Доклад Валерия Михайловича Разгулова на международной научной онлайн-конференции «Карпатские и галицкие русины. Вопросы национальной самоидентификации». Конференция начала свою работу 11 декабря 2014 года публикацией анонса с программой, и продлится до 17 декабря 2014 года. 17 декабря в онлайн-режиме с 15.00 до 17.00 состоится заключительное заседание, во время которого ее участники обсудят предварительно выложенные доклады и ответят на вопросы, поступившие от посетителей сайта.
Олена Рудловчак: «Усі наші будителі, в тому числі й Духнович, відносили себе до малоросів, у сучасному трактуванні – українців» [1].
Стефан Фенцик: «С началом расцвета нашего возрождения со времен Адольф Ивановича Добрянского (1817 – 1901), Александра Васильевича Духновича (1803 – 1865) и Ивана Ивановича Раковского (1815 – 1885), русский литературный язык получил автономное значение, несмотря на условия политические, исключавшие возможность его методического, школьного развития. Душею и серцем нашего духовного обновления был Александр Духнович, вдохновивший новый дух в измученное сердце ветви русского народа на склонах Карпат. Уже в ту, отдельную пору, жива была идея культурного единства русского народа от Владивостока до Попрада».[2]
ДУХОВНОЕ СТАНОВЛЕНИЕ БУДИТЕЛЕЙ
Нашим Будителям более всего были близки русские славянофилы. Многие из них поддерживали личные связи с Аксаковым, Погодиным, Хомяковым, Шевыревым и другими сторонниками славянского единства.
Было время, когда Будители, надеялись на непосредственное вмешательство России в славянские дела Австрии и Венгрии. Вот почему, А. Добрянский, сразу же стал гражданским комиссаром при русских войсках Паскевича-Эриванского, который прибыл в 1849 году в Венгрию. После ухода русских войск из Венгрии эти надежды рухнули. Что же осталось делать Будителям? Они должны были думать только о том, как приспособить свои действия к условиям места и времени. Заявляя о своих верноподданнических чувствах австрийской короне, они в то же время мечтали о духовном, культурно-литературном единении славян между собой и, прежде всего, с Россией.
Большое влияние на формирование славянофильских взглядов Будителей, на направление их культурно-просветительской деятельности оказало чешское и словацкое национальное возрождение, идеи «апостолов» славянства И. Добровского и Яна Коллара, произведения Ф. Палацкого и П. Шафарика. А также зарождающееся русское национально-просветительское движение в братской тогда Галиции, у истоков которого стояла «Русская троица». Когда три студента богословского факультета Львовского университета Яков Головацкий, Маркиан Шашкевич и Иван Вагилевич впервые в Галичине открыто заявили: Как на небе Бог в Троице Един, так на земле Русь триединая: Великая, Малая и Белая Русь – одна Русская земля». Уместно тут вспомнить и о связях с русскими учеными славистами. В частности, А. В. Духнович был знаком с профессором Харьковского университета И. И. Срезневским, который в 1842 году, после встречи с Л. Гаем, посетил также и А. Духновича. (В. Микитась «О. В. Духнович», Ужгород. 1959. стр. 24). На память об этой встрече А. Духнович подарил известному ученому-слависту два автографа своих стихотворений [3].
Осторожно, боясь вызвать подозрение у австрийских и венгерских властей, Будители, в своей литературной деятельности пропагандировали те идеи, с которыми была связана их борьба за русскость. Правда, делалось это, по словам И. Раковского: «Еще весьма слабо… У писателей… это происходит не только от добровольного уклонения от правил русского языка, сколько от недостатка совершенного знания и обладания богатством его. Но можем ли мы иметь притязания на совершенное усвоение литературного русского языка? Где, в каких училищах изучали мы его? Давно ли занимаемся распространением народного просвещения? Чисто русского училища с преподаванием наук на русском языке у нас доселе нигде нет. Все, что в некоторых училищах находим, для пользы нашего русского языка, ограничивается преподаванием русской грамматики, далее закона Божия и некоторых немногих учебных предметов на русском языке; но при всем этом вовсе не употребляются учебники, составленные на литературном русском языке»[4].
«Отцом русской школы и русской литературы в Угорской Руси, - писал К. Кустодиев, - был А. Духнович, человек «глубокого классического образования и «глубоко преданный своему народу и любивший меньшую братию до самоотвержения. Все свои силы, все свое время, все свои средства А. Духнович посвятил единственной цели – пробуждению народного сознания и развитию народной литературы»[5].
РУССКИЕ КОРНИ ДУХНОВИЧА (1803-1865)
С малых лет, как сын священника небольшого провинциального прихода, оставшись сиротой в 12 лет, Александр проводил время со сверстниками, простыми крестьянским детьми, поэтому с детства проникся сочувствием и состраданием к простым русинам. А еще, его связывали с ними общий язык и школа. И конечно, семейное предание, услышанное от деда, выводившее род Духновичей из Руси. Через несколько дней после смерти отца, как писал Будитель в своих автобиографических «Записках», его призвал к себе дед и торжественно объявил ему: «Я должен теперь передать тебе, что отец и дядя, мой завещали мне передать наследникам касательного нашего рода. Предок наш происходил из Москвы… из фамилии Черкасских. Когда царствовал император Петр Великий, то настал там бунт и мятеж… Зачинщиками бунта были стрельцы, и в числе капитаном их был наш предок Черкасский. Наш предок спас свою жизнь бегством… ушел через Польшу в Угорщину и явился в Тополу уже с именем Духновича». Его дед закончил свое напутствие такими словами: «Сын мой! Не забывай Бога… и люби свой русский род, и хоть не будешь через то богат, но будешь счастлив»[6].
Безусловно, это семейное предание заронило в сознание подростка Духновича чувство приверженности к своему «русскому роду». В гимназии он столкнулся с чуждой и гнетущей обстановкой, оставившей неизгладимый след в его душе. Как писал Ф. Ф. Аристов: «Русский букварь был заменен мадьярской азбукой, причем учитель с нескрываемым злорадством объявил, что все предыдущее обучение было напрасным трудом и поэтому ничего не стоит. Не отставали в шовинизме от своего учителя и воспитанники школы, которые издевались над Духновичем за его привязанность к русской речи»[7].
Все это не повлияло на Александра Духновича стать «стыдящимся рода своего». Способный юноша вскоре хорошо изучил и мадьярский язык, но не забыл и не отказался от родного языка, а, наоборот, с жадностью читал и изучал произведения классиков русской литературы Державина, Пушкина, Лермонтова, Аксакова, Гоголя…
В автобиографии он рассказывает, как ночами в библиотеке консистории читал русские книги и причислял себя к русскому народу: «Тогда я понял, что я русскій, тогда поминул слова моего діда [8] и я душею да тілом стался русским, думы носились над Сывером, и мні пришла жажда видіть… Ерусалим» [9].
БУКВАРЬ ДУХНОВИЧА
Заслуга А. В. Духновича заключалась, прежде всего, в его многогранной культурно-просветительской деятельности, выражавшейся в издании им школьных учебников на родном языке и «полезных для народа книг». Друг и соратник Духновича, известный русинский церковный деятель, писатель Анатолий Федорович Кралицкий (1835-1894), характеризуя эту сторону деятельности Духновича, писал: «Духнович не был гений, поэт высоких дарований или литератор европейской славы; он был только скромный «будильник», так называемый tumfac. Нужен был календарь – Духнович составил и издал календарь. Оказалась потребность в школьных учебниках – Духнович написал и издал на собственные издержки: букварь, грамматику, землепись, народную педагогию и проч.»[10].
Он являлся автором и издателем следующих учебников для народных школ: «Букварь, книжица для начинающих» (1847) «Краткий землепись для молодых русинов» (1851), этим изданием автор удовлетворил давнее детское желание стать географом; «Грамматика русского литературного языка» (1853); «Народная педагогия в пользу училищ и учителей сельских» (1857). Эти учебные пособия в условиях того времени сыграли большую положительную роль. Они содействовали распространению грамотности, прививали национальное самосознание русинов, противодействовали антинародной, ассимиляторской политики Габсбургов.
«Букварь» В. А. Духновича, написанный «речью мерною», пользовался огромной популярностью и выдержал четырехкратное переиздание. Эта книга, писал В. Крайняница, благодаря «чистоте и ясности языка, легкости стиля, пестроте и богатству содержания… быстро распространилась не только под Карпатами, но и за Карпатами. По ней училось грамоте не одно поколение, с благодарностью вспоминая о ее составителе».
«Грамматика» и «Краткий землепись» А. Духновича, являвшиеся первыми школьными пособиями этого рода. «Из них долгие годы черпала молодежь познания на понятном и родном языке», - отмечал тот же автор [11].
«Грамматика русского литературного языка» А. В. Духновича была быстро распродана и имела огромное значение для поднятия престижа родного языка. По словам Ф. Ф. Аристова, она была написана «… на местном карпаторусском наречии, но В. М. Войтовский и И. И. Раковский, которому автор послал в Будапешт свое сочинение для напечатания, изменили первоначальный язык грамматики на общерусский лад и в таком виде выпустили ее в свет» [12]. Исследователь и путешественник В. Терлецкий в уникальной книге «Угорская Русь и возрождение сознания народности между русскими в Венгрии»[13] , отмечал, что Духнович поначалу страшно возмутился, но со временем примирился и даже был доволен исправлениями Войтовского и Раковского.
РЕВНОСТНЫЕ ПРОПОВЕДНИКИ КАРПАТОРУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
По исключительной энергии и неуклонности, по смелости и прямоте выступлений на защиту русского единства, бесспорно, наиболее выдающееся место принадлежит о. Иоанну Раковскому.
Еще в начале, когда пробудилось в галицко-русском обществе национальное самосознание и под влиянием воззвания «Рады народной русской» («Одозва до русского народу», от 10 мая 1845 г.), призывавшей к подъему и развитию чувства народности, совершенствованию языка и утверждению его в школе, в печати, в книге. Этим вопросам большое внимание уделяет «Вестник для русинов Австрійской державы». Журнал выходил в Вене с 1850 года под редакцией И. Головацкого, публиковалось множество статей «о галицко-русскомъ языцЬ», «о развитіи нашого языка», «Гадки о образованіи и развиваніи письменного русского языка» и другие. На страницах издания в дискуссиях активное участие принимал и Раковский. Он, подписывал свои статьи, псевдонимом «Панноніянин». В публикациях неоднократно касался вопроса об основах развития литературного языка в письменности, а главное, высказывал свою позицию по отношению литературного языка к народным наречиям и говорам. Надо отметить, что корреспонденции Раковского редакция ценила высоко и охотно их публиковала. Так,[14], была дана оценка его писем, затрагивающих животрепещущие вопросы и потому особенно интересных, хотя и не всегда отвечавших взглядам редакции.
И. Раковский вовсе не был противником народного языка, он признавал всю важность изучения его, на, него тоже, влияла народная «бесида», но он высказывался против введения ее в литературный процесс. «Ибо, - говорил он, - ежели бы мы себе во всемъ простонародному языку приспособляти хотЬли, тогда майже толико словесностей имЬли бы есме, колико областей и селъ нахождается… И где изобрЬтается народъ, иже бы повседневній свой языкъ равен имЬлъ съ обдЬланным и ученымъ языкомъ?» Поэтому, по словам Раковского, нет смысла и нужды стремиться к тому, чтобы создавать и утверждать письменность на простонародном языке. Эту мысль за двадцать лет до Раковского высказал с той же категоричностью М, Лучкай (Михаил Поп), в своей «Грамматике церковнославянского и русского языков» (1830), написанной по-латински. Он осудил вообще стремление славян приобщать к литературе различные говоры и диалекты. В этом отношении надо опираться, прежде всего, на язык церковно-славянский, на его богатство и высокое развитие[15]. Михаил Лучкай не одобрял переход россиян с церковнославянского на современный русский литературный язык, «поскольку из-за этого возникли определенные расхождения между Подкарпатской Русью и остальной Россией»[16]. Автор грамматики считал: «Подкарпаторусский диалект так близок церковнославянскому языку, что ему не нужна собственная грамматика, отличающаяся от грамматики церковнославянского языка»[17]. И предполагал, что: «Подкарпаторусский диалект произошел непосредственно от церковнославянского языка, а церковнославянский язык является собственно лишь подкарпаторусским диалектом в его старом, первоначальном виде»[18].
Иван Раковский считал, что русины Угорской Руси и Галиции только тогда сумеют успешно отстаивать свою русскость, народность, когда они овладеют «оружием поразительным» (разящим), то есть богатейшею русской культурой и могучим русским языком.
Если же этого не будем, то «мы не сделаем ни в чем никакого успеха, будем попраны, призрены и не обратит никто на нас никакого внимания».[19]
Такой же языковой концепции придерживался и А. В. Духнович. Корреспондент «Вестника»[20] из Пряшева (вероятно Духнович), решительно выступивший против стремлений «нЬкоторых галицких сродниковъ» создать литературный язык из одного народного говора и осудивший тех «которіи, увЬряти всЬх хотятъ, что языкъ простонародный округа, в котором они уродилися или теперъ живутъ, повиненъ бути языком книжнимъ всЬх русиновъ Австрійских». И горячо убеждает читателей: «НЬтъ, Братія, сіе бути не можетъ, бо такимъ способом въ четырехъ милліонахъ Австрійскія державы русиновъ будуть 1000 діалекты, будетъ непрестанна распря, будет междоусобная бранъ, что самое может русинамъ послЬднее принести уничтоженіе». Далее он писал: « А мненіе наше такое: что народный наш язык в союзе с библейским или церковно-славянским языком есть; мы желаем к нему приближитися, и нашу народность на нем образовати».
Некоторые исследователи творчества А. В. Духновича, в том числе и Ф. Ф. Аристов, отмечали большую заслугу Будителя в том, что он являлся первым просветителем Угорской Руси. Очищая народный язык от устаревших и несвойственных ему лингвистических форм, Духнович, шаг за шагом, подготовлял почву для постепенного возвышения и приближения народного языка к литературному.
На страницах галицийских изданий «Зоре Галицкой» (1854-1856) и «Семейной Библиотеке» (1855), в местных изданиях «Свет», «Новый свет», «Карпат», в «Месяцесловах» размещал свои материалы и И. Раковский. Он последовательно отстаивал идею культурного объединения всех ветвей восточных славян. Прежде всего, на основе принятия единого русского литературного языка. Всеми доступными способами противодействовал денационализации подкарпатских русинов, борясь за распространение грамотности и устранение той тяжелой культурной отсталости и темноты простого народа. По этому поводу, он говорил: «Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась заявить свое сочувствие к литературному единению с прочею Русью. У нас, так сказать, никогда и вопроса не было по части образования какого-нибудь отдельного литературного языка. Все наши писатели с самого выступления на поприще распространения народного просвещения руководились одною мыслию, имеющею целью литературное объединение. Сия мысль столь овладела нашими писателями, что они, можно сказать, были постоянными подвижниками великой идеи о всеславянском литературном соединении, получившей торжественное освящение в славянском мире»[21].
Энергично высказывались в этом смысле, в той же «Зоре Галицкой» и другие ее корреспонденты из Угорской Руси. От анонимного автора из Пряшева (очевидно от А. В. Духновича, который и раньше помещал тут свои материалы на эту тему), редакция получила письмо по поводу вышедшего еще в 1849 году во Львове перевода «на языкъ руській» трагедии Хомякова «Ермак». Это курьезное и совершенно ненужное упражнение галицкого литератора Келестина Долинянского, перелицевавшего произведение Хомякова, вызвало замечания пряшевского корреспондента. («Зор. Галл.» 1852, № 50, стр.498). Они касались исключительно языка перевода: «Кой то у вас несчастник «Ермака» Хомякова не только изуродовалъ? Якій то языкъ? Якая грамматика? Не выйдемъ ли мы никогда изъ експериментовъ, найпаче столь соблазнительных? У нас больше людей начали тое дЬло читати, но я самъ дошелъ до третяго дЬйствыя, далЬй не было возможно…». Автор письма высказывается решительно против таких переделок, против уродования утонченного литературного языка. Он спрашивает читателя: «Такъ то намъ салоны исключити въ образованіи нашого языка? И трудам прочей русской словестности и жизни для насъ мертвыми оставатися?». Переводчику прямо ставилось в укор пренебрежением русским литературным языком. И таких публикаций множество.
«Церковная газета» в одном из номеров за 1857 год, ставила Духновичу в заслугу в его литературной деятельности сочинение элементов народного языка с достижениями прошлого, столетия общего русского литературного развития: «Наш заслуженный писатель, желая постепенно приучать народ к книжному русскому языку, старается в сочинениях своих пользоваться отчасти церковно-славянским, отчасти же народным-русским слогом. Он не перекручивает русских или церковно-славянских слов, сохраняет их неповрежденно, старается ими облагораживать простонародные выражения»[22].
В 1929 году карпаторусский литератор Павел Федор об этом писал: «Этот отзыв, - ( в «Церковной газете» - В. Р.), - и поныне является ценным. Духнович, действительно указал путь для развития общерусского литературного языка на Подкарпатье, он, на основании общерусской грамматики, пользовался словарем и выражениями местными, чтобы тем самым народ, лишенный русской школы, постепенно приучить к общему русскому литературному языку»[23].
«ЦЕРКОВНАЯ ГАЗЕТА» И. РАКОВСКОГО
Заветной мечтой всей жизни И. Раковского было стремление приобщить своих земляков к русской культуре, русскому языку. Самую возможность сохранения русинами своей народности и самобытности, возможность культурного единения славян Австрийской империи он рассматривал только в плане культурного и языкового единения с русским народом: «Наша Угорская Русь никогда ни на минуту не колебалась заявить свое сочувствие литературному единению с прочей Русью».
В вопросе сохранения чистоты русского языка Раковский проявлял всю страсть, непримиримость и фанатизм протопопа Аввакума; его «заклятые враги» – все, кто покушался на русский язык. Это был человек, который, по выражению Духновича, «за ребро даст себя повесить за русчизну»[24].
Своей последовательностью в борьбе за чистоту русского языка он отличался от других Будителей. Духнович тоже был сторонником русского языка и русской культуры, и в то же время он призывал подкарпатских русинов к взаимным уступкам в области языка с русской основой, но с большим количеством славянизмов и элементов местных наречий. Добрянский, чтобы прекратить языковые распри в Закарпатье и в Галиции, предлагал: «Пусть пишет каждый как умеет» и прибавлял по поводу языкового разъединения: «Разъединение сие ненавижу, тем менее хочу в нем участвовать[25].
Раковский же в языковом вопросе, не шел ни на какие уступки, ни на какие компромиссы. Давая согласие прислать корреспонденцию в «Зорю Галицкую», он выставлял, как непременное условие, «чтобы не изменяли в слове ни буквы». Конечно, его корреспонденция была на русском языке[26].
Обращаясь к своим колеблющимся единомышленникам, Раковский писал: «Если будем думать, что не можно у нас внести в употребление русский язык, то он и не будет введен во время нашем, но как мы иначе станем россуждать, то он и может быть учрежден у нас в настоящее время»[27]. Таким образом, усвоение русского языка и русской литературы Раковский считал единственным средством в деле «литературного единения» австрийских славян и в деле борьбы подкарпатских русинов за сохранение «русскости», то есть своей народности.[28]
С этой же целью Раковский взялся за издание «Церковной газеты». «Моя цель, - писал он по поводу издания «Церковной газеты», - не иначе как вести у нас в употребление русский язык и упрочить оное в народе нашем. Этой цели же нельзя иначе достигнуть как поддержание газеты (то есть «Церковной газеты») публикой».[29]
Я РУСИНЪ БЫЛЪ, ЕСМЬ И БУДУ
Наиболее ярко безграничное чувство любви к своему многострадальному народу выражено А. В. Духновичем в его стихотворении «Вручаніе», опубликованное в альманахе «Поздравленіе Русинов на год 1851». Автор в годы насильственной мадьяризации русинской интеллигенции и духовенства, в годы гонения всего русского мужественно заявляет: «Я русинъ былъ, есмь и буду», ставшим «народным гимном» и «патриотическом катехизисом карпатороссов», как выражались некоторые современники.
И если другие стихи в альманахе А. Духнович подписывал криптограммою «А. Д.», то это, подписал полным именем «Александр Духнович». Приведем его полностью по изданию «Избранныя сочиненія Александра Духновича» Унгваръ-Ужгородъ, 1941», которое сохранялось в собрании карпаторусского писателя И. Ф. Комловши.
Я Русинъ былъ, есмь и буду,
Я родился Русиномъ
Честный мой родъ не забуду,
Останусь его сыномъ;
Русинъ былъ мой отецъ, мати,
Русская вся родина
Русины сестры и браты
И широка дружина;
Великій мой родъ и главный
Міру есть современный
Духом и силою славный,
ВсЬмъ народамъ пріемный.
Я свЬтъ узрЬлъ подъ Бескидомъ,
Первый русскій воздух ссалъ
И кормился русскимъ хлЬбомъ,
Русинъ мене колысалъ.
Коль первый разъ отворилъ ротъ,
Русское слово прорекъ,
На азъ-буцЬ первый мой потъ
Съ молодого чела текъ.
Русскимъ потомъ я питанъ былъ,
Русскимъ ишелъ расходомъ
Въ широкій свЬтъ, но не зебылъ
Съ своимъ знатися родомъ.
И теперь, кто питаетъ мя?
Кто кормитъ, кто мя держитъ?
Самое русское племя
Мою гордость содержитъ!
Прото тобЬ, роде мой,
Кленуся живымъ Богом,
За печальный потъ и трудъ твой
Повинуюся долгомъ.
Пожалуй, это были самые счастливые годы в жизни А. В. Духновича, на его глазах проходило пробуждение национального самосознания карпатороссов. Он восклицал: «Да то и радость, когда молодцы наши и девочки рускіи поют песни! Радостные слезы точились мне, бывшему в Торисках на посвящение, як молодежь запела: «Я Русинъ былъ, есмь и буду» также и ины русскіи пісни».[30]
… В начале 1865 года, незадовго до смерти, Александр Духнович, подытоживая итоги своей жизни, писал: «Я радуюся из сердца, что наши забытые русины ожили духовно. Я трудился день и ночь и боролся со многими препятствиями, я терпел муки, битвы и много біди за мой народ, чтобы он жил и счастлив был».[31]
Уже в начале ХХ века, языковый спор разгорелся с новой силой. Форпостом русскости, защитником карпаторусского языка, стало русофильское Общество им. Александра Духновича, но это тема отдельной публикации.
А закончить мне хочется словами почетного председателя этого общества, Евминия Ивановича Сабова, сказанные им на открытии памятника А. Духновичу в Севлюше (Виноградове) в 1925 году: «Я учился по букварю А. Духновича, и еще малым мальчиком отвечал: «Я русин был. Дай нам Боже добрый час»; Адольфа Добрянского я видел гимназистом в Ужгороде; а у отца Ивана Раковского с сошкольниками богословим был в Изе, и его благосклонные слова, много испытывшего труженника – пленили нас, и успокаивали. Мои товарищи! не дождались того дня, когда я, наймолодший их товариш, излагаю благодарность, всем, кому мы должны кроме материнського молока своему русскому духу».[32]
1) «Срібна Земля-фест» №16. 2003.
2) Государственный архив Закаратской области ф.50, оп. 1, ед. хр. 8, л. 80.
3) Михайло Алмашій «Хто він – О. Духнович?»«Новини Закарпаття», 13 березня 1993 р.
4) «Светъ № 4, 1868 г.
5) К. Л. Кустодиев «Конгресс католиков Венгрии и угорские русские», «Православное обозрение», Москва, октябрь 1871 г. стр. 553).
6) Ф. Ф. Аристов «Карпато-русские писатели», Москва, 1916 г. стр.50.
7) Там же, стр. 49.
8) о предках Черкасских – В. Р.
9) Духнович Александр «Автобіографія» Ужгород. 1928 г.
10) Иван Коломиец «Социально-экономические отношения и общественное движение в Закарпатье во второй половине ХІХ столетия» Том второй, Томск, 1962 г., стр. 466.
11) И. Г. Коломиец «Очерки по истории Закарпатья» Часть вторая. Томск, 1959 г. стр.186.
12) Ф. Ф. Аристов «Хронологический перечень напечатанных сочинений А. В. Духновича», Ужгород, 1928, стр. 3.
13) Киев, 1874 г.
14) в № 13 на стр. 50 за 1851 год
15) «Вестник», 1856. № 38. стр. 151.
16) Георгий Геровский «Язык Подкарпатской Руси» (перевод с чешского), Москва. 1995 г. стр. 59. Книга подготовлена к изданию стараниями С. В. Шарапова.
17) Там же
18) Там же.
19)Письмо к Якову Головацкому от 23. 03.1857 г. Письма к Я. Головацкому везде приводятся по «Збірнику філологічної секції наукового товариства ім.. Шевченка», т.8-9, изд. К. Студинским. Львов, 1905 г..
20) 1850. № 62, стр. 247
21) Валерий Разгулов «К разгадке смерти Иоанна Раковского», Ужгород, 2004 г. стр. 26.
22) «Учитель», Ужгород. 1929 г.№ 3-4 г. стр. 104.
23) П. Федор «Очерки Карпаторусской литературы», Ужгород, 1929 г. Издание культурно-просветительского О-ва А. Духновича.
24) Валерий Разгулов Указанное сочинение стр. 30.
25) Письмо к Якову Головацкому от 11.Х. 1853 г.
26) Валерий Разгулов Указанное сочинение стр.31.
27) Там же.
28) Там же.
29) В. Разгулов «Церковная газета» и ее редактор И. Раковский», «Единство-плюс» 20 ноября 1993 г.
30) «Слово». 1862, Ч.1, стр. 3.
31) Сергій Федака «Загадка трудів і днів Будителя», «Новини Закарпаття». 2003, № 63. стр. 4.
32) ГАЗО ф.50, оп.1, ед.хр. 18, л.33 обр.