссия” не упоминается в шведских источниках времён Великой Северной войны. Наша страна имела название Литва»47. Получается, что шведы знакомились с тем, что не упоминалось в их источниках. Да и к тому же Белоруссия как страна в XVIII в. не существовала даже в виде Литвы. Эта территория была частью Речи Посполитой. Кроме того, в других местах текста Котлярчук пишет о том, что эту территорию шведы называли Русь. Вообще, судя по выдержкам из шведских писем, шведы не видели в белорусах белорусов. Это же подтверждает частое комментирование Котлярчуком тех явлений, которые, по его мнению, нужно считать белорусскими48.
Интересен момент, в котором Котлярчук, опираясь на воспоминания шведского военного пастора, утверждает, что шведы чётко представляли, что Литва «самостоятельное государство, которое пребывает в федеративном союзе с Польшей». Доказательство, которое приводит Котлярчук, это упоминание пастором о том, что «границей между Польшей и Литвой является река Бебра»49. Однако почему Котлярчук делает вывод, что пастор воспринимал эту пограничную реку как границу между государствами, а не административными частями одного государства, не понятно. Ведь, если мы, например, заявим, что границей Москвы является МКАД, это не значит, что за МКАДом находится «самостоятельное государство, пребывающее в федеративной связи» с Москвой. Далее по тексту исследователь приводит цитаты из писем шведских солдат, по которым можно как раз предположить, что Литва рассматривалась шведами как административный регион, а не отдельное государство в федеративном союзе. Так, говоря о Несвижском замке (современная Гродненская обл. Белоруссии), свидетель событий Г. Адлерфельд пишет, что замок находится в Польском королевстве50. Хотя этот же автор, описывая Брест, указывает, что Буг является «естественной государственной границей Литвы и Польши51». Видимо, шведам было безразлично, в каких отношениях между собой находятся части Речи Посполитой.
Исследователь критикует российских и шведских историков, которые кампанию 1708 – 1709 гг. называют «шведским походом в Россию», Котлярчук читает, что в то время существовало украинское государство Гетманщина, куда и отправился шведский король со своей армией. «Поход в Россию» с точки зрения Котлярчука – это «наложение политических реалий конца XVIII – ХХ в. […] на начало XVIII в.» «Научный профессионализм требует сегодня решительного пересмотра существующих стереотипов»52, – заявляет исследователь. После этой фразы становится совсем непонятно, почему Котлярчук всюду использует термин Белоруссия, придавая ему силу политического субъекта. Критикуя «наложение политических реалий» XIX в. на события XVIII в., Котлярчук занимается тем же, накладывая на начало XVIII в. представления ХХ в. Эта практика достаточно популярна в белорусской историографии, поскольку помогает «обелорусить» историю, что выгодно для современной ситуации. Ещё одна интересная глава книги Котлярчука «Карл XII у народнай культуры беларусаў53», из которой можно почерпнуть интересные сведения об упоминании шведского короля в местных легендах.
В целом, современная белорусская историография практически не интересуется событиями Северной войны в целом. Её анализ или просто описание встречается лишь в общих работах по истории Белоруссии, поскольку на такое событие нельзя не обратить хоть небольшое внимание. В данном тексте проанализированы не все книги, в которых встречаются упоминания о Северной войне, но эти упоминания практически однотипны. Белорусским исследователям интересны лишь отдельные моменты войны, затрагивающие социально-экономическое положение крестьян и шляхты, а также некоторые боевые действия, протекавшие на территории современной Белоруссии (обычно, битва при Лесной). Остальные сюжеты белорусских историков интересуют слабо. Северная война в представлении современного белорусского общественного мнения является «чужой» для белорусов, поэтому не интересной для исследований.
Александр Гронский,
кандидат исторических наук
1 В белорусской историографии не принято употреблять по отношению к Речи Посполитой прилагательное польский, т.к. при этом теряется возможность показывать роль белорусов в жизни государства, поэтому употребляются словосочетания «армия Речи Посполитой», «шляхта Речи Посполитой» и т.д.
2 Северная война 1700 – 1721 гг. и исторические судьбы Европы: к 300-летию со дня битвы при д. Лесная: международная научно-практическая конференция, 4 октября 2008 г. – Могилев: МГУ, 2008. – 376 c.
3 Велько А.В. Битва у Лесной. Минск: Белорусская Православная Церковь. 2008. – 24 с. (серия Слава Отечества. Для среднего и старшего школьного возраста).
4 100 пытанняў і адказаў з гісторыі Беларусі / Уклад. І. Саверчанка, Зм. Санько. – Мінск: рэдакцыя газеты «Звязда», 1993. – 80 с. 47-48.
5 Там же, с. 47.
6 Там же, с. 48.
7 Запруднік Я. / Навук. рэд. У. Арлоў. Пер. с англ. М. Раманоўскага. – Мінск: Беларускі Фонд Сораса: ВЦ «Бацькаўшчына», 1996. – 326 с.
8 Там же, с. 55.
9 Найдзюк Я., Касяк І. Беларусь учора і сяння: Папулярны нарыс з гісторыі Беларусі / Пасьл. А. Грыцкевіча; Укл. Н. Дашкевіч. – Мінск: Навука і тэхніка, 1993. – 414 с.
10 Вот так появляется государственно-политическая субъектность Белоруссии. Её попросту упоминают как отдельный, обособленный регион, который всегда был Белоруссией и даже Август II был не королём польским и великим князем литовским, а правителем Белоруссии.
11 Найдзюк Я., Касяк І. Указ. соч., с. 116.
12 Гісторыя Беларусі: У 6 т. Т. 3. Беларусь у часы Рэчы Паспалітай (XVII – XVIII стст.) / Ю. Бохан, В. Голубеў, У. Енмельянчык і інш.; Рэдкал.: М. Касцюк (гал. рэд.) і інш. – Мінск: Экаперспектыва, 2007. – 344 с.
13 Там же, с. 104-119. Параграф, посвящённый проблеме называется «Беларусь у Паўночнай вайне і паглыбленне палітычнага крызісу ў першай палове XVIII ст.»
14 Там же, с. 107.
15 Там же, с. 107-119.
16 Там же, с. 110.
17 Там же, с. 111.
18 Гісторыя Беларусі: У 2 ч. Ч. 1. Ад старажытных часоў – па люты 1917 г.: падручнік / ЯК. Новік [і інш.]; пад рэд. Я.К. Новіка, Г.С. Марцуля. – 3-е выд., дапрац. і дап. – Мінск: Вышэйшая школа, 2007. – 398 с.
19 Там же, с. 187-201.
20 Там же, с. 198.
21 Там же, с. 199.
22 Там же, с. 200.
23 Там же.
24 Трещенок Я.И. История Беларуси. Ч. 1. Досоветский период: Уч. пособие. – Могилёв: МГУ им. А.А. Кулешова, 2003. – 176 с.
25 В конце 90‑х гг. ХХ в. белорусские исторические исследования грешили «национальным романтизмом», как это сейчас называют. На самом деле этот «романтизм» был достаточно агрессивен, голословен, эмоционален и, что следует из этого, ненаучен. Белорусская историография смогла пережить кризис роста, но в последнее время рецидивы «национального романтизма» усилились. Появились призывы называть регионы Российской империи не так, как они назывались на самом деле, а так, чтобы подчёркивать белорусский характер территории. Самым одиозным в этом «романтизме» является сознательное писание по-русски с грамматическими ошибками. Так, в 1991 г. в русском языке белорусского извода появилось слово «Беларусь», а буквально недавно слова «беларусы» и «беларуский». Всё это стремится быть логически обоснованным и подаётся как объективные научные исследования.
26 Трещенок Я.И. Указ. соч., с. 102
27 Там же, с. 102.
28 Там же, с. 102
29 Там же, с. 103
30 Там же, с. 103.
31 Там же, с. 102
32 Котлярчук А. Швэды ў гісторыі й культуры беларусаў – Мінск: Энцыклапедыкс, 2002. – 296 с.
33 Там же, с. 90.
34 Там же, с. 97.
35 Там же, с. 100.
36 Например, Новіна Антон [А. Луцкевич], На дарозі да новаго жыцьця. – Пецярбург: Друкарня Пенткоўскаго, 1912. – С. 6. Луцкевич утверждает, что в средние века русским называлось то, что сейчас называется белорусским, поэтому предлагает везде вместо «русский» читать «белорусский».
37 Котлярчук А. Указ. соч., с. 94.
38 Там же, с. 95.
39 Там же, с. 105.
40 Там же, с. 109-120.
41 Там же, с. 125.
42 Там же, с. 123.
43 Там же, с. 125.
44 В белорусском варианте такие памятники могут строиться или не строиться по политическим мотивам. Так, все памятники, которые до революции были поставлены в память русских солдат, погибших при подавлении польского восстания, в период советской власти в лучшем случае не охранялись и не реконструировались. Зато появились памятники, посвящённые повстанцам. Когда же в белорусской историографии за польским восстанием 1863-1864 гг. прочно закрепилось представление белорусского национально-освободительного, эти памятники стали восприниматься как памятники своим героям. Сейчас дошло до того, что дореволюционный памятник белорусским крестьянам, погибшим от рук повстанцев, не восстановлен и даже неизвестен, хотя его остатки до сих пор стоят. Для белорусской идеологии бессмысленно сохранять памятники, подчёркивающие «небелорусскость» некоторых событий. Если вдруг шведы захотят поставить памятник у Лесной, белорусские власти вряд ли будут противиться, т.к. к Северной войне, Отечественной войне 1812 г., Первой мировой войне в белорусской идеологии отношение как к «не своим» войнам. Войнам, которые велись не за Белоруссию, в которых совершали подвиги, погибали и побеждали не белорусы. Обычно основным мотивом в описании таких войн являются «страдания белорусского народа в военное лихолетье» и лишь иногда описание подвига каких-нибудь выходцев с белорусских земель. Если таких выходцев найти нельзя, тогда появляются фразы о борьбе белорусского народа с захватчиками. В таких случаях народ выступает некоей безличностной массой, что даёт возможность, говоря о борьбе, не уточнять конкретику: кто, где, когда и что делал ради этой борьбы.
45 Котлярчук А. Указ. соч. с. 145-155.
46 Там же, с. 145.
47 Там же, с. 146.
48 Например, Котлярчук пишет, что полешуки основали мануфактуру «русской шкуры». В скобках вслед за выражением «русской шкуры», автор уточняет: «белорусской». С. 151. Такие уточнения встречаются в книге достаточно часто.
49 Котлярчук А. Указ. соч. с. 148.
50 Там же, с. 150.
51 Там же, с. 151.
52 Там же. с. 148.
53 Там же, с. 182-188.