Галицкая Русь прежде и ныне.
Исторический очерк и взгляд на современное состояние очевидца.
Глава II.
Взгляд австрийского правительства и поляков на русский вопрос в Галиции в продолжение века.
А. Австрия и Галицкая Русь (1772—1848).
1. Просвещенный абсолютизм Марии Терезии и Иосифа II. 2. Система Меттериха и недоверие правительства к русскому населению в Галиции. 3. Пробуждение национального самосознания среди русских Галичан и стремление правительства ввести их в русло австрийской политики.
«... Und wennja auch Rücksichten der
Politik erwegen werden sollten, dürfte
es sicher minder räthlich sein, statt der
polnischen die ruthcnische Sprache zu
verbreiten, nachdem solche nur eine
Abartung der russischen ist».
Мемориал Львовской губернии 13 декабря 1816 года.
рисоединение Галиции в 1772 г. последовало в ту пору, когда процесс сильнейшего сплочения отдельных частей Австрии в одно целое резко обозначился. Подобно тому, как было тогда на Западе, и в Австрии водворился т. наз. просвещенный абсолютизм, творцами которого явились здесь Мария Терезия, и Иосиф II. Были они реформаторами большого размаха. Правда, они стремились сломать сословные привилегии, все подчинить своей воле, но с другой стороны, они носились и с мыслью улучшить долю низших, беднейших слоев общества, и идеи, какими руководствовались Мария Терезия, и Иосиф II, принесли значительную пользу галицко-русскому населению: состоя из простонародья, оно почувствовало благоприятную перемену отношений в указанных двух направлениях. Так галицко-русское духовенство стало получать высшее образование. В 1774 г. правительство приняло в венскую дух. семинарию при ц. св. Варвары (Ваrbareum) 14 русских «клириков»; в 1783 г. основана униатская духовная семинария для галицко-русских; в 1784 г. был
открыт во Львове университет, в котором патентом от 9 марта 1787 г. учрежден т. наз. «русск. институт", где читали лекции для галицко-русских студентов, на философском и богословском факультетах, по-русски.
Кроме того, правительство облегчило и положение крестьян, дав им в 1782 г. личную свободу, а в 1786 г. упорядочило отношения их к помещикам.
Такая забота правительства о галицко-русских казалась им такою великодушною, что они долго питали чувства благодарности и привязанности к Австрии и, несмотря даже на перемену отношений к ним правительства, они считали эпохой тот момент, когда перешли под власть Австрии. «Любезнейшие братья, говорил в 1806 г. доктор богословия Гарасевич, взгляните на современное положение нашего духовенства, и вы убедитесь, что оно никогда не достигало такой высокой степени. А благодаря чему? Благодаря милости австрийского правительства, ибо с тех времен, как мы перешли под власть мудрой, справедливой ируководящейся либеральными принципами австрийской власти, с нами обращаются отечески и наравне с другими».
Между тем, в Австрии скоро водворился, как, впрочем, и в других европейских государствах, крайний абсолютизм. Французская революция, которая провела в жизнь целый ряд либеральных идей, самым способом их проведения поразила и встревожила консервативные элементы, а главным образом европейские дворы. Настает реакция, —и она все более усиливается с 1815 г., чтобы совершенно подавить либеральные мысли и идеи. В Австрии за это дело принялись Франц II (I) и его министр Меттерних, который стремился повсюду заглушить либеральные течения. Вот почему это время называется эпохою Меттерниха.
Средства же, которыми достигалась такая задача правительства, были: а) ограничение свободы печатного слова посредством цензуры, б) ограничение свободы мнений, вследствие чего были запрещены всякие организации и общества: за основанными же благотворительными обществами учрежден зоркий надзор; в) Не признавали тайны писем, введены система доносов (1782) и тайная полиция, имевшая целью открывать все, что казалось несоответственным государственной идее.
Полицейским характером управления государством дело одна кож не ограничивалось. Для скрепления государства применялась система германизации: посредством колонизации отдельных областей (в Галиции поселилось тогда много чисто-немецких колонистов), в особенности же посредством школ, в которых введено преподавание на немецком языке. Среди такой немецкой атмосферы и при крайнем абсолютизме протекала жизнь отдельных народов Австрийской империи, с большими или меньшими вспышками протеста, выражением которого были в Галиции тайные общества среди польской молодежи и всеобщее негодование на австрийское правительство.
Если в этот начальный период была так тяжела вообще жизнь народов, входивших в состав Австрийской империи, то что сказать о русских галичанах, по отношению к которым австрийское правительство скоро начало руководиться еще особыми принципами, и предпринимать меры, еще не испытанные другими народностями?
Уже первый губернатор Галиции гр. Перген не советовал правительству помогать усилению русских и предлагал употреблять их в случае необходимости лишь как орудие против поляков 1). Эти слова губернатора подтвердил немецкий историк I. Хр. фон Энгель, которому австрийское правительство поручило написать историю земли, занятой при разделе Польши. «Кто не испугается того, писал этот историк 2), что русский генерал Тутолмин поясняет в своем универсале, от 18 июля 1795 г., по поводу занятия Холма, Белза и Луцка, что-то были когда-то составные части древнего русского государства и в древние времена тут сходились границы Русской империи и Галиции. Кого не устрашит то, что г. Hupel в названии Червонная Русь... видит основание легко включить Галицию в состав русского государства. А что было бы, если б русскому кабинету вздумалось утверждать, что Галиция есть собственно русская провинция, ибо тут властвовали потомки киевских в. князей? »
Слова историка Энгеля, подкреплённые историческими фактами, имели несомненно решительное влияние на политику австрийского правительства относительно русских галичан, на ту политику, которая красною нитью тянется уже более ста лет и до сих пор. Когда-нибудь Россия может потребовать возвращения Галиции, как русской провинции, исконно-русской земли: не надо поэтому укреплять здесь русский элемент, ибо он небезопасен для Австрии и ненадежен. Таков смысл слов историка. Надо лишь, соответственно необходимости, употреблять русских галичан, как орудие против поляков, советовал австрийский чиновник, первый губернатор Галиции. Вот краеугольный камень столетней истории Галиции под властью Австрии.
Что такими взглядами будет руководствоваться правительство, скоро доказала и самая система Меттерниха. Для улучшения преподавания в сельских школах в 1812 г. было решено ввести вместо немецкого материнский язык. Но под названием «материнского» языка разумелся лишь польский язык. Тогдашний митрополит Левицкий стал на защиту прав русского языка, но губернские власти ответили ему, что «на малорусском языке ничего не пишется и не издаются ни императорские законы, ни циркуляры, а потому он не полезен и в школах был бы лишь бременем» 3). Митрополит представил жалобу императору Францу I, и губернские власти дали 13 декабря 1816 г. по этому делу такие пояснения: «науке о религии на малорусском языке губерния не противится, когда требует того обряд; но иная речь о школьной науке. Немецкий народ имеет много наречий, но в школах один литературный язык; такой язык в Галиции польский, который понимает и русский народ»... Далее были прибавлены знаменательные слова: «Для просвещённого, либерального и справедливого правительства, каким есть австрийское, не имеется политических причин, которые бы не допускали в Галиции обучения польской грамоте...; если же принять во внимание соображения политического свойства, то окажется «менее желательным распространять вместо польского малорусский, который есть лишь наречие российского языка» («und wenn ja anch Rücksichten der Politik erwegen werden sollten, dürfte es sicher minder räthlichsein, statt der polnischen die ruthenische Sprache zu verbreiten, nachdem solche nur eine Abartung der russischen ist»).
Император велел созвать по этому делу комиссию, которая, несмотря на протест митр. Левицкого и Могильницкого, решила, что:
1) местным языком в Галиции есть язык польский;
2) можно учить по-русски, но школа, в которой будут обучаться на русском языке, не может пользоваться школьным фондом;
3) религии надо обучать по-русски, но в изучении других предметов надо употреблять лишь польский язык.
22 мая 1818 г. императорским распоряжением было решено, что 1) «в школах, которые посещает молодежь двух вероисповеданий, преподавательским языком по всем предметам, кроме вероучения, должен быть польский язык; 2) в округах со смешанным населением греко-католики (русские) могут иметь свои школы с русским преподавательским языком, но эти школы не имеют права пользоваться школьным дом».
Вновь возникшие школы стали проводниками полонизации: она охватила не только интеллигентные слои галицко-русского общества, но—чего не было во время польского владычества—и галицко-русское простонародье.
Русские галичане оказались в плачевном состоянии. Единственный их представитель — русское духовенство—было не высокого качества. Воспитанное в духе воззрений правительства, оно легко принимало разговорный польский язык. Молодежь заполняла тайные польские общества и выступала в рядах самых рьяных польских патриотов.
Однако искорка национального самосознания среди русских галичан тлела и не погасала. Искорке этой не дали погаснуть такие факторы, как греческий обряд, особый календарь, отдельная от польской азбука и не податливая по отношению к колонизации сила простонародья.
Духовное состояние тогдашнего галицкого русина поясняют слова молодого студента медицины Ивана Гловацкого, писанные к брату его Якову в 1842 году:
.... «в обох (Яковѣ и Иванѣ) якась сила невидима тягнула душу молоду на сторону Руси, без розмыслу и розваги, без переконаня—видко, що мине природа мати мною тодѣ володала» 4). Тую «невидимую силу» укрепило значительно живейшее движение в области литературы в конце двадцатых годов XIX. столетия. Когда в 1821 г. митроп. Левицкий предъявил львовской цензуре для разрешения свое послание, составленное на славяно-русском языке, цензура ответила митрополиту, что его предшественники не писали своих посланий «кирильевским» языком, и что у неё нет для таких изданий цензора 5). Могильницкий на этот ответ подал от имени митрополита возражение, которое является первым лингвистическим исследованием в галицко-русской литературе. Рассуждение Могильницкого появилось в 1829 г. в польском переводе Набеляка под заглавием: «Rozprawa о języku ruskim».
В то же время Д. Зубрицкий, принятый в 1829 г. в члены Ставропигийского института, посвящает себя всецело изучению родной старины и издает целый ряд исторических сочинений (Die griech. kath. Stauropigialkirche in Lemberg und das mit ihr vereinigte Institut. 1830; O cerkwi Stauropigialnej. Rozmaitości 1831: Historyczne badania o drukarniach ruskosłowiańskich w Galicyi 1836:, Rys do historyi narodu ruskiego w Galicyi i hierarehii cerkievnej w temźe Królestwie, zesz. I. 988—1340. 1838), а «русская троица» Ив. Вагилевич, Маркиан Шашкевич и Яков Головацкий, питомцы львовской семинарии, издали в 1837 г. свои стихотворения на простонародном языке в Буде, под заглавием «Русалка Днестрова».
Когда началось это литературное движение, русские галичане 22 апреля 1842 г. получили от проф. Мих. Максимовича из Киева относительно литературного языка такой совет:
«Возрождение русской словесности в Червонной Руси есть явление утешительное; дай Бог, чтоб обстоятельства к томублагоприятствовали, и чтобы молодое ваше духовенство не прекращало сего прекрасного и достопамятного начинания. На каком бы ни писали языке галичане, все равно, лишь бы писали они о своей милой Руси; но молодому нынешнему и будущему поколению надо писать на своем родном языке, подобно немцам, французам, чехам и всем почти другим нациям. У нас в империи русской русским языком стал великорусский язык, которым и говорим, и пишем и думаем, как языком общим, живое употребление и в Украйне (в образованном классе народа) имеющем. Потому все, что у нас пишется по-малороссийски, есть некоторым образом уже искусственное, имеющее интерес областной только, как у немцев писанное в алеманнском наречии. У нас не может быть словесности на южнорусском языке, а только могут быть и есть отдельные на оном сочинения Котляровского, Квитки (Основьяненко), Гребинки и др.; южнорусский язык у нас есть уже как памятник только, из которого можно обогащать великорусский или, по преимуществу у нас, русский язык. Народные украинские песни и пословицы суть также только прекрасные памятники для словесности русской. Но для русинов Австрийской империи живой язык — южнорусский; пора языка польского для них давно прошла, пора великорусского языка для них еще не наступила. Потому весьма желательно, чтобы они, подобно вам (Зубрицкому), усвоили себе великорусский язык; но ваша червонорусская словесность, по моему мнению, должна быть на вашем родном русском языке, т. е. на южнорусском; и только в Галиции она может быть на этом языке. И потому для ваших молодых писателей наши народные песни должны быть не только как памятники прекрасные, но и как живые образцы языка русского, так и формы уже готовые для галицких стихотворцев. Ваши молодые писатели должны писать чистым южнорусским языком, какой представляется особенно в песнях и думах украинских и старинных червонно-русских; а этот язык пополнять могут из старинных письменных памятников галицких и украинских, где много есть слов и оборотов, а потом ужо пополнительным источником пусть будет великорусский язык, преимущественно перед другими словенскими» 6).
Я нарочно привел это длинное письмо Максимовича, ибо оно касается той больной раны, которая терзает организм галицко- русского народа уже более 50-ти лет, —дела литературного языка в галицко-русской письменности. Она более полустолетия блуждает повсюду, не находя развязки и давая повод к тому, что галицко- русское общество разбилось па два враждебных лагеря. Между тем, это письмо Максимовича так ясно и выразительно, что язычный вопрос несомненно был бы уже разрешен, если б в это дело не вмешалось австрийское правительство.
Австрийские чиновники в Галиции отнеслись к этому новому движения очень враждебно. «Русалка Днепрова» была конфискована и запрещена в Галиции до 1848 года. Между прочим, директор львовской полиции Пайман, по поводу издания «Русалки», выразился так: «Wir haben mit den Polen vollauf zu schaffen, und diese Tollköpfe wollen noch die todtbegrabene ruthenische Nationalität aufwecken» 7). Но иначе посмотрело на это движение правительство в Вене. Оно принялось скорее за дело, чтобы движение галицко-русских своевременно ввести в русло австрийской политики. В 1842 г. решено издавать временопись для галицко- русского народа, а ведение её хотели передать Ивану Головацкому. «Мы довѣдалисьмо ся — говорили Ив. Головацкому 8) — що влада руська (Россія) мае в Галичинѣ значну партію, так меже ляхами, як и звлаща меж русинами (якто: Малиновскій, Литвиновичъ, якійсь Ясинскій — дѣдич въ Коломійском обводѣ и старшина при Ставропигіи), одных тягне язык побратимчій, литература, под видею всеславенства руского, других вѣра и обрядок, а третих вяже може таки безпосередно влада руска своими эмисарями— рублями. Маркотно нам дуже на те дивитися, а годѣ спенити их, бо думка и гадка каждому вольна. Однакож щоб тому якось запобѣгни, щоб око галичан стягнути больше на сторону словенщины Австрійской, водлучаючи ю-яко рывальку вод цѣлости великоруской, котра бы усе рада на свое копыто переробити, помосковщити, пошизмачити—коли тымчасом у Австріи всѣм элементам славенским заровно и без примусу развивати ся вольно... Отжежь чи не поднявбы я ся часопись малоруську чи галицкоруську выдавати..., котора бы язык, народность Галичины и всей Малой Руси, яко истный водземок корѣня Славянскою почитовати и за себе особно становила, вод Московщины водлучила и духа славенского в Галичинѣ поднимаючогося на оборону Славян Австрійских накланяла в тут централизовала. Для того самого тут у Вѣдни бы мала выходити, яко в серединѣ Австрійской Словенщины и що наиважнѣйша печатати ся черенками латинскими».... Такое правительственное повремевное издание осталось пока лишь в проекте,но последний ясно доказывал, как будет правительство относиться к русским галичанам в будущем, и именно в эпоху конституционной жизни.
----------
1) lan Lewicki: Ruch Rusinów w Galicyi w pierwszej połowie panowania Austryi. Lwóv 1879.
2) Engel: Geschichte von Galizien undLodоmегиеn. Einleitung. 406.
3) Рескрипт 13 сентября 1816 года.
4) Вестник Народнаго Дома. 1905 г., стр. 69.
5) Др. Маковей: Три гаиицьки грамматики. Львов. 1903 г. стр. 8.
6) Галичанин. II. 1862. Стр. 107—113.
7) Литер. Сборник, 1885.
8) Письмо его от 17 октября 1842 г. к Я. Головацкому (Вестник Н. Дома, 1905, стр. 65—66).