В предстоящем 2017 году исполняется 300 лет со дня рождения Георгия Конисского.
Для белорусов память о своем пастыре имеет огромнейшее значений в том числе и потому, что именно благодаря его праведным трудам, наряду с деятельностью таких великих людей как митрополит Иосиф Семашко, граф Муравьев-Виленский, историк Михаил Коялович, академик Евфимий Карский сегодня белорусы существуют как народ.
5-6 августа 1993 г. в г. Могилеве состоялась канонизация и торжественное прославление архиепископа Могилевского Белорусского Георгия, как месточтимого святого. С тех пор каждый год 26 февраля в день кончины Архиепископа Георгия (Конисского) проходят памятные службы во всех храмах Белой Руси. А со следующего 2017 года памятные службы пройдут по всем храмам Русской Православной Церкви не только как по месточтимому, а по общерусскому святому.
В связи с предстоящим юбилеем Могилевская Епархия выступила с предложением увековечить память об этом выдающемся человеке, назвав в его честь одну из площадей, с установкой на ней уже в ближайшей перспективе памятного знака или даже памятника, а средства собрать на данный проект всем миром – путем пожертвований и спонсорской помощи. Вопрос уже рассмотрели на заседании комиссии по топонимике и увековечению исторического и культурного наследия Могилева и предложили провести общественное обсуждение со следующими вариантами:
Первый — оставить площади Орджоникидзе прежнее название.
Второй — переименовать ее в площадь Георгия Конисского.
Третий вариант — это расширенный второй: площадь Святого Георгия Конисского.
Обсуждение проходит с 27 июня по 27 июля 2016 года. Свои мнения и предложения можно направить по адресу: 212 030, г. Могилев, ул. Первомайская, 28а (управление архитектуры и градостроительства), факс: (80222) 22-67-02
Проект «Западная Русь» решил присоединиться к подготовке юбилея Архиепископа Георгия (Конисского) размещением текста первого тома «Собраний сочинений Георгия Кониского Архиепископа Белорусского», составленного протоиереем Иоаном Григоровичем, и вышедшего в Санкт Петербурге в 1861году.
В первой части «Сборника» опубликовано 23 Слова и 2 речи Архиепископа Георгия. В текстовом формате мы выкладываем Вступление Иоанна Гигоровича, семь Слов и одну Речь Архипископа. Полностью со «Сборником» можно познакомиться, открыв книгу в формате PDF.
Архиепископ Георгий (Конисский) считается одним из основоположников западнорусизма.
Сегодня, 30 июня 2016 года исполнилось 6 лет проекту «Западная Русь» и размещением этой книги мы также отмечаем и свою «дату рождения».
 |
| Открыть книгу в формате PDF |
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ГЕОРГІЯ КОНИСКАГО,
АРХІЕПИСКОПА БЪЛОРУССКАГО.
Съ портретомъ его и жизнеописаніемъ,
саствленнымъ протоиеремъ
Iоаном Григоровичемъ
Изданіе второе, дополненное
Часть первая.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи Эдгарда Веймара.
1861.
Собрание сочинений Георгия (Конисского), Архиепископа Белорусского (Часть вторая)
- Вступление от составителя сборника протоиерея Иоанна Григоровича
- Слово при вступлении в паству.
- Слово на Вознесение Господне.
- Слово в день Введения во храм Пресвятыя Богородицы (1783).
- Слово в день святыя Великомученицы Екатерины.
- Слово в день Великомученицы Варвары.
- Слово в неделю Цветоносную, говоренное 6 Апреля 1791 года.
- Слово в день рождения Ея Императорскаго Величества, Государыни Императрицы и Самодержицы Всероссийской, Екатерины II.
Георгий Кониский, Архиепископ Белорусский и Член Святейшего Правительствующего Синода, родился 1717 года Ноября в 20-й день, в городе Нежине, от старинной дворянской фамилии, и при св. крещении наречен Григорием. Отроческие лета провел он в доме родителей своих, и получив от них первоначальные познания в науках, на одиннадцатом году от рождения отправлен был ими в Киевскую Академию. Здесь в продолжении пятнадцатилетнего курса учения, юный Кониский, при отличных дарованиях, острой памяти и прилежании неутомимом, оказал превосходные успехи в науках Богословских и Философских, в Красноречии и Стихотворстве, также в Истории и Физике. Кроме Латинского и Польского языков, которые оба в то время считались в Академическом круге почти природными, он изучился основательно языкам Греческому, Еврейскому и Немецкому у известного Филолога Симеона Тодорскаго, образовавшегося в Іенском Университете, под руководством славного Профессора Михаэлиса. Окончив учение с особенною похвалою, и снискав чрез то у Наставников своих общее к себе внимание, как по отличным познаниям, так я по качествам нравственным, Кониский, на двадцать седьмом году от рождения, решился вступить в иноческое звание, следуя в сем избрании назидательному примеру одного близкого родственника своего; и в 1744- году Августа II, пострижен в монахи, и наречен Георгием, по собственному выбору сего имени, в память того, что св. Победоносец Георгий почитаем был покровителем родины его.
В знак благодарности своей Академии за образование, Георгий, по вызову Начальства согласился посвятить дарования свои на пользу юных питомцев оной, и в следующем 1745 году определен учителем прямо в класс Поэзии. Наставляя учеников своих в правилах Стихотворства, и сам между тем, в часы досуга, упражнялся в сочинении стихов, как на Русско-Славянском языке, так на Латинском и Польском, и по тогдашнему Академическому обыкновению, для Майских прогулок (рекреаций) написал несколько Драм духовного содержания.
Однако в скором времени открылось для деятельности его поприще обширнее. Митрополит Тимофей Щербатский, заботясь о лучшем устройстве Академии, в 1747 году перевел Георгия на Философскую кафедру, возложив на него вместе с тем и должность Академии Префекта. В сем новом звании служил он около пяти лет, с отменною похвалою и пользою для воспитанников, занимаясь притом и проповедованием слова Божия. Особенным характером методы его в преподавании Философии было то, что он изъясняя слушателям своим истины разума, подкреплял оные весьма прилично мнениями св. Отцов Церкви, чтобы надежнее предохранить юных, неопытных мыслителей от лжеумствований, суетных и опасных.
После того, в Августе 1751 года, по избранию и утверждению Преосвященного Митрополита Тимофея, поручены были Георгию должности Ректора Академии и Профессора Богословия, которые исправлял он также пять лет, будучи притом (с 1752; года, и Архимандритом Киевобратскаго училищного монастыря. Bо время управления его; как замечает Сочинитель Описания Киевской Иерархии, учрежден в Академии лучший порядок в преподавании наук, сообразно данной для того Митрополитом письменной Инструкции, и библиотека Академическая умножилась значительным числом книг.
Но Промысл Божий вел Георгия к новым, важнейшим подвигам служения.
Когда смертью Епископа Иеронима Волчанского, осиротела Белорусская Паства; то по единогласному избранию духовных и светских чинов православной Веры, и с утверждения Святейшего Синода, тогда же был назначен Георгий в сие достоинство, как природный дворянин, муж ученый, и жития честного.
Между тем Пилотский Униатский Митрополит Флориан Гребницкий, по застаревшей, так сказать, вместе с летами, в душе его вражде к православным, следуя примеру одного из предшественников своих (Иосафата Кунцевича), вскоре после кончины Белорусского Архипастыря замыслил присвоить себе сию Епархию и обратить ее в Унию. С сими злонамеренными видами обратился он к председательству Великанского кабинета, Папа Венедикт XIV охотно внял наветам Гребницкого, и нескромною буллою к Польскому Коронному Канцлеру Графу Малаховскому, сильно домогался, чтобы воспрепятствовать определению вновь православного Архиерея на Могилевскую святительскую кафедру: ибо в ней одной только оставалось еще древнее благочестие, в борьбе с преобладанием папизма. «Никакое дело не может быть достойнее имени и высокого сана твоего» —писал Папа к Польскому Канцлеру— «как-то, чтобы ходатайством и заступлением твоим, Могилевская кафедра, лишавшаяся «схизмастическаго» Пастыря своего, возвращена, была в недра кафолической церкви, под власть и «управление Полотского Архиепископа. Ныне предстоит тебе благовременный к тому случай. Покажи же ревность свою по вере, и содействуй, да «не будет поставлен новый Епископ на оную «кафедру, но паче да изгонится навсегда, яко насильник. Не взирай ни на какие препятствия, и усердно постищися совершить дело сие, к радости и славе Церкви». Столь насильственным мерам Римского Первосвященника, как в прежнее время, так и при настоящем случае, весьма много содействовали, в Варшаве, Папский Нунций и Польские вельможи, тайными убеждениями, и грозными воззваниями. Не смотря, однако ни на домогательства, Папы и Полотского Архиепископа, ни на происки пособников их, но соблюдая самую точную справедливость, и держась примеров прежних, Король Август III, 1755 г. Мая 23, пожаловал Георгию привилегию или подтвердительную грамоту на Белорусскую Епископию, со всеми издавна принадлежащими к ней отчинами и угодьями. Замечательно, что сия привилегия дана еще прежде, нежели посвящен был он в сан святительский. И это, без сомнения могло служить знаком особенного благоволения к нему Короля.
В следствие сего, Георгий в 20 день Августа 1755, года, по указу Святейшего Синода, посвящен во сан Епископа, в Киеве, в храме св. Софии, Митрополитом Тимофеем, вместе с Епископами, Переяславским Иоанном и Черниговским Ираклием. Приемля святительский жезл, он конечно не мог не предвидеть, сколь великие труды, опасности, гонения предстояли ему на новом поприще, в крае чуждом, особенно от врагов Православия, сильных числом, могуществом, ожесточением. Казалось, печальный жребий предшественников его мог поколебать самого неустрашимого мужа: но Георгий, будучи одарен проницательным умом, отважностью духа, характером решительным и осторожным, ревнуя по Вере, и уповая твердо на всесильный Промысл, защищающий правоту, смело вступил на подвиг служения воинствовавшей Белорусской Церкви.
В то время Православная Церковь Белорусская, под владычеством Короля Польского и речи Посполитой, находилась в самом жалком состоянии.
Хотя новоизбранный Король Август III, на Сейме коронации своей (1734 года Января 17), по примеру предшественников подтвердил торжественною присягою охранять не только Римско-Католические, но и Православные церкви, во всей целости прав их и неприкосновенности достояния: но, не смотря ни на святость сей клятвы, ни на священную власть Венценосца, Римское и Униатское духовенство, опираясь на силу и своевольство гордых магнатов, Польских и Литовских, не преставало утеснять православных подданных королевства до последней крайности. Несколько тысяч благочестивых жителей Белоруссии, разных сословий, то прельщениями, то насилием и даже мучениями принуждены были принять Унию. Вместе с ними, более двух сот приходских церквей и пять монастырей православных перешли во власть Полотского Архиепископа. Запрещено было ветхие храмы возобновлять, и на местах, сгоревших строить новые. А чтобы сильнее поколебать, или совсем истребить благочестивую Веру в областях, как самого Королевства, так и Великого Княжества Литовского, гонители Православия успели исходатайствовать у Короля строжайший универсал или указ, которым воспрещено было на упразднившиеся места поставлять вновь священников, без особенного на то соизволения самого Короля. Таким образом явно стеснялись власть и права православных Архиереев в выборе лиц, духовного сана достойных. И гонители, преграждая желающим священства всякий путь к оному, тем самым давали своим единомышленникам верное средство к присвоению и прочих церквей, и приходов, остававшихся в православии в немногом уже числе. Сколь ни жестока была сия новая, неизвестная дотоле мера, но, по-видимому она имела всю силу закона. И потому-то владельцы—Католики, в отчинах которых находились благочестивые церкви, желая скорее и навсегда присоединить оные к Унии, по смерти или выбытии православных священников, давали одобрительные для посвящения свидетельства (prezenta) тем только искателям священства akolitam т. е. (ставленникам), которые соглашались, по слабости или принуждению, изменив вере благочестивых предков своих, быть Униатами; и в таком случае принимали уже рукоположение от Полотского Униатского Архиерея. Впрочем, по своеволию владельцев, весьма часто случалось, что православные пастыри, коих твердости в вере поколебать они не могли, без всякой вины или по каким-либо наветам, изгоняемы были из приходов и домов своих, лишенные всего имущества, и принуждены были скитаться с семействами, без крова и пропитания. Никто не смел даже, из жалости, дать им приюта, чтоб не навлечь на себя подозрений, ненависти или мщения. К большему поруганию святой Вере, самые жиды, приобретая золотом у помещиков права арендаторов или державцев имений, под сенью их власти, дерзали на неслыханные обиды и поношения, не только гонимым служителям церкви, но и святым храмам. Были случаи, что жиды безнаказанно присваивали церковную утварь, земли, угодья; заключали священников в оковы, как преступников; клеветали на них пред Правительством, как на мятежников; опорочивали чистоту их жизни. Сии гонения на православное духовенство весьма трогательно изображает Преосвященный Георгий в одном слове своем: «Молчу—говорит он - о Пастырях бедных, священстве нашем. Сколь многие из них изгнаны из домов, сколь многие в тюрьмах, в ямах глубоких, в псарнях вместе со псами заперты были, гладом и жаждою моримы, сеном кормлены; сколь многие биты и изувечены, а некоторые и до смерти убиты! »
Но что еще говорить об утеснении бедных пастырей православных, когда и самые Архипастыри Белорусские таким же и горшим утеснениям подвергались? Умалчивая о первых святителях Белоруссии, скажем здесь несколько слов о ближайших предшественниках Георгиевых. Ещё при Епископе Феодосии (1672 Мстиславский подстолий Ян Лядинский, пользуясь отсутствием его из епархии, коварным образом отторгнул Мстиславскую архиерейскую отчину в Лесниках и Сколах. Преемник его, нареченный Епископ Климент Тризна, почти девять лет носивший сие титло (1678—1687 г. ), но непосвященный в святительский сан, во все это время был только отдаленным зрителем бедствий паствы своей от наветов Полотского униатского митрополита Киприяна Жоховскаго и Суфрагана его, Митрофана, именовавшегося архиепископом Смоленским, которые совокупными силами домогались присвоить себе и архейские маетности, и православные церкви с достоянием их, Серапион Полховский происками Полотского архиепископа Белозора, также папского нунция и Могилевских Иезуитов, лишен был данной ему привилегии на Епископию и едва сильным заступлением Двора Российского снова мог получить ее. Преемник его Силверст, происходивший из Фамилии князей Четвертинских много вытерпел гонений и от Поляков, и от Шведов, изнывая от скорби и печали, особенно во время тогдашних военных смут, разоривших в конец всю страну. К довершению сих зол, Могилевские Кармелиты разными происками успели завладеть принадлежащею к Архиерейской кафедре землею, при загородном доме, в Печерске. Во время посещения им Епархии, буйные шляхтичи Оршанские, не уважая ни святительского сана, ни старческого лица, несколько раз нападали на него на дороге, поносили, ограбляли, грозили смертью, и держали под стражею, среди обнаженных мечей. Арсений верно не имел ни королевской привилегии, ни убежища в Могилеве, и принужден был спасать жизнь свою в чужой отдаленной епархии. Иосиф Волчанский семь лет провел в беспрестанных скорбях, видя несчастную паству свою расхищаемую со всех сторон. «Скоро— так доносил он Святейшему Синоду—скоро весь остаток моей епархий отойдет на Унию: тогда и Епископа Православного не к чему будет в ней содержать». В след затем, преосвященный Иосиф в письме своем к Синодальному Члену, Новгородскому Митрополиту Амвросию Юшкевичу, трогательно убеждал его о представительстве за гонимых: «Можно и нам сказать оное Евангельское слово: буря велика сниде в море; волны вливаются в корабль, яко погружатися ему; погибаем.... Папа во всех государствах духовную юрисдикцию свою вельми распростер: для чего же Святейший Синод, по крайней мере, в сей порубежной епархии не может оной распространить?». Иероним предшественник Георгия, едва не был убит, близ самого Могилева, злодеем, слугою пана Зенкевича.
Не менее жестокие притеснения претерпевал и православный народ в Литве и Белоруссии. Хотя жители сего края, в следствие присоединения их к державе Польской, по силе конституции 1569 года, долженствовали пользоваться всеми правами равных и свободных подданных. Но сии древние, священные права давно уже были попраны; и состояние их, по единому различию веры, соделалось самым плачевным. Вот в каких разительных чертах представляет оное Преосвященный Георгий: «Дворянству—говорит он—прегражден вход к чинам и достоинствам; жалуемых за службу отчин недостойными осуждены. Граждане из уряду гражданского выключены; излишними податями и другими тягостями неравно обременены; за тем все обще до последней нищеты пришли. Духовные, властью и силою мирскою укрепляясь, гонят православный народ как овец неимущих пастыря, или до костелов, или до униатских церквей, гонят не точию из домов, но из самих церквей наших. И если поселяне или граждане слушать их учения, и от веры своей отступить не хотят; тут они чинят ужасные угрожения и страхования: ставят виселицы, вкапывают столбы, возгнещают костры; розги, тервия и другие мучительные орудия представляют. Многие разорение домов и побои мучительные, другие самую смерть претерпели и проч.
В столь тяжких обстоятельствах великодушные Монархи Российские не преставали ходатайствовать за единоверных. Еще Петр Великий, Екатерина Первая, Анна Иоанновна, чрез Послов и Министров своих, сильно домогались у Королей Польских и Речи Посполитой, чтобы доставить им успокоение, с возвращением прежних прав и преимуществ. Императрица Елизавета Петровна повелела посланнику своему при Варшавском дворе, Графу Кейзерлингу, собрать все прежние сведения и наставления о сем предмете, и по оным, именем Ея, крепко стараться у Короля и Рады его, о полном удовлетворении обидимых. «Все насильства и утеснения в вере—так писала Императрица - тем чувствительнее сердцу Ея Величества, что оные делаются людям одной с Нею Веры, и при том для того, чтобы утеснять самую веру сию: следовательно, все то, что делается там ко вреду благочестивых, в тоже время, и до Нее касается, а потому она за сих людей стоять обязана, по самому святому долгу веры. »
Сколь ни сильны и справедливы были сии требования, однако и ходатайство Российских Министров, и самые повеления Королевские оставались, так сказать, безгласными. Правда, Август, исполняя желание Высокой Союзницы своей, особою грамотою, на имя Виленского Бискупа Зеновича, повелел: «не делать не-унитам никаких препятствий в отправлении веры, по дозволенным им на то правам»: но и сам Бискуп сей, и подвластное ему духовенство продолжали поступать вопреки тому, как замечают «по тайной заповеди Папы». Сей гордый Бискуп, не имея в душе ни искры Христианской любви к ближним, и не уважая повелений Государя своего, осмелился сам собою постановить, чтобы Начальства, духовные и светские, отнюдь не допускали в Белоруссии строить вновь православные храмы, ни возобновлять ветхих. И хотя Литовский Канцлер Князь Чарторыжский писал к нему в сильных выражениях «что Король непременно желает, чтобы прекращены были гонения на православных». Но он, в ответе своем Канцлеру, осмелился даже сказать, что «с уничтожением сего запрещения должно удержаться, до тех пор, пока Речь Посполитая рассмотрит дело сие на Сейме, и определит законом новые меры.» Таким образом гонения за Веру не только продолжались, но сделались общими почти во всех местах Королевства. По новым жалобам и по новым предательствам Российского Посланника Гросса, положено было (1753 года) для разбора всех жалоб, учредить особую Комиссию, в которой присутствовали бы члены и со стороны диссидентов. Однако судилище сие не восприяло никакого действия, по той причине, что определенные в оное Польским Правительством комиссары, под разными предлогами, отреклись от сего назначения.
Среди столь очевидных опасностей, столь горестных смятений, Георгий принял управление Белорусскою Епархиею. Вступление свое ознаменовал он мудрыми пастырскими распоряжениями. К крайнему соболезнованию сердца, нашел он большую часть духовных на весьма низкой степени просвещения: ибо враги Православия, как он сам сказал в одном Слове своем, «лишив их свободы совести, отняли у них и свет учения». Зная, что просвещение Духовенства должно предшествовать просвещению народному, и что училища духовные всегда были верною подпорою Церкви, Георгий обратил все внимание свое первоначально на устройство в Могилеве Семинарии с низшими школами. В 1757 году положив основание оной, по причине недостатка в учителях, открыл он сперва одни только низшие классы, и вместе с тем, успел испросить от Российского Правительства, в пособие к содержанию, как наставников, так и бедных питомцев, ежегодное жалованье по 400 рублей, каковое по Высочайшему указу 1758 года Марта 16, и производимо было, до того самого времени, когда настоящая Семинария устроилась.
Заботясь доставить образование духовным юношам и приготовить их к достойному служению Церкви, Преосвященный не менее заботился и о том, чтобы самих Служителей Православной Веры наставлять, подкреплять, охранять в правах их и обязанностях. Посему положив основание училищам, в то же время он устроил и типографию при Архиерейском доме; своем, и на сие полезное заведение, в последствии времени, испросил от Короля Станислава Августа подтвердительную грамоту, которая и пожалована была ему 1768 года Апреля 18, с некоторыми ограничениями. В собственной типографии Георгий напечатал сперва Катехизис или Сокращенное Христианское учение знаменитого Иерарха нашего Феофана Прокоповича, со многими своими дополнениями; и книжку сию тогда же разослал во все православные церкви Епархии своей, при окружной грамоте. В сем пастырском наставлении он весьма трогательно убеждает духовенство поучать народ истинам Веры Христианской, и по вере вести жизнь богоугодную. «Знайте добре, о возлюбленные—так взывает к ним Преосвященный, —что и вы есть стражи дому Израилева, т. е. Церкви Христовой. Аще убо не накажете грешников, да исправятся от пути своего; то грешники погибнут в беззаконии своем, а крови их от рук ваших Бог взыщет. Знайте, что поучать народ есть первейшее и главное дело пастырское: без научения бо не будет Веры, по написанному: Како уверуют, ею же не услышаша? Како же услышат без проповедающаго? А без Веры, самые тайнодействия и священнослужения наши ничтоже пользуют. А наипаче из памяти не выпускайте того правила, которое Апостол Павел, хотя до третияго небесе восхищен был, сам на себе налагает глаголя: «Горе мне, аще не благовествую! Говорите также и вы всяк до себе, и по всякий час, со Апостолом: горе, горе и мне, аще не благовествую! Притом же не токмо учити, но и делами учение свое показывать долженствуете. Тако бо и Христос, Спаситель наш, начат творити же и учити. Се на ваших, о братия, руках лежит то сокровище, которое Христос не мог дешевле купить только ценою крови Своей!» и проч..
С другой стороны, как бдительный страж Христовой Церкви, Преосвященный старался всеми мерами охранить достояние церковное, которое время от времени, более и более расхищаемо было врагами и корыстолюбивыми гонителями Православия. Георгий по многим опытам знал, что Католики и Униаты, отторгая благочестивые церкви, считали первым правилом, пользуясь общею тревогою, захватить в свои руки письменные документы на угодия церковные, без которых гонимым не возможно было и помышлять о возвращении отнятого. По сим важным причинам, также и потому, что многие производились уже дела, по жалобам об отнятых церковных имуществах, устроил он при Архиерейской кафедре особый архив, и в оный собрал значительное число разных старинных актов, в подлинниках и в списках. Таким образом не только сбережены они от конечного расхищения и потери, но в последствии времени, составили любопытные материалы для Истории Белорусского края.
Между тем, как Преосвященный прилагал столь усильные попечения об устроении и охранении Паствы своей, враги Православной Веры втайне приготовляли новые козни и гонения. В 1757 году (Июня 13) Минский Кастелян Юдицкий, в местечке Лоеве, с помощью жолнеров отняв благочестивую церковь, ввел в оную Униатского священника; а православных прихожан, под предлогом ослушания, томил три недели в своем замке, в оковах, доколе принудил изменить вере предков. В то же почти время, в воеводстве Полотском, Лепельского уезда в местечке Уле, явился лжеапостол, миссионер Овлочинский, Ксёндз ордена Доминиканского. Он и собратья его, будучи не в состоянии склонить лестью православных Ульских жителей к вероотступлению, при помощи буйных шляхтичей и жолнеров, с наглостью, как разбойники, отняли у них Преображенскую церковь, и дыша мщением, производили над бессильными неслыханные жестокости и поругания; заставляли их носить на себе огромные кресты, с венцами на голове и веревками на шее, и угрожали розгами, виселицами, кострами. Во многих местах, вблизи благочестивых храмов, построены были Униатские, к которым гнали, как бессловесных, православных людей; и затем оставляя в запустении прежние церкви, и прихожан и все достояние их присоединяли к своим. От имени Виленского Бискупа, везде строго было воспрещено вновь строить, или возобновлять ветхие храмы. Униатские священники, Католические патеры исторгали младенцев, отроков из объятий православных родителей, и насильно крестили их по своему обряду. Не дозволяли совершать браков по обрядам нашей Церкви, или новобрачных, снова обвенчавши, считали уже своими овцами. Даже мёртвые тела благочестивых Христиан предаваемы были поруганию. Плачевные сии события какою тяжкою скорбью преисполнили сердце доброго Архипастыря! Надлежало прибегнуть к заступлению могущественного, единоверного Двора Российского. Георгий описал все сии происшествия в донесениях своих Святейшему Синоду. По ходатайству его, тогда же велено находившемуся в Варшаве Посланнику Гроссу, домогаться у Короля и Министров его законного удовлетворения. Совместно с сею мерою, для скорейшего в деле успеха, и чтобы положить конец беспрестанным жалобам невинно гонимых за веру, Российское Правительство, основываясь на мирном трактате, заключенном с Польшей в 1686 году, вошло и в непосредственное объяснение с Советником Польского в С. Петербурге посольства Прассе, и особою Нотою, от 4 Августа 1758 года, именем Императрицы Елизаветы, убедительно требовало представить Королю, чтобы по силе и содержанию оного трактата и других привилегий, непременно прекращены были такие нестерпимые обиды и гонения православных монастырей, церквей и обывателей; чтобы разрешено было им вновь строить и возобновлять храмы свои, не смотря на самоуправное запрещение в том Бискупа Виленского, и чтобы они без всякого стеснения совести, в прежней свободе и совершенном покое были оставлены. «Если однажды—сказано в заключении ноты—будут посланы о сем в подлежащие места крепкие Королевские повеления: чрез то, конечно, про дерзости самовольных людей прекратятся. »
Но справедливое ходатайство сие осталось безуспешным, как и все прежние. Не преставали насилия и обиды гонителей, не умолкали жалобы и сетования гонимых. Между тем Преосвященный, не взирая на окружающие его опасности, предпринял посетить некоторые Православные церкви Епархии своей, дабы, как сам он пишет в донесении Св. Синоду, «не показать себя, не только пред бедными, гонимыми паствы своей людьми, но и пред самыми нападателями, наемником, видящим волка грядуща, и бегающим.» И так положась на Промысл Божий, в начале Июня 1759 года отправился он в Оршу. В это время находился там, с миссионерами, Доминиканец Овлочинский, прославившийся ненавистью к благочестивым и жестокими поступками с ними в Уле. Сей лжемиссионер, уведав о прибытии Георгия, замыслил принести Святителя в жертву своему изуверству. При самом везде Преосвященного из Кутеинскаго монастыря в город, толпы миссионеров, шляхтичей и жолнеров сопровождали его насмешками, неистовыми криками и ругательствами; запретили звонить в колокола, и разогнали городские цехи, вышедшие к нему на встречу с хоругвями. Сего мало. Во время самого богослужения, когда Георгий начал говорить народу поучение, ворвались они в церковь, и не уважая ни святыни, ни Святителя, неистовствовали в самом храме Божием. С оружием в руках, и в шапках, бегали, кричали, поносили Архиерея, били народ, и, выгнав из церкви, преследовали с камнями, пистолетами и обнаженными саблями до самого монастыря. Преосвященный едва успел найти убежище в стенам обители. Но разорённые окружили и монастырь, в намерении непременно тут убить его. Чтобы спастись от ярости гонителей и неминуемой, страдальческой смерти, приказал он положить себя в крестьянскую телегу, и, прикрыв навозом, вывезти из монастыря. Провидение, охраняющее пути праведника, сокрыло его от лютых убийц. Таким образом принужден был он отложить дальнейшее обозрение церквей.
Георгий, с жалобою, паки обратился к Св. Синоду, и просил Высочайшего охранения и защиты, как себе, так и утесненной пастве своей. В следствие того, Императрица двумя рескриптами, 10 Августа и 22 Октября 1759 года, повелела Посланнику Своему, бывшему в Варшаве, Воейкову, в добавление к прежним представлениям, довести до сведения Королю и Раде его и о сих новых, наглых обидах, и требовать скорейшего прекращения беспорядков. Притом поставлено ему в непременную обязанность, исходатайствовать у Польского Правительства особенную генеральную привилегию, для успокоения гонимых диссидентов. Но все усилия Российского Посланника, как и прежних предместников его, оставались тщетными. И хотя Литовский Канцлер Князь Чарторыжский письменно уверял Воейкова, что он, с своей стороны, прилагает всемерное старание о прекращении сих обид, и впредь также будет тому содействовать: Однако сии уверения нимало не укротили и гонителей, нимало не утешили и гонимых.
В следующем 1760 году Преосвященный получил новые прискорбные вести об отторжении некоторых церквей и приходов к Унии. В воеводстве Мстиславском миссионер, Иезуит Снарский, а в городе Невле пробощ (praepositus) Сутоцкий, соблазнами и насилиями отторгнули к Римскому и Униатскому исповеданию, не только многие семейства, но и целые селения Православных. Вельможная супруга пана Сапеги, воеводы Мстиславскаго, в отчинном своем местечке Дубровне православную церковь, со всем достоянием ее и прихожанами, насильно отдала обратившемуся в Униатство попу Корзуну, не смотря на то, что жители благочестивые, не желая изменять православию, и чтобы оставаться в покое от притязаний вероломца, дали ему окупа сто талеров. В след за тем, ревностная католичка сия и в местечке Лядах построив нарочно Униатскую церковь, велела из всех приписных к тамошнему православному храму селений, людей благочестивых гнать в новую церковь.
А в 1761 году в местечке Костюковичах, близ Мстиславля, Минский староста пан Ивановский, вступив во владение сим имением, продал Православную церковь за 200 ефимков Униату. Ибо когда бывший там Протопоп Василий Проскурка, по убожеству своему, а более по силе фундуша, пожалованного ему прежним владельцем, отказался заплатить Ивановскому назначенную сумму, а принять Унию решительно отрекся; то он, ограбив его и изгнав с семейством из дома, отправил к Полотскому Митрополиту Униатского поповича Бруевича, почти безграмотного, для посвящения. Между тем заметив, что православные, подданные его, следуя примеру пастыря своего, остаются непреклонными к вероизменению, решился на новое насилие. Пригласил миссионеров, созвал шляхтичей и жолнеров, с пушкою, и вооруженною рукою отдал и церковь, и прихожан во власть Униатского попа (21 Февраля). Сии последние, коих было до 300 дворов, чтобы откупиться от такого насилия, изъявили готовность взнести Ивановскому от каждого двора по ефимку: но сие пожертвование было отринуто. Тогда лишенные последней надежды, с горестью в душе, с воплями и рыданиями, бежали они на кладбище, и обнимая хладные могилы сродников своих, с жалостью вопияли: «блаженны вы «умершие во благочестии. »
Какою новою, тяжкою скорбью стеснилось тогда сердце Георгиево. Он поспешил донести Св. Синоду о сих печальных происшествиях, и, ходатайствуя за утесненных, добавлял, с жалобою, что случившееся в Костюковичах насилие поразило страхом многих, и что некоторые из пресвитеров паствы его, то устрашаемые угрозами, то прельщаемые коварствами, «малодушные и малосоветстные,» готовы сделаться вероотступниками.
Но в то почти время, когда Преосвященный взывал о заступлении гонимых, поражен был он новою и ближайшею к сердцу скорбью.
Еще в 1759 году определен был в Могилев плебаном некто Михаил Зеновичь. Вероятно, он был родственник Виленского Бискупа, носившего сию Фамилию, известного недоброжелательством к православным: ибо слишком дерзкие поступки сего рядового, и притом юного плебана, которыми ознаменовал он пребывание свое в Могилеве, иначе и не могут быть объяснены, как особенным для него покровительством власти высшей. Но как бы то ни было, Зенович, с самого прибытия своего на плебанию, показал себя ревностнейшим гонителем Православной Веры, для того, как он сам говорил, чтоб скорее получить Бискупскую иифулу (митру). Он в «бездельных» проповедях своих публично злословил Православную Веру, православных пастырей и исповедников, и, казалось, одним мановением хотел преобразовать всех жителей в Католиков и Униатов. В 1761 году во время Доминиканской миссии, Зенович приказал из окрестных селений сгонять православных людей в костелы, заставлял исповедаться у миссионеров, и непослушных наказывал розгами, заключал в темницу. Во время этой миссии, принуждая к вероотступлению одну девицу, о которой известно было, что она урождена и воспитана из детства в Вере Православной, так ожесточен, был ее непреклонностью, что приказал терзать тело ее шиповными прутьями, и жечь горячим железом, от каковых мучений она едва могла спастись бегством в Борколабовский девичий монастырь, где сердобольные инокини вынимали кости из истерзанного тела страдалицы. Другую, женщину замужнюю, Феодору Марковскую, жену отставного Русского солдата, служившего при Могилевском Магистрате, по непреклонности ее к Унии, он держал, более полгода, в городской темнице, с грудным младенцем, где он и скончался; а мужа ее, умолявшего об освобождении жены своей, засек плетьми до смерти. Когда же она, забыв и страдания свои, и сердечные потери, чтоб устоять только в Православной Вере, с геройским самоотвержением объявила готовность идти даже в огонь; то свирепый плебан приказал зажечь костер, и на нем жечь руку ее, пока вся она от пламени почернела и покрылась гнойными струпами. После таких жестокостей, он простер дерзость свою гораздо далее. В самое короткое время успел отторгнуть к Унии несколько Православных церквей: в Кричеве (Ильинскую), в Палыковичахь, и в погосте Кашине. В Могилеве, близ самой кафедры Архиерейской, по тайному сговору с Полотским Архиепископом Иасоном юношей Смогоржевским, построил Униатскую церковь, и при ней учредил свою Консисторию, хотя в целом городе вовсе не было ни духовенства, ни мирян, содержавших Унию, кроме нескольких, ««принужденных к тому, его же жестокостями.» Сего не было еще довольно для него. Изверг жаждал крови. Он искал умертвить Георгия. И так согласясь с Иезуитами, вместе с Префектом их Бадовским, предводительствуя толпою воспитанников, с ружьями, саблями, камнями, дубинами, напал он, ночью, на Архиерейский дом и Семинарию. С бешенством, разломав ворота, они бегали, кричали, стреляли, били стекла, переранили несколько учеников, монахов, служителей. Никто не знал, где скрыться, или куда бежать. Преосвященный принужден был искать спасения от наглецов в низких, сырых подвалах своего дома.
В следствие донесения Георгия о сих наглостях Святейшему Синоду, Императрица рескриптом своим к Посланнику Воейкову, от 26 Января 1761 года, повелела представить жалобу Королю и Министрам его, и требовать, чтобы для успокоения, как Могилёвского Епископа, так и жителей, беспокойный плебан Зенович был отрешен и удален из города. Но не видно, чтоб со стороны Польского правительства эта мера была исполнена!
В тоже самое время и в других городах Белоруссии происходили такие и подобные притеснения, особливо от миссионеров. Доминиканец Овлочинский, подкрепляемый властями духовными и мирскими, безбоязненно бродил, с собратьями своими из города в город, из одного местечка в другое, и то прельщениями, то угрозами преклонял к Унии, не только простодушный народ, но и пастырей православных. Бессовестный, он в душе своей смеялся над прямодушием новопрельщенных, и уверяя их, будто они, оставив веру предков своих, освободились, подобно Израильтянам, от тяжкой Египетской неволи, неожиданно рассыпал с кафедры народу баранки, и притом проповедовал, что Бог чудесно ниспосылает ему хлеб небесный. Это происходило в местечке Уле. Но там, где не мог он успевать лестью или обманом, употреблял жестокости и насилия. Так в местечке Шклове непреклонных к Унии граждан запирал в костеле, сажал в темницу, томил голодом, грозил лишением имущества, жизни. В Полотске созвал он на проповедь свою, не только униатов, но и благочестивых людей, и представляя лице Судию мира, разделил их; поставил первых одесную, а последних ошуюю, называя одних «овцами», других «козлищами», и тех послал в вечное блаженство, а сих в муку вечную. Сии миссии казались столь смешными, что благомыслящие владельцы—католики не допускали на оные православных крестьян своих. Пилотский Униатский Архиепископ и тамошние Иезуиты, быв сами единомышленниками миссионеров, возбранили то и своим подданным. Но другие, обязанные тайною клятвою пред Римскою пропагандою, мучили бедных крестьян, чтоб сделать их униатами, изгоняли из домов, с семействами, в наготе и нищете. Наконец лжемиссионер Овлочинский простер дерзость свою до того, что публично пред народом, поносил и проклинал Православную Веру и Св. Чудотворцев Российских, злословил Архиереев и самую Императрицу.
Важность сих происшествий требовала конечно и важнейших мер: ибо дерзость миссионеров, особенно Овлочинскаго, уже не имела пределов. По донесению о том Георгия, Императрица Елизавета двумя рескриптами 15 Февраля и 23 Октября 1761 года, велела Посланнику Воейкову домогаться у Польского Двора, чтобы такие наглости над православными неотменно были прекращены, а Овлочинский наказан за дерзкие речи и поступки. Посланник в сильных выражениях представил Августу и Раде Его, что «обиды, производимые с явным «нарушением мирного трактата и самих Королевских привилегий, дарованных благочестивым подданным Польши, становятся не токмо бесславными, «но уже и нестерпимыми». Не смотря, однако на справедливость сих представлений, Королевская Рада, по-видимому, ничего не предпринимала ни к прекращению гонений, ни к обузданию дерзких хулителей. Коронный Канцлер, Граф Малоховский, отвечал между прочим Посланнику, что он сделает сношение с Папским Нунцием, чтобы он, с своей стороны, подтвердил миссионерам быть «умеренными и благопристойными»: и только.
Император Петр III, при самом вступлении на Престол, слыша непрестанные жалобы благочестивых, присылаемые из Польских областей, и приемля участие в тяжком и печальном их жребии, также писал (17 Марта 1762 года) в Варшаву, к Резиденту своему Ржичевскому: «Надлежит вам «всегда, и где потребно, усугублять все старания о единоверных с нами, дабы они при своих привилегиях сохранены были. Ибо вам известно, что и они сами, и их монастыри и церкви, в крайнем утеснении находятся. И хотя за них и у самого Короля, и у Министров его многие домогательства чинимы были: но и доныне никакого в том поправления не последовало. Да и надежды к тому не видно, когда Поляки, по самовольству своему, не слушая ни Короля, ни Правительства, поступают, как хотят. Следовательно, нам не остается иного способа, как против таких самовольных и нам недоброжелательных, употребить со временем такие меры, что им могут быть тягостными сем имеете вы, кому надлежит, внушать».
Но Провидение предоставило Великой Екатерине совершить великое, спасительное дело освобождения единоверных, гонимых в Польской державе, и положить конец страданиям их. Когда Императрица отправилась в первопрестольную Москву для совершения коронования, Георгий предстал (29 Сентября 1762 года) пред трон Российской Монархини, и в трогательной речи изобразил все бедствия Паствы своей, и моля Государыню о защищении, как бы пророческим духом предвещал приближающуюся отраду и избавление. «Сквозь слезы утешаемся» —так вещал он со слезами— «и в горести души торжествуем, и в последнем утеснении. Надежда избавления нашего веселит нас: «или бо не можеши сего нам сотворити, или не соблаговолиши? Могла в немощи, можешь в силе. Молим Ваше Императорское Величество, не посрами нас, Надежда наша, в чаянии нашем; спаси нас десницею Твоею» и пр.
Действительно, Государыня Императрица Екатерина милостиво вняв жалобам Святителя, столь ревнующего по Вере, и Сама одушевляемая тою же благочестивою ревностью, твердо решилась принять гонимых под защиту свою (как ниже увидим).
Между тем Св. Синод, желая, может быть, доставить Георгию успокоение и безопасность от непрестанных, наглых преследований в Белорусском крае, предполагал перевести его на Архиерейскую кафедру в державе Российской. Скоро открылся к тому и случай. По кончине Псковского Епископа Гедеона Криновского (в Июне 1763 года), Синод избрал двух кандидатов, на его место, Георгия и Симона. Императрица, однако не утвердила сего доклада, сказав между прочим: Георгий нужен в Польше;». И так ему еще предлежало бороться с гонителями своими.
В начале 1764 года Польские и Литовские диссиденты, желая положить конец страданиям своим за Веру, отправили к Императрице Екатерине Алексеевне, в С. Петербург, депутатов, с испрошением Высочайшего Ея покровительства и защиты. Монархиня, милостиво снисходя на оное, повелела объявить делегатам (19 Апреля), что «Ея Величество с сожалением приемлет известия о тяжких утеснениях их, и усердно желает, чтобы как права, так и самое благосостояние патриотов веры Греческой, сохранены были в ненарушимой силе. По сему Она, чрез Министров своих, будет стараться, дабы права диссидентов паки приведены были в такое существо, какое по справедливости и по законам Государства иметь должны, и чтобы они впредь от насилий духовенства Римского могли быть безопасными». Действительно, исполняя священное Царское слово, Государыня повелела находившимся тогда при Варшавском дворе Министрам, Графу Герману Кейзерлингу и Князю Репнину, употребить сильное предстательство о том Она твердо уверена была в успехе дела сего, как по самой правоте оного, так и потому что весьма много содействовала новоизбранному тогда Королю Станиславу Понятовскому, яко потомку Пястову, к получению Польской короны. В следствие сего, подан был Королю мемориал (14 Сентября), в котором, именем Ея Величества, Посол и полномочный Министр требовали: «диссидентов, благородного и низкого сословия, согласно узаконениям Государства и Речи Посполитой, восстановить во всех правах, коими издавна они пользовались, а особливо в тех, которые касаются до свободного отправления их Веры, и кои принадлежат им неоспоримо, как свободным, верным, беспорочным гражданам».
Ходатайствуя таким образом за единоверных, Государыня Императрица Екатерина в тоже время заботилась и о Белорусском Архипастыре, который был тогда единственным, так сказать, пастырем воинствовавшей в Польской державе Православной Церкви. Георгию надлежало отправиться в Варшаву, для того, чтобы получить лично от нового Короля, по обряду, подтвердительную привилегию в сане своем, а особливо, чтобы испросить защищение пастве своей от притеснений римских Католиков и Униатов. Императрица снабдила преосвященного рекомендательною к Станиславу грамотою (29 Ноября 1764 года), в которой поручая его покровительству Короля, просила сохранить ему все прежние права и достояние Епископии «По справедливости сей нашей рекомендации, и по известному Вашего Королевского Величества правосудию — сказано в заключений грамоты - Мы твердо надеемся, что Ваше Величество изволите принять ее в уважение, и возобновляя наилучшим образом древние привилегии, как в пользу Белорусской Епископии, так и всех исповедающих Греческий закон, духовного и мирского чина людей, подать Нам новый опыт истинной Вашей дружбы. »
С сею грамотою Георгий отправился в столицу Польского Государства. В 27-й день Июля 1765 года, предстал он пред трон Станислава, и при вручении Высочайшей грамоты, произнес трогательную речь, на Латинском языке, в защищение Православной Веры и исповедников ее, гонимых в областях Польских и Литовских. Король истинно был тронут разительным изображением страданий подданных своих, коих по единому различию веры, собственное отечество слишком несправедливо лишило всех прав и покровительства законов Выслушав речь сию, Его Величество милостиво сказал Преосвященному: «все будет вам подтверждено, на что только прежние имеете права.» Потом спросил его: «много ли таких, как вы, умных людей в России?» — «Я самый последний,» отвечал смиренно Святитель. По окончаний аудиенции, Георгий приглашен был к Королевскому столу; и здесь то удовлетворяя любопытству Государя, он имел самый удобный случай рассказать вслух о многих подробностях гонений, бывших в Епархии его. Однако столь отличный прием и внимание Польского Короля к Русскому Архиерею, весьма были досадны гордым магнатам, которые и не преминули изъявить ему свое негодование.
Во время пребывания Георгия в Варшаве, пришла к нему, из Епархии, прискорбная весть о новых насилиях. Близ Мстиславля, в околице Осмоловичахь, миссионер Ксёндз Терлецкий, с сотрудниками, вспомоществуемый Иезуитами, отторгнул Православный храм, и не довольствуясь тем, коварно подверг бедных однодворцев уголовному суду. Устрашенные грозным приговором смертной казни, не смотря на лютость морозов и ужасы голода, скрылись в лесах и болотах; но быв найдены ловчими, которые преследовали их, как диких зверей, с оружием и собаками, принужденно приняли одни Римскую, другие Униатскую веру.
Сие новое гонение служило предвестником горестнейших событий для диссидентов.
Еще в 1764 году, вскоре после коронации Станислава (25 Ноября), Императрица Всероссийская и Король Прусский, ходатайствуя за них, требовали возвратить им свободу в исповедании веры, и допустить их, наравне с прочими подданными Королевства, к общественным чинам и должностям. Казалось, столь справедливое требование не могло сопровождаться никакими затруднениями! Но тогдашний Сейм поразил их как бы громовым ударом. Вместо чаемой всеми отрады, вместо облегчения тяжкой судьбы их, положено было лишить их и свободы в вере и прав гражданских. То есть, по духу неприязни, изуверства, Речь Посполитая провозгласила те самые узаконения, на кои диссиденты горько жаловались и скорбели. Российский Посол, с силою и жаром красноречия, торжественно защищал их. Король, желая примирить враждующие стороны, особенною грамотою (17 Февраля 1766 года) повелел: «Униатским Архиереям из среды «своей избрав одного Епископа, прислать в Варшаву, для изыскания и постановления надлежащих мер ко взаимному успокоению враждующих; а между тем, каждый в Епархии своей строго воспретил бы производить дальнейшие обиды». Но сия новая, кроткая мера уже не могла быть действительною, только потому, что предприняли ее слишком поздно. Примас Королевства, Краковский Епископ Каэтан Солтык, и вместе с ним Епископ Киевский Иосиф Залуский, Краковский Воевода Граф Ржеуский, Князь Радзивил, Браницкий, Огинский, Пулавский, и другие магнаты, как по излишней горячности к вере, так и по негодованию на то, что Дворы иностранные стали иметь влияние на дела Польши, сильно восстали против диссидентов. Папский Нунций Висконти также решительно, грозно требовал не возвращать им прежних прав. В следствие того, после бурных заседаний, (24 Ноября) постановлена была против них жестокая конституция.
Когда слухи о сих происшествиях дошли до Санкт-Петербургского Кабинета, Государыня Императрица твердо решилась быть защитницею бедных Польских диссидентов, исповедовавших Веру Православную. И так повелела Она обнародовать о том манифест (Октября 6, 1766 года), в котором, после изложения побудительных причин, к отраде страдальцев, и в защиту их, сказано: «По самому участию Нашему, и Государственному интересу столь близкого с Республикою соседства, также по точным обязательствам державы Нашей, не можем Мы оставить утесненное общество единоверных наших и прочих диссидентов, в справедливом и похвальном их подвиге, без Высочайшего Нашего покровительства И для того святостью Императорского Нашего слова обнадеживаем в том, как их самих, так и всех истинных патриотов «Польских, кои не токмо не воспротивятся сему подвигу их, вынужденному насильством и утеснениями, но паче примут в оном непосредственное участие, яко в деле богоугодном и собственно для отечества их полезном. И Мы не инако будем их признавать, как истинными гражданами Республики Польской, верными подданными Короля Государя своего, прямыми попечителями о благоустройстве и внутреннем спокойствии отечества, а при том и особливыми Империи Нашей приятелями, которые всегда на наше покровительство и защиту с несомненною надеждою полагаться могут.» В след за сим, Императрица Екатерина, желая сильнее подкрепить диссидентов, повелела войскам Своим двинуться во внутренность Польских областей. Русские полки, под начальством Графа Салтыкова, Нуммерса и Кречетникова, окружили Варшаву.
Между тем и сами диссиденты, как Православные, так и Протестанты, в подкрепление прав своих, издали, в Варшаве (3 Декабря 1766 года), объявление, в котором жаловались, что они будучи членами Речи Посполитой, единственно по различию в вере, претерпевают самые тяжкие обиды и притеснения, и удалены от всех должностей и достоинств отечества своего; а потому просили защиты у единоверных соседственных Дворов, Российского, Прусского и Шведского. На основании объявления сего, в следующем году составили они конфедерацию в Слуцке, и в акте оной (20 Марта 1767 года) торжественно объяснили цель своих действий: «Свидетельствуемся пред Богом, Судиею невинности нашей, пред Его Величеством Королем, нашим Государем, и пред любезным отечеством, что мы соединились единственно для того, чтоб доставить себе наши права и привилегии, свободу нашей веры, нашей чести, нашей жизни и имущества, будучи готовы защищать все сие самим делом, до последней капли крови нашей». В тоже время Поляки открыли против них свою особую Барскую конфедерацию. Диссиденты, воодушевлявшиеся правотой намерений своих, отправили к Станиславу депутатов. Но в Варшаве кипела против них общая вражда, ожесточение. Примас, Папский Нунций и сообщники их, везде разносили новые хулы, новые угрозы. Тогда князь Репнин дал повеление арестовать (13 Октября) главных крамольников. Солтык, Граф Ржеуский, Бискуп Киевский Залуский, были схвачены Бароном Игельстромом, и отвезены в Вильно, потом в Калугу. Король дал аудиенцию депутатам диссидентов; и под сенью Русских войск, окружавших Варшаву, созван был чрезвычайный Сейм. Назначены согласительная комиссия, и уполномоченные для окончания дел. Посланники, Российского, Прусского и других Дворов, с маршалами диссидентов, присутствовали при шумных заседаниях комиссии. И теперь положено было возвратить им все прежние права и обеспечить неприкосновенность оных особенными постановлениями.
Поелику Георгий находился в числе первых, членов Слуцкой конфедерации, заботившейся о восстановлении прав диссидентов; то и предлежало ему туда отправиться, для непосредственного участвования в действиях оной. Когда же, в следствие заключённого между Россией и Польшей (13 Февраля 1768 года), в Варшаве, трактата вечной дружбы, по силе и содержанию сепаратного акта о правах диссидентов, между прочим постановлено было: учредить в Варшаве обоесторонний суд (judicium mixtum), для решения спорных дел о чинах и имуществах Не-униатов; то Георгий определен был членом оного. Постигнув в полной мере важность новых обязанностей своих, и желая упрочить на будущее время благосостояние, как паствы своей, так и всех подданных Королевства, исповедующих Православную Веру, он старался собрать, указать, объяснить все древние грамоты, привилегии, постановления, на которых основывалась неприкосновенность прав их. В тоже время Георгий, из Варшавы, вел постоянную переписку с особами, приближенными к Императрице, Синодальными членами, и другими знатными лицами, которые могли иметь влияние на судьбу диссидентов. Благоразумием и опытностью, точными сведениями в делах и беспристрастием снискал он общее к себе уважение и доверенность, так что и самые враги, гонители Православной веры, искали его дружества, требовали его советов: Львовский Униатский Епископ Леон Шептицкий однажды откровенно сказал Конискому: «мы (униаты) за вами (православными) еще живем; когда Католики вас догрызут, то примутся и за нас: да и теперь уже, в ссорах, называют нас, равно как и вас, схизматиками». По сей то доверенности, Униатские Архиереи, призванные в Варшаву для совещаний, решились вверить Георгию чрезвычайную тайну свою, что они, «оставив Папскую над собою юрисдикцию,» хотят паки соединиться с Греко-российскою Церковью, о чем представили Королю и письменный мемориал.
Впрочем, вероятно, по открывшимся тогда в Королевстве новым смятениям, не только предположение сие осталось без всякого действия, но бедным диссидентам приготовляемы были удары чувствительнейшие. Составлен враждебный план, которым воспрещалось им, под каким бы то ни было предлогом, искать покровительства и защиты вне пределов отечества, и назначено было даже кафедру Православного Епископа в Могилеве навсегда уничтожить. Ибо здесь только оставалось древнее блаточестие, в борьбе с пропагандою Римского Первосвященника. По это была, так сказать, еще одна слабая искра того страшного пожара, который вскоре разлился во всех областях королевства.
Недоброжелательные к Станиславу Вельможи и Бискупы, воспоминая стародавние примеры своевольства, в тайных сборищах своих готовили рокешь. С бесстыдством, рассевали они самые нелепые клеветы, будто Российская Монархиня, по тайному соглашению с Королем, намерена истребить Римско-католическую веру. Папский Нунций, в воззваниях к духовенству, духовенство в поучениях народу раздували пламя мятежа... и. проповедовали крестовый поход в Православную Россию. Французский Министр Шоазель, негодуя на дружественный союз наш с Прусским Двором, возбуждал Польшу, Швецию, Оттоманскую Порту к войне с Императрицею Екатериною. Барские конфедераты, предвидимые Богуцом и Паоном, провозгласили все новые постановления ничтожными; замышляли переменить коренные уставы, и Станислава свергнуть с престола. Под начальством Радзивила, Пулавского, Огинского, Зарембы, везде составлялись сильные военные отряды. Потоцкий отправлен был в Константинополь искать вспомогательного войска, с обещанием уступить Туркам за то две провинции. Из Франции присылались офицеры, войско, и золото сыпалось щедрою рукою. Визирь намеревался ввести войско свое в Польшу, чтоб соединясь тут с конфедератами, потом совокупными силами вторгнуться в Русские области. Но Провидение благословило оружие Государыни Императрицы Екатерины и подвиги храброго воинства Ея. Знаменитые вожди, Румянцев, Голицын, Репнин, Долгорукий, Вейсман, Панин, везде поражали врагов, и Турок и Поляков, сокрушали коварные замыслы союзников их. Каждая победа наша была для супостатов праведною карою Неба за горести, за слезы и кровь невинных страдальцев; каждый лавр наш—тернием для них. В гордости и ослеплении, Поляки сами давно уже приготовили уничижение свое. Теперь сами же ускорили и раздробление своего отечества. Российская Монархиня, соглашаясь с желаниями и домогательством Союзников Своих, Марии Терезии и Фридриха, подписала (1772 года, Сентября 18) первый раздел Польши. В следствие сего, Белоруссия, в которой было семь провинций, с 1, 360, 000 жителей, присоединена на вечные времена к России, как древнее достояние сей державы. Из сих провинций, четыре, т. е. Могилевская, Оршанская, Рогачевская и Мстиславская, с находящимися в них монастырями и церквами, Именным указом (1772 года 14 Декабря) обращены в состав Белорусской Епархии, и Георгию повелено было остаться здесь, на прежнем положении, впредь до дальнейших распоряжений.
Таким образом Судьбы Всевышнего положили предел терпению и страданиям православных жителей Белоруссии. Сильная, державная рука Императрицы Екатерины исторгла их из чуждой власти и возвратила под кроткий скипетр Монарха единоверного с ними. Буйство, бесчеловечие, насилия престали; водворилась повсюду тишина, спокойствие, отрада. Обширная область сия, приосененная двуглавым Орлом, не ведала более тревог. И Георгий, ревностный пастырь, мужественный Подвижник Христовой Церкви, окончив тяжкую, продолжительную борьбу «с волками» стал отдыхать спокойно «с овцами. »
Воспев купно с верными овцами хвалебную песнь Господу, изведшему народ свой от тесноты и озлобления, как некогда Израиля из Египта, Георгий отправился в С. Петербург, выразить признательность Государыне Императрице за избавление свое и паствы своей. Марта 10, 1773 года предстал он пред Нею, в придворной Церкви, и произнёс прекрасную речь, в которой каждая мысль, каждое слово дышало чувствованиями благоговения и благодарности. «Тяжкия узы наши расторгнуты повелением Твоим—сказал он - и уже пленники толпами к Сиону, к матери своей Церкви, веселы текут. Ныне настали нам времена прохладныя. Укротились свирепевшие, примирились и сдружились с гонимыми гонявшие. Пасется у вас ныне, как Пророк предсказал, вкупе волк со агнцем, и рысь почивает с козлищем; свирепый лев ест плевы аки вол, и самый аспид потерял яд свой, так что и младое отроча небоязненно возлагает руки на пещеру его. О! измена десницы Вышняго! Мы и в восторг приходим, и недоумеваем, сом ли се сладкий нам, или истинное событие» и пр.
В следующем 1774 году Императрица, во внимание к ревностному служению Георгия, и в воздаяние пастырских подвигов его, Высочайшим указом, данным Св. Синоду в 7 день Февраля, повелела Белорусскую Епархию поставить в разряд второклассным, и вместе с тем пожаловала для оной оклады, в сравнении с Псковским Архиерейским домом.
В сие время отдохновения и прохлады, Георгий не преставал заботиться о устройстве Епархии своей; а часы досуга посвящал ученым занятиям. По препоручению Св. Синода, он вместе с Преосвященным Смоленским Пареением, другом своим, сочинил преполезную книгу о должностях пресвитеров приходских и которая по издании в свет, признана классическою; занимался также Историей Малой России и Белорусского края. И к сим занятиям постоянно присоединял ревностное проповедание Слова Божия.
Но надлежало еще совершить и недоконченное. Поелику в трактате 1768 года, Февраля 13, и в особенном сепаратном акте, в числе знатнейших преимуществ для православных, постановлено было: «Епископа Белорусского сохранить вечно при Восточной вере, со всеми монастырями, церквами и их Фундациями» -также: «все церкви и монастыри, неправильно отобранные, возвратить Не-униатам со всеми их угодиями;» то на основании сего, Георгий успел многие церкви и приходы, отторгнутые в Унию, во время гонений, возвратить в достояние Паствы своей. Тогда же (1778 года) поступил снова в ведение его, по судебному приговору, и Мазаловский девичий монастырь, которым Униаты Базилианскаго ордена более 40 лет владели, изгнав Игуменью и монахинь, не пожелавших изменить православию.
Среди сих забот и попечений о благосостоянии паствы своей, Преосвященный не преставал заботиться и о просвещении духовного юношества. Первоначально открыты были в Семинарии только низшие классы, Георгий хотел приготовить достойных пастырей и наставников для народа, окружённого иноверцами и Жидами. И так в 1780 году построив для Семинарии новое огромное здание, с приличными помещениями для учителей и бедных питомцев, он вызвал из Киевской Академии несколько студентов, и таким образом успел устроить кафедры, не только для наук Богословских и Философских, но и для языков Еврейского, Греческого и собственного Польского. Вместе с темь, по ходатайству его, на содержание Семинарий возвышен и оклад до 2, 500 рублей. Монастырь Преображенский, в котором находится Архиерейский дом, также обязан ему устроением и благолепием своим. От обширного храма до укромных келий и утвари церковной, все там доселе напоминает благочестивые попечения Георгия.
В этом же году (1780) Архипастырь наш снова имел счастье насладиться лицезрением Монархини — Спасительницы. Государыня Императрица Екатерина предприняла обозреть Белоруссию, древнее достояние России, возвращенное только за 8 лет пред сим. Германский Император Иосиф—желая лично узнать Великую Русскую Царицу, которая так гремела славою в Европе и Азии, так сильно и искусно управляла предприятиями Государей, и еще недавно предписала державной Матери его устав на Тешенском конгрессе, —сопровождаемый Героем Задунайским, явился при Дворе Ея, в Могилеве, с малою свитою, под именем Графа Фалкенштейна. 19 Мая, поутру, Императрица имела торжественный въезд в город, чрез триумфальные врата, при звоне колоколов и громе пушек, при радостных восклицаниях войска и новых подданных. Чины Магистрата, в знак верноподданства, поднесли Государыне городские ключи, золотой и серебряный. Ея Величество отправилась прямо в кафедральный храм Св. Спаса, где Георгий встретил и приветствовал Монархиню. В течении семидневного здесь пребывания, Она благоволила посетить и Братский монастырь. А 25 числа Государыня Императрица Екатерина и Император Иосиф изволили присутствовать при основании Собора, и оба положили первые камни. В честь Августейшего Гостя, новый храм посвящен имени Св. Иосифа Обручника. Таким образом поставлен здесь долговечный памятник искреннего союза и дружества двух первейших в Европе Венценосцев. В подвигах, постоянно подъемлемых Георгием, для славы Божией, для пользы и умирения церкви Белорусской, протекло уже более двадцати пяти лет. Императрица, в воздаяние столь долговременного и ревностного служения, Именным Указом 1783 года Сентября 23, пожаловала его Архиепископом и членом Св. Синода.
После сего Преосвященный имел счастье еще узреть Государыню, но уже в последний раз, когда она путешествовала в Тавриду (1787 года). Императрица Екатерина, сопровождаемая знаменитыми Принцами, Вельможами Двора своего, Иностранными Министрами, на пути в Киев, проезжая чрез Могилевскую губернию, Января 18, вечером, изволила прибыть в город Мстиславль, и встречена была духовенством, с тремя Архиереями разных исповеданий. На другой день Ея Величеству представлены были Архиепископы, Православный Кониский, Римско-католический Сестренцевичь, и Униатский Лисовский. Первый из них приветствуя Монархиню, произнес прекрасную, неподражаемую речь, которая начинается сими словами: «Оставим Астрономам доказывать» и пр. Благоволя всегда к Георгию, Она пожаловала ему 1000 рублей, на Собор и дом его также 1000 рублей, и на Мстиславский монастырь 300 рублей, и отправилась в дальнейший путь, чрез Кричев, который принадлежал тогда Князю Потемкину.
Георгий в сие время был уже семидесятилетним старцем. И лета, и труды постепенно ослабляли телесную его крепость. Одна только строгая умеренность в пище и питии, простая и единообразная жизнь, ежедневные уединённые прогулки поддерживали силы, и придавали бодрость духу его, окрыляемому высокими, благочестивыми размышлениями. Совесть его была мирна; ум его светлел. Но видя себя уже при конце земного поприща, и он чувствовал потребность в спокойствии и уединении, чтобы приготовиться к последнему, смертному часу. Занятый сею мыслью, Преосвященный, по некоторому особому побуждению, написал духовное завещание, также надгробную надпись, которую тогда же приказал и вырезать на медной доске и письмо к Преемнику, с поручением в милость его своих родственников и служителей. «Не могу именовать особу Вашу - говорит он в сем письме— «яко зависящую от избрания Божия. Но самый союз, который сближает делателей единого винограда, и преемника с предшественником тесно связует, и в свое время купно поставит пред Господином винограда, уверяет меня, что Ваше Преосвященство не отринете и первого и последнего прошения предшественника вашего в сем на вас, яко на Пастыря Богом данного, и по жребию общие службы, близкого мне союзника и клеврета, совершенно надеясь, кончу вместе и прошение мое и живот».
Однако Георгий прожил еще семь лет, крепясь духом и телом, и не преставая поучать, как пастырей, так и овец паствы своей. Таким образом узнав, что некоторые пресвитеры, особливо перешедшие из Униатства, начали совершать Св. Крещение, не чрез погружение, но обливанием крещаемых младенцев, и также заметив, что другие слишком невнимательно исправляли таинство Исповеди, Преосвященный не умедлил вразумит их особыми увещательными грамотами, чтобы пресечь зло сие в самом его начале.
Сей Архипастырь, быв в святительском сане 40 лет, после тяжкого и продолжительного недуга скончался Февраля 13, 1795 года, в 11 часу утра, во Вторник первые седмицы Великого Поста, и погребен в храме Св. Спаса, за правым клиросом.
Жизнь и деяния Георгия в различных отношениях представляют различные его достоинства. В Церкви и на Пастве своей он был ревностный пастырь, страж и наставник. В святилище Наук — отец и друг питомцев. При Дворе Царском — смелый защитник правоты и истины. В Судебной Палате — строгий блюститель святости законов. Подвиги веры и служения стяжали ему бессмертную славу, не только в России, от признательных соотечественников, но и в странах чуждых, от инопленников, самих врагов Православия.
Удивляясь в публичной жизни его, такому величию духа, мудрости, деятельности, в жизни домашней находим новые столь же любезные свойства. Он пленял, восхищал всех простатою своею и искренностью в обращении, добритою души, беседами поучительными, советами полезными, отеческими. Не зная сам роскоши, довольствуясь простою пищей и небогатою одеждою, он был благотворителен, как родным, так и чужим. Память его доселе священна в Пастве его, и самое имя Георгия произносится там всеми с каким-то благоговением.
Слово при вступлении в паству.
Первое слово к вам, благочестивые Слушатели, Христовы людие, разсудил я сказать о себе самом. А что могу вам о себе сказать? Стану ли мудростию моею хвалиться, или силою и благородством величаться? Слышу, что Учитель языков, Апостол Павел Коринфянам говорит: яко не мнози премудри по плоти, не мнози силни, не мнози благородни: но буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит, и немощная мира избра Бог, да посрамит крепкая, и худородная мира и уничиженная избра Бог, и не сущая, да сущая упразднит, яко да не похвалится всяка плоть пред Богом (1 Кор. 1, 26-29). Рыбари, делатели шатров, мытари были Апостолы Христовы. Как же могут преемники и наследники их недостойные благородством или другими какими достоинствами хвалитися? Не о том убо, не о том, но о должности собственной моей нужда мне настоит изрещи слово, и истязует у мене того самая моя должность. Должность моя, как вы сами видите, есть учительская: а учители добрые и не лукавые себе первее учат, нежели других; своему уху, яко ближайшему, наперед проповедуют, нежели чужим; свою целость наперед соблюдают, нежели сторонних. Но горе учителю тому, который, проповедуя, как Павел сказует, не красти, сам крадет; глаголяй не прелюбы творити, сам прелюбы творит; в законе хвалится, а преступлением закона Бога безчествует (Рим. 2, 22-23)! Стыдно будет, когда ученики его скажут ему по притче той: врачу, исцелися сам (Лук. 4, 23). Слышите убо в начале, о! уши мои, проповедь вам глаголемую; внемлите, о! разум мой и сердце, о чем с вами буду беседовать. Затверди и запечатлей, о Епископе! чем ты Богу, чем ты людем Его сим должен еси. Не обретаю я на сей час, для показания должности моей, приличнейшаго в Св. Писании места, как то, которое в Пророчестве Иезекиилевом помещено. В оном Сам Бог первее такой пример приводит: земля, на нюже Аз аще наведу мечь Мой, и поймут людие земли человека единаго от себе, и поставят его себе в стража на пределех: и узрит страж мечь грядущий на землю, и вострубит трубою, и проповесть людем: и услышит услышавый глас трубы, а не сохранится, и найдет мечь и постигнет его: и кровь его на главе его будет. Но аще страж увидить мечь грядущ, и не вострубит трубою, и не проповесть людем, и людие не охранят себе, и нашед мечь возмет от них душу: та убо душа беззакония ради своего взяся, а крове ея от руки стража взыщу (Иез. 33, 2-6). И сей разительный пример давши, Бог обращает тут же слово Свое к Пророку, глаголя: И ты, сыне человечь, в стража дах тя дому Израилеву, и услышиши от уст Моих слово, и проповеси им от Мене. Егда реку грешнику: грешниче, смертию умреши, ты же не будеши глаголати, еже обратитися ему от пути своего: той убо беззаконник в беззаконии своем умрет, а крове его от руки твоея взыщу. Аще же ты проповеси нечестивому путь его, еже обратитися от него, т. е. если ты грешника предостережешь, и не обратится с пути своего: той в нечестии своем умрет, а ты душу свою избавил еси, т. е. ты чист будешь от крове его (Иез. 33, 7-9). Сие-то слово Божие, с того самаго часа, как Епископский чин на мене возложен, не престает звенеть в ушах моих, и яко острое оружие, проходит до глубины сердца моего. Аще ям, аще пию, аще ино что творю, всечасно слышу глас сей: И ты, сыне человечь, в стража дах тя дому Израилеву, и еже услышиши от уст Моих слово, и проповеси им от Мене. Не сравниваю я себя с Пророком Божиим в пророческих дарованиях его, не равняюсь с ним и в добродетельном житии: но что касается до должности, одна и таже ныне на мне лежит, которая была и на нем. Страж убо твой есмь, о доме Израилев, о Церковь Христова! Вам трубити поставлен я, о благочестивое сословие Белорусское! На моих, как вижу, несчастливых руках или живот, или кровь ваша положена. И сему-то в начале учит мене самое имя или титул чина моего. Слово бо Епископ есть Греческое, и на языке том означает надзирателя, блюстителя, стража. О! дабы и всяк Епископ именовался паче своим отечественным, ясным всякому, словом: тогда лучше бы, надеюсь, и разумел и наблюдал столь важную должность свою, требующую особенной бдительности и даже неусыпной. Не иное же, вижу, дело Епископское, не иное попечение было и у древних Епископов, и у самих Апостолов. Кто сему не доверяет, пусть раскроет Историю о житии и подвигах Святителей первых Христианских веков. Как они звание свое проходили? Спали, или молчали? Одними только молитвами и поставлением пресвитеров занимались? Ах, не так, не так! Св. Церковь безгласных Епископов не называет Вселенскими Учителями, богогласными трубами, златыми устами; спящих и дремлющих не именует Она столпами Веры, утверждением истины, поборниками благочестия. Александрия конечно не спящаго имела Епископа, Афанасия онаго Великаго, который пока жил и стоял на страже церковной, дотоле ересь Ариева, хотя целым почти светом тогда завладела, хотя самих Царей и Сильных земли поборниками имела, но не смотря на то, в Епархии Афанасиевой не смела и гласа испустить: Святитель сей языком и пером, как перуном, плевелы и нечестие ея разметал. И Каппадокия не дремлющаго конечно имела Епископа, Василия онаго Великаго же, котораго Епархия посреди ересей, как дом Лота праведнаго посреди Содома, цела и нерастленна пребыла, и с языком коего гораздо труднее было воевать Иулиану отступнику, нежели с Персидскою Монархиею. Не немаго конечно и Константинополь имел Епископа, онаго Иоанна Златоустаго, о котором вообще говорили, что лучше солнцу престать светить, нежели Златоустому говорить. И по истине, недостало бы мне времени, ежели бы восхотел я повествовать о Кириллах, Григориях, Феодорите, Евсевие, Епифание, Амвросие, Августине, Дамаскине, Феофилакте и о прочих многочисленных Отцах Церкви, которые и по смерти своей в книгах своих проповедывать доселе не престают. Коснуся еще сего священнаго долга Епископскаго, и примером самих Апостолов, коих преемниками и наместниками мы нарицаемся, покажу вам, что дело проповеди и учения было у них дело, не токмо должное, но и всегдашнее. Св. Апостол Павел, приветствуя последним целованием Епископов и Пресвитеров Ефесских, так их должности поучает: Внимайте себе и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави Епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею (Деян. 20, 28). И потом показуя им себе самаго в пример, говорит: Бдите поминающе, яко три лета, нощь и день не престаях уча со слезами единаго когождо вас (Деян. 20, 31). Здесь, о Епископе, заметь себе, что Апостол Павел, не только по праздникам, не только по неделям, но и по всяк день, да еще и по всяку нощь проповеди говорил, и не в Соборе только, но и по единому всякаго поучал. Да и как поучал? Со слезами. Что самое на том же месте так изъясняет: яко ни в чесом от полезных обинухся, еже сказати вам и научити вас пред людми и по домом (Деян. 20, 20). Тем же свидетельствую вам, продолжает Апостол, во днешний день, яко чист есмь от крове всех: не обинухся бо сказати вам всю волю Божию (Деян. 20, 26-27). Подобным образом той же Апостол языков и Тимофея, возлюбленнаго ученика своего, должности Епископской научает, глаголя: засвидетельствую аз пред Богом и Господем нашим Иисус Христом, хотящим судити живых и мертвых в явлении Его и царствии Его: проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4, 1-2). Всего же яснее оный Вселенский Епископ Павел истолковал должность Епископскую в Послании своем к Коринфяном: Аще благовествую, говорит он о себе самом, несть ми похвалы, нужда бо ми належит: горе же мне, аще не благовествую (1 Кор. 9, 16), то есть (ежели впрочем и на сие потребно кому изъяснение: лежит на вые Епископской дело благовестия, аки долг не уплаченный; и если я благовествую, то не по одной воле или собственной охоте исполняю сие, с тем, чтобы мне за исполнение какого-либо воздаяния или похвалы ожидать: но по самой нужде и из повинности моей то творю; если же не благовествую, горе мне, беда не минет меня! Что же иное значится и в приведенном из пророчества Иезекиилева слове, если не та же самая обязанность Епископа? Ибо там сказано: аще не будеши глаголати, еже обратитися грешнику от пути своего, той убо беззаконник в беззаконии своем умрет, а крове его от руки твоея взыщу (Иез. 33, 8). По чему же, вопрошаю, Бог глаголет, что Он взыщет крови за премолчание? По тому, ответствую, что проповедь на стража-Епископа наложена, яко долг некий: ибо если я ни чем и ни кому не должен; то на мне никто ничего и искать не станет. И в сихъ-то, хотя в малом числе приведенных, как свидетельствах Апостольских, так и примерах преемников их, вижу ясно, в чем моя должность состоит, и не только вижу, но и содрогаюсь, сколько ни размышляю о тяжком гóре том, о коем напомнил Апостол Павел, сколько ни разсуждаю о силе и важности тех слов, которыя Бог, чрез Пророка Своего, изрек и мне: крове от рук твоих взыщу. Ах! стократно несчастен тот человек, на котораго Сам Бог истец есть, и которому с Богом в суд вступить предстоит! Давид, кроткая оная душа, завременно отклоняется от таковаго Истца, умоляя Его тако: не вниди, Господи, в суд с рабом Твоим, яко не оправдится пред Тобою всяк живый (Псал. 142, 2). Оправдишися во словесех Твоих, и победиши, внегда станешь судити (Псал. 50, 6). — Един, един токмо осмелился внити в суд с Богом. Кто такой? спрашиваете вы, с удивлением. Сам Бог, Единородный Сын Божий, поручившийся заплатить за беззакония наши. Но и Он, хотя Сын, чего не претерпел, чтобы умилостивить Правосудие Божие? Кровию Своею, за кровь погибших человеков, и поносною на кресте смертию должен был Он заплатить. — Какия же мучения, какия истязания ожидают тех безпечных Епископов, которые спят и молчат? О тяжкое Епископское бремя! О несчастливыя руки, от коих Богу крови душ человеческих взыскивать належит! Подлинно, не хотел и убежал бы я звания сего, или паче молил бы, да ввергнут мене в море, как некогда Иону, не хотевшаго итти в Ниневию. Но, Господи, камо пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего камо бежу (Псал. 148, 7)? Не сокрыло Иону и море от очей Божиих, не удержала утроба китова от руки Его. Убо якоже изволися Господеви, тако и мне да будет! — Простите мне, благочестивые Слушатели, завременно прошу, простите в том, что я, по званию Пастыря и Стража, не стану молчать, живучи с вами. Возопий крепостию, глаголет Бог у Пророка Исаии, и не пощади, яко трубу возвыси глас твой, и возвести людем Моим грехи их и беззакония их (Ис. 58, 1). Ежели стану молчать, гибелию грозит мне Бог. Убо когда хощете, чтобы я молчал пред вами, снимите с мене чин сей: буду весьма благодарен. Простите также и в том, ежели в слове моем коснуся иногда чиихъ-либо нравов и действий. Настой, вопиет Апостол Павел, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4, 2). И паки прошу, не только простить за слово, но и внимать слову. Свидетельствуюсь Богом живым, что басней и вымыслов человеческих говорить пред вами не стану, и прений, более вредных, нежели полезных, предлагать вам не захочу. Слышу, Бог глаголет: слово, которое услышиши от уст Моих, да проповеси людем от Мене, т. е. именем Моим (Иез. 33, 7). Разумейте убо, что Бог от уст Его повелевает слышать, и от имени Его проповедать. А потому долг мой говорить вам словеса Господня, словеса чиста, сребро разжено, искушено земли, очищено седмерицею (Псал. 11, 7). Ежели убо того не станете слушать, уже не моя вина, и не моя гибель. Слышите Бога глаголющаго: аще ты проповеси нечестивому путь его, еже обратитися от пути злаго, и он не обратится с пути своего, той в нечестии своем умрет, а ты душу твою избавил еси (Иез. 33, 9). Впрочем, в назидании дела моего Епископскаго, к Тебе, о Иисусе Христе, вечный Архиерею душ наших, очи и сердце мое возвожу, и молю Тя, даждь мне уста поучати, а людем сим уши и сердца, внимати и поучатися. Язык мой да будет трость, книжника скорописца (Псал. 44, 2), а сердца их — скрижали, перстом Твоим написанныя. Сам страж буди нам, охраняя нас яко зеницу ока. Сам возвещай нам волю Твою. Сам отвращай нас от пути неправды, направляя на путь истины Твоея. Ты положил еси, Господи, святейшую кровь Твою о душах наших: сотвори убо, да ни едина душа погибнет, да ни единой крове взыщется от рук моих! — Аминь. Говорено Ноября 12 дня, 1755 года.
Источник: Собрание сочинений Георгия Конискаго, Архиепископа Белорусскаго, с портретом и жизнеописанием его. — Изд. Протоиереем Иоанном Григоровичем. — Часть первая. — СПб.: Печатано в типографiи Императорской Российской Академии, 1835. — С. 1-13.
Слово на Вознесение Господне.
Иду уготовати место вам. И аще уготовлю место вам, паки прииду и поиму вы к себе (Иоан. 14, 2-3). Который царь, слушатели, оставляет рабов своих для того точно, чтоб, пошедши однолично в дорогу далекую и претрудную, уготовить для них место хорошее и, уготовивши, опять возвратиться для поятия их к себе? Цари земстии чтоб сие сделали когда, никакая история не осведомляет нас. Но Царь неба и земли, Иисус Сын Божий уверил о сем учеников Своих, часть уверения онаго уже выполнил, часть же остальную так выполнит непременно, как и выполненное уже не может быть не выполненным. Но пущай милость сия Царя Небеснаго к рабам Своим будет безпримерная; да для чегожь, как можем подумать, и излишняя? Царю Небесному, имеющему тмы тем Ангелов — слуг Своих, можно бы, кажется, повелеть было и все тое совершить, что Он Своею особою сделать для учеников Своих постановил. Ангелы суть небесные жители, и как бы они тамо, среди зажилых своих селений, места нам не уготовали, по повелению Господа своего? Но Царь Сей Сам охотится идти и рабом Своим служить самолично. Для чего же так? Не то ли причиною, что ни Ангелы, ни Архангелы, ни иная какая тварь не могли нам места на небеси уготовить, но Самому оставалось самолично сие дело Сыну Божию, и где то место заготовано для истинных учеников Христовых, о том послышите в слове сем. Во-первых, должно нам приметить, когда сказал сие Спаситель Христос ко ученикам: иду уготовати место вам, не по воскресении из мертвых, возносясь на небо, но пред страданием, при самом выходе на страдания, при самых вратах смерти Его; из чего видно, что поход сей Христов проложен был чрез Голгофу, путем, тернием устланным, не одне ноги бодущим, но и самой головы досязающим; а для чего путь сей Христу Спасителю чрез Голгофу проложен? Для того, что, грешников ведучи до неба, надобно было за грехи их пострадать. Готовля им место в небеси, следовало, по правосудию Божию, ключ взяти к небесным дверям не иный, как только крест, и от сего стропотнаго и тернием устланнаго Спасителю нашему пути можно уже и ведать, что ни Ангел, ни Архангел, ни иная какая тварь не могла грешникам уготовати места в небеси. Утверждает нам сие самая скиния ветхозаветная, глаголемая святая святых. Она была со всем прибором своим предначертанная Самим Богом, как Моисею сказано: виждь, рече, сотвори вся по образу показанному тебе на горе (Исх. 25, 40); в оную скинию, глаголемую святая святых, по томужь повелению Божию, единожды в год, един только архиерей входил, и тот не без крове. А тая церемония что знаменовала? Вот Павел Апостол толкователь ея: Христос, рече, пришед архиерей грядущих благ, с болшею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, сиречь, не сея твари, ни кровию козлею, ни телчею, но своею кровию, вниде единою во святая, вечное искупление обретый, и мало ниже: не в рукотворенная святая вниде Христос, противообразная истинных, но в самое небо, ныне да явится лицу Божию о нас, и еще: ныне, рече, единою в кончину веков, во отметание греха, жертвою своею явися (Евр. 9, 11. 12. 24 и 26). По сему учению, предводителю грешников в скинию нерукотворенную, сиречь, в самое небо надобно было быть Самому Сыну Божию, жертву о нас носящему самую плоть Свою раздранную и кровию обагренную, и в таком ужасном виде явитися пред лице Божие, яко ходатаю за нечестивых грешников. Тень убо ветхозаветная, но Богом Самим предначертанная, Апостолу изъясняющу, совершенно указала нам, что никакая тварь не могла внити в небо, путь творя грешникам, кроме Иисуса Сына Божия, и Сам Иисус не мог внити инако, только с кровию Своею, излиянною за грехи наши, и явитися пред лице Божие не инако, как жертвою Своею, а последовательно как ввести нас в небо, уготовати там место нам, единаго Сего Первосвященника и Предтечи нашего было дело. Сиежь познавше, думаю, жадничаете, слышатели, узнать место тое, которое Христос Спаситель, отходя, обещал уготовать учеником Своим и в их лице всем истинным христианам, натурально бо заключить следует, чтоб оное место было самое пребогатое и преблаженнейшее, которое ни Ангел, ни Архангел, ни иная кая тварь, но Сам Господь и Творец всея твари, и Той Сам не инако уготовить, но излиянием крови Своей, обещал. Некоторые от инославных, люди учений, поставили мнительно (ибо того в самой вещи не бывало) многия числом небеса, и в одном из них положили Ангелов, прилучив души праведников, в другом Архангелов, присовокупив к ним Пастырей, в третьем, четвертом даже до девяти прочие Ангелов чины, прибавив к ним преподобных, девственников, мучениковь, десятое небо пожаловали Богоматери, одинадцатое Самому Христу, а дванадесятое — Пресвятой Троице; да и в нашея церкви повествованиях начитаешь, что некоторый любитель святаго Златоуста, в восхищении своем в небеса видев многих святителей в разных местах, как не доволясь тем, жадничал видеть и Иоанна Златоустаго, сказал ему: «вожай, а! а! покаяния де проповедника хощеши видеть; он де у престола Самыя Троицы». О, сновидение сладкое! да и обман для невежд не меньше лестный! не басням таковым, но Слову Божию, вместе и пресладкому и преистинному, верить мы долженствуем. Сам Христос Спаситель наш, уготовавший место истинным учеником Своим, не умножая небес, не отделяя никого от лицезрения Своего, одно небо, одно место с Собою всем указует, ясно глаголя: и егда уготовлю место вам, паки прииду и поиму вас к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете; что и подтвердил в смертнозаветной молитве Своей ко Отцу Своему, глаголя: Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною: да видят славу Мою, юже дал еси Мне, яко возлюбил Мя еси прежде сложения мира (Иоан. 17, 24); что тут скажете, баснословцы? где тут разделение мест или небес! кая преграда и стена, разделяющая от лицезрения Спасителя нашего Богочеловека и Самыя Пресвятыя Троицы? Как вы, поставив Златоустаго святаго пред самим престолом Святыя Троицы, Василия Всликаго и других не меньших святителей удаляете от того, в чем самое состоит существо блаженства нашего? Вы, как видно, никогда не раскусили преудивительных оных словес Христовых, коими Он учеников Своих, по неизреченной благости Своей, в один состав с Собою и с Отцем Своим совокупляет, глаголя: соблюди их во имя Твое, ихже дал еси Мне, да будут едино, якоже и Мы, и не довольствуя одним словом, опять повторил: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии едино в Нас да будут (Иоан. 17, 11 и 21). Во-истинну, один состав напол и в дробные куски разделяют, кто учеников Христовых от Христа в блаженстве будущем и от престола Пресвятыя Троицы разделяют. Одна, не десять скиний, Божия с человека указана в откровении Богослову Иоанну, один Бог, вселившийся в скинии сей с человеки, один Агнец, водящий всех, и все неотлучно, аможе ходит Он, последуют Ему. Какой же волк еще и в небеси будет паству Агнца Сего возмущать и теснейшим союзом присовокупившуюся Ему разрывать? Какой супостат возможет Бога, положившаго селение Свое в человецех, изгонять от них? Блаженство вечное образуется браком, сиречь, свадьбою; в ней Христос Спаситель жених, а невеста все собрание избранных Божиих. Чтож бы то была за невеста, какой для нея брак, естли бы она не имела в объятиях своих прелюбезнейшаго Жениха своего? Чертоги небеснии, со всем украшением своим, были бы для нея темницею, вся сладость небесная была бы пелыном, и как тут отделять целыми небесами Жениха от невесты, а невесту от Жениха? То безспорно, что будут степени славы блаженным, по мере подвигов их, Павлу Апостолу учащему нас: ина убо, сказует, слава солнцу, ина слава луне, ина звездам: и звезда от звезды разнствует во славе. Такожде, рече, и воскресение мертвых (1 Кор. 15, 41). Но видение лица Божия и соединение с Ним, в чем состоит самое существо блаженства живота вечнаго, общее для всех будет, и в первые часы, и в последний единонадесятый пришедшим в виноград работать равный дается динар, и приобретший пятьми талантами десять и двумя четыре в едину и туюжде радость Господа Своего допущены будут. И что бы сему препятствовало? не думает ли кто, что и там приступ кь Богу будет меньшим чрез больших, как теперь к царю чрез бояр и большии меньшими умеют управлять? Никто сего да помышляет, ясно бо отрек Апостол, глаголя о Христе: егда предаст царство Богу и Отцу, и испразднит всяко началство и всяку власть и силу, тогда будет Бог всяческая во всех (1 Кор. 15, 24 и 28). Потребится там всякое начальство и власть, не будет там ни царей, ни губернаторов, ни владельцов, но Бог один будеть всем равно и царь, и владелец и губернатор и защитник, и отец, и брат и друг: вы друзи Мои есте, глаголет Христос ко учеником: не ктому вас глаголю рабы, яко раб не весть, что творит Господь его, вас же рекох други, яко вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам (Иоан. 15, 14-15). А отсюду и видно, какое место избранным Своим уготовил Спаситель Христос, место достойное уготовления Его и крови, с коею Он уготовил совершенно соответствующее. Будем убо истинными учениками Христовыми, слышатели правоверныи, соблюдем заповеди Его; имеяй бо заповеди Моя, глаголет Он, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любляй Мя, возлюблен будет Отцем Моим: и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам, и опять: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у него сотворим (Иоан. 14, 21. 23). Дадим место в душах и телах Спасителю нашему, со Отцем Своим жити в нас хотящему, да взаимно дадут Они нам место уготованное в небеси, на самом престоле Своем, в самом недре любви Своея. Вознеслся Христос в небеса уготовати нам место, которое око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыде (1 Кор. 2, 9), — уготовим же мы себя к тому месту, да пришед Он поимет нас с Собою, да идеже Он есть, и мы будем во веки. — Аминь.
Источник: Слова и речи Георгия Конисскаго, Архиепископа Могилевскаго. — Издание редакции Могилевских Епархиальных Ведомостей. — Могилев на Днепре: Скоропечатня и Литография Я. Н. Подземскаго, 1892. — С. 314-318.
Слово в день Введения во храм Пресвятыя Богородицы (1783).
О отрочати сем молихся и даде ми Господь прошение мое, и аз отдаю е (отроча) Господеви во вся дни живота его на служение Господеви (1 Цар. 1, 27-28). Что сотворила Анна жена Елканова во время Ветхаго Завета, тоже сотворила Анна другая, жена Иоакима праведнаго, при наступлении новой благодати. Первая, быв неплодною, просила у Бога чадородия, и родив Самуила, отдала его в служение Богу; другая равнообразно молилась о разрешении неплодства своего и, выпросив дщерь преблагословенную Марию, не инако поступила, как и первая, приведши дар сей небесный во храм Иерусалимский в служение Богу. О дабы сии святые примеры послужили вообще всему супружеству; дабы, говорю, все супруги пеклися о том, чтобы чада их были плодом молитвы и благословения; чтобы, получив от Бога просимое, отдавали детей своих в служение Богу! Знаю, что скажут многие: обе Анны ради неплодства своего просили чад у Бога: чтож нужды в прошении сем плодородным? Иная бы Анна хотела совсем не раждать; да и все ли раждаемое, весь ли род человеческий отдавать в служение Богу? — Так конечно должно быть, я ответствую. Все даемое от Бога Богу воздавать долженствуем, и если что доброе получить хощем, конечно Бога просить о том нужду имеем; инако ни доброе что получить, ни полученное удержать никак не можем. О чем и следует моя беседа. Если обычаи наши и образ бытия так сильны, что почти превращают нас в то естество, коему сами свойственны: то я смело могу сказать, что большая част человеков рождена в мир подобными безсловесным, а не человеками. Человек, отличный по существу своему от прочих тварей, должен по душе своей разумной познать себя и должности свои к Творцу своему, показать в себе подобие самаго Создателя, по коему он сотворен, повиноваться Его святым заповедям, чаять воскресения мертвых, ожидать непременно или награждения за дела благая, или отмщения за злая. Как же о тех человеках судить, кои в целом житии своем не имеют попечения о всем том, что до существа человеческаго принадлежит, а все их попечение — о угождении чреву и наслаждении чувственном? Они безсмертие души, воздаяние благим и злым за басни вменяют. И как ясти и пити не хотят от поту лица своего, но — чужими трудами, уподобившись хищным зверям и птицам: так, и в силе сущи, обижают немощных, и лихоимствуя всякую неправду делают, словом: во все свое житие больше чреву, нежели Богу работают. Таких, говорю, человеков кто за человеков почитать станет? Не паче ли скотам безсловесным и хищным зверям они подобны? Если не верите в сем мне, то верить долженствуете Духу Святому, о таких людях устами апостола Петра сказующему: сии, говорит, яко скоти животни, естеством бывше в погибель и тлю... сласть мняще вседневное насыщение (2 Петр. 2, 12). Они похотьми своими упоены бывше, часто отрыгают смрадное безбожников слово: где есть обетование пришествия Его? отнележе бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания (2 Петр. 3, 4). Если же так, что наши скотские нравы почти претворяют нас в скотов и зверей, как и сам Дух Святый сие утверждает: то заключить можем, что большая часть человеков подобными безсловесным, а не человеками раждаются в мир сей. Для того я и предложил, что надобно всем вообще супругам просить с небеси — человеков зачинать и раждать, а не скотов и зверей. Признаюсь, что я нигде в историях не читал доселе, чтоб чадо молитвы уподобилось скоту несмысленному или зверю. На сей случай одною нам довольно в пример сына молитвы Самуила. Он кроме непорочности и богоугождения своего был украшен всеми добродетельми; и когда отдавал верховную власть и судейство свое новоучрежденному царю Израильскому, то, собрав весь народ, с дерзновением говорил ему: еда у кого тельца взях, или осля, или кого от вас насильствовах, или кого утесних, или от руку некоего приях мзду, извещайте на мя и возвращу вам (1 Цар. 12, 3). О судии! слышите судию Израильскаго: можете ли речи его произнести пред небом и землею, пред Богом и человеки? Да вы, и в ложнице сидя, с одною присутствующею совестию вашею, зажимаете не только уста ваши, но и мысли, еслиб только могли связать их. И не довольно просить у Бога детей, но надобно еще выпрошенных отдавать в служение Давшему. А каким образом? — Таким: не в иноческий только и клирический чин отдавай их; и в числе иноков и церковников можно найти безсловесное житие проводящих. Приводите чад ваших в храмы Господни, приносите с ними молитвы и жертвы духовныя благоприятныя Богови; а при том обителью святою и церковию сотворите дом ваш. Хозяин, научай детей своих и всех домашних закону Божию и вере христианской; мать, наставляй дщерей своих и рабынь благоверию и благочестию. Будьте, яко служители Иисус Христовы священнодействующе, как апостол сказует, благовествование Божие, и приносяще детей ваших Богу в приношение благоприятно, посвященно Духом Святым (Рим. 15, 16). Наставляй, отец, дворянстном почтенный, сынов своих не карты обращать в руках, — орудие, изобретенное на разорение имения, на потеряние чести и времени и на погибель души, но Евангелие, — книгу живота вечнаго, книгу, по коей все суд приимем и наследим или блаженство вечное или мучение, и впечатлей им в сердце страх Божий и человеколюбие, дабы они с рабами ласково обходились, помня, что дворянство есть только временное, до смерти продолжающееся отличие, по смерти же между прахом господина и раба ни малейшаго не будет различия, и касательно души жребий последняго может быть гораздо блаженнее перваго. А ты, матерь, формируй дочерей своих, не зеркала им представляя, но закон Божий, — зеркало, показующее и красоту и мерзость души; распещряй их златотканными не ветшающими одеждами и каменьми, драгоценными не только в очах человеческих, но и в самых Божиих сияющими; украшай их тою красотою, которую апостол Петр, предписуя женам благочестивым, сказует: имже да будет не внешняя плетения влас, и обложения злата или одеяния риз лепота, но потаенный сердца человек, в неистлении кроткаго и молчаливаго духа, еже есть пред Богом многоценно (1 Петр. 3, 3-4). Так если будете, отцы и матери, научать детей своих, и младый их возраст аки воск мягкий во всякую преображат добродетель: тогда домы ваши подобны будут храмам святым, и воспитанные в них сыны ваши будут непорочные Самуилы, а не отверженные Саулы, и дщери ваши благословенныя нарекутся Марии, а не проклятыя Далиды. Сего к предложению моему на сие краткое время и довольно бы; но как усугубился наш праздник сей воспоминанием подвига Ея Императорскаго Величества, Матери Отечества, пекущейся о благосостоянии подданных своих не меньше, как и родшая печется о рождении своем, — подвига такого, который совершен Ею в едину нашу пользу и ради детей наших, в коих будто наново родимся и умирая вечно пребываем, — подвига, говорю, геройскаго, пример коего показала Она на себе самой и вседражайшем Наследнике престола прививанием той болезни, которая многих, особливо младенцев, безвременно лишает жизни: для того Богу всещедрому, давшему нам толь чадолюбивую Монархиню, принесем благодарение, благодеянию толикому, сколько возможно, соответствующее, и молим всеприлежно благость Его, да умножит щедроты Своя к нам, сохраняя живот вседражайший Матери Отечества, толико для нас нужный, до позднейших лет, и дая Ей блага по сердцу Ея, и все Ея советы исполняя во славу имени Своего пресвятаго. — Аминь.
Источник: Слова и речи Георгия Конисскаго, Архиепископа Могилевскаго. — Издание редакции Могилевских Епархиальных Ведомостей. — Могилев на Днепре: Скоропечатня и Литография Я. Н. Подземскаго, 1892. — С. 117-121.
Слово в день святыя Великомученицы Екатерины.
И вожделеет царь доброты твоея (Псал. 44, 12). Празднуем день невесты Христовой, Великомученицы Екатерины, которую Царь неба и земли, Сын Божий Единородный в живом и несумненном сновидения небеснаго действии, как читаем в повести страдания ея, обручил Себе в невесту, дав ей перстень из руки Своея Божественныя. Комужь не желательно увидеть доброту сей невесты Христовой? а что больше и несравненно, кому не желательно и себе самого видеть в тойже самой доброте, Христу Сыну Божию вожделенной и перстень обручения с Ним с Божественных перстов Его извлекающей? А сие то высочайшее блаженство есть собственное наше, о, христиане, понеже вся церковь Христова, все сословие христианское удостоено нарицатися невестою Христовою, и, конечно, есть, естьли только доброту лица невесты сея на себе указываем, которая доброта не что иное есть, как образ Божий, по коему мы созданы есмы, по оному написанному: и сотвори Бог человека, по образу своему и по подобию своему (Быт. 1, 27); как бо Бог есть самое лучшее добро и источник всего сотвореннаго добра, потому и в сотворениях Своих тое больше любит, тоей доброты больше вожделеет, которая яснейше на себе образ Его указует. В чем убо образ Божий, в коем созданы есмы, состоить, и как мы, потеряв оный, опять восприяли и возобновили в нас женихом церкви, Спасителем нашим Иисус Христом, потому и практическое сего образа в нас начертание должно действоваться, о том приимите следующее слово. И во-первых, в составе тела человеческаго образ Божий не состоит, понеже Бог не ограничен, ест везде сый и вся исполняяй, и Дух есть нераздельный и безсмертный, а не тело раздробляемое и в прах разсыпаемое, хотя и состав тела человеческаго к обитанию в нем образа Божия лучше и отличнее, чем протчиих животных составы, сотворен есть, что и самые язычники признавали: протчим зверем, говорит языческий пиита, дал Творец голову, в землю понуренную, человеку высоко поставил смотрящую в небо. Естлижь не в теле состоит образ Божий, то ни в бороде, как некоторыи безумцы говорят, тем обмануты, что иконописцы обыкли писать Ветхаго денми, си есть, предвечнаго Бога с бородою, хотя о бороде Божией нигде не читали, да бородыжь и козел не лишен, по мнению убо бородатых, но безумных голов, был бы и козел особа Божия. Могужь сказать, что не в одной душе отдельно от тела состоит образ Божий, и не в одних ея существенных свойствах и не в одинаком состоянии, но в том единственне, в каком она в тело от Бога вдохновенна была. Существа души свойства суть непременныя, что она есть дух, дух безсмертный, разумом одаренный и свободою воли. В сих свойствах души человеческой так просиял образ Божий, что между видимыми тварями один человек как сын Божий, образ Бога носящий, считался; вся тварь — тело, вся неразумна и несамовластна, един человек по душе своей дух безсмертный, разумный и самовластный создан, почему и царь земли над протчими всеми тварями, яко рабами, учинен, по оному реченному к праотцем нашим: раститеся, и множитеся, и наполните землю, и господствуйте ею, и обладайте рыбами морскими, и зверьми, и птицами небесными, и всеми скотами, и всею землею, и всеми гадами пресмыкающимися по земли (Быт. 1, 28). И сей царь земный был купно и наследник царствия небеснаго, яко сын Божий, яко образ Бога, Творца своего, носяй на себе. Но вот пакость и в образе таковом отмена: знаете, слышатели, что и самый краснейший вид лица пременяется, в мерзкое безобразие приходит чрез недуги и другие несчастные случаи. Так, сей царь и обладатель земли, сей подобообразный сын Божий грехопадением своим, о, несчастия тягчайшаго, о, перемены ужаснейшей! — вдруг загладил в себе образ Божий так, что едва малейшии чертинки осталися его: указалось на лице его вместо благочестия злочестие, вместо смирения — гордость, в очах — зависть вместо благодарности, во устах — лесть вместо истины, в языке — клевета вместо похвалы и оправдания, в сердце — вражда вместо любви, в руках — хищение и лихоимство вместо благотворения, в ногах — скорое течение пролияти кровь, нежели помогти бедствующему. Так, сей царь рабом и пленником похотей своих, а, следовательно, и того, кто его таковыми похотьми пленил, то есть, диавола, а тем самым из наследника царствия небеснаго наследником мук вечных сделался и вместо образа Божия образ диавола начертанми греховными в себе показал, почему и ко Иудеем, замышлявшим Христа убити, не обинуяся, Христос Спаситель возгласил: вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити: он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит (Иоан. 8, 44). Сей то образ диавольский увидевше создание в царе своем, не захотело больше ему повиноватися: мать его по телу, земля, увидев сего не сына уже, но отродка своего, поставила терние ему и волчец приносити при кровавом поте, чем хлеб чистый и плоды вожделенные и, зевнув устами своими, уготовила ему гроб и гной; зверие и все животное столько одичавили пред сим изменником уже и тираном, а не царем, что ему надобность стала и от самаго малейшаго червяка вреда и смерти бояться. Его ум занят уже был суетами и коварными помышленьями, а не Божиих дел разсуждениями, его воля вся преклонилась и перевесилась творити злое, а не благое; так что Апостол о превратившемся и обезобразившемся человеце так заключил: душевен, рече, человек, образ, сиречь, Божий потерявший, не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть, и не может разумети (1 Кор. 2, 14). Кто таковой перемены ужасной от вкушения одного яблока надеялся? Ужаснулось небо, вострепетали тмы тем наполняющих небеса ангелов Божиих, увидевши праотца нашего Адама в сей личине диавольской. В сей же личине богомерзкой как сам остался праотец наш, так и все наследие свое породил, о первородном бо сыне его, Каине написано: и роди Адам сына своего по подобию своему, сиречь, такому, какое носил, потеряв подобие Божие, родил, как и самое дело указало, убийца рода человеческаго убийцу роднаго брата своего; да и Давид согрешивший в пример всему наследию Адамлю говорит: в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Псал. 50, 7). И сия потеря образа Божия была для нас во веки ненаградимая, естьли бы Бог, по милосердию Своему, не дал нам втораго Адама, Адама вместо перстнаго небеснаго, Иисуса, Сына Его Единороднаго, Который, сообщився плоти нашей и крови, а тем самым соделавшись братом нашим, переделал нас опять в сыны Божии и наследники царствия небеснаго, обновляя в нас образ Божий, дав силу к тому Духа Своего Пресвятаго, почему и увещавает нас Апостол вселенский, глаголя: первый человек от земли, перстен: вторый человек, Господь с небесе. Яков перстный, такови и перстнии: и яков небесный, тацы же и небеснии: и якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго (1 Кор. 15, 47-49). Тут место нам хотя отенить, каким способом долженствуем обновлять и начертывать образ Божий на душах и на телах наших. А вот, мне кажется так: ум наш и мысли, по перстному человеку, Адаму, сиречь, ветхому, все занимается житейскими заботами, исканием честей, стяжанием богатства, роскошей день со дня умножением, а за сим нелепым и суетным размышлением и воля наша слепо стремится; по небесному убо человеку, обновителю тления нашего, принудим мысли наши заниматься вечными и божественными, как на смертную постель положиться и встать на суд Божий к ответу всех содеянных нами в жизни сей. По перстному человеку, око наше завидит и бровь наш, возносясь, всех презирает; по небесному человеку, поставим страж и самому оку нашему, чтобы оно смотрело целомудренно, кротко, смиренно, общительно, и в небо смотрело, как и языческий пиита сказал, а не в землю со скотами, чтоб слезами частее омокалось, чем улыбками смехотворными. Ухо ветхаго Адама отверсто клеветам и любовным концертам, напротив затканно от вопля обидимых, от прошения нищих, от молитвы к Богу, от плачевных песней, провождающих мертваго ко гробу; по новому убо Адаму, отверзим уши на славословие Божие, на вопль обидимых, на воздыхании утомленных и умирающих гладом и нищетою подданных наших. Язык и уста ветхаго Адама клеветою, лестию, срамословием занимаются, и, как Апостол его описует, огнь есть, паляй все коло рождения нашего, и опаляяйся от геенны, лепота и прикраса всякия неправды (Иак. 3, 6); по новому убо Адаму, сделаем уста и язык наш органом славословия Божия, защищением невинности, ходатаем кающихся, истинным вестником сердца, дверей не имущаго. По ветхому Адаму, руки наши готовы ободрать, похитить, лихоимничить, заушить, ябеды сочинять, а ноги скоры тоже пролияти кровь, на комедии, на пляски, на маскерады спешить; по новому убо Адаму, руки и ноги наши сотворим орудия правды, бежим на молитву в церковь, бежим, когда требует нужда бедствующих в напастех и злоключениях, воздеваим руки преподобныя к Богу, простираем к ближнему с подаянием милостины. По ветхому Адаму, сердце наше есть самое гнездо змию оному пекельному, который блевотинами своими все наши чувствы и органы телесные заражает, как учит великий практический Богослов Макарий Египетский; дадим же место в сердце нашем Самому Тому новому Адаму, Христу, дабы Он, изгнавши змия со блевотинами его смертоносными, все чувства наши и орудии телесные жизненными благодати Своея соками оживотворил. Так насадится в нас, в душе и теле нашем, образ Божий, укажется ясно царское подобие Творца нашего. Только не мысли никто, чтоб сие подобие вдруг в один час, или же в одну неделю, и месяц, и год могло сделаться в нас, хотя и образ Его в нас так зачинается, раждается и растет до совершенства своего, как и младенец от зачатия своего до совершеннаго возраста, и подобие в нем отчее со всеми навыками и движением телесным совершенно указуется в возрасте его. Посему Павел Апостол, видя в Галатах загладившийся образ Христов, болезнует ими на — ново и, аки мать раждающая, вопиет: чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас (Гал. 4, 19). Посему он же апостольское и учительское дело до того времени продолжает, дондеже достигнем вси в соединение веры и познании Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Ефес. 4, 13). Все убо житие наше должно быть учением и старательством, как вообразити в нас Христа и в возраст и меру совершенну исполнения Его привести, всякий день и час долженствуем в зеркало закона Божия смотреть и примечать и в очах, и ушах, и устах, и в руках и в ногах, аще начертание образа Божия указуется, аще величество и лепота подобия Творца нашего в нас довольно приметны суть. И подвиг, кажется, не легок о сем едином чрез все житие стараться; но, во-первых, легко будет, только начни: иго бо мое благо, Христос уверяет, и бремя мое легко (Матф. 11, 30); притом, помяни смерть всяк свою: ежели ты не ощутил сладости образа Божия в теле в целом житии твоем, равно в напастех, как и в благополучии, что сей, то есть, образ один есть в жизни сей предвкушение блаженства вечнаго в благополучии презирающих вся благая временная, в напастех побеждающих все злое века сего, то, конечно, при смерти твоей, как целым морем сладостей осладит душу твою образ сей Божий, в тебе впечатленный, как ты чувствуешь и живо увидишь, что сей образ ведет тебе просто к Отцу твоему, ангелами обстоимый, на руках их возносимый, как ты явишься к Богу не как осужденник и раб неключимый, но как сын и наследник царствия Его, и в дополнение всего того, когда ты в воскресение мертвых с телом и душею прозябнешь от земли не яко терние, но яко чистейшая роза, не яко плевел, огню уготованный, но яко пшеница, руками ангелов — жателей небесных сожинаемая и в житницу небесную с веселыми песнми во гласе шума праздничнаго преносимая, в то время образ Божий, ты сыне Божий образованный, даже до избытка почувствуешь, есть ли ныне нечувствуешь. А сим то образом украсила и удобрила себе ныне празднуемая Великомученица Екатерина, для сего сказано ей: вожделеет царь и проч., для сея доброты обручил ее Себе в невесту Христос Господь и Спаситель наш. Сей образ видя в себе Екатерина, о внешнем образе лица своего, аще и прекраснейша была, не брегла, но на обругание, изранение, обезображение мучителям усердно предала; сей образ Христов был ей и белилом, и румянцем, я монистом дражайшим, и венцем краснейшим и порфирою царскою; всю бо сию наружную утварь уметами, то есть, сметищем в сравнении сего образа Христова, вменила, с Павлом вопия: яже мне бяху приобретения, сия вмених Христа ради тщету... Вменяю вся уметы быти, а для чего? для того, рече, да Христа приобрящу, и каким образом? да обрящуся, рече, в нем..., яко разумети его, и силу воскресения его, и сообщение страстей его, сообразуяся смерти его (Флп. 3, 7-10). О, преблаженна убо ты, Екатерина святая, сим образом Сыну Божию уневестившаяся! Блаженны и все от христиан, подражающии тебе и всякий день в зеркало закона Божия, аще красны суть, аще достойны явитися Богу и обручитися со Христом, вникающии! Что понеже видим во имениннице вседражайшей, всемилостивейшей Императрице нашей Екатерине, потому в день сей тезоименитства ея тем паче возвеселимся, что царствует над нами подобообразная Богу Императрицы, вся действия и намерения своя к тому устремляющая, дабы оныя были в душе ея образ Божий: в мире — слава Творца, в церкве — святость, в подданстве ея — польза. Таковой государыне, сему образу одушевленному Божию, сей Екатерине, по делам ея великим, не меньшим достоинством, как и тезоименитой ея Великомученице Екатерине, премудрой именуемой, да подаст Всевышний Творец долголетное и всеблагополучнейшее над нами царствование, а в наследниках ея вседражайших — вечное, утверждая престол их, яко дние неба (Псал. 88, 30), а притом и нас всех христиан образом своим Божественным да запечатлеет и сыны Себе, братию Христу и сонаследники царствия небеснаго да соделает; о сем непрестанныя наши молитвы приносим, о сем едином да будет к Богу и утренняя жертва наша, и вечернее кадило. — Аминь.
Источник: Слова и речи Георгия Конисскаго, Архиепископа Могилевскаго. — Издание редакции Могилевских Епархиальных Ведомостей. — Могилев на Днепре: Скоропечатня и Литография Я. Н. Подземскаго, 1892. — С. 351-358.
Слово в день Великомученицы Варвары.
Всяк иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Матф. 10, 32). Могл бы Христос Господь, яко есть Творец и Владыка всех, повелевать нам без всяких обещаний, могл сказать просто: исповедайте, раби Мои, имя Мое и волю Мою пред человеки, не знающими сих, как и мы повелеваем рабом и холопом нашим, не обещая им при всяком повелении награждения. Да нашижь холопы чем нам должны? — одним только куском земли, праведно или неправедно нами приобретенной, выработывая тот кусок не только для себя, но и для нас, пищи от нас и одежды не требуют, но паче нас своими трудами и кормлят и одевают, и рабы только суть до гроба; напротив Христу Господу долженствуем и телом и душею, и пищею и одеждою, и настоящим житием и будущим. Не убойтеся, говорит Он, от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне (Матф. 10, 28). И для чего бы не могл нам Сей, душ и телес наших Владетель, все, что хощет, повелевать нам без договору и обещаний? Но се то есть безпримерная благость Господа и Творца нашего, что и долгу не истязует без награждения, в договор входит с рабами Своими, обязуется заплатить им тое, что они сделать, яко рабы, должны, и как же заплатить: всяк иже исповесть мя пред человеки, исповем его и аз пред отцем моим, иже на небесех. Чудна сия благость Творца и Господа нашего! но она еще нас и в большее удивление приведет, естли разсудим и исповедание наше имени Христова пред человеки и исповедание Христово нас, рабов Его, пред Отцем небесным, сколько первое, хотяб и наитягчайше было, недостаточно есть в разсуждении последняго. По немощи плоти нашея, надобно признаться, что исповедание имени Христова пред человеки не без тяжести есть, особливо при таких обстоятельствах, при каких Христос Господь наш повелевал имя Его исповедывать пред человеки. Пред какими бо человеки повелевал ученикам Своим исповедывать имя Его? пред такими, как видно с той же главы благовестия Матфеева, в коих едваль была какая кроха человечества, тут же бо сих человеков состояние изъяснил Христос, сказуя: се аз посылаю вас, яко овцы посреде волков, и паки: внемлите же от человек: предадят бо вы на сонмы, и на соборищах их биют вас. И пред владыки же и цари ведени будете мене ради, во свидетельство им и языком, и еще: предаст же брат брата на смерть, и отец чадо: и востанут чада на родители, и убиют их. И будете ненавидими всеми имене моего ради. Вот сборище тое, пред которым надобно было исповедывать имя Христово, не человеков, но волков соборище, человеков, но таких, которые не только человеколюбия вообще, но и братолюбия и чадолюбия совсем лишились и самих волков зверством, милующих утробу свою, далече превзошли. Но ужели, скажем тут, что сие исповедание пред человеки с толикою опасностию или совсем не возможное, или разве крепкими исполинами подражаемо есть. Но как я сие промолвил, станет пред умныя очи наши ныне празднуемая Св. Великомученица Варвара, вся кровию обагренна, вся телом, яко некое вретище, раздранна, укажет нам власы исторженны, ребра ободранны и обоженны, сосцы отторженны, главу первее млатом сокрушенну, потом рукою отчею отсеченну; и тут, покивав главою своею, о, трусы! скажеть нам: я дева, и дева недозрелых еще лет, а толикия муки исповедания ради Христова претерпела; как же вам не стыдно сей долг наш христианский или невозможным называть, или на героев только и крепчайших исполинов возлагать? Не думайте, чтоб мое тело не было страдательно; тем паче страдательнее оно было во мне, чем нежнее было воспитано; тем чувствительнее, чем первый цвет юности был, и для редкой красоты возвышенными чертогами от очей человеческих сокрывался. Сими словами, слушатели, от уст Варвариных столько многочисленных, сколько и ран на теле ея, аки уст отверстых, постыжены бывше, никто не дерзай говорить, будто исповедание имени Христова и пред самими мучителями было невозможное, или, по меньшему, разве исполинов телесам удобь стерпимое. Что еще? не более ли постыдимся, естли такое пред мучительми исповедание имени Христова до нас и не доходит, а вместо того далече легше и сноснейшее! Живем не между мучительми, но между христианами, и все обще исповедуем единаго истиннаго Бога, и Его же послал Он Спасителя миру, Иисусь Христа, а однако, понеже не все то исповедуют делом, что устами, Бога, как Апостол сказует, исповедуют ведети, а делы отмещутся его (Тит. 1, 16). Имут образ благочестия, но силы его отверглись. Нет идолов видимых у нас, но невидимых столько, сколько и смертей. Чреву ли кто работает, чрево, по Павлу Апостолу, ему бог есть, лихоимствует ли кто, лихоимство для него, по томуже Апостолу, идолослужение есть. Не нудит никто нас сим божищам жертву приносить. Не предает брат брата на смерть, ни отец чадо, но многие суть лжебратие и други змия хулшие, которые нам говорят, что в притчах Соломоновых читаем: иди с нами, приобщися крове: скрыем в землю мужа праведна неправедно. Стяжание его многоценное приимем, исполним домы наша корысти. Жребий твой положи с нами: общее влагалище стяжем вси, и мешец един да будет всем нам (Прит. 1, 11. 13. 14). Многия суть жены, подобныя жене Иова праведника, которыя однако не говорят мужам своим: рцы глагол некий ко Господу, и умри (Иов. 2, 9), но вместо того: и живи и бери, говорят, коим бы надобно ответствоват: вскую ты яко едина от безумных рекла еси (Иов. 2, 10). Вот же пред сими то идолами, то идолопоклонниками и идолопоклонницами долг есть истинному христианину исповедовать Христа и святый Его закон: чреву, требующему жертвования себе, ответствовать заповедию оною Христовою: да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством (Лук. 21, 34); призывающим в объятия своя блудницам предлагать оное Апостольское учение: всяк грех... кроме тела: а блудяй во свое тело согрешает (1 Кор. 6, 18), и паки: не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог (1 Кор. 3, 11. 17); лихоимцам ответствовать опять со Апостолом: умертвите уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую, и лихоимание, еже есть идолослужение: их же ради грядет гнев Божий на сыны противления (Кол. 3, 5. 6). Скажем, слушатели, но и сим образом исповедывать Христа легко ест, так бо следует на самаго себя вооружиться, друзей совсем отстать, в недостатке жить, с женою ссор не иметь, в народе пустосвятом слыть, что все старцу разве, и в пустыне живущему, со зверми сносно, а не благородному и фамилианту в сожитии человеческом. Но потише, потише, отзывается к нам опять Святая Великомученица: или я, говорит, не была благородна и славна, или богатства мне не доставало? Единородна сущи дщерь отцу, всех его имений бых наследница, кая сладость мира сего не была готова литися в душу мою? Красота лица моего влекла со всех стран женихов ко мне, благороднейших и богатейших, все сие и по природе, и по нежному воспитанию и по первому цвету лет моих хотело пленити себе сердце мое, однакожь все сие, яко умет, вмених, и узы их, яко паучину, растерзах, когда довелось исповеданием имени Христова приобрести Христа и связаться с Ним. Стыдитися убо нам, о христиане, следует извиняющимся тяжестию заповедей Христовых, когда оныя отроковице и благородной, и богатой, и прекрасной игом благим и бременем легким, по словеси Христову, с опыту показались. Но поступим еще от земли к небеси, от подвигов наших к воздаянию, разсудим, хотя мало, исповедание, которое учинит Христос исповедникам имени Своего пред Отцем небесным; явится ли какая пропорция между тем и сим. Во-первых, положим наши подвиги о имени Христове самые наибольшие, страдания такия, какия претерпела Св. Великомученица Варвара, однако и такий подвиг рабский есть, долг Господеви нашему, который исполнивши еще должны есмы говорить: неключими раби есмы яко еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лук. 17, 10). Взаимное же исповедание, Христом обещанное нам, есть дело Господа нашего, никому недолжное, от единой щедроты Его происходящее, дело Того, Который обдержит круг земли, и обитающии на ней пред Ним, яко пруги суть (Ис. 40, 22). Есть ли нам и земных царей милостивое слово важно есть, то сколько важнейше Того Царя, пред Которым царие земные, равно со всеми человецы, как презренная саранча суть? Нашего при том исповедания театр весьма малый есть. Страдание Великомученицы Варвары видел город Илиополь, терпение добрых христиан правды ради, естли ныне у нас есть, видит наш город Могилев; но из числа видящих не однали упоминается Иулиана при страдании Варварином, которая о страдавшей восплакалась, и Бога подвигоположника прославила? да и в нас коль мало тех есть, которые о страждущих неповинно воздыхают и страданиям их хотят сообщники быть? так, сиречь, исповедание наше в сем роде грешном и прелюбодейном, как его называет Христос, безплодно есть. Но взаимное исповедание Христово о, коль, превеликому и необычному позорищу представлено есть! пред кем бо и когда будет исповедывать исповедников имени Своего? Пред Отцем Своим небесным во славе Своей, когда приидет на облацех небесных с силою и славою многою со Ангелы Святыми, когда призовет небо свыше и землю разсудить люди Своя, когда даст море мертвецы своя, и смерть и ад дадут мертвецы своя (Апок. 20, 13), и не будет ни единаго, который бы не опробовал исповедания Христова, приплещет небо блаженству исповедуемых и сами же мучители и озлобившие неповинных, хотя в раскаянии и тесноте духа рекут тое Соломоново написанное: ах, сей есть, егоже имехом некогда в посмех, и в притчу поношения. Како вменися в сынех Божиих, и в святых жребий его есть, убо заблудихом от пути истиннаго: и правды свет не облиста нам (Прем. 5, 3. 5-6). Наконец, исповедание наше имени Христова блаженства и совершенства Ему никакого не приносит и принести не может, Сам бо Он существом Своим блаженный и пресовершенный, един сильный Царь царствующих и Господь господствующих, един, имеяй безсмертие, и хотя исповедание имени Его уставлено в славу Его, однако нераздельно и в спасение собственное наше. Но взаимное Его исповедание исповедников Своих пред Отцем небесным точно во славу нашу, в блаженство же и совершенство наше самое ближайшее к Божию блаженству и совершенству имать быти. Не исповесть бо нас Сын Божий Единородный пред Отцем Своим, яко незнающим подвигов наших, но точно для того исповесть, дабы мы прославлены были пред Отцем Его небесным, и не понимаю, как былиб совершены во едино и с Тем, Который исповедует и с Тем, пред Которым исповедуем: Аз славу, говорит Он, юже дал еси мне, Отче, дах им: да будут едино, якоже мы едино есмы. Аз в них, и ты во мне да будут совершени во едино (Иоан. 17, 22. 23). О, тварь! ты ли едино будешь с Творцем твоим, ты ли совершишися во едино с Единородным Сыном Божиим и предвечным Отцем Его? Непостижный образ сего воздаяния исповедником Христовым; но и обеты Христовы не ложные суть: небо и земля мимо идет, говорит Он, словеса же моя не мимо идут (Матф. 24, 35); приидет Он на суд в славе Своей, но та слава Его неразлучна и нераздельна будет от славы избранных Его: приидет бо, как Апостол уверяет нас, прославитися во святых своих, и дивен быти во всех веровавших (2 Сол. 1, 10). А посему и заключить нам надобно с Павлом Апостолом: недостойны суть страдания века сего к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18), и опять: легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделывает нам (2 Кор. 4, 17); наградятся, сиречь, нам пенязи страдания нашего талантами славы вечныя и легкие золотники целыми пудами, капли потов наших возмерятся целыми морями сладостей небесных. Не восхитимся лижь, о слушатели, таковым безмерным за малые подвиги наши воздаянием, таковым Господа нашего за исполнение долгу нашего рабскаго премилостивым обещанием, дабы исповести имя Христово, по меньшему, верого несуетною и благочестием истинным, и притом сколько случаются напасти нам и озлобления, терпением в невинности и упованием твердым обещания Христова? И естли крыло сие одно не довольно есть подняти нас к небесным, возьмем и другое в помощь; припомянем, говорю, и тое, что там же во учении Своем о исповедании прилагает Христос, глаголя: а иже отвержется мене пред человеки, отвергуся и Аз его пред Отцем моим (Матф. 10, 33). Сколь блаженный для нас обет Христов исповедания Его пред Отцем Его, столь окаянная и горестнейшая гроза отвержения нас пред Тем же Отцем, естли отверженным от Бога некуда идти, только во ад, на безчестие тамо вечное, совершитися во едино с диаволом, по тому: идите от мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его (Матф.25, 41). К сим двум крылам восперяет нас ныне празднуемая Великомученица, увещанием своим: я, говорит, исповедывала имя Христово в земле Палестинской, а нарочно, по Божиему смотрению, пришла мощами своими нетленными в Российскую к вам, и как нетлением, от Бога данным, так и чудесами многоразличными ясно свидетельствую о вере моей и будущем воздаянии исповедания моего; подражайте убо мне, о Россияне! естли не страданием от мучителей, то верою, и благочестием и терпением в напастех: да вместе со мною исповесть нас Господь наш Иисус Христос пред Отцем Своим Небесным. Какое увещание Великомученицы заключаю словом моим. — Аминь.
Источник: Слова и речи Георгия Конисскаго, Архиепископа Могилевскаго. — Издание редакции Могилевских Епархиальных Ведомостей. — Могилев на Днепре: Скоропечатня и Литография Я. Н. Подземскаго, 1892. — С. 224-230.
Слово в неделю Цветоносную, говоренное 6 Апреля 1791 года.
С каким торжеством и шумом празднования приняли иудеи Христа Спасителя, входившаго во Иерусалим, довольно изъяснили нам Евангелисты все четыри. Матфей говорит: множайшии народи постилаху ризы своя по пути, друзии же резаху ветви от древ и постилаху по пути; народи же предходящии Ему и вследствующии зваху глаголюще: осанна Сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних; и вшедшу Ему в Иерусалим, потрясеся весь град (Матф. 21, 8-10). И не дивно, что так принят Христос Спаситель, когда сие вшествие определено было от Бога и предвозвещено Пророком Захарием прежде четырех сот лет. Радуйся, говорил он, дщи Сионя, проповедуй, дщи Иерусалимля; се Царь твой грядет к тебе праведен и спасаяй, Той кроток и всед на подъяремника и жребца юна (Зах. 9, 9). Но так торжественно встреченный Царь сей был ли угощен от кого из числа Боляр Града онаго престольнаго, и хотя хозяйским столом удовольствован, о том молчат Евангелисты; а мне сомневаться не без причины приходит; понеже Гость сей на завтрешний день с утра, когда одним детям принимать пищу обыкновенно, восхотел ясти: утру, рече, возвращся во град, взалка (Матф. 21, 18). Он, начиная благовестие свое не меньше, как Моисей и Илия, не яде четыредесять дней; Он и в полуденную пору, когда Апостолы, купив брашно, приглашали ясти, не спеша к тому, так им ответствовал: Аз брашно имам ясти, егоже вы не весте; Мое брашно есть, да сотворю волю Пославшаго Мя и совершу дело Его (Иоан. 4, 32). Сей однако к посту приобыкший Учитель, как скоро обутрел день по въезде Его во Иерусалим, уже и взалка, и издалече увидев стоящую смоковницу, не обленился, совратившися с пути, итти к ней, ища плода ко усмирению стомаха алчбою мучивша Его. Видно убо, что Царь сей не так был угощен, как встречен; восклицаний и похвал было много от народов, но хлеба ни от кого; и если осел Его мог поживиться грызением ветвей постиланных по пути: то ослова участь была лучшая, чем всадника Его Царя. Безчеловечие убо, а притом и лицемерство Иерусалимлян было причиною алчбы Христовой; а сия позвала Его к смоковнице искать плода; несыскание же сего принудило Спасителя ужасную изрещи клятву: да николиже от тебе плода будет во веки (Матф. 21, 19). Мы убо, Слушатели, ходя размышлениями нашими за Христом, приступим к тойже смоковнице безплодной, дабы узнать, кого она знаменовала в свое время, да и нас самих не укрывает ли она под листиями своими. Что проклял Христос смоковницу, древо не только разума, но и чувства не имеющее, а потому и законопреступлению неподверженное, из того самаго видно, что оная смоковница образом только была вещи проклятия достойныя. Ктож сия вещь была? Сонмище без сомнения иудейское, которое листвием одним содержимаго им закона и внешними обрядами церковными покрывалось, о делах законных и внутреннем благочестии нерадя. Ходили Иудеи в Церковь и тучныя жертвы приносили; по понеже притом друг на друга враждовали, убивали, обманывали, лихоимствовали, правды не судили, ворам потакали; потому о хождении их в Церковь и жертвах так Бог к ним чрез Исаию Пророка говорит: что Мне множество жертв ваших? Пресыщен есмь всесожжениями вашими. Тука агнцев и крове юнцов и козлов не хошу; не приходите являтися Мне, и ходити по двору Моему не приложите. Аще принесете Мне семидал, всуе, кадило ваше смрад Мне есть. А для чего? Руки бо ваши исполнени крове. Како сделался блудницею град верный, Сион, в нем же правда почиваше; ныне в нем убийцы! Князи твои общницы ворам, любящии дары, ищущии взятков, сирым не судящии, и суду вдовиц не внимающии (Ис. 1, 11-23)! Хранили посты Иудеи, как и Фарисей о себе сказал: пощуся двукраты в субботу (Лук. 18, 12). Но чего сии посты стояли, показует Бог чрез тогож Пророка, глаголя: Аще в сварех поститеся, и биете пястьми смиреннаго: вскую Мне поститеся и хощете услышану быти с воплем гласу вашему? Не сицеваго поста Аз избрах: аще слячеши, яко серп выю твою, и вретище и пепел постелеши, ниже тако наречется пост приятен; но разреши всяк союз неправды, отпусти сокрушенныя в свободу, раздроби алчущим хлеб твой, и нищия безкровныя введи в дом твой; аще видеши нага, одей, и свойственных племени твоего не презри; тогда разверзется рано свет твой, и изцеления твоя скоро возсияют; тогда воззовеши, и Бог услышит тя (Ис. 58, 4-9). Молилися Иудеи долгими молитвами и нередко выходя на распутия, дабы видимы были народом; а конец молитв их был, дабы святыми их народ называл; и святые сии, поныряюще в домы вдовиц, похищали имение их. Таковых богомольцев изобличая лицемерие, Спаситель Сам глаголет: горе вам книжницы и фарисее, яко снедаете домы вдовиц, лицемерно долгия молитвы творяще; сего ради лишшее приимете осуждение (Матф. 93, 14). Давали безпрекословно Иудеи десятины Церковникам по закону, даже и от самых дробнейших вещей, как то, огороднаго овоща: но и за сию щедроту их укоряя, Спаситель говорит: горе вам книжницы ц фарисее лицемери, яко одесятствуете мятву, и копр, и кимин, а остависте вящшая закона: суд, и милость, и веру (Матф. 23, 23). Наблюдали Иудеи чистоту внешнюю в пище и питии, и себя показывали опрятными, благочинными, и благочестивыми: но и сию чистоту, и внешний вид их благочестия, как был нечист пред Богом, изъяснил Спаситель, к ним глаголя: горе вам книжницы и фарисеи, яко очищаете внешнее сткляницы и блюда, внутрь же есте полны хищения и неправды. Фарисее слепый! очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто (Матф. 23, 25-26). И опять о благочестии внешнем: горе вам, яко подобитеся гробам повапленным, иже вне уду являются красны, внутрь уду же полны костей мертвых; тако и вы вне уду являетеся человеком праведны, внутрь уду же полны есте лицемерия и неправды (Матф. 23, 27-28). И да заключу об Иудеях: созидали они гробницы Пророческим телам, оправдаяся: о, когда бы мы были во дни отец наших, не были бы общницы во крови Пророк! Но кто сие говорит? Те, которые дышали убийством на самаго Христа; и для того Спаситель к ним: сами, рече, свидетельствуете, что сынове есте избивших Пророки; и вы исполните меру отец ваших (Матф. 23, 31-32). Так убо сонмище Иудейское, держа закон на языце токмо, а не в сердце, показывая личину благочестия, а не самое лице, созидая гробы Пророческия, а дыша убийством, моляся молением долгим, а снедая домы вдовиц, постяся, но постом, дабы убити Навуфея неповиннаго, точно было подобно смоковнице безплодной, едино листвие на себе показующей! Но уже обратим очи на себя, не таяжде ли что и сонмище Иудейское творим, а потому не той же ли смоковнице подобны есмы, и не у нас ли также листвия премного, а плодов ничего? Листвие у нас молитва, когда приходим в Церковь не с Мытарем воздохнути и в перси бия помолитися, но с Фарисеем похвастати; а похвастати не постами какими и десятинами, но уборами новомодными, высокими чубами и долгими хвостами, которые убогим главы обнажили и в самыя короткия и смрадныя рубища прибрали. Каким Богомольцам и Богомолкам угождая Поп с Церковниками своими, во всю прыть скачет с Псалтырью своею, не разумея и сам, что читает; говорит: глаголы моя внуши, Господи, разумей звание мое (Псал. 5, 2). А и сам глаголов своих ни внушает, ни разумеет. Листвие есть наша исповедь, как со стороны духовнаго отца, так и сына его исповедующагося. Тот слепый вождь не знает, как грешника привести в себя самаго, как обнажити струпы, чем сокрушити сердце его к покаянию, изторгнути слезы, насадити веру, предписати приличную диету для сохранения впредь от греха; а исповедающийся, не ощутив страха, не показав сожаления, не возъимев веры в Того, Котораго кровь очищает грехи, не поставив твердаго предложения, еже престати от грехов, как скоро из Церкви выступил, так и возвращается, аки пес на свою блевотину и свиния в любезный свой кал тинный. Листвие (дрожа и сам, как лист, говорю), есть и самое причастие Тела и Крови Господней, когда Иерей подает сия Святая псом, и бисер сей повергает пред свиниями, не разбирая, как Пророк говорит, между святым и скверным, не разделяя нечистаго от чистаго; причастившийся же не успеет обагрити уста свои Кровию Сына Божия, тойже момент и предает Его, не хуже Иуды, врагом Его; соединясь Христу и едино с Ним тело сделавшись, тойже момент терзает святейший сей союз, прилепляяся миру и плоти. Листвие у нас есть и самая милостыня и благотворение, когда одною рукою бросаю, а другою граблю, копейки даю, а тысячи беру, безвинных хлеба лишаю, а ласкателей моих награждаю, благотворю безсовестным, а не Бога боящимся, исполнителям воли моея, а не Божия. Листвие суть законы и суды. Суды убо, хотя носят на себе имя Олтарей неприкосновенных, прибежищем именуются, и покровительством обидимых, Престолом самаго Бога, но в коих не редко прибегающий находит пещеру разбойников, совет нечестивых, седалище губителей; законы же хотя собою и святы и непорочны: однако и сами в сем застенке изтязания терпят, когда подьячими на неправду, как струна пыточная, натягиваются. Листвие есть и монашество наше, если не уединив духа моего с Богом Авраамлим, и чистоты заприсяжной не храня, величаюсь долгою мантиею и черною завесою, точно как и фарисеи выставляли себя, разширяя хранилища своя и воскрилия риз своих, в коих сохраняли они Десятословие, и на воскрилиях его показывали, но так тесно ременьми оное увязывали, что в дело и исполнение узник оный никогда свободен приити не мог. Листвие, да наконец скажу, а надобно было в самом начале сказать, листвие есть и мое Архиерейство, если оное состоит в одних рипидах и осияльниках, в мантии полосатой и панагиях и крестах; а притом получаю я письмо от моего Пастыреначальника, в коем написано: Вем твоя дела, яко имя имаши, яко жив, а мертв еси: не обретох бо дел твоих совершенных пред Богом твоим (Апок. 3, 2). Итак видим и у нас, христиане, листвие да листвие, а плоды где? Не скажет ли кто, что не у время есть смоквам, как и евангелист доложил о своей смоковнице? Но мы не древо есмы, требующее к плодоприношению и весны, и лета, и осени; нам и весна, и лето, и осень, к творению должностей наших, есть целое житие наше; мы и в юности, и в мужестве, и в старости можем и долженствуем сладкия Творцу нашему смоквы приносити; не препятствует нам в том и самая зима не только естественная, но и моральная, то есть, беды и скорби; а тогда только не время уже будет плодоприношению, когда кончина жития нас постигнет, когда болезни смертныя и разум и чувства отнимут, и мы хотяб хотели, не возможем ничего Богоугоднаго сделать. Хозяин от древ тогда наипаче ждет, и с алчбою ищет плодов, когда оныя довольно окопывал, и гноем осыпал, и оплотом огораживая, от повреждения защищал, и во время засухи достаточно поливал, как Бог о Израиле ветхозаветном, под притчею винограда, говорит: виноград бысть возлюбленному в розе, на месте тучне ограждением оградих его, и окопах, и насадих лозу избранну, и создах столп в нем, и предточилие ископах, и ждах, да сотворит гроздие, но сотвори терние (Ис. 5, 1-2). Ктож изчислит благодеяния Творца нашего, коими во всякое время и всяк час снабдевает нас, ограждая нас рукою Своею от враг видимых и невидимых, осыпая нас дарованиями своими, и душе и телу необходимо нужными? Востали на нас Агаряне: но Бог укрепляет воинство наше, и женет вспять востающих на нас; советуют на нас злая союзники Агарян: но Бог разсыпает советы их; а потому и ждет с великою алчбою плодов от нас попечительнейший Творец наш, находит однако, как уже сказано, листвие, да листвие. Чтож, Христиане! хощем ли того изречения слышать о себе, какое Бог ветхозаветному винограду праведным судом своим произнес: отыму ограждение Мое, и будет в расхищение, разорю стену, и будет в попрание, оставлю виноград Мой, и ктому не обрежется, ниже покопается, и взыдет на нем, якоже на лядине, терние, и облаком заповем, еже не одождити на него дождя (Ис. 5, 5-6)? Станем ли и ужасной оной клятвы ожидать на себе, которая безплодную смоковницу на другой день до самаго корени изсушила, а знаменованное ею сонмище иудеев, погубив царство их и расточив их по лицу всея земли, мерзость и отвращение во всяком народе сотвори, а что еще больше, остави их в неверствии пребывати, по силе клятвы: да николиже от тебе плода будет во веки (Матф. 21, 19)? О ужаснаго грому! о молнии до самой внутренности душу проходящей и сожигающей! Не подражаим убо несчастному сонмищу иудейскому, не ждем проклятия и на нас Божия, и внезапнаго душ и телес наших до самаго корени изсушения; паче же потщимся взыскати благословение Божие, не листвие одно показующе, но и плоды Делателю душ наших приносяще. Алчет Он доселе спасения нашего; усмирим же алчбу Его сладкими и изобильными благотворения смоквами, да тако благословит Он нас в веце убо сем изобилием всех плодов земных, в безконечныя же веки сподобит вкушати от сладостей небесных, уготованных благое творящим. Аминь.
Источник: Слово в неделю Цветоносную, говоренное 6 Апреля 1791 года Георгием Конисским, Архиепископом Белорусским. // Журнал «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». — СПб.: В Типографiи Министерства Медицинскаго Департамента Министерства Внутренних Дел. — 1834 г. — Часть IV. — С. 195-209.
Слово в день рождения Ея Императорскаго Величества, Государыни Императрицы и Самодержицы Всероссийской, Екатерины II.
Благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление людем Своим (Лук. 1, 68). В день рождения Предтечи Господня Иоанна, предвидев Захария, отец его, что отроча сие пророк Вышняго наречется, и предъидет пред лицем Господним, уготовати пути Его, дати разум спасения людем, просветити во тме и сени смертней седящия, направити ноги их на путь мирен (Лук. 1, 76. 79), немотою связанный язык свой в сей песни развязал: благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление людем Своим. — Судите же, правоверное собрание, можем ли мы приличнее что воскликнуть в день сей рождения сия Императорскаго Величества, Государыни Императрицы и Самодержицы Всероссийской, которую Бог избрав от чрева матере ея наследовати престол российский, чрез ея Величество посетил и сотворил избавление людем Своим, не токмо россиянам, но и нам, в здешнем государстве правоверным. Дает бо она ныне спасение из руки ненавидящих нас; являет и нам свет прежней свободы нашея, без котораго мы доселе, как во тме и сени смертной сидели; направляет и наши ноги на путь мирен, да без преткновения отныне стезею истины ходити станем; сея сказую спасительницы, просветительницы, руководительницы нашея день рождения чем приличнее почтить можем, если не тем же Захарииным воскликновением: благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление людем Своим? Хотя же дела Божия, чрез ея Величество одни совершенныя, а другия совершаемыя, почти целому свету известны: однако оныя и от нас благодарнаго исповедания требуют. Я сей долг, при нынешних обстоятельствах, на себя принимая, не буду касаться в слове моем всех таковых дел: понеже величество оных и многоразличная польза разве бы большими книгами, а не кратким словом описаны быть могли. Довлеет мне из всех одно исповести, что ныне в глазах наших совершается, и, даст милостивый Бог, благополучно совершится, — избавление, говорю, по вере нам, в государстве сем гонимым, которое чрез ея Величество всемилостивейше нам приготовляется. Полтора века уже прошло, как вера наша греко-российская в особливой ненависти и тяжком гонении в сем государстве страждет. От 1540 года, когда провинции русския, по оскудении племени князей российских, во владение государей польских достались, до 1595 года, в котором известные епископы литовские унию с костелом римским приняли, — исповедавие наше, по силе капитуляции, с Казимиром Великим, королем польским, в оном 1540 году учиненной, не в худшем цвете и лепоте было, как и исповедание римско-католицкое. Сколь много костелов было в провинциях польских, не меньше и церквей в провинциях русских. Фамилии знатных и домов, из коих одни и поныне в достоинствах высоких пребывают, других имена токмо на богатых поместьях остались, — в нашей греко-русской религии не малое число состояло, какъ-то: князей Чарторижских, Масальских, Сангушков, Вишневецких, Острожских, Слуцких, Збаражских, Заславских, Рожинских, Соломерецких, Головчинских, Соколинских, Лукомских, Пронских, Горских, Крошинских, Пузинов и других; також господ великих: Осинских, Потеев, Сапегов, Ходкевичев, Пацов, Сосновских, Хребтовичев, Глебовичев, Волловичев, Тишкевичев, Зеновичев, Халецких, Корсаков, Войнов, Тризн и прочих без числа, о которых оставили нам память польские же историки. Да имеем еще и большее человеческаго свидетельства, сиречь, Божие, свидетельствующее, не только о бытии знатных фамилий в религии сей; ибо многие имеем нашея религии бисеры, и в смертном прахе светящиеся. К тому же сами короли, их Величества, в жалованных своих привиллегиях писались верховными защитниками равно костелов, как и церквей Божиих. Они многия дачи на церкви и монастыри греко-русские, не только древния, от князей русских пожалованныя, утвердили, но и вновь от себя их пожаловали, и при сем молитв нашего священства не только не гнушались, но и требовали, что особливаго примечания достойно, когда таковыя привиллегии их чтутся. Но ныне кому не известно, в каком жалком виде наша благочестивая вера в сем государстве? Вы, храброе воинство российское, не однажды уже прошли здешния провинции русския, какъ-то: Белую Русь, Полесье, Волынь, Подолие, Украйну польскую; засвидетельствуйте же, много ли вы видели церквей наших православных? Подлинно знаю, что в Короне не покажете мне ни одной, хотя там еще в 1686 году четыре епископии православныя состояли, почему и трактатом вечнаго мира, тогда с Россиею заключенным, охранены. В литовском великом княжестве хотя и осталась последняя епархия белорусская, однако и сия большею частию расхищена. Могли вы еще видеть в ней некое число церквей православных, но и те сараям паче и хлевникам скотским подобны, а не храмам христианским: жидовския божницы далече благолепнейший указуют вид. Таково церквей внешних и рукотворенных состояние, — плача достойное, но еще гораздо плачевнейшее внутренних, нерукотворенных, самаго, говорю, сословия правоверных храстиан. Отнят от них свет учения: школам и семинариям быть не допускают; а потому не только низкаго состояния люди, но и самое дворянство в крайней простоте и невежестве принуждено жить. Тому же дворянству прегражден вход к чинам и достоинствам; жалуемых за службу отчин недостойными осуждены. Граждане из уряду гражданскаго исключены: податьми излишними и другими тягостями неравно обременены, за тем все обще до последней нищеты пришли. Дворянина от крестьянина трудно распознать. Утесняются, правда, подобными озлоблениями и единоверные наши греки, в турецком государстве: но там агаряне, Христовы противники, а здесь христиане христиан, агарянским средством, утесняют. Там победитель утесняет побежденных; а здесь свободные свободных, и равные равных, единыя матере братия братию и тогожде тела одни члены других членов. Какия резкия черты! Если же кто-либо судил бы, что тако говорить нам о себе не свойственно; то пусть прочтет он фундаментальное государства право, то есть, привиллегии соединения провинций русских с Короною польскою, среди конституций, под 1569 годом положенныя, в коих точно Русь до Короны, как истинный член до своего тела, и русаки к полякам, как равные к равным и свободные к свободным присоединенными написаны. Наконец агаряне, лишивши греков учения и чинов, в прочем, особливо в вере, свободу дают; здесь лишивши всех потреб для настоящаго жития, еще и того лишить стараются, без чего будущую вечную жизнь тратить надобно. Пленивши тело и душу, и совесть железными узами обложити хотят: веру, сказую, православную в последней нищете и простоте исповедать не допускают. А к тому какия ужасныя и жалости достойныя употробляют средства, прошу послушать. Ежели православные наши люди звания крестьянскаго; то на них просто, как хищными волками, нападение делается. Духовные, властию и силою мирскою укрепясь, гонят православный народ, как овец, не имущих пастыря, или до костелов, или до униятских церквей, — гонят не точию из домов, но из церквей наших. Во время самаго евангельскаго чтения, пришед в церковь нашу, прикащик бьет народ плетью, как скот гоня из хлева, что близ самаго Могилева в недавнем времени сделалось. И если поселяне или граждане слушать их учения, и от веры своей отступить не хотят; тут они чинят ужасныя угрожения и страхования: ставят виселицы, вкапывают столбы, возгнещают костры; розги, терние и другия мучительныя орудия представляют. Отлучив детей от матерей, и матерей от детей, детей убо пред очами матерей под розги кладут, а матерей пред очами детей. Тут вопли и рыдания, каковы, может быть, токмо во время избиения младенцев от Ирода слышаны были. И сия трагедия не токмо верная, но и недавная есть: совершалась она в местечке Уле. И не одни только делаются пострахи; приводятся оные многажды и в самое дело. На моих глазах сечена девица, вопервых розгами, потом шиповником, дабы веры нашей отверглась, — не отверглась. Женщина полгода в тюрме, с младенцем при сосцах, была теснена, и младенца там же в тюрме, а мужа особо биеннаго и увеченнаго лишилась; самой при том персты ручные жжены, чтоб веры нашей отверглась, — не отверглась. Другая, в местечке Невле, закована бывши, при костеле, в куницу, тою же куницею удавлена до смерти. В прошедшом году на Украйне польской, в уездах жаботинском, мошенском, чигиринском, черкасском, за веру греко-российскую многие разорение домов и побои мучительные, а несколько человек и самую смерть претерпели; двум головы отрублены, и из тех одному сперва руки живому сожжены. Так зверски и мучительски с бедными крестьянами и мещанами поступают! На дворян же, понеже насилием явным нападать, самое имя дворянское отражает их, для того змеиныя хитрости употребляют. Делают разныя прицепки, приходят в домы дворян, будто для поздравления с праздником, со святым крестом; либо процессии свои делая, находят на церкви наши, в поселениях дворян состоящия, и ими защищаемыя; при коем случае, учиня ссору и драку, и нарочно повалясь, ломают кресты свои: а сие сделавши, тотчас вопят и протестуют: «хула на Бога, хула на Христа! богохульники и христоубийцы, схизматики!» С теми крестами изломанными бегут в суды, и успевают выходить на невинных дворян, будто на богохульников и христоубийц, приговоры смертные. Вот сему недавной образец: в Мстиславском воеводстве, в прошлом 1765 году, в месяце декабре, до восьмидесяти человек дворян, по такой точно клевете, приговорены на жесточайшую казнь, то есть, живых в четверти разрубить. Осужденные, от таковаго безчеловечнаго приговора разбежались по лесам и болотам, и там, во время жестокой стужи, укрываясь три дня, когда наконец спастись не могли, принуждены были веры отступить: почему хула оная, яко не злоумышленная, им оставлена. Когда бо крест святый мы, по случаю и нехотя, сломаем, паче же они сами ломают, и на нас клевещут; то хула на Бога и христоубийство есть: когда же они кресты наши, нарочно и злобясь, ломают, и иконы святыя в болото бросают, и ногами попирают, как то делалось в местечке Дрогичине; то не хула, но жертва Богу приятная! Молчу о пастырях бедных, священстве нашем. Сколь многие из них изгнаны из домов; сколь многие в тюрмах, в ямах глубоких, во псарнях, вместе со псами заперты были, гладом и жаждою моримы, сеном кормлены; сколь многие биты и изувечены, а некоторые и до смерти убиты. Не воспоминаю в давнейшия времена бывших мучительств, кои только из истории ведаем: довольно бо и сих свежих случаев, во время моего здесь епископства бывших. Воспросит кто, может быть: неужели такое гонение делается по воле всего здешняго правительства? На то отвечаю: так думать и говорить грешно. Были прежде, и теперь есть знатные вельможи, которые таковых насилий не похваляли и не похваляют. Сами пресветлейшие короли некоторые — как их рескрипты свидетельствуют — и гонения унимали, и гонимым защищение подавали. Его Величество, ныне благополучно владеющий король, Государь наш всемилостивейший, когда я в запрошлом году защищения и подтверждения прежних прав наших просил, милостиво изволил мне сказать: «все де будет вам подтверждено, на что только прежния имеете права». Впрочем, перстом указывать гонителей не следует. А причину, которая к гонению их поощряет, не неприлично будет и здесь изложить. Суть от них одни, о которых можно сказать тоже, что апостол Павел об израильтянах, воздвигших гонение на христиан, написал: свидетельствую им, яко имут ревность Божию, но не по разуму (Рим. 10, 2). Суть — и я говорю — которые веру свою за правую, а нашу за заблуждение почитая, в прислугу яко бы Богу, таковыми не Божиими, ни апостольскими средствами, хотят веру нашу истребить, а свою распространить; на которых и сбывается оное слово Христово: приидет, рече, час, да всяк, иже убиет вы, мнится службу приносити Богу (Иоан. 16, 2). Сии еще сноснейшие суть: но другая партия гонителей наших далече худшая есть, коим другое слово Павлово, о лжеучителях в Галатии бывших, написанное может приличествовать: ни бо, рече, обрезающиися сами закон хранят, но хотят вам обрезоватися, да в вашей плоти похвалятся (Гал. 6, 13). Таковые, сказую, хотя и в своей вере не очень горячи, но по малейшему различию, каковое есть между нашим и их исповеданием, заводят раздор, недостойный церкви, гонят нас, и прилежно; а для чего? чтоб за то или достоинством каким были пожалованы, или домашнему богу, чреву своему, сказую, приумножением доходов прислужились, которым пригодно оное слово Христово: горе вам книжницы и фарисеи, лицемери, яко одесятствуете мятву и вопр и кимин, и остависте вящшая закона, суд и милость и веру (Матф. 23, 23). Сие столь тяжкое, и древним языческим соравняющееся гонение претерпевая правоверные, чрез полтора уже века, как я исперва сказал, многажды, особливо по заключении в 1686 году с Россиею трактата, в тесноте своей, прибегали к премощнейшим Монархам Российским, яко по Бозе, в силу помянутаго трактата, заступникам и покровителям своим. Блаженныя памяти и вечной славы достойный Государь Император Петр Первый многое и усердное о сем защищении тщание имел, посылая к пресветлому королю Августу II свои грамматы и пункты, какъ-то в 1712, в 1720 и последующах годах, моля и увещевая дружески, прекратить таковое, противу прав и с нарушением трактатов, деемое гонение: инако, объявлял, что сам принужден будет дать себе сатисфакцию над гонителями и нарушителями трактатов. Но тому тщанию благочестивейшаго Государя успех получить воспрепятствовали, то военныя безпрерывныя времена, то скорая и преждевременная, протину всех надежд и желаний, его величеству последовавшая смерть. Поновляли о том же настояния и Государыни блаженныя и вечнодостойныя памяти: Анна Иоанновна и Елисавет Петровна, чрез послов и министров своих, у здешняго двора пребывавших. Однако и те все средства оставались без всякаго успеха и до ныне остаются. То есть, оставил то Бог совергшить великой Екатерине, что начал великий Петр, и другие по нем Монархи Российские хотя желали, по различным однако обстоятельствам произвести не могли. Сказал я исперва, что не одно уже дело, Петром Великим преднамеренное и начатое, не только до гражданства, но и до церкви касающееся, по важности своей, чрез несколько десятилетий не могшее совершиться, — в немногие годы благополучнаго ея Величества царствования, премудрым ея расположением, благоуспешно и всеполезнейше, ко удивлению всех на то смотрящих, окончано. А другия, великоважнейшия и преполезныя, еще ныне довершаются, так что Россия, день от дне, иное, но светлейшее на себе лице приемлет. Сие убо самое достаточно уверяет нас, что и наше избавление, Петром Великим начатое, Всевышний ея Величеству предоставил. Но в сему еще особливым и неоспоримым доказательством и утверждением служит нам то, чтó сделалось в России при самом всеторжественном вступлении ея Величества на Престол Российский. Ведает целый свет, как опасно поколебался — было в России светильник веры, который туда из Греции, прежде семи сот лет, пренесен, и до того времени твердо и неподвижно стоял. Ведает, и признает тойже свет, как изрядно оный светильник ея Величеством на месте своем опять утвержден. Видевши мы тое, могли еще тогда помышлять о приближающемся избавлении нашем, могли тогда говорить: «великое и благосеннолиственное древо принесло России обильный плод в единое лето; принесет же и нам подобный в другое!» Константин Великий, равноапостол, умиривши Церковь, и утвердивши благочестие в империи своей, не оставил еще, как истории свидетельствуют, настаивать и у царя персидскаго, дабы и там гонение престало. Подобится и в сем Константину равноапостолу ея Величество. Понеже, утвердивши поколебанную веру святую в своей империи, не оставляет, и за пределами оной, от гонения неповинных защищать. Да и как заступает? Войною ли грозит, имея и силу, от Бога данную себе, и право — сатисфакцию себе учинить за нарушение трактатов? Никак, войны не мыслит; дружбу только предлагает; силе и праву человеколюбие предпочитает. Благоволила она храброе свое воинство прислать к защищению; но при том всемилостивейше повелела не мстить обидителям, а тем меньше делать обиды невинным. Такое заступления нашего средство, само собою, ясно всякому указует, какою силою ея величество действует. Истинно, сие заступление — не дух мира сего, но Дух Божий (1 Кор. 2, 12), не интерес какой-либо собственный, но благочестие к Богу и человеколюбие ко всем. Благословен еси, Господи Боже Израилевь, яко посещаеши нас, и твориши избавление людем Твоим! прославивший возлюбленную Твою помазанницу многими великими делами, прослави и сим, яко равноапостола Константина. Приложи ей, Господи, дни на дни, и лета ей продолжи до дне рода и рода. Заступи и покрый во всех наветех заступницу и покровительницу сию нашу. Воинство ея укрепи, и оружие победоносное благослови, и нас всех миром и благополучием огради, да благодарни Твоих благодеяний суще, непрестанно пред величеством славы Твоея восклицаем: слава Тебе Богу, благодетелю нашему, во веки веков! — Аминь.
Источник: Историческая христоматия, для изучения истории русской церковной проповеди, с общей характеристикой периодов ея, с биографическими сведениями о замечательнейших проповедниках русских (с XI-XVIII в. включительно) и с указанием отличительных черт проповедничества каждаго из них. / Сост. Свящ. М. А. Поторжинский, преподаватель Киевской Духовной Семинарии. — Киев: Типография Г. Т. Корчакъ-Новицкаго, 1879. — С. 528-535.
Другие материалы, посвященные Архиепископу Георгию (Конисскому)